Когда большинство людей вернулись из отпуска и должны были вот-вот начаться занятия в школе, неожиданно вернулось и лето, оно пришло, такое страстное и пламенное, какой бывает поздняя любовь. Волны тепла хлынули на город, именно волны, потому что порой они как бы откатывались, чтобы собраться с силами, и тогда в воздухе вновь ощущалось дыхание холода, лето как бы отступало, и начиналась осень.
Якоб Е. Хамре позвонил уже на следующий день.
— Хочу предупредить твой звонок.
— Так, — произнес я.
— Есть протокол вскрытия.
— Ну и что в нем?
Он помедлил. А потом произнес:
— Сердечная недостаточность.
— Что?
— Причина смерти — сердечная недостаточность. Все очень просто, и не так уж неестественно в его возрасте. Особенно после всех испытаний, которые ему довелось пережить. Он был в критическом состоянии. Врач сказал, что это могла быть запоздавшая реакция на несчастный случай, ну когда его сбили. Организм ослаблен. Так или иначе…
— Да?
— Так или иначе судьба обошлась с ним милосердно. Ялмар Нюмарк не смог бы вести тот образ жизни, на который был обречен после всех этих увечий. Хорошо, что все произошло быстро.
— Можно, конечно, и так на это посмотреть.
— Да.
— А как насчет основательного расследования?
— Идет своим чередом, — проговорил он. А потом добавил: — Особых результатов оно пока не дало. Нет никаких данных, указывающих на факт преступления.
— А тот хромой?
— Его видела только сиделка, а когда поговорили с ней еще раз, она уже не была уверена, что он действительно хромал, возможно, ей показалось.
— Показалось? — раздраженно переспросил я. — Ну а коробку вы нашли?
— Нет, Веум. Не нашли.
— И вы продолжаете расследование?
— Да, я подумал, что ты хотел узнать…
— Да. Я хотел узнать, Хамре. Спасибо, что позвонил. Там, за вратами рая, они это уже записали на твоей карточке. Пусть и дальше твой день будет удачным.
— Тебе того же, Веум.
Я положил трубку.
Через неделю в газете появилось сообщение о смерти. Оно было настолько кратким, насколько это только возможно:
Наш старый друг
Ялмар Нюмарк
Скоропостижно скончался в возрасте 70 лет.
Друзья и коллеги.
Похороны должны были состояться на следующий день.
Я вырвал объявление из газеты и положил его на середину письменного стола рядом с огромной грудой бумаг и документов, относящихся к тем делам, с которыми я работал. Оно лежало рядом с ними и в то же время совершенно отдельно.
В день похорон Нюмарка в очередной раз вернулось тепло. Небо натянуло на себя серое облачение, а в воздухе появилось какое-то скорбное ощущение бабьего лета. Погода вполне соответствовала предстоящему событию.
У меня под ногами скрипел гравий, которым были усыпаны дорожки между могилами. Старые могильные камни стояли, слегка отклонившись назад, словно старики, вынужденные ходить в корсетах.
Буквы, высеченные на них, посылают во Вселенную свои короткие послания: имя и две даты, между которыми целая жизнь. Все и ничего. Горсточка букв и восемь цифр. Все печали и все радости. Вся боль и все счастье. Любовь и разочарования. Нежность и одиночество. Обо всем этом ни слова. Все это скрывается где-то там, за именами, в земле под покосившимися камнями, ворохами цветов и заросшими тропками между могил.
У часовни стояла горстка людей. Среди них был и начальник уголовной полиции, но никто не подумал нас друг с другом познакомить. На вид это был типичный бюрократ в очках с толстыми стеклами. А рядом Вадхейм, его лицо выражало еще большую скорбь, нежели обычно. Я увидел и других служащих полиции, большей частью пенсионеров. Якоб Е. Хамре примчался запыхавшись в последнюю минуту, волосы у него были взлохмачены, ветер трепал полы его пальто. В часовне в белом гробу лежал Ялмар Нюмарк. В назначенное время мы все вошли в часовню: я насчитал одиннадцать человек, ни одной женщины и, за исключением Хамре и меня, ни одного человека моложе пятидесяти лет.
Сообщение о смерти Нюмарка лишь подтвердило, каким одиноким он был всю свою жизнь. Никакой родни, никаких имен, только безликие «друзья и коллеги». Гроб был украшен венком от полицейского ведомства и двумя букетиками. Один из них от меня.
Пастору было под шестьдесят, и речь он произнес безликую, как будто размноженную на ксероксе. И если кто-то из присутствующих расчувствовался, то уж никак не под ее влиянием.
Под конец он посыпал гроб землей: «Из земли ты вышел, в землю возвратишься…» Рабочие потянули за нужные веревки, и гроб с телом Ялмара Нюмарка исчез под полом потом его кремируют, прах пересыплют в урну и установят в каком-либо подобающем месте. Здесь он будет покоиться, пока это место не понадобится для кого-то еще, могила не будет сровнена с землей, и от него не останется уже ничего, только имя в списке. Его покой будет сторожить тяжелая отвесная кладбищенская стена; в течение четверти столетия или около того, на него будут падать дождь и снег, новые люди будут умирать и толпиться вокруг, как будто собираясь в общий небесный хор, быть может, и я сам присоединюсь к этим рядам, прежде чем могилу Нюмарка сровняют с землей. Нам ничего неведомо о смерти: когда она придет и откуда ее ждать. Автомобиль из-за угла, подушка на полу… И вот она уже здесь, таинственная и могущественная, неотвратимая, как осенний шторм, вечная, как смена времен года.
Как всегда бывает в подобных случаях, кто-то замешкался у часовни. Я поздоровался с некоторыми старыми коллегами Нюмарка. Многие из них давно не встречались с ним, но все равно ощутили грусть в связи с его смертью.
Я подошел к Хамре, он дал мне понять, что спешит. Окинул меня недовольным взглядом, словно я олицетворял его больную совесть.
Я спросил:
— Ну что, есть новости?
Когда он отвечал, я заметил бледную напряженную складку у его рта.
— Нет никаких оснований тратить драгоценные усилия наших сотрудников на расследование этого дела, Веум. Ничто не указывает на факт преступления, вероятно, злополучное стечение обстоятельств, только об этом может идти речь. Причина смерти действительно — сердечная недостаточность. Нет никаких следов удушения, которые должны быть, если бы в качестве орудия преступления была использована подушка. Те два санитара из больницы не могут ручаться, что они оставили тогда дверь квартиры открытой; напротив, они очень сомневаются в этом.
— А коробка с бумагами…
Он многозначительно пожал плечами.
— Нюмарк мог сам унести ее перед тем, как на него наехала машина. Ты сам говорил, что вид у него был подавленный, когда вы встретились с ним в кафе. В таком состоянии, стремясь избавиться от прошлого, он мог вполне выбросить ее на помойку или сжечь в печке.
— Ну а как вы расцениваете то, что он был сбит машиной?
— Ну это, естественно, уже нечто совершенно иное. Тут есть факт преступления. Даже если бы это был несчастный случай, мы обязаны заняться этим.
— То есть дело не закрыто? — спросил я и услышал саркастическую ноту в собственном голосе.
— Нет.
— Следовательно, вы работаете с ним на полную катушку?
Он посмотрел на меня как на несмышленыша.
— Честно говоря, Веум, ты ведь знаешь, в каких условиях мы работаем. Мы…
— Избавь меня от нравоучений, Хамре. Мне все это прекрасно известно.
Он сверкнул взглядом и запустил пятерню в свои взлохмаченные волосы.
— Черт побери, Веум! Если что-то всплывет новое, то, конечно же, мы будем всем этим заниматься. Но не можем же мы сами создавать улики теперь, когда прошло уже столько времени! По свежим следам мы сделали все, от нас зависящее. Через газеты и радио обратились к возможным очевидцам. Никто не откликнулся. А ведь фургон был угнан. Не обнаружено никаких отпечатков пальцев и никаких улик. Ни малейшего признака улик. Бог его знает, кто это был. Прямо какой-то невидимка.
— Невидимка? — переспросил я.
Приближался Вадхейм, он шел вместе с начальником уголовной полиции. Я встретился с ним взглядом. Его темные волосы были зачесаны назад, лоб высокий и задумчивый. Он протянул мне руку и назвал свое имя. Я сделал то же самое. Потом он добавил:
— Я слышал о вас, Веум. — При этом выражение его лица говорило о том, что слышанное не очень-то располагало его в мою пользу, и мы не стали распространяться на эту тему.
— Я был близким другом Ялмара Нюмарка, — сказал я.
— Правда? — доброжелательно переспросил начальник уголовной полиции.
— Я слышал, вы закрыли расследование?
— Ну, закрыть-то не закрыли. Вы ведь знаете, если есть подозрение на факт насильственной смерти, такие дела никогда не закрывают, Веум. Если возникает что-то новое, тогда…
— Новое? Что новое? Еще трупы? Его глаза насмешливо сверкнули.
«Друзья и коллеги» Ялмара Нюмарка, столпившиеся на маленькой площадке перед часовней, начали расходиться. Мне был неприятен разговор с этими тремя полицейскими чиновниками, я почувствовал себя прямо-таки бойскаутом на теологическом диспуте с тремя почтенными епископами. Мы все тронулись к выходу. Вдоль Ульрикен были видны столбы новой канатной дороги, которую наконец-то снова пустили после несчастного случая в 1974 году. Только вот досада, никто не хотел пользоваться ею, билеты стоят так же дорого, как билеты в цирк, и компания была на грани банкротства.
За воротами кладбища Вадхейм предложил подвезти меня до города. Я вежливо отказался, сказав, что лучше пройдусь пешком по свежему воздуху. Садясь в машину, Вадхейм и начальник уголовной полиции попрощались со мной вежливым кивком, в то время, как Хамре уже за рулем, пробормотал что-то невразумительное.
Подул ветер, начал сыпать мелкий моросящий дождь. Я шел по району больших уединенных вилл. Этот район был не чета тому, в котором прошла жизнь Ялмара Нюмарка. Он обитал на крохотном пространстве, ограниченном стенами с выцветшими обоями, на верхнем этаже дома с печным отоплением; там он жил всю свою жизнь, там он и умер.
Умер ли он естественной смертью?
Шагая по тротуару вдоль улицы Калведалсвеен, мимо пивоваренного завода, я решил для себя, что это дело так не оставлю. Я обязательно установлю истину.
Если Ялмар Нюмарк действительно умер не своей смертью, я должен это выяснить точно, а для этого следует отправиться в путешествие на двадцать-тридцать лет назад и отыскать виновного.
Когда я дошел до Стадспортена, начался дождь, как будто бы рассерженная прачка там, за облаками, опрокинула на всех мутную серую воду из своего корыта.