Когда я проезжал мимо Фёрде, я подумал, а не заскочить ли мне в офис ленсмана — вдруг там кто-нибудь по мне скучает. Но поскольку в положительном ответе на этот вопрос я сильно сомневался, то невозмутимо поехал дальше и тут же, как только все свернули с Хальбрендслиа на Слоттебаккен, оказался в пробке позади огромного многотонного грузовика. После Щильбрей я повернул на Бюстад, оставив на северо-западе Квамсхестен и Литлехестен — большие горные массивы, прочно приклеенные к местному пейзажу.
Я проехал Бюстад и повернул на Усен, чтобы оказаться к югу от Дальсфьорда. Весь отрезок пути от Бюстада до Усена я ехал вдоль нависающих серых скал, которые выглядели так, будто в любой момент собирались обрушиться на шоссе. Тут было так темно и мрачно, что я вспомнил: именно тут, в прибое, было найдено тело Ансгара Твейтена, застреленного из неизвестного оружия в начале 1973 года.
Дальсфьорд напоминал мне Йольстер, особенно горы, тесно прижавшиеся к воде. Видно, благодаря этим впечатляющим нагромождениям скал местность в давние времена назвали попросту Фьялар — «горы». Низкое солнце светило из-за горных хребтов, его лучи достигали противоположного берега фьорда, где подсвеченная листва играла осенними красками. Дорога была неширокая, да ее еще ремонтировали. Завидев встречные автомобили, я должен был юркнуть в специальный карман, а то и просто прижаться к обочине, чтобы с ними разминуться.
Я двигался на запад даже с некоторым нетерпением — в тех местах, как раз там, где фьорд встречается с морем, в крошечном хуторе Веум, недалеко от Хеллервика, родился и вырос мой отец. Потом, в двадцатые годы, он уехал в город на поиски работы. Но, к сожалению, в Веум я сегодня не доеду.
Дальше, у Лаукеландского водопада, пейзаж изменился. На севере возвышались горы Крингла и Хейлебергет. Между Нисхамартскими туннелями я проехал мимо небольшого мусороперерабатывающего завода, а за последним туннелем увидел Дале, утонувший в солнечном свете. А кругом, аж до самого Эйкенеса и Докки, высились горы.
Я припарковал машину у автобусной станции. Старый районный центр выглядел тихим и мирным. Двое шоферов стояли перед своими автобусами и курили самокрутки. Несколько школьников шагали домой со своими синими и красными ранцами на плечах. Из большого окна в доме, стоящем на перекрестке, на меня с любопытством смотрел пожилой человек. «Кто бы это мог быть? — думал, вероятно, он. — Не из наших он мест…»
Я направился на почту, которая находилась в здании администрации, внизу на набережной, надеясь, что там мне помогут узнать, где живет Труде Твейтен. Приветливый темноволосый человек изучающе взглянул на меня из-за решетчатого окошка почты и пустился в пространные объяснения. Я понял, что должен вернуться назад к главной дороге и после второй заправочной станции найти многоквартирный дом.
Я поблагодарил, забрал машину и поехал в указанном направлении.
Ее квартира была на втором этаже, а вход — с левой стороны здания. Я поднялся по лестнице и нашел дверь с ее фамилией. Какое-то мгновение я стоял и прислушивался. Из-за двери доносились голоса: мужской и женский. Я позвонил — и тут же все стихло.
Я нажал еще раз и немного попридержал кнопку звонка.
— Да-да-да! — раздраженно крикнул мужской голос. — Слышим!
Дверь рывком распахнулась, и Терье Хаммерстен уставился на меня.
— Кто таков? Какого хрена надо?
— Моя фамилия — Веум. Не знаю, помните ли вы меня, — заученно проговорил я.
Он подозрительно рассматривал меня. Он тоже постарел на десять лет, и это было заметно. Волосы стали жиже, а шея — толще. Но не узнать его было невозможно. Он был похож на мафиози, причем без всяких специальных усилий с его стороны. На нем были белая рубашка и коричневые брюки — обе вещи немного тесноватые, в обтяжку, а под рубашкой — красная футболка, видневшаяся из расстегнутого ворота. Засученные рукава рубашки открывали темно-синие татуировки: якорь на одной руке и плохо выполненная Венера на другой.
Медленно, со скрипом, он вытащил воспоминание обо мне из своего внутреннего архива. Я увидел по глазам, что он меня узнал.
— Ну. Помню я тебя. Ты из охраны детства, так?
— Больше нет. Но когда мы встречались — верно, я работал в службе охраны детства. Мы виделись дома у Метте Ольсен.
— Терье! — крикнули из квартиры — Кто там?
— Ну а сегодня я приехал побеседовать с вашей сестрой, Труде.
— Труде? А что ты от нее хочешь?
— Поговорить с ней, я уже сказал.
Он повернулся вполоборота в квартиру:
— Тут пришел один, по фамилии Веум. Говорит, хочет побеседовать с тобой.
— Ну так впусти его! А то что он там стоит и вякает?
Терье Хаммерстен неохотно посторонился и дал мне войти. Пройдя по маленькому коридорчику, я оказался в квартирке, которая состояла из двух комнат и кухни. Сигаретный дым тяжело повис между недорогой мебелью, заказанной по каталогу ИКЕА. Окна выходили на главную дорогу. На другой стороне фьорда виднелась гора Хейле, словно огромная серая стена.
Труде Твейтен оказалась маленькой костлявой женщиной, чем-то похожей на Метте Ольсен, только с темными волосами и более резкими чертами лица: высокими скулами и острым подбородком. Нос длинный и тонкий, широко распахнутые глаза — темно-синие, волосы коротко, почти по-мальчишески подстрижены. Силье на нее была совсем не похожа. На Труде были узкие джинсы и темно-синяя хлопковая рубашка, на плечи накинут светло-серый жакет.
Она поднялась с кожаного красно-коричневого дивана и ждала, когда я войду в комнату. Я подошел, протянул руку и представился. Руку она нерешительно пожала и вопросительно посмотрела на меня:
— В чем дело? Вы по технике безопасности?
— Нет-нет. Я работаю частным детективом.
— Чего? — тут же встрял Терье Хаммерстен. — Частный нюхач? И какого хрена ты тут вынюхиваешь?
Я повернулся к нему.
— Я только что был у Метте Ольсен. Она-то ни о чем не знает. Но я исхожу из того, что вы находитесь под подозрением.
— Это в чем же?
— В двойном убийстве в Аньедалене.
— Ах ты, хрен легавый! Да я понятия не имею, о чем речь.
— Терье! — предупреждающе сказала ему сестра. — Не надо… — Она вновь повернулась ко мне и кивнула: — Мы знаем о том, что случилось. Мне позвонили из офиса ленсмана. Относительно Силье.
— Я так и думал.
— Мне даже дали перекинуться с ней парой слов.
— А ты-то тут при чем, хотел бы я знать! — вмешался Хаммерстен.
Но я не обратил на него внимания.
— Думаю, с Силье все в порядке. Она под присмотром, — сказал я его сестре.
Она горестно посмотрела на меня.
— Я… я надеюсь, — сказала она слабым голосом, но… Давайте присядем. Так что вы хотели мне сказать? Терье! Пожалуйста, принеси кофейную чашку из кухни…
Хаммерстен гневно фыркнул, но послушался.
На столе появилась кружка, и Труде Твейтен наполнила ее из термоса, стоявшего на низком столике, выкрашенном под тиковое дерево.
Я сел на стул, она — на диван, Терье Хаммерстен, не спуская с меня глаз, — на второй стул. Он скрестил руки на груди, готовый начать драку в любой подходящий момент.
— Это ужасно, то, что произошло во вторник… Сказала Силье хоть что-нибудь, что может пролить свет на это преступление? — обратился я к Труде.
Она прикурила сигарету и ответила:
— Нет-нет. Мы вообще очень недолго говорили — всего несколько слов. Она успела только сказать, что с ней все в порядке, все хорошо.
— Так она ничего не рассказала вам о том, что этому предшествовало?
— Нет.
— Ничего о том, что она подверглась насилию?
— Что? В таком случае он будет иметь дело со мной! Я гарантирую! — Терье Хаммерстен сжал кулаки и стукнул ими по столу так, что Труде Твейтен непроизвольно отпрянула.
Я взглянул на Терье Хаммерстена и подумал о своем. Труде Твейтен я сказал:
— Насколько вы с ней близки?
Она медленно затянулась, взгляд ее сделался сосредоточенным.
— Не слишком. Я навещаю ее время от времени, но… Ее приемные родители со мной не очень-то любезны, так что мне там никогда не бывают рады. Да и весь Аньедален ополчился против меня.
— Но, когда вы навещаете ее, вы же о чем-то разговариваете? Она поверяет вам свои тайны?
Она взглянула на меня почти разгневанно:
— А вы сами как думаете? Ей было всего пять лет, когда погиб ее отец. И с тех пор она живет в разных местах. Сначала некоторое время в Наустдале, потом в Аньедалене.
— А что случилось?
— В каком смысле?
— Вы сказали, ваш муж погиб.
— Да. И для меня это был настоящий крах. Абсолютный. К тому же у меня не все в порядке было со здоровьем. — Рука с сигаретой задрожала. — Не то чтобы серьезные наркотики, но — таблетки. И алкоголь. — Она скривила губы и добавила: — Плохой коктейль, особенно если в доме дети.
— Его ведь убили, да?
— Зачем спрашивать, если вы знаете? — вспыхнула она.
Я задержал на ней взгляд, но краем глаза заметил напрягшегося Хаммерстена и сказал:
— Но ведь преступление так и не раскрыли.
Руки у нее задрожали так, что она уронила сигарету. Та упала на стол, и она схватила ее, да так неловко, что по столу разлетелись искры. Судя по отметинам на столешнице, такое случилось не впервые.
— Да пошел ты!.. Ты что, не видишь, что мучаешь ее! — Хаммерстен приподнялся со стула.
Я встретил его взгляд с деланным спокойствием.
— Может, вы знаете что-нибудь об этом деле?
Он встал во весь рост и резко отодвинул стул назад. Я сделал то же, и он как-то сразу уменьшился в размерах. Он был меньше меня ростом, но ярость, бушевавшая у него внутри, пугала больше, чем его кажущееся преимущество в габаритах. Мы стояли, уставившись друг на друга.
— Терье! Успокойся… — сказала Труде со своего дивана. — Будут только неприятности. Меня вообще могут выкинуть отсюда. А я больше этого не вынесу!
Внезапно она расплакалась. Он перевел взгляд на нее, потом обратно на меня. Было видно, как он выбирает между тем, чтобы оторваться на мне на полную катушку, и тем, что сказала ему сестра. Он подошел ко мне совсем близко и тихо произнес:
— Я тут ни при чем. Кто говорит другое — лжет. А кто клевещет на Терье Хаммерстена — играет с огнем. Запомни мои слова, Веум. Играет, черт возьми, с огнем!
Я смотрел на него не отрываясь, приготовившись дать отпор.
— Да все уже давным-давно должны были понять, что это ложь! — всхлипнула Труде. — Анегар и Терье были лучшими друзьями! Мы ведь так и познакомились. Они ходили вместе в море, знали друг друга с самой юности. Терье бы такого никогда не сделал. Я и легавому тогда сказала то же самое, и всем остальным, кто спрашивал.
— А правда, что Анегар был замешан в дело о контрабанде спиртного?
Я по-прежнему буравил взглядом Хаммерстена, и ему пришлось ответить:
— И что? При чем здесь это? С такой алкогольной политикой — да весь стриль в этом был замешан! Да для них это как социально-полезный труд — бухло возить!
Я усмехнулся.
— Полагаю, существуют разные мнения по этому поводу.
— Да одно там мнение! Денег много не бывает.
— А Клаус Либакк… — сказал я неожиданно.
На его лице отразилось заметное удивление, а выражение агрессивного азарта сменилось выжидающим прищуром.
— А что с ним?
— Вы знаете, кто это?
Он на секунду отвел взгляд:
— Это тот, кого застрелили, да? Вместе с его бабой?
— А вы, я смотрю, хорошо информированы.
Его темперамент тут же снова запросился наружу.
— Это ты к чему?
— Имена убитых полиция пока не разглашала.
За его твердым лбом пошла тяжелая работа.
— Но… легавый же сам сказал… Труде. Или она так поняла.
— Мы же знаем, где и с кем живет Ян-малыш, — объяснила Труде.
— Да, вы знали, — сказал я, внимательно глядя Хаммерстену в глаза. — Это же вы рассказали Метте Ольсен. Но откуда вы это узнали?
— Не твое собачье дело! — рявкнул он в ответ.
— Ладно. Вернемся к Клаусу Либакку. Он тоже принимал участие в контрабанде.
Труде прекратила плакать и подняла на меня внимательные глаза.
— Мог ли он быть причастным к убийству семьдесят третьего года, как вы думаете?
У Терье было каменное, никаких чувств не выражающее лицо. Но взгляд его был все такой же жесткий и злой. В конце концов он произнес:
— Да тогда бы я…
— Вы — что? Поступили бы с ним так же, как если б он был насильником Силье? А что, если это один и тот же человек? Получается, вы только что признали, что у вас целых два мотива для этого убийства. Вы сумели произвести на меня впечатление.
И тут… Проклятое самодовольство! Распетушился, внимание притупилось — потому-то и не успел закрыться от внезапного удара.
Его кулак шел мне прямо в лицо, но я инстинктивно увернулся, и удар мазнул по щеке и левому уху. Зато следующий был более точным. Он попал в грудь — я упал назад, опрокинул торшер, врезался в стену и медленно сполз по ней, пока не оказался на полу, ошалевший и оглушенный. Грудь тупо ныла, ухо саднило.
Надо мной стоял Терье Хаммерстен, готовый позаботиться обо мне, если я попытаюсь снова встать. Труде вскочила с дивана и схватила его за плечо, словно могла удержать.
— Терье! Не надо! Я же говорила! Меня выкинут отсюда…
Я посмотрел на них. Картинка перед глазами плыла. Какое-то мгновение, которое, впрочем, для меня длилось удивительно долго, мне казалось, что передо мной один человек с двумя головами, пришелец из неизвестных миров.
— Класс! — похвалил я. — Заявлять я на вас не стану, Труде, но только если вы сумеете успокоить этого… молотобойца.
Терье Хаммерстен опустил кулаки, сбросил руку сестры со своего плеча, отошел к окну и встал там спиной к нам, уставившись на дорогу, ведущую в центр Дале.
Все еще оглушенный, я медленно поднялся на ноги. Меня поташнивало, а перед глазами плясали серебристые точки. Да уж. Ну и кулачище у него. Я кивнул Труде — отчасти из благодарности, отчасти чтоб она не волновалась — я никому об этом не скажу.
— Как вы? — спросила она.
Я размял плечи, потер грудь и ответил:
— Могло быть хуже. — И, не глядя на Хаммерстена, добавил: — Думаю, мне пора.
— Так что вы на самом деле-то хотели?
Я посмотрел на нее:
— Не уверен теперь, что мне стоит быть честным с вами. Но кое-что важное для меня я узнал.
Терье Хаммерстен резко развернулся и снова подлетел ко мне. Но в этот раз я успел вскинуть кулаки, принять стойку и жестко посмотреть на него.
— Побереги здоровье, Веум, — прошипел он. — Будь, твою мать, осторожней!
— А то со мной произойдет то же, что и с Ансгаром Твейтеном? Вы это хотите сказать?
Труде втиснулась между нами:
— Все! Хватит!
На его лбу вздулись вены, а костяшки сжатых кулаков побелели. Но от удара в этот раз он удержался.
Не выпуская его из поля зрения, я дошел до двери, открыл ее и вышел из квартиры. Уже в коридоре я резко метнулся к лестнице — подумал, вдруг он бросится за мной. Но ничего не произошло, и я, все еще ощущая ломоту во всем теле, спустился вниз и вышел на белый свет. Над Далем раскинулось широкое белое небо, похожее на пластиковый потолок. На фоне горы Хейле парила на ветру горстка чаек и пронзительными голосами жаловалась на боль в пояснице, плохой улов или на что там чайки обычно жалуются.
Уже начало смеркаться, когда я доехал до Усена, где над фьордом невестиной фатой трепетал водопад Гэулар. Высоко над горами появилась Луна, бледный спутник Земли, далекая и одинокая, вечно кружащая над всеми здешними тревогами и хаосом. Мне пришло в голову, что она не одинока, что нас много таких, мы все кружим над тем же хаосом, теми же тревогами и ничего с ними поделать не можем. Мы все — спутники смерти.