Позвонив, я вернулся и вывел Венке на балкон. Ей не хватало воздуха. Нам обоим не хватало воздуха. И еще я хотел перехватить Роара, чтобы не пустить его в квартиру.

В бледно-сером свете мартовского дня мы стояли на балконе с видом на Людерхорн. Его вершина, похожая на козий рог, тянулась к низко нависшему небу. Тем, кто приезжал в город морем, гора казалась дремлющим дьяволом. Отсюда, с балкона, она больше походила на чертов клык, грязно-бурый – от засохшей на нем крови.

Венке Андресен молчала. Обхватив себя руками, она стояла застывшая, с отрешенным лицом, полным печали и боли, которые никому не дано понять, потому что печаль и боль человек испытывает в одиночку, как, впрочем, и любовь.

На ней был голубой с высоким воротом свитер и серый вязаный жакет, темно-синие вельветовые брюки и кеды. Волосы, обрамлявшие бледное лицо, были растрепаны, очертания рта стали скорбными.

Я размышлял о том, где ей придется провести сегодняшнюю ночь. Я не исключал, что это может быть специальная комната с крошечным зарешеченным окном, с умывальником и ведром. Улики были очевидны, что бы она ни рассказывала. Я знал, что подумает полиция, которая уже была в пути, знал, что скажут следователи, так как встречался с ними и раньше.

Первыми в сопровождении двух полицейских в униформе прибыли следователи уголовной полиции. Чуть позднее трое-четверо технических работников в сине-серых рабочих фартуках, которые делали их похожими на продавцов-бакалейщиков.

Я с облегчением вздохнул, когда увидел, кто руководит группой.

Следователь первого класса Якоб Э. Хамре был одним из самых способных в отделении уголовной полиции. Его обычно посылали на сложные дела, а также, когда боялись запятнать репутацию уголовного отделения, в случаях, затрагивающих интересы других наций или государств. Хамре говорил на трех языках если и небезупречно, то, во всяком случае, лучше, чем остальные. И вообще, для полицейского он был необычайно симпатичным и интеллигентным человеком. Были у него наверняка и свои недостатки, но пока я не обнаружил ни одного – правда, я не слишком часто с ним сталкивался. По делам, которыми я обычно занимался, они присылали кого попроще.

Я не знал, что кроется за буквой «Э» в его имени. Когда его называли, казалось, что просто тянули паузу перед фамилией: Якоб – э-э-э – Хамре. Ему было около сорока, но он выглядел моложе. Это был красивый и моложавый полицейский, которого с удовольствием сфотографировали бы для плаката, если бы уголовная полиция занималась саморекламой: «Берите пример с Якоба Э. Хамре! Идите служить в полицию!» Это имело бы успех.

Свои русые волосы он зачесывал назад, но они все-таки падали на лоб с одной стороны. Хамре был хорошо и со вкусом одет: серый костюм, голубая сорочка и галстук в красную и черную полоску. Поверх костюма плащ с погончиками. Без шляпы. Правильные черты лица, острый орлиный нос, мужественный подбородок, широкий рот.

С ним приехал полицейский Ион Андерсен – девяностопятикилограммовая туша, потеющая, как кит; с грязным воротником рубашки; с сальными волосами и перхотью; с приветливой улыбкой, обнажавшей ряд испорченных зубов. Мы были старыми знакомыми – это были немногие из моих хороших друзей в уголовной полиции.

Распоряжался всеми Хамре. Он поздоровался со мной и спросил:

– Где труп, Веум?

Это прозвучало нейтрально, по-деловому, я бы даже сказал – дружелюбно. Я кивнул на дверь. Он вопросительно посмотрел на Венке Андресен.

– Это его… – начал он.

– Это его жена, – поспешно закончил я. – Она и нашла его здесь.

Хамре изучающе посмотрел на Венке Андресен. Та потупилась.

– Естественно, это был шок для нее, – сказал я.

Он перевел на меня свои острые светло-голубые глаза.

– Разумеется. Мы к этому вернемся немного позже, – проговорил он. – Сначала осмотрим труп. Я думаю, нам лучше войти в квартиру и спокойно поговорить.

– Еще одно обстоятельство, – сказал я. – Ее сын… их сын… Роар. Он может в любую минуту вернуться домой. Мне кажется, что ему не нужно видеть отца – так… – я покосился на дверь. – Нельзя ли поставить внизу полицейского, чтобы вовремя остановить мальчика?

– Непременно, – ответил Хамре и дал указание Иону Андерсену выполнить эту просьбу.

А мы вошли в квартиру.

Как только Венке увидела Юнаса, она снова начала всхлипывать. Глухие тяжелые рыдания шли откуда-то из глубины.

– Пожалуйста, кто-нибудь вызовите женщину-полицейского, проводите госпожу Андресен в комнату и дайте ей что-нибудь попить. Думаю, в доме найдется чай или что-нибудь в этом роде, – распорядился Хамре.

Ион Андерсен и еще один полицейский провели Венке в квартиру, а Хамре и я остались в прихожей. Я услышал, как Андерсен звонит в полицейский участок.

Хамре присел на корточки и пощупал пульс у Юнаса.

– Слишком поздно, – сказал я. – Он давно уже мертв.

Я проверял.

Якоб утвердительно сжал губы и поднялся. Он заметил на комоде нож.

– Орудие убийства? – спросил он.

– Да, – ответил я.

– Он так и лежал, когда ты пришел?

Я помедлил. Пауза чуть-чуть затянулась. Якоб Э. Хамре выразительно смотрел на меня. Он был слишком проницателен, чтобы играть с ним в прятки. Он будет исследовать малейшие нюансы. Он как ходячий детектор лжи. Я был в этом так же уверен, как и в том, что Юнас, лежащий здесь на полу, – мертв.

– Нет, – ответил я.

– А где он был?

– Она стояла и держала нож в руке.

Хамре кивнул, будто это было именно то, что он и ожидал услышать.

– Она сказала, что сама вынула нож из тела, – поспешно добавил я. – Она поднялась из подвала с банкой варенья, той, что валяется здесь разбитая, и нашла его на полу, истекающего кровью. Она его не ждала, они жили отдельно, но у него был свой ключ, так что он мог войти сам, когда она была в подвале. Я в это время стоял внизу около дома и видел, как он шел по балкону к двери.

Хамре взглянул на меня почти веселым взглядом.

– Мы выясним, как развивались события, но я думаю, ты согласишься, что все это выглядит весьма однозначно. Пока. На данном этапе. Но в любом случае: ничто не предрешено. Есть много неясностей. Как ты, к примеру, оказался здесь?

– Это сложная история, связанная с ее сыном, с ней самой и с ее мужем, – начал я, – я все подробно изложу. Но ничего важного и имеющего отношение к делу в этом нет.

– Вот как? Это уж позволь решать нам.

Я почувствовал, как по спине у меня пробежал холодок. Я знал, что Хамре очень способный следователь, н невольно спрашивал себя: а может, он прав и все это важно? Это было похоже на сложную шараду, но я до сих пор не представлял себе игру в целом. Какие неисповедимые пути и повороты судьбы привели к тому, что этот несчастный человек лежит теперь мертвый в прихожей? Кто виноват? Венке и Юнас Андресен? Сольвейг Мангер? Джокер? О чем мне следует рассказать полиции, а о чем лучше умолчать?

Прибыл медицинский эксперт – небольшого роста, лысоватый, в очках без оправы, с поджатыми губами, большим вздернутым носом и маленькими усиками. В глазах его отражался спокойный, привычный, рабочий интерес к трупу.

Вошли сотрудники технического отдела. Один из них остановился, глядя на нож.

– Отпечатки пальцев? – спросил он, обращаясь к Хамре.

Тот кивнул.

– Там будут отпечатки пальцев Венке Андресен и мои – мои на лезвии у самой рукоятки. Я должен был отобрать у нее нож. Не знаю, найдете ли вы что-нибудь еще.

– Хорошо, – сказал Хамре, – теперь пройдем в комнату. Пошли, Веум, дадим людям возможность спокойно работать.

Я бросил последний взгляд на Юнаса Андресена. Я еще слышал его голос, видел его печальные глаза, когда он рассказывал мне о своей семейной жизни, о женщине по имени Сольвейг Мангер.

Юнас не изменился, а если и изменился, то не очень. Разница состояла лишь в том, что он был мертв. Я повернулся к нему спиной и следом за Якобом Э. Хамре пошел в гостиную.