Голос Незримого. Том 2

Столица Любовь Никитична

СЦЕНИЧЕСКИЕ МИНИАТЮРЫ ДЛЯ ТЕАТРА «ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ»

 

 

ЗЕРКАЛО ДЕВСТВЕННИЦ

арабская сказка в 1 действии

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

КАЛИФ

ДЖИН

ПРЕКРАСНАЯ ПЕРСИЯНКА

ПРЕКРАСНАЯ ВЕНЕЦИАНКА

ПРЕКРАСНАЯ НУБИЙКА

КУПЕЦ, ПАЖ, ВОИН, СТАРУХА, АРАПЧОНОК – Лица без речей

Яркий уголок арабского дворца. На переднем плане – низкое сиденье из подушек и большой сундук. На заднем – между колоннами – возвышенье, на которое ведут несколько ступеней.

 

ЯВЛЕНИЕ 1

Входит калиф. Он – еще совсем юноша, с чисто восточным луноподобным обликом, на котором как бы застыло выражение наивного самодовольства и столь же наивного удивления.

Увы! Является и во дворец Крушительница нежных кровных связей, Гроза людей… Скончался мой отец, — И не вместить бы самой емкой вазе Всех слез моих, когда б собрать их, слив…

(Закрывает лицо руками. Потом совсем другим тоном.)

Но, Иншаллах! И то великолепно, Что сам уже отныне я – калиф. Так освежу глаза, душой окрепну. А первый мудрого правленья шаг Пусть будет брак мой, брак без промедленья! Но, помнится, об этом молвил так Родитель мой в последнем наставленье: «Для выбора достойнейших супруг, О сын мой, знай, чудесное есть средство. Когда умру – открой ты мой сундук И отыщи средь прочего наследства Там зеркало… Возьми его, потри, — И станешь счастлив свыше ожиданий!» Да будет так!

(Подходит к сундуку и открывает его)

Вот жемчуг… Янтари… А вот и он – венец моих желаний!

(Вынимает зеркало и обтирает его полой халата)

Тотчас же, как из-под земли, появляется неимоверно длинный и тощий, волосатый джин.

 

ЯВЛЕНИЕ 2

Ой, ой, кто ты? Я – зеркала слуга. Во имя Солеймана бен-Дауда, Зачем ты здесь, о жердь! о кочерга!? Затем лишь, чтоб помочь тебе. Вот чудо! Но в чем же? Соблаговоли открыть. Ты пожелал, о господин, жениться. Так я могу тебя соединить С поистине невиннейшей юницей! О волосатик продувной! о плут! Мне третий в этом действии не нужен. А девственницу отыскать не труд: Я сам найду их, сколько хочешь дюжин! И ошибешься столько ж раз! Затем, Что ни замок огромнейший и прочный, Ни евнух бдительнейший, ни гарем, — Не сохраняют деву непорочной… Как знать, что скромный розовый изар Ни перед чьей мольбой не поднимался, Что до стыдливых голубых шальвар Никто рукою дерзкой не касался? Но я узнаю девственность тотчас По сдержанному бедер колыханью, И по опущенному взору глаз, И… и… Так доверяй такому знанью, О, юноша, неопытный в любви, — И, взяв другим распахнутую клетку, Невинность упорхнувшую лови! Ужель нетронутых не встретишь? Редко. Но не печалься же, мой властелин! Коль поискать во всем подлунном мире, То девственниц, как гемм среди пучин, Найдется всё же три или четыре. Я их поставлю вмиг меж рук твоих! Тогда вот в это зеркало взгляни ты, — И явит, дивное, изображая их, Все прелести, пороки – всё, что скрыто! Я изумлен! Так поспеши: я – юн, И жил доселе в полном воздержанье. Уасаллам!

(Исчезает.)

О, скоро ль этих лун Увижу я?

 

ЯВЛЕНИЕ 3

Появляется джин с прекрасной персиянкой. Она – с длинными потупленными очами и гибким закутанным станом. Джин приближается к калифу, персиянка остается на возвышении.

Аллахово созданье! Ты превосходишь все мечты мои. О, этот стан, стройнее буквы алеф! О взгляд газелий! О волос ручьи! Любовь вошла в меня, осой ужалив…

(Порывается к ней)

Пока за ней безумье не вошло, Узнай, – действительно ль она – девица? Прочь от меня, ненужное стекло! В подобной скромности кто усомнится?

(Приближается к персиянке)

Кто ты, царица роз? Молю, садись, — И всё, во имя правого Аллаха, Мне о себе открой! Я – Эль-Джелисс, Седьмая дочь властительного шаха. Прости вопрос, что не вполне учтив: Ты – дева иль уже имела мужа? Благодаренье Вышнему, калиф! Родных довольно у меня. К чему же Еще его иметь? О, чистота!

(Персиянке.)

Позволь же мне откинуть покрывало… Клянусь самим Пророком! Никогда И пред отцом его я не снимала…

(Говорит медленно и напевно.)

Как за изгородью снежные жасмины, я невинна. Как на дне морском большие жемчужины, я невинна. Пусть о нежной Эль-Джелисс влюбленно бредят В Тегеране все мужчины – я невинна! О прелестной Эль-Джелисс там слышал каждый, Но не видел ни единый… Я невинна! Разве тень мою во дворике видали С минаретов муэдзины – я невинна… Да на кровле ножки розовой мизинец — Пролетающие джины… Я невинна! Проверь-ка, мудрый, что она твердит, В нелицемерном этом отраженьи! Так я, о неотвязчивый эфрит, И сделаю, тебе на посрамленье.

(Взяв зеркало, ставит его перед собой, садится и вглядывается)

Как бы легкая завеса заволакивает на миг персиянку, затем вновь подымается. Слышатся тихие, знойные звуки зурны. На ковре полулежит Эль-Джелисс, близ нее – старуха-рабыня, колеблющая опахало и шепчущая что-то ей на ухо. Госпожа ее с улыбкой отрицательно качает головой, но после некоторых уговоров старуха удаляется и возвращается с юношей, одетым купцом. Он опускает в руку рабыни кошель с золотом и, приблизившись с утонченными селямами к девушке, раскладывает перед ней свои товары. Эль-Джелисс, сначала закутавшаяся с притворной пугливостью своей фатой, становится постепенно всё вольнее и игривее. Купец вынимает из своего тюка последовательно ожерелье, туфли и пояс, – и с вкрадчивыми улыбками и движеньями примеряет их девушке, которая позволяет ему сперва откинуть ее покрывало, затем коснуться ее ножки, наконец, обвить ее стан. Пылкое объятие…

Ускользнувшая было старуха появляется с яствами и напитками, юноша располагается на подушках, а девушка медлительно и страстно пляшет перед ним. Оканчивая, прекрасная персиянка в безвольном томлении падает рядом со своим возлюбленным. Снова всё заволакивает завеса, а когда она развеивается, персиянка, как прежде, перед калифом.

Признайся! Ведь неплох совет был мой? Что увидал я! Сгинь от нас, Лукавый! Через мгновенье я вернусь с другой.

(Исчезает, увлекая персиянку)

О женщины! Вы – кубок, но с отравой, А не с шербетом, как я ожидал…

(В разочаровании поникает головой)

 

ЯВЛЕНИЕ 4

Вбегает джин с прекрасной венецианкой. Она – с поднятым кверху яснейшим взором и молитвенником в руке.

Утешься, господин! Вот и вторая. Быть может, то – нетронутый бокал… А впрочем, поглядим. Творенья рая! Ты вмиг развеяло мою печаль. О, эта шея, тоньше стебля лилий! О взор голубки! О перстов миндаль! Любовь влечет меня, сильнее крылий…

(Бросается к ней)

Взгляни сюда, пока не увлекло Совсем в ее пленительную бездну! Прочь от меня, негодное стекло! Чернить саму невинность бесполезно.

(Подходит к венецианке)

Молю, присядь… Позволь тебе помочь! Теперь скажи мне, о звезда рассвета, Кто ты? Ах, я – единственная дочь Блистательного дожа, Лауретта. Желал бы также знать твой верный раб: Еще ни с кем ты ложа не делила? Нет, видит Бог! Мой маленький арап Его хранил да ангел белокрылый! О, святость!

(Ей.)

Так не откажи ж мне дать Твой поцелуй девический и алый! Как можно, о синьор мой? Лишь вздыхать Я о себе доныне позволяла.

(Напевает игриво и нежно)

Я так прекрасна и чиста, Как цвет подснежника в апреле. Я – белокурых менестрелей Немая нежная мечта! Я так прекрасна и чиста, Как жемчужинка фероньеры, И гордо носят кавалеры Мои лазурные цвета. Я так прекрасна и чиста, Что всей Венецией воспета, И даже соловей с куста Влюблено трелит: Лауретта! Не слушай, светлый, что она поет. Все девы на словах скромней овечек! В изображенье ж истинном… Так вот — Гляди же, о, назойливый советчик!

(Оба смотрят в зеркало)

Завеса застилает на миг венецианку и подымается. Звучит изящный и легкомысленный мотив лютни. На ложе сидит Лауретта, у ног ее – арапчонок, держащий зеркало. Она любуется собою, надевает различные украшения, потом грациозно зевает, лукаво задумывается и что-то властно приказывает своему маленькому слуге. Он, видимо, не решается исполнить приказание, но, когда Лауретта, сняв с себя нитку жемчуга, опутывает ею его шею и гневно топает ногой, арапчонок убегает и, вернувшись, вводит за собою красивого и застенчивого пажа. Обмен церемонными поклонами и жеманными улыбками… Девушка шаловливо отнимает у юноши шпагу и берет, усаживает его рядом, взбивает его кудри, – и паж делается всё смелее и пламеннее.

Затем оба они начинают танцевать изысканно и томно, и Лауретта вдруг как бы в обмороке склоняется в объятья своего кавалера. Он бережно кладет ее на ложе, прыскает в лицо ее из флакона, наконец, расстегивает ее платье и приникает к груди. Тогда прекрасная венецианка, моментально очнувшись, обвивает шею его руками… Завеса падает, вновь подымается, – и венецианка, как раньше, перед калифом, который в отчаянии закрыл лицо руками.

Каков твой ангел, ныне знаем мы. Храня, изрядно смял твое он ложе! Не смей позорить, ты, исчадье тьмы, Чистейший отпрыск христианских дожей! А паж твой? Ах!.. Узнал ты, подглядев? Да, обладая тем куском зеркальным, Мы с господином знаем всех лже-дев. Синьор! Иль вы состаритесь печальным, Иль разобьете зеркало свое. Увы! Да не смутит меня Нечистый! Лечу за третьей. Вмиг примчу ее!

(Исчезает, уводя с собой венецианку.)

О женщины! Банан ли вы душистый Иль перец жгучий, – вот и разбери!

(Недоуменно разводит руками и печально задумывается.)

 

ЯВЛЕНИЕ 5

Джин и нубийка. Она – очень юная, чернокожая, полунагая, с кривым ножом у пояса. Пока джин говорит с калифом, она стоит на возвышении, наивно тараща на всё глаза.

Не хмурься, повелитель! Вот и третья. То – плод без червоточинки внутри, Мне кажется… Не в силах и смотреть я…

(Подымает голову.)

Клянусь Аллахом: вот так существо! О глаз колеса! О подушки-губы! А тело! Сажа не черней его… И этот волос, как каракуль грубый… Ух! Даже страх всего меня потряс. Ну, зеркала счастливый обладатель, Напрасно ты страшишься в этот раз. Поверь, непрошеный доброжелатель, Не слишком тороплюсь вступить я в брак… А я хочу, чтоб плавал ты в блаженстве! И обещаешь ввергнуть в этот мрак? Избавь же от подобных благоденствий!

(Приближается к нубийке.)

Владычица пышнейших в мире губ! Я долго затруднять тебя не буду, Лишь сообщи мне: кто ты? Я – Губуб, Дочь предводителя племен монбутту. Возлюбленный ведь есть уж у тебя?

(В сторону.)

Храни меня, Аллах, от этой рожи! Не лги, о вождь! Га! Посмотрела б я, Какой бы белый или чернокожий Дерзнул им стать? Я также не дерзну. Я лишь тебе, орешек мой чернильный, Плечо агатовое ущипну…

(Опасливо протягивает руку)

Меня не взять ни волей, ни насильно!

(Запевает пронзительно и протяжно)

Ой-ла-хэ! Губуб совсем не дура. Девушка она, каких немного: Страуса она изловит в дурро, В тростнике изранит носорога. Ой-ла-хэ! Губуб совсем не лгунья. Да, она из дев, каких немного: Милого не ждет и в полнолунье, А насильника накажет строго. Ой-ла-хэ! Похвалят все нубийцы, Видя скальп вблизи ее порога: Хороша Губуб – мужей убийца. Да, то – девушка, каких немного! Могучий! Не внимай ее словам. До ласк все девы – яростней тигрицы… Теперь прибегну к зеркалу я сам. О, если бы и в этой ошибиться!

Снова завеса скрывает нубийку и чрез мгновенье рассеивается. Слышна странная резкая музыка. На циновке раскинулась во сне Губуб. Сбоку осторожно показывается голова нубийского воина и с наивным восторгом любуется спящей. Затем, озираясь и крадучись, воин подползает к девушке и готов уже овладеть ею. Но Губуб мгновенно раскрывает глаза и одним прыжком ускользает от него. Начинается борьба, сопровождаемая угрожающими жестами и неистовым вращением глаз. Наконец девушка хищным движением хватает своего противника за горло и вонзает в него нож. Когда же тот мертвым простирается у ее ног, она носится вокруг в дикой воинственной пляске, окончив ее, с торжествующим видом ставит ногу на грудь побежденного… Завеса падает – и нубийка по-прежнему перед калифом.

Поистине, вот клад для нас, мужчин. Владей же им, калиф! Аллах со мною!

(Громко.)

Коль так им восхищен ты, добрый джин, Тебе охотно уступлю его я… Нет, нет, великодушный! Клялся я Тебе дать деву – и обет мой сдержан. Да не манит та девственность меня, О непонятливый! о гвоздь! о стержень!

(Толкает ее к джину)

Бери ж ее, бери! Ведь всё равно, Я близ нее бесстрастнее, чем евнух! Скажи же, что тобою решено, О, властелин, без этих вспышек гневных. Так приведи сначала двух других! Они уж и сейчас перед тобою.

Входят Эль-Джелисс и Лауретта. Джин расставливает всех трех девушек перед калифом.

Вот что решил я в помыслах моих! Во-первых: предназначено судьбою, Как видно, в брак пока мне не вступать. А во-вторых: нет ничего труднее, Как Девственность Прекрасную сыскать! А в-третьих: надо юностью своею Всемерно пользоваться, как они…

(Указывает на Эль-Джелисс и Лауретту)

Но что – лишь шалость для венецианки, В веселье легком проводящей дни, То – грех для правоверной персиянки! Поэтому, о дух, поторопись Исполнить точно веленное мною: Брось в море влюбчивую Эль-Джелисс, А чистую Губуб возьми женою… Я ж, подчиняясь юности моей И мудрому Пророкову завету, Оставлю здесь подругою ночей В любви искуснейшую Лауретту!

Джин почтительно выслушивает, кланяется, скрестив руки на груди и скрывается, таща за руки персиянку и нубийку. Калиф и венецианка опускаются на ковер.

Друг! Обещай мне зеркало разбить. К чему его жестокие виденья? Красавиц, правда, сладостно любить… А девственниц? Одно предубежденье!

ЗАНАВЕС

 

АНАХОРЕТ И КРАСАВИЦА

пьеса в о дном действии

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ПАМВА – старец-пустынник.

ЛОЛЛИИ – знатный юноша из Александрии.

ЮНИЯ – богатая девушка из Александрии.

АМАРИЛЛИС – ее рабыня.

САРАЦИН.

Действие происходит в Фиваиде, недалеко от города Александрии, в первые века христианства.

Маленький оазис среди пустыни. Цветущий кустарник и несколько малахитовых пальм, под которыми приютилась хижина анахорета. Рядом за изгородью – огород дынь, тыкв и огурцов. Вдали – золотистые песчаные холмы и небо в оранжевом закате.

 

ЯВЛЕНИЕ 1

ПАМВА сидит у порога и плетет из пальмовых ветвей корзину. Он очень преклонных лет, согбенный, с длиннейшей серебряной бородой и младенческими голубыми глазами.

О, претихая мати-пустыня! С нежных отроческих лет и поныне Я в тебе укрываюсь, спасаюся — И, поистине, кроме лишь страуса — Птицы робкой, да кротких газелей, Никого здесь не видел доселе… Только с тварями здесь я беседую, Скудной пищей делюсь – и не сетую… Слава Господу! – им преуменьшен Искус мой: не бывало тут женщин, Ибо с ними, – речистыми, праздными, Все семь бесов с их злыми соблазнами. Укрывай же меня, о пустыня, Ты от жен и вовеки, как ныне!

(Склоняется над работой)

Вблизи слышится шорох и женские голоса.

Помилуй, Бог! Никак вон там, направо, — Их голоса и быстрые шаги?

 

ЯВЛЕНИЕ 2

Вбегает ЮНИЯ в сопровождении рабыни. Она чрезвычайно молода и красива, с светло-рыжими волосами и большими, наивными глазами. Ее роскошная темно-голубая одежда порвана и запылена.

Ах, наконец тебя нашла я, авва! Спаси меня! Спаси и помоги! Но как, дитя мое? Открой, в чем дело! Кто оскорбил тебя, кто напугал? Он, он, губитель и души, и тела! Да кто он? сарацин или шакал? Нет, это… это… Но, наверно, отче, Ты знаешь всё по святости твоей. Скажи ж – вот эти солнечные очи, Вот этот лик, что лотоса белей, Вот этот стан, как обелиски, стройный… Уж не соблазн ли? Неужель они Возвышенного чувства не достойны? Соблазн и есть. О, Боже, отжени От девственника это испытанье!

(Отступает от девушки и закрывает глаза руками)

А нежный нрав мой, доброта души, Изящество и тонкость воспитанья — Ужель они обречены, скажи, На грубое одно лишь обхожденье? Как я не понял сразу, о простец… Прочь, призрак тьмы! прочь, ада наважденье! Да что с тобою, мой святой отец? Какой я призрак? Я – живая дева. Тем горше. Прочь же, дьявольский сосуд! Прочь, на соблазн дерзающая Ева! Неправда! Юнией меня зовут, И я пришла не для соблазна вовсе… Ты для того немножко стар, прости! Так для чего ж? Садись и приготовься. О, в ужас можешь ты сейчас прийти! О, что должна сейчас тебе сказать я! Но… так и быть, – лишь обещай помочь!

(Помолчав.)

Кого бы, думал ты, в свои объятья Я чуть не приняла в былую ночь? Не дьявола ли, дочь моя? Нет, хуже. Не ведаю… Как недогадлив ты! Узнай же срам мой и сочувствуй: мужа! Я в том отнюдь не вижу срамоты. Вот сразу же и видно, что ты, авва, Сам замуж никогда не выходил! Представь же: ложе, полумрак лукавый, И благовонья тяжкие кадил, И чьи-то странные прикосновенья, И дикий взор, и жадные уста… Представь себе, представь! Ох, искушенье! Да ты, как я бы, убежал тогда. Я шла и ночь, и день… Яви ж мне милость — Прими меня в киновию свою! На трудное ты, дочь моя, решилась. Привыкнешь ли к такому житию, Где – пост, вериги, тяжкие обеты? Заметно же, что ты, анахорет, Совсем не нес труднейших тягот света! Вообрази: там дня такого нет, Чтоб не было ристалища иль пира, И всюду, всюду надобно поспеть. И опротивевшей душиться миррой, И тесные сандалии терпеть, И выносить на кудрях обруч тяжкий, Изнемогать от пляск, до тошноты Есть пирожки, плоды, миндаль, фисташки, — Ужасно!.. Ну, а что вкушаешь ты? Я? – ломоть хлеба с примесью иссопа. О!.. Только-то? А общество твое Какое? Горленки да антилопы. О, странно же монахов житие… Вернись домой. Речам моим доверься! Куда? В тот град? В тот Вавилон, Содом, Где в моде танец движущихся персей? Как? Неужель тебе он незнаком? Теперь, когда глаза мои открылись, Я не могу его сплясать… А жаль! Но… пусть тебе покажет Амариллис!

(Подходит к рабыне и приказывает ей)

Увы мне! Стал из скинии сераль!

АМАРИЛЛИС пляшет, подыгрывая себе на флейте. Она извивается всем телом и содрогается грудью. ПАМВА сидит, склонив голову и вздыхая.

Смотри, отец, смотри! Ох, искушенье…

АМАРИЛЛИС кончает танец и отходит.

Теперь посмей-ка не спасти меня! Да, видимо, то – воля Провиденья! Останься здесь… А на восходе дня Мы в женский монастырь пойдем с тобою, Но послушание тотчас начни: Сходи к ручью за свежею водою!

ЮНИЯ берет кувшин и уходит, АМАРИЛЛИС – за ней.

Лишь в эту ночь, о Боже, сохрани!

 

ЯВЛЕНИЕ 3

Входит ЛОЛЛИИ, поддерживаемый САРАЦИНОМ, видимо, изнемогая от усталости и жажды. Он – стройный чернокудрый юноша в пурпуровом плаще.

Привет тебе, неведомый пустынник, И просьба изнывающего: дай Глоток воды иль недозрелый финик! Ах, ад в моей душе… А здесь… здесь – рай!

(Склоняется на землю)

Вот, сын мой… Телом и душой окрепни!

(САРАЦИНУ)

Ты ж, мурин, удались пока от нас: Для христианских глаз так благолепней!

САРАЦИН несколько отходит.

Я жажду, путник, слышать твой рассказ. О, вздрогнул бы бесчувственный папирус, Когда б ту повесть начертать на нем! Та, с кем я с детства в дружбе нежной вырос, С кем страстью пылкой связан был потом, Меня покинула… И вот для странствий Вослед за ней – я не жалею сил… А если б ты родился в мусульманстве, Ты их бы для другой уж расточил! Сгинь, эфиоп!

(ЛОЛЛИЮ)

Войди же, сын мой, в келью.

ЛОЛЛИИ уходит в хижину. ПАМВА снова садится за плетенье. САРАЦИН удаляется на задний план и оттуда наблюдает последующую сцену.

Но где ж теперь приют я женам дам? Тьфу! даже не спорится рукоделье…

Показываются ЮНИЯ и АМАРИЛЛИС.

Ты, дочь моя, с рабой ночуйте там!

(Указывает на огород)

Благослови меня, отец, на бденье: Хочу всю ночь я каяться в грехах… Нет, что ты! что ты! – спи. Ведь искушенья В бессонных и случаются ночах.

(Уходит в хижину, а девушки скрываются за изгородью)

Темнеет, потом начинает сиять луна. САРАЦИН, осторожно оглядываясь, появляется возле огорода.

А-й-й… В небе блещет луна, Как золотистая фига: Девушка! Ты ль не юна? Так через изгородь прыгай! А-й-й… Как султанш веера, Пальмы трепещут над нами. Девушка! Ты ль не добра? Так напои же устами! А-й-й… Я, как тигр, черноус, Вкрадчив и пламенен так же. Вот мой арабский бурнус: Девушка, девушка, ляг же!

При этих словах через изгородь ловко перебирается АМАРИЛЛИС.

(Приближаясь к ней)

Аллах! Какой огурчик изумрудный Послал мне этот скромный огород! Так знай же: наша радость обоюдна. Ты, кажется, смельчак и не урод… А как же ты останешься довольна, Когда меня вполне уж будешь знать!

(Обнимает ее)

Не глупо ль в эту ночь быть богомольной И там, в соседстве с дынями, дремать, Как госпожа моя? А почему же Она соседей не возьмет иных? Бедняжка стала странной из-за мужа. Он, видишь ли, при первой ночи их Уж слишком… ну, явил себя мужчиной! Он молодец, себя таким явив, Клянусь разбойной честью бедуина! А я каков? Да, если не хвастлив…

Скрываются, обнявшись.

 

ЯВЛЕНИЕ 4

Из-за изгороди появляется ЮНИЯ и садится по одну сторону хижины.

Душна ли ночь иль слишком пахнут дыни, Но мне не спится… Как горяч мой лоб! Да, век придется жить мне здесь, в пустыне, И кушать этот… как его? – Иссоп… В вериги наряжаться поневоле И в гости приглашать к себе гиен… Ой, страшно! Где-то ты, мой милый Лоллий? Не льва же мне любить тебя взамен?! (Склоняет голову и дремлет)

 

ЯВЛЕНИЕ 5

Из хижины выходит ЛОЛЛИИ и садится по другую ее сторону.

У моей любимой так прекрасны руки — Гибкие, как стебли тамариска… Но уж не держать их в счастии и муке Близко, так близко! У моей любимой так прекрасны губы — Алые и в форме полудиска… Ах, когда б прильнуть к ним страстно и негрубо Близко, так близко! У моей любимой так прекрасно тело — Стройное, как инструмент флейтистки… О, мы с нею были б, если б захотела, Близки, так близки! Что слышу я? То – голос не его ли? О, если это – сон, пусть длится век!

(Встает и идет к ЛОЛЛИЮ.)

Какое счастье! Юния! Мой Лоллий!

Падают друг другу в объятья.

Скажи, чем объяснить мне твой побег? Я так страдал! Молчи, иль я заплачу… И так любил! Вот именно, что « так »! Нельзя ли, друг, любить меня иначе? Что?! Вспомни-ка. Лишь воцарился мрак, — И ум твой сразу точно помрачился: Ты стал так дик, неистов и суров, Что даже укусить меня решился! Как рада я, что снова ты здоров! О, милая, ты – горленки невинней… А я… я – просто молодой осел! Однако что ж ты делаешь в пустыне? Хочу вести такую ж жизнь, что вел Здесь этот старец. Но тогда помедли, Пока тебе не будет столько ж лет! Как разобрать: соблазн ли это, нет ли? Ну, что ж? соблазн? Какого слаще нет… Пойдем туда… к тем кактусам расцветшим. Зачем? Ты – перл в неведенье твоем! А ты опять не станешь сумасшедшим? Нет. Будем уж безумствовать вдвоем!

Уходят.

 

ЯВЛЕНИЕ 6

Из хижины выходит ПАМВА.

Ох, вот что значит видеть жизнь мирскую! И непокоен дух, и сны плохи… Всё слышатся как будто поцелуи Да вздохи томные… Грехи! грехи!

 

ЯВЛЕНИЕ 7

Из зелени выходят САРАЦИН и АМАРИЛЛИС.

О, Господи! Опять тот мерзкий мурин И с ним она, Иродиады дщерь! Что это ты, отец святой, так хмурен? Оазис твой – блаженства сень, поверь!

ПАМВА отворачивается от нее.

И огород твой, о пустынник, – чудо! Там – яблочки Эдема вместо реп! Изыдите же, грешники, отсюда! При вас и рай – блудилище, вертеп! Изыдите, изыдите!

(Гонит их.)

 

ЯВЛЕНИЕ 8

Навстречу ПАМВЕ идут ЛОЛЛИИ и ЮНИЯ.

Создатель! Мой гость и… Юния! Она! Точь-в-точь! О, мракобесница! Не на закате ль Воздвиглась ты – и пала в ту же ночь?! Да, отче… Искушенья побороли. Так нежил свет и ветерок ночной… Что ты прельстилась!.. Мужем. Это – Лоллий! Ну, слава Богу, что хоть не другой!

(Отходит и задумывается)

О, госпожа! Вы, значит, помирились И счастливы? То видно по глазам! И не по ним лишь только, Амариллис… Ликуй же, друг! Открылся твой Сезам! В одном, о дочь моя, всё ж не права ты: Се – место слез, а не плотских утех! Но разве я, отец мой, виновата, Найдя в том месте рай? и разве грех, Что я блаженство с милым разделила? Вот если бы тебя, анахорет, Красавица мирская соблазнила… Но, к счастью нас двоих, того ведь нет!

ЗАНАВЕС

 

МОСКОВСКИЕ НЕВЕСТЫ

сцены старой Москвы

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ЛУШЕНЬКА – вдова

ДУШЕНЬКА – девица

МАЙОР

ПАРИКМАХЕР

КУПЕЦ

ПЕТРОВНА – сваха

 

ЯВЛЕНИЕ 1

Комната, убранная в купеческом вкусе: на стенах портреты, иконы, у окон клетки с канарейками и горшки с гераниями и фуксиями.

ЛУШЕНЬКА и ДУШЕНЬКА – две дебелые, пригожие женщины в ярких шалях и длинных серьгах – сидят и гадают на картах.

ЛУШЕНЬКА и ДУШЕНЬКА (поют)

Мы статны и белолицы, Сплетней не бесчестимся… Я – вдова, А я – девица, Обе мы невестимся… При огромном капитале, При мехах, жемчужинах, Мы грустим об идеале — Нет его нам в суженых! Кровь в нас бродит молодая, Без исхода пенится… И сидим мы, всё гадая: Кто на нас поженится? Потухают наши взоры, Портятся карахтеры… А милей мне нет майора! Мне же – парикмахтера!

 

ЯВЛЕНИЕ 2

Входит сваха.

Как живете, королевны, Писанки, коврижечки? Вы, Лукерья Тимофевна Да Авдотья Тимофевна, Что картинки в книжечке! Полно льститься-то, Петровна! Ведь слова-то дешевы! Припасла ли женихов нам? Одного б хорошего!.. Да уж будьте без сумленья, — Припасла, красавицы! Не жених, а удивленье! Сразу двум понравится… Рост вот этакий, саженный, Борода до пояса… А богатый! А степенный! — Не найти и рояся! Мне же нужно, – штоб военный… И штоб ус закрученный… Эполеты беспременно И лампас над брючиной! Ну а мне – хотя б и статский, Да завит капулями… Штоб глядел печально-адски, Пахнул же пачулями! Не пачуль нужна в мужчине, Милые, – богачество! И притом в моем купчине Никакого качества. Между прочим, я уж знаю — Скоро к вам он тронется. Так пока – попить мне чаю, Вам же – прифасониться.

(Уходит.)

ЛУШЕНЬКА и ДУШЕНЬКА оправляются, жеманясь перед зеркалом.

Ах, при брошке бриллиантовой Я ужасно хороша! Я же – в баске аграмантовой, Хоть хожу в ней, чуть дыша. Ну, скажи, чем мы не барыни? Ведь недаром две зимы В пансионе до испарины Танцевать учились мы. Деликатными манерами Мы могли б графьев пленять! Так неужто ж нам за серыми, За купцами пропадать? Знай то – света бы не взвидели Наши милые дружки… И, понятно, б нас похитили, Как турчанок казаки!

 

ЯВЛЕНИЕ 3

Из двери налево входит ПАРИКМАХЕР, из окна направо с шумом вваливается МАЙОР.

Ай-ай-ай… Вот погубители На помине-то легки! Принял то я в рассужденье, Что уж вас который день я Не причесывал, mesdames… И осмелился явиться. Завиваться? Стричься? Бриться? Что сейчас угодно вам? Не смешите же до колик, Вы, противный меланхолик! Где ж у барышень усы? Так извольте сесть за столик!

(Понизив голос)

А коль я и меланхолик, То от вашей же красы…

(Оправляет прическу ДУШЕНЬКИ.)

Я ж подумал, шедши мимо И увидев клубы дыма, — Не пожар ли тут у вас? И почел за долг примчаться, Лезть, тушить, с огнем сражаться, С риском жизни вас бы спас! Ах, какой герой безумный! Но ворвались вы столь шумно… Я от страха затряслась! Виноват-с. Меня в геройство Привело ума расстройство Из-за ваших дивных глаз. Тронем щипчиками, дунем, Сбрызнем там и сям шампунем, — И готово всё, мамзель! — Антураж нагофрирован… Я ж, увы, разочарован… Ах, пропала жизни цель! До чего, мусью, вы мрачны… Да-с. С другим венец свой брачный Вы желаете принять? Перестаньте… Мне зазорно… Вы должны бы слух тот вздорный Без вниманья оставлять! Коль, сударыня, воюешь, Чуть поскачешь, поштурмуешь, — Глядь, уж крепость и взята! Сердце ж женщины – иное: Осаждаю вас давно я, А не взять мне и форта! Аль вы храбры только конный? Нет-с. Слыхал, что в брак законный Вы вступаете с купцом? Вам наврали! Вот пустое. На уме держу не то я… Все мечтанья о другом… Ваша шейка словно сливки! Ай!.. не портите завивки. Если что – исправим в миг. Ваши губки – земляника! Ай!.. Вы колетесь, как пика. Это точно. Ус мой – штык. О, пленительная Душа! Не томи мою ты душу Иль в чахотке сгибну я… Будь моею, ангел кроткий, Перед всеми в околотке! Да… Навек, навек твоя… О, пронзительная Луша! Вопль сердечный мой послушай, — Иль пущу я пулю в лоб! Будь моею вся – с приданым, Пылким сердцем, пышным станом… Да… Твоя, твоя по гроб… К нам идут… Ах, встаньте, встаньте!

 

ЯВЛЕНИЕ 4

Входит сваха, несущая поднос с закусками, графином и рюмками.

Чтой-то?! Каждая при франте. А жених уж у ворот. Батюшки!.. Что ж делать мне-то? Он меня зарежет, светы, Без ножа и вас убьет!.. Пусть! Я сам дерусь отлично. Что вы-с? Будем политичны И подложим камуфлет.

(Сует свахе деньги)

Как на деньги нонче падки! Ну, хлыщи, играйте в прятки, Мне ж мешаться в то не след!

ПАРИКМАХЕР и МАЙОР исчезают в дверь налево.

 

ЯВЛЕНИЕ 5

Из двери прямо – входит купец.

Наше вам! Мое почтенье Девушке с молодочкой! Сядь, отец! Вот угощенье… Утешайся водочкой!

КУПЕЦ пьет.

(Маня купчих)

Подьте-ка! Бонжур вам! Здрасте!

(Ядовито.)

Скоро же вы прибыли. Пей, родной! То в нашей власти. Мы и пьем, да в прибыли… Я на медные учился, А считать маракую И могу, когда б женился, Осчастливить всякую!

(Хлопает по плечу ДУШЕНЬКУ)

Ах, какой же он невежа! И одет по-русскому… Я ж Дюмою-фисом брежу, Знаю по-французскому Будьте с ним приветней, крали!

(КУПЦУ)

Вы еще бы выпили! Что ж! Кредит мы не теряли, Как бы пьяны ни были. Магазинище громадный, Домик пестрый, с вышечкой… Вот бы зажили в нем ладно С этакою пышечкой!

(Хлопает по плечу ЛУШЕНЬКУ)

Ах, какое обращенье! И глазища пья-ны-е… Иль зазря училась пенью И на фортепьяно я?! Ну, красавицы, какую Поцелую в щеку я?

(Тянется к купчихам, те визжат)

 

ЯВЛЕНИЕ 6

Вбегают МАЙОР и ПАРИКМАХЕР.

Я тебе поатакую! Я тебе почмокаю! Перейдите в отступленье! Да… Отретируйтеся! Вы желаете страженья? А по мне – милуйтеся! Будь таперича я трезвый — Вам бы задал баню я… А сейчас, настроясь резво, Пью за всю канпанию! Предадимся же веселью! Кончены мучения… И отпразднуем кадрелью Наше обручение!

МАЙОР с ЛУШЕНЬКОЙ и ПАРИКМАХЕР с ДУШЕНЬКОЙ танцуют.

Покорил я, Марс, Киприду! Купидон, взял сердце я! Я теперь в отставку выйду. Я ж пущусь в коммерцию. Что томить себя работой? Я не бесприданница. Торговать тебе охота? За рублем не станется! Мы устроим галдарею С тупичка пустынного… Мы же – склад галантереи У Двора Гостиного… Будем мы там прохлаждаться, Кофий пить да нежничать! Мы же – всем распоряжаться И средь лент любезничать! А на свадьбе в посаженных Будем мы со сватьюшкой! И себя в молодоженах Вдруг почуем, батюшка!

(Подходит к рампе, за ней следуют остальные)

Вот была Москва какая! — Сытая да сонная… Сколько пили водки, чая В дни те отдаленные! Что за крендель тут едали, Расстегай, калабушек! Что за серьги, что за шали Были у прабабушек! Печь топили – зной, зима ли… Не страдали холодом! А приданое взимали — Вы представьте – золотом! Да, была Москва такая — Сытая да сонная, А теперь она другая: Революционная! И в какой жилось приятней, Сами вы рассудите. Лишь с одним без мысли задней Вы согласны будете: Лучше нонешних хранили Мы места московские, Так как крепко мы любили Купола кремлевские, Звон малиновый напетый, Переулки узкие, Помня, что столица эта — Сердце наше русское!

ЗАНАВЕС

 

НА ВЕСАХ СУДЬБЫ

китайский гротеск в 2 картинах

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ТЕО-ЦЗИН – китайский мандарин.

ЛЯИО-ЛИ – китайская девушка.

ПАЛАЧ.

 

КАРТИНА 1

Судилище. Мандарин сидит на возвышении. ПАЛАЯ вводит ЛЯИО-ЛИ.

Сын небес, мандарин Тео-цзин, Сикиангских долин властелин! Предстаю я сейчас пред тобой С этой юной виновной рабой, Что похитила у госпожи Свет очей ее, радость души — То, что было доверено ей: Три из редких ценнейших камней. Злая дочь Сикиангской земли! Имя, имя твое? Ляйо-ли. И ты мыслила скрыть предо мной, Ляйо-ли, свой поступок дурной? Иль не знала ты, как я могуч? Всё – от горных синеющих круч И до рисовых желтых полей — Всё кругом здесь во власти моей. Я – любимец двора, мандарин, Я – и мудрость и гордость мужчин. Ты ж – рабыня, ты – женщина, прах, Ты – ничтожество в наших очах! Как же ты преступила закон, Установленный с давних времен? О мой добрый, мой светлый судья, Так скажу в оправдание я: Госпоже я хранила года, Отомкнуть и не тщась никогда Лакированный черный ларец, Но… открыла его, наконец! Там лежали три камня… Лишь три! Но каких, господин! Говори! Первый камень был, о господин, Темно-алый, овальный рубин. Был он словно камелий бутон, Словно маленький рот мой был он… Как он к черным пошел волосам! И… его я оставила там. А вторым был средь камней топаз, Желтый! круглый, как тигровый глаз Иль как грудь молодая моя… К ней его и подвесила я. Третий камень был, о мандарин, Голубеющий аквамарин. Походил он на неба клочок И на глаз моих нежный белок… Вмиг его я зажала в ладонь, Как росинку растенье «не тронь»! Ах, могла ль не желать Ляйо-ли Стать прекрасней всех женщин земли?! Но могу ли и я не желать Пожесточе тебя наказать? Ибо знаю теперь я, раба, Как жадна ты, тщеславна, глупа! Впав в неволю, в позор, нищету, Всё ж ты знаешь свою красоту, Горд язык твой, хоть стан распростерт… Слава Будде, что сердцем я тверд И что властью карать облечен, Как фазана схвативший дракон! О, помилуй… Должно быть, испуг Отнял разум красавицы вдруг? Тем полезней ей гибкая плеть И темница, где будет сидеть. Сжалься! сжалься! Напрасен твой плач. Ну, тащи ее прочь же, палач! Как могуч мандарин Тео-цзин — Наших жизней и душ властелин! Как ничтожна пред ним Ляйо-ли — Этот колос китайской земли! Но ничтожней мы все пред судьбой, Той, что деву рождает рабой!

ЗАНАВЕС

 

КАРТИНА 2

Палаты. ЛЯИО-ЛИ сидит на возвышении. ПАЛАЧ вводит ТЕО-ЦЗИНА.

О, царица сердец, Ляйо-ли! Ты, что солнцем блистаешь вдали! Посмотри: пред тобой Тео-цзин, Вечный раб твой, былой мандарин, Что был в краже казны уличен И в темницу с тех пор заключен. Но к нему милосерд богдыхан, — И приказ им сегодня мне дан: Внять преступника долгой мольбе — Привести для отрады к тебе. Не напрасно ль его привели? О, моя Ляйо-ли, Ляйо-ли! Для чего ты пришел, Тео-цзин? Чтоб жемчужинок иль бирюзин Подарить мне, как прежде, любя? Но ведь их уже нет у тебя! Иль забыл ты, что сталось с тех пор? Ты – и нищий, и узник, и вор. Я ж – подруга вельмож, госпожа, Я прославленна и хороша! Как осмелился ты, как ты мог Преступить мой блестящий порог? О любовь моя! гибель моя! Так скажу в оправдание я: Да, тебя осудил я тогда, Но забыть уж не мог никогда. Дней блаженства с тобой… Я боролся и много ночей, Но… пошел раз к темнице твоей! Там в сиянье весенней зари Я узрел, госпожа… Говори, Что ж узрел ты, былой мандарин? Тонкий, палевый, как розмарин, Твой овальный, печальный твой лик, Что к решетке оконной приник! В сердце жалость проникла, как луч, — И спросил я у сторожа ключ. Вновь взглянул я – и встретил твой взор, Влажный, тусклый, как черный фарфор! В душу странная вкралась тоска, — И… дотронулся я до замка. В третий раз я взглянул в забытьи — И увидел тут руки твои, Что, как пара серебряных рыб, Сделав быстрый и плавный изгиб, Поманили меня… И тотчас В тело радость, как опий, влилась! Я скрипящую дверь отворил И свободу тебе возвратил! После… После в безумье любви Я растратил богатства свои, Чтобы выполнить каждый каприз, Ляйо-ли больше нужный, чем рис! А отдавши последний свой лан, Дал и то, что имел богдыхан… Но и я позабыть не могла Дней тобой причиненного зла, Что моих унижений полны… То – кошмарные, красные сны! В них узнала я грубую власть, Самомненье, к мучительству страсть Твоего, Тео-цзин, существа… Ныне час моего торжества. О премудрость и гордость мужчин! Где же честь твоя, слава и чин И рубинный на шапочке шар? Всё принес ты мне, женщине, в дар! Но полна лишь презрением я, Как цветок, отряхнувший червя. О, прости меня… Видно, тюрьма Мандарина лишила ума, Пей целебную траву женьшень, Лучше ж голову в петлю продень! Сжалься! Прочь от лица моего! Эй, палач, уведи же его! Как ничтожен теперь Тео-цзин, Наших жизней былой властелин! Как могуча пред ним Ляйо-ли — Эта роза китайской земли! Но могучее всех нас судьба, Что творит из мужчины раба!

ЗАНАВЕС

 

ПОД ЗВОН КАМПАНИЛЛЫ ИЛИ ПРОУЧЕННЫЙ ХАНЖА

новелла в 1 действии с послесловием

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

БРУНО ПИНУЧЧО – купец.

КАМИЛЛА – жена его.

ЛАДЗАРИНО – благородный юноша.

ПЕРОНЕЛЛА – служанка у Пинуччо.

Действие происходит в предместье Флоренции в эпоху Возрождения.

Маленький цветущий сад, принадлежащий Пинуччо. С одной стороны – серая, увитая синими глициниями, стена дома с балкончиком. С другой – низкая ограда с круглой дверью в ней. На заднем плане – лиловатые холмы и высокая кампанилла. Весенний день.

 

ЯВЛЕНИЕ 1-Е

ПЕРОНЕЛЛА – миловидная дебелая девушка – развешивает белье на балкончике. Во время ее пения из дома выходит ПИНУЧЧО. Он – пожилой человек с ханжески-скопческим лицом, в темной одежде.

Вьются голуби, голубки И воркуют: гуль-гуль-гуль! Я – юна и крепче ступки В этой новой красной юбке. Не влюбляться я могу ль? День весь я варю бульоны, Макароны – буль-буль-буль, И рубашки, панталоны Мою рьяно, исступленно. С другом ночь не отдохну ль? Ах, ему до этой юбки Всё отдам я – труляля! Пару глаз, и рук, и губки, — И об этаком поступке Кто б узнал, не похваля? Эй, рубашки, панталоны, Как висите – траляля! — Вы на выступе балкона, Так вишу теперь влюбленно У него на шее я! Да замолчи же, Перонелла! Мой слух стыдливый пощади… Как ты сама не покраснела, Как до того могла дойти, Чтоб этой песней непристойной Сегодня оглашать мой дом? То христианки не достойно, Да и девица ты – притом! Но что же, сударь, в том дурного? А завтра – вспомни календарь — Какого празднуют святого? Ей-ей, не помню, хоть ударь! Так запиши вот здесь на ленте Иль тут на фартуке, что чтим Назавтра нами Иннокентий, Бернардо, Доминик, Лаврентий, Амброзио, Иероним И трое преподобных с ним, Затем…

ПЕРОНЕЛЛА зажимает уши.

Да слушай же, невежда! Когда б всё это записать — То были б святцы – не одежда!

(Хочет уйти.)

Постой! Изволь еще сказать!.. Вот так пристал, брюзга несносный! А нынче что у нас? Среда! Так веселятся ли в день постный? Послушай вас – так никогда, Синьор, попеть я не могла бы! Да и не надо петь совсем. Умен не слишком пол ваш слабый, — И лучше б, если б был он нем! Ну, что касается до пола, И ваш ведь не всегда силен! В иных же, кроме их камзола, Ничем не обозначен он! Бочонок сала! Тряпок куча! На что ты смеешь намекать? То – истина, сеньор Пинуччо, — Не мастер вы жену ласкать! Эй, берегись вот этой трости!

(Гонится за ПЕРОНЕЛЛОЙ, она ускользает от него)

Задохся… Ух!.. В поту вся плешь… Да бросьте! Растрясете кости — А после растирать вас – мне ж!

(Убегает.)

И быстроногая же шельма! Не удается всё побить… Не у святого ли Ансельма О том мне помощи просить?..

(Складывает руки и <бормочет>.)

 

ЯВЛЕНИЕ 2-Е

Появляется СИНЬОРА ПИНУЧЧО. Она – рыжеволосая, прекрасная собой женщина.

Супруг мой! Где вы? Что такое? Я здесь… молюсь… Что, монна, вам? Но показалось мне – тут двое: Такой был спор, возня и гам! Признаюсь вам: мешал в молитве Мне некий толстый, красный бес, Но мерзкий посрамлен был в битве И, фартуком взмахнув, исчез! Послушайте, мой друг… Мне странно: Бес? Фартуком? То бишь – хвостом, Что вис под юбкою багряной. Под юбкою? Верней – плащом. Синьор! Дивлюсь всё вновь и вновь я… Ваш лоб горяч, плачевен вид… Боюсь за ваше я здоровье. О, набожность сверх мер вредит! Вы, право, слишком богомольны! Я изнуряю плоть, молясь. Она изнурена довольно, Поверьте… Но прошу я вас: Чем ставить к голове пиявки, Иначе обновляйте кровь. Давайте сядем здесь на травке И воскресим с весной любовь!

(Увлекает его.)

Не забывай! Чего, мой Бруно? Тебя? Конечно ж, милый мой! Не забывай, жена, кануна — Ведь завтра – праздник, и большой! Опять? Хоть искус мне и труден, Я буду сдержан, как всегда. О, горе мне! Кому от буден, А мне от праздников беда!

(Ласкается к мужу.)

Иль я худей, чем ваша палка, Черней картофелин в золе? Глазок мой – пармская фиалка, А губы – маки в Фьезоле!

БРУНО невольно хочет поцеловать ее, но в это время раздается колокольный звон.

Слышишь, слышишь: зазвонили На высокой кампанилле — Тили, тили, тили, тили, Тили, тили, дон! Молвит Бруно и Камилле, Чтоб сегодня не любили, Тот печальный звон!

КАМИЛЛА садится на скамью и закрывает лицо руками.

(К публике, хитро посмеиваясь и подмигивая)

Тили, тили, тили, тили, Многих в гроб уж вколотили Ласки юных жен. Я ж покуда не в могиле — И спасибо кампанилле! Тили, тили-дон!

(Удаляется.)

 

ЯВЛЕНИЕ 3-Е

Никак сударыня здесь плачет? Ах, мне весь белый свет постыл! К чему весна? цветы? Ну, значит, Хозяин снова запостил! Когда б изволили, синьора, Исполнить вы один совет, Ток ваших слез иссяк бы скоро… Не изменить ли мужу? Нет! Не открещусь и не отплюнусь: Похвальна верность, будь в ней прок, А ваша красота и юность Зря прокисают, как творог! Ваш муж – простите! – пес на сене, Коль и сегодня вас отверг! И в день столь голубой, весенний! Но он – среда, а не четверг, А тот – под пятницу… и дальше. Мне думается, с госпожи По горло хватит жалкой фальши Ее любезного ханжи! То – пост, то – праздник, то – сочельник… То – набожнейший человек! Нет, просто он – в любви бездельник И жулик в деле брачных нег! Небось, сегодня ж наш святоша Поужинает каплуном И выпьет литр вина хороший. Да, пост блюдет он лишь в одном! В пренебреженье жить до смерти… О, лучше уж совсем не жить! Но у прекрасной дамы, верьте, Всегда есть способ отомстить. Какой же? Благородный, скромный, Высокий, ловкий и… брюнет! О! <… огромный,> [107] А здесь вот – крошечный берет! Так то – мужчина? Без сомненья, И уж не по одним усам. Его который вижу день я У наших стен. Да вот он сам!

Мимо ограды проходит ЛАДЗАРИНО, бросая пламенные взоры на КАМИЛЛУ, та так же пристально смотрит на него.

Везувий! Этна! Словом – кратер… Пылает к вам! Что ж? Пусть войдет, Но лишь переодет, как патер: Беда, коль муж нас с ним найдет! Ну, для такого кавалера Лишь миг займет тот маскарад, А черный капюшон иль серый Еще монахов не творят!

(Убегает.)

Мой супруг! Вы так сторожки, — Вы всегда боитесь беса. Я ж приделаю вам рожки С тем пленительным повесой! Будет мне сидеть в окошке, Красотой лишь взгляды теша! Эти маленькие рожки Так пойдут к огромной плеши. Вы, назойливый, как мошки, С вашей хилой, хитрой рожей, И носящий рожки! рожки! — Будьте ж сами с бесом схожи!

 

ЯВЛЕНИЕ 4-Е

Входит ПЕРОНЕЛЛА, за ней – ЛАДЗАРИНО в костюме монаха.

Я – Ладзарино. Взор мой черен, Я юн, задорен, но покорен И, страстью пылкою пришпорен, Стремительно являюсь к той, Чей локон золотой, как флорин! Давайте ж мне один такой, Синьор ретивый, за услугу, А грудой их

(указывает на кудри КАМИЛЛЫ)

владейте вы!

ЛАДЗАРИНО дает деньги, ПЕРОНЕЛЛА удаляется.

Как нас давно влекло друг к другу! Да, с полчаса!

(Ему.)

О! вы правы… Моя Мадонна! Ангел милый! Моя жемчужина! Алмаз! Цыпленок!.. Котик мой!..

Внезапно появляется БРУНО. Те – еле успели отскочить друг от друга.

Камилла! Я что-то… замечтал о вас. Порадуйтесь же, дорогая: Вас ожидает ночь утех! Как бы не так!

(К БРУНО.)

Здесь не одна я, Супруг мой… И притом ведь – грех!

Удары колокола.

(Подпевает.)

Слышишь, слышишь: зазвонили На высокой кампанилле! — Тили, тили, тили, тили, Тили, тили, дон! Не велит седому Бруно Нынче быть с Камиллой юной Этот дальний звон! Размяк от ветерков я вешних И голосочка твоего…

(Хочет ее обнять.)

Прочь от меня, великий грешник!

(К ЛАДЗАРИНО.)

Отец, наставьте вы его. Подайте, сударь, Вашу палку!

БРУНО подает, ЛАДЗАРИНО колотит его.

Сатир плешивый! Старый плут! Я превращу тебя в весталку, Ударив здесь, нахлопав тут! Я из тебя, как из перины Вытряхивают бойких блох, Повыбью с похотью козлиной Весь дух твой грешный! Ох, ох, ох!.. Нет, стой, распутник, стой, покуда Все вожделенья не умрут! Отец мой! Совершилось чудо: Уж выскочил бесенок-блуд Весь, ныне и навеки… Amen. Теперь иди, мой сын, домой — Слезой смыть свой адский пламень!

БРУНО уходит, почесываясь.

(КАМИЛЛЕ)

А ты – в объятья, ангел мой!

Снова звон с кампаниллы.

Слышим, слышим: зазвонили На высокой кампанилле — Тили, тили, тили, тили, Тили, тили, дон! Лазарино и Камилле Говорит, чтоб век любили, Тот пасхальный звон!

(Бесконечнейший поцелуй)

С одной стороны появляется БРУНО, с другой – ПЕРОНЕЛЛА. БРУНО совершенно невозмутимо смотрит на парочку, потом недоуменно – на публику, пожимает плечами и делает знак ПЕРОНЕЛЛЕ, не опустить ли, мол, занавес? Второй занавес задергивается. БРУНО и ПЕРОНЕЛЛА остаются на авансцене.

Чтоб поцелуй они не длили До… до скончания времен, — И тем весьма б не затруднили, Синьоры, вас и ваших монн, Мы с ней спустили — Тили-тили — Завесу эту… Тили-дон! И просим мы, чтоб вы простили Новеллы нашей смысл и тон, — Мы пели, дрались и шутили, Чтоб разогнать ваш сплин и сон! Мы золотили — Тили-тили! — Свою пилюлю… Тили-дон!

КАМИЛЛА и ЛАДЗАРИНО выскакивают из-за занавеса.

Всё обошлось! Вот, если б жили Мы в наше время, я и он, —

(Указывает на ЛАДЗАРИНО.)

И вдруг бы так же нас накрыли, — Супруг мне закричал бы: «Вон! «Срамница! Ты ли? — Тили-тили! — Развод! В синод!» И тили-дон! Нет, то не в современном стиле. Ведь новый издан уж закон, Каким разводы упростили И даже брак сам отменен. Миг поблудили — Тили-тили! — И… до свиданья! Тили-дон! Синьоры! Знайте: возродили Мы золотой Декамерон, Чтоб вы лет десять с плеч скостили И горячей любили жен! Чтоб их схватили — Тили-тили! — И… целовали! Тили-дон!

 

ПОЯС АФРОДИТЫ

весенний миф в 1 действии

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

АФРОДИТА

САТИР

ЭЛЛИЙ – юный свинопас

ЗОЯ – пастушка коз

ХРИСИЛЛА – ее бабка

ПРИСК – муж Хрисиллы

Действие происходит в Элладе в баснословные времена.

Цветущая полянка среди лесистых холмов. В середине ее – источник, струящийся в водоем. С боков – густые кусты диких роз.

 

ЯВЛЕНИЕ 1

САТИР выскакивает из кустов и оглядывается кругом с ужимками и прыжками.

На этот луг и в этот час Приходят: Эллий свинопас, Нечесаный, едва умытый, И… золотая Афродита! Чета немножечко странна… Но ведь богиня влюблена, — С любовью ж, право, не до споров! — Не только свинопас, и боров Полюбится вам иногда… Итак, они, придя сюда, Вкушают плод лобзаний сладкий, А возле бродят поросятки… Идиллия! Из-за кустов Смотрю я, хохотать готов! Но… я не столько любопытен, Сколь жажду пояс Афродитин, Дающий над сердцами власть, Добыть себе, – точней, украсть! А для того мне это надо… Но цыц! она… Скорей в засаду!

(Прячется в кусты)

 

ЯВЛЕНИЕ 2

Появляется АФРОДИТА – прелестная златоволосая женщина.

Надоело ездить мне В раковине жемчужиной На шестерке голубиной Иль лебяжьей четверне! Но ходить с небес пешком Вот сюда, в лесок кленовый, — Афродите это ново, Да и сладостно притом! И прискучило ласкать Мне воинственного бога, Что глядит так гордо, строго, Даже… даже легши спать! Но любить в кустах, тайком Свинопаса недурного, — Афродите это ново, Да и сладостно притом! Превосходит кое в чем Олимпийца он иного… Ах, как это всё мне ново, Да и… сладостно притом!

(Подходит к источнику)

Теперь, пока мы не вдвоем, Я погляжуся в водоем, Прихорошусь слегка, умоюсь И распущу немножко пояс. Любовь иль зной повинны в том, Но трудно дышится мне в нем…

(Ослабляет пояс, который совсем спадает и лежит на траве, не замеченный АФРОДИТОЙ.)

 

ЯВЛЕНИЕ 3

Неслышно входит ЭЛЛИЙ, темнокудрый, цветущий юноша, с несколько простоватым лицом.

Ах, свинопас мой богоравный! Вот – плагиат с Гомера явный! Чтобы за это наказать, Он должен бы ее назвать Свиноподобною богиней!

(Снова прячется)

ЭЛЛИИ Кто ты, не знаю я доныне… Но ты – прекраснее всего И… даже стада моего!

(С пафосом.)

О, кожей розовой и тонкой Ты превосходишь поросенка, Что с этой лишь живет весны, А волоса твои равны Волшебной золотой щетинке! Ну, вот и уподобил свинке! А ножки… О, постой на миг! Твои сравненья… твой язык… Они весьма чистосердечны, Но… Я готов хвалить хоть вечно! Всё ж лучше, если б без похвал Меня ты, милый, целовал.

Сливаются в поцелуе.

Да, вовремя уста зажала, <Не то бы этот пылкий> [108] малый, Дивясь божественным ногам, Их приравнял к окорокам!

(Скрывается.)

Издалека слышится голос ЗОИ.

Где ты, где ты, прекрасный Эллий? Твой скот блуждает еле-еле У ручейка, что пересох. Пускай бы твой совсем подох! Кто это, друг? Одна пастушка, Назойливая, как кукушка, Меня всегда зовет она. Зачем? Затем… что влюблена! Ах, дерзкая! С самой… С самою…

(Затрудняется.)

Ну, одним словом, вот со мною Соперничать! С тобою? Ей?

(Опасливо.)

А всё ж уйдем-ка поскорей!

(Поет.)

Там, на дальней луговинке, Под игру моей волынки Ты развалишься на спинке, Жмуря взор лазурных глаз… Ненаглядный свинопас! Станет Зоя здесь аукать, Я ж тебя вон там – баюкать, А мои любимцы – хрюкать, — Золотой настанет час! Несравненный свинопас! Убегают, обнявшись. САТИР вылезает из кустов, подымает пояс и прячет его.

 

ЯВЛЕНИЕ 4

Входит ЗОЯ – молоденькая хорошенькая пастушка.

Тебя и здесь нет, милый Эллий! Ужель тебя кабаны съели, В пылу обжорства своего Мне не оставив ничего — Ни посоха, ни одеянья — Для нежного воспоминанья? Не плачь, красотка! Эллий жив, Настолько жив – и то не миф, — Что там вон – в чаще темной пиний Вдыхает жизнь самой богине! Но как же это? А вот так! Урод! Зато уж не простак, Как ты, прелестная пастушка! А разве… разве я – простушка? Да, если ждешь, пока с другой Не ждет твой Эллий дорогой! Меня не любит он… О горе! Залей же слез соленых море Мой лик, что бледен, как нарцисс!

(Плачет.)

Пойди – к фонтану наклонись! А то и впрямь здесь будет лужа. Промочишь ножки – что уж хуже! Насмешник! Я шутить не прочь. При случае ж могу помочь. Мохнатый, миленький уродец! Что? Сразу высох твой колодец? Ну, слушай: гувернер свиней Любим не кем-нибудь, а ей — Пенорожденной! Афродитой! С ней состязаться и не мни ты… Но видишь этот пояс? Ах! Серебряный и в жемчугах! Не тем он, глупенькая, ценен. То – поясок Андиоменин. В нем – тайна сил его и чар! Его тебе б я отдал в дар… Козленочек! Но вот – условье: Меня отдаришь ты любовью,

(также умоляюще)

О, только разик! лишь разок! Уж так и быть. Дай поясок!

(Берет пояс. Поет)

Я – козлов пастушка, Зоя! Я ж – сатир! Я ж – сатир! Делать знаю хорошо я Снежный сыр, Нежный сыр! Я ж пою, свирель настроя, Лучше лир! Слаще лир! Полюби меня, о Зоя! Ах, сатир! Ах, сатир! Я один живу средь хвои, Скучен, сир, О, как сир! Мы соскучимся и двое: Лес так сыр, Темен, сыр! Ты запрыгаешь козою, Мой кумир! Мой кумир! «Да, козлятки любят Зою», — Скажет мир, Целый мир!

Танцуют.

 

ЯВЛЕНИЕ 5

Появляется ХРИСИЛЛА – безобразная, сварливая старуха.

Лентяи! Вместо вакханалий Вы лучше бы пасли и пряли!

(Приглядевшись.)

Клянусь, то – внучка! И при ней Мерзейший изо всех зверей! Подумаешь – она – Киприда! Укроюсь, не снеся обиды…

(Прячется.)

Почтенная Хрисилла… Ну? Кто был с тобою? Буйвол? Гну? Да отвечай! Меня ты сердишь! И что в руках своих ты вертишь?

(Отнимает пояс)

О-го! Вещица недурна…

(Примеряет себе)

И… и как раз по мне она! Верни ее мне! Чтоб Хрисилла Да хоть теперь не поносила И жемчуга, и серебра? Нет, нет! Пришла ее пора! О, бабушка… Пришла, да поздно! Ты – сгорбленна. Но грациозна! Морщиниста… Вот ерунда! Мое лицо подвижно, да! Седа… Неправда! Белокура. А ты – завистница и дура!

Зоя отходит, огорченная.

 

ЯВЛЕНИЕ 6

Входит ЭЛЛИИ, один. Мгновение он пристально смотрит на ХРИСИЛЛУ и вдруг падает перед ней на колени.

О, нимфа дивной красоты! Скажи мне, смертному, кто – ты? Что? Разве я себе польстила?

(Эллию.)

Меня ты знаешь: я – Хрисилла, Супруга Ириска. Иль мой взор Слепым был вплоть до этих пор?! Ведь ты сама любовь и прелесть! Во мне все чувства разгорелись: Ты манишь, как в жару родник, Как под листочком пара фиг! О, ты, ценящий лучше Ириска! Бери ж красу мою без риска… С восторгом я приму твой дар! Не солнечный ли с ним удар? Сатир, сатир, я беспокоюсь! Не-т… Это действует лишь пояс. Увы! увы! Прощай, сатир, Мои козляточки… мой сыр…

(Убегает в отчаянии)

Э-х… Беленькая, со слезою, Сейчас сама, как сыр тот, Зоя!

 

ЯВЛЕНИЕ 7

Входит АФРОДИТА и останавливается в изумлении.

О, боги! Эрос! Гера! Зевс! Где я и что я вижу?! Хлев-с, Где милый ваш в гнилом корытце Стал с наслажденьем носом рыться… Смягчитесь: средь свиней он жил — Вот и по-свински поступил! Презренный смертный!

(Со слезами.)

Злой мальчишка! Но… что блестит у ней под мышкой? Мой пояс?.. Всё я поняла!

(Бросается к Хрисилле)

Отдай, что у меня взяла, Медуза! Фурия! Горгона! Отдать?! Да нет того закона… Да никогда!.. Да ни за что!.. А ты, скажи на милость, кто? Актриса, верно, иль гетера? Я – Громовержца дочь, Кифера! Поверю я! Как бы не так!

Тащат друг у друга пояс.

Хоть сам я избегаю драк, Но посмотреть весьма мне лестно Борьбу двух сил: земной с небесной… Ба! Вот супруг злосчастный, Приск!

 

ЯВЛЕНИЕ 8

Входит ПРИСК – очень дряхлый старик с хитрым лицом.

Ну, где жена, всегда там визг!

(Ей.)

Эй, ты! Ведь здесь не зал Гимназий, И ты не блещущий от мази И полный сил герой арен, — Ты просто… просто старый хрен!

(Разнимает женщин. Афродите)

Но от моей супруги кроткой Чего ты требуешь, красотка? Вот то! Не тычь меня под грудь! А что это? Позволь взглянуть!

(Снимает пояс с Хрисиллы)

О, страшная метаморфоза! Хрисилла, цветшая, как роза, Вдруг превратилася в сморчок! Тебе широк твой поясок.

(Афродите.)

Тебе же, сразу вижу, – узок… Нет, детки, это – недоуздок, Что для ослицы я купил! Да что с тобою? Где твой пыл? Где – пояс тот… Теперь в ослицу Придется, видно, мне влюбиться! Ха-ха-ха-ха! Го-го-го-го!

(Подходит к Приску.)

Нас обмануть, друг, нелегко! Меня ж вам не переупрямить! Купил я… Дайте, боги, память! За… за… За этакий щелчок.

(Выхватывает пояс.)

А перепродал, старичок, Его мне с небольшой лихвою!

(Ударяет еще раз.)

Ох, что с моею головою… Д-а… Чуть не выросли рога, А тут еще два синяка.

(Передает пояс Афродите.)

Друзья мои! Теперь глядите: Пристал ли пояс Афродите? Но менее пристало ей Лобзать погонщика свиней… Так пусть же Зою любит Эллий — И всем настанет день веселий!

 

ЯВЛЕНИЕ 9

Входит ЗОЯ, видимо, раздумав умирать. ЭЛЛИИ обнимает ее.

Но чувства прежние твои? Поверь, богинею любви Мне новые внушились мигом! Сам приравнял меня ты к фигам, — И сам же фигу кажешь мне! Да брось!.. Ведь я-то твой вполне. Все танцуют. Хорошо в лесу весною, Где ты – бог, Добрый бог! Даже с старою женою Бок о бок, Бок о бок! А с подружкой молодою?! Мой грибок! Мой бобок! Да, всему тут был виною Поясок, Поясок! Хоть он с пальчик толщиною! Не широк! Не широк! Снять нельзя его весною На часок! На часок! Иль случится вдруг такое… Эй вы! Скок, Скок да скок!

(Кружатся)

ЗАНАВЕС

 

ПРЕЛЕСТНАЯ ЗЕЛЕНЩИЦА И ФЛАМАНДСКИЙ ПАРИС

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

НЕЛЕ – зеленщица, хорошенькая, юркая, с золотистой головкой.

ЛИЗА – булочница, дебелая, белая, белокурая.

КАТРИНА – колбасница, дородная, румяная, черноволосая.

ПИТЕР РООЗЕ – матрос.

КОРОЛЬ.

НЕСКОЛЬКО ЖЕНЩИН.

Действие происходит в Амстердаме в 20-х годах прошлого века.

Рынок. На первом плане – три маленьких лавки. Направо – булочницы, налево – колбасницы, прямо, несколько в глубине, – зеленщицы. В первой – золотистые горы хлебов, кренделей, пирожков и т. д., во второй – темные груды колбас, окороков, дичи, в третьей – яркие букеты овощей. Пока все лавки закрыты. Очень раннее утро.

 

ЯВЛЕНИЕ 1

Быстро открывается одна лавочка и в ней показывается булочница.

Подымись, моя маркиза! Вот – я, булочница Лиза С хлебцем свежеиспеченным И с приветливым поклоном. Я – искусница, хозяйка, — Покупай лишь да съедай-ка!

 

ЯВЛЕНИЕ 2

Открывается вторая лавочка – и в ней появляется колбасница.

Отопрись, моя витрина! Я – колбасница Катрина С свежесваренной колбаской, Всех встречающая лаской. Я – не соня, не лентяйка, — Покупай лишь да съедай-ка! Ах, мое, друзья, печенье Выше всякого сравненья! Что той булочке подобно — Белой, пухлой, сладкой, сдобной? А пирожные! А вафли! Всяк их хвалит – принц ли, граф ли… Ах, мое изготовленье Всем, друзья, на удивленье! Нет сосиски, с этой схожей — Жирной, сочной, тонкокожей! А паштеты! А сардельки! Любит их сам мэр Михелькин… Да, весь мир, не будь Катринки, Ел одни б мои тартинки! Та, хоть с нею мы – соседи, Мне соперница по снеди. Да, весь свет, не будь тут Лизки, Ел одни б мои сосиски! — Та, хоть с ней мы и соседи, Конкурентка мне по снеди!

Замечают друг друга.

А… С добрым утречком, соседка! А… С добрым утречком и вас! И с новостью приятной, редкой! Какой? Какой? Какой? Сейчас. Вчера сижу я у окошка И вижу… Что же? Что же? Что? Прошу терпения немножко! И вижу, бродит… Кто же? Кто? И вижу, бродит вкруг таверны… Ну? Ну? Представьте, лоцман Ян! Да верно ль это? Верно? Верно? Голубушка, мне чужд обман! Его я тотчас подманила… И? Пива пинты две споив, Все у пьянчужки расспросила: Их шхуна, к нам вчера прибыв, Стоять здесь будет до мороза… А стало быть… И он уж тут, Красавец наш, наш Питер Роозе! Гуляка славный! Милый плут! О ком я проливала слезы… О ком грустя, зачахла я… О, Питер Роозе! Питер Роозе! Но… тише, милая моя! Еще услышит зеленщица. Она, от завидущих глаз, Его отбить давно уж тщится! Все шансы на успех у нас! — Обжора – он, то знает всякий, Еда ему лишь дорога, — И шанс мой – эти кулебяки! А мой – вон те окорока!

 

ЯВЛЕНИЕ 3

Открывается третья лавочка, – и появляется прелестная зеленщица.

Раскрывайтесь, половицы! Вот – я, Неле зеленщица, Со своими овощами И… со многими вещами. Я – лентяйка, не хозяйка, — Но… гляди да покупай-ка! Ах, друзья, мое кокетство — Восхитительное средство: Повернулась этак, в профиль, — И гнилой уж сбыт картофель, Подмигнула, поболтала, — И салат уж продан вялый… Да, прелестной зеленщицей И король сам восхитится! Что так, соседушка, распелись? И расплясалися со сна? А вы что важно так расселись? Точь-в-точь капустных два кочна! О, Ваши плутни и приманки, Поверьте, не пойдут вам впрок! Все чары истинной голландки… В уменье начинять пирог! Иль нежные кишки бараньи! Ой, ой! Ужасно я боюсь, Что при таком двойном старанье Я глупостями начинюсь! Вот слово правды и скажи тут! Вот искренней и будь вполне! А… Покупательницы идут! Пожалуйте! Ко мне! Ко мне!

 

ЯВЛЕНИЕ 4

Появляются несколько женщин, одни покупают у ЛИЗЫ, другие – у КАТРИНЫ.

Всё к ним да к ним… Что за причина? А… кумушки на Неле злы: К ее капустке все мужчины Бегут, как зайцы иль козлы!

Женщины с покупками уходят. Из зрительной залы доносится песня.

 

ЯВЛЕНИЕ 5

Я – моряк веселый Питер, Эль готов всегда глотать. Выпил бочку – губы вытер, Черт возьми! Хочу опять. Я – матрос веселый Питер — Век готов еду жевать. Съел барана – губы вытер, Черт возьми! Хочу опять. Я – веселый парень Питер, Всех девиц готов обнять. Сто раз чмокнул – губы вытер, Черт возьми! Хочу опять! То – Питер Роозе! Питер Роозе?! Моя давнишняя любовь!.. Вот покраснела-то! Как роза! Вернее, – как ее морковь!

ПИТЕР РООЗЕ появляется перед лавками. Это – красивый, здоровый парень, с обветренным лицом и трубкой в зубах.

Добро пожаловать! С приездом! Лизок! Да стала ты, ого! — Кадушечкою с пышным тестом!

(Хлопая Катрину)

И ты, Катринкен – ничего: Кусочек розового сала!

(Оглядываясь)

А Неле? Здравствуй, морячок! А ты еще цветущей стала! — Как есть, редисочки пучок! Ну, пойдем! Тебя у Лизы Ждут приятные сюрпризы: Хлебец круглый, хлебец длинный, Хлебец маковый и тминный, Крендель сахарный, соленый, Пирожок простой, слоеный, Маслом пахнущий и жаром… Всё тебе отдам я даром! Нет, пойдем-ка! У Катрины Ждут чудеснее картины: Колбаса из дичи, мяса, И копченые колбасы, И колбасы кровяные, Бычьи, заячьи, свиные, С чесноком, с гвоздичкой, с перцем, — Кушай их – дарю всем сердцем! Питер милый! И у Неле Хорошо бы вы поели… Румяны мои томаты, Зелены мои салаты, А огурчики! А репки! Так сладки они и крепки… А потом отдаст вам Неле Всё, чего б вы ни хотели! Не ходи к ней! Не ходи ты! Ах, не порти аппетита! Побыть с тобой хотелось мне бы, Да… соблазнительней у них!

(Лизе.)

Ну, подавай свои мне хлебы!

(Катрине.)

Ты ж – парочку колбас твоих!

Он усаживается у лавки КАТРИНЫ, ЛИЗА приносит хлеб, ПИТЕР ест с жадностью и в то же время заигрывает с обеими.

Ты – прелюбезная девица!

(Катрине.)

А ты – предобрая душа!

(В сторону.)

Придется, видно, раздвоиться: И та, и эта хороша! Он предпочел мне – вот обида! — Вас, белый хлеб и ветчина! Однако не подам и вида, Что будто я огорчена.

(Ходит у лавки и мурлыкает.)

 

ЯВЛЕНИЕ 6

Входит король. Он – старичок, с благодушным лицом, одетый очень скромно.

Вон, ковыляющей походкой Идет какой-то старичок! Не продадите ли, красотка, Вы мне хороший артишок? Да сколько, сударь, вам угодно… Да для меня большая честь, Что господин, столь благородный, Мой овощ скромный станет есть! А разве, милая торговка, Вы знаете, кто – я? Пусть, – нет! Но вы ступаете так ловко! Так гордо смотрите на свет! А серебрящиеся букли! А ваши черные глаза! Жаль, что они теперь потухли… Ты нравишься мне, егоза! Вот, сударь, хороши ли – эти? О! То не артишок – мечта! Готов я век быть на диэте, Чтоб это кушать… Да! да! да!

(Поет, очень довольный)

От лестницы дворцовой Вдоль площади торговой И дальше, вплоть до доков, Ища лишь артишоков, Сегодня я прошел. Но только два нашлися, И те объели крысы, — И стал я хмур и зол! Я б рад был, как ребенок, Гусиных съесть печенок, Телячьих ножек, грудок, Но бедный мой желудок Так слаб, так вял, хоть плачь! Ем зелень да лососку А скоро, видно, соску Пропишет мне мой врач… И вдруг здесь нахожу я Корзину пребольшую Чудесных артишоков, Душистых полных соков, — И… я повеселел! Спасибо, зеленщица, Прелестная девица, Отрада старых тел!

(Кланяется и дает Неле несколько золотых монет)

Но, сударь… Слишком много это… Бери, плутовка! Да бери! Он золотые две монеты Ей дал! Да нет же: целых три! Нет, целых пять! Ах, ваша милость! Сухариков угодно взять? Не прочь я… лишь бы согласилась И зубы ты свои продать!

ЛИЗА с обидой отходит.

Ах, ваша светлость! Не хотите ль Купить окорочок свиной? Что ж… Но, чтоб не был я – лишь зритель, Продай мне и желудок свой!

КАТРИНА с негодованием отвертывается.

(НЕЛЕ.)

Тебе ж, красотка зеленщица, Еще раз говорю мерси! Будь королевской поставщицей И во дворец всегда носи Товар свой: спаржу с огурцами, Бобы, горошек и фасоль… Кого ж спросить там? Кто ж вы сами? Не главный повар ли? Король.

Сцена немого общего изумления.

Пожалуйста, – без изъявлений Восторгов, страхов – всяких чувств! Скорей, достоин сожалений Глава страны съестных искусств, Что сам их есть не в состоянье!

(Взглянув на Неле)

Как, впрочем, и… Ну, мой дружок, Цвети, сияй – и до свиданья!

(Уходя.)

Ах, что за дивный артишок! А здорово он вас отставил! Преостроумный старикан!

(Неле.)

И здорово цены надбавил Тебе в глазах моих! Болван! Уж не своими ль золотыми? И ими… И еще кой-чем. Коль старца с кудрями седыми Расшевелила ты совсем, Так что же сделаешь со мною?! Когда я сделаю, чудак? Когда… ты станешь мне женою! Ах, вот что! Вот что! Вот так так!

(Поют.)

Коль пошли о свадьбе речи, Становись скорее к печи, Изготавливай съестное Ровно вдвое, даже втрое! Послушайте, перестаньте! Я прямо изнемогаю… Что такое? Отчего вы изнемогаете? Не нравится, о чем в пьесе речь идет? Наоборот! Чересчур нравится… Целые четверть часа я слышу разговоры о съестном и испытываю настоящие муки Тантала! Согласитесь, что при современном положении вещей это вполне естественно! А… Вот что! Я… я… я прямо не ручаюсь за себя! Еще мгновение – и я брошусь на сцену и поем все вкусные вещи, что там выставлены!

Во время этой реплики возвращается король и прислушивается. Лавочницы в страхе бросаются к своим продуктам.

К сожалению, они – картонные! Это… это безобразие! Это какое-то издевательство! Ох-ох… какие теперь люди нервные стали, не то что в мои времена! (Громко.) Успокойтесь, сударь… и примите, если вам угодно, мой маленький совет: кушайте зелень! Ведь ее-то вы и теперь можете иметь в избытке. Стоит лишь немножко потрудиться в вашем садике или дворике… Всё это, вместе взятое, очень, очень полезно для здоровья! Благодарю вас. Придется уж… А сейчас, с вашего позволения, мои добрые подданные постараются поднять ваше настроение и попляшут. Эй вы, красотки! Уж закрылись половицы.

(Подходит к королю)

Вот я, Неле зеленщица! И замкнулася витрина… Вот – колбасница Катрина! И спустилася маркиза… Вот я, булочница Лиза!

ЛИЗА и КАТРИНА берут КОРОЛЯ под руки, НЕЛЕ – ПИТЕРА, – и все пляшут.

Хоп-ля-ля, хоп-ля-ля! Лучше нету короля! Хоп-ля-ля, хоп-ля-ля! Хороша моя земля! Хоп-ля-ля, хоп-ля-ля! Пляшем мы, вас веселя! Хоп-ля-ля, хоп-ля-ля! Нам похлопайте, хваля!

ЗАНАВЕС

 

ДАМА В ГОЛУБОМ

романтический эскиз в 2-х картинах

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ДАМА В ГОЛУБОМ

КАВАЛЕР В ФИОЛЕТОВОМ

СЛУЖАНКА (лицо без речей)

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК

 

КАРТИНА 1-Я

Часть стены картинной галереи. На ней висит портрет «ДАМЫ В ГОЛУБОМ» художника Сомова, на фоне старинного парка. В глубине – в дымке – мраморный водоем и скамья, на которой сидит в задумчивости КАВАЛЕР В ФИОЛЕТОВОМ. МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК в костюме наших дней стоит перед картиной, упоенный ее созерцанием.

Который раз уже стою я Пред этой «Дамой в голубом», Любуясь, грезя и горюя О романтическом былом И женщине эпохи дальней, — Прекрасной, как ее портрет, Что всех мечтаний идеальней… О женщине, каких уж нет! Ее, ее лишь ждем всегда мы, Чтоб верно и светло любить… О вы, печальнейшая дама, Когда б могли живой вы быть! Безумец! Не всегда картиной Была я, дама в голубом… Жила я и словам мужчины Внимала… чтоб страдать потом! Что сделало меня печальной? О, в эту тайну посвящен Лишь этот водоем овальный, И этот парк, и он! и он!

(Указывает на КАВАЛЕРА)

К признаньям сим не приготовясь, Замолкли вы, вздыхатель мой. Узнайте ж горестную повесть, — И не тревожьте мой покой!

Слышится томный далекий мотив Ланнеровского вальса.

(Совсем оживает, глубоко вздыхает и обмахивается платком, как будто только что покинув бальную залу)

Сколь свет мне кажется несносным! Сколь тягостен раут порой! Там – жаркий зал с паркетом лосным! Прелестниц набеленных рой И раззолоченная челядь… А здесь – так пахнет резедой, И иволга так томно трелит… О, ежели б побыть одной! Увы! Идут уже… Графиня! Здесь повстречать вас счастлив я. Надеюсь, – вам, хотя бы ныне, Угодно выслушать меня?

ДАМА В ГОЛУБОМ молчит в замешательстве.

Сколь вам известно, уж три года Я вас люблю, тоской томясь… Ни путешествия, ни воды Не лечат этой страсти! Князь! Не гневайтесь! О, мне святыни, Не только вы: ваш веер, зонт, И кринолин ваш светло-синий, И пена раздушенных блонд! Опаснейшим из фешенэблей Слывете вы… То знать не мне ль? Красавиц наших честь колебля, Вы видите в том жизни цель! Да, точно был я волокитой, Но в том не женщины ль виной? Я влекся к ним с душой раскрытой — И видел, Бог мой, пред собой Кокеток, ветрениц, жеманниц! А я, хоть с виду зол, устал, Слегка поэт, гегелианец… Вы ж – ангел! Вы мой идеал! Но, сударь мой… Дерзки почти вы. А узы брака… Мой супруг… Поверьте, я порой счастлива! Нет, я не верю вам, мой друг! Ваш муж, что день, пошлей и старей. То – фавн без рожек и копыт! — Спит на приемах государя, Зато в балете уж не спит! Ах, вы бледней жасминов стали! Дозвольте же…

(Хочет ее поддержать)

Довольно, князь. Несчастна я – вы угадали. Но, к вам в объятия склонясь, Была б счастливей ли? О, Нелли! Поймете ль вы меня, Кирилл? Люблю я белый цвет камелий, И трепет мотыльковых крыл, Мечтательства о страсти вечной, Романы томные Жорж Санд И… гордость женскую, конечно! Забвенье ж – ваш мужской талант. Забудьте же меня! Уйдите! Что вам в отчаянье моем? Жестокая! Иль вы хотите Быть вечно дамой в голубом — Для всех, для всех недостижимой, Не милостивой ни к кому?! Друг! Буду ль я всегда любима? Доверься слову моему! Так знайте ж: я себе поклялась Вас разлучить с тоской и злом И доказать, что страсть и жалость Доступны даме в голубом!

Объятие.

ЗАНАВЕС

 

КАРТИНА 2-Я

Сколь помнится, уже три года Я свой роман веду, томясь, И ни преграды, ни свобода Не в силах оживить ту связь… Графиня дев сантиментальней — Гляди с ней ввысь! Лети с ней вдаль! Всегда в ее карельской спальне — Фиалки, том мадам де Сталь, И кружевные разговоры, И клавесин хрустальный стон… А тут бы – в поле с гончей сворой! Иль – в зал – за чопорный бостон. Положим, c’est sans mots [109] , доселе Прекрасна дама в голубом, Но оказалася на деле Не синим ли она чулком? А впрочем, – час свиданья близко. Идем же к месту наших встреч Вздыхать и млеть!..

На заднем плане появляется СЛУЖАНКА.

А… камеристка! Не с ней ли мне себя развлечь? У этой маленькой смуглянки Есть, право, всё, коль нет души. Так не принять ли от служанки, Что трудно взять у госпожи?

(Удаляется на задний план и любезничает с камеристкою)

Слышится тихая жалобная музыка Эоловой арфы. Появляется ДАМА В ГОЛУБОМ.

Сколь часто бы к нему ни шла я — Все сердце стонет и дрожит, Как эта арфа золотая На павильоне «ТРЕХ ХАРИТ», Как арфа грустная Эола… О, я свершила, что могла: Разуверенья поборола, Очарованье в нем зажгла. <…> [110] Глядит мой милый паладин, Столь верный, нежный и горячий, Как в целом свете ни один!

(Повертывается лицом к скамье)

Но кто там? Там, среди просветов Садовых солнечных полян? То – он, чей фрак так фиолетов, И… чей-то розовый волан?! О, Боже мой! Ведь это… это…

(Схватывается рукой за грудь)

Как больно… Меркнет мир в очах… Он там с француженкой Жанеттой, Моею горничною…

КАВАЛЕР грубо обнимает СЛУЖАНКУ

Ах!..

ДАМА тонко вскрикивает, СЛУЖАНКА поспешно скрывается, КАВАЛЕР, видя ДАМУ, делает к ней шаг, но потом в замешательстве опускается на скамью.

Вы всё узнали, мой поклонник. Что ж стоит ваш мужской экстаз? А верность? Как букет вероник, Она не блекнет только час! О, все вы видите приманку В красотах женственной души, — И… обнимаете служанку Взамен высокой госпожи! Забудьте же меня! Оставьте В моем печальном сладком сне, На этом призрачном ландшафте, На этом тусклом полотне… И пусть из вас уж ни единый Мне не напомнит о живом, — Пусть буду я всегда картиной, Прекрасной «Дамой в голубом»!

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК благоговейно склоняет пред ней голову и удаляется.

ЗАНАВЕС

 

ДВА ЭРОТА

античная басня в 2 картинах

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Сестры:

ЭОС – богиня утренней зари.

СЕЛЕНА – богиня лунного света.

ТИФОН – охотник.

ЭНДИМИОН – пастух.

ЭРОТ – идеалист.

ЭРОТ – скептик.

ТОРГОВКА.

Действие происходит в Элладе в баснословные времена. Между 1-й и 2-й картиной проходит 50 лет.

Перед поднятием занавеса к рампе приближается ТОРГОВКА с корзиной полной статуэтками эротов. Она – старуха с добрым и насмешливым лицом.

Привет вам, юные красавицы! для вас Товаром редкостным сейчас я запаслась. Любви желают все, а юные – подавно, Но счастье в ней, увы! неверно, своенравно… Я ж вам могу помочь почти наверняка, Дав опытный совет купить любви божка. В корзине у меня, как голубята в клетке, Белеют, видите? эротов статуэтки — Божки различных цен, божки на всякий вкус. Я вам их тайный смысл растолковать берусь: Здесь есть коварные и кроткие эроты, И верные, и нет… Вон тот из терракоты, С натянутой стрелой, румян, самовлюблен, — Невесте чопорной весьма подходит он. А этот, бронзовый, взнуздавший льва, хоть дорог, Зато уж прочен как и как забавно зорок! О, пригодился бы, по-моему, вполне Он каждой бдительной ревнивице-жене! А вот порхающий, дешевенький, из гипса. Не станешь и жалеть, когда бы он расшибся. Его дала б я той, что, начитавшись книг, Всё ищет модных нег на день, на час, на миг! Вот с фиговым листком, он скромницам фальшивым, С повязкой на глазах – любовницам счастливым, Эрот, стригущий коз, эрот, плетущий сеть — Наивным девушкам полезно б их иметь! И вот последний… Он прекрасней всех, конечно, — Весь цельный, мраморный – не потемнеет вечно! И столь же вечных чувств податель – тот эрот… Но думается мне, что, бедный, не найдет Он покупательниц средь наших современниц — Неувядаемо-пленительных изменниц! Купите ж, милые красавицы, божка! Рассматривайте всех, судите всех пока И, чтоб ваш выбор был умней и безопасней, Прислушайтесь к одной хорошей старой басне.

(Оставляет корзину у рампы и удаляется)

 

КАРТИНА 1

 

Полянка средь аркадского леса. Золотая осенняя зелень в преувеличенно-больших румяных плодах и необычайно крупных, пурпурных гроздах винограда. Час рассвета.

Два эрота, один с радостным, другой со скучающим видом выбегают из-за кустов.

 

ЯВЛЕНИЕ I

Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля! Проснулась милая земля, И я не сплю, свой лук готовлю, Скорее, друг, скорей на ловлю! Фью-фью-фью-фью, фью-фью-фью-фью! Дивлюсь на радость я твою, Ведь каждый день одно и то же: Она и он, лужок и… ложе! О нет! вселять в сердца любовь — Прелестный долг, как ни злословь! Влюбленных род неодинаков: Одни, бледнея и заплакав, Другие, вспыхнув и смеясь, Несут стрелу, что в них впилась, А третьи сблизятся навеки И умирают, сжавши веки… Уж, кажется, как мир, я стар, А не видал подобных пар! О, наши подвиги так просты! — Найди лишь рощицу из роз ты, Да спрячь кукушку в ближний куст, Да юношу с пушком у уст Сведи там с девой пышнотелой — И целься, хоть зажмурясь, смело! Но я боюсь, что эта цель — Лишь ивовая колыбель… А грусть? А муки расставаний? Влиянье долгих кукований. А пламень жертв? А верность слов? Наряды брачные полов. Испорченный мальчишка! Циник! Да, не скажу я: это – финик, Коль вижу только огурец. Пусть циник – я, а ты – глупец! Так ты не хочешь, чтоб любили? О, олимпийский простофиля! Да я готов влюбить хоть всех, Чтоб после их поднять на смех. Не любопытно ль, в самом деле? — Сошлися двое, поглядели, С ночь повздыхали, с день помлели, — И «ей» прекрасней нет «его», «Она» ж «ему» как божество! Но минет срок и мрак влюбленный, — И оба смотрят изумленно: Увы! Вчерашний Адонис Стал что-то длиннонос и лыс, Домашняя же Афродита — Толста как будто и немыта… И ты грустишь? Ликую я! Без ссоры не проходит дня: Они бранят себя, меня И злополучную кукушку. Уж небожитель трет макушку, Где прорезаются рога, И льется славная река Из глаз опухших богоравной. Упреки, крики… Презабавно!

(Хохочет.)

И это светлый бог любви?! Тебе я перья вырву! Рви! В долгу, поверь, я не останусь! Антэрос злой! Двуликий Янус!

Нападают друг на друга. Первый начинает одолевать.

Постой! Прилично ль нам, богам, Как забиякам-петушкам, Наскакивать, трепля друг друга? Что? Иль приходится уж туго? Нет, я, как ты, еще крылат. Но всё ж, побившись об заклад, Мы спор решить достойней можем. Ну, я согласен, предположим… Ты, друг, – идеалист, поэт, Ты веришь в страсть навек, я – нет. Произведем же нынче оба Две маленьких любовных пробы! А после выясним исход, И выигравший лук берет! Идет.

Ударяют по рукам.

Чу! Слышишь легкий топот? Вот случай сделать первый опыт!

Прячутся в кусты.

 

ЯВЛЕНИЕ II

Быстро входит СЕЛЕНА, преследуемая ЭНДИМИОНОМ. Она – тонка и гибка, с волнистыми, голубыми волосами. Он – смугл и мечтателен, в иссиня-черных кудрях.

Эге! Никак – Селена? Да. Плывет надменно, как всегда, Подняв шиньон голубокудрый И лик свой, матовый под пудрой Из океанских жемчужин, И презирает всех мужчин. Ох, не терплю я, Зевс свидетель, В ней эту рыбью добродетель… Молю тебя, молю: на миг остановися! Как, дерзостный пастух? Богиню звездной выси Заставить хочешь ты остановить свой путь? О да, но лишь затем, чтоб на нее взглянуть! Вчера при Веспера серебряном мерцанье Тебя увидел я… Ив странном обаянье Бродил всю ночь в лугах, овец своих забыв… И вот нашел тебя! Прими же мой порыв — Порыв влюбленного впервые лишь – без гнева! Чудак! Увлечься – кем. Стареющею девой! Мне жаль слегка тебя и юных чувств твоих, Но, смертный, никогда не разделю я их. Ах, вероятно, я бессмертных много хуже! Дитя! Я и средь них не выбрала бы мужа. Мне милы лилии, заливы, я сама — Не люди темные, сходящие с ума, И не блестящие, сухие олимпийцы! Так мне один удел… Удел самоубийцы! Но дай одно… О чем лепечешь ты с мольбой? О, дай мне локон свой. Свой локон голубой! Бедняк, он не постиг всей сложности прически, Скрепленной шпильками и завитой на воске… Я помогу ему, хотя б пришлось остричь Ломаку наголо… Эх, не спугнуть бы дичь.

(Натягивает лук)

Нет, не согласна я.

Стрела попадает ей в грудь.

Ах!.. Я на всё согласна! Ты столь почтительный, и стройный, и прекрасный… Вот это главное! Не верю я ушам! Так обними меня – и убедишься сам!

ЭНДИМИОН обнимает ее.

Я позабыла всё: стыдливость и рассудок… Идем, любимая! В лугах средь незабудок Отныне будем мы бродить уже вдвоем — На травах нежиться… Глядеться в водоем… Но обещай мне, друг… Иль я не успокоюсь… Я понял. Будет цел девический твой пояс!

Медленно удаляются.

А я бы пожелал тебе, Эндимион, Иначе завершить ваш томный моцион.

(Скрывается в зелени.)

В небе разгорается заря.

Какой счастливец! Так легко Любить заставил… и кого? Саму холодную Селену. Но там вдали я вижу хлену Пурпурную и алый плащ… Будь наготове ты, мой пращ!

 

ЯВЛЕНИЕ III

Стремительно вбегает ТИФОН, настигаемый ЭОС. Она улыбчивая, грациозная в развевающихся розовых кудрях. Он – насмешливый, высокий, с искрасна-золотой головой.

Увы! Мне не везет: то – Эос. Бежит, кудрями розовеясь, И вся до холеных ногтей Внезапной склонностью своей Пылает к этому мальчишке… О, козьей ветрености вспышки — Как ненавижу их я в ней! Не горд супруг ее, Атрей!

(Спрятавшись, наблюдает за ними)

Постой же! За самим тобою я охочусь, Охотник смелый! О, к чему такая почесть? Я – скромный человек, простой лесной стрелок. С меня достаточно, что муж мой – звездный бог! Пускай сейчас он спит иль пьет свой сладкий нектар, С супругой же его побудет милый некто, Раз он не спит уже… Всего лишь миг назад Тебя я встретила, блуждая наугад В туманах золотых, и новая влюбленность Мне сердце жжет! Позволь, я к твоему притронусь…

(Хочет обнять его.)

Иль нужно для тебя, чтоб так же я горел? А для меня нужны лишь этот самострел Да птичьи выводки! Скажи, в глаза мне глянув, Я не прекрасней ли голубок и фазанов? Розовокрылая! не спорю: может быть… Но не хотел бы я богиню полюбить. Признайся: страсть твоя – мгновеннейшая прихоть? Ах, буду я с тобой вплоть до другой зари хоть… А после? После? Ну, конечно, уж с другим. И справедливо ли быть ласковой с одним? Прощай! Я не хочу обоим нам несчастий. Добычу взяв, не дам другому я ни части! Нет, нет, не уходи! Ты, правда, дик и прост, Но то мне нравится… А твой могучий рост! А медь твоих кудрей! А уст твоих румяность!

(Ласкается к нему)

Клянись меня любить всю жизнь – и я останусь. Кокетка! Я тебе любовный яд привью, Хотя б пришлось порвать всю тунику твою Своими стрелами… Но что за темперамент! Красавец этот в год прожолкнет, как пергамент!

(Натягивает лук)

Я клятв не признаю.

Стрела попадает в нее.

Ах!.. Век любить клянусь! Ведь ты так пламенен, так юн еще, безус… Как? Лишь поэтому? Благодарю сердечно! Так счастлив я теперь! И будешь… бесконечно! Не странно ль. Я сейчас стыжусь своих измен. Зачем искать других, коль этот – совершен?! Пойдем, возлюбленный, в одну из тихих хижин, И там, на ложе мха, со мной ты будешь сближен Все ночи синие, все длинные года… Ты бросишь для меня Олимп, Астрея? Да. Так дай же мне твой рот, подобный алой розе! — Я выпью из него все капельки амброзий…

(Целует ее.)

О, что за длительный и жаркий поцелуй! Смотри ж, соперник мой! Не слишком торжествуй! А ты, Тифон младой, не слишком пыл расходуй: Ведь эти радости продлятся годы, годы…

Оба Эрота скрываются.

Я слышу легкий шаг, я вижу бледный свет… То не сестра ль моя?

 

ЯВЛЕНИЕ IV

Появляется СЕЛЕНА в сопровождении ЭНДИМИОНА. Женщины приближаются друг к другу, юноши держатся поодаль.

Ах!.. Эос – мой привет! И мой привет тебе, любимая Селена! Но… Я изумлена… Такая перемена: С тобою – юноша! Ты нынче не одна! Зато уж ты, сестра, всегда себе верна! Нет, нет, не думай так! И я иною стала. Пегаса легкого сменив на Буцефала? Не смейся! Я люблю. Былое ж – пепел урн. Мне только помнятся цвета плащей, котурн Моих любовников… О, всех не перечислю! — И стыдно мне до слез минувших легкомыслий. Теперь же знаю я таких волнений дрожь! Я, именно, люблю… Но нет, ты не поймешь! Поверь: я поняла. Узнай: люблю я тоже. И пусть у нас, сестра, так прошлые несхожи, Я своего стыжусь не менее, чем ты. О, этот сон души и холод чистоты! Что значили они с их гордым ослепленьем Пред этим сладостным моим самозабвеньем?! Не правда ль, как хорош улыбчивый Тифон? И как задумчивый красив Эндимион? Давай же этот день, что начат поцелуем, Мы пиром здесь, средь чащ лесных, ознаменуем! Чтоб поцелуем же начать и эту ночь… Сюда, о юноши!.. Идите нам помочь! Устройте ложа нам из этой мягкой хвои… Покройте их моей хламидой голубою… Любимый, набери пурпурных тех гранат! Возлюбленный, сорви тот красный виноград! Вы ж наградите нас за эти все поступки Потом, когда уста для нас заменят кубки! А руки милые – пахучие венки! Пока ж – ни края губ… Ни кончика руки!

На заднем плане юноши влезают на деревья, отряхивают плоды, обрывают грозды, ЭОС и СЕЛЕНА стоят возле, помогают им, собирают упавшее с кликами испуга и веселья. На переднем появляются эроты.

 

ЯВЛЕНИЕ V

Оба эрота сходятся вместе.

Хитрили, прятались, следили И вот дождались двух идиллий! Ох, если дальше так пойдет, Зевота скулы все сведет! А ты хотел бы, чтоб, как мимы, Кривлялись любящий с любимой Среди пощечин и острот? Мне жаль тебя, слепой эрот! Пожалуйста, без сожалений! Когда мне нужно развлечений, Я всё поставлю кувырком. Эге, вот – мысль!

(Задумывается с усмешкой.)

О чем? О ком? Уж затревожился, тихоня? Та мысль о Эос и Тифоне — Смешных любовниках твоих! О, берегись! И ты притих? Я не охотник до буколик — Наивных игр, еды до колик, И, чтоб не оскорбить свой вкус, Пока исчез. Потом – явлюсь.

1-й следует его примеру. ЭОС, СЕЛЕНА, ТИФОН и ЭНДИМИОН располагаются на земле, едят плоды и смеются.

Друзья, не полон пир без пляск… И я надеюсь, Что милая моя… Спляши, спляши нам, Эос! Но где же музыка? О, я готов играть!

(Селене.)

Тебя ж, любимая, прошу я подпевать.

Начинается легкая трельная музыка. ЭОС воздушно и трепетно кружится, иногда сопровождаемая ТИФОНОМ. ЭНДИМИОН грациозно раскинулся у ног СЕЛЕНЫ, которая тихо и трогательно поет.

О, любовь! что сделала ты со мною? — Отняла свободу и сна лишила. Задыхаюсь я, словно стал мне узок Пояс мой девий! Я теперь как горленка в пестрой клетке, Как форель игривая в верше темной, Ибо уловил меня нежным словом Юноша стройный… Но люблю я хитрого птицелова, Рыбака лукавого не пугаюсь, — Лишь его завижу, стремлюсь навстречу С бьющимся сердцем! Корм мне поцелуйный он рассыпает, И даюсь покорно ему я в руки, И шепчу в томлении несказанном: Милый! возьми же…

ЭОС, танцуя, подражает движеньям то птицы, то рыбы и при последних тактах склоняется в объятья ТИФОНА.

Вы, ножки нежные, божественно плясали. Я расцелую вас сквозь ремешки сандалий.

(Целует ноги Эос.)

Ты, горло стройное, так сладко пело нам! Позволь к тебе прильнуть восторженным губам…

(Целует шею Селены)

Остановись на миг! Когда б так вечно было! А ты бы у богов об этом попросила! Конечно, юн еще избранник твой Тифон, Но, вспомни, светлая, всё ж не бессмертен он! И вдруг увидишь ты взамен него останки Холодные…

ЭОС вздрагивает и задумывается.

Эге! Она идет к приманке… О, дней податель Зевс! Услышь меня, молю, И дай жизнь вечную тому, кого люблю!

Легкий удар грома.

Ха-ха! Припомнится ей этот вот ударец, Когда с ней будет жить бессмертный лысый старец.

(С хохотом исчезает.)

Ликуй же, мой Тифон. Услышана мольба.

(Селене.)

Сестра, что медлишь ты? Проси. Не будь глупа! Зевс нынче добр. О чем бы я просила? Проси лишь об одном: чтоб вечно ты любила! Красив, не спорю я, твой друг Эндимион, Но может быть, поверь, тебе противен он… И вдруг узнаешь ты всю горечь отвращений От этих льнущих уст и алчущих коленей! О, чувств хранитель Зевс! Услышь меня, молю, Дай вечную любовь к тому, кого люблю!

Краткий блеск молнии. ЭНДИМИОН, лежащий у ног СЕЛЕНЫ, совсем засыпает, склонив голову ей на колени.

Теперь я удалюсь, свой долг святой исполня. Да, ей не позабыть небесных этих молний.

(Исчезает.)

Знай, мой Эндимион! Ты будешь век любим, Но ты недвижим, нем… О, что с тобой? Что с ним? Он умер, огорчен твоей нелепой просьбой! Взяла б пример с меня – и плакать не пришлось бы. Нет, он не умер, нет! Он крепко лишь уснул. Он улыбается… Он дышит… Он вздохнул… Уста теплы, в лице – не мертвенная свежесть… Да, Эос, он уснул, у ног Селены нежась. Бежим же, друг, в леса! Уж небеса зажглись!

(Убегает с Тифоном)

О, мой возлюбленный! Проснись! проснись! проснись!

ЗАНАВЕС

 

КАРТИНА 2

 

Та же полянка средь леса. Светлая весенняя зелень в пышнейшем белом цвету. С одной стороны – ивовая хижина, с другой – нечто вроде мраморного портика. Час заката.

ТИФОН – лысый, беззубый старик – сидит у порога хижины и плетет два венка из мака. ЭНДИМИОН – юный и прекрасный по-прежнему – лежит под портиком в том же глубоком сне.

 

ЯВЛЕНИЕ I

Ох-ох-ох-ох… Всю спину разломило. Днем ловишь резвых птиц, а после с юной милой Проводишь в ласках ночь без отдыха, без сна! Что делать? Очень уж она-то влюблена! И я крепись… Кряхти – а страсть являй, притворствуй, А то услышишь вмиг: «Ты злой, холодный, черствый! Ты разлюбил меня»… И всё. А до любви ль, Когда уж надобны овчина и костыль? Ах, как мне хорошо! Должно быть, целый день я Лежу в таинственном моем оцепененье… Но близится уж ночь, – и, может быть, опять Придет любимая моя с тоской обнять… И буду я дремать у девственных коленей, Дрожа от сладостно-мучительных томлений… Явись же, чистая! О, я не охладел… Я так тебя хочу, как утром не хотел!..

(Снова засыпает)

Счастливчик! Продремал шестьсот уж полнолуний, — А юн по-прежнему. Еще бы! Для шалуний Он не растрачивал, как я, любовных сил…

 

ЯВЛЕНИЕ II

Появляется 2-й ЭРОТ.

Ну, как живешь, Тифон? Как видишь, дряхл и хил. Вся радость – похлебать вареной чечевицы Да помечтать тайком о мраморной гробнице! А Эос? Всё верна? Увы! на горе мне Мной очарована она еще вполне. Всё манит к ложу нег, а я тянусь к могиле… Что яблок квитовый тому, чьи зубы сгнили? Жалка моя судьба! Ведь по ее мольбе Бессмертье мне дано. Я помогу тебе.

(Про себя.)

Вот вечная любовь, что стала вечной мукой! Еще усилие – и у меня два лука.

 

ЯВЛЕНИЕ III

Из хижины выходит ЭОС и грациозно ласкается к ТИФОНУ ЭРОТ наблюдает сцену в отдаленье.

О, друг, что вижу я? Венки не сплетены! Ты разве позабыл, что мы идти должны На праздник? Ах, Тифон! С тобой мы не плясали Уж так давно, давно… С осенних вакханалий! Да, и достались же мне пляски эти… Ух! Казалось, после них, что испущу я дух! То не грозит тебе. Ты средь людей счастливец! Но встань же, выпрямься, прелестный мой ленивец, Красавец стройный мой. Попробуем, давай, Наш танец повторить. Ну, что же? Начинай! Сейчас, сейчас.

(Про себя.)

Ой, как дрожат поджилки! Не заставляй просить! Ведь ты – танцовщик пылкий. Когда всех прочих ты усердьем превзошел! Да, помнится…

(Тихо.)

Скакал я, как хромой козел, Вдобавок бешеный. Смеялись все вакханты, — Так ловко прыгал ты, склонял так гибко стан ты И вдруг небрежно пал, как светлый бог в венке. Пожалуй…

(Про себя.)

Вывихнул я ногу при прыжке! Я жду, возлюбленный! Упрямец! Ты недвижим… А если, приклонясь к кудрям янтарно-рыжим, В ушко румяное я попрошу о том? (Делает, что говорит) Мне не откажешь ты? Иль разлюбил? Начнем.

ЭОС и ТИФОН танцуют. ЭРОТ подглядывает.

Вот это зрелище! В театр ходить не надо, Плешивый Дионис и шалая мэнада! Помилуй! Не могу… Я умер… Я мертвец… Что за невиданно-блистательный конец! Упал нарочно ты? Ничуть: сказался вывих! Ох, Эос, брось меня для молодых, красивых… Он не безумен ли? Нет, – просто слишком стар, Чтоб принимать любви твоей горячий дар! Не веришь? Так гляди хотя б на эту челюсть, — В ней зуб всего один и черный… Правда, прелесть? На эту голову взгляни, глаза утешь: Какая круглая и розовая плешь! А худоба его, морщинистость, сутулость, — Любуйся и на них! О, я как бы очнулась От чьих-то страшных чар и злого волшебства… Те чары принесла шальная тетива Эрота одного, что, очевидно, спятил, — И о любви навек твердит теперь, как дятел! Как я его могла любить хотя б и миг? Оставь меня скорей, несчастнейший старик! Благодарю тебя за это милосердье! Похлопочи еще у Зевса, чтоб бессмертья, Что мне так тягостно, лишил Тифона он. Расторгнут наш союз – и ты его лишен. Хе-хе! Теперь пойду, разлягуся удобно И буду сочинять себе стишок надгробный!

(Уходит в хижину.)

Как я обманута! И пусть теперь снята Повязка с глаз моих, но в сердце – пустота… Зато кругом тебя леса, как встарь, не пусты: Там, что ни шаг, везде – охотник алоустый. Так выбери ж скорей любого – мой совет! Чтоб полюбить на миг? Другой любви же нет! ЭОС, взволнованная, удаляется. Итак, я выиграл заклад, И досверкает лишь закат, — Сойдусь я с тем Эротом – плаксой, Что зря в борьбе со мной напрягся!

(Убегает.)

 

ЯВЛЕНИЕ IV

Небо меркнет, темнеет, потом начинает сиять отдаленным лунным светом.

Медленно входит СЕЛЕНА, неся в руках цветы.

Который раз иду я этой же дорогой В тот портик мраморный, где под белейшей тогой Лежит любовник… нет! возлюбленный лишь мой — Он, вечный юноша, земной и неземной! И каждый раз живит меня надежды трепет, Что он пробудится, и встанет, и раскрепит Камею строгую у моего плеча… Но, нет! Всё дремлет он, чуть слышно лепеча… То поступь милая иль тихий шелест бука? Селена! Это ты? Склонись ко мне, баюкай… Пусть голос твой звенит, как серебристый систр, И сон мой сладостный не будет слишком быстр… Эндимион, взгляни! Я принесла со склонов Фиалок голубых и алых анемонов. Эндимион, привстань! Я приношу, любя, Тебе невинность всю и пламенность… себя! Проснись, Эндимион!

(Склоняется над ним в слезах)

Кто плачет здесь бесшумно? Ты, милая? Люблю… И сплю… Как я безумна! Пускай светильник чувств моих неугасим, Мои надежды вновь развеяны, как дым.

 

ЯВЛЕНИЕ V

Появляется 1-й ЭРОТ, прислушивается к словам СЕЛЕНЫ, затем приближается к ней.

Селена! Что тебя, счастливица, печалит? Я счастлива? О, нет! Мой кубок счастья налит, Но я к нему досель не приложила губ. Вот я лобзанья лью, но распростерт, как труп, Любимый мой, а сам – такой розоволицый, Такой пленительный! И бесконечно длится Мое томленье… Всё ж, как это ни зови, То упоение чистейшее любви! А выпив кубок свой, поверь, как он ни сладок, Ты ощутила бы горчайший вдруг осадок. Не может быть, эрот! На друга поглядев, Меня бы понял ты. То – заблужденье дев, Ему принадлежа, сама б ты поразилась, Как это дивное лицо бы исказилось, Как изменился б взор, внезапно мутным став, Как запеклись уста… Быть может, ты и прав. И счастье лишь в одном… Томленье поцелуя… Где ты? С тобой. Всегда. О, спи… Тебя люблю я!

(Приникает к нему.)

Итак, я выиграл пари, И в первых проблесках зари Найду насмешника – Эрота, Что оскорблял меня без счета!

 

ЯВЛЕНИЕ VI

Внезапно является 2-й ЭРОТ. Оба сходятся на переднем плане с торжествующим видом.

Вот я, хоть и темно еще! Как настроенье? Хорошо. Меня разнежил мрак лазурный… Твое же? И мое недурно. А я, признаться, ожидал, Что духом ты совсем упал! Мне духом пасть? Но отчего бы? Да от исхода нашей пробы. Я, право, не пойму тебя! Коль ты забыл, напомню я. Тому назад уже полвека Ты сумрачного человека С богиней утра золотой Соединил своей стрелой И верил – будут прочны узы Такого странного союза! Я в это верю и теперь. Ха-ха-ха-ха! Угодно – верь! Но загляни сначала, комик, В приют их – ивовый тот домик! — Уже оставлен Эос он. Там гордый некогда Тифон, Теперь бессилен, жалок, брошен, На листьях дрыхнет, горсть горошин Пустыми деснами жует И с нетерпеньем смерти ждет!

1-й ЭРОТ заглядывает в хижину и возвращается огорченный.

Ну, что поопустились крылья? Негодный! То твои усилья. Ты Эос вымолить внушил, Чтоб жизнь он вечно сохранил, Не досказав: храня и юность… Не отопрусь. Куда я сунусь, Не миновать уж там разлук! Что ж? Отдавай же мне свой лук! О нет! Мне самому он нужен. Ты ж не останься безоружен! Как так? Вот в голову придет! Теперь напомнить мой черед. Тогда ж, тому назад полвека Ты трепетного человека С богиней ночи голубой Соединил своей стрелой И думал – будут слабы путы Такой любви, любви минуты! Я так же мыслю и сейчас! И ошибешься… в этот раз! Смотри же ты, о скептик смелый, На храм тот маленький и белый! Селеною построен он, И там лежит Эндимион, Такой же любящий, любимый, — И с нежностью непостижимой Богиня к дремлющему льнет И пробужденья страстно ждет…

2-й ЭРОТ пристально смотрит и становится смущенным.

Ну, что посвесились кудряшки? Я лишь сочувствую бедняжке, Что, вняв тебе, который глуп, Должна любить тот теплый труп, Покоящийся в розах, в холе… Я – враг подобных меланхолий! Эх, ты, веселий легких друг, Давай-ка мне скорей свой лук! Мне твой принадлежит, напротив! Себя к нему уж приохотив, Его хозяин я прямой.

(Тащит к себе лук 1-го.)

Нет, он не твой! Нет, нет, он мой! Не вырвешь, если напрягуся… Фу… Будет. Разве мы – два гуся, Что тянутся из-за куска? Ведь как-никак мы – два божка.

Вдали показывается ЭОС. Небо розовеет зарей.

Не лучше ль спор решить в беседе Участниц двух трагикомедий?

(Оба эрота несколько отступают.)

 

ЯВЛЕНИЕ VII

Привет сестре моей, вернейшей из невест! Скажи мне, милая, ужель не надоест Тебе сидеть вот так над пастухом сонливым, Когда есть бодрствующих столько? Лишь к оливам, Что там, в лугах, ступай! Но я люблю его, Как, Эос, любишь ты Тифона своего. Я? Старца этого, разящего могилой? Не всё ли то равно? Ты любишь. Я любила! И очи застилал мне радужный туман… Но он рассеялся – и вижу я обман Той страсти длительной и верности напрасной… Любовь навек страшна. На миг она прекрасна! Был юный мил Тифон, а старый – гадок… Что ж, Есть молодой Кефал! Но, нет, ты не поймешь! Да, не пойму, прости. Навечно быть влюбленной — Восторг единственный, ничем не омраченный! Прощай! Теперь я мчусь на голубой Олимп, Где пурпур тог и уст, венков и кудрей нимб — Где я все горести земные позабуду! Ты счастлива, сестра? Была. А ты? Я буду! И ты готова ждать?

СЕЛЕНА кивает головой.

И долго? О, века… Да, всё же я тебе завидую слегка: Я и в богах моих земного вижу много, А ты и в юноше своем узрела бога!

(Быстро удаляется.)

Селена вновь поникает над ЭНДИМИОНОМ. Оба Эрота сходятся впереди.

Выходит, коль послушать то, Из нас не выиграл никто. И оба мы не проиграли, Спор не решен, как и в начале! Но, чтоб не ссориться нам впредь… Не драться больше, не шуметь… Не лучше ль луками сменяться? И, как друзья уже, расстаться?

Обмениваются луками и хлопают по рукам.

Фью-фью-фью-фью, фью-фью-фью-фью! Бежим на ловлю мы свою. Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля-ля! Бежим в светлеющие дали!

Убегают обнявшись. Лазурнейшее утро.

Проливает луна Ониксы рос… Дремлет под ними он, Милый Эндимион… Обвевает весна Золото роз… Спит между ними он, Милый Эндимион… Испила я вина Счастья и слез… Встань, мой Эндимион, Милый Эндимион…

ЗАНАВЕС

Снова к рампе выходит ТОРГОВКА.

Ну, вот, красавицы, и снова я пришла, Желая от души вам счастья, а не зла. Что ж, выбрали божка? Которого ж берете? Того ль, из мрамора? Иль этих, в позолоте, Из гипса мягкого?

Пауза.

Но вы молчите? Что ж? И те не нравятся, и этот нехорош? Должно быть, были вы к старинной басне чутки И испугали вас моих эротов шутки. Так я уйду пока, а как придет любовь, Лишь кликнете меня, и появлюсь я вновь! Но поспешите всё ж – вот вам совет мой даром: Что молодым идет, то не пристанет старым.

(Уходит с корзиной)

 

КРАСНАЯ, ТО БИШЬ ЗЕЛЕНАЯ ГОРКА

<праздничный>

[111]

лубок в 1 действии

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ЛИЗУТКА – крестьянская девка.

ВАНЮШКА – паренек.

ЛИЗЕТТА – барская горничная.

ИОГАНН – барский камердинер.

ДЕД ВАНЮШКИ – деревенский староста.

ДЕВКА В МАЛИНОВОМ.

ДЕВКА В КАНАРЕЕЧНОМ.

ДЕВКА В ЛАЗОРЕВОМ.

Действие происходит четверть века тому назад в российской отдаленной деревеньке.

Густо-зеленый лужок между сквозных еще берез. Ранняя весна. Голубой погожий денек.

 

ЯВЛЕНИЕ 1-Е

ЛИЗУТКА – пригожая русая девка – сидит на траве и разбирает цветы, лежащие в подоле. В стороне, под кустиком спит пьяный ДЕД.

Ой, дождусь ли красной горки я? Выйду ль замуж за дружка? Сиротинушка я горькая — Ни поневы, ни платка… Только мне всего и счастьица, Что гулять с ним здесь в лугу! Он, конешно, шибко ластится, Да о свадьбе ни гу-гу Ну, а я, конешно, строгая, Чтобы глупостев – ни-ни! До поры, гуляй, не трогая, Будешь муж – цалуй и мни! Ой, цветочки одуванчики! Погадать мне, што ль, на вас О моем любезном Ванечке? — Чтой-то будет промеж нас? Коли цветик весь обдуется, И от дыха одного, То судьба уж не минуется: Быть мне ладушкой его!

(Как бы приготовляясь, округляет щеки и дует изо всей силы)

 

ЯВЛЕНИЕ 2-Е

Стремительно вбегает ВАНЮШКА и, обнимая, валит ЛИЗУТКУ

Что вздыхаешь, так натужась, ты? Аль вздуваешь самовар? Напугал-то как… До ужасти! Да отстань… Прилип, как вар! От попа, небось, уж знаем мы: «Да прилипнет муж к жене». Дурень! То не нас касаемо. Оженись сперва на мне! Девонька! К тому и гну-то я. Дай под ярь лишь распахать! Ведь твоя семейка, лютуя, Супротивится? Начхать! Всё ж ты, Ваня, внучек старосте, Он же страсть чванлив и горд! Вона! Дед дурит от старости. Не указ мне – пьяный черт! Ну, народ! Нет дня без ругани… Про когой-то?.. Невдомек… Вот просплюсь – телят напуганней Разбегетесь! Дай лишь срок…

(Снова засыпает)

Нету, друг, за мной приданого, Окромя любви моей Да лица мово румяного… С тем возьмешь ли? Пра! Ей-ей! Не из нонешних я – с совестью… Отпахаюсь – и к венцу! Цельный год ждала, готовясь, я… К одному бы уж концу! Горячий я, молоденький, Ты ж – девка ничаво: Тут ямочки, тут родинки… И мне ждать каково? Эх! Скоро ль, друг сердешненький, Ты выйдешь за меня? Уж птах полны скворешники, — Там писк и хлопотня… Цветут уж молодильники И испущают дух… Вовек ни подзатыльника Не дам тебе, ни плюх! Круглей ты, чем горошинки, Я ж – парень ничаво: Курчавенький, хорошенький, А уж люблю как… во!

(Бурно обнимает ее и целует)

Ну, народец! Даже в праздники Нет стыда… Нехорошо! Чьий-то это безобразники? И задам я им! Ужо…

(Вновь засыпает)

 

ЯВЛЕНИЕ 3-Е

Выбегают девки: в малиновом, канареечном и лазоревом. Гы-ы… Глядите-ка – Ванятка! Гы-ы… Лизутка тоже тут! Гы-ы… Цалуются так сладко! Ан, попался с Лизой плут! Хороводник! Лизоблюд! Штоб вас!.. Вам-то разве жалко? Откупись, – тогда голубь! Будет всем по полушалку, Сверх того на жамки рупь! Маловато! Ишь, сквалыга! Да-а… жених!.. Прибавки хошь, В нашу честь попой, попрыгай! Ладно уж… Не без того ж!

ДЕВКИ отступают и начинают водить хоровод. ЛИЗУТКА и ВАНЮШКА присоединяются к ним и выходят на середку.

Речка в водопольице Выльется, не вольется… Слева вправо вкруг идет Наш веселый хоровод. Вдоль плывет и крутится Серенькая утица… Слева вправо вкруг идет Наш веселый хоровод. Глядь – под тенью ивистой Селезень разливистый! Слева вправо вкруг идет Наш веселый хоровод. Мчит, летит – и с утицей Рядом как очутится! Слева вправо вкруг идет Наш веселый хоровод. От села досюлева, Девоньки, загуливай! Слева вправо вкруг идет Наш веселый хоровод. Все мы – в новом ситчике, Не мордасты личики. Слева вправо вкруг идет Наш веселый хоровод. К каждой вмиг прицепится Парень вроде репьица. Слева вправо вкруг идет Наш веселый хоровод. А порвет он платьице, — Свадебкой поплатится. Слева вправо вкруг идет Наш веселый хоровод.

 

ЯВЛЕНИЕ 4-Е

При последних словах появляется ЛИЗЕТТА. Она миловидная девушка, с белокурой челкой, одета по-городскому. ДЕД просыпается и таращит на нее глаза.

Чтой-то? Танец хороводный? Ах, какой народ немодный В эфтой русской местности! Нынче пляшут все чардашный — Кружат, крутят… так что страшно! — Будто нет телесности…

ДЕВКИ застенчиво ухмыляются и разглядывают ЛИЗЕТТУ

Вот чудная-то красотка! Тулово-то посередке Узкое, что вершица… Как в грудях у ней не сперло? Каблучки же ровно сверла. Как на них и держится?

ВАНЮШКА подходит к ЛИЗЕТТЕ и оглядывает ее не без любопытства.

Чья же ты сама, одначе? А с господской ближней дачи! Я зовусь Лизеттою. Барыню как расфуфырю, — Моционю на зефире Авенюшкой этою! Ишь! Залетная, знать, птица! Да, живала в загранице, Скрозь прошла Европею, — И не, как вы, аз да буки, — Изучила все науки, Пуще ж – гардеропию! Бай, что ж там произошла ты? Всё: как бюст подбить из ваты, Как вздыхать, бледнеючи, Как изячней бедокурить, Волоса как белокурить, — Мало ли что, неучи!

(Пренебрежительно отходит, вертится и что-то мурлыкает)

Учена, а мало толка… Из себе худа, и холка Как у Сивки нашего… В платье дудкой, пятит грудку, — А дрянцо перед Лизуткой! Ту хоть не прикрашивай! Ну, а как насчет их жисти? Да, уж здешней пофорсистей! Здесь у вас ведь Азея… В избах нету продуваров, Нет в деревнях плитуаров… Вот прошлась по грязи я — И загадила баретку! Значит, к нам ходи, да редко! Ах, чумичка дерзкая! Ай да Лизка! Цыц, Лизутка! Ох, люблю до безрассудка Чувства кавалерские!

(Заигрывает с ВАНЮШКОЙ и указывает на себя и ЛИЗУТКУ)

Вот сравни, коль не влюблен уж, Как субтильна я, миленыш, Та же – фи! – аляписта!

ВАНЮШКА, расставив ноги, смотрит на ЛИЗУТКУ

Да зато не белоручка! Что ж услышим мы от внучка? Точно что. Разлаписта. Уж какая-никакая, — А с тобой перевенчаю, Голова тетеречья! Легко ль, взяв Лизетку в снохи, Слышать «фи» да «хи» да охи, К примеру теперича!

ЛИЗЕТТА обнимает ВАНЮШКУ

Батюшки! Приколдовала! В аккурат ведь я сказала? Разница огромная: Мы хоть обе Лизаветы, Та – Лизутка, я ж – Лизетта! Горюшко! Будь Домна я Али Фекла, Степанида, — Не видать бы мне обиды! Полно нюнить загодя! Вон маячит фрак кофейный… Ухажер спешит, знать, ейный. Эх ты, девка-ягода!

(Ободряюще хлопает ее по плечу.)

 

ЯВЛЕНИЕ 5-Е

Появляется ИОГАНН, молодой, белобрысый немчик.

Где ви, Lieschen, liebe Lieschen? Поболтаем чуть… ein bisschen! Стой-ка, котобрыс!

Все три рассматривают его.

Вот потешный! Ой, умора! Не упустим щелкопера! Милые, держись! Да остафьте ви, кувалды — Я останусь ohne фалды!

(Среди девок высматривает ЛИЗЕТТУ и видит ее, целующейся с ВАНЮШКОЙ)

О, mein Gott! Скандаль! Meine дюшка, сердца Dame К мужику прильнул устами… Я как фкопан всталь. Выгорает дело наше… Что с тобою, Иогаша? — Ты совсем бурдов! О, позор Gesicht mein залил! — Поцелюйчиком он салил Сладенький из ртов!

(Грозно ВАНЮШКЕ.)

Удались, verrückte Knabe, Дай свой Küsschen этой бабе,

(Указывает на ЛИЗУТКУ).

Kammerfrau – моя! Стрикулисту – честь и место. Аль то будет вам невеста? Молодец!.. Ja! Ja!

(Поет.)

Слюжу я с поклоном Князьям и баронам — Всем русским боярам, Gewiss, не задаром. Я – обер и камер-лакей, Но ручку и сердце дал ей.

(Указывает на ЛИЗЕТТУ)

То с фоткой в Karaffe Ich stehe при графе, То с квасом в графине Ich gehe к графине, — Я – обер и камер-лакей, Но в Vaterland рвусь поскорей! Скоплю – и nicht wenig In Russland я денег, — И в Мюнхен счастливый! Там – с кружкою пива, Я – обер и камер-лакей, Сам граф буду с Lieschen моей! То сказала бабка надвое! Ihre Grossmutter? Warum? Я покуда не жена твоя! Что за бунт здесь? что за шум? Посажу зараз в холодную! Воттакндравы! Грубиян! Ни к чему нам воломодные… Вот Яга твоя, Яган! Убирайтесь в рощи дачные, — Там вольготнее плясать Ваши танцыи чердачные!

ИОГАНН испуганно влечет за собой ЛИЗЕТТУ

Лыцарь! Нечего сказать. Ты должон бы с ним дуелиться! Nicht ein Bursch’, ich bin – лакей… ДЕД (засучивая рукава) Да, кулак мой не безделица! Дед, валяй! Лупи! Огрей! Неповадно б было барыне! Чтобы стала посмирней! Да маленько позамаранней! От стыда уйтить скорей!

ИОГАНН плетется за ней.

Так-то… Скатертью дороженька!

(Робко ЛИЗУТКЕ.)

Лиз, а, Лиз! Прости меня! Бог простит тебя, пригоженький… Хоть ты, парень, размазня, И тебя ругнуть бы стоило, — Не могу… тово… нельзя, — На весенний лад настроило! Сам сосватаю вас я! Их давно пора оженивать!

(Лизутке и Ванятке.)

В добрый час! Сто лет прожить И друг другу не изменивать! Миловаться, не тужить!

На заднем плане снова начинают водить хоровод, остальные подходят к рампе.

Дождалася красной горки я… Ну, и вы все дождались! Вместе катимся мы, горькие, С этой горки вниз да вниз… А к Европе или к Азии, — То по карте вам видней… Только скоро в дикообразие Обратимся мы, ей-ей! Да, не в том образование, Чтоб, сменив на фрак кафтан, Тот, кто прежде звался Ванею, Стал отныне бы – Иоганн. А Лизутка, став одетою Уж в tailleur, не в сарафан, Называлась бы Лизеттою И учила бы канкан. Да, родимые, печальные Времена, не отопрусь! — Мутью интернациональною…

(В сторону: тьфу ты, пропасть – не выговоришь.)

Затуманилася Русь… Всё ж когда-нибудь – в то верим мы — Вновь объявится она Вроде сказочного терема, Высока, крепка, ясна! Напоследок же, влюбленные, Вам даем один совет: Грезьте горкою зеленою — Красный цвет не в моде… Нет!