Не менее поучительной является и история завода Грена, завода, расположенного почти напротив училища лесоводства. Но завод Грена мероприятие более позднего времени — конца 50-х и начала 60-х годов прошлого столетия.
Если при помощи училища земледелия и лесоводства свет культуры должен был вноситься в казачьи головы, Оренбургский край должен был покрыться густыми лесами, и представить из себя богатейшую житницу, которая кормила бы чуть ли не всю остальную Россию, то и завод Грена имел высоко культурное значение, но он должен был действовать среди башкир.
Завод Грена был устроен в 1856 году, но известность приобрел и известность не только Оренбургскую, но и всероссийскую в 1864 году.
Общеизвестно, что значительною частью населения Оренбургского края являются башкиры, которые до появления русских считали себя господами края. Номинально Башкирия считалась в русском подданстве еще со времен Иоанна Грозного, со дня покорения Казанского царства, Уже в XVII столетии в Башкирии было несколько русских городов, как то Уфа, Бирск, Мензелинск, — но зависимость башкир от России выражалась лишь в незначительной дани, которую собирали русские воеводы; право собственности башкир на их землю было подтверждаемо рядом указов, никакого влияния на башкир в смысле слияния их с русской народностью, конечно, не оказывалось и башкиры, предоставленные сам им себе, находясь под влиянием проповеди ислама, шедшей из средней Азии —Самарканда, Туркестана и других центров магометанской учености, конечно, не имели ни малейшего желания потерять свою самобытность.
И только русские, начиная с Петра Великого, стали обращать более серьезное внимание на башкир, вспыхнули башкирские бунты, происходящие чуть ли не ежегодно с 1804 года вплоть до конца этого столетия. Бунты принимали иногда грандиозные размеры, как например, восстание Каракасала. Про этого последнего среди башкир охранялось следующее поэтическое сказание:
Каракасал и до сих пор является одною из загадочных личностей в истории. Происхождение его темно, но нет сомнения, что это был выдающийся человек, обладавший громадной энергией, сумевший пробудить среди башкир религиозный фанатизм в высшей степени. — Но, конечно, Каракасал не мог победить русских, не мог восстановить «вольную Башкирию». Русские были через чур сильны, а башкиры принадлежали к тем нациям, которым всесильной судьбою предназначено вымирать.
Политика русских по отношению башкир в начале отличалась невероятною жестокостью. Вот что, например, писал оренбургский историк Петр Рычков о усмирении бунта Каракасалы (1735—1740 г.): «убито и казнено 9438 человек, сослано в каторгу 3101, роздано помещикам 6309, — а всего 18848 человек, сожжено 396 деревень» — и, прибавляет историк края, цифры эти вряд ли верны, они слишком малы.
А самые казни совершались следующим образом: «25 августа 1740 года по прочтении указа была совершена «экзекуция»: главные сообщники Каракасала (сам он успел скрыться), в числе пяти человек, были посажены на железные колья, укрепленные на высоких каменных столбах, 11 человек повешены на железные крючья за ребра, 80 человек просто повешены, двадцать одному человеку были отрублены головы, в том числе был обезглавлен и мертвец, как выдумавший Каракасалу; при другой экспедиции — 50 человек повешено, 301 человеку отрезаны уши и носы — и наказанные были отпущены в свои деревни.
Затем кроме устрашения казнями воспользовались национальною враждою между киргизами и башкирами Составлялись подложные указы, разрешающие киргизам нападать на башкир и обратно, — возникающие междоусобия ослабляли национальности и этим ослаблением пользовался особенно Неплюев.
Далее Башкирия точно железными кольцом опоясывалась линией русских крепостей и вместо окраины становилась, действительно, центральною провинциею.
Слов нет, для современного человека эти картины прямо ужасны, нельзя понять этой жестокости, более того безнравственности, — но надо помнить, что эти меры принимались 160 лет тому назад, когда «жестокое было время и грубые были нравы...»
Потоками крови, рядом административных мер, башкиры были успокоены, усмирены; — возник другой вопрос, — как же поступать с этою побежденною национальностью, что предпринять для дальнейшего развития ее?
Вопрос, конечно, очень сложный, утруднялся еще и тем обстоятельством, что башкиры были мусульмане, а на «поклонников пророка» у нас привыкли смотреть с подозрением.
И вот начался ряд административных проектов, долженствующих устроить для башкир земное эльдорадо. Тема нашей работы и ее размеры не позволяют нам коснуться здесь во всей подробности означенных проектов, укажем только на некоторые из них, прежде, чем перейти к заводу Грена.
Читатель, может быть, недоумевает, какое отношение завод Грена имел к башкирам. — Оказывается, довольно большое.
Одним из первых проектов устройства быта башкир был проект графа Сухтелена. Сущность этого проекта в следующем: управление башкир было вверено особым кантонным начальникам, которые, но мнению графа Сухтелена, «большего частью, без надлежащих познаний с дурною нравственностью, не только не облегчают заботы правительства о благосостоянии башкирского народа, неустроенного еще в гражданской жизни, но имея главною целью корыстолюбие, порождают только распри и укореняют злоупотребление и безпорядки».
По мнению графа Сухтелена надо было в каждом кантоне учредить особую должность кантонного попечителя, поставив на этот пост опытного, честного и дельного офицера, снабдив этих попечителей особыми инструкциями.
Инструкция была довольно таки обширна, она состояла из 22 пунктов. Из этой инструкции виден прежде всего общий взгляд на башкир: «башкирцы, наклонные к воровству лошадей, особенно у соседних поселян из христиан, привели ремесло сие некоторым образом в систему. Скорая передача лошадей из руки в руки, употребление их в пищу, проживание воров в отдельных хуторах, фанатизм религии, толкуемой муллами, что магометанин не должен выдавать магометанина за преступления против христианина, корыстная наклонность старшин и кантонных начальников скрывать следы воровства много способствуют поддержанию сего зла».
Итак, башкиры прежде всего — конокрады, далее муллы башкир «по наклонности к корыстолюбию и защите единоверцев, не желая, чтобы открылась истина, читают им при присяге не те молитвы, кои по закону следует, и тем уверяют ответчиков что присяги те не сильны и не требуют сознания. Таким образом, башкиры допускают ложь во всех отношениях, даже в религии.
Взгляд на башкир, как видим, был непривлекательный, а отсюда понятен вывод: взять башкир под опеку, опекуном должен был сделаться вновь учреждаемый попечитель
Он должен был составить списки всех башкир, подозреваемых в воровстве, и стремиться к исключению этого элемента, т. е. ссылка в Сибирь и другие губернии России; далее необходимо было воспретить башкирам селиться хуторами и по одиночке, наблюдать за начальствующими лицами из башкир, — словом, нужно было следить за каждым шагом, каждым поступком башкир.
Таков был взгляд графа Сухтелена, а граф был гуманнейшею личностью своего времени; весьма понятно, каков был взгляд на башкир у большинства.
Башкир признавался годным лишь для одного: сорвать с башкира, как можно больше и всеми средствами. — Этот взгляд дожил чуть ли не до нашего времени, вспомним лишь знаменитую эпопею расхищения башкирских земель.
Башкиры ценились как даровая казенная рабочая сила: команды башкир угонялись в башкирские леса, там рубили казенный лес, который и сплавляли по Сакмаре к Оренбургу; команды башкир посылались в Оренбург и здесь работали на казенных кирпичных заводах, жгли кирпич, строили казенные постройки; наконец, на башкирах же лежала обязанность нести «летучку»; — так назывался своеобразный род почты, введенный в практику Перовским. Через каждые двадцать пять верст стояло несколько конных башкир. Гонец башкир подлетал с почтовой сумкой, бросал ее следующему очередному башкиру, тот схватывал ее на лету и мчался во весь дух, сломя голову, свои двадцать пять верст для того, чтобы перебросить сумку следующему и т. д. Весьма понятно, что скорость такой доставки чуть ли не равнялась скорости курьерского поезда...
Оффициально башкиры набирали от себя конные полки и этими полками иногда щеголяли.
Так при проезде через Оренбург Императора Александра II, в бытность наследником престола, Перовский на параде, данном в честь приезда высокого гостя, вывел на смотр две сотни башкир.
Одна сотня на рыжих конях, в красных суконных кафтанах, обшитых галуном, в таких же малахаях с галунами, подбитых красною лисою, за спинами колчан со стрелами и лук. Другая сотня на серых лошадях была одета в кольчугу, сквозь которую просвечивал красный бешмет, в стальных наручниках и набедренниках, на голове стальной шишак, на поясе кривая турецкая сабля. Пущенные в атаку, эти две сотни лихо пронеслись мимо Цесаревича, который остался ими очень доволен.
Конечно, это была декорация, но в то время декорация очень ценилась.
Наконец, над башкирами производился ряд экспериментов, цель которых — «улучшить» положение башкир, а результаты — еще большее «разорение»
Так хотели обучить башкир ремеслам; для этой цели построили караван-сарай, в котором должны были помещаться командующий башкиро-мещерякским войском, казармы и мастерские — школы для башкирских малолеток; значительное количество последних посылалось в Казань для обучения медицине; — предполагалось, что доктора из башкир сумеют лучше лечить своих единоплеменников и смогут приостановить принявшую громадные размеры «венерическую болезнь» или, как тогда называли, «любострастную болезнь»
Трудно даже просто пересчитать все те мероприятия, которые благодетельное начальство придумывало для башкир переменялся начальник и переменялась система, все прежде предпринятые меры считались недействительными, вводились новые и неизбежным следствием были расходы, которые, конечно, производились за счет башкир.
Но наступили 60-ые года, повеяло новой жизнью, новым духом — на башкир обратили особое внимание и порешили, что полувоенная организация чужда башкирам и что последние, будучи по происхождению — номады, имеют большое влечение к земледелию и могут стать великолепными пахарями.
Разговоры на эту тему велись довольно любопытные, даже неоффициальный отдел Оренбургских губернских ведомостей посвятил этому вопросу ряд статей, в которых доказывал, что «теперь у редкого хозяина из башкир нет огорода, редкий не косит сена и не собирает хлеба на столько, что за собственным обеспечением, может еще и продавать, а на кочевки значительная часть башкир и не выходит и через год или два кочевки наверное будут составлять историческое предание».
Как видим неоффициальный отдел высказывался вполне категорически, признавая, что башкиры не только способны к земледелию, но уже привыкли к нему и делаются вполне оседлыми жителями. Означенные результаты будто бы достигнуты не нагайками, как это было при военном губернаторе Обручеве и управляющем башкирским народом генерале Жуковском — по словам тех же ведомостей — а введением нового положения о башкирах и еще некоторыми мероприятиями, из которых наибольшую ценность имело следующее: «решено было снабдить башкир усовершенствованными земледельческими орудиями, а также машинами». Для этого из башкирского капитала выдали владельцу механического завода Грену ссуду, а он за эту ссуду приспособил свой завод для изготовления усовершенствованных земледельческих орудий и машин.
Для образца было приобретено большое количество земледельческих орудии усовершенствованной конструкции из Московских складов; цены на орудия были назначены московские, с обязательством пускать в ход и ремонтировать, при покупке нескольких экземпляров делалась уступка. Для большего распространения этих усовершенствованных орудий ежегодно устраивалась выставка.
И наконец — hier ist dеr Hund begraben — как гласит немецкая пословица заводчик Грен обещался обучать двадцать мальчиков из башкир искусству делать усовершенствованные машины, конечно, за приличную плату .
На обучение этих двадцати мальчиков обращали особенное внимание, полагали, что обучившись всем тайнам сельскохозяйственной техники, возвратившись в свои кочевки, эти «обученые» малолетки, не имея ни инструментов, ни помещения, ни оборотного капитала, начнут голыми руками обучать своих соотечественников как, им пользоваться усовершенствованными орудиями, и послушный воле начальства башкир тотчас же бросит «сабан» и примется за американский плуг новой системы, за жатвенную машину и пр.
Мечты, мечты! где ваша сладость — возможно только воскликнуть в настоящее время при чтении подобных бюрократических измышлений. Но не надо забывать, что на них в былое время смотрели серьезно, думали в них обрести настоящую панацею от всевозможных бед...
Результаты, конечно, были отрицательные, но лишь для тех, кого они должны были осчастливить, т. е для башкир, но все те лица, которые имели то или иное соприкасательство с делом, заведывали им или, как например заводчик Грен, исполняли известные поручения, не могли пожаловаться на свою судьбу... Они процветали.