Как старая слободка была образована принудительным выселением жителей из города вследствии непредвиденного обстоятельства — пожара 1786 года, так точно подобное же непредвиденное обстоятельство повлияло на заселение и другого предместья города — новой слободки.

Для последней непредвиденным обстоятельством был приезд в город Оренбург Наследника престола Цесаревича Александра II в 1837 г. Для встречи такого великого гостя, конечно, нужно было приготовиться, нужно было прикраситься, не ударить лицом в грязь.

В. А. Перовский, бывший в то время военным губернатором, объехал город и поразился видом многих построек, это были не дома, даже не лачужки, а какие то первобытные жилища и красовались они, как увидит читатель ниже при описании старого города, на главных улицах, в центре города.

В. А. Перовский и отдал предписание полицеймейстеру осмотреть город, составить список домов, которые или не могут быть ремонтированы по ветхости, или владельцы которых настолько бедны, что не могут сделать ремонт, предназначить эти дома к сломке, а владельцам отвести места вне города, за Сакмарскими воротами, между Симбирскою и Казанскою дорогами.

Владельцам было назначаемо денежное пособие —  в размере 50 рублей, а также выдавался лесной материал: бревна 5, 6 и 7 вершков толщиною, по 50 штук.

Таких домов в городе было найдено 221. Не все владельцы согласились добровольно выселяться, тяжело было покидать насиженные места и полиции пришлось прибегать к крутым мерам, которые доходили до того, что полиция вынимала рамы, ломала печи.

Выселение происходило настолько экстренно, что позабыли даже позаботиться о водоснабжении вновь устраиваемой части города и только в 1840 году инженерным начальством был устроен колодезь и по приказанию военного губернатора сдан городу.

Начиналась слободка довольно далеко от города; первые ее дома были на Суринской улице, с боков она ограничивалась нынешними Телеграфной и Каргалинской улицами, в ширину имела всего шесть кварталов, т. е. последние домики были на Караван-Сарайской улице. Такова слободка на плане 1848 года.

Пожар в Старой слободке 1864 года был следующим толчком для развития Новой слободки. После этого пожара слободка увеличилась; в длину была прирезка в двух местах: во первых, двадцать кварталов позади Караван-Сарая, а затем 530 дворовых мест от Телеграфной улицы до магометанского кладбища, так что Новая слободка ограничивалась Ташкентскою улицею, хотя последние кварталы были почти что не заселены. Так в 1874 году на всей Ташкентской улице считалось лишь 5 построек, все остальные дворовые места пустовали.

В это же время шестигласная дума признала правильным разделить места в Новой слободке на три категории, а именно: первая категория по обеим сторонам Сакмарского тракта до Воскресенской улицы в прямом направлении с городскою Николаевскою улицею через Новую слободку; вторая категория от Воскресенской улицы по обеим сторонам Бердинской улицы до Коммерческого тракта через Сеитовский посад или до Каргалинской улицы, и третья категория от Каргалинской улицы до Уфимского тракта. Плата за квадратную сажень предполагалось назначить соответственно категориям: 10 коп., 7 коп. и 5 копеек. Очевидно, что такую расценку дума сделала для большего удобства при продаже мест. Но министерство внутренних дел не согласилось утвердить расценку, а предписало думе производить продажу мест по старому, с торгов и, как видим из торговых производств того времени, цена на места в Новой слободке колебалась от 6 до 7 рублей.

Сравнивая планы Новой слободки в 1862 и 1869 годах, видим, что на плане 1862 года застроенных кварталов значится 44 и предполагаемых к застройке 20; на плане 1869 года застроенных кварталов показано 101, т. е. число кварталов увеличилось на 57. Но еще большее увеличение кварталов и вообще размеров Новой слободки последовало после пожара 1879 года. Считаем не лишним возобновить в памяти читателей картину этого поистине грандиозного пожара.

Русские пословицы иногда, действительно, бывают правдивы, и одна из них: «пришла беда, отворяй ворота» сбылась для города Оренбурга в 1879 году. Пожарное бедствие для Оренбурга продолжалось целых три недели — началось оно 16 апреля в 10 час. утра, когда возник первый большой пожар в Новой слободке, 30 апреля выгорела большая половина Форштадта, 1 мая горела Старая слободка и наконец, 5 мая — второй пожар в Новой слободке. Итого 5 пожаров, из которых первый был грандиозен, а последующие очень значительны по своим размерам. Приводим описания их со слов очевидцев:

Ужасающий, начавшийся 16 апреля в 10 часов утра пожар продолжался 17 и даже 18 апреля, особенно в пунктах больших строений, не уступая никаким усилиям пожарных средств. Пожар начался в местности около Александровских бань и быстро не более, как в 4 часа, захватил в свои истребительные объятия громаднейшую площадь городских построек верст на 5 квадратных. Сильнейший порывистый ветер или по местному «буран», начавший дуть в понедельник 16 апреля и дувший с юго-запада был причиною всех бед. Огонь, показавшийся на краю города, быстро перескакивал через кварталы домов, лишая обывателей возможности всякого отступления, и к двум часам дня гигантские разрушительные скачки и прыжки пламени видны уже были на противуположном конце города. Полоса, захваченная огнем на юго-западе города, быстро расширилась к юго восточной окраине и через два часа представляла из себя целое море огня. Улица Водяная и перекрестные до Большой, Неплюевская, Троицкая, Введенская, главная рыночная площадь, гостинный двор с новыми магазинами, улицы: Гостинодворская, Петропавловская и, наконец Большая от пансиона гимназии и переулки, пересекающие ее, площадь конно-сенная, базары дегтярный, щепной, вся Новая слободка от Николаевской и Воскресенской улиц до поля направо, даже ветряные мельницы на выгоне, даже навоз, сваленный версты за две за Новой слободкой и за городскими кладбищами — все это к вечеру представляло волнующееся, покрывавшее горизонт, пересекающее город огненное море Не было сил спастись и огонь захватывал все и всех на своем широком, все развивающемся адском пути.

Этот пожар истребил: духовное училище, казенную палату, общественное собрание, мечеть, учительский институт, женскую гимназию и прогимназию, дом городской думы и управы, окружной штаб, гостинный двор, общественный городской банк, Троицкую церковь, помещения общества взаимного кредита, государственного банка, городскую богадельню, отчасти городскую больницу, Петропавловскую церковь, Оренбургский военно-окружной суд, почти все гостинницы.

Вот некоторые, наиболее характерные эпизоды из этого пожара.

Солнце палило немилосердно На площади было пустынно и тихо. Города не было Виднелся один страшный черный столб, уходящий высоко в небо, по которому скользили огненные языки и змейки. Доносились звонки пожарных. Было как-то жутко смотреть на это страшное зрелище. Чувствовалось полное бессилие. По временам раздавались выстрелы. Это стреляли патроны в горевших оружейных лавках. С оглушительным гулом упал колокол с колокольни во имя св. Троицы, весом в 600 пудов. Он прошиб два свода колокольни и врезался в каменный пол на четверть, треснув продольно. На дегтярном базаре полопались бочки со смолой и она запылала, пробив себе рукав в виде огненной реки по площади. Эта редкая река текла по уклону города и на своем пути поглощала все, что попадалось. Люди бежали от этой реки в паническом страхе. Один несчастный не смог убежать, огненная река настигла его: он упал и сгорел... Какая то женщина в одной рубашке с распущенными волосами, держа в руках, прижав к груди, икону Божьей Матери, ходила вокруг еще негоревших кварталов, творя какую то молитву. Лицо женщины было сурово, брови насупились. Весь вид выражал непреклонную волю не пустить огонь сюда на этот квартал. Она ходила без устали почти с самого начала пожара вплоть до вечера. В гостинном дворе в лавках и подвалах у бухарцев был большой склад бус. Эти бусы расплавились и образовали чудные оригинальные слитки. На дворе гостинного ряда полопались бочки с сахаром и он растаял и обуглился.

Всего сгорело 949 домов, 292 лавки с кладовыми; общий убыток подсчитывался в 14,510,310 р.

Во второй пожар чуть чуть не загорелись лесные склады железной дороги; в четвертый пожар выгорело 106 домов в старой слободке, а в пятый 300 домов в новой — так что в общем сгорело 1355 домов.

Пожар в Форштадте, уничтожив большую половину его, угрожал пороховому погребу, находящемуся на площади между Форштадтом и городом; в погребе был целый транспорт снарядов, приготовленный к отправке в Туркестан. Вот как описывает этот пожар очевидец:

Пожар начался с окраины казачьего поселка и шел на город, куда тянул и ветер. Здесь между станицею и городом были выстроены казармы, юнкерское училище и за валом находился пороховой склад. Выкопан он был в земле, но крыша высоко выходила над уровнем площади. И вокруг этого порохового склада находился громадный запас дров для казарм и училища. В начале пожара никто не подумал ни о дровах, ни о пороховом выходе. И вот здесь вдруг вспыхнули дрова. Огонь пробирался к складу. Сюда уже прискакали пожарные и прибыли солдаты, а также и сам генерал-губернатор Крыжановский. Началась суматоха, Дрова не было возможности раскидать, да и некуда. Кое как оттаскивали их подальше от порохового склада, нередко подкладывали прямо в огонь. Жара была убийственная. Самый склад представлял редкую картину. По обеим сторонам крыши лежали солдаты и их постоянно поливали водою Таким образом защищали погреб живыми людьми. Около часу дня Крыжановский что то тихо сказал полицеймейстеру, тот немедленно передал приставам и они верхами и на извозчиках помчались в город. Я услышал от кого-то, что Крыжановский приказал оповестить горожан о могущем быть взрыве и предложить всем выселиться из города. Пристава и квартальные мчались по улицам и орали: «спасайтесь! Бегите из города! Его сейчас взорвет». Обезумевший и без того народ окончательно потерял голову. Все бросились бежать за реку. Косогора, т. е. крутого спуска с горы совсем не было видно. Это была сплошная масса людей, сползающих с горы к реке, бегущих по самому берегу к большому мосту и нанимавших лодки. По Уралу сплошь скользили эти лодки с жителями переправляющимися на другой берег В этом, бегстве было что-то стихийное, стадное. Все бежали, сами не зная куда, готовые давить других, лишь бы самим пробраться на другую сторону. Говорили, что за перевоз в лодке платили по 25 рублей и лодок не хватало. Когда выбрались в степь, то все то и дело оглядывались на город, ждали взрыва, но в городе все было тихо. Город весь опустел. Там только около порохового склада лежали солдаты, сновали пожарные и полицейские, стоял мрачный Крыжановский и полицеймейстер да кое что из бесстрашных любопытных. Все с минуты на минуту ждали взрыва и строили предположения, что при этом произойдет. Говорили, что весь город разрушится, что может даже Урал от сотрясения выйти из берегов и что вообще от всего города, кроме груды развалин, ничего не останется. Но к счастью взрыва не было. Погреб удалось отстоять.

По приведенным выдержкам видно, что пришлось пережить горожанам города Оренбурга.

После пожара дума в заседании 26 Мая 1879 г. постановила образовать местность, известную под именем «Нового Плана». Для этого было выделено 63 десятины 2068 кв. саж. между дорогами Бердинскою и Новокаргалинскою, которые и были разбиты на 12 кварталов с довольно обширною площадью посредине.

Всех погорельцев дума разделила на три категории: 1) лиц, имевших дома на маломерных местах, 2) отставных солдат имеющих право на усадебную землю, 3) мещан, не имевших до пожара домов, но желающих строиться.

Места дума решила раздавать по жребию с платою по 25 коп. за кв. саж. на праве владения, с тем, чтобы владельцы мест, не застроив, не могли бы продавать места.

Последнее постановление думы, конечно, очень симпатично; им дума имела намерение предупредить возможность для богатых лиц приобрести в свои руки большие земельные участки в городе. Но известно, что благими намерениями ад вымощен, и не смотря на взимаемую подписку — через несколько лет в новой слободке многие места были скуплены и образовались громадные складочные помещения, занимающие целый квартал, как например, склад Хусаинова и др. Делалось это приобретение, конечно, самым простым путем. Получали места, действительно, мещане, они строили на своем месте землянку, хибарку, сарай, словом такую постройку, цена которой была ломанный грош. Но и на эту постройку нужны были деньги — являлся благодетель в лице богатея, который ссужал деньгами, конечно, под закладную. И в конце концов владельцем дворовых мест делался этот богатей, хибарки уничтожались, место планировалось и'или окружалось забором в ожидании благопристойного момента, когда строительная горячка повышала цены на места, или же возводилось складочное помещение, или строилась мельница, завод, а иногда и палаты самого богатея.

Таким образом, пожар 1879 года способствовал территориальному росту Новой слободки, затем он должен был повлиять и на благоустройство слободки. Часть ее, а именно кварталы за Караван Сараем и по направлению к железной дороге получили характерное прозвище — «оторвановка». Действительно эта часть была как будто «оторвана» от города, — она была наиболее удаленной. Пожар, бывший в ней 5 мая и уничтоживший ее, угрожал железной дороге и складочным помещениям. Дрова железной дороги в количестве 11 тысяч саж. сгорели, загорались лесные склады — их удалось спасти.

Вопрос о возобновлении оторвановских строений неизбежно восстал сам собою и вызвал заботы местной администрации предложившей думе установить обязательным правилом, чтобы вся «оторвановка» от вещевого склада и железной дороги была застроена только из огнеупорного материала. Но дума не согласилась и решила не обязывать владельцев строить каменные постройки, а только просить наиболее состоятельных делать такие постройки. Генерал-губернатор Н. А. Крыжановский опротестовал подобное постановление думы и предложил ей еще раз рассмотреть этот вопрос, причем и сам присутствовал на думском заседании.

Понятно, что такая настойчивость администрации привела к желательным результатам и дума постановила:

Принимая во внимание, что при первом обсуждении вопроса об образовании в Оторвановке каменных кварталов в виду городской думы не было обещания пособия погорельцам от комитета народной помощи на возведение каменных построек и в видах пресечения возможности повторения на будущее время подобного бедствия, какое представлял пожар 5 Мая сего года, угрожавший гибелью не только прилегающим к Оторвановке каменным зданиям, каковы суть: военная гимназия, караван-сарай, главные интендантские склады, военный госпиталь, первоклассные пассажирская и товарная станции железной дороги, а также будущие городские склады, но и миллионным складам предметов торговли и промышленного производства всего края, сосредоточивающихся на сих станциях и складах, частью для отправки на внутренние рынки и частью получаемых из России для транспортирования их на рынки Средней Азии, городская дума признала необходимым издать обязательное для жителей Оторвановки постановление следующего содержания:

а) не допускать впредь возведения и возобновления деревянных построек в местности, составляющей часть Оторвановки и лежащей в границах: от главного интендантского склада до линии железной дороги, захватывая средний и цейхгаузный переулок во всю их длину, и от линии железной дороги до Степной улицы, и по улицу Телеграфную допустить лишь каменные кварталы числом двадцать два;

b) в остальной части Оторвановки в восьми кварталах допустить постройку деревянных домов;

с) в каменных кварталах разрешить постройки из камня жженого, воздушного и сырцового кирпича по усмотрению, но с железною крышею;

d) уцелевшие от пожара деревянные строения не дозволять исправлять до прихода их в совершенную ветхость, а затем владельцев таких построек приглашать взамен пришедших в ветхость деревянных построек возводить каменные;

e) не разрешать деревянных построек для товарных складов, как частным лицам, конторам транспортных обществ и товариществ, так равно и городских, обязав владельцев — здания строить из камня, обносить каменными заплотами, отделять от жительских построек глухими высокими брандмауерами, не допускать внутри складов никаких деревянных строений;

f) пригласить правление оренбургской железной дороги отделить свои склады также глухими брандмауерами и удалить от города далее по направлению рельсового пути громадные дровяные запасы, которые представляют опасность как городу, так и сооружениям железной дороги;

g) лицам, принадлежащим к домовладельцам Оторвановки, кои по скудности материальных средств своих даже при пособии со стороны комитета, небудут в состоянии возвести огнеупорные строения, предложить принять новый отвод усадеб в местности между Бердянской и Ново-Каргалинской дорогами, где для этой цели разбиты уже новые кварталы заключающие в себе более 500 дворовых полномерных мест на следующих основаниях:

1) места эти отводятся управою бесплатно по жребию;

2) получивший новый отвод сохраняет свои владельческие права на старое место в течение пяти лет, в продолжении какого срока может продать свое старое место или возвратиться на него вновь при возможности возвести несгораемую постройку В этом последнем случае новая усадьба поступает обратно в город; при продаже же нового отвода владелец уплачивает городу посаженные деньги;

3) не застроенная жилым строением новая усадьба ни в каком случае не может быть продана или отчуждена иным способом другому лицу, без ведения и согласия городского управления;

4) по истечении пятилетнего льготного срока остающиеся непроданными дворовые места старого поселения поступают бесплатно в пользу города взамен отведенных бесплатно новых мест.

Сравнивая это думское постановление с журналом шестигласной думы 1864 года об образовании местности «Оторвановки» мы видим, что в 1864 году дума отвела в означенной местности 28 кварталов — 8 около степного прихода и 20 — за Караван-Сараем; из этих 28 кварталов два были оставлены под губернскую больницу. Таким образом, к заселению предназначалось 26 кварталов. Таким образом можно предположить, что четыре квартала образовались самовольным поселением без всяких разрешений.

Одно дело — составить обязательное постановление, и совершенно иное, бесконечно тяжелее — ввести это постановление в жизнь. Войти в жизнь оно может или когда сами жители сознают необходимость и пользу его, или когда наблюдение за исполнением этого постановления очень тщательное.

Ни того, ни другого условий не было в Оренбургской действительности. Постановление было вырвано насильно от думы; в первый раз дума даже отклонила его составление и только под давлением генерал-губернатора согласилась. Но если так относилась дума — гласные, выбранные из наиболее состоятельного и интеллигентного слоя жителей, то, очевидно, что большинство рядового обывателя прямо считало это обязательное постановление за новую тяготу, возлагаемую на него — несчастного обывателя — начальством.

О надзоре и говорить не приходится — у управы был всего лишь один архитектор и один чертежник, где же тут надзирать; едва едва возможно было исполнять чисто канцелярскую работу — утверждать представляемые чертежи построек.

Весьма понятно, что при таких условиях обязательное постановление Оренбургской думы осталось на бумаге. В Оторвановке появились те же самые постройки, которые были и до пожара. Все таки постановление существовало de jure до 1888 года, в этот год дума отменила его, признав его несостоятельность.

Вообще в этот пожарный год дума издала много обязательных постановлений по пожарной части, — но большинство их, как и должно было ожидать, остались на бумаге и в жизнь не вошли. Между прочим нельзя не отметить интересного совпадения. 22 февраля 1879 года дума выслушала устав вольно-пожарного общества и нашла необходимым учреждение этого общества, но общество еще не успело образоваться, а город погорел.

Помощь город Оренбург получил значительную и с различных сторон: тут были и Высочайше пожертвованные деньги и ассигновки со стороны министерства внутренних дел, пожертвования городских дум, например С.-Петербургской, приславшей 10 т. рублей, Бузулукской — 500 р., были пожертвования и частных лиц. Известный музыкант и композитор А. Рубинштейн дал концерт в пользу пострадавшего Оренбурга — сбор достиг 3381 р; наконец, была объявлена всероссийская подписка в пользу погоревшего Оренбурга. Сочувствие и участие было высказано повсеместное.

Пожертвования принимались особым комитетом, образованным генерал-губернатором из лиц, высшей администрации и представителей города. Весь город был разделен на пять участков, которыми заведывали особые попечители и их помощники. Попечители должны были обследовать свой участок, осмотреть всех погорельцев, выяснить нужду в пособии каждого из них. Первое время главная забота заключалась в том, чтобы накормить и приютить погоревших. Для этого сперва была организована бесплатная раздача хлеба, который первое время доставлялся из Самары и окрестных деревень, затем была организована в обширных размерах хлебопекарня, помещавшаяся в видах безопасности от пожара за р. Уралом, а затем открыты 4 бесплатные столовые, которые функционировали до 15 июня. Далее надо было озаботиться дать кров —  все свободные казенные помещения были приспособлены для размещения погорельцев, затем комитетом приобретались киргизские юрты, в которых также помещались лишившиеся крова.

Когда улеглось волнение от пяти пожаров, —  комитет приступил к оказанию поддержки для постройки домов. На первых же порах комитету пришлось столкнуться с недостатком строительных материалов и с желанием заводчиков, как можно больше нажиться.

Благодаря мелководию — количество леса, долженствующего быть сплавленным в г. Оренбург по реке Сакмаре было гораздо меньше обыкновенного; прошлогодних запасов было очень мало — и все лесопромышленники, исключая г. Шотт, тотчас подняли цены. Еще более поусердствовали кирпичезаводчики — вместо 9—10 р. за тысячу кирпича, они тотчас назначили цену сперва 12 р., а затем постепенно повысили ее до 18—20 р. за тысячу. Пропорционально этим ценам поднимались цены и на рабочие руки- пильщики вдвоем зарабатывали в день до 7 р., возчики не хотели возить дешевле 70 к. за бревно.

Со всеми этими повышениями цен энергично боролся Оренбургский генерал-губернатор Н. А. Крыжановский. Он устроил удешевленную доставку леса из Самары и казенных лесничеств; он не однократно призывал к себе заводчиков, уговаривал их не возвышать так чрезмерно цены. Заводчики, конечно, пели обычные песни — благодаря пожара, все вздорожало и они не могли понизить цены. Но помня, что с ними разговаривает всесильный генерал губернатор, у которого, если верить рассказам обыватели, были даже «lettres de cachet» — соглашались на уменьшение цены Тогда генерал губернатор печатал в местной газете «Оренбургский Листок», который к слову сказать, очень удачно боролся с повышением цен, опубликовывая фамилии через чур зарвавшихся заводчиков, — и расклеивал на улицах объявления, вроде нижеследующего:

«Согласно распоряжения г. главного начальника края, в заседании комитета народной помощи приглашены были кирпичезаводчики для объяснения; по каким причинам ими назначается непомерно высокая цена за продаваемый ими кирпич (18 р. и более за тысячу). Приглашенные комитетом к понижению продажной цены на кирпич, кирпичезаводчики изъявили согласие продавать кирпич по 14 1/2 р. за тысячу и дали торжественное обещание не возвышать более цены на кирпич — о чем комитет доводит до сведения всех жителей».

Конечно «торжественное обещание» — само по себе, а продажа кирпича — сама по себе и, если кто хотел купить кирпич по 14 1/2 р.,то получал ответ — кирпича нет; а за 18 р. за тысячу кирпич находился. Одни братья Деевы не повышали цену — они продавали по 12 1/2 р. Не можем не отметить одного курьезного случая. — Значительный кирпичезаводчик распространился и в комитете народный помощи и на столбцах «Оренбургского листка» о недобросовестности повышать цену и наживать деньги, пользуясь несчастием ближнего, уверяя, конечно, что он сам торгует «божескими» ценами. И на столбцах того же самого «Оренбургского Листка» появилось письмо возмущенного обывателя, который при этом письме переслал счет «добросовестного» заводчика: — из этого счета было видно, что заводчик повысил цену до 18 р. тогда, когда большинство заводчиков продавало по 15 руб.

Насколько было возможно, генерал Н. А Крыжановский уменьшал аппетиты заводчиков, но это ему удавалось не на много. Желая обеспечить жителей материалом, Н. А. Крыжановский приостановил все или вернее большинство предполагаемых казенных построек, снесся с Св. Синодом о том, чтобы отложить постройку здания духовной семинарии; — кирпич, который предполагался на эти постройки, был приобретен комитетом народной помощи.

Этим же комитетом были выработаны образцовые планы на постройку домиков в два и три окна по фасаду, — обыватель имел право строиться по этим планам без предварительного разрешения.

Наконец, командированным членом от комитета Красного Креста Жуковским было построено 120 домов для беднейших обывателей.

Помощи было оказано много и, благодаря этому обстоятельству, город Оренбург оправился от пожара сравнительно скоро: — запоздали ремонтом казенные и особенно общественные постройки, но о них речь будет ниже при описании старого города.

Не смотря на такое значительное увеличение территории города — население в нем увеличивалось очень быстро и следствием такого увеличения было появление «припущенников».

Припущенник — человек, арендующий себе место не у города, а у такого же мещанина, как и он сам, но обладающим дворовым местом. Дворовые места давались значительными по размеру 10x19 саж., владелец строил себе хибарку и видел, что земли свободной еще много, почему же ей задарма пропадать? — И владелец Иван Непомнящий позволял такому же или вернее еще беднее Ивану Непомнящему построить хибарку; — за это он брал с него арендную плату. И на обширном дворовом месте, вполне обеспеченном от пожаров, точно грибы после крупного июльского дождя, выростали хаты, хибарки, землянки «допущенников».

Жилье — нельзя сказать «жилище» — допущенников во многих случаях делается следующим образом — вырывается четырехугольная яма с двумя траншеями: одной для окна, другой для двери. Яма обкладывается досками, пол — дно ямы, обыкновенно лишь утрамбованное, досчатый пол слишком редкое исключение, — ставится печка, кладутся горбыли на потолок, а в лучших случаях возводится крыша, через которую проходит тоненькая, дырявая жестяная труба. Такую землянку можно, например в настоящее время, видеть против Дмитриевской церкви. В других случаях вместо землянок ставятся деревянные или саманные срубы, но ставятся они так, как Бог положит на душу, — появляется, конечно, поэтический беспорядок: один дом отделен от другого на два, если не меньше, аршина. И все эти постройки — точно порох, достаточно вспыхнуть одной, в одно мгновение загорятся и все остальные.

И в этих землянках и хатках живут люди — да, целые семьи, душ 5—8, а иногда и больше. Кряхтит на печке старуха-бабушка, которую Бог почему то забыл и которая, не смотря на свои 90 лет, свою лямку жизни, вечное недоедание, вечные побои, адский труд — все еще скрипит и живет; суетится хозяйка, мать многочисленного семейства, еще молодая женщина, но уже состарившаяся, с морщинами, застывшими глазами, изнеможенным лицом, пищат мал-мала меньше рябятишки и .. и бьется, как рыба об лед, «сам» хозяин, допущенник, в громадном большинстве случаев чернорабочий, т. е. с дневным заработком от 40 до 60 копеек (в среднем).

Цены же на аренду увеличивались с каждым годом и кроме того «припущенник» никогда не мог быть спокоен за завтрашний день — захочет хозяин и прогонит — и некуда идти жаловаться, негде искать защиты. «Припущенник» самовольно поселился, если бы городская управа узнала о его постройке, то она обязала бы снести ее, как построенную незаконно, без формального плана и разрешения. Следовательно, припущеннику оставалось только терпеть и молчать.

И долго терпел «припущенник», платя «аренду», которая ежегодно росла — но наконец не вытерпел и решился — нельзя ли каким нибудь путем добиться улучшения своей участи.

Путь был один — получить от города дворовое место. И начались бесконечные ходатайства, прошения об отводе мест.

Но купеческая дума, конечно, не внимала просьбам бедняков, вначале их прошения даже не докладывались думе, а просто подшивались к делу. Затем, когда их стало слишком много, то управа стала составлять доклады в думу, — а дума всегда находила благовидный предлог отказать. Дума даже руководилась возвышенным принципом. Она рассуждала следующим образом: город получил землю и должен ее не растрачивать, а оберегать. «Припущенники» самовольно явились в город, нужды нет, что они — мещане, в мещане может приписаться всякий, формальности небольшие. А если дума станет отводить места, то через несколько десятков лет у города не останется свободной земли.

Дума отказывала, мещане возбуждали снова ходатайства и, наконец, в 1906 году их ходатайства были удовлетворены. 13 июля 1906 года было произведена жеребьевка более 2 т. мест за новым планом.

Новая слободка — еще значительнее увеличилась.

Это удовлетворение было вырвано с боя. Дума не хотела отводить места, но когда были представлены прошения с тысячами подписей, когда несколько сотен голодных мещан пришло слушать, как «отцы города» решат их дело, — тогда гласные поняли, что вопрос не шуточный, что нужда в земле, действительно, существует и что решать необходимо сейчас же, безотлагательно.

Дума уступила места в собственность, по цене 2 р. и 1 р. 50 к. за кв. сажень.

Уступкою мест в собственность дума сделала громадную ошибку — ни на что не растет так рента, как на места в городе, причем эта цена зависит от таких случайных причин, как, например, провод железной дороги, перевод в город какого либо административного учреждения.

Таким образом, назначив даже сравнительно большую цену за землю, дума все же продешевила, так как многие владельцы полученных мест через несколько лет продадут эти места гораздо дороже.

Добиться того, чтобы места оставались за действительными владельцами, а не перешли в руки богатеев, конечно нет возможности; с формальной точки зрения место может быть будет за первым владельцем, который фактически им не владеет.

Далее дума своим постановлением образовала свыше двух тысяч мелких собственников, которые являются всегда наиболее консервативным элементом противящимся всяким нововведениям и начинаниям.

Правильное решение, конечно, заключалось в отдачу в долгосрочную аренду по самой минимальной цене.

Подведем итог территориальному росту новой слободки: образовалась она оффициально в 1837 году, первое свое развитие получила в 1804 году, когда после пожара в старой слободке в ней было нарезано свыше 500 мест, затем в 1879 году образован новый план, и наконец в 1906 году новый план увеличен размерами по направлению к Берденскому поселку.

До 1862 года новая слободка отделялась от города эспланадною площадью, имевшей ширину в 130 сажен; площадь эта была предназначена к заселению после уничтожения крепостного вала — об этом будет речь при описании старого города. В семидесятых годах прошлого столетия были застроены последние кварталы оставшиеся пустыми, между нынешними Кладбищенской и Суринской улицами — и слободка, таким образом, слилась с городом.

От старой слободки новая слободка была отделена также громадною площадью, на которой постепенно в хронологическом порядке стали появляться отдельные здания: госпиталь, караван-сарай, Александровская больница, почтовая контора, вокзал, Неплюевский корпус, собор, а в конце 80-х и в средине 90-х годов были разбиты и три сквера.

Громадная площадь, по которой ветер беспрепятственно бушевал и гонял то целые тучи песку, то свирепый буран, тоже бесследно исчезла и город окончательно потерял свой первоначальный вид-крепости, долженствовавшей быть оплотом русского владычества в киргизской степи.

План нашей дальнейшей беседы будет следующий: сначала мы укажем на некоторые моменты в развитии новой слободки, и так как она является центром промышленной жизни города Оренбурга, то и охарактеризуем главные виды промышленности; затем перейдем к описанию отдельных зданий, стоящих на площади между новою и старою слободками, обращая главное внимание на историю тех учреждений, для которых означенные здания предназначены. Конечно размеры нашей работы не позволяют нам останавливаться на деталях, мы указываем лишь на главные черты, характеризующие то или другое учреждение, мы описываем лишь наиболее выдающиеся моменты.