В настоящее время мы считаем уместным познакомить еще с несколькими описаниями, сохранившимися от прежних времен, Вот как описывает, конечно, на немецком языке свои первые впечатления от города Оренбурга доктор философии Федор Иванович Базинер, посетивший город Оренбург в 1842 году: расположённый на высоком правом берегу р. Урал, Оренбург еще издали кажется путешественнику приветливым городом, да и вблизи сохраняет это впечатление. Почти за пол версты от крепости начинаются справа по дороге первые дома предместья в два ряда один за другими (это старая слободка). В переднем ряду, близком к дороге, выделяется сперва агрономическое училище, основанное Перовским, почти непосредственно к нему прилегает военный госпиталь большое двух этажное здание которого передним фасадом обращено к воротам, через которые по этой дороге въезжаешь в город; на этом оканчивается первый ряд домов и немножко далее, тоже параллельно дороге виднеется второй ряд. Хотя глаз приятно отдыхает на этих скромных приветливых домах, но он невольно отвлекается на левую сторону, где одно отдельно стоящее грандиозное здание своею редкою и чудною постройкою приковывает его. Фасад этого здания, украшенного на каждом углу двуми башенками, прерывается широким промежутком, занятым круглою мечетью и минаретом из изразцов. Это тоже постройка Перовского и называется она башкирским караван-сараем, хотя здесь торговли не производится, а помещается башкирское управление. Через маленький каменный мост, переброшенный через сухой ров, окружавший крепость, Базинер въехал через Сакмарские ворота в крепость. На несколько минут его задерживает караул, записывающий паспорт проезжающих: миновав заставу, он въезжает на широкую прямую главную улицу Оренбурга, делящую город почти на две равные части; перед его глазами мелькают вперемежку красивые деревянные и каменные дома, большей частью одно этажные, а иногда и двух этажные; эти дома большей частью окрашены в белую, серую или желтую краску, широкие улицы большею частью параллельные или перпендикулярные к главной придают городу приветливый вид. Считая с предместьями, считается в городе 83 улицы, из которых вымощена и то весьма печально только одна Водяная, но благодаря редким дождям и песчаному климату, меньше приходится страдать от грязи, чем от пыли, которая всюду проникает. Однако в начале весны и позднею осенью попадаются места и в особенности базарная площадь и местность к ней прилегающая, которые делаются недоступными для всякого, носящего европейскую обувь. Базар находится в западной части города, сейчас же за гостинным двором, и занимает здесь квадратное пространство; с трех сторон он окружен каменными рядами лавок, а с четвертой — заднею стеною гостинного двора; вдоль нее помещается ряд маленьких деревянных лавочек, принадлежащих отчасти русским лавочникам, отчасти немецким колонистам. В северном ряду торгуют посудой стеклом, колониальными товарами, в западном ряду — железом, в южном — кожами. Из-за южного ряда выглядывает здание Неплюевского кадетского корпуса. Кроме этих лавок на площади расположились со обоими столами меняла, маркитантки, ветошники, продавцы овощей. Здесь же торгуют киргизы, башкиры кошмами, кожами, разложив свой товар на земле. Своей южной стороной гостинный двор прилегает к месту для парадов, которое окружено зданиями думы, домом для генералов, вторым эскадроном Неплюевского кадетского корпуса и манежом. Перед двумя последними зданиями находится фонтан, но его, также как и находящийся на базарной площади открывают лишь по воскресениям и праздничным дням. Главное процветание города зависит оттого, что город скорее похож на колонию военных и чиновников, чем на буржуазный город; этот то многочисленный элемент и способствует оживленной торговле и цветущему виду города, без него, город, предоставленный самому себе, поблек бы скоро, как степное растение».

Из этого описания очень важны для нас последние строчки. Немецкий доктор, привыкший видеть буржуазные города, был поражен видом Оренбурга, представляющего из себя город военных и чиновников.

Для полноты картины, изображающей город Оренбург в конце 30—40-х годов, позволим себе привести подробные выписки из воспоминания старожила «деда — Ц»; под этим псевдонимом скрылся небезызвестный местный деятель Циолковский. Вот что он пишет в своих воспоминаниях: «Оренбург настоящий и Оренбург 30-х годов не имеет ничего, даже приблизительно похожего; тогда он изображал из себя какую то душную коробку, бока которой составляли крепостные стены. Ни улицы, ни дворы не мелись, не чистились; по городу безпрепятственно прогуливались гуси, коровы, свиньи; полиция состояла из полицеймейстера и нескольких инвалидов, городское хозяйство велось по домашнему, без отчета и учета; земская полиция была полная и безконтрольная хозяйка в уезде. Уездный суд имел грязный и неопрятный вид; каменных зданий было только семь; большую часть построек составляли 2-х и 8-х оконные лачужки, сильно покривившияся и до половины окон ушедшие в землю. Старая слобода была невелика, новая — еще не существовала; город оканчивался теперешним зданием окружного суда, тогда занятого военною арестантскою ротою, далее шла степь, вдали которой виднелся госпиталь, нынешний архиерейский дом, и маячная гора. Садов, скверов и бульваров в те времена в Оренбурге не существовало, да и разводить их негде было, потому что на единственной в городе площади, против нынешнего театра и гимназии, где теперь скверики, производились каждое воскресение и табельные дни разводы и парады. Любители природы и прогулок после заката палящего солнца выходили на крепостной вал и там оставались до глубокой ночи. Один из доморощенных баталионных пиит этого времени посвятил прогулкам этим длинное стихотворение, начинающееся следующим образом:

Солнце скрылось за горами, Виден месяца восход, Свитый мрачными тенями Тихий вечер настает. В крепостных стенах спокойно. Шум дневной уж умолкал, И вот чинно, плавно, стройно Выступают все на вал.

Приведенные нами выше описания Оренбурга в различные эпохи его существования необходимо подкрепить цифровыми данными, характеризующими рост города, — К сожалению, этих данных слишком мало, они отрывочны. Статистики мы вообще не любили и она у нас почиталась за зловредную науку, недаром же великий сатирик земли русской выразился, что «заниматься статистическими исследованиями означало отправиться в столь или нестоль удаленные места по административному приговору».