В XIV в. Швейцария стала ареной практически беспрерывных сражений между местным населением, объединенным в семь так называемых примитивных кантонов, и австрийскими Габсбургами. Суровые и отважные горцы раз за разом побеждали. В битвах при Моргартене в 1315 г., Лаудене — в 1339 г., Земпахе — в 1386 г., Нефельсе — в 1388 г. Тогда-то и возникла их общая, объединяющая национальная легенда, которая гораздо сильнее языковых и бытовых различий. В битве при Земпахе Арнольд фон Винкельрид из Станса (в Унтервальдене) схватил сколько мог копий и, вонзив их в свою грудь, упал на землю, проложив тем самым во вражьих рядах дорогу для своих соратников. Столетия спустя Юлиуш Словацкий писал в «Кордиане»:

Появился и Вильгельм Телль. Он тоже стал символом, известным во всей Европе. Антоний Гурецкий видел это так:

Когда родился Вильгельм Телль, точно установить невозможно. Легенда, а точнее «Баллада о Телле», датируемая XV в. и являющаяся первым рассказом о нем, сообщает, что в 1307 г., когда он возникает на исторической сцене, у него уже «много детей». В хронике Тшуди, относящейся примерно к 1500 г., уточняется, что он имел шестерых детей, т. е. столько остались живы. Если учесть, что в альпийских краях женились в те времена лет в 16–18 и принцип «что ни год, то приплод» был вполне актуален, а по статистике тогда выживал каждый второй ребенок, то можно прикинуть, что родился Вильгельм приблизительно между 1275 и 1278 гг. Это подтверждается и тем фактом, что уже в начале XIV в. он прославился в кантоне Ури как замечательный и — внимание! — опытный арбалетчик. Короче говоря, в 1307 г. Теллю было около тридцати, то есть по понятиям своей эпохи являлся он мужчиной вполне зрелым, чтобы не сказать почти пожилым.

Но вернемся к его истории. «1307 год от Рождества Христова. В день Святого Иакова», то есть 25 июля, Вильгельм Телль прибыл в столицу кантона Альтдорф. Наместником Габсбургов там был некий Геслер. Желая унизить местных жителей, он устроил им «испытание покорностью». Суть в том, что каждый прохожий на рыночной площади должен был остановиться, снять свой головной убор и низко поклониться вывешенной там шляпе Геслера. Телль, то ли не зная об этом распоряжении, то ли по невнимательности, а может, и сознательно, равнодушно прошел мимо шляпы наместника. Его немедленно схватили и доставили пред светлые очи Геслера, который обвинил его в неповиновении властям, оскорблении династии Габсбургов и подстрекательстве к бунту. Наместник приказал арестовать и доставить в Альтдорф всю семью Телля. На суде, устроенном уже через три дня после совершения «преступления», когда Телль, желая спасти своих близких, оправдывается, что, мол, не видел, не заметил, согласно «Балладе о Телле» произошел следующий зловещий диалог:

Геслер: У тебя много детей, мятежник. Кого из них ты любишь больше всех?

Телль: Но, Ваша Светлость, как же отец может любить одного ребенка больше, чем другого. Я всех их люблю одинаково.

Геслер: Это я и хотел услышать. Но тебе все же придется выбрать. Говорят, ты отличный арбалетчик. Просто мастер в этом деле. А потому выбери одного из сыновей, кому на голову мы положим яблоко, а ты собьешь его стрелой из арбалета с расстояния, что я укажу. Одним выстрелом. Если промахнешься, ты и вся твоя семья лишитесь головы. Если убьешь сына, будешь казнен как детоубийца. Но если попадешь в яблоко, я дарую всем вам свободу.

Напрасно Телль молил о пощаде и просил его отказаться от жуткого испытания, пусть лучше убьют его, а семью освободят. Тиран был непреклонен. С жестокой точностью он отмерил расстояние для выстрела, с которого, как записал Тшуди, «никто в мире и в коня бы не попал». Как известно, Телль попал. А вот Геслер слова не сдержал. Правда, под давлением горожан, видевших в метком выстреле Телля Божий промысел, он отпустил семью, но самого Вильгельма велел бросить в мрачную темницу, где, как наместник был уверен, тот долго не протянет. Понятное дело, не тут-то было. Когда узника везли на лодке к месту заточения, тот бежал, а пару недель спустя в лесном ущелье, где проходила дорога из Альтдорфа в Люцерну, стрела возмездия поразила Геслера точно в горло. Весть о смерти кровопийцы подняла на борьбу весь кантон Ури, о чем великий стрелок и мечтать не мог, следом восстали Швиц, Гларус, а чуть позже Цуг.

Для нас не важно, имели ли чудесные деяния Винкельрида, Телля и им подобных швейцарских героев XIV и XV вв. документальное подтверждение, или их следует рассматривать в качестве народных преданий. Важно, о ком они повествуют: о непреклонных, готовых ко всему воинах, которые если и могли чем похвастаться, то, пожалуй, фантастической выносливостью, приобретенной в суровых горных условиях, силой, умением владеть оружием да проверенной в бесчисленных боях верностью. Именно такими описывают их современники, и, наверное, здесь нет преувеличений. Габсбургам было нелегко с ними справиться. А посему вполне естественно, что начиная со второй половины XV в. гельветы стали самыми популярными во всей Европе наемниками. Если сеньор имел швейцарскую гвардию, это означало, что у него есть надежная, профессиональная и неподкупная охрана, которая стоит дороже любой другой. И альпийские воины прекрасно понимали, чего они стоят, а потому активно нанимались ко всем, кто был готов заплатить. Вряд ли можно найти в истории Центральной и Западной Европы XV в. хоть один вооруженный конфликт, где с одной из сторон, а то и с обеих, не задействованы были бы «граждане 13 кантонов». А отсюда всего лишь шаг до идеологии. Почему бы швейцарцам не завладеть куда более обширными территориями? Захватить плодородные равнины Северной Италии или владения французского короля, в войсках которого они составляли едва ли не большинство личного состава. Людовик XII видел эту потенциальную опасность. Начиная с 1507 г. он начал постепенно ограничивать количество швейцарцев во французской армии. Уволенных охотно принимал на службу Римский папа Юлий II, это стало ватиканской традицией и привело к тому, что с 1506 г. и по сей день главу Католической церкви охраняет швейцарская гвардия, наряженная в красочные костюмы XVI в.

Все это так и осталось бы на уровне исторического анекдота, если бы не появился поборник, а может, и создатель уже существующей, но пока не сформулированной и не высказанной программы гельветской экспансии. Им стал родившийся в 1456 г. в Мюлебахе (кантон Вале) Маттеус Шиннер. Получив сан священника в 1477 г., он принял многоязычный приход в Эрнене. Пожалуй, он был первым, кто поставит идею «швейцарского народа» выше национальных и языковых различий, становится ее пропагандистом и несгибаемым сторонником. Одновременно, будучи фанатичным католиком, Шиннер ненавидел циничную Францию, которая заточила преемников Святого Петра в «вавилонской неволе» в Авиньоне. Да, конечно, папа Александр VI, который в «Словаре римских пап» Рудольфа Фишера-Вулльперта (издательство «Знак»; Краков, 1990) назван «одной из самых недостойных фигур в истории папства», вряд ли был его любимым героем. Однако ватиканские преступления мало интересовали Шиннера, гораздо важнее, что отец развратной отравительницы Лукреции Борджиа в 1499 г. возводит его в сан епископа Сьона и Гельвеции. А это можно считать признанием швейцарской государственности, ведь подчас одно слово значит куда больше тысячи торжественных речей. Что, в свою очередь, дало Шиннеру право говорить от имени народа. Александра VI на престоле Святого Петра сменил, — если не считать месячного пребывания у власти Пия III — Юлий II (Джулиано делла Ровере), тот самый, что первым начал окружать себя швейцарскими наемниками. Шиннеру было нетрудно убедить папу в правомерности своих патриотических и агрессивных намерений. Юлий II дал ему не только кардинальскую шапку, но и карт-бланш в создании антифранцузской коалиции. Шиннер в качестве епископа Сьона, то есть технически главы всей швейцарской католической церкви, не терял ни минуты. Весной 1515 г. он привел папе 30 000 «Вильгельмов Теллей» — лучших из лучших альпийских рыцарей, задача которых была поддержать мощные испанские войска. К делу подключились также войска миланского герцога и пара генуэзских полков. Перед таким искушением Римскому папе было не устоять. Война!

Французский двор в тот самый момент пребывал в полнейшей растерянности. Умер Людовик XII, а специалисты в генеалогии вели ожесточенные дискуссии, есть ли у его родственника Франциска право на престол… Судя по всему, назревало вооруженное противостояние — об этом папа с Маттеусом Шиннером не могли и мечтать! К их досаде, дисциплиной французских мушкетеров того времени можно было только восхищаться, то же, кстати, относилось и к швейцарцам на французской службе. Парадокс, но в их рядах не нашлось желающих вмешиваться в споры сильных мира всего, участвовать в заговорах или дезертировать. Раз Франциск в итоге был провозглашен правителем, они стали за него горой. Объединенному испанскому, швейцарскому, миланскому и ватиканскому войску противостояла меньшая по численности, но дисциплинированная и готовая к бою французская армия, которую поддержали венецианцы. На поле под Мариньяно, завидев приближавшиеся полки противника, Франциск I выехал вперед к своим боевым порядкам и, как сообщает в своей хронике Жак де Майен, «громогласно обратился к рыцарям: “Господа, настал час показать в бою свое мужество. Я ваш король и герцог. Да, я молод, но вы присягнули мне на верность. И я никогда не брошу вас в беде. С вами я умру или одержу победу”». Скажем сразу, свое слово он сдержал. Юный король сражался как бешеный в первых рядах, а де Майен скрупулезно подсчитал, что он лично принимал участие в тридцати двух атаках. Однако это было позже. Начали сражение гельветы. Есть свидетельства, сеньор Пьер Террай Баярд, который командовал французскими войсками, кричал им: «Чертовы швейцарские изменники, пока не поздно, убирайтесь в горы, есть свои тухлые сыры. Будете упорствовать, вам их больше не пробовать!»

Удар швейцарцев был страшен. От отчаянных контратак Франциска I на флангах толку оказалось мало. Еще до наступления вечера гельветы прорвали две линии французской обороны, убив свыше пяти тысяч вражеских солдат. Но… настала ночь, под благословенным покровом которой французы успели перегруппироваться и переместить шестьдесят четыре пушки — оружие, значение которого в ту пору еще недооценивали. Утром Баярд сообразил наконец в чем его преимущество. «Господа, неприятель сладко спит, пора его разбудить». Рявкнули орудия. Швейцарцы наступали тесными рядами, каждое ядро делало в этих рядах кровавую брешь. Убедившись в бесполезности наступления, оживилась малоактивная до сих пор венецианская кавалерия. Ее стремительная атака на левое крыло швейцарцев стала, можно сказать, ударом милосердия. Отступавших безжалостно добивали на месте. Итог сражения, по меркам того времени, был воистину ужасен. Полегло пятнадцать тысяч швейцарцев, то есть, если верить демографам, тщательно изучавшим цифры и пропорции, погиб весь цвет нации. Теперь некому было защищать страну. Швейцария лежала у ног французов. И вот тут-то Франциск I, этот мальчишка, король без году неделя, принял смелое решение, мало сказать непопулярное, а прямо противоречащее имперским интересам Франции, как их понимали его министры. 29 ноября 1516 г. он подписал во Фрибурге пакт «о вечном мире» с гельветами. Там нет речи о контрибуциях, территориальных уступках и претензиях на что бы то ни было. Сколько же нужно смелости, чтобы, думая о будущем, «упустить» победу, которую держишь в руках! Заключенное во Фрибурге соглашение стало единственным, которое было актуальным на протяжении пяти веков и действует по сей день. Есть в этом некий поразительный оптимизм. Мы, поляки, знающие лучше многих других, что солидные договоры стоят не больше бумаги, на которой написаны, за что мы целыми поколениями и расплачивались, вдруг обнаруживаем людей, умеющих держать слово. Я люблю тебя, король Франциск, за многое, в том числе и за это.

Да, мирный Фрибургский трактат от 29 ноября 1516 г. — ЕДИНСТВЕННЫЙ, переживший столетия и действующий до сих пор. И это служит утешением в нашем мрачном и ненадежном мире. За это можно простить Франциску его карикатурный нос, свисающий чуть ли не до самого рта. Дал слово, хоть и не должен был, и Франция это слово сдержала.