Сумерки. Флора одна в идущем поезде. Ее чемодан – на верхней полке. Поезд подходит к станции. Флора начинает говорить и поднимается за чемоданом. К концу своей первой реплики она выходит на вокзальный перрон в Джуммапуре.

Флора. «Джуммапур , среда, второе апреля. Милая Нэлл, я прибыла сюда из Бомбея в субботу, после дня, ночи и еще одного дня в вагоне для дам, который временами останавливался за провизией в виде чая и горячей пищи, подаваемой прямо через окно на подносах для завтрака; подносы, поразительным образом, ты вручаешь обратно через то же окно на следующей станции, где их моют. С предпоследней станции я распоряжалась своим купе в одиночку, пока в подступивших огнях не вышла на перрон Джуммапура. Там уже ждал президент Теософского общества, а также – на почтительном расстоянии – члены комитета; не то чтобы с красной ковровой дорожкой и духовым оркестром наготове, зато с гирляндами из ромашек. Я подумала, что этим поездом, наверное, прибывает кто-то важный…»

Кумарасвами (перебивает). Мисс Крю!

Флора. «…и оказалось, что это я».

Кумарасвами. Добро пожаловать в Джум-мапур!

Флора. «…что было крайне приятно». Спасибо! (принимает гирлянду от Кумарасвами) Как прекрасно! Вы – мистер Кумара…

Кумарасвами. Кумарасвами! Это я! Это весь ваш багаж?! Оставьте его здесь! (Повелительно хлопает в ладоши прислуге, затем пылко обменивается рукопожатием с Флорой.) Как вы поживаете, мисс Крю?

Рукопожатие, начатое на перроне, оканчивается на веранде дак-бунгало, гостевого домика. В доме должна быть веранда и по меньшей мере одна комната, спальня. На веранде – столик с двумя (как минимум) стульями. В доме имеются незажженное электрическое освещение и зажженная масляная лампа. В спальне стоят кровать с сеткой от москитов, умывальник, прикроватный столик, электрический вентилятор и пунка [2]Пунка – подвесное опахало (хинд.).
. Дверь ведет в ванную комнату за сценой.

Слуга Hазрул вносит чемодан Флоры в спальню, затем удаляется в свои покои.

Флора (заканчивает рукопожатие). Спасибо!

Кумарасвами. Добро пожаловать, моя дорогая мисс Крю! И прощайте! День отдыха!

Флора. Благодарю вас. Это так мило с вашей…

Кумарасвами. Я оставлю вас! Завтра – пикник! Вы любите храмы?

Флора. Я не знаю… наверное…

Кумарасвами. Предоставьте все мне!

Кумарасвами покидает ее, выкликая на хинди свою коляску.

Мы видим сад в Шеппертоне. Миссис Свон и доктор Пай к пьют чай, разбирая обувную коробку, полную писем Флоры.

Флора. «И не успела я оглянуться, как меня разместили в маленьком доме под жестяной крышей с двумя комнатами приличного размера… Здесь есть электричество (безрезультатно играет выключателем) …и масляная лампа на всякий случай… (выглядывает с веранды) …веранда открывается на довольно безнадежный сад… но на ней хороший стол и стул, очень пригодные для рабочих часов… (дотрагивается до стула и стола) …а также плетеная софа, пригодная для часов нерабочих… а в глубине…

Она быстро заходит за угол веранды, скрытый от нас, в то время как миссис Свон переворачивает страницу письма.

(Флора появляется снова) …кухня с холодильником! Впрочем, Назрул, мой повар и посудомой, брезгует электрической печкой и готовит все на собственной веранде. (Проходит внутрь спальни и пытается включить вентилятор на потолке, опять безуспешно.) Моя спальня, кроме вентилятора, располагает еще пункой. Это что-то вроде опахала, которым управляет пунка-валлах: он сидит снаружи и машет лопастями при помощи целой системы веревок и блоков. Вернее, махал бы, если б был здесь, но его нет. Наконец, позади спальни…

Она исчезает в дверном проеме. Миссис Свон передает страницу Пайку, и они продолжают читать в тишине.

(появляется снова) …гардеробная, совмещенная с ванной комнатой, где имеются жестяная ванна и душ размером с солнце, точнее, с тучу…

Пайк одобрительно всхрапывает.

…и все это под большим зеленым деревом с обезьянами и попугаями в ветвях, и называется все это бак-бунгало…

Миссис Свон. Дак-бунгало.

Флора…хотя никаких баков тут не видно. (Уходит в ванную с чемоданом.)

Миссис Свон. «Дак» значит почта. Когда письма носили гонцы, в этих домах стояли почтовые отделения. Пайк. А-а-а…

Миссис Свон. Мне бы сохранить конверты. Сейчас бы они наверняка что-нибудь да стоили, по крайней мере индийские.

Пайк. Но прелесть в вине, а не в бутылках! Эти письма – сокровище. Может быть, это ее единственные семейные письма.

Миссис Свон. Надо думать, что единственные. Вся ее семья – это я. Я люблю, когда у меня наготове два вида торта. Мадейру я делаю сама.

Пайк. Я в самом деле не голоден.

Миссис Свон. Будь я на вашем месте, меня бы это не остановило, мистер Пайк. Если вы только надеетесь завоевать мое расположение.

Пайк. С удовольствием. Мадейры, пожалуйста.

Она отрезает ему кусок торта.

Пожалуйста, зовите меня Элдон. (Берет торт.) Благодарю. (Пробует и выносит обдуманный вердикт.) Чудесно!

Миссис Свон. Еще бы.

Пайк. Какой азарт! В Британской библиотеке ничего такого в помине нет!

Миссис Свон (пораженно). В Британской библиотеке!

Пайк. В Техасском университете Флора Крю упомянута в указателях двадцати двух разных собраний! А на следующей неделе я еду в Национальную библиотеку в Париже. «Избранные письма» займут год моей жизни.

Миссис Свон. Целый год на одни сборы?

Пайк (радостно). Примечания, примечания! Вся прелесть в примечаниях! Нельзя просто собрать письма Флоры Крю в книгу и назвать ее «Письма Флоры Крю». Мне даже кажется, что в моих краях это незаконно.

Миссис Свон. В Америке?

Пайк. Отделение английской литературы, университет штата Мэриленд. По счастью, известные писатели ведут свою корреспонденцию без оглядки на широкую публику. В смысле, они не оставляют примечаний к собственным письмам. Здесь-то и кроется потенциал. Можно даже сказать – нравственный долг. Нет, о'кей, потенциал. Под редакцией Э. Купера Пайка. Нет ни единой страницы, которая не нуждалась бы… посмотрите, видите вот тут? – «Мне вчера приснился забавный сон о Королевском вязе». Какая королева? Какой вяз? Почему ей снилось дерево? И тут вступаю я в своей редакторской тоге. Чтобы развеять мглу.

Миссис Свон. «Королевский вяз» – это паб на Фулхэм-стрит.

Пайк. Благодарю вас. Для того Господь и создал писателей, чтобы все мы могли печататься. Это шоколадный торт?

Миссис Свон. Хотите?…

Пайк. Нет, я просто подумал: не было ли у вашей сестры особой любви к шоколадным тортам?

Миссис Свон. Какая странная мысль! Флора не терпела шоколада ни в каком виде.

Пайк. А! Это интересно. Позвольте мне…

Пайк берет следующую страницу письма с чайного столика.

Входит Флора в сопровождении Кумарасвами, у которого в руках сложенный желтый зонт.

Флора. «Обзор достопримечательностей и пикник были чем-то вроде процессии. Президент Теософского общества держал надо мной желтый зонт, в то время как комитет следовал за нами на велосипедах, иногда по две персоны на велосипед, а дети мельтешили со всех сторон. Я чувствовала себя карнавальной фигурой, олицетворяющей Империю, или – если посмотреть на это иначе – „Угнетение индийского народа", и, разумеется, ты права, милая, но я никогда не видела человека менее угнетенного, чем мистер Кумарасвами».

Кумарасвами. Наши южные храмы лучше. Я сам южанин. Ваша разборчивость совершенно оправданна.

Флора (извиняющимся тоном). Я показалась вам разборчивой? Не вините в этом храмы. Убранство церквей…

Кумарасвами. Я полностью вас понимаю, мисс Крю.

Флора. Но я даже не знаю, что хочу сказать!

Кумарасвами. Это и не требуется.

Флора. Понимаете, по-моему, я не принадлежу ни к какой религии.

Кумарасвами. Понимаю! К какой религии, по-вашему, вы не принадлежите более всего?

Флора. Мистер Кумарасвами, оставьте перевертыши для Блумсбери . От вас я ожидаю большего. «И я рассказала ему о декораторе жены Герберта, которого на смертном одре спросили, к какой вере он принадлежит. Он ответил: „Боюсь, что я поклоняюсь сиреневому"».

Кумарасвами (задумчиво). Я бы ответил, серому.

Флора. «Кажется, Индия мне понравится».

Пайк (с письмом). Кто это – Герберт?

Мисс Свон. Уэллс.

Пайк. А. (Осмысливает). Г. Г. Уэллс? Правда? (Осторожно). Вы не хотите сказать, что он и Флора?…

Миссис Свон. Видели бы вы свое лицо. Флора встретила его незадолго до отъезда.

Пайк. Какого отъезда?

Миссис Свон. В Индию. Где-то под Рождество или в Новый год. Кажется, у меня есть открытка из Парижа… (Она влезает в ящик для обуви). Вот, смотрите… оно?

Пайк. Париж, да… нет, тысяча девятьсот двадцать четвертый… это сувенир с Олимпийских игр.

Миссис Свон. Ах да, бегун с препятствиями. Флора принесла публичные извинения в Клубе искусств Челси. В беге с препятствиями нам медалей не досталось.

Пайк. Это правда, Элеанор?

Миссис Свон. Нет, Элдон, я не разрешаю вам писать книгу, даже если вы съедите целый торт. «Избранные стихотворения» были славным сюрпризом, и, конечно, «Избранные письма» будут превосходны, но биография – это наихудший повод все переврать.

Флора. «Пока что я Индии нравлюсь. Моя лекция собрала полный зал, собственно, полный дом мистера К., гораздо более осмысленный дом, чем у меня, с круглым двором, крытым плоским навесом. Так что у меня была и публика для райка, и рай для публики…»

Раздаются аплодисменты. Кумарасвами выходит к публике с Флорой. Ночь.

«…и все шло чертовски хорошо, пока…»

Кумарасвами. Мудрая и прекрасная мисс Крю согласилась ответить на ваши вопросы!

Флора, «…и первый же вопрос был…»

Слушатель. Мисс Крю, говорят, что вы близкий друг мистера Г. Г. Уэллса…

Флора. «…и я подумала: господи, как несправедливо! Проделать весь этот путь, чтобы о тебе распускали слухи, как в „Королевском вязе"…»

Пайк. Питейное заведение на Фулхэм-стрит в Челси.

Флора, «…но оказалось, что они не имели в виду ничего, кроме…»

Слушатель. Пишет ли мистер Уэллс свои знаменитые романы при помощи печатной машинки или он пользуется ручкой и чернилами?

Флора (твердо). Ручкой и чернилами. Авторучка фирмы «Уотермен», подарок его жены.

Одобрительный гул.

«Не то чтоб я имела об этом малейшее представление… Герберт не выказывал большого желания писать свои знаменитые романы, когда я была поблизости».

Пайк. Ф. К. встретилась с Уэллсом не ранее декабря, следовательно, их роман был краток и, вероятно, продлился лишь седьмого и восьмого января, которые она провела в Париже.

Флора. «Затем последовал прием с лимонадом и индийским виски…»

Флоре и Кумарасвами предлагают напитки на подносе. Со временем к ним присоединяется слушатель.

«…а также с закусками и беседами… Душа моя, это так трогательно. Они читают „Нового политика" и литературное приложение к „Таймс", будто это отрывки из Библии. Я не имею в виду Библию, но ты понимаешь, что я имею в виду. Они знают, кто что писал и о ком. Как дети, которые прижимают личики к ограде недоступного парка. Они спросили меня…»

Слушатель. Каково ваше мнение о Гертруде Стайн, мисс Крю?

Флора. О… «…и я не нашла в себе сил сказать, что она ядовитая старая кошелка, которая ездит в поезде по перронному билету…»

Пайк. Отвращение Ф. К. к Гертруде Стайн было встречено взаимностью во время их первой и единственной встречи, когда Стайн и ее компаньонка, Элис Б. Токлас, пригласили Флору на чай на рю де Флерюс, 27, в тысяча девятьсот двадцать втором году. В любом случае легенда о том, что Ф. К. восхитилась шоколадным тортом мисс Токлас и что Стайн пригрозила вырвать глаза Ф. К. или мисс Токлас, не заслуживает доверия. Ф. К. не любила шоколад ни в каком виде.

Флора. «Тогда я и встретила моего художника…»

Дас. Мисс Крю, позвольте поздравить вас с лекцией. Я нашел ее крайне интересной.

Флора. Спасибо.

Дас. Я был удивлен тем, что вы не упомянули Вирджинию Вульф.

Флора. Я редко ее упоминаю.

Дас. Знакомы ли вы с Джорджем Бернардом Шоу?

Флора. Да, я едва не оказалась в одной из его пьес.

Дас. Но ведь вы не актриса?

Флора. Нет. Это и помешало.

Дас. Что вы думаете о Джуммапуре?

Флора. Я только прибыла позавчера, но…

Дас. Конечно! Какая нелепость с моей стороны!

Флора. Вовсе нет. Я собиралась сказать, что мое первое впечатление…

Дас. Джуммапур ни в коем случае не сравнится с Лондоном. Вы живете в Блумсбери?

Флора. Нет, я живу в Челси.

Дас. Челси, разумеется! Мой любимый уголок Лондона!

Флора. О! Так вы…

Дас. Я мечтаю когда-нибудь посетить Лондон. Челси Тернера и «Братства прерафаэлитов»! Россетти жил на Чин-уок! Холман Хант жил на Олд Черч-стрит. «Нанятый пастух» был написан на Олд Черч-стрит! Как я был бы вдохновлен, если бы посетил Челси!

Флора. Вы художник!

Дас. Да! Нирад Дас!

Флора. Как поживаете?

Дас. Первоклассно. Благодарю вас. Могу ли я вручить вам подарок?

Флора. О…

Дас. Пожалуйста, не судите его строго, мисс Крю…

Флора. Спасибо!

Дас. Конечно, я пишу маслом, «Винзор и Ньютон» . Если бы вам было угодно стать моей моделью для портрета, я смог бы отплатить вам за утонченный словесный портрет гущи и бучи литературной жизни Лондона.

Флора. Вы всерьез?

Дас. В высшей степени. (Он вынимает небольшой альбом для набросков и вырывает лист, который застенчиво протягивает ей.)

Флора. «…и он подарил мне карандашный набросок меня же, вещающей о литературной жизни».

Флора возвращается к Кумарасвами.

Пайк. Она упоминает карандашный набросок. Не знаете ли вы, что с ним случилось?

Миссис Свон. Я точно никогда его не видела. Я запомнила бы, если б он оказался среди того, что называлось ее имуществом. Это был один-единственный саквояж.

Пайк. Он все еще у вас?

Миссис Свон. Что? Ее саквояж? Господи, он уже тогда был разбитым старьем, а мы с Эриком постоянно переезжали. От вещей приходилось избавляться…

Пайк. Вы выбросили саквояж Флоры Крю?

Миссис Свон. Что это вы затеваете, Элдон? Багажный музей? В самом деле, вы суетитесь вокруг нее, как старуха. А я, разумеется, нет.

Пайк. Но она же была Флорой Крю!

Миссис Свон (твердо). Если так, то где все были шестьдесят лет назад?

Миссис Свон вновь наполняет чашки. Пайк достает еще одно или два письма из коробки и просматривает их. Нирад Дас подъезжает к гостевому домику на велосипеде. Его деревянный ящик с красками привязан к заднему багажнику. Сложенный мольберт привязан к спине. Он управляет одной рукой и держит в свободной руке холст. Флора выходит из комнаты в платье ва-сильково-голубого цвета.

Флора. Доброе утро!

Дас. Мисс Крю! Я здесь! Немного опоздал! Простите!

Флора. Я не заметила – я писала письмо. Я хорошо выгляжу?

Дас (нервно). Очень, очень хорошо.

Флора. Что ж… это будет славно, мы оба станем работать. Поэт и художник. Рабочий процесс.

Дас отвязывает свой ящик и располагается на веранде.

Флора располагается за рабочим столом.

Пайк удивляется письму.

Пайк. Она говорит, краска на бумаге.

Миссис Свон. Да.

Пайк. «Мазок краски на бумаге»… «может быть, душа моя останется мазком краски на бумаге»… Она имеет в виду настоящую картину, не так ли?

Миссис Свон. Не знаю.

Пайк. И еще «обнажившаяся». Она говорит «обнажившаяся». Ню. На бумаге. Это должна быть акварель, правда?

Миссис Свон. Что должно быть? Здесь ничего нет.

Пайк. Если все это не намекает на портрет обнаженной Флоры, то на что это намекает, по-вашему?

Миссис Свон. На все, что угодно, или ни на что. Как вам захочется. Разве не в этом суть поэзии?

Пайк. Не знаю. Я не поэт, но прочтение здесь весьма специфическое. Покинутый дом… где этот кусок?

Миссис Свон. У вас в зубах, Элдон.

Пайк. Вот. «В пустом доме… может быть, моя душа останется мазком краски на бумаге, словно я и прожила жизнь здесь, как Радха…»

Миссис Свон. Радха.

Пайк. «…прекраснейшая из пастушек, обнажившаяся…»

Миссис Свон (спешно прерывает). Портрет тем не менее на холсте, и Флора на нем в своем васильковом платье.

Пайк. Портрет?

Миссис Свон. Она где-то там упоминает портрет. Он был свернут в саквояже.

Пайк. Элеанор, вы хотите сказать, что портрет Флоры существует?

Миссис Свон. Хотите взглянуть?

Пайк. Боже мой!

Миссис Свон. Он довольно скверный. Как афиша индийского кинофильма. Кажется, я знаю, где он, но я должна буду спустить его вниз для вас. Может быть, зайдем в дом? Солнце скоро сядет.

Пайк. Боже мой! Но это… Боже мой! Ведь у нее никогда не было их, настоящих портретов.

Миссис Свон. Это так. Кроме парижского портрета, но он тоже был на холсте.

Пайк. Парижский портрет?

Миссис Свон. Да, первый приезд Флоры в Париж. Официально она водила машину «скорой помощи», последний год войны … так что, вероятно, ей было двадцать три, когда она встретила Модильяни .

Пайк. Модильяни?

Миссис Свон. О, Флора знала всех. Не то чтобы хоть кто-то знал о Модильяни в то время.

Пайк. Портрет Модильяни?

Миссис Свон. Во время Перемирия мне было девять, так что это случилось, о господи, шестьдесят шесть лет назад. Знаете, мне почти семьдесят пять.

Пайк. Элеанор… я не верю своим ушам.

Миссис Свон. Боюсь, что так. Я родилась в тысяча девятьсот девятом. Впрочем, спасибо, Элдон. Возьмите еще торта.

Пайк. Нет, благодарю вас… я… простите… портрет Флоры работы Модиль…

Миссис Свон. Да. Ню. Я и сама его никогда не видела. Я была тогда школьницей, а потом было поздно.

Пайк. Поздно?

Миссис Свон. Да, одно слово, невезение. Размалеванную Флору, как пробку в бурю, выносит на верхнюю полку платяного шкафа в моем шеппертонском бунгало, а Модильяни, который оплатил бы это бунгало несколько раз, сожжен в пепел в ванной комнате отеля «Риц».

Она уже собрала чайный поднос и уходит с ним.

Пайк. Вы не могли бы все это повторить еще раз?

Пайк семенит за ней.

Флора в голубом платье – за столом на веранде. Пишет в записной книжке авторучкой. Останавливается в раздумье, сидит почти застыв. Ее ноги босы; обувь аккуратно стоит в стороне. Дас пишет ее портрет.

Флора (на записи):

Флора машинально скрещивает ноги. Дас останавливает работу. Он ждет терпеливо. Она замечает, что Дас остановился.

Ох…

Дас. Нет, пожалуйста, сидите, как вам удобно.

Флора. Простите! (Она расставляет ноги.) Вот. Так было?

Дас. Вы очень терпеливы ко мне. Мне кажется, вы по природе очень добры.

Флора. Вы так считаете, мистер Дас?

Дас. Я уверен. Можно я задам вам личный вопрос?

Флора. Это уже личный вопрос.

Дас. Боже мой, неужели?

Флора. Мне всегда так кажется. Звучит очень лично. Вы просите карт-бланш, мистер Дас. Вы хотите, чтобы я вам раскрылась?

Дас (несколько паникует). Мой вопрос всего лишь о вашей поэме!

Флора. По крайней мере, вы знаете, что это личный вопрос.

Дас. Теперь я, разумеется, не задам его.

Флора. В таком случае я вам отвечу. Моя поэма – о жаре.

Дас. О, благодарю.

Флора. Я принимаю позу. Перо к бумаге. Ноги врозь. Знаете, вы первый мужчина, который выписывает ногти на моих ногах.

Дас. Вообще, я занят складками вашего подола.

Флора. А… здесь вы не первый.

Дас. Вас уже писали? Ну конечно! И не раз, я предполагаю!

Флора. В самом деле, мистер Дас, ваша природа гораздо добрее моей.

Флора возвращается к работе. Дас возвращается к работе. Аниш Дас входит в сад в Шеппертоне. При нем мягкая папка. Он садится на одно из садовых кресел.

Мистер Дас, я раздумываю, не задать ли вам один деликатный вопрос, по-дружески, как бывает между художниками.

Дас. О, мисс Крю, это превосходит мои самые фантастические надежды на наше содружество! Бесспорно, это красный день в моем календаре!

Флора. Если вы будете таким индусом, я не задам вопроса.

Дас. Но я не могу быть меньшим индусом, чем я есть.

Флора. Сможете, если постараетесь. Не знаю, спрошу ли я вас теперь.

Дас. И не нужно, дорогая мисс Крю! Вы подумали об этом. Незаданный, почти заданный вопрос объединил нас на мгновение близостью; мы совпали в вашем разуме, как искры в стеклянном сосуде с вакуумом, и этот красный день не утеряет своей метки.

Флора. Опять вы за свое, мистер Дас.

Дас. Вы хотите, чтобы я не был индийцем?

Флора. Я так выразилась, да, но я имела в виду, чтобы вы были большим индийцем или, по меньшей мере, просто индийцем, не обангличаненным индийцем. Вы же как лабрадор: наскакиваете на меня, да еще сшибаете со стола вещи своим хвостом. Как же это хвостато с вашей стороны – сравнить мой разум с вакуумом. Вы ведь только с нами такие. Я не могу поверить, что сами по себе вы не можете вести обычный разговор без того, чтобы восторженно прыгать через обруч или восторженно восклицать. Я знаю, чего мне хочется. Мне хочется, чтобы вы со мной вели себя так, будто я – индианка.

Дас. Мисс Крю – индианка! Да, это умозрительная конструкция, которой нет соответствия в материальном мире.

Флора. То же касается и единорога, но вы ведь можете его вообразить.

Дас. Его можно вообразить, но не оседлать.

Флора. Вообразить – это все, о чем я просила бы в моем случае.

Дас (ужасно смущен). О! О господи! Я не имел намерения… уверяю вас…

Флора (потешаясь). Нет, нет, вам не удержать хвоста. Вы опустошили стол, все безделушки на ковре: редкая ваза, табакерка, сувенир из Броудстерз …

Она совершила ошибку.

Дас (с мукой). Вы жестоки ко мне, мисс Крю!

Флора (с немедленным покаянием). О, простите меня. Я не хотела. Такая у меня природа. Пожалуйста, выйдите из-за мольберта, посмотрите на меня.

Дас. Нельзя ли нам помолчать, пожалуйста. Я предпочитаю работать в тишине.

Флора. Я все испортила. Простите.

Дас. Тень сдвинулась. Я должен ее поправить.

Флора. Да, сдвинулась. Ее не поправишь. Нужно ждать до завтра. Простите меня.

Дас возвращается к работе за мольбертом. Флора принимает прежнюю позу, но завинчивает колпачок на ручке.

Аниш встает при виде миссис Свон, которая идет из бунгало с чайными принадлежностями на двоих и двумя видами торта на подносе.

Аниш. Позвольте, я помогу вам.

Миссис Свон. Я забыла ваш сахар.

Аниш. Собственно, я пью без сахара.

Миссис Свон. О! Я думала, вы будете большим индийцем.

Они устанавливают поднос и располагаются за столом в саду.

Аниш. Это так любезно с вашей стороны.

Миссис Свон. Что вы, ваше письмо было неотразимым. Принимать художника за чаем – на это в моем возрасте нельзя и надеяться. Дадим чаю настояться. Как вы думаете, вы похожи на отца?

Аниш. Я не знаю. Мне хотелось бы так думать. Но мой отец был человеком, пострадавшим за свои убеждения, а мне никогда не приходилось переживать ничего такого, поэтому я не уверен.

Миссис Свон. Я имела в виду ваши занятия. Вы художник, как ваш отец.

Аниш. А… да. Да, я художник, как отец. Хотя, конечно, не совсем как отец.

Миссис Свон. Ваш отец был индийским художником, вы хотите сказать?

Аниш. Индийским художником? Что ж, я такой же индиец, как и он. Впрочем, да. Наверное, я не слишком индийский художник… индийский художник, но не слишком, или даже…

Миссис Свон. Слишком неиндийский художник.

Аниш. Ну да. Но и он такой же. Кроме, разве, того, что он был индиец.

Миссис Свон. Как и вы.

Аниш. Да.

Миссис Свон. Хотя вы совсем не такой, как он.

Аниш. Нет. Да. Мой отец был совсем другим художником, портретистом, как вы знаете…

Миссис Свон. Не могу сказать, чтобы мне это было известно, мистер Дас. Пока я не получила ваше письмо, ваш отец был мне неизвестен. По сути, подпись «неизвестный индийский художник» отражала ситуацию в точности…

Аниш. Он не был неизвестен в Джуммапуре!

Миссис Свон…если ваш отец в самом деле написал портрет Флоры.

Аниш. О, этот портрет – определенно работа отца, миссис Свон! Вы не можете себе представить, что я почувствовал, когда увидел книгу в витрине магазина, как был взволнован! Видите, я повсюду ношу с собой эту книгу.

Он достает «Избранные письма» из портфеля. На суперобложке – портрет Флоры работы Нирада Даса.

Миссис Свон. Я только надеюсь, что таких, как вы, мистер Дас, будет много.

Аниш. Таких, как я, больше не будет, миссис Свон! Конечно, дело не в книге, а в рисунке на обложке, который напечатан и внутри тоже. Если б он мог знать, что однажды его портрет Флоры Крю…

Миссис Свон. Возможно, его бы больше обрадовала витрина галереи, чем книжный магазин.

Аниш. Может быть, и нет. Я уверен, что ни одну из картин моего отца не воспроизводили, а это для художника необычайное удовольствие. Я-то знаю! Картина, вышедшая из-под чьей-то кисти, конечно, уникальна. Но репродукция! Это и есть популярность! Поместите нас на обложку книг, на календари, на жестянку с бисквитами! Он был бы горд!

Миссис Свон. Кстати, каковы были убеждения вашего отца?

Аниш (удивленно). Как! Мы – индуисты.

Миссис Свон. Вы сказали, он пострадал за свои убеждения.

Аниш. А, я имел в виду его взгляды.

Миссис Свон. Как же он пострадал?

Аниш. Он был посажен в тюрьму.

Миссис Свон. Вот как? Кем?

Аниш. Ну, вами.

Миссис Свон. Мной? Ох… нами. Но как мы узнали, каковы его взгляды?

Аниш. По-видимому, он принял участие в некоторых действиях против Раджа во время празднования Дня Империи в Джумма-пуре.

Миссис Свон. В таком случае он был посажен в тюрьму за действия, а не за взгляды, мистер Дас, и, очевидно, заслужил то, что получил. Не хотите ли торта?

Аниш. Благодарю.

Миссис Свон. Бисквит Виктория или Баттенберг?

Аниш. О…

Миссис Свон. Бисквит мой, включая малиновое варенье.

Аниш. Да, пожалуйста… спасибо.

Миссис Свон. Чаю? Но все это должно было случиться до вашего рождения.

Аниш. Да, конечно, я родился от второго брака отца. Я родился много позже Независимости, а мой отец отправился в тюрьму в тысяча девятьсот тридцатом.

Миссис Свон. В тысяча девятьсот тридцатом! Но ведь это когда Флора была в Джуммапуре.

Аниш. Да, я знаю. Поэтому я здесь.

Миссис Свон разливает чай.

Флора снимает колпачок с авторучки.

Флора. Мы с вами сегодня друзья?

Дас. Я надеюсь! Почему вы об этом спрашиваете? Что-то случилось?

Флора. О нет.

Она смеется. Он хмурится, рисуя.

Я подумала, что если мы друзья, то я попрошу вас написать что-нибудь для меня на вашем рисунке. (Она протягивает карандашный рисунок.)

Дас. Но ведь это жалкие каракули! Даже хорошего сходства нет!

Флора. Пусть так.

Дас. О! (Он захвачен врасплох, но скоро понимает, что его дразнят. Он смеется.)

Флора. Именно. Иначе вы далеко не уедете.

Hазрул, слуга, вносит кувшин со свежим лимонадом и двумя стаканами, ставит все на стол.

Время намби пани!

Назрул. Нимбупани!

Флора (поднимаясь). Спасибо, Назрул… шукрия.

Назрул отвечает и уходит.

Дас. У меня для вас кое-что есть, маленький подарок.

Флора. Правда? Вы не должны мне все время что-то дарить, мистер Дас…

Дас. Понимаете, это что-то вроде подарка на день рождения.

Флора. Особенно если это не мой день рождения!

Дас дает ей старую, но хорошо сохранившуюся книгу. Книга зеленая, с коричневым корешком. Это книга Эмили Эден «На Север» (1866).

Дас. Я не покупал ее, это книга моего отца. Я хочу, чтобы она была у вас. Письма английской леди, путешествовавшей по Индии сто лет назад.

Флора (искренне довольна). Вот это книга как раз для меня. Спасибо! «На Север» Эмили Эден . Чудесный подарок!

Дас. Что ж… я напишу. «В память о Джуммапуре и вашем друге и собрате-художнике Нираде Дасе». И я нарисую, как я слушаю вас на лекции.

Флора наливает лимонад-нимбупани. Дас подписывает карандашную зарисовку своей авторучкой и усаживается за холстом.

Аниш. Когда мой отец познакомился с Флорой Крю, он уже несколько лет как овдовел, хотя и был довольно молод, моложе ее. Да. Начало Засухи в тысяча девятьсот тридцатом… второго апреля ему исполнилось тридцать четыре года, как раз когда он встретился с вашей сестрой. Жена его умерла от холеры, детей не было. Я всегда знал отца старым джентльменом, который очень мало говорил, разве только когда читал мне вслух. Он любил читать по-английски. Роберт Браунинг, Теннисон , «Песни Древнего Рима» Маколея и, конечно, Диккенс…

Миссис Свон. Удивительно.

Аниш. О да, из местной школы он перешел в колледж Эльфинстон в Бомбее, и стоит вам взглянуть на колледж Эльфинстон, как вы понимаете, что он дает истинно английское образование.

Миссис Свон. Я хотела сказать, что это удивительно, учитывая его «взгляды». Но это я не подумав. Ваш отец принимал участие в действиях против британского Раджа , а также любил английскую литературу, в чем был совершенно последователен.

Аниш (со смехом). Обычно образование приносило восхитительные плоды! Мы в Джуммапуре были «лояльны», как вы бы это назвали. Мы были лояльны Британии в Первой войне за независимость .

Миссис Свон. В войне? Это что за война?

Аниш. Восстание тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года.

Миссис Свон. А, вы имеете в виду Смуту. Как вы это назвали?

Аниш. Дорогая миссис Свон, имперская история всего лишь… нет, нет, клянусь вам, я не для того пришел сюда, чтобы давать вам урок истории.

Миссис Свон. Кажется, вы на это и не способны. Мы были вашими римлянами. Мы могли быть вашими норманнами.

Аниш. И вы ожидаете нашей благодарности?

Миссис Свон. Ни благодарности, ни упрека. Я, наверное, не чувствовала бы благодарности, если бы толпа римлян объявилась и начала вводить законы, учить латыни и прочее. «Какая наглость! – вот что я, вероятно, сказала бы. – Убирайтесь и забирайте свои дороги и бани». Не важно, что я думала бы тогда. Важно, что я думаю сейчас. Вы говорите по-английски лучше, чем большинство знакомых мне молодых людей. Вы здесь учились в школе?

Аниш. Нет, я ходил в школу при монастыре в… Вы мне расставляете сети, миссис Свон!

Миссис Свон. Какие еще сети? Возьмите еще торта.

Аниш. Миссис Свон, вы гадки. Вы выдвигаете смехотворный аргумент и забиваете мне рот тортом, чтобы я не мог ответить. Я не поддамся ни вам, ни вашему торту. Мы были римлянами! Мы шли впереди, когда ваша нация была отсталой. Чужаки, которые захватили вас, нашли третьесортную страну! Даже когда вы открыли Индию в век Шекспира, у нас были свои Шекспиры. А наша наука, архитектура, наша литература и искусство… У нас была культура древнее и великолепнее, мы были богаты! Потому вы в конце концов и пришли.

Но он просчитался.

Миссис Свон (гневно). Мы сделали из вас настоящую страну! И когда мы ушли, вы сразу рассыпались вдребезги, как Шалтай-Болтай! Посмотрите на карту! Вам должно быть стыдно!

Аниш. Ах да… я здесь гость и веду себя…

Миссис Свон (успокаиваясь). Нет, всего лишь дерзко. Когда вы домой?

Аниш (изумленно). Я… вы хотите, чтобы я ушел?

Миссис Свон (с тем же изумлением). Нет. О чем вы говорите?

Аниш (начинает догадываться). А-а-а… домой! Я не хотел сказать, что гощу в Англии. Теперь Англия – мой дом. Я провел здесь полжизни. Я здесь женился.

Миссис Свон. На англичанке?

Аниш. Да, мы встретились в художественной школе.

Миссис Свон (одобрительно). Родственные души.

Аниш. Нет. Я больше не работаю с реалистичной живописью.

Миссис Свон. А с чем же?

Аниш. Я… гм… деконструирую.

Миссис Свон. Какая жалость!

Аниш. Я все еще умею рисовать, если нужно. Могу я нарисовать вас?

Миссис Свон. Ну нет, чего мне только не хватало…

Аниш. Это для себя.

Миссис Свон. Да? Зачем вам?

Аниш. Всего лишь небольшой скетч карандашом. Мы не должны противиться, когда жизнь предлагает замкнуть один из ее кругов!

Миссис Свон. Это индуизм?

Аниш. О… не знаю. Наверное.

Миссис Свон. Звучит очень по-восточному. Хорошо же. Вы можете меня нарисовать.

Аниш. Это нас сдружит.

Аниш достает блокнот для рисунков из папки и начинает рисовать.

Флора и Дас сидят за столом с лимонадом.

Флора. Поедая тиффин на веранде моего бунгало, я опрокинула кедгери на мои дунгари, и мне пришлось идти в джимхану в пижамах, как кули.

Дас. Я покупал чатни на базаре, когда головорез сбежал из чоки и убил валлаха ради добычи. Поднялся халлабалу, и он очутился в маллигатони.

Флора. Я стала дулалли в дурбаре и была отправлена обратно в Блайти на дулли. Я чувствовала себя довольно дикки после чашки чара и одного только чита на чотапег.

Дас. Да, и бурра-сахиб , который смотрелся как пукка в своем топи, послал кули за мемса-хиб…

Флора. Нет, нет. Нельзя подряд говорить сахиб и мемсахиб, это жульничество. И потом, я уже назвала кули.

Дас. Я сдаюсь, мисс Крю. В игре в слова – вы чемпион.

Флора. Вы – рыцарь, мистер Дас. Поэтому я признаюсь, что пользовалась пособием. Я нашла целый «Хобсон-Джобсон» в тумбочке у кровати, для удобства путешествующих.

Дас. Но я-то знаю оба языка, так что вы все равно победили, даже с форой.

Флора. Как вы все это выучили, мистер Дас?

Дас. Из книг. Я люблю Диккенса и Браунинга и Шекспира, разумеется… но моя любимица – Агата Кристи! «Таинственное происшествие в Стайлз». О, эта женщина – гений! Но я хотел бы писать, как Маколей.

Флора. О боже!

Дас. Знаете, это его, лорда Маколея, я должен поблагодарить за английский. Это была его идея, когда он правил Индией, чтобы всем нам преподавали английский. Он хотел снабдить Ост-Индийскую компанию клерками, но посеял зубы дракона. Вместо чиновников он произвел на свет юристов, журналистов, государственных деятелей, он произвел Ганди ! У нас много, много языков. Вы знаете, что английский – это единственный язык, на котором наши националисты могут общаться. Славно мы подшутили над Маколеем, как вам кажется?

Флора. А вы националист?

Дас (легко). Ах, это очень интересный вопрос! Но мы не должны останавливаться так надолго. Становится поздно, завтра мне нужно работать побыстрее.

Флора. Еще только половина десятого.

Дас. Нет, уже апрель и становится поздно.

Флора. Да, сейчас жарче, чем всегда. Хотите еще лимонаду?

Дас. Нет, спасибо, не нужно лимонада. Мисс Крю, вы еще не видели моей картины.

Флора. Нет. Еще нет. Я никогда не смотрю. Вы не возражаете?

Дас. Нет.

Флора. На самом деле возражаете. Но я однажды спросила художника: «Можно мне взглянуть?» – а он ответил: «Зачем это? Когда я пишу стол, я ничего столу не показываю».

Дас. Я же говорил, вас уже писали.

Флора. Только однажды.

Дас. Портрет?

Флора. Не такой, как вы думаете. Ню.

Дас. О!

Флора. Странно. Он рисовал своих друзей в одежде. Для ню он брал натурщиц. Кажется, я была его другом. А может быть, нет. Возможно, только натурщицей. Сейчас не важно. Он умер так скоро после этого. (Пауза.) Он не был со мной так мил, как вы.

Дас. Картина у вас?

Флора. Нет.

Дас. Где же?

Флора. Нигде. Мужчина, за которого я думала выходить замуж, сжег ее. Господи, какой красный у вас сегодня день в календаре! Вижу мужчину на коне.

Конь слышен, но не виден.

Дюранс (из-за сцены). Доброе утро! Мисс Крю, не так ли?

Флора (встает). Да, это я. Доброе утро! (Дасу.) Вы знаете его?

Дас. Он – заместитель.

Дюранс (из-за сцены). Можно я спущусь к вам на минуту?

Флора. Конечно. Какое прекрасное животное! (Дасу.) Какой еще заместитель?

Дас (Флоре). Капитан Дюранс.

Дюранс. Благодарю.

Флора. Заходите, присоединяйтесь к нам.

Входит спешившийся Дюранс.

Дюранс. О! Мистер Дас, не так ли?

Дас. Доброе утро, сэр. Но мы с вами незнакомы.

Дюранс. О, я вас знаю. Мисс Крю, ваша слава вас опережает.

Флора. Благодарю вас. Вы…

Дюранс. Я из Резиденции. Дэвид Дюранс.

Флора (пожимает ему руку). Как поживаете?

Дюранс. Но что это… я прерываю работу художника.

Флора. Мы уже остановились.

Дюранс. Позвольте взглянуть? О! Получается отменно. Как вам кажется, мисс Крю?

Дас. Я должен идти. Я слишком задержался сегодня.

Флора. Мы ведь продолжим завтра?

Дас. Да. Может быть, немного раньше, если вам удобно. Я могу все оставить здесь…

Дас готовится снять холст с мольберта.

Флора. Почему вам не оставить и холст? Здесь он будет в сохранности.

Дас (колеблется). Да, хорошо… Я задрапирую холст. Спасибо.

Он накидывает материю на холст.

Флора. Как на ночь завешивают болтливого попугая.

Дас. Готово. Благодарю вас за лимонад, мисс Крю. Прекрасное угощение. До свидания, сэр… и… да… и до завтра… (Он спускается по ступеням с веранды и уводит свой велосипед.)

Флора. Да, до свидания. (Дюрансу). Я надену туфли. Извините, что я с босыми ногами, но я люблю шевелить пальцами ног, когда работаю.

Дюранс. Я только на минуту. Шеф просил к вам заглянуть. Узнать, не можем ли мы что-нибудь для вас сделать.

Флора. Хотите лимонаду?

Дюранс. Нет, спасибо, ничего не надо. Знаете, мы могли бы подыскать вам более подходящие покои, не такие простецкие.

Флора. Как вы узнали, что я здесь?

Дюранс. В этом-то и дело. Обычно мы узнаем о новоприбывших, потому что они первым делом оставляют нам свою визитку, но в вашем случае… если можно так выразиться, сорока на хвосте принесла. Вы здесь часто бываете, мисс Крю?

Флора. Нет, я никогда раньше не была в Индии. Я приехала из Бомбея несколько дней назад.

Дюранс. Но у вас здесь, наверное, друзья?

Флора. Нет. Я села на корабль и приплыла сюда, никого не зная. У меня есть друзья в Англии, у которых друзья здесь. Собственно, один друг.

Дюранс. Он в Джуммапуре, этот друг?

Флора. Нет, этот друг… мой друг… в Лондоне, разумеется. Мистер Джошуа Чемберлен . У него друзья – по всей Раджпутане , поэтому я поеду также в Дели и, надеюсь, в Пенджаб.

Дюранс. Теперь ясно. У вашего друга в Лондоне друзья в Джуммапуре.

Флора. Да.

Дюранс. Как, например, мистер Дас?

Флора. Нет. Вы – полицейский или что-то в этом роде, мистер Дюранс?

Дюранс. Я? Нет. Извините, если я показался вам полицейским.

Флора. Да, немного. Я путешествую с рекомендательными письмами для ряда клубов и литературных обществ. Я даю лекции на тему «Литературная жизнь Лондона» в обмен на питание и кров… Как видите, я не могла воспользоваться вашей любезностью, не обидев моих хозяев.

Дюранс. У нас здесь другие игры. Показавшись в Резиденции, вы приобрели бы уважение, а не потеряли.

Флора. Благодарю за совет, но как насчет самоуважения?

Дюранс. Ну что ж, раз все в порядке… Так вы следуете по стопам Чемберлена. Это все объясняет.

Флора. Не думаю, чтобы это я вам все объяснила. Но так и есть, я следую за ним. Он давал лекции в Джуммапуре три года назад, на тему «Империя».

Дюранс. Да. Он близкий ваш друг?

Флора. Гм…

Дюранс. Вы знаете, что он коммунист или что-то вроде?

Флора. Мне это приходило на ум. Он дважды баллотировался в парламент как кандидат от коммунистов.

Дюранс (без обиды, с той же обходительностью). Я вас потешаю. Это не страшно, потешать наших высоких гостей – одна из моих обязанностей.

Флора. Не будьте таким надутым.

Дюранс. Как долго вы пробудете с нами?

Флора. Меня ожидают в Джайпуре, но без определенного срока.

Дюранс. Я уверен, вы там прекрасно проведете время. Там столько чудесных мест. Тем временем, считайте себя почетным членом нашего Клуба. Вам достаточно назвать мое имя, но я вас внесу и в книгу гостей.

Флора. Спасибо…

Дюранс. Что ж…

Он протягивает руку, и Флора пожимает ее.

Флора. Заходите еще, если захотите. К сожалению, у меня нет сахара для вашего коня. В следующий раз.

Дюранс. Этот конь – моя главная слабость. Хотел бы я жить здесь раньше, когда хороший конь полагался бы мне по должности.

Флора. Да… какая у вас должность? Вы упомянули шефа?

Дюранс. Резидент. Он представляет здесь правительство.

Флора. Британское правительство?

Дюранс. Дели. Точнее, вице-короля. Джуммапур не в Британской Индии… вы ведь знаете это?

Флора. Да… но это все еще Империя?

Дюранс. О да, конечно. Но здесь чуть ли не пятьсот раджей, махараджей, набобов и прочих, которые по договору заправляют частями, точнее, почти половиной страны. А мы следим, чтобы они не проказничали.

Флора. Я так и знала, что вы полицейский.

Дюранс смеется и спускается по ступеням веранды. Он смущенно медлит.

Дюранс. Мисс Крю, вы не пообедаете с нами?

Флора. С вами и вашей женой?

Дюранс. Нет… в Клубе. С нами. Со мной. Боюсь, жениться я еще не готов. Все же приходите. Мы вполне цивилизованные люди, а по субботам бывают балы. Танцуем под граммофон, но иногда бывает весело.

Флора. С удовольствием. В субботу?

Дюранс. О, чудесно! Я за вами заеду.

Флора. Вы же знаете, у меня нет коня.

Дюранс. У нас в Резиденции есть «даймлер». Я попробую его выпросить. Около восьми?

Флора. Да.

Дюранс. Мы обычно не слишком наряжаемся. Только на официальные приемы. (Смеется.) Само собой.

Флора. Я буду готова.

Дюранс. Отлично.

Он выходит и садится на коня, который храпит.

Флора. До свидания!

Дюранс (за сценой). До свидания!

Флора (кричит вслед). Выпросите «даймлер».

Флора машет ему и возвращается. Она садится за стол и начинает писать.

Аниш рисует миссис Свон.

Миссис Свон. Но Джуммапур был суверенным княжеством.

Аниш. Да.

Миссис Свон. Значит, не мы посадили вашего отца в тюрьму.

Аниш (вежливо протестует). Ну…

Миссис Свон (твердо). Что бы ваш отец ни сделал, у Резидента не было полномочий посадить индийца. У Раджи в Джуммапуре был собственный суд.

Аниш. Но Его Высочество Раджа…

Миссис Свон. Ох, конечно, мы бы надрали ему уши и отправили восвояси, если бы он забыл, с какой стороны хлеб намазан маслом, но факты есть факты. Раджа отправил вашего отца в чоки. На какой срок, кстати сказать?

Аниш. Шесть месяцев.

Миссис Свон. Вот видите. В Британской Индии он получил бы по меньшей мере год. После войны все было иначе. Независимость дышала прямо за углом, и люди выстраивались в очередь, чтобы попасть в тюрьму. Это был их пропуск наверх. Они исполняли свой акт гражданского неповиновения и запрыгивали в «воронок», довольные собой. Эрик – мой муж – отправлял их обратно с небольшим штрафом, если ему казалось, что они поздние пташки. И они приходили в ярость. Это было, когда Эрик управлял округом. Мы жили в горах у самого Непала.

Аниш. Да, ваш поднос…

Миссис Свон. Вы заметили… В Индии мы развешивали картины с постоялыми дворами и лисьей охотой. А стоило мне осесть в Шеппертоне, как на подоконниках у меня появились слоны и молитвенные колеса, а мой чайный поднос – из непальской бронзы. Здесь бы мне отпустить замечание насчет человеческой природы, но возьмите лучше кусок Баттенберга.

Аниш. Спасибо.

Миссис Свон. Я специально купила его. Торт для художественных натур, как мне всегда казалось. Какие они, ваши картины, те, которые не похожи на картины отца? Опишите последнюю. Как торт?

Аниш (ест). Очень вкусно, спасибо.

Миссис Свон. Нет, ваши картины – они как торт?

Аниш. О нет. Они все… похожи друг на друга на самом деле. Я не могу их описать.

Миссис Свон. Значит, неописуемые.

Аниш заканчивает рисунок и передает миссис Свон.

Аниш. Вот.

Миссис Свон (приятно удивлена). Вот настоящий рисунок. Вы могли бы писать портреты, если бы хотели. (Возвращает рисунок Анишу.)

Аниш. Спасибо.

Миссис Свон. Итак, что мы скажем о вашем отце Элдону?

Аниш. Элдону?

Миссис Свон. Э.Купер Пайк. Он зовет меня Элеанор, чтобы я должна была звать его Элдон. Чтобы не казаться слишком чванливым. Если он начнет называть меня Нэлл, мне, вероятно, нужно будет перейти на Эла. Он ждет, чтобы я умерла, и тогда он сможет выпустить биографию Флоры. Он думает, я не знаю, что он уже начал эту биографию.

Аниш (смотрит на свой экземпляр книги). А, да. «Под редакцией Э. Купера Пайка».

Миссис Свон. Это значит, что он сделал сноски.

Аниш. Да, понятно.

Миссис Свон. От сносок, по-моему, больше вреда, чем пользы. Кто-то постоянно перебивает, чтобы рассказать тебе о том, что ты уже знаешь или что тебе сейчас знать не нужно. Есть страницы, где Флоре едва дают слово сказать. Мистер Пайк преподает Флору Крю. Она чуть ли не становится предметом вроде биологии. Или, в ее случае, ботаники. Флору широко преподают в Америке. Мне писали, наносили визиты и однажды звонили молодые женщины, занимающиеся Флорой Крю. Почти всегда молодые женщины. Отовсюду, больше всего из Америки. Флора стала совсем героиней. Она и была для меня героиней. Мне было всего три, когда мама умерла, поэтому Флора… О господи, мне нужен платок.

Аниш. О, простите.

Миссис Свон. Нашла. (Выдувает нос.) Я так зла, что она не застала всего этого. «Избранные стихотворения», а сейчас «Письма». Ее имя повсюду, а студенты и профессора так интересуются, так носятся с ее поэзией. Никому дела до нее не было, пока она была жива, только бы под юбку к ней залезть. Как ваш чай?

Дас приезжает к дому и прислоняет велосипед к веранде. Флора в работе, едва замечает его.

Аниш. Очень хорошо. Миссис Свон, здесь сказано: «Портрет Флоры Крю воспроизведен с разрешения миссис Элеанор Свон». Значит, он у вас?

Миссис Свон. Да.

Аниш. Здесь? В этом доме?

Миссис Свон. Хотите взглянуть на него?

Аниш. Очень! Я немного надеялся, что он будет висеть на стене, когда я войду к вам.

Миссис Свон. Это потому, что вы художник. Пойдемте, я вам покажу. Да, чай у меня не получается здесь такого вкуса, какой должен быть. Думаю, это из-за воды. Водохранилище под Стейнзам не дает такого чая, как вода в наших Холмах. Туда она приходила прямо из Гималаев.

Они уходят.

Флора и Дас за работой.

Флора (на записи).

Чушь! Мы можем остановиться на минуту? (Встает.) Я сама к себе прилипаю.

Дас. Конечно! Простите!

Флора. Вы не должны брать на себя ответственность и за климат тоже, мистер Дас.

Дас. Нет, я…

Флора. Это вы меня простите. Я в дурном настроении. Выпьем чаю? Я бы не отказалась от еды. (Зовет.) Назрул! (Дасу.) В холодильнике есть горшок с утиным паштетом.

Назрул появляется со своей части веранды.

О, Назрул… чар и…

Назрул (на хинди). Да, госпожа, я сейчас же принесу чай…

Флора…хлеб… и в холодильнике. Нет, не уходите, послушайте меня…

Дас. Разрешите мне.

Дас и Назрул говорят на хинди. Дас приказывает принести хлеб, масло и утиный паштет из холодильника.

Флора (поверх их разговора). Горшок с уткой на картинке…

Назрул повествует о драматических и трагических открытиях. Паштет украли воры. Дас бранит его. Назрул удаляется так же, как пришел.

Что это значит?

Дас. Он принесет чай, хлеб, масло и торт. Паштет же украли разбойники.

Флора. Что?!

Дас (значительно). Именно так.

Флора. Но ведь холодильник закрыт на цепной замок. Мистер Кумарасвами особо указал мне на это.

Дас. Где вы держите ключ?

Флора. Он у Назрула, разумеется.

Дас. А-а… тогда эта история – большая тайна.

Флора заходится смехом, и Дас присоединяется к ней.

Флора. Но разве это не против его религии?

Дас. Определенно. Я не утверждаю, что Наз-рул украл паштет, но кража была бы против его религии, несомненно.

Флора. Я не говорю о краже. Я говорю о свинине.

Дас. Но вы сказали, что это утка.

Флора. Нужно читать мелкий шрифт тоже, мистер Дас. «Утиный паштет» – крупными буквами, «со свининой» – мелкими буквами. Это обычная коммерческая практика.

Дас. Да, понимаю.

Флора. Будем надеяться, что ему досталась только утиная часть…

Дас. Вот она, ваша истинная природа, мисс Крю.

Флора…конечно, если они на одну свинью кладут одну утку, то ему повезет, если ему хоть что-то перепадет от утки.

Дас. Истину не узнает никто, кроме Бога, который милосерден.

Флора. Да. Какого Бога вы имеете в виду?

Дас. Вашего, если пожелаете.

Флора. Мистер Дас, не будьте слишком вежливым. Ваши боги были здесь раньше.

Дас. Мы, индуисты, можем позволить себе щедрость. У нас богов много, по одному на каждый случай. А Кришна говорил: «Какому бы богу человек ни поклонялся, на молитвы отвечаю я».

Флора. Я не была уверена: Кришна – это бог или человек?

Дас. О, он определенно бог, одно из десяти воплощений Вишну и излюбленный персонаж старых художников Раджастана. У него была великая любовная связь с замужней женщиной, Радхой, прекраснейшей из пастушьих жен. Рад-ха страстно полюбила Кришну и часто сбегала от мужа, чтобы тайно с ним встречаться.

Флора. Кажется, это меня и смутило. Подойдите, присядьте, мистер Дас.

Дас. Сейчас… я хочу начать дерево, пока мы ждем.

Флора. Посадите на него обезьяну.

Дас. Да. Обезьянего бога, Ханумана. Он мой любимец в «Рамаяне» .

Флора. Мистер Кумарасвами показывал мне храмы.

Дас. Вы нашли их интересными?

Флора. Мне понравились некоторые скульптуры. Там женщины часто улыбаются самим себе. Да, это было довольно показательным.

Дас. Вы об индийских женщинах?

Флора. Нет, об индийских скульпторах. Груди как дыни, плодоносные бедра. Я, наверное, кажусь вам маломеркой.

Дас. Нет, моя жена была хрупкого сложения.

Флора. О…

Входит Назрул с чаем на подносе.

Флора. Спасибо, Назрул… и два вида торта!

Дас. Сегодня ваше лицо… Вас беспокоит работа?

Флора. Да.

Дас. Рифма не дается?

Флора. Нет.

Дас. Размер?

Флора. Нет… эмоции никак не придут в гармонию. Боюсь, что я не очень-то умею об этом говорить.

Дас. Извините.

Флора. Поэтому я не бегаю тайком на вашу сторону мольберта. Если я не видела, то и говорить об этом не нужно. Мне кажется, так лучше.

Дас. Да. Лучше подождать. У моей картины нет сегодня расы.

Флора. Что такое раса?

Дас. Раса – это сок. Вкус. Суть. У картины должна быть раса, которая находится извне. Раса – это то, что ты должен чувствовать, когда видишь картину или слышишь музыку. Это эмоция, которую художник должен в тебе вызвать.

Флора. А поэзия? У стихотворения есть раса?

Дас. О да! Поэзия есть слово, и раса – его душа. Это знаменитое речение Вишванаты, великого учителя поэзии, сказано шестьсот лет назад.

Флора. Раса… да. Моему стиху не хватает расы.

Дас. Или, может быть, в нем две противоборствующие расы.

Флора. О…

Дас. Существуют девять видов расы, каждая со своим цветом. Лучше сказать, настроением. Но у всякого настроения есть свой цвет: белый – для смеха и веселья, красный – для гнева, бледно-желтый – для покоя…

Флора (перебивает). А серый?

Дас. Серый для скорби.

Флора. Скорби? Понятно.

Дас. У каждого вида свое имя и свое божество.

Флора. И некоторые из них не уживаются, так?

Дас. Да, так и есть. Некоторые – да, а некоторые – нет. Если вы вызовете эмоции, которые противостоят друг другу, раса не придет в гармонию, как вы выразились.

Флора. Да.

Дас. Ваша поэма о жаре.

Флора. Да.

Дас. А ее раса, вероятно, гнев?

Флора. Секс.

Дас (без колебаний). Раса плотской любви называется Шрингара. Ее бог – Вишну, ее цвет – шьяма, то есть иссиня-черный. Вишваната говорит нам в книге о поэтике: Шрингара, естественно, предполагает любовника и его возлюбленную, которая может быть и куртизанкой, если только она искренне влюблена. Эту расу вызывает, например, луна, запах сандалового дерева или пустой дом. Шрингара гармонично сочетается со всеми другими видами расы и связанными с ними эмоциями, кроме страха, жестокости, отвращения и лени.

Флора. Вот как! Спасибо. Пустой дом – это прекрасно. Мистер Дас, вы сейчас говорили, как другой человек. Вероятно, как вы сами. Я знала, что вы на это способны. Этот другой человек напомнил мне доктора Азиза из романа Форстера . Вы читали его? Я так и хотела лягнуть этого доктора.

Дас (обиженно). О…

Флора. За то, что он не знает себе цену.

Дас. В таком случае вы, наверное, не дочитали романа.

Флора. Да, наверное. Он становится лучше?

Дас. Он меняется.

Флора. Каково ваше мнение о «Поездке в Индию»?

Дас. Это и был деликатный вопрос, который вы думали мне задать?

Флора (счастливо смеется). О, мистер Дас.

Входит Пайк, одетый по индийской погоде. Он выглядит так, будто остановился в лучшем отеле Джуммапура. Там он и остановился. При нем небольшая сумка. Он смотрит по сторонам со смутно разочарованным видом.

Шум современной улицы, отчетливо индийский, сопровождает появление Пайка.

Флора за столом, пишет. Дас за мольбертом, рисует.

Флора (за письмом). «Джуммапур, суббота, 5 апреля. Милая Нэлл! С меня пишут портрет. Я имею в виду, что художник работает над ним прямо сейчас, пока я пишу, так что, если увидишь мое изображение в васильковом платье, знай, что я тогда писала это, по крайней мере часть времени. Он думает, я пишу поэму. Я в поэтической позе, как однажды отозвался обо мне Враг в своем вонючем листке».

Пайк. «Враг» – Дж. С. Скуайр (1884-1958), поэт, критик, литературный редактор «Нового политика» и редактор «Лондонского Меркурия». Анонимная редакционная врезка в «Лондонском Меркурии» от апреля одна тысяча девятьсот двадцатого года сетовала на «засилье девиц-рифмоплеток, которым лучше перестать принимать поэтические позы и начать позировать в качестве железнодорожных вокзалов». На журнал подали в суд поэтессы Элизабет Паддингтон (1901 – 1980) и Мередит Юстон (1899-1929). Оба дела не дошли до суда. Ф. К. вылила пинту пива на голову Скуайра в таверне «Фицрой» в январе девятьсот двадцать первого года.

Входит Дилип с бутылкой кока-колы.

Дилип. Доктор Пайк…

Пайк. Пожалуйста, зовите меня Элдон…

Дилип. Хотите кока-колы, Элдон?

Пайк. О, спасибо. Что это за… (В нем пробудились подозрения.) «Бока-Кола»? Знаете, я, пожалуй, не буду.

Дилип (не понимает). Их было две… правда. Я выпил свою, пока говорил с хозяином магазина. Все, как я и думал. Дак-бунгало стояло на том самом месте, во дворе. Конечно, этих квартир уже нет. Боюсь, что все, что вы увидите в этом городе, построено после войны.

Пайк. Да… жаль.

Дилип. Кроме, разве, дерева.

Пайк (просветлев). Ах да. Дерево. Правильно. Она упоминает дерево.

Дилип. Старик очень хорошо помнит бунгало. Оно было разрушено. Последствия Раздела .

Пайк. Его разделили на части?

Дилип. Сожгли во время бунтов. Здесь многие погибли в сорок седьмом.

Пайк. Ах этот Раздел! Да… ужасно. Это то самое дерево?

Дилип. На вид старое.

Пайк. Вы не сфотографируете меня?… На месте событий.

Дилип. Конечно.

Пайк вынимает фотоаппарат из сумки и дает Дилипу.

Пайк. Она сама наводится… только нажмите… (Он выбирает позицию.) Я мог бы послать объявление… в газету. Кто-то может помнить художника… Отойдите немного… захватите побольше дерева…

Дилип. Нет, тридцать пять – достаточно. Вы не против, если я переведу на автомат?… Навести на фон… F8…

Пайк. Да… конечно.

Дилип. Да, почему бы нет… пошлите объявление. Готовы? (Делает снимок.)

Пайк. Спасибо. Я вас тоже сниму.

Дилип. Хорошо. (Настраивает аппарат.) На пятьдесят. Побольше Дилипа.

Они меняются местами. Пайк берет камеру.

…в конце концов… пятьдесят шесть лет… он может еще жить… ему должно быть…

Пайк. Девяносто.

Дилип. Тогда, вероятно, нет. Готово?

Пайк. И еще… Что мне надо делать?

Дилип. Просто направьте на меня.

Пайк. И еще, Дилип… Сейчас. (Делает снимок.)

Дилип. Спасибо.

Пайк. Еще была акварель. Потерянная картина. Я так это прочел. Вам так не кажется?

Дилип (смеется). О да, я уверен, что вы именно так это и прочли, Элдон, но она была поэтом, а вы – ее биограф! Потерянная картина была бы вашим счастливым билетом.

Пайк. Может, предложить награду?

Дилип. Награду?

Пайк. За информацию, ведущую к… Если бы местная газета сделала из этого историю, я уверен, это дало бы результаты.

Дилип. Без сомнения, отель «Дворец Джуммапура» подвергся бы атаке толпы, размахивающей подлинными акварельными портретами английских дам на всех стадиях наготы. Но газета – это неплохая идея, если у них есть подшивки раньше тысяча девятьсот тридцатого года… Портретист должен был себя рекламировать.

Пайк. Это с вашей стороны очень мило, Дилип! Мне нужен снимок сверху, с деревом… Можно здесь забраться на крышу, как вы думаете?

Дилип. Я уверен, что можно. Пойду узнаю. (Уходит.)

Флора. «Твое письмо пришло сушей. Спасибо тебе за него, милая, но не считай меня заграничной разведкой. Ты, очевидно, знаешь о Соляном марше больше меня».

Пайк. «Соляной марш» Ганди, в знак протеста против налога на соль, начался в Ахмедабаде двенадцатого марта. Ганди достиг океана в день, когда было написано это письмо.

Флора. «Никто при мне не упоминал о марше. Если вспомню, то спрошу об этом сегодня в Клубе. Мне сегодня нанес визит один чистенький юный джентльмен и пригласил на ужин. Впрочем, приглашение ему пришло на ум задним числом. Кажется, я сделала промах, не объявившись у Резидента, и юный всадник был послан проведать меня. По-моему, он меня прощупывал, но делал это так мило, что я не уверена. А сейчас мне надо бы остановиться. Мой художник хмурится, сначала на меня, потом на холст, как будто один из нас плохо себя ведет. Он обаятельный, пылкий и напоминает мне Чарли Чаплина , не того идиота в фильмах, а настоящего, который был на обеде у сэра Герберта».

Пайк. Именно сэр Герберт Беербом Три предоставил Ф. К. первый заработок вскоре после того, как семья Крю переехала в Лондон из Дербишира. Ф. К. была кратко занята в качестве зеваки-кокни в первой постановке «Пигмалиона» и из-за протестов миссис Патрик Кэмпбелл была переведена на постоянную работу в офис. Это знакомство ввело Ф. К. в круг дочери Три, Ирис, и ее подруги Нэнси Кунард, оттуда к Ситвэллам и, возможно, к поэтическому творчеству.

Флора. «Поэма, которую я не пишу, о том, каково оно – сидеть сиднем и перемогать жару. Поэма была повержена собственной темой, а мне пора в Холмы. Я только и жду, когда мой художник закончит. Говорят, вот-вот начнется Сушь, но я не могу вообразить ничего жарче теперешних дней. А за этим наступит Время дождей, хотя я и сейчас чувствую себя так, будто сижу в луже. Не думаю, чтобы доктор Гаппи имел в виду такой теплый климат».

Пайк. Доктор Альфред Гаппи был семейным врачом Крю после их переезда из Дербишира в тысяча девятьсот тринадцатом году. Его первые записи о болезни Ф. К. со ссылкой на застой крови в легких датированы тысяча девятьсот двадцать шестым годом.

Флора. О-о-о, заткнись!

Она поворачивается в сторону Пайка. Одновременно Дас, потеряв терпение, кричит на хинди: «Убирайся! Убирайся!» Оба они кричат на пару незримых дворняжек, которые, судя по звукам, тявкают, лают, а теперь и дерутся под верандой. Посреди шума Дилип выкликает Элдона. Суматоха утихает сама собой. Пайк уходит за сцену вслед за Дилипом. Собаки, скуля, исчезают в небытие.

Дас. Чушь!

Флора. Что такое? Это из-за меня?

Дас. Нет, при чем тут вы?

Флора. Это глупый вопрос?

Дас. Нет… простите меня! Ох, мисс Крю! Вчера я чувствовал… причастность, а сегодня…

Флора. О! Тогда все правда из-за меня. Вчера я писала поэму, а сегодня – письмо сестре. Вот.

Дас. Письмо?

Флора. Сегодня я не та же модель, что была вчера.

Дас. Да, да.

Флора. Вы сердитесь?

Дас. Не знаю. Мы можем остановиться? Я хочу сигарету. Не хотите сигарету? У меня «Голдфлейк».

Флора. Нет, но вы, пожалуйста, курите.

Дас. Спасибо.

Миссис Свон, за которой наблюдает Аниш, открывает буфет.

Миссис Свон. Местная гордость!

Аниш. Здесь?

Миссис Свон. Да. Это может показаться нелюбезным, но Флора никогда не хотела жить напоказ.

Аниш. Ничего.

Полотно лежит внутри картонной коробки.

Миссис Свон. Так оно вернулось от издателей. Я все убираю. Вы держите за коробку, а я размотаю.

Аниш. Спасибо.

Миссис Свон. Вот и она.

Аниш. О…

Миссис Свон. Да, слегка чересчур.

Аниш. О… она такая живая.

Миссис Свон. Живая. Да… О! Вы-то не собираетесь разреветься?

Аниш (всхлипывает). Простите.

Миссис Свон. Ничего, возьмите мой платок…

Аниш берет ее платок.

Аниш. Пожалуйста, простите меня…

Миссис Свон. Оно и видно, что за вами нужен присмотр. А отец ваш все-таки был индийским художником, как и вы.

Аниш. Извините меня, я… вы понимаете…

Миссис Свон. Ничего, мне не следовало обижать вас. Извините. Дайте-ка. (Берет картину у Анаша и рассматривает ее.) Да, книжные обложки и коробки для печенья – это неплохо, но что-то, в конце концов, есть и в картине.

Аниш. Да, даже неоконченной.

Миссис Свон. Неоконченной?

Аниш. В книге это неясно. Они обрезали портрет для обложки. Видите, здесь отец только наметил дерево… и обезьяну… Он вернулся бы к фону, когда решил бы, что фигура окончена. Можете мне поверить. Я гадал, почему он не подписал картину. Теперь я знаю. Отец этот портрет отставил.

Миссис Свон. Но почему?

Аниш. Он начал другой.

Миссис Свон. Откуда вы это знаете, мистер Дас?

Аниш. Портрет у меня. (Открывает портфель и вынимает защищенную жесткой папкой картину, которая не намного больше книжной страницы. Он показывает миссис Свон картину, описанную в письме.)

Миссис Свон. О господи! О… ну конечно… Как это похоже на Флору!

Аниш. Это не простое сходство.

Миссис Свон. Нет… я говорю, как это похоже на Флору. (Продолжает смотреть на картину.)

Дас. Вы писали сестре? Она, разумеется, живет в Англии.

Флора. Да, в Лондоне. Ее зовут Элеанор. Она моложе меня.

Дас. И такая же красивая, как вы?

Флора. Ваша дежурная галантность меня разочаровала.

Дас (удивленно). Но я всерьез.

Флора. В таком случае спасибо.

Дас. Где живет ваша сестра?

Флора. Это один из первых вопросов, который вы задали мне. Что вам до адресов?

Дас опять расслабился и вернулся к своей обычной благодушной манере.

Дас. О, весь Лондон распростерся в моем воображении. Попробуйте и вы увидите.

Флора. Хорошо же, она живет в Холборне .

Дас (после паузы). Ох… В какой это части Лондона?

Флора. Это между… где же это… между Грэй Инн Роуд и…

Дас. Холл-борн!

Флора. Да. Холборн.

Дас. Конечно, я знаю Холл-борн! Чарльз Диккенс жил на Даути-стрит.

Флора. Да, Элеанор живет на Даути-стрит.

Дас. Но, мисс Крю, «Оливер Твист» был написан на этой самой улице!

Флора. Вот там-то Элеанор и живет, при офисе. Она – помощница редактора еженедельника «Флаг».

Дас. «Флаг»?!

Флора. Ну уж его вы наверняка не читали?

Дас. Нет, но я знаком с редактором «Флага».

Флора (внезапно понимает). Конечно, вы с ним знакомы! Я ведь так сюда и приехала. Мистер Чемберлен дал мне рекомендательные письма.

Дас. Из-за его лекции в Джуммапуре Теософское общество было распущено на год.

Флора. Очень жаль. Но я не должна извиняться за Радж.

Дас. Это не Радж, это Раджа! Его Высочество не социалист! Вы согласны с теорией Империи мистера Чемберлена? Меня она не убедила. Хотя, конечно, я не экономист.

Флора. Это никогда не мешало мистеру Чемберлену.

Дас. Мне не кажется, что имперские затеи нужны Англии только для того, чтобы оттянуть революцию дома.

Флора. Я стараюсь оставаться непредубежденной. Политические теории часто, если не всегда, лишь функция от темперамента. Элеанор и мистер Чемберлен хорошо подходят друг другу.

Дас. Ваша сестра разделяет взгляды мистера Чемберлена?

Флора. Естественно.

Дас. Как его помощница?

Флора. Как его любовница.

Дас. О!

Флора. Вам бы в адвокаты податься, мистер Дас.

Дас. Вы правильно меня упрекнули!

Флора. Это не упрек. Непреднамеренный фырк.

Дас. Мне очень грустно слышать такое о вашей сестре. Вы, наверное, очень опечалены.

Флора. Я очень за нее счастлива.

Дас. Но она теперь никогда не выйдет замуж! Разве что мистер Чемберлен на ней женится.

Флора. Он уже женат, иначе мог бы и на ней.

Дас. Боже мой! Как по-разному все бывает устроено! Понимаете, здесь вашу сестру изгнали бы за то, что навлекла позор на дом отца.

Флора фыркает.

Да… вероятно, мы не такие просвещенные, как вы.

Флора. Вероятно. Что же, вы докурили. Мы с вами продолжим сегодня?

Дас. Нет, не сегодня.

Флора. Я вернусь к поэме.

Дас. Не нужно.

Флора. Я перепишу поэму для сестры. Я это делаю для сохранности, понимаете? Я посылаю ей рисунок, который вы сделали для меня на лекции.

Дас (после паузы). Я забыл об одной встрече.

Флора. Ох!

Дас. Не чувствуйте себя обязанной… (Заметно спеша, начинает собирать свои инструменты.)

Флора. Что я сделала?

Дас. Что вы сделали? А что вы должны были сделать?

Флора. Прекратите. Пожалуйста. Прекратите быть индийцем.

Дас. А вы прекратите быть англичанкой! (Пауза.) Вы смотрели на портрет, мисс Крю?

Флора. А… понимаю. Да, да… я на него смотрела.

Дас. Да.

Флора. Я подглядела. Почему бы нет? Вы ведь хотели этого.

Дас. Да, почему бы нет. Вы взглянули на картину и решили провести время за письмами. Почему бы нет?

Флора. Я прошу прощения.

Дас. Вы ничего не сказали о картине.

Флора. Я знаю.

Дас. Я не могу продолжать сегодня.

Флора. Я понимаю. Попробуем опять завтра?

Дас. Завтра воскресенье.

Флора. Послезавтра.

Дас. Может быть, я вообще не смогу продолжать.

Флора. Ох! И все из-за того, что я ничего вам не сказала. Вы что, прислушиваетесь к любому шороху? Вы вообще художник?

Дас. Может, и нет! Простой маляр, топорный мазила, которому место на базаре! (Он вырывает карандашный набросок из рук Флоры.)

Флора (догадывается о его намерении). Стойте!

Дас разрывает бумагу надвое.

Дас. Или на кладбище!

Флора. Стойте!

Но Дас рвет бумагу опять, и опять, и опять, пока от нее не остаются клочки.

Мне стыдно за вас!

Дас. Простите, пожалуйста. Я хочу уйти.

Я заберу холст.

Флора. Не заберете!

Начинается схватка. Драка. Она начинает задыхаться.

Дас. Вы его больше не увидите!

Флора. Ничего вы не заберете! Мы будем продолжать.

Дас. Я не хочу продолжать. Пустите, мисс Крю.

Флора. Я не позволю вам сдаться!

Дас. Отпустите, черт вас побери, нас кто-нибудь увидит.

Флора. Прекратите реветь. Вы не ребенок!

Дас (борется с ней). Захочу и буду реветь.

Флора. Хотите – ревите, но вы должны закончить то, что начали. Как же иначе вы… Ох!

(Неожиданно она теряет силы и задыхается.)

Дас. О… о мисс Крю! Господи, дайте я вам помогу. Простите меня. Пожалуйста. Вот сюда, садитесь…

У нее приступ удушья. Он усаживает ее в кресло. Флора говорит с трудом.

Флора. Все, я пришла в себя. (Пауза. Она осторожно дышит.) Вот.

Дас. Что случилось?

Флора. Мне нельзя бороться с людьми. Что причиняет известное неудобство. У меня плохие легкие.

Дас. Дайте я поправлю подушку.

Флора. Все в порядке. Я здесь. Паника прошла. Я сюда приехала из-за здоровья, понимаете? То есть не сюда… в Холмах я пробуду дольше.

Дас. Да. Так будет лучше. Вам нужно подняться.

Флора. Да. Через день-другой.

Дас. Что же с вами такое?

Флора. Трепыхание внутри. Не могу дышать под водой. Извините, если я вас испугала.

Дас. Вы меня испугали. Разрешите, я еще немного останусь с вами.

Флора. Да, пожалуйста. Я насквозь мокрая.

Дас. Вам нужно переодеться.

Флора. Да. Я сейчас пойду. Меня знобит. Подтяните меня. Спасибо. Меня нужно растереть, как лошадь.

Дас. Может быть, чаю? Я пойду на кухню и скажу…

Флора. Правда? Я приму душ и заберусь в свой домик Венди…

Дас. Ваш?…

Флора. Мое большое полотенце – на веранде. Вы не попросите Назрула повесить его в ванной?

Дас бежит на кухонную веранду и выкрикивает Назрула. Флора проходит в спальню, раздеваясь на ходу, роняет голубое платье на пол и входит в ванную в белье. Дас второпях возвращается с белым полотенцем. Он опасливо заходит вглубь дома и зовет: «Мисс Крю». Он заходит в спальню и обнаруживает, что она пуста. Из ванной доносится стук водопроводных труб, но звука воды нет.

Флора (за сценой). Ах, черт, давай же!

Дас. Мисс Крю…

Стук труб продолжается. Дас подходит к двери ванной.

(Громче.) Мисс Крю! Извините, нет…

Флора (кричит за сценой). Воды нет!

Стук продолжается.

Дас. Мисс Крю! Извините, электричество…

Стук внезапно прекращается.

(почти крича). Электрический насос…

Флора (входит нагая). Я должна лечь.

Дас. О! (Набрасывает на нее полотенце.) Ох, я прошу прощения. (Оставшись без полотенца, Дас застывает в ужасе.)

Флора. Простите, мистер Дас, но сейчас я чувствую себя так, что мне ни до чего.

Дас (поворачивается, чтобы поспешно уйти). Пожалуйста, простите.

Флора. Нет, будьте добры, в кувшине у умывальника вода. (Она стоит и дрожит, вцепившись в полотенце.)

Дас (берет воду). Это все электричество для насоса.

Флора. Там есть вода?

Дас. Да, кувшин полный… вот. (Он дает ей кувшин и отворачивается.)

Флора. Спасибо. Нет, вы полейте. На голову и на спину, пожалуйста.

Дас осторожно льет на нее воду.

О господи… Ох, спасибо… Извините меня за все это. Ох, хорошо. И напоследок на полотенце, пожалуйста.

Дас. Вот…

Она вытирает лицо мокрым концом полотенца.

Флора. Я слабая, как котенок.

Дас. Боюсь, что воды больше нет.

Флора. Спасибо. (Она заворачивается в полотенце.) Вы не отодвинете сетку?

Дас поднимает один край сетки от москитов, и Флора вскарабкивается в постель.

Теперь я справлюсь.

Дас (принимает слова за прощание). Да, конечно.

Флора. Мистер Дас, кажется, в холодильнике есть еще содовая. Вы не могли бы?…

Дас. Конечно. Холодильник закрыт? Я не могу отыскать Назрула.

Флора. Ох, у меня опять жар. И нет электричества для вентилятора. Поздно скромничать. (Она отбрасывает полотенце и забирается под простыню.) Все равно, я ваша модель.

Дас. Я принесу содовой из лавки.

Флора. Об этом я и хотела вас спросить.

Дас. Когда?

Флора. Деликатный вопрос… не предпочтете ли вы рисовать меня обнаженной?

Дас. О!

Флора. Я предпочла бы. Во мне было бы больше… как ее…

Дас. Расы.

Флора (тихо смеется). Да, расы.

Дас покидает спальню и идет вдоль веранды к комнатам слуг. Он исчезает за углом. Hазрул, одетый в обноски, возвращается в бунгало с покупками. Он пропадает извиду на кухне, где Дас встречает его криками. Слышны протесты Назрула. Дас возвращается в видимую часть дома с бутылкой содовой. Он начинает говорить перед входом в спальню.

Дас. Назрул вернулся, очень удачно. Я сумел отворить холодильник. У меня содовая.

Флора. Спасибо, мистер Дас!

Дас заходит в спальню.

Дас (подходит к кровати). Налить вам воды?

На столике около кровати, вне москитной сетки, стоит стакан, накрытый плетеной сеткой. Дас наливает воду.

Назрул задержался в лавке из-за волнений, как он говорит. Полиция с палками атаковала толпу. Его легко могли убить, но только героизм и верность мемсахиб позволили ему вернуться всего на час позже со всеми покупками, на которые вы дали ему денег, кроме двух кур, которых у него вырвали из рук.

Флора. О, я надеюсь, вы поблагодарили его.

Дас. Разумеется, я его ударил. Вы должны удержать с него за кур.

Флора поднимает сетку настолько, чтобы взять стакан у Даса, который делает шаг назад, несколько дальше, чем требуется.

Флора (пьет). Хорошо. Вода еще холодная. Наверное, и в самом деле были волнения.

Дас. Да, очень возможно. Я послал Назрула за дхоби . Вам нужно свежее белье для постели. Назрул принесет воды, но вы не должны ее пить.

Флора. Спасибо.

Пунка начинает медленно, равномерно колыхаться.

Дас. Наверняка электричество скоро появится и заработает вентилятор.

Флора. Что это? Пунка?

Дас. Я нашел мальчика для вашей пунки.

Флора. Да, от нее сквозняк. Спасибо. Мальчик маленький?

Дас. Не беспокойтесь за него. Я сказал, что мемсахиб больна.

Флора. Мемсахиб. О господи.

Дас. Да, вы – мемсахиб. Вы оправились, мисс Крю?

Флора. Да, сейчас я просто притворяюсь.

Дас. Могу ли я вернуться позже, проверить, как вы?

Флора. Вы уже уходите? Да, я вас задержала.

Дас. Нет, совсем нет. Меня никто не ждет. Но вернется слуга и… мы, индийцы, страшные сплетники, понимаете?

Флора. Ох…

Дас. Это для вашего же спокойствия, не для моего.

Флора. Я вам не верю, мистер Дас, не вполне.

Дас. Честно сказать, я впервые в комнате с англичанкой, вдвоем.

Флора. В таком случае вы взяли быка за рога.

Дас. Не нужно об этом. Это был несчастный случай.

Флора (удивлена). Несчастный случай! Художник так не сказал бы.

Дас. Может быть, я не художник, как вы и говорили.

Флора. Я не говорила. Все, что я сделала, – я придержала язык, а вы впали в истерику. Что бы вы делали в гуще и буче лондонской литературной жизни? Я думаю, вы бы уже повесились. Когда вышла моя «Нимфа в молитве», один из рецензентов назвал ее «Нимфа в мании», как будто стихи, которые мне так трудно даются, блажь, и только. Через несколько месяцев я повстречала этого критика, вылила ему пойло на голову, пошла домой и написала новый стих. Это было правильно. Но он украл у меня не одну неделю жизни, и сейчас я это чувствую.

Дас. О! Вы ведь не умираете?

Флора. Вероятно, умираю. Но я рассчитываю умирать еще годы и годы. И вы умрете однажды, так пусть я буду вам уроком. Учитесь жить без оглядки. Я ничего не сказала о вашей картине, если хотите знать, потому что думала, что вы окажетесь индийским художником.

Дас. Индийским художником?

Флора. Да. Вы – индийский художник, правда? Держитесь своего. Почему вы так любите все английское?

Дас. Я люблю не все английское.

Флора. Любите. Вы околдованы. Челси, Блумсбери, «Оливер Твист», сигареты «Голд-флейк», «Винзор и Ньютон»… даже пишете маслом, это не по-индийски. Вы пытаетесь нарисовать меня с моей точки зрения вместо вашей собственной… с той точки зрения, которую вы считаете моей. Вы заслужили проклятую Империю.

Дас (резко). Могу ли я присесть?

Флора. Да, садитесь. Флора опять в себе.

Дас. Я передвину стул к двери.

Флора. Можете выдвинуть его на веранду, если хотите, чтобы слуги…

Дас. Я хотел курить.

Флора. О, простите. Спасибо. Вы там видите меня через сетку?

Дас. Едва.

Флора. Да или нет? (Она поднимает простыню, взмахивает ею, и простыня опадает опять.) У-уф! Так-то лучше. Что я люблю в моем домике: снаружи видишь больше, чем изнутри.

Дас (страстно). Такой-то дом вы и видите! Проклятая Империя покончила с индийской живописью! (Пауза.) Извините.

Флора. Ничего, так лучше.

Дас. Наверное, ваша сестра права. И мистер Чемберлен. Наверное, нас обобрали. Да, если подбить счета. Женщины носят сари, сработанные в Ланкашире. Хлопок индийский, но мы не можем соперничать в ткачестве. Мистер Чемберлен объяснил все это нам простым языком марксизма. Собственно, он кое-кого обидел. Он не уловил, что у нас есть свои марксисты, многие из них – в Теософском обществе Джуммапура.

Флора. Мистер Кумарасвами?

Дас. Нет, не мистер Кумарасвами. Его критика такова, что вы недостаточно эксплуатируете Индию. «Где хлопкоперерабатывающие фабрики? Где сталелитейные заводы? Ни инвестиций, ни планирования. Империя нас подвела!» Вот вам мистер Кумарасвами. Что же, Империя однажды сгинет, как империя моголов до нее, и останутся только ее памятники… как предвидел Шах-Джахан … или сэр Эдвин Лютьенс !

Флора. «Увидь мои труды, великий, и отчайся» .

Дас (восхищенно). Да! Наконец, как империя Озимандия. Забытая полностью, кроме как в стихотворении английского поэта. Видите, какие у нас привилегии, мисс Крю. Только в искусстве империи избегают забвения, потому что только художник может сказать: «Увидь мои труды, великий, и отчайся». Картины моголов – в Лондоне, в музее Виктории и Альберта.

Флора. Мне не нравится, что вы считаете все английское лучшим потому, что оно английское. Разве вы не можете писать меня, не думая о Россетти или Милле ? Особенно не думая о Холмане Ханте? Вы обдумали мой вопрос?

Дас. Когда вы стояли… с кувшином воды, вы были картиной Альмы-Тадемы .

Флора. Я не хочу, чтобы меня так рисовали.

Дас. Я не понимаю, почему вы на меня сердиты.

Флора. Вы рисовали, чтобы мне угодить, в подарок?

Дас. Да, да, это был подарок для вас.

Флора. Если вы не научитесь брать, вы никогда от нас не отделаетесь. Кто кого. Остальное не считается. Мистер Чемберлен – брехня. Мистер Кумарасвами – брехня. Это ваша страна, а мы ее взяли. Все остальное – брехня. Когда я была моделью Моди, я могла быть столом. Когда он закончил, он избавился от меня. Не было вопроса, кто кого. Он бы не поменял свой цвет на карте. Зажигайте ваш «Голдфлейк».

Пауза. Дас прикуривает сигарету от спички.

Дас. Я люблю прерафаэлитов за то, что они рассказывают истории. Так и в моей традиции. Я – раджастани. Наше искусство – искусство рассказа, искусство легенд и романтических историй. У английских художников были Библия и Шекспир, король Артур… У нас были «Бхагавата Пурана» и «Расикаприя», которую написали в то же время, когда Шекспир сочинил первую пьесу. А задолго до Чосера у нас была «Чаурапанчашика» из Кашмира: это любовные стихи, написанные придворным поэтом по пути на казнь. Его наказывали за то, что он влюбился в королевскую дочь. Королю стихи понравились так, что он простил поэта и позволил влюбленным жениться.

Флора. О!

Дас. Но любимая книга художников Раджпутаны – это «Гита Говинда» , которая рассказывает историю Кришны и Радхи, прекраснейшей из пастушьих жен.

Вентилятор на потолке начинает работать.

Флора. Электричество.

Дас. Теперь вам станет прохладнее.

Флора. Да, я, может быть, усну.

Дас. Хоро фабрики? Где сталелитейные заводы? Ни инвестиций, ни планирования. Империя нас подвела!» Вот вам мистер Кумарасвами. Что же, Империя однажды сгинет, как империя моголов до нее, и останутся только ее памятники… как предвидел Шах-Джахан… или сэр Эдвин Лютьенс!

Флора. «Увидь мои труды, великий, и отчайся».

Дас (восхищенно). Да! Наконец, как империя Озимандия. Забытая полностью, кроме как в стихотворении английского поэта. Видите, какие у нас привилегии, мисс Крю. Только в искусстве империи избегают забвения, потому что только художник может сказать: «Увидь мои труды, великий, и отчайся». Картины моголов – в Лондоне, в музее Виктории и Альберта.

Флора. Мне не нравится, что вы считаете все английское лучшим потому, что оно английское. Разве вы не можете писать меня, не думая о Россетти или Милле? Особенно не думая о Холмане Ханте? Вы обдумали мой вопрос?

Дас. Когда вы стояли… с кувшином воды, вы были картиной Альмы-Тадемы.

Флора. Я не хочу, чтобы меня так рисовали.

Дас. Я не понимаю, почему вы на меня сердиты.

Флора. Вы рисовали, чтобы мне угодить, в подарок?

Дас. Да, да, это был подарок для вас.

Флора. Если вы не научитесь брать, вы никогда от нас не отделаетесь. Кто кого. Остальное не считается. Мистер Чемберлен – брехня. Мистер Кумарасвами – брехня. Это ваша страна, а мы ее взяли. Все остальное – брехня. Когда я была моделью Моди, я могла быть столом. Когда он закончил, он избавился от меня. Не было вопроса, кто кого. Он бы не поменял свой цвет на карте. Зажигайте ваш «Голдфлейк».

Пауза. Дас прикуривает сигарету от спички.

Дас. Я люблю прерафаэлитов за то, что они рассказывают истории. Так и в моей традиции. Я – раджастани. Наше искусство – искусство рассказа, искусство легенд и романтических историй. У английских художников были Библия и Шекспир, король Артур… У нас были «Бхагавата Пурана» и «Расикаприя», которую написали в то же время, когда Шекспир сочинил первую пьесу. А задолго до Чосера у нас была «Чаурапанчашика» из Кашмира: это любовные стихи, написанные придворным поэтом по пути на казнь. Его наказывали за то, что он влюбился в королевскую дочь. Королю стихи понравились так, что он простил поэта и позволил влюбленным жениться.

Флора. О!

Дас. Но любимая книга художников Раджпутаны – это «Гита Говинда», которая рассказывает историю Кришны и Радхи, прекраснейшей из пастушьих жен.

Вентилятор на потолке начинает работать.

Флора. Электричество.

Дас. Теперь вам станет прохладнее.

Флора. Да, я, может быть, усну.

Дас. Хорошо бы.

Флора. Мистер Дюранс пригласил меня на ужин в Клуб.

Дас. Вы оправитесь?

Флора. Я уже оправилась.

Дас. Это хорошо. Тогда до свидания.

Флора. А Кришну и Радху наказали в этой истории?

Дас. За что?

Флора. Мне нужно было приехать сюда много лет назад. Мальчик может остановиться. Вы не дадите ему рупию? Я верну завтра.

Дас. Я дам ему анну . Рупия переполошит весь рынок.

Дас уходит. Флора остается в постели.