3.1. Под американским протекторатом

Изменения внутриполитических раскладов в США опосредованно трансформируют реализацию стратегий и целей этой страны в различных регионах мира.

«Пресная праведность, не подкрепленная силой, точно так же безнравственна и даже еще более вредоносна, чем сила, лишенная права».

Теодор Рузвельт, 26-й президент США

«Американский народ хочет, чтобы внешняя политика его страны руководствовалась идеальными ценностями, а не только реальными интересами. Соединенные Штаты вполне осознанно и неизменно полагают, что их страна основана на системе идей и идеалов, которые применимы повсюду в мире».

Строуб Тэлботт, американский дипломат и политолог, заместитель государственного секретаря США в 1994–2001 гг., занимался проблемами России и бывших стран СССР, президент Брукингского института в Вашингтоне

«Вызов для США состоит лишь в том, чтобы разумно использовать свою мощь для углубления своих интересов, а не растрачивать ее на второстепенные дела».

Томас Грэм, американский политолог, бывший советник президента США Джорджа Буша по России и Евразии, директор российского отдела в Совете национальной безопасности США (2002–2007), научный сотрудник Института Джексона по глобальным вопросам Йельского университета, директор Kissinger Associates

«У США, конечно, есть глобальная роль, но это вовсе не означает, что у них есть глобальная миссия».

Дмитрий Константинович Саймс, американский политолог советского происхождения, писатель, американист, советолог, президент Центра национальных интересов

К G8 как к клубу ведущих мировых держав у руководства РФ особое отношение. В «мировом политбюро» российские лидеры не претендуют на роль «генсека», не оспаривают этот пост у США, но действительное членство в нем считают оправданным и обязательным. G8 продолжает модель Священного союза, Европейского «концерта», «Большой тройки» времен Второй мировой войны, Совета Безопасности ООН. В отличие от семи остальных членов G8 Россия не обладает современной развитой экономикой. Чтобы «быть почти своими» в кругу демократически избранных и сменяемых лидеров западного мира, руководители России должны быть политиками, а не чиновниками. Современным политикам требуется: широкое образование, свободное владение иностранными языками, знакомство с внешним миром, естественность общения с иностранцами.

Члены G8, несмотря на различия интересов и противоречия по частным проблемам, объединены общностью ценностных и политических установок, солидарностью по основным вопросам экономики, политики, прав человека и гражданских свобод. Чтобы успешно действовать в этом клубе, РФ необходимо рассматривать общие интересы его участников, как свои собственные.

«Покидая саммит в Германии, вместе с чувством громадного облегчения и выполненного долга я испытывал и тревогу. Легко вступить на путь конфронтации, но трудно с него уйти. В мире за время югославского кризиса накопилось слишком много отрицательных эмоций по поводу самостоятельной, независимой позиции России. И рано или поздно нам дадут это почувствовать… Как только началась операция в Чечне, я сразу понял: вот теперь-то и настал “момент истины” для наших отношений с Западом! Теперь попытаются прижать нас по-настоящему!.. По сути дела, начинался новый этап изоляции России… Международники боялись жесткой конфронтации с западными партнерами… Я грозил всех уволить. Тем не менее чувствовал: помощники в чем-то правы. Нельзя перегнуть палку… Резкий, жесткий тон, но не угрозы. Это должна быть рациональная, сухая, лишенная сантиментов позиция… А позиция наша в Чечне простая. Мы спасаем мир от международного терроризма. Мы спасаем Россию от угрозы распада».

«…события последнего, 1999 года в Югославии и на Кавказе увели отношения России и Запада не в ту сторону, в какую нам бы хотелось. К сожалению, это объективная реальность, с ней ничего не поделаешь… И все-таки наши отношения за все эти годы успели стать принципиально другими… Мы не собираемся состязаться в военном могуществе. Не будем держать огромную армию за пределами страны. Не станем строить дипломатию на силе… Россия постепенно становится частью объединенной Европы… Но у этого процесса есть и серьезные оппоненты. Есть они и у нас, в России, и в США, и в Европе. Североатлантическая стратегия НАТО, то есть превращение блока в инструмент политического давления, пока игнорирует интересы России… К сожалению, эту проблему решать уже не мне, я оставлю ее новому российскому лидеру… Нащупать свой точный путь можно только в постоянном политическом диалоге, а не в изоляции. Изоляции нельзя допускать ни в коем случае… Но я верю, что Путин не потеряет главного ориентира России — уникальность ее роли в мире и вместе с тем полную интеграцию в мировое сообщество… Видит Бог, я этот ориентир никогда не терял».

Борис Николаевич Ельцин, председатель Верховного Совета РСФСР в 1990–1991 гг., Президент Российской Федерации в 1991–1999 гг. (признавая неразрывность и неизбежность угроз геополитическим позициям России извне — югославского и других международных кризисов и изнутри — чеченского конфликта)

В апреле 1999 года на юбилейном саммите НАТО в Вашингтоне была принята новая стратегическая концепция. Главным итогом своего 50-летия Североатлантический альянс назвал превращение Европы в мирное, демократическое, стабильное, объединенное и свободное пространство. Новая геополитическая концепция подтвердила незыблемость трансатлантической взаимосвязи и коллективной обороны, определила меры по наращиванию совокупного военного потенциала, сформулировала конкретные задачи перед союзниками, предусмотрев их действие для совместной защиты территории стран-членов, как это определено статьей 5-й Вашингтонского договора 1949 года, и в случае необходимости за их пределами. В сферу своего геополитического интереса НАТО включила всю территорию земного шара.

«Вот уже пять лет, как мы работаем над созданием новой НАТО, способной отвечать на вызовы безопасности нового столетия. Сегодня мы подтвердили нашу готовность заняться, если потребуется, региональными и этническими конфликтами вне территории членов НАТО».

Уильям Джефферсон (Билл) Клинтон, 42-й президент США

 

3.2. «Цветные развилки»

«Цветные революции» и попытки их организации на постсоветском пространстве и в других регионах мира свидетельствуют о противодействии со стороны Соединенных Штатов Америки интеграционным и иным глобальным усилиям Российской Федерации, а также суверенным правам выбора различными странами выгодных именно им путей развития.

В свой царский и советский периоды Россия действовала как традиционная имперская держава. Суверенитет союзников СССР в рамках социалистического содружества был ограничен. Для сохранения этих стран в орбите своего влияния и нейтрализации преимуществ США Советский Союз с целью подавления народных движений применял военную силу в 1953 году в ГДР, в 1956 году в Венгрии, в 1968 году в Чехословакии, в 1980 году готовился применить ее в Польше. Интервенция стран ОВД в Чехословакии была организована СССР на основании тезиса о том, что «защита социализма в каждой социалистической стране есть дело всех социалистических государств». На Западе эта формулировка получила название «Доктрина ограниченного суверенитета» или «Доктрина Брежнева».

В случае неприменения для удержания союзника в своей орбите СССР военной силы следовали политико-идеологический разрыв, экономическое давление и долговременная напряженность. В конце 1940-х годов глава Социалистической Федеративной Республики Югославии (СФРЮ) Иосип Броз Тито отверг диктат Иосифа Сталина на Балканах, а в 1960 году Народная Социалистическая Республика Албания переориентировалась в своей внешней политике с Москвы на Пекин. Только Социалистической Республике Румынии (СРР) удалось добиться от СССР негласного признания ее ограниченной внешнеполитической автономии в рамках «социалистического содружества». Раскол между Москвой и Пекином на рубеже 1960-х годов стал результатом несогласия лидера КНР Мао Цзэдуна признать безусловное лидерство Советского Союза.

Постсоветская Россия декларировала признание суверенитета всех стран, включая бывшие республики СССР. Ее первый президент Борис Ельцин говорил об отношениях, в которых не будет «ни старших, ни младших братьев». Несмотря на то что в результате распада Советского Союза миллионы русских оказались за пределами России, она признала все новые независимые государства в их советских административных границах. Прибалтийские республики СССР были выпущены из него в сентябре 1991 года без каких-либо гарантий гражданских прав для проживавших в них русскоязычных меньшинств.

В 1990-х годах Российская Федерация отказалась поддерживать сепаратизм русских в Крыму и в Северном Казахстане. С этого времени и в начале 2000-х годов Москва в основном поддерживала отношения с бывшими республиками СССР через их властные элиты. Она не устраивала в них государственные перевороты и не приводила к власти своих ставленников, хотя имела для этого возможности. Россия вела дела с действующими правительствами стран СНГ, игнорируя местную оппозицию, вмешиваясь лишь в тех случаях, когда создавались кризисные ситуации: вспыхивали гражданские войны (Таджикистан) или межэтнические конфликты (Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье). При всем этом РФ продолжала признавать постсоветские государства в границах соответствующих союзных республик.

«Цветные революции» в Грузии в 2003 году, на Украине в 2004 году, в Киргизии в 2005 году фактически обозначили геополитическое и идеологическое наступление США в непосредственном геополитическом окружении России. Поддерживаемые Западом «революционные» правительства стали восприниматься Москвой как агенты, клиенты или марионетки Вашингтона, а руководимые ими государства — как фактически уступившие свой суверенитет США.

Российская Федерация перешла к активной обороне геополитического пространства по периметру своих границ. В 2008 году, в ответ на провокацию тогдашнего главы Грузии Михаила Саакашвили в Южной Осетии, Москва не только направила свои войска на территорию Грузии, но и признала независимость мятежных еще со времени распада СССР Абхазии и Южной Осетии от Тбилиси. Этим действием Россия впервые отступила от принципа незыблемости постсоветских границ.

Чтобы стать успешной конкурентоспособной страной в условиях глобализации, Россия должна быть максимально полно интегрированной во всемирные экономические процессы, стремиться занять место в ядре мировой системы, сделаться составной частью международного общества, его авторитетным и уважаемым членом. Решение этой масштабной задачи требует концентрации интеллектуальных способностей и политической воли элит, выработки адекватной национальной стратегии и стимулирования участия всех слоев общества в ее реализации.

В экономической области существует задача реализации эффективных моделей отношений с ведущими экономиками мира, которые содействуют инновационному развитию России. Долговременным результатом такого развития должно стать новое качество российской экономики, а его отражением — членство России в Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), т. е. формальное признание ее современной развитой страной.

В политической области необходимо укреплять систему партнерств России с ведущими государствами и союзами — ЕС, США, Японией, Китаем и Индией, усиливать позиции РФ в важнейших международных институтах — ООН, региональных организациях Европы, Азии и Большого Ближнего Востока. Это фактор обеспечения России полноправного участия в системе глобального политического управления. Достижение этих целей требует высокого качества ее внешней политики.

В сфере международной безопасности актуальными задачами являются демилитаризация отношений между различными государствами, создание совместной партнерской эффективной международной системы борьбы с современными и перспективными вызовами и угрозами. Для этого необходимы современные вооруженные силы и соответствующая условиям XXI века национальная система обеспечения безопасности и обороны.

Общественная интеграция создает условия для получения российскими политической элитой, бизнес-сообществом, профессиональными кругами, студенчеством, интеллигенцией и другими слоями общества максимальных возможностей удовлетворять свои интересы в международном общении. Этому способствуют глобализация мышления, всемирный русский взгляд на процессы и явления, умение находить перспективные ниши в расширившемся мире.

Присоединение РФ к ВТО распространило нормы и правила этой организации на российскую экономическую систему, способствовало ее качественной модернизации и означает ее интеграцию в мировую.

К проблемам, тормозящим развитие национальной экономики и влекущим за собой плохой инвестиционный климат, относятся: нереструктурированные сектора промышленности и сельского хозяйства, неконкурентоспособный финансовый сектор, слабое развитие мелкого и среднего бизнеса, недостаточно развитая инфраструктура, коррумпированная и неэффективная чиновная система.

Россия непосредственно граничит с ведущими экономическими центрами современного мира — Европейским союзом, Североамериканской зоной свободной торговли, формирующимся восточноазиатским экономическим пространством Китая, Японии, Кореи. С 1997 года действует Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС, провозглашающее своей целью создание зоны свободной торговли. В 2001 году была выдвинута идея формирования общего экономического пространства России и объединенной Европы, в 2005 году заключено соглашение о четырех общих пространствах: экономики, внешней безопасности, внутренней безопасности и правосудия, науки и образования. Тесное экономическое сотрудничество России с ЕС имеет решающее значение для их современного развития. Пока общее экономическое пространство не стало реальностью, главной сцепкой между Россией и ЕС является энергетическая взаимозависимость.

Российская Федерация сохраняет доминирующее положение на рынке энергоносителей Европейского союза. При сохранении нынешних тенденций к 2030 году европейцам придется почти полностью перейти на импортное топливо (94 % нефти, 81 % газа), главным поставщиком которого останется Россия. Состояние ее экономики зависит от экспорта этих ресурсов, дающего примерно половину доходной части федерального бюджета.

Вопрос о членстве России в Европейском союзе на повестке дня не стоит, в частности, по причине ее нежелания жертвовать частью своего суверенитета в пользу его наднациональных органов. В отличие от Германии и Франции, Россия как великая держава не готова растворить себя в политическом, экономическом и валютном союзе в области законодательства, финансовой и кредитно-денежной политики, внешней торговли. Российская Федерация заинтересована: в своем доступе на внутренний рынок ЕС, улучшении инвестиционного климата, развитии финансовых рынков, субсидиях из аграрного и регионального фондов Европейского союза, экономическом обеспечении демократического развития, усилении своего влияния в мире. Имеющиеся у РФ природные ресурсы, геополитическое положение и международный статус позволят ей действовать в качестве самостоятельного субъекта экономических и политических отношений.

С точки зрения Европы интеграция России в ЕС имеет важные плюсы. В сфере безопасности европейцы, таким образом, вслед за германской проблемой могут решить и русскую. Евросоюзу интересен доступ к большим российским рынкам сырья и сбыта. Сибирь может стать новым фронтиром Европы, а ЕС может приобрести важные конкурентные преимущества перед США и КНР.

Минусы от включения РФ в ЕС состоят в том, что Россия своими проблемами и претензиями Европу перегрузила бы и разбалансировала. Это ведет к превращению Евросоюза в рыхлое образование, внутри которого существуют не столько ядро и периферия, сколько альтернативные центры силы.

Включение России в ЕС могло бы заменить существующий европейский проект гораздо более амбициозным по целям и перспективам евроазиатским. Попытка реализации проекта «Европа от Дублина до Владивостока» ведет к кризисам внутри Европы и РФ, трениям между отдельными странами и вероятному противодействию со стороны США и, возможно, Китая. Такой проект может стать актуальным при условии впечатляющих экономических успехов России и ощущения ее элитами угроз и вызовов с юга и востока, с которыми России будет сложно справиться самостоятельно, а также при готовности европейцев к политической федерации и военному союзу. В этом случае может появиться Евразия, бросающая дружеский вызов «Атлантиде»-Америке.

Отличительной особенностью отношений РФ и ЕС является то, что они не нацелены на возможное, при выполнении определенных условий, членство России в объединенной Европе. В них отсутствует важный стимул, двигающий другими партнерами Евросоюза — от Польши до Турции и от Украины до Грузии, проводившими преобразования жертвы в надежде вступить в ЕС. Однако сближение с ведущим торговым партнером, делающее российскую экономику, социальную жизнь и политическую систему совместимыми с европейской, является стимулом дальнейших реформ в России, не ведущих к односторонней зависимости Москвы от Брюсселя, в ее интересах.

Важные причины, по которым европеизация российской экономики может быть избирательной и ограниченной, имеют отношение к стадии развития, на которой находится российская экономика в начале XXI века. Социальное государство современного европейского образца России не по средствам — оно лишает ее существенных конкурентных преимуществ в стоимости рабочей силы и не стимулирует развитие страны. Другие причины геоэкономические: тесные экономические связи России с рядом сопредельных стран, прежде всего с Белоруссией и Казахстаном; положение российского Дальнего Востока и Восточной Сибири, обращенных к Азии и Тихому океану.

Естественные экономические партнеры России — Белоруссия и Казахстан — развивают экономические связи на новой основе. Эти государства являются привлекательными для вложения капиталов России, которая — в свою очередь, емкий рынок для товаров, производимых соседями, а также для их избыточной рабочей силы. Пространством активного экономического взаимодействия эти государства делают: сходство политических и правовых систем, деловой культуры, единство языка общения и многочисленные личные связи.

«Спущенные сверху» схемы интеграции в СНГ реализуются плохо. В случае России и ее соседей речь может пойти об «интеграции снизу» — на уровне компаний и предприятий. Это делает ее процесс реальным и перспективным. Варианты возможного сочетания ЕЭП с общим экономическим пространством, создание которых провозглашено целью России и ЕС, остаются гипотетическими. Реальны несколько сценариев развития ЕЭП: конституирование в экономическую ассоциацию, являющуюся коллективным партнером ЕС; сохранение в виде рыхлого образования, члены которого развивают особые отношения с ЕС; раскол на тех, для кого приоритетом является Евросоюз, и тех, кто не хочет или не может претендовать на членство в нем. Последний вариант развития ЕЭП может привести к новому сплочению единомышленников на более узкой основе и возвращению к первому сценарию.

Среди российских экономистов есть мнение о целесообразности отказа от нерыночных, основанных на политике и идеологии форматов сотрудничества с Западом. Это может привести к сведению отношений до простого обмена энергоносителей из РФ на промышленные товары из ЕС. Отношения между Россией и Европейским союзом строятся на договорной основе и взаимном расчете. Целью РФ является привлечение ресурсов Европы в развитие своей экономики при сохранении преимуществ, которые дают России ее отношения со странами СНГ.

Российская Федерация — страна европейская и тихоокеанская, член Азиатско-Тихоокеанского экономического сообщества (АТЭС), но Европейский союз вряд ли может стать главным партнером в модернизации Дальнего Востока и Восточной Сибири. России интересно участие в формирующемся Восточно-Азиатском экономическом сообществе Китая, Японии и Южной Кореи. В отношениях с NAFTA, в которую входят США, Канада и Мексика, РФ стоит стремиться к достижению соглашения о свободной торговле с Соединенными Штатами Америки. Это позволит получить доступ на главную национальную рыночную площадку мира и создать экономическую базу для традиционно трудных политических отношений с США. Главная же задача — это стимулирование участия американских компаний в развитии инфраструктуры Тихоокеанского побережья РФ — от Чукотки и Камчатки до Сахалина и Курил, а также внутренних районов Восточной Сибири.

России необходимо тесное взаимодействие с Китаем, Японией, Кореей, Индией. Для России есть смысл участвовать в формировании и институционализации общего экономического пространства Восточной Азии. Ее страны заинтересованы в российских энергоносителях и транспортной инфраструктуре для сухопутной связи с Европой. России следует использовать эту заинтересованность для своего участия в интеграционных процессах в треугольнике Китай — Япония — Корея. Для этого необходимо реализовывать долгосрочную стратегию развития российского Дальнего Востока и Сибири (РДВС), цель которой состоит в двойной интеграции региона — в общероссийское и азиатско-тихоокеанское экономическое пространства. Предпосылками этого являются качественные улучшения бизнес-климата в РДВС и системы управления этим регионом. Участие РФ в восточноазиатской экономической интеграции должно затрагивать не только энергетические (нефте- и газопроводы из Восточной Сибири в Японию, Китай и Корею) и инфраструктурные проекты (соединение Транскорейской железной дороги с Транссибирской магистралью и трансконтинентальный железнодорожный коридор Западная Европа — Восточная Азия). РДВС должно быть ориентировано на производство наукоемкой продукции, развитие центров и кластеров индустрии знаний. Факторами развития Восточной России являются наука и образование, природные ресурсы и трансконтинентальная транспортная инфраструктура. Они могут стать оптимальной специализацией России в рамках Восточно-Азиатского экономического сообщества.

Фактором успеха России на азиатском направлении является соблюдение баланса в ее экономических отношениях с Китаем и Японией. В Восточной Азии, в отличие от современной Европы, межгосударственные противоречия и соперничество остаются сильными и иногда приобретают острые формы.

Значение КНР для РФ велико и продолжает расти. По мере роста уровня жизни в этой стране повышается привлекательность ее рынка. Это приводит к росту риска односторонней зависимости от Китая и ставит вопрос китайской трудовой миграции в Россию. В этих условиях ей требуется позволяющая пользоваться выгодами китайского рынка и сохраняющая за российскими властями формальный и фактический контроль над РДВС политика взаимозависимости. Важными компонентами такого возможного курса являются: нацеленная на привлечение иностранной рабочей силы, интеграцию и натурализацию иммигрантов, внятная иммиграционная политика и закрепление российских компаний в важных секторах китайской экономики: энергоснабжении, энергетике, в частности ядерной, металлургии, авиационной промышленности и других.

При всем своем значении и величии Китай не должен заслонять от России Японию, которая при определенных условиях может стать экономическим локомотивом для РДВС. Она имеет ряд важных партнерских преимуществ, обладает развитой промышленностью и передовой технологией, большими финансовыми ресурсами. Между Россией и Японией существует территориальный спор из-за островов Малой Курильской гряды, но современная Япония не стремится быть региональным гегемоном. Военный фактор в российско-японских отношениях, как и российско-европейских, в качестве инструмента актуальной политики не присутствует. Если россияне сделают Восточную Россию привлекательной для капиталовложений, то японские инвесторы вряд ли не заинтересуются возможностью развивать здесь бизнес. Закрепление РФ в Азии требует тесного партнерства с Японией. Возвышение Китая и объединение Кореи будут стимулировать Токио активно сотрудничать с Москвой.

Наиболее перспективной областью интеграции на уровне компаний является энергетика. Россия находится в энергетическом диалоге с ЕС и США. Речь в нем идет о перспективах расширения присутствия российских компаний на западных рынках и формировании транснациональных корпораций. В 2003 году была создана англо-американо-российская нефтяная компания ТНК-ВР. В то же время более широкое участие западного капитала в российских нефтяных компаниях для РФ неприемлемо по причине того, что это ведет к превращению американцев во влиятельных экономических и политических игроков на внутрироссийской сцене. Несмотря на успешный старт ТНК-ВР по формуле 50:50 и приобретение компанией ConocoPhillips 10 % акций ЛУКойла, в дальнейшем российско-американский энергетический диалог стал малоактивным. Стимулировать его могут развитие в РФ технологии сжижения газа и выход этого российского природного ресурса на американский рынок.

Будущее российско-западного энергетического сотрудничества зависит прежде всего от позиции и политики руководства РФ. Рост добычи и экспорта нефти и газа требует новых технологий и ресурсов, которые могут быть получены благодаря значительной свободе деятельности отечественных и иностранных компаний. Это поднимает вопросы о разрешении зарубежным компаниям работать на территории Российской Федерации и либерализации рынков акций ее энергетических гигантов.

Россия является одним из крупнейших производителей нефти в мире. Однако интересы РФ и Организации стран — экспортеров нефти (ОПЕК) больше сталкиваются, чем совпадают. Происходит это потому, что с 2003 года крупнейшая газовая монополия мира АО «Газпром» фактически стала контролироваться государством, а частные нефтяные компании начали прислушиваться к мнению его высших чиновников.

1990-е годы показали невозможность интеграции РФ в политические институты Запада без ее глубокой внутренней трансформации. В начале XXI века положение России в мировой политической системе двойственно. Формально она является демократической федеративной республикой. Несмотря на то что ее Конституция 1993 года наделяет президента широкими полномочиями, она отвечает стандартам основного закона правового демократического государства. Политическое устройство Российской Федерации свидетельствует о том, что она в большей степени является унитарным государством, чем федерацией. Все это вместе мешает России обрести тот высокий статус по отношению к остальным членам международного общества, который российская элита считает достойным для своей страны. Это, в частности, подразумевает установление особых отношений с мировой державой — Соединенными Штатами Америки.

 

3.3. Выбор модели будущего

Геополитические и экономические разработки аналитиков и политиков создают предположительные образы будущего, которые в зависимости от сочетания различных факторов и обстоятельств могут в той или иной степени становиться реальностями.

К началу 1970-х годов рост международного влияния СССР достиг наивысшей точки. В это время военный потенциал страны более всего приблизился к уровню США и достиг стратегического паритета в самых смертоносных видах вооружений, ядерных зарядах и средствах их доставки. Улучшение отношений с этим государством и его союзниками в Западной Европе в эти годы получило название «разрядка». Одновременно вырисовывается образ биполярного мира: над всей геополитикой мира доминировало противостояние двух сверхдержав — Советского Союза и Соединенных Штатов Америки.

Отношения СССР с остальным миром рассматривались в Москве по двум отдельным направлениям: с одной стороны — это была собственно глобальная внешняя политика, с другой — ее коммунистическая направленность в сотрудничестве с соответствующими идеологическими движениями и правящими режимами в тех или иных странах. Первым направлением занимался МИД, вторым — специализированный отдел ЦК КПСС. Обе эти структуры работали под контролем вышестоящего политбюро. Две политики составили единое целое.

Главным партнером СССР во внешней политике были США. Для всего мира эти привилегированные взаимоотношения стали явными с началом Карибского кризиса 1962 года. Обе державы подошли к ядерному конфликту и вовремя отступили, понимая, что не могут стать жертвами этого столкновения. Приобретенный опыт противостояния повлиял на формирование образа мышления в глобальном масштабе. Максимальные усилия дипломатической работы Москвы были сосредоточены на Вашингтоне. На втором месте была Западная Европа, преимущественное внимание в которой уделялось ФРГ. Ее канцлер Вилли Брандт признался в своих воспоминаниях, что он был удивлен, поняв, сколь большое значение сохраняла его страна для Союза ССР. Такой его акцент объясняется длительной историей, включившей в себя войну с фашизмом.

На третьем месте этой иерархии интересов находились страны Азии, Африки и Латинской Америки, обозначавшиеся термином «третий мир». «Первым» считался капиталистический Запад, «вторым» — государства с коммунистическим режимом правления. Поддержкой антиколониальных революций в глобальном масштабе как наиболее характерного геополитического явления первых двух послевоенных десятилетий Советский Союз завоевал симпатии себе в «третьем мире» и получил поприще для дипломатической работы. В январе 1966 года на трехсторонней встрече в Ташкенте Алексей Николаевич Косыгин, Председатель Совета министров СССР в 1964–1980 годах, выступил в качестве посредника и арбитра между Индией и Пакистаном и заработал на этом бонусы. Основной заботой СССР в международных делах стало использование его влияния в отношениях с «третьим миром», которые все меньше рассматривались как ценные сами по себе, но всегда в связке с Соединенными Штатами, а со второй половины 1960-х годов — с обостряющимся конфликтом с КНР.

Вторая половина 1960-х годов была благоприятным для СССР временем. Важнейшим фактором была война во Вьетнаме, в которую США особенно активно включились в 1965 году, при 17-м президенте Соединенных Штатов Америки Эндрю Джонсоне. Этот затянувшийся конфликт поглощал ресурсы и настолько вредил престижу США, что начал определять их политику и в других регионах мира. Советскому Союзу это было выгодно относительным ослаблением соперничающей с ним сверхдержавы. Опасаясь мешать диалогу с Соединенными Штатами, Никита Хрущев не решился полностью поддерживать Вьетнам. Но преемники этого советского руководителя решили предоставить Вьетнаму дипломатическую, значительную финансовую и военную помощь. Благодаря своему выбору в этой колониальной войне СССР приобретал новые симпатии, тем более что даже с течением времени США не удавалось подчинить себе своих небольших, поддерживаемых Москвой противников.

Другим существенным фактором было складывавшееся в рамках НАТО соотношение сил между Европой и Соединенными Штатами. Экономика европейских стран оправилась от послевоенной разрухи, положительные результаты давало формирование общего рынка, уменьшался разрыв в пользу США. Происшедшие изменения привели к претензиям основных европейских государств на свою более значимую роль в международных делах. Инициатором этого стала Франция времен генерала Шарля де Голля. ФРГ, Италия и Великобритания пытались проявлять самостоятельность, не сомневались в целесообразности союза с Соединенными Штатами Америки. Несмотря на прочность данного альянса, правительства этих европейских государств стремились развивать свои собственные отношения с Советским Союзом. В результате мировая политика в целом представлялась не столь монолитной, как в два предшествующих десятилетия. В свою очередь, активизировалось и завоевало авторитет движение неприсоединения, в которое вошли почти все страны «третьего мира», не желавшие быть клиентами той или иной «супердержавы». 1960-е годы более или менее повсеместно отличались возобновлением левого движения. В результате этого в распоряжении Советского Союза оказалось немало потенциальных возможностей.

К этому прибавлялись усиление его экономической мощи и модернизация его вооруженных сил. Из ракетного кризиса на Кубе, в котором СССР столкнулся с военной мощью США на далекой территории и подавляющим неравенством сил в пользу противника, тогдашние советские руководители сделали вывод о необходимости выделения дополнительных крупных ресурсов для своей армии. До этого Никита Хрущев пытался скорее сократить армию, концентрируя ресурсы в основном на ее новых частях стратегического назначения, оснащенных самыми современными ракетами и ядерным оружием, поэтому он имел конфликт с военной верхушкой. Преемники Хрущева приняли требования стратегов, желавших не только роста, но и большего разнообразия вооружения. Забота о мощи военно-морских сил по глубине и интенсивности была беспрецедентной со времен Петра Великого: впервые Советский Союз пытался создать флот, способный дать почувствовать свое присутствие во всех океанах. Не увеличиваясь количественно, продолжали качественно совершенствоваться наземные части и силы противовоздушной обороны (ПВО).

Наиболее впечатляющий количественный скачок произошел в отношении ракет и ядерного вооружения. В конце 1960-х годов 37-й президент США Ричард Милхауз Никсон заявил своим союзникам, что в период Карибского кризиса ядерное преимущество, которым гордилась его страна в 1962 году, было нивелировано. В своих воспоминаниях он говорит о том, что в начале 1970-х годов генсек Леонид Брежнев «мог позволить себе вести переговоры более спокойно», чем его коллега Никита Хрущев, потому что «равновесие сил было достигнуто», так как был «преодолен разрыв на решающем участке развития и мощи ядерного оружия». Между СССР и США «стратегический паритет» был достигнут на рубеже 1960–1970-х годов. Состояние дел позволяло советским представителям держаться на равных с любым собеседником на переговорах.

Многополярный, многополюсный, мультиполярный мир — это политическая модель мироустройства, предполагающая наличие политических, военных, экономических и культурных центров силы, сравнимых по своим возможностям и не стремящихся распространить свое влияние друг на друга насилием или обманом, в противоположность модели однополярного мира с одним мировым гегемоном или биполярного мира с двумя мировыми центрами, находящимися в жестком противостоянии.

Многополярность иногда отличают от простой многоцентричности, характерной для политической истории человечества до новейшего времени. В глобальном характере модели малых независимых центров практически не остается — все в той или иной степени встроены в одну из цивилизаций. Существуют взаимосвязь, взаимодействие и взаимная добрая воля разных полюсов силы: все признают разграничение существующих цивилизационных зон и без согласия на это не вмешиваются в чужие дела; происходит взаимовыгодное экономическое и культурное сотрудничество.

По сравнению с однополярным или биполярным миром многополярный идеологически представляет собой более справедливую и гармоничную концепцию мироустройства. В ней исключается доминирование одной-двух держав над всем миром, снижается опасность глобальных и локальных воин за удержание мировой гегемонии, сохраняется внешнеполитический выбор и здоровая конкуренция между цивилизациями.

Подобие глобального многополярного или многоцентричного мира впервые сформировалось к концу XIX — началу XX века: практически все населенные территории мира стали независимыми государствами или колониями европейских держав или США. Однако справедливости и гармоничности мироустройства не было: государства Запада эксплуатировали свои колонии — формально независимые страны Азии, Латинской Америки и Африки жестко экономически зависели от Запада, а в Российской империи западные агенты разжигали революционные настроения с целью ее развала. Между странами Европы также шло жесткое политическое и экономическое противоборство. В 1914–1918 годах, вскоре после окончания раздела колоний и внешних рынков, страны Запада, США и Россия столкнулись в Первой мировой войне, за которой последовали революции и развал Российской, Германской, Австро-Венгерской и Османской империй. Однако в результате этой войны мир более справедливым не стал, и через пару десятилетий произошла Вторая мировая война (1939–1945), в ходе которой Третий рейх и Японская империя пытались реализовать имперские проекты Великогерманского рейха и Великой восточноазиатской сферы сопроцветания по переделу мира и стать мировыми гегемонами, поставив под сомнение созданную победившей в Первой мировой Антантой де-факто однополярную систему. Несправедливость существовавшей системы вызвала германский реваншизм.

После падения Третьего рейха, японского великодержавия и отложения от Британии всех ее колоний и доминионов установился биполярный мир с главными мировыми державами США и СССР, возглавившими соответственно капиталистический и социалистический лагери, состоящие из стран мира. Большинство других государств присоединились к одному из этих двух лагерей, а страны, вошедшие в «движение неприсоединения», особой роли не играли.

Постепенно в мире начали появляться новые центры силы. В результате социалистической революции и советско-китайского раскола КНР отделилась от западного и советского лагерей. Набирает силу и самостоятельность, имеющая, как и Китай, более чем миллиардное население, превосходящее по размеру население Запада, Индия. Ряд крупных исламских государств, прежде всего Иран, пытаются проводить независимую политику. Несмотря на препятствование со стороны США устройством военных переворотов в странах Латинской Америки, возросла роль и самостоятельность Бразилии и ряда других государств этого региона мира. После краха СССР, объединения Германии и вступления в ЕС части восточноевропейских стран он начал претендовать на роль самостоятельного геополитического игрока, чему противятся пытающиеся сохранить свое доминирование в Европе Соединенные Штаты Америки.

В 1990-е годы, после распада СССР, на какое-то время в мире создалось впечатление полного политико-экономического и культурного доминирования западной цивилизации во главе с США. Этот глобальный геополитический формат характеризуется понятием «однополярный мир». Американский философ Фрэнсис Фукуяма написал об этом книгу «Конец истории», в которой провозгласил, что глобальное распространение либеральных демократий станет концом эволюции человечества и формой общечеловеческого правительства. Однако Фукуяма ошибся, что частично признал спустя 20 лет.

Американцы продолжили свои военные карательные операции в неугодных им странах, продолжили развязывать «цветные революции» по всему миру, вместо равноправного сотрудничества сделали ставку на финансово-экономическую эксплуатацию и развал РФ, а со вступлением в должность ее президента Владимира Путина — на политическую конфронтацию с ней, КНР и рядом других государств. Современная долларовая, финансовая и биржевая системы позволяют Соединенным Штатам Америки в определенной степени манипулировать процессами в мировой экономике, в частности спекулировать ценами на нефть или осуществлять финансовые спекулятивные атаки на неугодные государства и способствовать девальвации их национальных валют даже в отсутствии фундаментальных факторов для снижения их курса. Двойные стандарты Запада и ложь западных СМИ подрывают доверие к американскому лидерству. Все это происходит в связке с проблемами в экономике США и других стран Запада, обремененных неподъемными долгами и значительными объемами необеспеченных реальными ресурсами денег и ценных бумаг.

Лауреат Нобелевской премии Джозеф Стиглиц считает, что возросшая роль развивающихся стран в мировой экономике, мировые финансовые, экономические, налоговые и другие институты диктуют необходимость реформ, которым препятствуют развитые страны во главе с США.

Присоединением к себе Крыма после событий евромайдана РФ нарушила план восточной экспансии и отвергла существующую систему международных отношений. Параллельно с конфликтом на Украине шла дипломатическая борьба между КНР и американскими сателлитами в Южно-Китайском море. Надеясь нанести невосполнимый ущерб экономике РФ и принудить ее к капитуляции США, Евросоюз и Япония ввели санкции против России. Однако она оказалась более устойчивой, чем считали глобалистские элиты. Пережив нефтяной кризис, РФ вступила в борьбу с ИГИЛ (деятельность организации запрещена на территории Российской Федерации. — Ред.) в Сирии и этим существенно увеличила свой международный авторитет. Одновременно с этим Россия стала основательницей Евразийского экономического союза, объединилась с КНР в рамках проекта «Разворот на восток» и выстроила связи с БРИКС и Ираном. Возвышение второго геополитического полюса мира в лице российско-китайского союза и неуспешность ближневосточной политики Барака Обамы подорвали международное влияние США, что привело к увеличению количества полюсов: государства, считавшиеся сателлитами мирового гегемона, стали преобразовываться в полюса и вести собственные внешнеполитические игры глобального уровня. Это особенно относится к Израилю, Саудовской Аравии, Турции и Японии. После победы евроскептиков в Великобритании в ЕС усилилось движение за независимость. Германия и Франция саботировали Трансатлантическое партнерство и начали взращивать независящие от НАТО параллельные военные структуры. Все это стимулировало происходящие процессы перехода к многополярному миру: дедолларизацию, укрепление торговых и транспортных связей между незападными мировыми державами, противодействие информационному доминированию США и развязыванию ими конфликтов в Евразии.

Американоцентричная система несправедлива и поэтому неустойчива. При столкновении Запада с БРИКС институты последнего, как более адекватно отражающие реальный расклад сил, будут выигрывать.

В 2014 году США фактически объявили войну РФ и КНР: евромайдан в Киеве и «Революция зонтиков» в Гонконге показали, что американцы будут цепляться за власть до последнего, провоцируя «цветные революции» в странах, пытающихся уйти от американского влияния. В качестве ответа на это Россия и Китай ускорили свою работу по превращению БРИКС в полномасштабный экономический блок.

В качестве реакции на это США проводят массированные информационные атаки с целью объявить проект БРИКС неконкурентоспособным, посеять панику среди инвесторов в него. Делается это манипуляциями фактов, подачами тенденциозных мнений западных аналитиков.

Новый многополярный мир необходимо строить на принципах справедливости, что сделает его устойчивее ныне существующей американской колониальной системы. Россия наравне с Китаем является лидером БРИКС, участницей ШОС, заинтересована в развитии сотрудничества с региональным Союзом южноамериканских наций Латинской Америки, в котором не присутствуют США.

Формированию многополярного мира активно противятся США и в целом англосаксы, по привилегированному экономическому и политическому положению которых в мире это бьет. Ограничение влияния на внешние рынки за пределами Северной Америки, дедолларизация мировой торговли и переход крупнейших стран на торговлю с использованием национальных валют создают почву для экономического краха США, Великобритании и других стран Запала, имеющих огромные долги и раздутый финансовый сектор своей экономики, слабо связанный с реальным производством.

В странах БРИКС, против которого действуют США, ЕС и ВТО, проживает более половины населения земного шара. Россия обладает примерно равным с США ядерным потенциалом и мощными вооруженными силами, а КНР также имеет мощную армию и в 2014 году обошла США по объему экономики. В результате Сирийского кризиса и возникновения на Ближнем Востоке ИГИЛ Россия и Иран, поддержав легитимное сирийское правительство в борьбе против ИГИЛ и спонсируемых Западом «оппозиционеров», усилили свое влияние в Западной Азии и резко ослабили влияние США в этом регионе.

«Россия в обозримом будущем может стать одним из новых центров формирующегося ныне мультиполярного мира. Важную роль в будущем продолжат играть и США, но они не будут так сильны, как в последние 20–30 лет».

Александр Квасьневский, президент Республики Польша в 1995–2005 гг. (на конференции по вопросам безопасности в Праге 27 мая 2015 г.)

«Сегодняшний мир многополярен, но США гораздо сильнее вовлечены в мировые дела, чем когда-либо прежде».

Джон Форбс Керри, американский политик, 68-й государственный секретарь США (28 октября 2015 г.)

23 апреля 1997 года в Москве Россией и Китаем была подписана, зарегистрированная 15 мая в ООН, декларация по многополярному миру и установлению нового международного порядка. В ней указано, что Российская Федерация и Китайская Народная Республика будут прилагать усилия для содействия развитию многополярного мира и установлению нового международного порядка. С конца XX века утверждается многообразие политического, экономического и культурного развития всех стран, растет роль сил, выступающих за мир и широкое международное сотрудничество. Для обеспечения этого необходимы не гегемонизм и силовая политика, конфронтация и конфликты, а равенство, взаимные уважение и выгода, диалог и сотрудничество. Настоятельным требованием эпохи и императивом исторического развития становится построение мирного, стабильного, справедливого и рационального нового международного политического и экономического порядка. Декларация информирует о том, что каждое государство имеет право, исходя из своих конкретных условий, независимо и самостоятельно выбирать путь своего развития без вмешательства со стороны других государств. Различия в социальном строе, идеологиях, системах ценностей не должны быть препятствиями для развития нормальных межгосударственных отношений. КНР и РФ переходят к новой форме взаимоотношений, не направленной против третьих стран.

В то время возлагались надежды, что ООН сыграет важную роль в установлении нового международного порядка, важными силами, способствующими формированию многополярного мира, считались развивающиеся страны и Движение неприсоединения.

1 июля 2005 года в Москве Президентом России Владимиром Путиным и Председателем КНР Ху Цзиньтао была подписана Совместная декларация РФ и КНР о международном порядке в XXI веке, логически продолжившая эту линию. В связи с тем что к этому времени Соединенные Штаты Америки уже вторглись в Ирак, данная декларация являлась реакцией на этот вызов, призванной укрепить усилия по организации нового международного порядка.

«Многообразие культур и цивилизаций в мире должно стать основой для их взаимообогащения, а не для конфликтов. Не “столкновение цивилизаций”, но необходимость глобального сотрудничества — вот определяющее требование мира в современных условиях. Следует уважать и оберегать многообразие мировых цивилизаций и моделей развития. Различия в историческом наследии всех стран, их культурных традициях, общественно-политическом устройстве, системах ценностей и путях развития не должны становиться предлогом для вмешательства во внутренние дела другого государства. Необходимо на основе взаимного уважения и терпимости вести межцивилизационный диалог и обмен опытом, взаимно обогащать и дополнять друг друга».

Из Совместной декларации РФ и КНР о международном порядке в XXI веке

Создание ШОС, активизация взаимодействия среди стран БРИКС рассматриваются как попытки установить свои правила игры, по крайней мере, в зоне своих стратегических интересов каждой страны, что отмечают КНР и РФ, которая в сфере своих стратегических интересов использует экономический интеграционный инструмент ЕАЭС и военное сотрудничество в рамках ОДКБ.

«Россия будет добиваться формирования многополярной системы международных отношений, реально отражающей многоликость современного мира с разнообразием его интересов».

Из концепции внешней политики Российской Федерации в 2000 году

Кризисная ситуация привела к пониманию российскими политиками, дипломатами и учеными необходимости разработки теории многополярности. Распад СССР сопровождался этническими конфликтами. Подобный коллапс в Югославии привел к нескольким внешним интервенциям и изменению политической карты региона. Бомбардировка НАТО и самопровозглашение албанцами Косово чувствительно ударили по суверенитету Союзной Республики Югославия, на том момент состоявшей из Сербии и Черногории, и по европейскому геополитическому устройству в целом.

Крах марксистской доктрины и негативный опыт реформ МВФ и Всемирного банка в РФ привели к пониманию необходимости выработки ее самобытной внешней и внутренней политики. Хотя инерция эпохи СССР еще чувствовалась, были попытки переосмысления места и роли России в мировой политической системе.

Евросоюз превращается в центр силы, сопоставимый по своим возможностям с США. КНР, РФ, Индия и Япония не намерены следовать международной политике Вашингтона и считают необходимой роль ООН в становлении многополярности.

«Вслед за событиями 11 сентября отчетливее, чем когда бы то ни было, проявилось противостояние двух тенденций. С одной стороны, сохранение при определенной модернизации миропорядка, основывающегося на таком механизме многосторонних действий, как Организация Объединенных Наций. С другой — “унилатерализм”, или ставка на то, что жизненно важные для человечества решения могут приниматься одной страной — Соединенными Штатами — на основе субъективного восприятия Вашингтоном международной действительности».

«…неравномерность развития государств будет проявляться преимущественно в антагонистических формах… даже доминирующая держава исторически не сможет образовать однополярное мироустройство».

«Падение американского противовеса — СССР не дает основания считать, что США — безусловный победитель, и, следовательно, мир должен быть однополярным, с единственным центром в Вашингтоне. Этому противоречит и сам ход мирового развития. Так, ВВП Китая и Индии больше ВВП США. Лидерство США в научно-техническом прогрессе как одно из условий однополярного мира тоже сегодня активно оспаривается».

«К 2011 году сложились четыре главных центра научного прогресса — США (31 % мировых расходов на НИОКР по паритету покупательной способности), Европейский союз (24 %), Китай (14 %) и Япония (11 %)».

«Переход к многополярной системе — это процесс, а не одноразовое изменение, имеющее законченный характер. Поэтому большое значение приобретают различные тенденции, подчас противоречивые, проявляющиеся по мере этого перехода. Некоторые из них имеют своим источником неравномерность развития государств, успехи или неудачи интеграционных объединений. Непосредственно сказывается и подвижное соотношение между, условно говоря, курсом на перезагрузку отношений и унаследованной у холодной войны инерционной линией поведения государств, укоренившейся во время периода откровенной конфронтации. Это соотношение двух тенденций проявляется и в политической, и в военной, и в экономической областях. Поэтому правильный вывод, что многополярное мировое устройство само по себе в условиях глобализации не ведет к конфликтным ситуациям, военным столкновениям, не исключает весьма сложной обстановки, в которой осуществляется процесс перехода к такой системе».

Евгений Максимович Примаков (из его полемики с либералами и глобалистами)

Евгений Примаков был одним из первых практиков многополярности РФ и сторонником создания треугольника Россия — Индия — Китай, который мог бы сбалансировать агрессивное поведение США и другие вызовы.

Служебное положение Евгения Максимовича и его многочисленные зарубежные контакты позволяли доносить позицию РФ в отношении будущего мироустройства до максимально широкого круга лиц, принимающих решения, и закрепить ее в российской внешней политике.

Одной из идеологических и интеллектуальных платформ для разработки многополярности являлась Концепция неоевразийства Александра Дугина.

«Евразийство на уровне планетарного тренда — это глобальный революционный цивилизационный концепт, который, постепенно уточняясь, призван стать новой мировоззренческой платформой взаимопонимания и сотрудничества для широкого конгломерата различных сил, государств, народов, культур и конфессий, отказывающихся от атлантической глобализации… Евразийство есть совокупность всех естественных и искусственных, объективных и субъективных препятствий на пути однополярной глобализации, причем возведенных от простого отрицания к позитивному проекту, к созидательной альтернативе».

Из программных материалов евразийской идеологии

Классическое евразийство связывалось исключительно с судьбой России, которая характеризовалась как Евразия из-за своей уникальности, огромной территории и непосредственного расположения между «классической» Европой и Азией. Концепция Александра Дугина дополнила эту идеологию новыми методологиями и научными концептами. Таким образом, она получила глобальное измерение и вышла за пределы континента Евразия.

«Евразийство — это философия многополярной глобализации, призванная объединить все общества и народы Земли в строительстве самобытного и оригинального мира, каждая составляющая которого органично проистекала бы из исторических традиций и местных культур».

Из программных материалов евразийской идеологии

Близким к данной формуле является мнение другого российского ученого Бориса Мартынова, который отмечал, что новая, нарождающаяся многополярность не может быть никакой иной, кроме как цивилизационной.

«Межцивилизационное общение — это уже реальность современного мира, в котором помимо государств и наряду с ними в постоянные многопрофильные и многоуровневые международные контакты различного рода все больше вступают различные экономические и финансовые институты, негосударственные структуры, религиозные, предпринимательские, общественные объединения и, наконец, отдельные люди как представители своих цивилизационных архетипов… Кроме того, преимущество системы многополюсного мироустройства перед однополярной и биполярной в том, что для своего функционирования она должна основываться на праве. Верность этого наблюдения очевидна на примере однополюсного мира, существующего “по понятиям” главного игрока глобальной системы. Применимо оно и к биполярности, где каждый из двух “равноответственных” субъектов стремится к обеспечению “свободы рук” в своей зоне влияния, невзирая ни на какое международное право. Однако для взаимодействия нескольких крупных игроков, обладающих примерно сопоставимой мощью и влиянием, право необходимо для того, чтобы обеспечивать между ними разумный modus vivendi. Это тем более применимо к такой сложной системе, как цивилизационная многополярность».

Борис Федорович Мартынов, доктор политических наук, завкафедрой международных отношений и внешней политики России МГИМО

Далеко не все российские ученые и дипломаты указывали на положительный характер формирующейся многополярности.

«В новой полицентричной системе отсутствуют общие “правила игры”, нормы и институты, которые могли бы эффективно регулировать взаимодействие центров силы как сотрудничество, так и соперничество, поэтому тенденция к многополярности создает “неустойчивость” и непредсказуемость эволюции современной системы международных отношений, создает угрозу выхода ситуации из-под контроля».

Сергей Михайлович Рогов, советский и российский политолог, действительный член Российской академии наук, доктор исторических наук, профессор, научный руководитель ИСКРАН, член научного совета Российского совета по международным делам

Данное заявление базируется на мондиалистской парадигме, настаивающей на жестко ограниченном идеологическими рамками эталоне, но такой подход противоречив и недальновиден.

Для реализации перспектив интеграции постсоветского пространства необходимо применение фактора connectivity — контактности, способности оптимально вписаться в глобальный мир, извлекая из этого максимум пользы для себя и являясь ценным участником глобального сообщества.

У России есть глобальный опыт. Как одна из двух сверхдержав в период холодной войны, Советский Союз интегрировал «свою» часть мира. Политически и идеологически это осуществлялось через институты международного коммунистического движения: Коминтерн, систему связей международного отдела ЦК КПСС; геополитически — через социалистический лагерь и содружество, «страны социалистической ориентации»; экономически — через Совет экономической взаимопомощи (СЭВ); стратегически — через ОВД, группы советских войск в Восточной Европе, военных советников и специалистов в десятках стран; культурно и духовно — через систему обучения иностранных студентов, продвижение советской идеологии и культуры за рубежом. После краха коммунизма и распада СССР эта система была полностью разрушена.

Окончание холодной войны лишило Советский Союз части мира, которую он считал своей, но включило Россию в процесс его глобализации. Российское государство, экономика и общество довольно глубоко интегрировались в мировые системы. Опыт сближения с Западом в 1989–2019 годах стал важной частью процесса становления современной РФ.

Унаследовав советские позиции в важнейших международных организациях, Россия стала членом клубов и ведущих международных финансово-экономических институтов, в которые СССР не мог быть принят: МВФ, Всемирный банк, Парижский клуб кредиторов, Всемирная торговая организация. С 1996 года РФ является членом Совета Европы и привилегированным партнером НАТО.

В настоящее время процесс присоединения РФ к ОЭСР как к мировому клубу развитых экономик прерван, «Большая Европа» — от Лиссабона до Владивостока — не состоялась, в продвигаемые США геоэкономические мегапроекты — Трансатлантическое торгово-инвестиционное партнерство (ТТИП) и Транстихоокеанское партнерство (ТПП) — Россию не включают, пилотный проект создания зоны свободной торговли между Россией и Новой Зеландией заморожен. Ужесточающиеся санкции США, ЕС и других стран против РФ создали динамику прогрессирующего дистанцирования Запада от нее, изменить которую могут лишь новые фундаментальные тренды в мировой геополитике.

Несмотря на то что согласованные в 2005 году «общие пространства» РФ — ЕС не стали реальностью, Россия приняла многие технические стандарты ЕС, остается частью глобальной экономики, мирового информационного и гуманитарного пространств.

Не войдя в лигу мирового Запада, РФ оказалась частью не-Запада — части мира, которую во второй половине ХХ века называли «развивающимися странами», «третьим миром», «мировым Югом». К этой компании Россия в прошлом относилась часто свысока, но ее ведущие члены за последние десятилетия достигли поразительных успехов, во многом опередив ее. Одна из актуальнейших задач российской внешней политики — установление контактов и развитие связей с незападной частью мирового сообщества.

Мир вступил и в полосу эпохальных перемен.

«…сейчас происходит переворот не только в международных отношениях, но и в умах публики и лидеров по поводу мира вокруг нас».

Генри Альфред Киссинджер

 

3.4. Американо-Российский конфликт

Базисом улучшения и развития отношений между РФ и США являются системы договоренностей. Определяющее влияние на общемировые общественно-политические тренды оказывают геополитические конфигурации.

В настоящее время формула конфронтации СССР и США усложнилась и имеет одно известное составляющее и два неизвестных.

«Россия — враг… Главное — внешняя политика России открыто враждебна политике США, даже там, где это не обещает России никаких выгод. Настало время, когда мы должны начать считать Россию Владимира Путина врагом Соединенных Штатов».

The Wall Street Journal, ежедневная деловая газета США

Родившаяся после распада СССР идея российско-американского союза по инерции сохраняет свою привлекательность для части представителей российской элиты. Аргументация «за» здесь такова: формальная правовая база взаимодействия РФ и США (договоры о контроле над вооружениями, декларации о партнерстве) не соответствует новому характеру двусторонних отношений. Соединенные Штаты имеют договоры и соглашения в области взаимного обеспечения обороны и безопасности более чем с 80 государствами, исключая Россию. Формально такое положение не позволяет российской стороне перестать считать США потенциальным противником. Подписание договора, наоборот, является стимулом для позитивных изменений в российских военных доктрине, планировании и строительстве. Союз с ведущим государством мира сделает РФ более влиятельной силой и поднимет ее престиж. Здесь есть надежда на то, что этот союз будет восприниматься как объединение «почти равных». Сторонники договора отмечают, что предлагаемое ими соглашение не должно быть военным пактом — в противном случае этот документ будет восприниматься в Китае как направленный против него.

Аргументы российских сторонников договора о взаимной безопасности отсылают к традициям, в том числе к памяти о союзничестве времен Второй мировой войны. Упор делается на преимущественно силовое взаимодействие России и США. Проявляется стремление превратить холодную войну в ее противоположность — новое союзничество, хотя бы формально, на равноправной основе. Таким образом, могут быть реализованы сравнительные преимущества России перед другими союзниками США: наличие сравнимого с американским ядерного арсенала; геостратегическое положение в центре Евразии с выходом к Европе, Азии и Большому Ближнему Востоку; предполагаемая готовность нести жертвы во имя общего дела и т. п. Некоторые российские сторонники союза стремятся гарантировать территориальную целостность страны на Дальнем Востоке при помощи США. Их предложение сводится к тому, чтобы США предоставили РФ статус крупного союзника за пределами НАТО (major non-NATO ally. — Ю.С.) подобно Японии, Австралии, Южной Корее и другим.

Постоянные союзы в мирное время — это признак холодной войны. Чертами современной эры стратегий являются подвижность и ситуативный характер коалиций. Даже если бы формальное союзничество РФ с США было возможно, оно, скорее всего, ее не удовлетворило бы. В 2002 году Соединенные Штаты предоставили соответствующий статус Пакистану, но это не сказалось решающим образом на его международном статусе или даже на его восприятии внутри них самих.

Формальный союз с США практически не создает новых возможностей для России, но предвещает ей проблемы. Прежде всего в отношениях с КНР, рассматривающей сближение РФ с США как часть американской стратегии окружения себя.

Неопределенность идеи российско-американского стратегического партнерства формально ни к чему не обязывает. На встрече с Ельциным в 1992 году Джордж Буш — старший, а с 1993 года Билл Клинтон говорили о партнерстве: первый — в международных делах, второй — в трансформации России. В 1994 году Збигнев Бжезинский писал о «преждевременном» партнерстве.

Новое оживление тематики партнерства было связано с формированием после 11 сентября 2001 года антитеррористической коалиции. В это время появились: ощущение общей угрозы нового типа, образ общего врага, основа для практического сотрудничества — в Афганистане и не только. Участию РФ в возглавляемой США неформальной коалиции создало «подушку безопасности», своего рода амортизатор на случай столкновений конкретных интересов. В борьбе с международным терроризмом Россия и Соединенные Штаты едины, а их разногласия, даже самые острые, например, по Ираку, являются частностями.

Однако попытки расширить сферу российско-американского взаимодействия посредством стратегического диалога на высоком уровне оканчиваются ничем.

Характер российско-американских отношений во многом определяется, проводимой США, внешнеполитической стратегией. Когда Вашингтон лидерствует в решении глобальных проблем, Россия может стать важным и ценным партнером Соединенных Штатов Америки. Если они действуют преимущественно в одностороннем порядке, то будут способствовать воссозданию системы отношений в мире, основанной на балансе сил. В результате окажется упущенным шанс использовать исторически уникальную ситуацию, в которой ни одна из великих держав не рассматривает другую в качестве вероятного противника. В таком случае России придется опираться на Европейский союз и Китай, но такая «растяжка» на длительное время может оказаться болезненной.

Понятность намерений Запада в отношении России, Китая и Ирана создает небывалую определенность в мировой политике.

Исторически наименее распространенным способом разрешения конфликтов и установления мира является соглашение с участием всех заинтересованных сторон.

Результатом многовековой борьбы стало установившееся полтысячелетия назад политическое и военное доминирование Европы, а затем и Америки в мировых делах. Распространение Вестфальской системы как универсального образа международного общения не осуществлялось включением новых стран и народов, принятием ими общих правил. Оно происходило завоеванием сильными и успешными не готовых отстоять свою независимость и воспользоваться суверенитетом. Исключения единичны — Россия и Япония, вступившие затем на путь экспансии. В результате Первой и Второй мировых войн Европа в XX веке утратила свое глобальное значение.

В середине того же столетия возникло уникальное сообщество ценностей и интересов, являющееся физическим содержанием понятия «Запад». Отношения между участниками этого неформального объединения строятся на отличных от лежащих в основе международной системы принципах, а базируются они на страхе неограниченного насилия и более совершенны, чем вне его. Международное же общество продолжало жить по традиционным анархическим и эгоистическим правилам.

После завершения первой холодной войны была предпринята попытка распространить понятие «международное сообщество» на всю совокупность государств. Установившийся в тот период либеральный мировой порядок опирался на гипотезу о существовании целостного международного сообщества, выразитель интересов и ценностей которого — сплоченная группа западных государств во главе с США. Выступая от имени всего человечества, Запад, благородно для себя, отказывался от многовековой традиции наслаждаться плодами своей победы, любезно предлагал остальным присоединиться к победителям на тех условиях, которые они могли предложить, обеспечивая приоритетность своих интересов. Обусловленный объективными факторами отказ России сделать это был воспринят с разочарованием подавляющим большинством в американском истеблишменте.

В широком диапазоне мнений идеи о простом вхождении в Запад на основе фактически младшего партнерства, что обеспечивало бы учет российских интересов, и восприятия ценностей возникали и концепции партнерства на равных, в частности, в формате союза России и Европы. Запад — это основанные на ценностях и интересах сообщество и режим, гарантом существования которых остается наличие гегемона. Его роль всегда исполняли обладавшие многократно большими, нежели другие участники, ресурсами США. Исключительная адаптивность европейцев к зигзагам американской политики действует в пользу неизменности объективных причин такого порядка вещей. Сторонники доктрины присоединения к Западу делают упор на том, что Россия готова была принять его ценности и даже разделить с ним общие интересы. Но участие в режиме изначально было невозможным. Несколько предложенных вариантов этого, как, например, в 1998–1999 годах в связи с событиями вокруг Югославии, Москва успешно провалила.

Включенными в международное сообщество Запада оказались даже отдельные социальные модели, исповедующие иные, нежели он, ценности. Это — Япония, Южная Корея, Сингапур… Их союзничество с США связано не с уникальной природой отношений между ними, а с военно-стратегическими соображениями локального характера, зависимостью от Вашингтона как защитника и гегемона.

Эти внутренняя и внешняя войны определили поведение и стратегическую культуру стран Запада. В такой же степени стратегическую культуру России во времена раннего Московского государства диктовала Степь, а привычки Китая и Индии формировала большая удаленность от других центров силы. Соседство со Степью сделало неизбежным элементом стратегии России экспансию и собирание земель. Географическая удаленность китайской и индийской цивилизаций воспрепятствовала выработке ими навыков действовать в союзах: далеко расположенный партнер не имел физической возможности прийти на помощь. В настоящее время все три важнейшие стратегические культуры не-Запада сталкиваются с обстоятельствами, вынуждающими их адаптироваться к новым геополитическим реалиям современного глобального мира.

Территориальная экспансия РФ ограничена ее демографией и международной политикой в Евразии. В результате поражения СССР в холодной войне и ограниченных возможностей России вдоль ее границ возникли новые суверенные государства и разнообразные интересы крупных внешних игроков. Не полагаясь на свою силу, РФ строит международные институты, выступает с многосторонними инициативами, в частности создания «Большой Евразии» в результате осуществления стратегического плана формирования на евразийском пространстве международного сообщества, плотность которого будет выше, а отношения между участниками — теснее, чем с третьими сторонами.

Индия и Китай постепенно становятся не объектом политики России и Запада, а самостоятельными источниками экспансии регионального и глобального значения. Она должна принимать современные формы многостороннего сотрудничества, иначе неизбежно приведет к жесткому противодействию со стороны их малых, средних и даже великих соседей. Индия и Япония приветствуют продвигаемые США концепции уравновешивания КНР.

В начале XVIII века возможность такой экспансии на Востоке была заблокирована Россией. Продвигаясь в западном направлении, Московское царство, Российская империя и СССР успешно присоединили к себе части Европы. На остальных географических векторах Запад не встречал ограничений и оставался постоянным источником экспансии. В 1648–1789 и 1789–1914 годах могущество Запада распространялось по миру и к своему закату заняло всю обитаемую сушу за исключением России и Японии.

В первой и второй Тридцатилетних войнах источником конфликта были силы, обойденные в сложившейся системе прав и привилегий.

«То, что получило всеобщее определение как “возвращение силовой политики”, было на самом деле концом силовой монополии, которой располагали до этого державы статус-кво».

Эдуард Халлетт «Тэд» Карр, британский историк, политолог, политический философ, дипломат, журналист и исследователь международных отношений, противник эмпиризма в историографии (1939 г.)

В первой четверти XXI века силовая монополия нарушена в традиционном и военном измерениях. Операция РФ в Сирии впервые после 1991 года ограничила Соединенные Штаты Америки в праве произвольно использовать смену политического режима как наиболее простой способ решения внешнеполитических проблем за пределами Запада. Реализация китайской стратегия «Пояса и пути» может привести к концу монополии Запада в области экономической и «мягкой» силы. В последние годы экономическое могущество КНР и готовность этой страны его распространять привели к тому, что у малых и средних стран за пределами китайской периферии появилась альтернатива международным экономическим институтам, контролируемым США и их союзниками.

Инициатива конфронтации по-прежнему парадоксально принадлежит тем, кто должен держаться за существующий порядок вещей.

«Именно гегемоны — как недавно коронованные, так и перспективные (данный тип государства, насколько мне известно, вообще не обсуждался в литературе) — больше всего годятся на роль ревизионистских государств и наиболее к этому мотивированы».

Рэндалл Швеллер, профессор политологии и директор программы исследования реалистичной внешней политики в Университете штата Огайо (в статье 2015 г.)

В настоящее время к силовой политике наиболее активно обращаются государства — победители в холодной войне — США и их европейские союзники. Количество осуществленных ими за 27 лет вооруженных интервенций несопоставимо с аналогичными деяниями всех остальных стран мира.

Успех в первой холодной войне и вызванное этим ощущение себя вправе перестраивать мир согласно собственным представлениям, интересам и ценностям предопределили изначально обращенный к основам международного порядка ревизионистский напор этих государств. По этой причине в 1990-е и в первой половине 2000-х годов было много разговоров о конце Вестфаля, появлении новой системы координат, в том числе неактуальности классического суверенитета. Больше всего о снижении значения суверенитета говорят те, кто его способен защитить. Сейчас во главе движения вновь встали главные ревизионисты мировой истории — США, провозгласившие устами Трампа стратегию извлечения односторонних выгод. Произошло возвращение к классической для мировой истории борьбе не за ценности, а за ресурсы и доминирование.

Россия никогда не призывала к пересмотру формальной стороны мирового устройства. До 2014 года на официальном и экспертном уровне она подчеркивала необходимость соблюдения международного права, считая Совет Безопасности ООН единственным легитимным органом международного сообщества. Аналогично действовал Китай. Хотя он создавал параллельные контролируемым США международные финансовые институты, он не ставил под сомнение институты политические. Существовавший до последнего времени либеральный мировой порядок экономически Китай полностью устраивал, позволяя ему забирать у Соединенных Штатов ресурсы и рабочие места, копить силы и позиционировать себя альтернативным Западу источником развития для средних и малых государств.

Борьба России с Западом исходит из презумпции необходимости установить некие правила игры. Формально новые, но фактически это означает соблюдение Западом требований, существующих со времен Вестфальского мира 1648 года: не вмешиваться во внутренние дела, уважать суверенное равенство, не стремиться к силовому доминированию над другими. В условиях разворачивающейся второй холодной войны это ставит Москву в более уязвимую позицию. Происходит это потому, что в рамках привычных представлений о целеполагании во внешней политике целью борьбы является максимизация выигрышей, то есть победа, а не соглашение или сделка, фиксирующие результаты противостояний, но не определяющие их цели и задачи. Подозреваемая частью мирового сообщества в ревизионизме Россия стремится к договоренностям. Однако такой ее подход может быть воспринят как позиция относительной слабости.

В середине XIX века, как и сегодня, противники России, действовали в составе коалиции. Но в прошлом основой отношений была монархическая легитимность, исполнявшая функцию подобную современному Уставу ООН, — ограничивать произвол более сильных государств. В настоящее время РФ и КНР и призывают возвратить такую взаимную легитимность.

После 1991 года Соединенные Штаты и их союзники системно и последовательно нарушали базовые принципы международного общения и международного права.

«“Сильные делают то, что хотят, а слабые — то, что им позволяют сильные”, а тем, кто слабее, “лучше подчиниться, чем терпеть величайшие бедствия”».

Фукидид, крупнейший древнегреческий (живший ок. 460 — ок. 400 до н. э.) историк, основатель исторической науки, (исходя из тезиса афинских послов в «Истории Пелопоннесской войны» его авторства)

Это не сработало в случае с Северной Кореей, но получилось с формально более весомым Ираком. Достаточно крупное европейское государство Югославия было демонстративно демонтировано при активной помощи стран ЕС, без промедления признававших откалывающиеся республики бывшей федерации. В европейской истории данный случай уникален — крупнейшие державы Европы пошли на осознанное уничтожение суверенного государства.

В 2003–2011 годах страны Запада осуществили прямые вооруженные интервенции в Афганистане, Ираке и Ливии. В последних двух случаях произошло физическое уничтожение глав государств. Подобный сценарий готовился и для Сирии, но столкнулся в ней с неожиданным препятствием в виде режима Башара Асада, который поддержали Иран и, что сыграло решающую роль, РФ. В конце 2017 года противником США официально объявлен ведущий себя мирно по сравнению с относительно «задиристой» Россией Китай. Россию периодически пытаются изолировать, а против КНР последовательно разворачивается торговая война.

«Восходящие державы» Китай и Россия усомнились в праве США и их союзников узурпировать вопросы международной безопасности, скромно ответили там, где агрессивность превысила все возможные пределы. Но инициаторами системной борьбы стали державы Запада после исчезновения в 1991 году единственного сдерживающего фактора — могущественного СССР. Западу присущи: имманентный ревизионизм, склонность к риску, решимость вносить изменения в существующий порядок, постоянное желание борьбы, отсутствие самоуспокоенности. Проявление этих качеств естественно и безальтернативно. Оно не прекращается до исчезновения геополитического противника как автономной единицы. Как правило, это происходит его включением в состав мира Запада. Наиболее яркий пример этого — Япония после своего поражения во Второй мировой войне и американской оккупации.

Вторая мировая война стала продолжением Первой, мотивированным необходимостью коррекции возникших по ее итогам системных перекосов — недобитой Германии и несправедливо обойденной трофеями Японии. В случае стратегического поражения России, подняться ей, скорее всего, не будут давать возможности. Самым радикальным вариантом может оказаться даже физический раздел страны. Но внутренний и внешний контексты стали полностью другими. Это не произошло в межвоенный период 1919–1939 годов, когда основные участники международной политики не менялись.

Текущие события в отношениях Россия — Запад тактически и стилистически ближе к отношениям Запада и Советской России в 1920–1930-е годы. Стратегически же сейчас все иначе. Новый этап внешней войны Запада не содержит ярко выраженной, отрицающей основы европейских ценностей, идеологической составляющей. В мире развивается ценностный плюрализм, изменились контексты. Адресатом политики Запада является не локальная третьесортная диктатура, а одна из ядерных сверхдержав — индустриально развитая РФ, за которой стоит КНР.

Внутренний контекст, в рамках которого разворачивалось противостояние, во второй половине ХХ века качественно отличался. Привлекательную модель экономического развития бедным странам мира мог предложить Запад. Помощь, которую СССР оказывал своим сателлитам, была значительной и способствовала их индустриализации. Однако продвигаемая Москвой экономическая модель не могла обеспечить устойчивого развития. Этим успешно воспользовался Китай, решивший параллельно задачу подстраховаться от угрозы с севера. Во второй половине 1970-х годов, после бедствий, вызванных войной, «большим скачком» и культурной революцией, власти КНР приняли решение вести политику экономической открытости.

Россия не бедная страна, а ресурс экономической «вестернизации» стратегически важных государств Азии в значительной степени исчерпан. На Западе закончился уникальный для истории капитализма период, в который неизбежное неравенство распределения доходов компенсировалось колоссальным экономическим ростом 1940– 1970-х годов. Сейчас эти потенциал и запасы преимущественно исчерпаны, в результате чего наблюдается рост популизма и неуверенность населения в своем завтрашнем дне. Попытки тонизировать общество фактором конфликта Россией слабо подкрепляются материально.

Век Европы завершился в 1914 году, век США заканчивается, век Китая будут сдерживать все страны мира, а 21-е столетие станет веком Азии. В это время системообразующие конфликты будут происходить в самой населенной части земного шара. Новая мировая политическая география имеет определенное физическое измерение — это выход КНР и Индии в число держав мирового порядка и заявление ими своих глобальных амбиций.

Лишь более чем через полтора столетия включение Китая в Вестфальскую систему привело к началу фундаментальных изменений принципов и условий ее развития. После образования в 1947 году Индийского Союза это государство было включено в Вестфальскую систему. Но фактором, влияющим на положение дел и расстановку сил в мире, это стало только в настоящее время. Китай и Индия — важнейшие участки «Римленда», контроль над которым позволяет океаническим державам сдерживать континентальную Россию. Теперь эти две страны становятся источниками глобальной и региональной экспансии. Генри Киссинджер говорил, что возвышение Китая и Индии намного важнее для мировой политики, чем распад СССР. Возможно, что именно оно предопределило неизбежность атак на Россию и Китай. Его сдерживают, на нее наступают в расчете победить и включить в режим «международного сообщества».

Запад имеет опыт одновременной успешной борьбы с двумя противниками — нацистской Германией и императорской Японией. Но тогда на его стороне выступал гигантский по своим природным, географическим и мобилизационным ресурсам СССР. В настоящее время предпринимаются попытки сделать аналогичным союзником Индию. Вероятность успеха зависит от того, насколько постоянное союзничество может вписаться в индийскую стратегическую культуру. А резкие действия Соединенных Штатов, угрожающие военно-техническому сотрудничеству Индии и России, вызвали раздражение Дели. Он не может позволить даже США диктовать себе, с кем иметь деловые отношения, а с кем — нет. У Соединенных Штатов меньше возможностей надавить на Индию, чем на Россию, не говоря уже о Китае, тесно связанном с Вашингтоном экономически, или о европейцах, полностью зависимых от заокеанского союзника. В 2017 году товарооборот Индии и США составил 76 млрд долларов, что почти в 10 раз меньше американского товарооборота с КНР. А главное — Индия не нуждается в Соединенных Штатах для обеспечения своей национальной безопасности. Вашингтону же хорошие отношения с Дели желательны в контексте большой антикитайской игры.

Условия, в которых сейчас разворачивается конфликт, не предопределяют его исход в пользу одного из вовлеченных противников. Именно это двигает вызывающей возмущение на Западе решимостью России. Отношения РФ с США и их союзниками вряд имеют неопределенные шансы на улучшение в обозримой перспективе. Намерения Запада в отношении РФ, КНР и Ирана предельно ясны.

России следует стремиться к выработке стратегических привычек, которые помогут извлечь выгоду из изменений внутреннего и внешнего контекста. Реализация идеи об установлении статус-кво и новых правил игры представляется неосуществимой исходя из того, что прекратить борьбу на внешнем фронте Запад может, только инкорпорировав противника внутрь себя, как это произошло с Германией в 1945 году и предлагали сделать наиболее мудрые западные политики и ученые в отношении России после 1991 года. Аналогичная стратегия, но другими средствами проводилась в отношении Китая после начала в нем рыночных реформ. Американские и китайские стратеги, по сути, вели соревнование. Китай мирно наращивал мощь до того времени, когда для победы уже не требовалась война, США поддерживали развитие рынка до объема, ведущего к неизбежности политической либерализации. Когда произошел перелом, в Пекине поняли, что держаться в тени более невозможно, а в Вашингтоне — что развитый Китай не будет комфортным партнером по причинам стратегического характера. Благодаря либеральным иллюзиям 1990-х годов КНР имела два с половиной десятилетия форы.

По важнейшим вопросам геополитики Запад выступает как коллектив с достаточно высокой степенью солидарности и дисциплины. «Философия Хельсинки» стала основой поражения СССР в первой холодной войне, а судьба ОБСЕ после ее завершения продемонстрировала ограниченность институциональных решений. Вариант соглашения на основе, не типичной для стратегической культуры Запада, «всеобщей неполной удовлетворенности» гипотетически достижим только в условиях осознания США невозможности своей победы. РФ не имеет достаточно собственных материальных ресурсов, чтобы создать такие условия, но история работает на нее.

Современный глобальный контекст требует внимательно наблюдать за тем, как действия США и их союзников влияют на стратегические планы тех, кто остается основными получателями выгод от противостояния Запада с Россией, — Китая и Индии. Пока их устраивает текущая геополитическая ситуация, но системные сдвиги, к которым может привести тотальность антироссийской кампании Запада, вероятно, скажутся на процессах в экономике, позволяющей Пекину и Дели с оптимизмом смотреть в будущее. Обе эти державы достаточно индифферентны в отношении конфликта Россия — Запад. Однако вероятность изменения существующей инфраструктуры глобального мира может обесценить для них многие элементы их отношений с Западом.

Европа переживает сейчас третью за 100 лет геостратегическую катастрофу. Втянувшись в 2014 году в конфликт с Россией, западноевропейцы поставили себя в зависимость от США и их союзников в Восточной Европе, сократив себе поле для маневра. Результатом может оказаться утрата стратегической субъектности и автономии. Германия и Франция будут пытаться лавировать хотя бы тактически.

Важнейшие тенденции развития глобальной международной системы оправдывают ставку на широкую консолидацию евразийского пространства. Целостная Евразия представляет для Запада такую же угрозу, какой для Франции исторически была объединенная Центральная Европа. Когда во второй половине XIX века немецкое единство стало реальностью, все претензии Парижа на гегемонию в Европе оказались бессмысленными. Россия объединяла Евразию коммунистической идеологией. Главным препятствием на этом пути оказалась образованная в 1949 году, после многих десятилетий унижений, КНР. Современная Евразия может добиться своей относительной целостности рациональным многосторонним сотрудничеством основных держав, в центре которого будет китайско-российское взаимопонимание в сфере стратегических интересов.

Современный конфликт Запада с Россией можно рассматривать как первый эпизод гораздо более масштабных процессов его адаптации к новому внутреннему и внешнему контексту. РФ стремится стать универсальным инструментом и балансиром в международной системе. Чтобы очередное изменение контекста и ставка исключительно на тактическую игру не лишили страну значения, требуется постоянное наращивание ее внутренней устойчивости.

Впервые с начала XVII века Россия располагает условиями для внутренней консолидации на основе приобретаемого самосознания самостоятельной единицы, не мечущейся между различными географическими направлениями.

«Мощь Советского Союза, которую мы сейчас можем наблюдать, во многом обязана тем решениям, которые были приняты в тот самый [сталинский] период советской истории. Перечислим их: гигантские ассигнования, которые выделялись на исследования и разработки атомного и водородного оружия, на постройку ракет и ракетные программы, на развитие реактивного самолетостроения; прибавим сюда то повышенное внимание, которое уделялось нараставшей колониальной борьбе и ее влиянию на советские интересы, а также решительный поворот в сторону “стратегии мирного сосуществования”».

Джордж Фрост Кеннан, американский дипломат, политолог, историк, один из разработчиков доктрины Трумэна, директор группы планирования Госдепартамента США, основатель Института Кеннана, «архитектор холодной войны», идейный отец «политики сдерживания»

 

3.5. Куда мчится Россия

Геополитический статус государства мира отражает реальные степени его безопасности и независимости, дееспособности и вовлеченности в международные процессы, прочности внутренних устоев, поддержки политическими и общественными силами его внешнеполитического курса, способности успешно развиваться в соответствии с требованиями современности и сотрудничать с международным сообществом.

«…гораздо более глубокую, чем когда-либо в прошлом, связь внутренних процессов, происходящих в тех или иных странах, с процессами общемировыми, с развитием мировой экономики и политики, возросшую взаимозависимость и взаимообусловленность различных сторон развития человечества».

Николай Николаевич Иноземцев, советский экономист, историк, политолог, член-корреспондент АН СССР Отделения экономики (мировая экономика и международные отношения), академик, основоположник отечественной теории международных отношений (изменения в мире ХХ века)

Двухполюсность международных отношений сменил их полицентризм. В мироустройстве стали доминировать взаимозависимость и глобализм.

При Президенте РФ Борисе Ельцине и главе МИД Андрее Козыреве в приоритете были не столько определение ее глобального статуса, сколько ее интеграция в сообщество развитых стран Запада. Выявившаяся с обеих сторон неосуществимость ускоренной конвергенции заставила руководство России исходить из реальности, требовавшей идентификации этого государства суверенным субъектом международных отношений — не противовесом Западу, но и не внутри его структур.

Став министром иностранных дел РФ, Евгений Примаков заявил: «Россия была, есть и будет великой державой». С тех пор это стало геополитическим целеполаганием России, концептуальной составляющей ее внешней политики, одобренными правящими и основными оппозиционными партиями, преобладающими общественными умонастроениями.

Эпохальные перемены выставили строгие критерии к претендентам на высокие места в геополитической «Табели о рангах». Расширился спектр показателей международной значимости государств по параметрам дееспособности, устойчивости, последовательности, предсказуемости. Геополитический статус стал отражать как традиционные национальные, так и повышающиеся международные потенциалы государств. Усилилась зависимость репутации той или иной страны в мире от состояния и направленности ее внутреннего развития и способности к активному участию в решении глобальных проблем.

Современная великая держава несет огромную ответственность перед своим народом и мировым сообществом, вносит свой весомый и общепризнанный вклад во взаимодействие с ними. Кроме обладания достаточными ресурсами, необходимо ясно видеть и правильно оценивать собственные и мировые реалии и перспективы их дальнейшего развития.

«Формируется качественно новый миропорядок, в котором нужно стремиться иметь максимально четкие ориентиры… Для понимания перспектив нашей страны в меняющемся мире особенно важно понимать, в каком мире ей предстоит действовать и развиваться, видеть, на что она в силах повлиять, а в чем необходимо избавиться от опасных иллюзий и исторических комплексов».

Александр Александрович Дынкин, российский экономист, академик РАН, президент Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) имени Е.М. Примакова РАН, академик-секретарь Отделения глобальных проблем и международных отношений РАН, председатель научного совета, член попечительского совета Российского совета по международным делам

Современность требует большой гибкости в постановке ориентированных на перспективу геополитических задач и расширения возможностей их решения высокоэффективными, дифференцированными средствами.

Одной из главных характеристик современного геополитического положения мира является неконфронтационная трансформация фактора военной силы.

Полицентричная структура мира международных отношений предполагает подвижность и переменчивость геополитической конфигурации. Одни сферы влияния в глобальной политике могут расширяться, другие — сокращаться или подпадать под контроль более сильных и устойчивых. Неизбежны возвышения и понижения геополитических статусов тех или иных государств.

Технологии геополитики меняются. Прямое силовое действие уступает свое место более изощренным, многоплановым невоенным моделям геополитического поведения. Акцент и центр тяжести перемещаются с «жесткой силы» (англ. hard power. — Ю.С.) на «мягкую силу», т. е. с военной доминанты на преимущественное использование политических, экономических, энергетических, финансовых, технологических, научных, информационных, культурных, гуманитарных и других ненасильственных и эффективных средств реализации геополитического влияния.

Востребованными становятся: искусство асимметричного реагирования, уравновешивания дисбаланса сил по одним геополитическим параметрам с максимальным использованием преимуществ по другим; долгосрочные сбалансированные стратегии участия в переустройстве мира. Это требует четкого видения перспектив долгосрочного концептуального развития структур международных отношений, путей дальнейшего формировании глобального геополитического пространства.

В российском руководстве, политических партиях, академических кругах представлены самые разные, иногда взаимоисключающие предположения и предсказания относительно современного мира и места в нем РФ, перехода от биполярности к мультиполярности международных отношений. Одни верят в то, что «единственная сверхдержава» — США способны построить однополюсный мир под своим верховенством. Другие ностальгируют по исчезнувшей советской сверхдержаве и уповают на ее возрождение в новом формате. Третьи исповедуют идеологию «одиночества» в окружении недружественных стран мира.

Современные международные отношения строятся вокруг стратегических тенденций полицентричного и глобализирующегося переустройства. Эта фундаментальная трансформация формирует ныне архитектуру мирового сообщества, статусность и сферы геополитической деятельности различных государств. В этих процессах присутствуют пароксизмы идеологической борьбы, особенности политического менталитета и общественного сознания, враждебности противостояния, взаимные фобии, подозрительность, недоверие.

Образы будущего многолики, многовариантны и могут быть вписаны в концептуальную и поведенческую парадигмы современной России.

Геополитическое положение РФ в полицентричном мире — это мощный резерв ее внешней и внутренней политики. При рациональном, творческом и своевременном подходе к нему его можно эффективно использовать для укрепления потенциала этого государства, проецирующего свое креативное воздействие на международные отношения в российских и всеобщих интересах.

Геополитические категории как субъекты реальности не должны определяться идеологиями и поддаваться манипуляциям под влиянием тех или иных предубеждений и пристрастий. Геополитике следует быть инструментом сотрудничества, а не соперничества.

Обновляющаяся геополитическая конфигурация мира заставляет его государства думать и действовать с позиций подлинных национальных и общечеловеческих интересов. Выработка рациональных подходов к современным международным реалиям помогает России утвердиться в заслуженном ее историей, географией, цивилизационным, политическим и культурным наследием статусе великой державы, вносящей свой достойный вклад в мировое развитие.

«Советское руководство, говорят нам, фанатично привержено идее скорейшего осуществления мировой революции. Так ли это? Отчасти, но во всяком случае это утверждение вводит в заблуждение. Оно не учитывает различия между тем, что советские коммунисты полагают желаемым в идеале, и тем, что они считают необходимым и возможным попытаться достигнуть в настоящий момент».

Джордж Фрост Кеннан, (призывая не отождествлять реальную геополитическую значимость советской внешней политики с ее идеологической окраской)

«Мир, свобода и безопасность для девяноста процентов населения земного шара находятся под угрозой со стороны остальных десяти процентов, которые угрожают разрушением всех международных законов и установлений».

«Американцы не позволят запугать себя угрозами и подчиниться воле диктаторов. Никакая комбинация диктатур Европы и Азии не остановит нас на пути, который мы выбрали для себя и для демократии».

Франклин Делано Рузвельт, 32-й президент США, (октябрь 1937 г.)

«…трудно примирить принцип разделения властей с внешней политикой, вдохновляемой пламенной идеологией и определяемой готовностью скоропалительно и в одностороннем порядке вмешиваться в дела других государств, равно как и с исполнительной властью, которая видит повсюду в мире интересы и угрозы, требующие от Америки незамедлительных и часто тайных обязательств и действий».

Артур Мейер Шлезингер, (осуждая трансформацию государственной политики США)

Позиционирующие себя гарантом и защитником демократии Соединенные Штаты Америки не во всем соответствуют требованиям конструктивного международного сотрудничества.

«Не сознавая огромных размеров своей собственной силы, мы не можем понять, какое колоссальное и губительное влияние мы оказываем на весь мир… Сам факт существования такой великой державы тревожит другие нации… Мы не можем удержаться от того, чтобы не напоминать другим странам об их собственной слабости».

Джеймс Уильям Фулбрайт, председатель комитета Сената США по международным отношениям в 1959–1974 годах, инициатор создания Программы Фулбрайта (о «высокомерии силы», мешающем американскому руководству видеть на международной арене равных себе партнеров)

«Столкновение политических курсов и целей, сил и характеров было предопределено внутренней природой каждого из двух полюсов еще только формировавшегося биполярного мира, когда силовой, военно-экономический разрыв между этими полюсами и другими, ближайшими к ним государствами оказался непропорционально велик. <…> На ближайшие послевоенные десятилетия у Соединенных Штатов не просматривался иной достаточно мощный соперник в мире, кроме СССР. Положение усугублялось еще и тем, что если США были — и остаются — проверенной демократией, то СССР того периода был диктатурой. Оба государства исповедовали отчетливо выраженный мессианизм, опирающийся на твердое убеждение, что именно их модель в конечном счете победит во всем мире. Разница заключалась в том, что за американским мессианизмом стояла природная склонность всякого капитализма к экономической экспансии в силу действия законов рынка, тогда как советский мессианизм питался идеологическими соображениями и опирался преимущественно на военную силу».

Александр Николаевич Яковлев, советский и российский политический деятель, один из главных идеологов и «архитекторов» перестройки, член Политбюро ЦК КПСС в 1987–1990 гг., публицист, академик РАН

Геополитическое понятие «сверхдержава» появилось в конкретном историческом контексте. Этот статус высшего международного ранга отражает его парность. Он применим к двум, а не к одной или нескольким сильнейшим державам, при этом к паре, взаимоскованной своим соперничеством и способной проецировать его на структурообразование всей системы международных отношений.

«Сверхдержавность» сохраняется лишь на период, в течение которого решается, какая из противостоящих сторон возьмет верх. По определению Евгения Примакова «супердержава» — это категория холодной войны. В ходе силового противостояния сверхдержав и подчиненных каждой из них много- и двусторонних военно-политических союзов реализовывалось двухполюсное размежевание геополитического пространства. Тогда впервые в истории возникла глобальная блоковая структура, которая при отсутствии прямых военных действий между главными конфликтующими сторонами была средством наращивания их мощи, позволяла достигать имперские цели расширения собственного господства в мире.

У сверхдержав были неодинаковые возможности выстраивать и использовать для глобальной экспансии свои блоковые структуры. В итоге Второй мировой войны Советский Союз существенно расширил пространство своего геополитического контроля, распространив его на Восточную и Центральную Европу и Северо-Восточную Азию. Таким образом Союз ССР укрепил свое положение в центре континента Евразия. Защищенные двумя океанами США обосновались в то же время в Западной Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке, в Тихоокеанском бассейне, утвердили там свое почти повсеместное военно-морское присутствие. Соединенные Штаты гигантски расширили пространство своего влияния, превратились в величину глобального геополитического масштаба, окружили СССР зонами, создающими угрозу безопасности сердцевине базового пространства соперника.

Асимметрия возможностей Советского Союза и Соединенных Штатов существовала не столько в географическом, сколько в военно-экономическом измерении. США вложили колоссальные средства в развертывание своего военного присутствия в мире. Кроме НАТО как центрального звена блоковой системы в Западной Европе, была создана обширная сеть американских военных баз и опорных пунктов в самых разных местах земного шара. При всей «американоцентричности» западных военных союзов доля вклада других входящих в них стран была значительно больше, чем в блоке ОВД, в котором затраты почти целиком нес СССР. Противостоявшие друг другу блоки различались также своими степенями внутренней сплоченности и надежности.

Особое место в послевоенной блоковой структуре было у советско-китайских отношений. С провозглашением КНР СССР заключил с ней 14 февраля 1950 года Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи. Сближение двух этих крупных держав с однотипным государственным устройством создавало мощный противовес США в регионе и мире. Эффект союза СССР — КНР укрепил советский геополитический статус. Однако Иосиф Сталин не смог навязать главе Китая Мао Цзэдуну столь же высокий уровень зависимости от Советского Союза, какой он установил с Восточной Европой. Китайский союзник очень большой и самостоятельный. Несмотря на сходство идеологий и социального устройства, два гиганта Евразийского континента не смогли равноправно ужиться в одном лагере, спор о верховенстве в нем привел к расхождениям и вражде. Вместо возможного «дуумвирата» Советский Союз — Китай в геополитическом пространстве возник внутренне противоречивый «треугольник» советско-американо-китайских отношений. Из двусторонних имперские импульсы перерастали в трехсторонние.

Углубление противоречивости ядерного века сказалось на внешнеполитическом процессе США, в которых обострилась борьба между воинственной и умеренной тенденциями.

«Когда мы подойдем к той грани, за которой обе стороны будут уверены в том, что в случае возникновения всеобщей войны, независимо от фактора внезапности, уничтожение окажется как взаимным, так и полным, быть может, у нас хватит разума, чтобы встретиться за столом переговоров с пониманием того, что эра вооружений кончилась и род человеческий должен сообразовывать свои действия с этой истиной или погибнуть».

Дуайт Дэвид Эйзенхауэр, 34-й президент США (не одобряя в частном письме от 4 апреля 1956 года жесткую бескомпромиссность курса США в отношении СССР, которую отстаивал американский госсекретарь Аллен Даллес)

Подозрительность Запада к СССР усугублялась несдержанными высказываниями его главы Никиты Хрущева. Назвав двухполюсное соревнование «стержнем мирового развития на современном историческом этапе», он предсказал наступление социализма и отступления капитализма.

«Если мысленно представить себе земной шар, как огромную арену этого соревнования, то мы увидим, что социализм шаг за шагом отвоевывает у старого мира одну позицию за другой.

Мы обязаны вести политику с позиции силы. Мы не говорим это вслух, но это так. Другой политики, другого языка наши противники не понимают».

Никита Сергеевич Хрущев, Первый секретарь ЦК КПСС в 1953–1964 гг., Председатель Совета министров СССР в 1958–1964 гг., Председатель Бюро ЦК КПСС по РСФСР в 1956–1964 гг., Герой Советского Союза, трижды Герой Социалистического Труда (на XXII съезде КПСС)

«Треть человечества строит новую жизнь под знаменем научного коммунизма. Первые отряды рабочего класса, вырвавшиеся из-под гнета капитализма, облегчают победу новым отрядам своих братьев по классу. Мир социализма расширяется, мир капитализма сужается. Социализм неизбежно придет повсюду на смену капитализму».

Программа КПСС, принятая на XXII съезде в 1961 году

Роль военно-промышленного комплекса (ВПК) в государственной структуре СССР была не менее значительной, чем у американского соперника-партнера в условиях демократии.

«Военное и военно-промышленные ведомства были государством в государстве. Здесь все было… окружено глубокой тайной. Сфера этих ведомств была совершенно неприкасаема — Брежнев, видимо, немало был обязан поддержке военных, сам себе больше всего нравился как генерал, “герой войны”. Кроме того, в течение ряда лет он был главным партийным куратором оборонной промышленности и привык генералам и генеральным конструкторам ни в чем не отказывать. Мало того, всячески их ублажал… военная политика, вырабатывавшаяся и осуществлявшаяся под покровом тайны, вне демократического контроля перестала служить инструментом внешней политики, обретала самостоятельность, даже начинала объективно диктовать свою волю политикам и дипломатам».

Георгий Аркадьевич Арбатов

После Кубинского кризиса в политике Советского Союза усилилась милитаристская тенденция.

«Советское руководство не могло забыть унизительной потери своего престижа, когда ему пришлось на глазах у всего мира признать свою слабость и вывозить обратно свои ракеты с Кубы. Наш военный истеблишмент воспользовался этим для того, чтобы добиться новой программы наращивания ракетных вооружений, что дало новый импульс гонке вооружений…»

Анатолий Федорович Добрынин

На этом фоне произошла стремительная активизация военных приготовлений СССР к возможному столкновению с США. В пропагандистских выступлениях зазвучали предсказания победоносного исхода будущих сражений.

«По своей политической, социальной сущности новая мировая война будет решающим столкновением двух противоположных мировых социальных систем. Эта война закономерно закончится победой прогрессивной коммунистической общественно-экономической формации над реакционной капиталистической общественно-экономической формацией, исторически обреченной на гибель. Гарантией такого исхода войны служит реальное соотношение политических, экономических и военных сил двух систем, которое сложилось в пользу социалистического лагеря».

Из официальной публикации «Военная стратегия» Министерства обороны СССР (под редакцией Василия Даниловича Соколовского, маршала Советского Союза, Героя Советского Союза)

Безопасность СССР, США и всего международного сообщества обеспечивалась взаимозависимостью их интересов. Особую ответственность за судьбы мира, общечеловеческую значимость их уникальной и необходимой миссии несут сверхдержавы.

«При всей противоречивости наших отношений очевидно, что мы без США ничего не сделаем в смысле обеспечения мира и США без нас тоже ничего не сделают. Нам никуда не деться от американцев, и американцам никуда не деться от нас».

Михаил Сергеевич Горбачев

К этому времени аналогичных взглядов придерживались также разработчики внешней политики Соединенных Штатов Америки.

«Соединенные Штаты и Советский Союз должны взаимодействовать во всем мире, пережидающем перемены, подчас в неустойчивых ситуациях, которые могут создаваться и не самими двумя великими державами, но которые будут затрагивать их интересы. Нам надо подумать, как мы сможем взаимодействовать конструктивно в отношении таких ситуаций».

Джордж Прат Щульц, политик, экономист, министр финансов США в 1972–1974 гг., государственный секретарь США в 1980–1982 гг., советник по экономическим вопросам президента Рональда Рейгана в 1982–1989 гг. (в обращении к Михаилу Горбачеву от имени администрации президента США Рональда Рейгана)

Советский Союз, испытывая возрастающие трудности внутреннего развития, сделал ставку на международную стабильность во всех ее аспектах как на важнейшее внешнее условие внутренней устойчивости страны.

«Ключевым моментом нового миропорядка становится понятие стабильности. И уже не только военной стабильности, а социальной, экономической, политической, национальной… Сейчас, когда наша страна с точки зрения внутренних проблем оказалась в критическом положении, ослаблена во многих отношениях, особенно важно, что у нее нет внешних врагов. Наоборот, мы пользуемся огромным кредитом международного доверия… Наши партнеры на международной арене исходят из того, что их интересам, интересам мира в целом отвечали бы стабильность в Советском Союзе, включение его в мирохозяйственную систему, в международные финансовые институты и учреждения. Это соответствует нашим собственным жизненно важным интересам».

Из обзора МИД СССР (ноябрь 1989 г. — декабрь 1990 г.)

Нарастание дестабилизирующих процессов в СССР беспокоило внешнеполитические и разведывательные ведомства Запада возможностью нарушения геополитического равновесия в случае перенесения его внутренних беспорядков вовне.

«Положение в Советском Союзе настолько тяжелое, что трудно представить, как можно избежать взрыва…»

Брент Скоукрофт, генерал-лейтенант ВВС США, советник президента США по национальной безопасности Джеральда Форда в 1975–1977 гг. и Джорджа Буша в 1989–1993 гг., рыцарь-командор ордена Британской империи (из доклада о национальной безопасности 7 марта 1991 г.)

Оценивая в июне 1991 года варианты развития внутриполитической обстановки в Советском Союзе посол США Джэк Мэтлок не исключал «возможности гражданской войны».

«Горбачев, могу смело сказать, понимал такую опасность, но действовал крайне нерешительно. Когда 15 января 1991 года я ему сказал об этом, он мне ответил, что хочет избежать в тяжелые времена перехода к другому обществу гражданских столкновений — их могли бы спровоцировать решительные меры по наведению порядка в стране в целом. Но, как мне представляется, в словах Горбачева была только частичная справедливость. Скорее, даже справедливость намерений, а не возможность результатов отказа от такой активности, что, в конце концов, подтвердилось путчем, организованным ГКЧП».

Евгений Максимович Примаков

В углублении системного кризиса в СССР сыграл свою роль военный фактор — перенапряжение сил и средств для поддержания и наращивания советской великодержавной мощи и глобального геополитического соперничества. На протяжении четырех десятилетий холодной войны разработка и производство ядерных и обычных вооружений и военной техники, содержание огромной армии и океанского флота, военное присутствие в Европе и отдаленных регионах мира, обеспечение боеготовности ОВД, поставки оружия и иной помощи ряду союзных и дружественных стран, участие в региональных и локальных конфликтах (Корея, Вьетнам, Ближний Восток, Центральная Америка, Африка, Афганистан) требовали колоссальных затрат материальных и интеллектуальных ресурсов. Все это отнимало большую часть жизненно необходимого потенциала для удовлетворения насущных потребностей Советского Союза.

«…что касается так называемой национальной безопасности России. Ну кто бы на нас стал нападать? На нас, как теперь выяснилось, не собирались нападать и американцы… Мы сами создали этот миф и использовали его, чтобы поддерживать военно-промышленный комплекс, а через это — всю советскую систему, сохраняя и раскрашивая жупел внешнего врага. Мы построили концепцию перманентной «угрозы» и потом сами в нее поверили, включая самих наших руководителей. Если бы мы своевременно отказались от всей этой сталинской мифологии, исходили из того, что нам никто не угрожает… если бы мы перестали повсюду лезть, всех учить, не вмешивались бы в чужие дела, послевоенная история наша была бы совсем другой. Во всяком случае, не зашли бы в такой тупик и не растратили бы впустую столько материальных и духовных ресурсов, не истощили бы страну до предела.

Я считаю, что происходит глубокий исторический сдвиг; Советский Союз вольно или невольно, сознательно или нет совершает крутой поворот; и дело вовсе не в том, что он хочет всего лишь передохнуть перед следующим раундом холодной войны».

Джордж Прат Щульц

«Я много раз говорил президенту, что межконтинентальные баллистические ракеты представляют собой действительную угрозу извне нашей территории впервые за все время с возникновения Соединенных Штатов… Я сказал президенту, что у нас сильная позиция… и мы можем сделать ее одновременно твердой и созидательной. Мы вступаем в решающую фазу, как я считал, его усилий, направленных на достижение глубоких сокращений ядерных сил».

Анатолий Сергеевич Черняев, (в книге «Был ли у России шанс?», 2003 г.)

На советско-американском саммите в Рейкьявике 11, 12 октября 1986 года Михаил Горбачев и Рональд Рейган вплотную подошли к принятию соглашения о ликвидации всех видов ядерного оружия, но этому помешали разногласия двух договаривающихся сторон в подходах к решению вопроса о противоракетной обороне. Глава СССР наставил на отказе от нее, а его лидер — США не уступали. Их встреча завершилась без подписания подготовленного документа о всеобъемлющем ядерном разоружении.

Неудача в Рейкьявике стала важным стимулом дальнейшего продвижения Советского Союза и Соединенных Штатов к их общей цели — радикальному снижению уровня ядерного противостояния и стабилизации стратегического и геополитического равновесия.

«Мы были близки к заключению поразительных соглашений. Я чувствовал, что происходит нечто судьбоносное».

Рональд Уилсон Рейган, 40-й президент США (в своих мемуарах)

«Первое желание, которое меня обуревало, — разнести американскую позицию в пух и прах, то есть реализовать задуманный еще в Москве план: не пойдут на соглашение, на компромисс во имя мира — разоблачить администрацию США, ее позицию, несущую угрозу всем…»

«Мы добились согласия по многим вопросам. Мы прошли долгий путь».

Михаил Сергеевич Горбачев

В руководстве США также не было единства в определении внешнеполитического курса. Помимо расхождения политических предпочтений и прагматических соображений, объективному восприятию реальности мешали идеологические стереотипы, касающиеся СССР, его намерений и возможностей.

Тогдашний глава Соединенных Штатов Джордж Буш, руководствующийся прагматическими соображениями об опасности потери единого руководства советскими ядерными вооружениями, их дроблением и расползанием, попытался убедить руководителей и общественность УССР в невозможности ее выхода из состава СССР.

«Свобода и независимость — это не одно и то же. Американцы не станут помогать тем, кто будет злоупотреблять своей свободой, заменив прежнюю тиранию местным деспотизмом. А также тем, кто склонен приветствовать самоубийственный национализм, основа которого — этническая ненависть».

Джордж Герберт Уокер Буш, 41-й президент США (из выступления в Киеве 1 августа 1991 года)

Призыв президента США не был поддержан на Украине и в других, подхваченных истерией обретения суверенитета республиках СССР.

«…дух холодной войны не имеет будущего в России! Российский народ не позволит вновь окружить себя “железным занавесом'', втянуть в имперские авантюры. Россия активно входит в мировое сообщество, осваивает нелегкую науку цивилизованных отношений, строит открытое и мирное государство. Убежден, тени прошлого уже не способны помешать этому!.. Демократическая Россия полностью отрицает логику сталинской политики, которая способствовала резкому расколу мира на две враждебные системы, развязыванию холодной войны».

Поворот в реальности повсюду опережал переворот в ментальности.

«Болезненное переходное состояние России не позволяет пока четко разглядеть ее вечный и одновременно новый облик, получить ясные ответы на вопросы: от чего мы отказываемся? Что хотим сберечь? Что хотим возродить и создать вновь?»

Борис Николаевич Ельцин, (из выступления в Верховном Совете РСФР 6 октября 1992 г.)

Национальная идентификация России является действенным фактором, определяющим ее геополитический статус, и средством противодействия национализму внутри страны. Проекты развития Российской Федерации на ближайшую и отдаленную перспективы затрагивают базисные направления.

События 2010-х годов переместили понятие «русский мир» из сферы интеллектуальных изысканий в арсенал инструментария практической политики. Оно стало более действенным, но получило сопротивление, в том числе военно-политическое.

В рамках осмысления нового курса страны как особого историко-культурного пространства со своими традициями и правилами концепт «русского мира» дополнял и помогал раскрыть идею политического суверенитета РФ, служил универсальным объяснением ее действий постфактум. Целостная политическая стратегия яркого, многосложного образного термина «русский мир» базируется на конструкте российской внешней политики на постсоветском пространстве, реализующей долгосрочные интересы или цели.

Современные геополитические противоречия проявляются в действиях национальных ценностей и наполнении их новыми смыслами. События сецессии на юго-востоке Украины сделали более очевидными ряд фронтиров — между этническими общностями и национальными интересами, внутри наций и этнических групп.

Русские и украинцы — это фактически один народ, имеющий этническую близость, длительную совместную историю в православной культуре. Он может быть единой политической нацией, жить в одном государстве, находиться в политическом, военном и экономическом союзе, иметь общую судьбу.

Политическое объединение русского этноса на постсоветском пространстве или реставрация империи в каком-либо виде как интерпретации такого подхода политически нереалистичны, войдут в противоречие с международным правом и представляют серьезные риски для самой России. Невозможно представить себе, что РФ с целью объединения всех русских под своей властью развяжет на территории бывшего СССР войну. Даже артикуляция такой стратегии поставила бы под угрозу существование России. Как невозможным сегодня представляется и восстановление большого союзного государства по причине того, что за годы независимости интересы элит бывших советских республик стремительно расходились, о чем свидетельствуют неудачные попытки запустить жизнеспособную интеграцию с большим количеством участников.

В геополитическом контексте акцент делается на реальных и эффективных инструментах «мягкой силы». Одним из приоритетов российской внешней политики является поддержка и укрепление «русского мира» как пространства русских: языка, культуры, политики. Это естественная среда российского влияния, в которую включаются русскоязычные граждане постсоветских и других государств, все люди, интересующиеся Россией или изучающие русский язык.

Если русскоязычное пространство будет сужаться, Россия не сможет стать одним из технологических и идейных лидеров будущего мира. Одними из важнейших условий выживания «российского проекта» как самостоятельного и мощного военно-политического и экономического центра являются поддержка и распространение русскоязычного образования за пределами РФ.

Вызовов для мира русского языка на постсоветском пространстве становится все больше. России необходимо защищать границы реального «русского мира», создававшегося и расширявшегося Российской империей и Советским Союзом.

Стратегия «русского мира» состоит в отстаивании прав людей говорить на русском языке, обеспечении получения образование на русском языке, в ведении диалогов и документооборота на русском языке с представителями властей в своих государствах, расположенных на территории бывшего СССР. Если русский язык не может быть вторым государственным, то должен быть одним из признанных региональных или местных языков в регионах или на местах, в которых проживает значительная доля граждан, говорящих по-русски.

Российская Федерация не национальное государство, а политическая нация. Внешняя политика России не поддерживает моноэтнический принцип в строительстве национальных государств на постсоветском пространстве. Русский политический проект и украинский националистический проект находятся в состоянии конфликта.

Российской Федерации выгодно, чтобы русские и русскоязычные не возвращались домой, в Россию, а продолжали жить и работать на территории постсоветского пространства, сохраняя и распространяя там русскую культуру и поддерживая политическое пространство на русском языке в своих странах.

Власть Российской Федерации часто ведет себя ситуативно, а не исходя из стратегических подходов. Созданные для России проблемы на Украине и в Сирии продемонстрировали, что стратегическое мышление и способность формировать события проявили там США и НАТО. России была навязана новая холодная война, в которой Украину использовали как таран. Экономика современной России меньше экономики СССР. Советский Союз был сверхдержавой, а РФ — «страна-гигант» третьего мира. Союз ССР проиграл холодную войну, а Россия, серьезно сократившись географически, потеряла важные с геополитической точки зрения территории. Выступая провайдером коммунистической идеи, СССР мог рассчитывать на союзников во всем мире.

«Русский мир», или русское цивилизационное пространство, стремится к восстановлению своей утраченной целостности. После 1991 года 25 миллионов этнических русских остались за пределами материнской территории. А есть еще люди, системообразующей компонентой сознания которых является русский цивилизационный код. Противникам и врагам «русского мира» удалось противопоставить украинское социальное сознания российскому. Это привело к войне в Донбассе.

Русский духовный цивилизационный ландшафт является естественной средой обитания трехсот миллионов человек.

Глобальный русский фактор не связан лишь с геополитикой. Он работает внутри и вне России. Отсутствие у РФ внятной и последовательной повестки по «русскому вопросу» за рубежом катализирует дерусификацию в разных формах по периметру ее границ и ведет к восприятию российской реакции на нее и запоздалой постановки «русского вопроса» как выдвижение территориальных претензий.

«Моментом истины» стала история с Крымом, выглядящая со стороны так, что Россия больше двух десятилетий не заявляла о своих законных правах и интересах русских, а потом стремительно решила вопрос радикально.

По своему замыслу концепция «русского мира» состояла в том, чтобы иметь эту срединную зону между игнорированием и прямым ирредентизмом, т. е. выстроить неограниченные государственными границами жизнеспособные пространства русской культуры, взаимопонимания и солидарности ее носителей.

Толкование «русского мира» как преимущественно культурно-языковой идентичности снимает идентификационные проблемы, замешанные на наивном «биологизме» (подсчет «процентов крови» той или иной национальности в своем «организме»).

Русские — крупнейшая разделенная нация в Европе. Но этот факт мало учитывается государством де-юре и де-факто.

«Русский мир» оказывается капиталом, от которого невозможно отказаться, но которым сложно воспользоваться без риска осложнения отношений с ближайшими соседями и крупными государствами мира, опасающимися окончательной декомпозиции существующего миропорядка.

Если появится федералистское движение, имеющее прорусский, но транснациональный характер, то можно ожидать, что лимитрофный пояс государств, отделяющий Россию от Евро-Атлантики, приобретет мирную и цивилизованную форму пояса нейтральных федераций с максимально либеральной культурной и языковой политикой. Если — нет, то сохранится нынешняя динамика системы Россия — «русский мир», в которой последний продолжит играть роль противостоящего прозападным и этнократическим тенденциям столиц лимитрофных государств, субверсивного полюса силы. У РФ должно быть достаточно материальных и духовных ресурсов, чтобы поддерживать и укреплять в «русском мире» «прорусскую идентичность».

«Русскому миру» необходимо иметь социально-ориентированный, а не этнонациональный характер и антифашистский вектор.

Интеграция России в важнейшие институты современного мира — это для нее дополнительный стимул и ускоритель ее трансформации. Поскольку локомотивом этого процесса является экономическое развитие, интеграция в мировую экономику, мировые и региональные экономические институты имеют приоритет. Открытие России, в том числе посредством создания на ее территории специальных экономических зон, вступление в ВТО и цель членства в ОЭСР являются важнейшими вехами развития страны и ее позиционирования в мире.

Открытие экономики и начало движения к рынку в российских условиях были политическими решениями. В начале XXI века интеграция России в международные структуры реализуется прежде всего развитием партнерских отношений — институционализированного диалога и структурированного сотрудничества. При этом Россия не входит в состав какого-либо регионального центра силы или жесткого военно-политического союза. В связи с этим важнейшей долгосрочной целью является реализация как вариант к 2025 году соглашения о формировании четырех общих пространств с Евросоюзом.

Ближайшей целью политической интеграции является вхождение России в зону стабильного мира, внутри которой конфликты и противоречия разрешаются без применения военной силы. Реализация этого будет означать вступление РФ в стабильно-доверительные отношения с ведущими государствами, преодоление наследия прошлой конфронтации. Формирование системы коллективного мироуправления делает Россию ее важным участником.

Политическая интеграция невозможна без преодоления ценностного разрыва, который хотя и не является непреодолимым, но ощущается. Политическая, экономическая, социальная и другие виды интеграции — это прежде всего общение, взаимодействие, сотрудничество людей в достижении общих целей. Ведущую роль в этом играют сближение элит, их готовность и способность быть лидерами своих обществ и в формирующейся международной системе XXI века.