— Будь как дома, Мейсон. Пиво в холодильнике.

— Ты не присоединишься ко мне?

— Я полдня провела на солнце. Мне надо принять душ и переодеться.

— Могу помочь.

Мейсон усмехался, его темные глаза смотрели с непонятной злостью. Именно такими Кейтлин и помнила их: большие, темные, с тяжелыми веками, они вспыхивали золотом на свету и, казалось, всегда смотрели в упор. А в длинные, по плечи, волосы Мейсона, густые, блестящие и темные, так и хотелось запустить пальцы.

Глядя на нежданного гостя снизу вверх, Кейтлин спрашивала себя, был ли он всегда так высок. Плечи вроде стали еще шире, подчеркивая длину ног и тонкую талию. В Мейсоне ощущалась сила, и жесткость, и полное самообладание, и опасность, притягательная донельзя.

Кейтлин уже влекло к нему. Каких-то полдня в его обществе, и женственность, погребенная в глубинах ее души, пробудилась. Осторожнее, милая, сказала она себе.

Зачем он здесь? Этот вопрос Кейтлин задавала себе с того самого мгновения, как увидела Мейсона. Вопрос, отравлявший радость встречи с ним.

Пять лет назад он ушел из ее жизни, Мейсон Хендерсон, которого Кейтлин любила так глубоко, что и помыслить не могла разделить жизнь с кем-то другим.

Даже сейчас, когда столько времени прошло, ее мучили кошмарные сны о том страшном вечере. Бывало, она вскакивала ночью, вся в холодном поту, с колотящимся сердцем — и понимала, что ей снова снился Мейсон. Даже днем, стоило Кейтлин закрыть глаза, и она видела Мейсона у стойки бара, надменного, с глумливой ухмылкой. На коленях у него — рыжая девица с лицом, которого не разглядеть под слоями грима, и она любовно склоняет голову ему на грудь. Мейсон должен был прийти на вечеринку к ней, к Кейтлин, почему же он оказался в обществе той вульгарной особы?

За прошедшие с тех пор годы никто не причинял Кейтлин большей боли, чем причинил тем вечером Мейсон. Одно я знаю точно, мрачно решила Кейтлин: больше такого не случится.

Она неприязненно взглянула на Мейсона. Пять лет — без объяснения, без хотя бы попытки извиниться! А теперь явился на ее ранчо и ждет, что его будут привечать. Вот уж действительно человек без комплексов!

— Спасибо, — сказала она, — но я приготовлю себе выпить, когда освежусь. Да и не такой уж я любитель пива.

— А я не о пиве. Просто подумал, может, спину тебе потереть?

Волна жара прокатилась по телу Кейтлин. Не глядя на Мейсона, она сказала:

— Ты ведь не ждешь ответа, правда?

— Думаешь?

В его голосе было столько соблазна, что Кейтлин с трудом подавила невольную дрожь и отрезала:

— Уверена.

— Как будто тереть тебе спину мне впервой.

Радуясь, что Мейсон не видит ее лица, она на мгновение закрыла глаза. Ей страшно было сознавать, что, несмотря на ее решимость не поддаваться, его обаяние действовало безотказно. Мейсон был даже привлекательнее, чем раньше.

— Не говори, что ты все забыла, Кейтлин.

— Тогда было иначе, — неуверенно пробормотала она.

— Значит, помнишь.

У Кейтлин вдруг пересохло во рту, и она забормотала, словно оправдываясь:

— Ты знаешь, как было, Мейсон. Я упала, исцарапала всю спину. Надо... надо было смыть песок. Могло начаться воспаление...

— Твоих родителей не было, и ты тайком провела меня в дом...

— Да.

— ...и впустила в ванную.

— Тебя послушать, можно представить черт знает что!.. Я была одета, Мейсон. — И выразительно добавила: — По крайней мере, сначала. А если потом и разделась, так лишь потому, что моя кофточка...

Мейсон засмеялся, хрипловато и тихо, отчего Кейтлин вздрогнула.

— Мне не забыть той минуты, когда ты разделась. — Голос его стал глухим. — Я все еще чувствую под пальцами твою кожу.

И Кейтлин тоже до сих пор ощущала его пальцы на своей влажной коже: маняще и так возбуждающе, что тело ее заныло от тоски по ласкам Мейсона.

— Довольно! — хрипло выкрикнула она.

Мейсон, однако, не обратил на ее слова никакого внимания. Приблизившись вплотную, он взял лицо Кейтлин в сложенные чашечкой ладони.

— Я мыл тебе спину и очень скоро вымок до нитки. Тогда я тоже влез в ванну и...

— Там было не так уж много воды, — напомнила она резко. — И, что бы ты ни говорил сейчас, тогда ты всего лишь старался помочь мне.

Пальцы Мейсона ассоциировались у Кейтлин с раскаленными углями, но она стояла не шелохнувшись.

— Быть может, так и было — вначале, — улыбнулся Мейсон. — Но ты хотела от меня больше чем помощи, хотя и тянула время. Мы оба хотели больше. Будь тогда по-моему, Кейтлин, мы наполнили бы ванну до краев и улеглись в нее оба. А потом занялись бы любовью.

— Разве ты не знаешь, что нельзя переписать историю? — Ей понадобились все силы, чтобы не дрогнул голос.

— Знаю, но всегда можно написать новую.

Голос Мейсона был непереносимо искусителен. Душа Кейтлин полыхала, но девушка не желала сдаваться. Ни за что на свете!

— Новую историю? Ох, вряд ли, — произнесла она, как могла ровно.

— Ты помнишь, как мы целовались, Кейтлин? Не качай головой, я знаю, что помнишь.

Почему-то она не могла отойти от Мейсона: мозг словно отказывался посылать приказы ногам.

— Мейсон...

— Но поцелуев никогда не хватало. Нам обоим было надо намного больше.

Этого Кейтлин отрицать не могла: они тогда так часто обсуждали это! Господи, как она жаждала любить Мейсона! Двое молодых людей, безумно желающих друг друга. Кейтлин едва минуло восемнадцать, Мейсону почти исполнилось двадцать четыре. Кровь бурлила в них, как бывает только в молодости. Стоя близко к нему, слушая, что он говорит, Кейтлин испытывала то же желание, что и тогда. Сила собственных чувств, над которыми не властно время, потрясла ее.

— Все это было давно, — вытолкнула она из пересохшего горла. — Я не вижу причин переписывать эту историю.

Но Мейсон был настойчив.

— Ты сказала тогда, что нам надо подождать еще неделю; думаю, мы ждали довольно.

Тогда Кейтлин хотела убедиться наверняка, что Мейсон предан ей, убедиться прежде, чем сама признается в своей любви. Предан на всю жизнь. Разве можно выбрать лучшее, чем вечеринка, время, чтобы объявить о помолвке? Они не договаривались о помолвке, конечно, почти не говорили о ней, но столько раз обсуждали, как поженятся... Кейтлин была так же уверена в чувствах Мейсона, как в своих собственных.

— Я помню... — осторожно сказала она.

— А потом приехали твои родители, когда мы их совершенно не ожидали.

Кейтлин нахмурилась.

— И ты быстренько сбежал.

— Не сбеги я, твой отец схватился бы за ружье.

— Схватился бы, — согласилась она, припоминая крутой нрав отца.

Рука Мейсона соскользнула с ее подбородка, оставив горячий след. Он отстранился.

— Какая наглость со стороны ковбоя — крутить любовь с хозяйской дочкой!.. — Губы его сжались, в глазах на миг вспыхнул гнев. — Учти, Кейтлин, я не тот наивный щенок, каким был когда-то. Уже очень давно никому не удается меня запугать.

Уверенный тон поразил ее: это было внове, как и насмешливая надменность, и преуспевающий вид Мейсона. Этот повзрослевший, жесткий, убийственно притягательный мужчина не был тем молодым красавцем ковбоем, что покинул ранчо пять лет назад, увезя с собой ее сердце.

Кейтлин с вызовом вскинула подбородок.

— Не бежишь, Мейсон? Даже когда за тобой гонятся с ружьем?

— Даже тогда.

— Похоже, тебе довелось это еще не раз испытать? У тебя, должно быть, было немало любовных похождений. — Презрительная улыбка скрыла боль Кейтлин.

Он ухмыльнулся.

— Я просто научился защищаться. Люди вроде твоего отца больше меня не пугают.

Глядя на обветренное лицо своей первой любви — своей единственной любви, если быть честной, — Кейтлин поверила, что нет такого человека, который мог бы испугать Мейсона.

— В следующий раз, когда я захочу тебя, Кейтлин, я не сбегу.

Меня — и скольких еще женщин? Мейсон не отрицал, что ведет отнюдь не затворническую жизнь. Поэтому Кейтлин предупредила:

— Следующего раза не будет.

— Может, и будет.

— Нет.

— Почему?

— А зачем? Мы живем в разных мирах, Мейсон.

— Ну вот опять: Кейтлин Маллин и ковбой, — хмыкнул он.

Она ответила яростным взглядом.

— Ты не ковбой, ты дал мне это понять достаточно ясно. И, что бы ты ни думал обо мне, я не сноб. Никогда им не была. Надеюсь, ты это запомнил. Если я пожелаю тебя, на твое положение мне будет плевать.

— Какое облегчение! — насмешливо протянул Мейсон. — В известных обстоятельствах мне даже, возможно, позволено будет снова потереть тебе спину. А куда это заведет, кто знает?..

— Что сделать, чтобы до тебя дошло, Мейсон Хендерсон? — в ярости прошипела она. — Ты, кажется, ни слова не расслышал из того, что я говорила!

— Подумай, какое нас ждет удовольствие.

— Не имею ни малейшего желания, — холодно заверила Кейтлин, радуясь, что держит руки в карманах джинсов и Мейсон не заметит, как они дрожат.

— Почему это?

— Потому что я разборчива.

Но отделаться от Мейсона было не так-то просто. Он коснулся пальцами ее шеи и принялся тихонько поглаживать. Кейтлин показалось, что еще немного — и эти чувственные движения сведут ее с ума.

— Когда-то ты думала обо мне, Кейтлин.

— Это правда. — Говорить спокойно ей становилось все труднее и труднее. — Но что бы ни было между нами когда-то, теперь прошло. Мы больше не те, кем были. Одна короткая встреча ничего не изменит: мы стали чужими.

Темные глаза Мейсона, казалось, видели ее насквозь.

— Ну так принимай свой душ. После поговорим.

Когда Кейтлин вернулась в комнату, Мейсон с банкой пива в руке стоял у окна. С минуту она, замерев, тайком любовалась на высокого красивого человека, гордого, как лев, и гибкого, как пантера.

— Мейсон... — наконец окликнула она.

Он повернулся и направился к ней.

Не в первый раз за этот день Кейтлин ощутила, как Мейсон точно ласкает ее взглядом. Она заставила себя стоять спокойно. Светлые, почти золотистые волосы, на сей раз распущенные, слегка влажные после душа, сияющими волнами лежали на ее плечах; зеленые глаза таинственно мерцали, а губы обрели коралловый блеск. Кейтлин сменила рабочую одежду на белый топ с узенькими бретельками и юбку, которая волнами ниспадала от туго стянувшего талию пояса, а на ноги надела босоножки.

Осмотр продолжался, но лицо Мейсона оставалось безразличным, только чуть поблескивали глаза. Дура, мрачно сказала себе Кейтлин. Как я могла забыть, что он опасен? Мозги у меня на время отключились, что ли?

Она фальшиво-оживленно воскликнула:

— Хорошо, что ты взял пиво! Я тоже хочу пить, так что...

Мейсон прервал словесный поток недоуменным вопросом:

— Куда подевался ковбой?

От его безразличия не осталось и следа. Кейтлин поняла, что больше пары минут ей не выдержать.

— Ковбой по-прежнему женщина. — Она надеялась, что Мейсон не заметит дрожи в ее голосе.

Коснувшись ее светлых волос, Мейсон пробормотал:

— Красивая женщина.

Расслабляющая дымка вожделения с тихим звоном окутала их. Кейтлин показалось, что время потекло быстрее. Больше чем когда-либо ей захотелось не быть женщиной. Она отшатнулась и сухо напомнила:

— Ты так и не сказал мне, зачем ты здесь.

Что-то новое мелькнуло во взгляде Мейсона.

— Сейчас скажу, — вкрадчиво пообещал он.

От этого тона по спине Кейтлин пробежали мурашки. Отчего-то ее охватило беспокойство: как будто она не готова еще выслушать то, что собирается сказать Мейсон. Кейтлин решила потянуть время.

— Скоро стемнеет.

— Повторяешься, — ядовито заметил он. — Неужели тебя и правда волнует моя безопасность?

— Разумеется, нет, да и с чего бы? Ты прекрасно можешь о себе позаботиться. Просто не люблю ночных гостей, вот и все.

— Присядь, Кейтлин.

Прозвучало слишком серьезно, даже угрожающе. Продолжая тянуть время, она налила себе холодного сока и лишь тогда уселась в кресло у окна. Мейсон, вытянув длинные ноги, устроился рядом. Его спокойный взгляд встретился с взглядом Кейтлин.

— Не догадываешься, почему я здесь?

Она покачала головой.

— А я должна?

— Хотел бы я знать, имел ли Билл Оттер с тобой дело?

— Билл?! — Она едва не подпрыгнула.

Этим утром, как и в предыдущие, Кейтлин, едва проснувшись, подумала о Билле. Билл Оттер. Ранчо. Закладная. Билл Оттер, давний друг семьи Маллин, владел закладной на ранчо, но не торопил с долгами.

Кейтлин всегда была благодарна Биллу, что он дал ее отцу денег, когда тот увяз в долгах, и папе не пришлось обращаться за ссудой в банк. Билл понимал, как тяжело ее положение, знал, как трудно ей было поднимать ранчо. Точная во всем, что касалось обязательств, Кейтлин взяла за правило непременно платить Биллу, как бы мало денег ни оставалось после необходимых расходов. И все же, особенно в последнее время, случалось, что заплатить она не могла.

— Что общего между Биллом Оттером и твоим визитом? — почувствовав неладное, напряженно спросила она.

— У нас с ним были кое-какие дела.

Глаза, смотрящие на нее в упор, были холодны как сталь. Беспокойство Кейтлин возрастало.

— Что за дела, Мейсон?

— А ты не догадываешься?

Кое-что пришло ей в голову, но настолько ужасное, что Кейтлин поскорее прогнала мысль прочь. И огромным усилием воли подавила внутреннюю дрожь.

— Я не настроена играть в загадки.

— Прекрасно, — кивнул Мейсон. — В таком случае не стану держать тебя в неведении. Я здесь, чтобы поговорить о Билле Оттере и закладной на ранчо.

Во взгляде Кейтлин плеснулся страх.

— И что же с Биллом?

— Когда ты в последний раз вносила плату, Кейтлин?

— Не думаю, чтобы это касалось тебя.

— Касается, уж поверь. Так когда?

— Два месяца назад. — Она поколебалась и уточнила: — Может, три...

— Не велика ли просрочка?

Кейтлин затеребила юбку.

— Думаешь, я не знаю? Я стараюсь платить Биллу всегда, но тут были проблемы... — Она осеклась.

— Продолжай.

— Когда папа умер... — Кейтлин снова оборвала себя.

Она не настолько доверяла Мейсону, чтобы рассказать ему правду. Отец запустил дела, и после его смерти Кейтлин достались в наследство одни только финансовые проблемы. И вообще, зачем Мейсону знать, что ситуация ухудшается день ото дня?

— Короче, были проблемы, которые тебе не интересны.

Но Мейсон проявил настойчивость:

— Не будь они мне интересны, я бы не спрашивал.

Пререкания никуда не приведут, поняла Кейтлин. Как я ни упирайся, Мейсон добьется от меня ответа: почему-то он считает, что имеет на это право.

— Даже Билла не заботят мои проблемы, так что в них лезешь ты? — спросила она наконец. — Билл Оттер всегда все понимает. Он не возражает, если плата запаздывает.

— На твоем месте я бы не был так уверен.

— Что ты хочешь сказать?

— Даже самые понимающие кредиторы тревожатся за свои деньги.

— Значит, тебя прислал он? Билл отправил тебя на ранчо, чтобы напомнить мне о долге? Не похоже на него. — Она резко поднялась и в волнении принялась расхаживать по комнате. — Ему не было нужды делать это, Мейсон. Он мог бы позвонить мне, мог бы поговорить со мной. Мы никогда не вмешивали в это дело третьих лиц. Мы разберемся сами.

— Сядь. — В голосе Мейсона не было злости.

— Нет! Я должна поговорить с Биллом.

— Погоди, Кейтлин. Есть кое-что еще.

— Ты не понял? Что бы там ни было, я хочу услышать это от Билла, а не от тебя. Терпеть не могу посланий. — И, повинуясь внезапному порыву, Кейтлин добавила: — Посланцев тоже.

Мейсон будто не услышал оскорбления.

— Сядь, пожалуйста.

В голосе его звучала властность, заставившая девушку похолодеть. Медленно, неохотно, оттого лишь, что понимала: ей придется выслушать Мейсона, Кейтлин повиновалась.

— Ну?..

— Теперь закладной владею я, — без обиняков выложил Мейсон.

И наступила тишина. Потрясенная тишина. Тишина, которая длилась почти минуту. Кровь отхлынула от лица Кейтлин, но щеки ее горели. Она окаменела и не смогла бы пошевелиться, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

— Что скажешь? — спросил наконец Мейсон.

— Ничего, — прошептала она.

Снова повисла тишина. На сей раз нарушила ее Кейтлин.

— Почему Билл не позвонил мне?

— Потому что я его попросил.

— Зачем? Зачем такая жестокость?

— Жестокость? — Темные глаза Мейсона сверкнули. И ему в этом доме говорят о жестокости?!

— Ты не мог не знать, каким это будет для меня ударом.

— А если бы Билл сам сказал тебе все, тебе было бы легче?

— Не знаю... Возможно... По крайней мере, у меня было бы время обдумать это, прежде...

— Прежде чем что?

— Прежде чем увидеться с тобой.

— Думаешь, что-нибудь изменилось бы?

Один страшный миг Кейтлин боялась заплакать: слезы уже подбирались к глазам, рыдания рвались из горла. Но злость помогла ей сдержаться.

— Ты мог предупредить меня, прежде чем являться сюда, как какой-то средневековый завоеватель. Любой нормальный человек дал бы мне знать. И не надо всей этой чуши о южанках-аристократках: ты отлично знал, как меня потрясет привезенное тобой известие. Малое, самое малое, что ты мог сделать, Мейсон, — это предупредить меня о своем визите. — Глаза ее горели гневом и вызовом. — Это все еще мое ранчо, Мейсон. Каким бы клочком бумаги ты ни обзавелся, — это ранчо мое, и тебе здесь не рады!

— Бьешь ниже пояса, Кейтлин? — прищурившись, осведомился Мейсон.

— Свалился с неба. Велел Биллу ничего мне не говорить, отлично зная, как меня потрясет новость. Да, Мейсон, неплохо ты потешился за мой счет!

— Ты на самом деле так думаешь?

— Я думаю, что ты мог бы найти менее театральный способ сообщить мне о моей судьбе.

— Разве я театральничал? Что закладная существует, ты знаешь. Новость лишь в том, кто теперь ее держатель.

Если смотреть правде в лицо, он был совершенно прав. Ранчо было заложено прочно, и мысль эта стала привычной для Кейтлин. Откуда же тогда это жуткое предчувствие, что ее мир никогда не станет прежним?

Внезапно Кейтлин ощутила слабость. Она как-то выдержала и смерть родителей, и трудности на ранчо. А теперь появился Мейсон. Жесткий, глумливый, несговорчивый. Он не станет входить в ее положение, как входил Билл. Скорее он будет безжалостным. Сносить его холодный взгляд было невыносимо, Кейтлин уронила голову и спрятала лицо в ладони.

Она конвульсивно дернулась, когда рука Мейсона обвила ее плечи.

— Кейтлин, — мягко позвал он, — ты плачешь?..

Девушка подняла голову. Глаза ее предательски блестели и были чуть влажными, но она сумела сказать:

— Так легко я не расплачусь.

— Как и прежде. Я помню. Ты всегда была стойкой девочкой.

Стойкой... Сейчас, когда она не знала, как отразить покушение на свое обожаемое ранчо, Кейтлин чувствовала себя какой угодно, только не стойкой. Она жаждала прислониться к крепкому надежному плечу, найти успокоение в объятиях мужчины, который много для нее значил. Жажда, увы, неутолимая, ибо, глядя на обветренное лицо Мейсона, Кейтлин отчетливо сознавала, что он — ее противник.

Она отвернулась и с отчаянием, едва слышно, повторила:

— Билл должен был сказать мне. Почему он этого не сделал?

— Потому что я попросил, я же говорил тебе.

Мейсон отошел к своему креслу.

— Мне кажется, или у Билла была еще одна причина не сказать мне самому?

— А как ты думаешь, Кейтлин?

— И что же это?

— Билл Оттер слабый человек.

— Нет! Ты не прав. Билл очень хороший, добрый и мягкий.

— Уверен, именно такой он и есть. Билл ненавидит неприятности и очень хочет, чтобы его любили. Он уходит от конфликтов, особенно если в них замешаны его друзья. В твоем случае — дочь старого друга.

Лицо Кейтлин горело от стыда.

— Он должен был получать деньги по закладной. Я всегда старалась быть точной в платежах.

— У тебя задолженность.

— Знаю. Но в итоге Билл ничего бы не потерял. Я всегда расплачиваюсь с точностью до цента, включая пеню по просроченным платежам.

— И как ты собиралась этого добиться?

— Ранчо все же приносит доход. Постепенно мы выкарабкиваемся. Медленно, признаю, но это так. Так что, надеюсь, мое финансовое положение исправится.

— Не вини Билла, что он сомневается.

Краска на лице Кейтлин стала гуще.

— Если он так считает, почему ничего не сказал? Мы могли бы поговорить. Билл знает, как идут дела на ранчо. Знает, что у папы были... — Она прикусила губу. — Билл понимал, что мне нужно время.

— Сколько времени, Кейтлин?

— Точно не знаю.

— Вот и Билл тоже не знал, и ситуация стала его тревожить.

Кейтлин вдруг поняла, что не удивлена: просто была так измотана, что не придавала значения кое-каким вещам. Иначе заметила бы и странную напряженность при встречах Билла и его жены Элис, и то, что, беседуя с ней, оба избегали смотреть в глаза.

Билл Оттер и отец Кейтлин дружили с детства, вместе учились, и дружба их была одной из постоянных величин ее жизни. Когда родители умерли, Билл и Элис были рядом, звонили Кейтлин, приглашали к себе. Однако сейчас, вспомнив об этом, она не смогла припомнить, когда Оттеры в последний раз звали ее в гости.

Кейтлин взглянула на Мейсона.

— Можешь не верить, но до смерти отца я понятия не имела о закладной. До тех пор я вообще не знала, почти не знала, как вести дела.

— И тебя не учили разбираться с финансами?

— Никогда, — призналась она.

Отец погиб, когда однажды ненастной ночью возвращался на ранчо: машину занесло на скользкой дороге. Шериф пришел к заключению, что водитель не сумел справиться с управлением. Кейтлин делала вид, что верит этому объяснению, про себя же считала, что скорбь по утрате жены сделала ее отца ко всему безразличным, в том числе и к собственной жизни. Он не нашел даже времени привести в порядок свои дела.

Кейтлин взглянула на Мейсона и содрогнулась, увидев застывшее на его лице непреклонное выражение.

— Ты говоришь, Билл хотел избавиться от закладной.

— Верно.

— И тут на сцене появляешься ты. Мейсон Хендерсон приходит на помощь.

Мейсон пожал плечами, показывая, что его не задевает сарказм Кейтлин.

— Как удачно совпало, что ты появился в нужное время и в нужном месте, — мрачно продолжала она. — И почему только мне не верится, что все именно так?

— Потому что ты слишком разумна.

Он улыбнулся ей, и улыбка согрела его глаза, углубив морщинки вокруг них. Хорошо бы еще, подумала Кейтлин, чтобы при этом сердце мое не выпрыгивало из груди.

— Так это не совпадение?

— Разумеется, нет. Я следил за делами на ранчо все эти пять лет. И знал о закладной.

— Знал? Откуда?!

— Нетрудно было узнать, Кейтлин. Если постараться, конечно. Кроме того, слухами земля полнится. Когда я выяснил, что Билл Оттер дергается, я приехал и потолковал с ним. К чести его, должен сказать, что мне пришлось-таки попотеть, прежде чем он принял решение.

Несмотря на жару, Кейтлин трясло от озноба.

— Пять лет... И все это время ты потратил на то, чтобы получить здесь власть.

— Пять лет назад все, что у меня было, — это сжигающее меня честолюбие. Я знал, чего хочу, но не мог купить и угла амбара, не говоря уж о ранчо. — Он помолчал. — Помнишь, что я тебе обещал, когда мы виделись в последний раз?

— В баре?.. — Кейтлин постаралась, чтобы голос ее звучал как можно небрежнее и обыденнее. — Ты был с рыжеволосой девицей. Кажется, ее звали редким именем А! Мэри.

— Так ты помнишь. — В глазах Мейсона ничего не отразилось.

— Конечно, почему бы и нет?

Мейсону незачем знать о боли, что пронзает ее всякий раз при воспоминании о том страшном дне.

— Интересно, что ты запомнила даже имя... — Он по-прежнему смотрел ей в глаза. — Но я говорил не о Мэри. Кейтлин, ты помнишь, что я сказал?

— Сомневаешься в моей памяти?

— Я поклялся, что вернусь на ранчо через пять лет. День в день. Я сдержал клятву, Кейтлин.

Кейтлин смотрела на рослого привлекательного мужчину, и краска отливала от ее лица.

— Так вот почему ты здесь, — проговорила она, вновь обретя голос.

— Точно.

— Ты мог бы написать. Или позвонить.

— Да, думаю, мог бы, но решил довести новость до твоего сведения лично.

— Не подумав о моих чувствах! — обвиняюще бросила она.

Мейсон не ответил, но в глазах его, устремленных на Кейтлин, мелькнуло странное выражение.

Подавляя кипевшие в душе страсти, Кейтлин сказала:

— Ты знал, что я буду потрясена, но тебе хотелось видеть мое лицо. Кто ты, Мейсон? Садист?

Он лишь пожал плечами.

Кейтлин обхватила себя руками, в тщетной надежде согреться.

— Ну, как бы там ни было, ты довел до моего сведения свою потрясающую новость, так что теперь можешь убираться.

Он долго смотрел на нее. Потом, к облегчению Кейтлин, взял свой "стетсон".

В дверях Мейсон обернулся и пообещал:

— Я вернусь.