Рейф сунул игрушечный корабль под мышку опешившего Харланда и вошел в квартиру.

– Погода прекрасная, – без предисловий сообщил он слуге. – И ветерок как по заказу. Вам с Гарри предстоит отправиться в Гайд-парк, чтобы на пруду проверить судно в деле.

Харланд таращился на Рейфа, выпучив глаза, словно тот приглашал его слетать с его сыном на Луну.

– Гарри займется корабликом, а я пока займусь нашей гостьей, мисс Грейвил-Ньюджент, – терпеливо пояснил Рейф. – Мы с Фанни будем сидеть на скамейке неподалеку и время от времени махать вам рукой.

– Ты ведь любишь пускать кораблики, сынок? – с улыбкой спросил он сына и, обернувшись к слуге, с расстановкой сказал: – Ему уже четыре с половиной года. Что может случиться с таким большим мальчиком?

Харланд переводил взгляд с Гарри на своего хозяина и обратно.

– Разумеется, сэр, – пробормотал слуга и после некоторого замешательства наклонился и взял Гарри за руку.

– Вот и чудно, – сказал Рейф с ноткой металла в голосе. – Мы будем рядом.

После этого он быстрым шагом пересек холл и осторожно постучал в дверь гостевой комнаты.

– Ты одета?

– Входи, Рейф. – Фанни сидела за письменным столом, превращенным по случаю присутствия в квартире дамы в трюмо. – С каких это пор ты вдруг озаботился приличиями? – Она воткнула последнюю шпильку в прическу и улыбнулась его отражению в зеркале.

Рейф обошел гигантский сундук с ее вещами, занимавший без малого половину комнаты. Фанни была одета во что-то бледно-розовое из пенных кружев. Румянец на щеках гармонировал с ее нарядом, но казался несколько темнее оттенком.

– Обещаю, что несколько позже забуду о приличиях. – Он поцеловал ее в затылок. – Готова?

Фанни на крутящемся табурете развернулась к нему лицом. Голова ее была окружена сияющим нимбом из подсвеченных предвечерним солнцем легких кудряшек.

– Спасибо, что дал мне время вчера, чтобы прийти в себя, – сказала она. Вчера они оба спали и ели, потом снова ели и спали – и так весь день. Вечером она взяла с полки роман про Алана Квотермейна, рано легла в постель и проспала до полудня.

– И отдых пошел тебе на пользу, – с улыбкой сказал Рейф. – Выглядишь ты замечательно. Предлагаю закрепить успех, совершив прогулку на свежем воздухе.

Прогулка по Кенсингтонским садам развлекла их и придала бодрости. На Гарри был новый костюмчик, приобретенный этим утром в «Хэрродс».

– Ни за что не соглашался ни на что другое, – рассказывал Рейф. – Ему очень понравились штанишки с серебряными пуговицами и матросская курточка.

Фанни улыбнулась.

– Ты умница, Гарри. – Джентльмен всегда должен одеваться сообразно случаю.

Рейф отыскал свободную скамейку возле пруда и, усадив Фанни, сел рядом.

– Детектив Кеннеди поручил мне спросить у тебя, сможешь ли ты завтра принять участие в совещании. Мелвилл хочет, чтобы ты выступила. Похоже, Скотленд-Ярду не терпится узнать кое-что о твоем похитителе.

– О Мэллори? – Она улыбалась ласково, хотя и несколько натянуто. – Он такой странный тип, Рейф. Должна признаться, ему удалось каким-то образом меня зацепить.

Рейф подготовил себя к самому трудному для него вопросу. Он не мог совладать с собой и потому задал его первым. Возможно, так даже лучше. Спросил, и с плеч долой.

– Он применял к тебе насилие?

– Если ты об «этом», то нет. – Фанни облизнула губы. Эта знакомая ему с детства привычка Фанни, выдающая ее нервозность, отчего-то обнадежила его. – Но… Я бы сделала все, о чем бы он меня ни попросил, в обмен на благополучное возвращение к тебе Гарри. – Фанни застенчиво встретила его взгляд. – Ты бы меня простил?

Это его сердце стучит так гулко и часто? Или все же ее собственное? Не в первый раз у нее возникало ощущение, что у них с Рейфом одно сердце на двоих и одна душа. Они смотрели друг другу в глаза. Рейф ближе склонился к ней.

– Фанни, ты спасла моего сына. Я бы все, что угодно, тебе простил.

Кажется, он ее не убедил. Рейф вздохнул.

– Ясно, как день, что вы с Мэллори неравнодушны друг к другу. Или были неравнодушны. Последнее, что он сделал, находясь в здравом уме, это спас тебе жизнь. Он не отпускал тебя до последнего – дождался, пока я смог тебя перехватить. – Рейф замолчал в нерешительности. – Я просто…

– Не смотри на меня так, Рейф.

– Я одного боялся, чтобы ты не влюбилась в этого отморозка. Мне не раз приходилось сталкиваться с тем, что самые отъявленные подонки чем-то цепляют красивых и умных женщин…

– Тсс, – сказала Фанни, приложив палец к его губам. – Может, лучше поговорим о тебе? Ты вел себя как настоящий герой. Скажу больше, это ты загнал Мэллори в угол. Видел бы ты его физиономию, когда со стиральной машины сняли покрывало. Надо отдать должное моему отцу – он умел устраивать сюрпризы! – Фанни тихо засмеялась. – Я думаю, в этот самый момент Мэллори понял, что побежден. Он мог бы запихнуть меня в колокол и покончить со мной так же, как с двумя остальными, но такая смерть показалась ему недостаточно пафосной. Он возлагал столько надежд на отцовский экспонат, и как отец его разочаровал!

Какая она храбрая! И какая славная. Рейф не мог оторвать от нее глаз.

– Скорее, все было не так. Он проникся к тебе симпатией. У него просто духу не хватило бы тебя убить.

– Ты не знаешь, что с ним будет, Рейф?

– Насколько мне известно, Мэллори отвезли в больницу для душевнобольных.

– В сумасшедший дом? Несчастный! Хотя, разумеется, его место именно там.

– Если Мэллори признают вменяемым, его ждет суд. – Рейф пристально смотрел на нее. – Удивительно, что ты так сочувствуешь убийце своего отца.

– Ты бы не удивлялся, если бы знал то, что известно мне. – Фанни вкратце ознакомила Рейфа с трагическими обстоятельствами жизни Мэллори, начиная с пожара на фабрике, унесшего жизнь всех его близких, заканчивая ранением и последующим увольнением из армии.

Рейф смотрел на нее все с той же пристальностью.

– И ты ему веришь?

– Он болен. Ум его повредился вследствие мозговой травмы. – Фанни вздохнула. – Стремительный скачок на пути к промышленному процветанию, коему мы все явились свидетелями, не обошелся без трагедий и жертв. Думаю, Мэллори говорил правду. И те, кто видел в нем своего вдохновителя и командира, скорее всего имели за плечами во многом похожий жизненный опыт. Именно по этой причине они вступили в ряды его армии.

– «Утопическому обществу» пришел конец – он обезглавлен, ключевые фигуры в тюрьме, а рядовые бойцы разбежались кто куда. – Рейф покачал головой. – Едва ли нам удастся привлечь их всех к ответу.

– Не могу сказать, что история Мэллори не произвела на меня впечатления, – задумчиво сказала Фанни. Губы ее были в дюйме от его губ. – Но кое-что я могу точно тебе сказать. – Она прикоснулась губами к его губам, и по телу Рейфа прокатилась чувственная дрожь. – Я всю жизнь тебя люблю.

– Ни за что бы не подумал, что ты способна так открыто демонстрировать свои чувства на публике. И это очень меня возбуждает, Фанни. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Так ты меня простила?

В ответ Фанни чмокнула его в щеку.

– Я уже давно тебя простила.

Рейф отодвинулся под дерево, на другой край скамьи, увлекая Фанни за собой.

– Пока нас не арестовали за неприличное поведение…

Она захихикала и уже через пару секунд смеялась звонко и весело.

Рейф пригладил завиток на ее виске.

– И когда именно ты решила, что прощаешь меня? Мне, ей-богу, интересно. Во время первого похищения? Тогда, насколько мне помнится, я вытащил тебя из мебельного фургона.

– Да, ты был весьма галантен, надо признать. – Фанни поправила его шейный платок. – Но, боюсь, ты ошибся насчет времени.

– Может, во время побега из шахты?

Фанни закатила глаза.

– Теплее. Но пока не горячо.

– Когда мы вплавь добирались до берега с тонущей субмарины?

Фанни поежилась при воспоминании о холодной реке.

– Брр!

Рейф шутливо нахмурился.

– Ты ставишь меня в тупик. Я исчерпал все лучшие моменты нашего совместного приключения.

– О! А ты был совсем близко! – с усмешкой протянула Фанни. – Это произошло в ту ночь, когда Гарри снились кошмары. Мы попрощались, и ты вошел в детскую. Но я не вернулась к себе в комнату. Я подслушивала под дверью. – Она слегка порозовела от смущения. Фанни так шел этот стыдливый румянец… Рейф, глядя на нее, сглотнул слюну.

– Я думаю, это произошло в тот момент, когда ты вооружился клюшкой для гольфа, чтобы отбиваться от Неттлбедского тролля. Тогда я поняла, что у моих детей должен быть отец – истребитель троллей. И все – я тебя простила. – Фанни улыбнулась так, как могла улыбаться только она – насмешливо и одновременно чувственно.

– Мм, – блаженно пробормотал Рейф, целуя ее в разрумянившуюся щеку. – Если бы я знал, что моя стратегия борьбы с ночными страхами так тебя впечатлит, я бы уже давно позвал бы тебя с собой на охоту за гоблинами или червяками. Ты уверена, что после этих занятий тебе бы не расхотелось заниматься со мной любовью?

– Кто знает, – загадочно проговорила Фанни и, переведя взгляд на пруд, помахала Гарри. Его корабль шел бойчее прочих игрушечных кораблей. Мальчик постарше, вооружившись шестом, стал подталкивать свой корабль, надеясь вывести его вперед. – Рейф, тот мальчишка жульничает! – воскликнула Фанни, порываясь встать.

Рейф удержал ее.

Харланд вырвал шест из рук юного прохвоста и, разломив его надвое о колено, вернул хныкающему обидчику его судно.

– Думаю, Харланд справится без нас, – заверил ее Рейф.

Фанни опустила голову Рейфу на плечо и принялась играть пуговицами его жилета. Рейф почувствовал, что возбуждается. Он уже предвкушал вечер наедине с Фанни, за закрытыми дверями спальни. Гарри будет мирно спать, в квартиру никто не войдет. Только он и Фанни в кружевном неглиже персикового цвета.

Понимая, что им все равно скоро придется возвращаться в Эдинбург, Рейф все же надеялся, что они побудут с Фанни вдвоем еще несколько дней до того, как отправятся на север. Фанни горячо любила холмы и долины Локри, да и, наверное, соскучилась по родственникам и друзьям. Однако он слишком долго жил в разлуке с ней и ни с кем не хотел ее делить, по крайней мере, несколько дней.

– Я чуть не забыл, – сказал Рейф, резко выпрямившись. Из кармана сюртука он вытащил листок. – Вот телеграмма, пересланная тебе из Скотленд-Ярда.

Фанни, по-прежнему тесно прижимаясь к нему, развернула послание.

– Сообщение от Клер. Она вернулась в Эдинбург. – Фанни пробежала глазами сообщение. – Похоже, печальная новость о смерти папы застала ее в Брюсселе.

– С чего ей вдруг вздумалось переписываться с тобой через Скотленд-Ярд? – не скрывая сарказма, поинтересовался Рейф.

– Я ее сама попросила. – Фанни ткнула его в бок локтем. – Когда мы находились в бегах, ты рассказал мне о письме, которое Клер написала из Италии. То самое, которое стало для тебя, так сказать, ударом ниже пояса.

– Да, Фанни, я хорошо это помню.

– То, что ты рассказал, показалось мне странным. Особенно в части флирта с герцогом Графтоном, – сказала Фанни и непроизвольно выпрямилась, расправив плечи.

– Да, я помню твою реакцию. Ему было в то время лет четырнадцать, верно?

Насупив брови, Фанни прикусила губу.

– Теперь я понимаю, что мы вели себя совсем по-детски – глупо и наивно. Это была дурацкая шутка, но ничего жестокого мы не замышляли. Судя по тому, что ты мне рассказал, тон письма был совсем не таким шутливым, каким задумывался. И никаких намеков на то, что герцог Графтон сделал мне предложение, разумеется, не подразумевалось.

Рейф как-то сразу сник и, покачав головой, сказал:

– Мне надо было продать часы и прыгнуть на первый же отплывавший в Италию корабль, или, на худой конец, написать тебе письмо, заклиная расторгнуть помолвку с этим Графтоном. Я должен был хотя бы в письме признаться тебе в любви.

– Я знаю, что ты меня любил, – наклонившись к нему, сказала Фанни. – В Неттлбеде мне понадобилась почтовая бумага, которую я нашла в твоем столе. Кроме почтовой бумаги в ящике твоего стола было еще кое-что. Одним словом, теперь я знаю, что ты способен писать любовные письма пачками. – Щеки ее вспыхнули от смущения.

– Ты была в моем кабинете?

Фанни виновато улыбнулась.

– Понятно. – Губы его дрогнули, а сердце едва не выпорхнуло из груди. – Неужели у тебя нашлось время прочесть все мои письма?

– Только одно, что было сверху. – Взгляд Фанни наполнил его радостью. – Оно было чудное, Рейф.

Рейф смотрел ей в лицо, взгляд его был беспокойным, ищущим.

– Я так виноват перед тобой, Фанни. И больше всего я виноват за все те годы, что мы оба потеряли.

Любовь щедрым потоком лилась из ее глаз. Не страсть горела в этом взгляде, хотя страсти в них обоих было хоть отбавляй, а глубокая привязанность. Фанни понимала его лучше, чем кто-либо на этой земле, и Рейф лучше кого бы то ни было знал ее храброе сердце и добрую душу. Это знание лежало под спудом долгих пять лет, но оно не пропало, не улетучилось. И теперь вдвоем молча дали друг другу клятву всегда помнить о том, что они самой судьбой предназначены друг другу.

Облегченно вздохнув, Фанни повела плечами.

– Глупо проливать слезы над разлитым молоком, – философски заметила Фанни. – Куда мудрее приготовить кашу заново. Тем более что молока – то есть взаимных чувств – у нас в избытке. И я предлагаю приступить к варке как можно скорее.

Рейф привлек Фанни к себе.

– С нетерпением жду того момента, когда мы начнем наверстывать упущенное, – с чувством сказал он.

– И еще хотелось бы получить ответы на кое-какие вопросы, – с недоброй усмешкой сказала Фанни. – Я намерена поговорить с Клер по душам и во всем разобраться, как только мы приедем в Эдинбург.

– А я расспрошу кое о чем Найджела. Я всегда подозревал, что он любит ловить рыбку в мутной воде. – Рейф устремил взгляд вдаль. – Посмотрим, как состыкуются их версии.

– В том, что вина лежит на одном из них, сомнений нет, – возмущенно сказала Фанни. – Странно, что ты до сих пор не расквасил Найджелу нос. Я знаю, ты это умеешь.

Рейф засмеялся, согрев своим дыханием ее висок.

– Во-первых, в моей жизни и так хватает насилия – каждый день с избытком. Во-вторых, если дело дойдет до кулаков, боюсь, от Найджела мокрого места не останется – а я слабых бить не люблю. И в-третьих… В итоге я оказался в выигрыше.

Фанни склонила голову и приоткрыла губы.

– Он тебя не одолел.

Заботливо укрытый тополиной листвой от чужих глаз, Рейф целовал ее долго и страстно.

Откинув одеяло, Фанни уложила сонного ребенка в кровать.

– У Гарри был довольно насыщенный день. Поход в «Хэрродс», долгая прогулка в Гайд-парке, да еще и участие в регате на пруду, – говорила Фанни, окидывая взглядом высокого статного красавца, молча наблюдавшего сцену в детской.

Рейф успел снять шейный платок и расстегнуть жилет и рубашку. Чувство единения с этим мужчиной в эту минуту было, как никогда, сильным. Таким Фанни и представляла себе их будущее. Дети уже уложены, и им остается лишь уединиться в их с Рейфом общей спальне. Мирная картина, и такая чувственная.

Рейф стоял, прислонившись к дверному косяку, слегка согнув ногу в колене.

– А как насчет тебя, дорогая? Надеюсь, ты не слишком устала.

– Что ты задумал? – спросила, подойдя к нему, Фанни. – Зажигательные пляски или игру в жмурки? – Она игриво просунула пальчик в распахнутый ворот его рубашки.

– Ты сказала «зажигательные»? – Обняв ее одной рукой, он привлек Фанни к себе.

Взгляд ее задержался на его чувственных губах.

– Поцелуй меня, – тихо попросила она.

Рейф запрокинул ее руки к себе за шею.

– С удовольствием, – сказал он и стал целовать ее сначала нежно, потом все более страстно. Возбудившись не меньше, чем он, Фанни все теснее прижималась к нему. Языки их сплелись в чувственном танце, ноги едва держали ее.

Пальцы не слушались ее, когда она расстегивала его рубашку, стремясь как можно быстрее получить доступ к его сильному жаркому телу, хранившему отметины их недавнего опасного приключения: синяки, ссадины, шрамы.

– Только взгляни на себя: тут все цвета радуги.

Зеленые глаза Рейфа зажглись озорством.

– Я твой пленник, – прошептал он, – и посему вынужден обратиться к Женевской конвенции об обращении с военнопленными, – прошептал он, обжигая дыханием ее щеку. – В соответствии с третьей статьей при обращении с ранеными особое внимание следует уделять конечностям и прочим выступающим частям тела…

Фанни, подавив смешок, игриво покрутила пуговицу на его рубашке.

– Ну, нет. Эта вариация салонной игры называется «Лейтенант Сорвиголова командует парадом». Я – командир, а ты – мой солдат.

Рейф поцеловал ее в висок.

– В таком случае приказывай. Я готов к самой яростной схватке в твоей постели.

Бросив на него лукавый взгляд, Фанни, взяв Рейфа за руку, повела его по коридору к себе в комнату. Там она сорвала с него рубашку, толкнула на кровать и, упав на него сверху, принялась ласкать его грудь. Кожа его пахла мылом и… Рейфом. И этот запах ей нравился больше всего на свете. Он кружил ей голову, заражал желанием. Фанни ласкала губами его соски, игриво потягивая зубами пружинистые волоски, покрывавшие грудь. Рейф застонал, как может стонать мужчина, потерявший голову от желания.

Развязав тесемку кальсон, Рейф опрокинулся на кровать, закинув руки за голову. У Фанни перехватило дыхание при виде его вздувшихся бицепсов. Взгляд ее медленно заскользил вниз по припорошенной волосом груди к пупку, по плоскому животу, по мускулистым бедрам. Отдыхающий Адонис, размахивающий своим разъяренным клинком.

Зеленые глаза Рейфа потемнели от желания.

– Я думаю, тебе нравится то, что ты видишь, – хрипло проговорил он.

Фанни не узнала собственного осипшего голоса, когда прошептала в ответ:

– Очень нравится.

– Фанни, повернись ко мне спиной, пока я в клочья не порвал твое хорошенькое платье и белье заодно.

Он принялся возиться с крючками. По телу ее побежали мурашки от нетерпения.

Господи, как же медленно он это делал!

– Я бы пристрелил того, кто придумал эти крючки и петли, – хрипло проворчал Рейф. Оттолкнув его руки, Фанни быстро разделась, сняв с себя все, за исключением чулок.

Он поцеловал ее в обнаженное плечо и уложил на прохладное покрывало.

– Позволь мне самому их снять, – сказал Рейф. В полумраке комнаты черты его лица различались с трудом, но Фанни видела, что он улыбается. Ее бросало в дрожь при одной мысли об его прикосновениях. Один за другим он осторожно скатал с ее ног шелковые чулки. Пальцы его нежно скользили вдоль бедер с внутренней стороны, но он избегал прикасаться к ней там, где она уже сделалась влажной. Он дразнил ее. В нетерпении Фанни приподняла бедра и застонала.

Приподнявшись на локтях, она встретилась взглядом с его потемневшим от желания взглядом и вызывающе дерзко раскинула ноги.

– Моя маленькая распутница, какого ты чудного оттенка розового, – сказал Рейф, погладив влажные складки сначала нежно, потом нажал посильнее, потом проник внутрь сперва одним, а затем и двумя пальцами. Возбуждение ее нарастало, почти достигло пика.

Он остановил взгляд на ее груди.

– Потрогай себя.

Фанни втянула ртом воздух и прогнула спину. Накрыв ладонями груди, она принялась ласкать свои соски, пока они не превратились в твердые почки, одновременно толкая бедра навстречу его ладони.

При виде Фанни, задыхающейся и раскрасневшейся от возбуждения, Рейф не мог не возбудиться сам. Опустившись на кровать, он приподнял ее за ягодицы. Фанни приподняла бедра повыше, приглашая Рейфа овладеть ею, но он не торопился принять приглашение, продолжая ласкать ее пальцами.

– Ты такая теплая внутри, – хрипло сказал он и добавил к двум средним пальцам указательный, который занялся набухшим бугорком чуть повыше входа, местом средоточия ее нарастающего возбуждения.

Рейф перекатился на бок, не прекращая действовать рукой. Фанни, задыхаясь, вскрикивала, заклиная его продолжать.

Он усмехнулся.

– Ей тоже нравится, когда ее целуют.

– Ей всего хочется! Твоих губ, твоего…

Рейф погладил ее живот, и она задрожала от предвкушения. Прижав губы к ее бедру с внутренней стороны, Рейф начал движение вверх.

– Моя богиня, солоновато-сладкая, – прошептал он. Он исследовал языком каждую складочку и каждый бугорок. Фанни стонала и извивалась под этой мучительно-сладкой пыткой. И вот настал момент, когда напряжение сделалось невыносимым и, зависнув на пике, рассыпалось, разбежалось бесчисленными волнами наслаждения.

Фанни раскрыла глаза.

– Как тебе всегда удается угадать, – спросила она, склонив голову, – когда я близка к удовлетворению?

Рейф забрался на нее сверху и, снимая губами бисеринки пота с ее лба, ответил:

– Я внимательно вслушиваюсь во все твои «охи» и «ахи».

Откинувшись на спинку кровати, Рейф отдыхал, предоставив Фанни свое тело для изучения. Легко касаясь, она водила пальчиками по заживающему шраму, оставшемуся после ножевого ранения в грудь, и по шраму на предплечье, где его недавно задела пуля. Погладив Рейфа по покрытому синяками и ссадинами торсу, она продолжила путь вниз.

– Мне не терпится доставить удовольствие моему раненому воину, – сообщила она перед тем, как погладить его по причинному месту.

Рейф застонал. Его стон был встречен поступком, который мог бы кое-кого повергнуть в шок. Пристроившись поудобнее между его ногами, Фанни несколько раз лизнула его головку, потом украдкой взглянула на него, озабоченно покусывая губу. Рейф едва не кончил.

Затем она сделала своим языком еще что-то такое, от чего его словно пронзило током от макушки до самого кончика. Она повторила этот магический обряд несколько раз, пока он не осознал, что больше терпеть уже не в силах. Но до того как погрузиться в ее тугую теплую плоть и забыться, надо было сделать еще кое-что.

Рейф неохотно приподнял Фанни, оторвав ее от увлекательного занятия.

– Думаю, пришло время для французского письма. – Рейф ухмыльнулся. – Помнится, ты как-то сказала, что сама хочешь надеть его на меня? – Рейф схватил с пола брюки и принялся обшаривать карманы. – Вот оно! – Опрокинувшись на спину, он вытащил изделие из латексной резины из бумажной упаковки и, зажав в кулаке свой «клинок», показал ей, как его зачехлить. – Раскатываешь вот так, медленно.

Фанни оказалась прилежной ученицей, но, закончив работу, она, присев на пятки и осмотрев плод своих стараний, заключила:

– Нет, мне это не нравится, – и, не дожидаясь позволения, скатала кондом обратно и швырнула на пол. – Не вижу в нем необходимости. Я не хочу никаких преград между нами, Рейф.

Ответом его была приподнятая бровь и весьма широкая ухмылка.

– Будь по-твоему, Фанни.

– О, мне нравится твоя уступчивость, – сказала Фанни и, застенчиво опустив голову и рассеянно покручивая каштановые завитки у него на груди, добавила: – У меня немного саднит там. Мы могли бы делать это чуть помедленнее?

– Иди сюда, моя хитрая лисичка, и садись на меня сверху. Тогда ты сама сможешь управлять процессом. – Голос его был хриплым, дыхание сбивчивым. Фанни опускалась на него медленно. Рейф застонал, чувствуя, как его «меч» входит во влажные тугие ножны. Фанни, усвоив однажды преподанный им урок, медленно вращала бедрами.

Она покачивалась то назад, то вперед, приподнимаясь так, что едва не выпускала его из себя, а в следующий момент с нажимом опускалась, всякий раз вбирая его все глубже. Она находила особое удовольствие в том, что могла наблюдать за ним, оценивая меру получаемого им удовольствия. Фанни управляла процессом, и это ее возбуждало. Рейф что-то бессвязно бормотал и глухо вскрикивал, и она стонала, запрокинув голову. Нагая наяда, оседлавшая сатира.

Он вытянул вперед руки, пытаясь поймать ее подпрыгивающие тяжелые груди. Завладев ее сосками, он стиснул их, прокатывая между пальцами, вгоняя ее в сладострастную дрожь, заставляя быстрее и резче вращать бедрами.

Рейф ответил на ее толчки несколькими долгими медленными возвратно-поступательными движениями и, приложив палец к самому чувствительному бугорку, переспросил:

– Да, любовь моя?

Поток медового сока увлажнил ее скользкий чехол, и Рейф почувствовал, что больше не в силах сдерживаться. С каждым толчком возбуждение его увеличивалось, пока не осталось ничего, кроме ощущений, ничего, кроме экстаза. Рейф медленно выплывал из забытья.

– Господи, Фанни, – пробормотал он, смутно осознавая, что Фанни во второй раз получила оргазм.

Она упала к нему на грудь и вздохнула, как может вздохнуть женщина, удовлетворенная сполна. Кожа ее словно светилась, порозовевшая, блестящая от испарины. Заключив Фанни в объятия, Рейф гладил ее, словно ребенка. Уже засыпая, он шепнул ей на ухо:

– Давай на этот раз обойдемся без помолвки и отправимся прямо к викарию.