Глава пятая

ДЖЕСС

Это был большой, сверкающий свежей белой краской дом, крытый серой черепицей. К нему примыкала широкая веранда, высокие узкие окна заканчивались ярко-зелеными ставенками. Джесс заметила, что по мере приближения «бентли» по длинной подъездной аллее дом вырастал прямо на глазах.

Выглядел он довольно приветливо.

— С прошлого года не видала такого приятного местечка. Когда мы ездили в Нантаккет… — проговорила Джесс и запнулась.

Нантаккет… Да откуда же отцу знать? Ведь он там не был, был слишком занят, чтобы поехать с семьей отдыхать.

Отец не ответил.

Джесс взглянула на точечки пурпурных крокусов, растущих вдоль подъездной аллеи, на огромные сосны, которые склонились над ними, закрывая нежные цветы от холодной весны, обычной для Новой Англии. «Цветочки выживут, — подумала она. — Их есть кому защитить».

Она не отрывала глаз от окна, стараясь не глядеть на отца, не видеть его крепко сжатый рот, колючие глаза. Впервые он везет ее куда-то сам. Решил, что даже шофер не должен знать, что Джесс едет в Ларчвуд-Холл.

Машина остановилась у подъезда.

«Поговори со мной, папа! — хотелось крикнуть ей. — Я не думала, что так случится. Мы с Ричардом любим друг Друга так, как ты любил маму». Но Джесс ничего не сказала, ей было стыдно.

Отец выключил двигатель, вышел из машины, захлопнув дверцу.

Джесс закрыла глаза. «Ричард, — пронеслось в голове. — Я должна думать о Ричарде. Он все уладит». И, сдержав уже готовые хлынуть слезы, она вошла вслед за отцом в дом.

Франсис Тейлор оказалась крупной женщиной с желтыми волосами. Двигалась она стремительно, оставляя за собой стойкий запах лаванды, смешанной с табаком, и легкий синтетический шелест нейлоновой комбинации, которая терлась о ее бедра. Тонкий рот был накрашен красной помадой, вместо сбритых бровей были нарисованы черным карандашом крутые дуги. Она пригласила Джесс с отцом в комнату, отделанную темными панелями, по обеим сторонам которой стояли шкафы с книгами.

— Когда Ларчвуд-Холл был частным домом, здесь была библиотека, — деловым тоном объяснила она. — Здесь будет мой кабинет, но девушки, естественно, будут иметь неограниченный доступ к книгам. — Прищелкнув пальцами с длинными ногтями, накрашенными красным лаком, она показала в сторону книжных шкафов.

Джесс внезапно затошнило, и она поспешно опустилась на стул, обитый ситцем. Хотелось, чтобы отец взял ее за руку и сказал: «Извините, мисс Тейлор, но произошла ошибка. Я люблю свою дочь и увожу ее домой».

Но ничего подобного не случилось.

— Прошу вас, садитесь, — пригласила мисс Тейлор.

Сама она подошла к столу из красного дерева и села в кожаное кресло. Отец сел к ней лицом.

— Как я говорила вам по телефону, мистер Бейтс, девочки в основном попадают к нам в Ларчвуд-Холл уже на последних месяцах беременности. Исходя из моего прошлого опыта… я раньше работала в Челси-Хаусе… пришла к выводу, что большинство из них не хочет уезжать из дома, пока… — она замолчала и снова прищелкнула пальцами, — …пока не появится в этом необходимость.

«То есть пока не появится живот», — подумала Джесс.

Она повертела свое кольцо с изумрудом и бриллиантами, горя единственным желанием — исчезнуть.

— А как я вам уже говорил… — раздался твердый голос отца и Джесс вздрогнула: от самого Манхэттена, а это было два часа назад, он рта не раскрывал. — ..Джессике неудобно оставаться дома. — Он помолчал и, не глядя на дочь, закончил:

— В это время года она обычно находится в частной школе.

Мисс Тейлор, повернувшись к Джесс, одарила ее теплой улыбкой, белые зубы блеснули.

— Где находится твоя школа, дорогая? — ласково спросила она.

Джесс кашлянула.

— Недалеко от Лондона. Школа мисс Уинслоу, — тоненьким детским голоском проговорила она и нахмурилась.

— Так вот откуда у тебя этот акцент! Ты училась в Англии. Как это мило!

Джесс кивнула, не зная, как реагировать на эту реплику.

— У меня очень мало времени, — вмешался отец. — Быть может, мы уладим финансовый вопрос?

— Разумеется, мистер Бейтс, — деловито заверила его мисс Тейлор. — Сумма ежемесячной платы вам известна.

Первый и последний месяцы оплачиваются заранее.

«Финансовый вопрос…» — с тоской подумала Джесс.

Единственное, что волнует отца. Ему нет дела до нее, как не было дела до ее матери. Джесс невидящим взглядом смотрела на край стола. Вспомнились похороны мамы.

Было серое мартовское утро, когда Джесс прилетела из Лондона в Нью-Йорк. Никто ей не сказал, отчего неожиданно умерла мама, но в церкви она случайно услышала разговор двух женщин. «Таблетки», — прошептала одна.

«Плюс алкоголь», — добавила другая.

Они понимающе кивнули друг другу, и первая женщина чуть слышно прошептала: «Покончила с собой».

Слова эти молнией пронеслись у Джесс в мозгу. «Нет! — хотелось ей закричать. — Моя мама не могла совершить этого! Она слишком меня любила».

Джесс взглянула на отца, стоявшего у гроба, на котором лежали венки из орхидей. Спокойно сложенные руки, бесстрастное лицо. Если услышанное из разговора женщин правда, то мама покончила с собой из-за него.

Вдруг Джесс почувствовала, как кто-то коснулся ее руки.

Она подняла голову. Рядом стоял Ричард. Глаза его светились любовью. Сколько раз отец пытался заставить ее порвать с ним! Познакомились они прошлым летом, когда Ричард принес ей в клубе полотенце. Это была любовь с первого взгляда. Осенью она уехала в Англию учиться, но чувство не угасло. Они писали друг другу письма почти каждый день. А когда Джесс вернулась домой на каникулы, снова стали встречаться. Если бы отец знал об этих встречах, он бы тут же положил им конец. К счастью, он находился в полном неведении — мама постаралась. Вот и сейчас он не смог запретить Ричарду пойти на похороны, как не смог после них помешать им заниматься любовью на заднем сиденье старенькой машины отца Ричарда.

— Джессика.

Голос мисс Тейлор вернул ее в действительность. Хозяйка пансионата смотрела на нее в ожидании ответа на вопрос.

— Извините. Что вы сказали?

— Когда ты должна родить, дорогая?

Джесс почувствовала, как щеки покрывает яркий румянец. Она поспешно опустила глаза, чувствуя холодный взгляд отца.

— В декабре, четырнадцатого декабря.

— Значит, ты только на втором месяце, — заметила мисс Тейлор.

В голосе ее не было ни тени раздражения, однако Джесс вздрогнула.

Отец встал и вынул из кармана чековую книжку.

— Сколько я должен за медицинское обследование?

Услуги врача, плата за пребывание в больнице, некоторая сумма на случай, если возникнут осложнения, — слова крутились вокруг Джесс, как надоедливые мухи. Склонившись над столом, отец начал выписывать чек.

— Придется также оплатить еще кое-какие услуги, — продолжала мисс Тейлор. — Кроме того, в данной ситуации… — Она на секунду замолчала, почувствовав возникшее между отцом и дочерью напряжение, потом продолжила:

— В данной ситуации нашим штатом предусматривается визит к вашей дочери работника социальной сферы. Хотя отказ от ребенка является частным делом, этот официальный представитель обязан поговорить с Джессикой. Позже я1 сообщу вам точную сумму всех услуг.

Рука отца повисла в воздухе над чековой книжкой.

— Я должен попросить вас еще об одном, — сказал он.

Джесс съежилась.

— Джессика не должна получать никаких писем и разговаривать с кем бы то ни было по телефону.

Джесс перевела взгляд с отца на мисс Тейлор: хотелось спросить, законно ли это.

Мисс Тейлор кивнула и протянула отцу бумаги.

— Подпишите, пожалуйста, что вы согласны на временное опекунство и родственное попечение, и возьмите медицинские формы, ребенок ведь еще несовершеннолетний.

«Какой ребенок? Да ведь это я! — подумала Джесс. — Мне пятнадцать лет, я беременна, а она называет меня ребенком». Она взглянула на отца. Даже не читая, он подписал все бланки. «Как же он меня ненавидит», — печально подумала Джесс. К горлу снова подступила тошнота, и она крепко вцепилась в сиденье стула.

Отец убрал ручку во внутренний карман пиджака.

— Если это все, я пойду.

Мисс Тейлор взглянула на бланки и кивнула.

— Кто-нибудь занесет в дом ее вещи? — спросил отец, не глядя в сторону дочери.

Мисс Тейлор встала.

— Пока вы будете прощаться, я пришлю мистера Хайнса.

Она поспешно вышла из комнаты.

Джесс поняла — отец не знает, как себя с ней вести. Он вдруг растерялся и стал похож на маленького мальчика, случайно оказавшегося в компании взрослых. Он вынул из кармана трубку и кисет с табаком и принялся судорожно набивать ее.

— Папа… — прошептала Джесс.

Сунув в рот незажженную трубку, отец выпрямился и застегнул свое модное пальто на все пуговицы. Резкие морщины, обычно придававшие его лицу благородную суровость, обозначились еще резче. В глазах появилось прежнее непримиримое выражение.

— Полагаю, сказано более чем достаточно. Чековая книжка у тебя есть. Деньги на нее будут перечисляться ежемесячно.

И, не глядя на Джесс, он распахнул массивную дверь и вышел в фойе, а Джесс так и осталась сидеть на месте.

Несколько секунд спустя до нее донесся шум мотора, потом шорох шин по асфальту. Она еще надеялась, что сейчас отец вернется и заберет ее, но этого не произошло.

Звук быстро удаляющейся машины скоро исчез.

Мисс Тейлор вошла в библиотеку бесшумно.

— Ну что, Джессика, хочешь посмотреть свою комнату?

Она медленно поднялась со стула — ни сил, ни чувств у нее не было.

— Мне очень жаль, что отец был таким.

— Каким, дорогая? Деловым?

— Да.

— Отцы, Джессика, — подмигнув, заметила мисс Тейлор, — слишком обостренно все воспринимают.

У Джесс стало немного легче на душе.

— Пожалуйста, зовите меня Джесс. Мне так больше нравится.

— Хорошо, Джесс. А теперь пойдем в твою комнату.

— Мисс Тейлор!

Та остановилась.

— А сказанное про письма и телефонные звонки…

Мисс Тейлор покачала головой.

— Мне очень жаль, дорогая, но придется подчиниться.

Джесс согласно кивнула и пошла вслед за мисс Тейлор, почти не вникая в сказанное.

— Твои вещи отнес мистер Хайнс. Он ухаживает за садом и выполняет разные работы по дому, а жена его готовит. Она довольно ворчливая особа, но ты не обращай внимания. Ее ворчание безвредно для окружающих.

Они здесь давно, с тех пор как дом был еще частным владением.

Они начали подниматься вверх по широкой лестнице с потрескавшимися ступенями. На полдороге мисс Тейлор остановилась и стала задыхаться от сильного кашля.

— Ох! — простонала она, отдышавшись. — Подготовка Ларчвуда к приему новых жильцов совсем меня доконала! Забыла, что я уже не такая юная, как прежде.

Джесс улыбнулась. Мисс Тейлор была немолода, намного старше мамы, но пока еще не достигла возраста бабушки, решила она. Внезапно у нее мелькнула мысль: если бы мама была жива, она как раз готовилась бы стать бабушкой.

Немного отдохнув, они добрались до конца лестницы, при этом мисс Тейлор крепко держалась за начищенные до блеска перила из красного дерева.

— В семье, которая жила тут последней, было четверо сыновей, — проговорила она, тяжело дыша. — Я так и вижу, как эти мальчишки стремглав катятся вниз по перилам. — И, спохватившись, быстро прибавила:

— Сейчас, конечно, это строжайше запрещено.

Джесс еще раз улыбнулась.

— Твоя комната, дорогая, находится на втором этаже. У нас на втором этаже три комнаты, на третьем — одна. Она довольно просторная, но ванны там нет, ванна только на втором этаже.

— Вы хотите сказать, что у нас будет одна ванная комната на всех? — удивилась Джесс.

— Ну да! Конечно, она побольше обычной ванной комнаты. Но поскольку две девушки должны приехать сюда только через две недели, пока она будет целиком в твоем распоряжении. Если тебе что-либо понадобится, моя комната находится на первом этаже, прямо за кухней. — Она улыбнулась. — Раньше там была комната для прислуги.

Они пошли по коридору. Стены его были обшиты темными деревянными панелями, над которыми виднелись обои в цветочек. Похоже, ремонт сделали совсем недавно — в огромном старом доме, казалось, витал запах новизны. Остановились перед дубовой дверью в конце коридора. Мисс Тейлор открыла замок ключом.

— Поскольку ты первая, тебе достанется самая симпатичная комната.

Дверь распахнулась, и они очутились в просторной, залитой солнцем комнате, выдержанной в желтовато-пастельных тонах. Большую часть ее занимали односпальная кровать, секретер и платяной шкаф. Перед окном стоял стол со стулом, рядом кресло, покрытое той же мягкой зеленоватой материей, что и покрывало на кровати. В комнате чувствовался едва уловимый запах дерева. Она производила впечатление чистой, теплой и уютной.

— Надеюсь, дорогая, комната тебе понравилась. А ванная находится рядом. Белье найдешь в шкафу. Может, тебе отдохнуть до шести часов, до обеда? А с прислугой познакомишься потом. Мы все должны держаться друг друга.

Ведь это не гостиница!

С этими словами хозяйка пансионата улыбнулась и закрыла за собой дверь.

Джесс присела на краешек кровати, чувствуя пустоту во всем теле. Итак, дело сделано. Ее привезли в пансионат.

В этой комнате ей придется ждать, ждать, когда Ричард претворит в жизнь их план — приехать после рождения ребенка, забрать их обоих и начать совместную жизнь втроем. Жизнь, полную радости и счастья. Да, Ричард приедет и увезет ее отсюда.

Непременно приедет, иначе и быть не может.

Обхватив себя руками и медленно раскачиваясь из стороны в сторону, предаваясь мечтам о будущем, Джесс не заметила, как заснула.

Джесс проснулась от холода. Солнце клонилось к закату, повеяло прохладой, напомнившей о том, что до лета еще далеко. Она быстро села, не понимая, где находится, — незнакомая обволакивающая тишина пугала ее. Потом вспомнила…

Медленно поднявшись, она поправила покрывало. Вроде не собиралась спать, а задремала. Глянула на свои золотые часики — без четверти шесть. Пора собираться и спускаться вниз. Вниз… К незнакомым людям… Она всегда терялась в разговоре с посторонними. А теперь ей это предстоит.

Что они скажут, что она? «О Господи, зачем я здесь? — с горечью подумала Джесс. — Что я тут делаю?»

Внезапно по телу прошла дрожь. Она побежала к двери.

Где же ванная? Пыталась отыскать глазами дверь. Да где же она?! Потом вспомнила: мисс Тейлор говорила — рядом с комнатой. Найдя нужную дверь, Джесс рванула ее за стеклянную ручку и вихрем ворвалась в холодную квадратную комнату, нашла унитаз и спешно наклонилась над ним.

Вытерев рот ладонью, Джесс бессильно опустилась на колени прямо на новенький блестящий линолеум, цепко ухватившись за влажный фарфоровый унитаз. Нужно подождать, пока пройдет тошнота. Интересно, сколько ей еще так мучиться? Она попыталась переключиться на что-нибудь приятное: на Ричарда, на их ребенка, на их будущую счастливую жизнь. От линолеума исходил стойкий запах аммиака и сосновых иголок — по-видимому, это был запах чистящего средства, — и Джесс снова вырвало.

Обессилевшая, она прислонилась к металлической перегородке и несколько раз сплюнула, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса во рту. Потом, опираясь на унитаз, медленно встала на ноги и выпрямилась. Тело казалось невесомым, тошнота прошла.

Она возвратилась в комнату, достала из чемодана зубную щетку, пасту и косметичку и вернулась в ванную. На сей раз, войдя в нее, Джесс обратила внимание на царящий там больничный запах.

Она критически осмотрела помещение: просторная квадратная комната, на стене две мелкие раковины, над ними зеркало с узенькой металлической полочкой; рядом с туалетом небольшая душевая кабинка с белой пластиковой шторой на металлических кольцах; маленькое окошко с матовым стеклом, через которое с улицы просачивается свет; потолок, покрытый плиткой, с лампой дневного света; на полу блестящий линолеум, в котором эта лампа отражается. Белый с золотыми крапинками, линолеум так и сияет чистотой. «Прямо какая-то мертвецкая, — подумала Джесс. — Как будто специально предназначена для того, чтобы здесь тебя выворачивало наизнанку».

Быстро приведя себя в порядок, она уже собиралась покинуть эту ужасную комнату, как вдруг застыла на месте — что ждет ее внизу? Несколько секунд она стояла, глядя в зеркало, припоминая, какой испуганной и несчастной ощущала себя, когда ее отправляли в прошлом году в школу. Отрывали от любимого дома, от Ричарда. «Ничего, со временем тебе станет легче», — успокаивала тогда мама.

И в самом деле. Хотя Джесс чувствовала себя одинокой, стеснялась всех и вся, иногда неделями ни с кем не общалась, мама оказалась права. Со временем ей стало легче. Но здесь не школа, а пансионат для будущих матерей-одиночек, место, куда должны попадать плохие девочки, а не такие паиньки, как Джессика Бейтс. Однако нежданно-негаданно она оказалась среди них. Хорошая девочка стала плохой. Да кому она теперь нужна? Кто захочет с ней общаться?

— На сей раз, мамочка, станет легче только тогда, когда все закончится, — тихо проговорила она, глядя в зеркало.

Интересно, как все повернулось бы, будь мама жива?

Позволила бы Джесс зайти Ричарду так далеко, если бы не была потрясена смертью мамы? Скорее всего да. В конце концов она любила Ричарда. И он ее любил.

Джесс вышла из ванной комнаты, спустилась по широкой лестнице и пошла в ту сторону, откуда доносился звон посуды и слышались приглушенные голоса. На секунду остановилась, призывая на помощь все свое мужество, чтобы не убежать обратно в свою комнату.

Поправив поясок на льняной бежевой кофточке, Джесс в волнении толкнула дверь и оказалась в огромной, сверкающей чистотой кухне. Голоса тут же стихли. Джесс насторожилась. Неужели они говорили о ней? Она с силой сжала руки, пытаясь подавить неприятную дрожь, и робко подняла на присутствующих глаза.

У круглого дубового стола сидела мисс Тейлор и тщательно сортировала салатные листья. Посреди кухни у сверкающей металлической стойки стояла негритянка средних лет. Это была крупная женщина с черными вьющимися волосами, аккуратно уложенными под сеточкой, пространным животом, туго обтянутым стареньким холщовым передником. За стеклами очков, залепленных мукой, — темные настороженные глаза. Она занималась бисквитным тестом — раскатывала его в трубочку, потом резала на кружочки и выкладывала их на посыпанный мукой противень.

Джесс застыла на месте.

Мисс Тейлор первая нарушила молчание.

— Вижу, ты сумела нас разыскать, дорогая, — проговорила она, откашлявшись. — Ну что, вздремнула немного?

— Да, — ответила Джесс, не отрывая взгляда от противня на котором негритянка раскладывала кружочки.

— Это миссис Хайнс, Джесс, наша замечательная кухарка. А это, — она повернулась к суровой особе, — мисс Бейтс, наша первая постоялица.

Женщина кивнула, даже не взглянув на Джесс.

— На ужин у нас жареный цыпленок. Если не хотите — не ешьте, но ничего другого не будет. Такие здесь правила.

Джесс снова почувствовала тошноту.

— Я уверена, мисс Бейтс съест его с удовольствием, — еще раз откашлявшись, пришла ей на выручку мисс Тейлор.

Кухарка нахмурилась и принялась выравнивать кружочки, срезая с них лишнее тесто.

— Не сомневаюсь, все будет очень вкусно, — пробормотала Джесс.

— Скоро придет Поп, — заметила мисс Тейлор.

Джесс догадалась, что речь идет о мистере Хайнсе.

Интересно, он такой же нелюдимый, как его жена, или еще хуже?

— Ты не поможешь накрыть на стол? — обратилась к ней хозяйка пансионата, указав на стопку тарелок из толстого фарфора, стоявших на верхней полке над стойкой.

Джесс поглядела на тарелки. Слава Богу, будет чем заняться.

— На сколько человек? — едва слышно проговорила она.

— На нас с тобой. Поп и миссис Хайнс едят у себя.

— Я сама достану тарелки, — проворчала кухарка, вытирая руки о передник, и потянулась к полке. — Женщине в положении не следует поднимать руки вверх. Пуповина может обмотаться вокруг шеи ребенка и задушить его.

— Ну что вы, миссис Хайнс, — рассмеялась мисс Тейлор. — Все это выдумки.

Негритянка фыркнула.

— Думайте что хотите, а я греха на душу не возьму.

Поставив тарелки на стол, она вернулась к своему занятию.

— Серебро, скатерть и льняные салфетки в буфете в столовой, — сказала мисс Тейлор, подмигнув Джесс. — Вот за этой дверью. — И она указала на высокую дверь.

Джесс взяла со стола тарелки.

— Спасибо, миссис Хайнс, — поблагодарила она кухарку, а про себя подумала: «Какое счастье, что не придется с ней обедать».

Она вошла в соседнюю комнату, нащупала выключатель. Огромная комната озарилась ярким светом. Перед Джесс был длинный стол с двенадцатью стульями. В центре его возвышалась сверкающая хрустальная ваза с нарциссами и белыми тюльпанами. У одной стены стоял массивный буфет, на котором находились три пары серебряных подсвечников различной высоты с бледно-желтыми свечами и гордо торчавшими вверх белыми фитилями. На окнах висели белые шторы с замысловатым узором.

Джесс осторожно ступила на старенький, но безукоризненно чистый персидский ковер. Дверь за ней захлопнулась. И снова из кухни донеслись приглушенные голоса.

Наверняка миссис Хайнс говорит о ней. Никогда Джесс не чувствовала себя такой одинокой.

После ужина Джесс прошмыгнула в свою комнату, уселась за маленький дубовый стол и достала из ящика коробку дорогой тонкой бумаги с голубыми бабочками, на которой всегда писала письма Ричарду.

«Дорогой Ричард, — вывела она. — Итак, меня привезли в пансионат. В общем, здесь не так уж плохо. Хозяйка, мисс Тейлор, довольно милая женщина, а вот кухарка, по-моему, меня не любит. Впрочем, это не так важно. Всякий раз после еды меня тошнит и я бегу в туалет».

Джесс откинулась на спинку стула, покусывая кончик ручки. Очень трудно написать письмо любимому, чтобы он не волновался за нее. Скомкав лист, Джесс начала сначала:

«Дорогой Ричард! Итак, меня привезли сюда, и я уже скучаю по тебе. Здесь, в общем, не так уж плохо. По крайней мере хоть не придется каждый день видеть недовольное лицо отца. А еще меня успокаивает мысль о том, что пока я буду здесь, ты выработаешь план моего освобождения.

Отец запретил мне получать какую-либо корреспонденцию. Не сказал, правда, почему, но я и так знаю — боится, что ты будешь мне писать. Но ты не беспокойся, я сама буду посылать тебе письма каждый день с известиями о моих делах. Этому отец не сможет помешать».

Джесс исписала листок, взяла следующий и принялась рассказывать Ричарду о своей любви. Закончив письмо, она поспешно сунула его в конверт, боясь закапать слезами.

Потом поднялась со стула и легла на кровать. Немного полежав, снова подошла к столу и, выдвинув ящик, достала календарь. Открыла его на нужной страничке — 24 мая, зачеркнула число толстым черным фломастером и дотронулась до пока еще плоского живота. Осталось семь месяцев. Затем Джесс снова легла и крепко уснула. Главным действующим лицом во сне был отец, надменный, холодный, злой…

Было раннее утро, но когда Джесс спускалась по огромной лестнице (как в фильме «Унесенные ветром», подумала она), из кухни уже доносился звон посуды. Должно быть, миссис Хайнс занялась завтраком. Чем позже она увидит эту особу, тем лучше, решила Джесс, и тихонько выскользнула из дома. Никто ничего не заметил. Джесс улыбнулась. Похоже, когда Ричард приедет за ней, удрать отсюда не составит никакого труда.

Джесс была уверена, что в городе есть почтовый ящик, и она пошла по длинной подъездной аллее, стараясь припомнить, с какой стороны вчера привез ее отец. Неужели это было лишь вчера? Она добралась до дороги. Теперь налево.

Точно налево. Эту каменную стену она хорошо запомнила.

Теперь нужно идти вдоль нее, и попадешь в город.

Утро стояло прохладное, и Джесс посильнее запахнула на себе теплое пальто, которое купила ей мама: в Лондоне по утрам было сыро, и она вечно мерзла. К осени она наверняка не сможет его надеть.

Через полчаса Джесс свернула на главную улицу города и сразу же увидела небольшой домишко, над которым развевался яркий американский флаг. На доме висела табличка «Почта США». Джесс подошла к двери и подергала за ручку. Заперто. К стеклу изнутри был прилеплен клочок бумаги, на котором печатными буквами от руки было написано: «Часы работы: 8.00 — 16.00. Пон. — Пт.». На двери виднелась небольшая щель. Над ней надпись «Для корреспонденции» и тоже от руки нарисована стрелка, указывающая на щель. Видимо, для тех, кто не понимает.

Джесс вытащила из кармана письмо к Ричарду и заколебалась. Может, не стоит бросать его в этот ящик? А вдруг не дойдет? Рисковать не стоит. Нужно, чтобы Ричард наверняка получил это письмо.

— Могу я чем-нибудь помочь, мисс?

Джесс, едва не подпрыгнув от неожиданности, обернулась и увидела человека в серо-голубой форме почтового служащего, с длинными черными волосами, в которых пробивалась седина, и неряшливыми усами.

Лицо его было испещрено шрамами от язвочек и усеяно багровыми прожилками. Похоже, когда-то он переболел оспой. Нос как картошка. С первого взгляда видно — пьяница.

— Мне нужно отправить письмо, — тихо сказала она, — но я не знаю, стоит ли бросать его в эту щель. Письмо важное.

Его крошечные карие глазки обшарили ее с ног до головы.

— Что-то я вас не припомню. Вы не здешняя?

Джесс почувствовала, что краснеет.

— « Нет, — ответила она, не зная, что сказать.

Он достал из кармана тужурки связку ключей и начал перебирать их один за другим, пока не отыскал нужный.

— Можете зайти, если хотите. Я постараюсь, чтобы ваше письмо попало по назначению.

Этот неряшливый почтовый служащий напомнил Джесс подвыпивших завсегдатаев лондонских кабачков, при встрече с которыми она переходила на другую сторону. Однако сейчас почтовое отделение и этот человек, каким бы неприятным он ни показался, — единственная ниточка, связывающая ее с Ричардом. И Джесс храбро вошла в распахнутую перед ней дверь. Она оказалась в полупустой комнате, в которой вдоль стен были полки с ячейками для писем, а на полу валялась пара мешков, по-видимому, с корреспонденцией. Мужчина зашел за стойку, Джесс осталась стоять у портрета президента Джонсона. Рыгнув, почтальон поскреб внушительных размеров живот, нависающий поверх ремня. Он был настолько огромный, что нижние пуговицы на рубашке расстегнулись.

— Кофе? — обратился к ней мужчина.

— Что?

— Кофе хотите?

— Нет, спасибо. Я хочу, чтобы вы отправили мое письмо.

— Это плохо, — проговорил мужчина и снова рыгнул. — А я думал, что вы мне приготовите кофейку. Сам-то я не мастак его варить.

Джесс еще крепче вцепилась в конверт.

— Нет, не сварю. Прошу вас, отправьте мое письмо.

Мужчина шумно вздохнул, словно Джесс отрывала его от более интересных дел, и, взяв у нее письмо, принялся изучать адрес.

— Нью-Йорк… Ага, так вы оттуда?

Джесс порылась в кармане пальто и вытащила пригоршню мелочи.

— Да. А еще мне нужны марки. Десять штук.

И она положила монеты на стойку.

Выдвинув деревянный ящик, почтальон достал большой лист с марками и оторвал десять штук.

— Нью-Йорк… — повторил он. — Таких вот столичных штучек у нас тут не сыщешь.

Джесс потянулась за марками, но он властно накрыл ее руку своей ладонью. У него была огромная лапища с крупными костяшками; а средний и указательный пальцы, как и у мисс Тейлор, были желтыми от никотина.

Джесс похолодела.

— Одна марочка и мне понадобится для вашего важного письма, — заметил он, с вожделением глядя на Джесс.

У нее сильно забилось сердце. Все ясно. А она-то никак не могла понять, откуда вдруг такая любезность. Только бы он выпустил ее отсюда! Она резко выдернула руку.

Почтальон оторвал одну марку.

— Позвольте мне самому наклеить, — хриплым голосом проговорил он и облизал марку.

Видя, что Джесс пристально смотрит на него, он ухмыльнулся щербатым ртом. Схватив марки, она поспешно сунула их в карман и бросилась к двери.

— Эй, малышка! — раздался вдогонку его голос.

Она остановилась.

— Вы, случайно, не из тех девиц, которых ждут не дождутся в Ларчвуде, а?

Джесс пулей вылетела за дверь, чувствуя, что сердце ее громыхает похлеще бас-гитары в ансамбле «Роллинг Стоунз». Плотнее запахнув пальто, она побежала по улице, опустив голову, не отрывая глаз от булыжной мостовой. Краска стыда заливала лицо. Ну почему все они мешают ее с грязью? Сначала папа, потом кухарка, а теперь этот почтальон. Скоро весь город узнает, кто она такая и что собой представляет! И никому нет дела до того, что они с Ричардом любили друг друга, по-настоящему любили. Джесс бежала по улице, думая лишь об одном — поскорее добраться до своей комнаты, запереться в ней и не выходить до тех пор, пока Ричард за ней не приедет. Слезы застилали глаза, она бежала, не разбирая дороги, пока не наткнулась на какого-то человека.

— Вот вы где, мисс Джесс, а я вас искал! — проговорил тот, схватив ее за плечи.

Джесс подняла голову — над ней было знакомое черное лицо Попа Хайнса.

— Моя половина видела, как вы выходили из дома с письмом в руке. И я подумал, что вы пойдете сюда.

Джесс заплакала.

— Ну полно, полно… — проговорил Поп, ласково обняв ее за плечи. — Все будет хорошо. Я отвезу вас домой.

Пойдемте в машину.

Но она продолжала плакать — стыдно было, что так глупо попалась.

— Не нужно плакать, — продолжал успокаивать ее Поп. — Никто на вас не сердится. Просто в следующий раз говорите, куда вы уходите. Вы ведь совсем крошка, мало ли что может случиться.

Все еще всхлипывая, Джесс села в машину. Она плакала не оттого, что ее будут ругать, вовсе нет, а потому, что поняла важное для себя: вызволить ее из Ларчвуда Ричарду будет не так просто, как она думала вначале.

СЬЮЗЕН

Был понедельник, 3 июня 1968 года, Сьюзен Левин сидела в красном пластиковом кресле за столиком кафе и медленно размешивала сахар в толстой фарфоровой кружке. Напротив нее сидел Дэвид, которого она любила почти год, а теперь разлюбила. Ей почти удалось убедить себя в этом.

— Мне наплевать, что на следующей неделе мы оканчиваем институт, — медленно проговорила она. — Думаю, все можно обсудить и теперь.

Глаза Дэвида за толстыми стеклами очков в тонкой металлической оправе казались совсем рядом.

— Я люблю тебя, Сьюзен, — тихо сказал он. — У нас с тобой впереди много важных дел. Взять хотя бы кампанию в поддержку Кеннеди. Я считал, что этим летом мы займемся ею вплотную. Неужели тебя это больше не волнует?

Сьюзен напряглась, однако упрямо проговорила:

— Признаться, не очень. Я тебя тоже любила, но теперь, когда мы оканчиваем нашу альма-матер, пора бы остепениться. А Боб Кеннеди и без моей поддержки обойдется.

Завтра он одержит победу в Калифорнии, а потом — во всей стране и станет президентом.

— Но он только что проиграл в Орегоне! Маккарти наступает ему на пятки, и Кеннеди, как никогда, нужна наша поддержка. Господи, что с тобой происходит?!

Сьюзен закурила вторую сигарету и поправила очки на своем длинном, с горбинкой носу. Было бы здорово, если бы Дэвид отпустил ее без всяких объяснений, так просто от него не отделаться. Он должен непременно докопаться до истины. А как глубоко он умеет чувствовать… Вот этим-то он ее и привлек.

— Что ты собираешься делать? — спрашивал между тем Дэвид. — Сжечь свою карточку студента Демократического общества и сбежать в уютное, тепленькое родительское гнездышко?

Говорил он быстро, взволнованно. Слова Сьюзен задели его за живое, она физически ощущала, как он страдает.

— А может, ты хочешь собрать свои вещички и забиться в какую-нибудь дыру, а там размышлять о бренности всего земного? Так что ты надумала? Выкладывай! Как будешь жить дальше? Неужели тебе безразлично, что война во Вьетнаме продолжается, что нужно что-то предпринимать, чтобы ее остановить?

— Я тоже против войны, как и ты, и тебе это отлично известно! — вспылила Сьюзен. — Если я не хочу тебя больше видеть, это еще не значит, что я стала смотреть на жизнь по-другому. Не смей так думать!

Дэвид покачал головой и почесал свою рыжевато-каштановую бородку.

— А как же сидячая забастовка? — тихо спросил он дрожащим голосом.

Бастовали студенты в апреле. В тот день Сьюзен впервые почувствовала тошноту, которая и сейчас подкатила к горлу. Тогда она подумала, что недомогание вызвано бессонными ночами, проведенными на сыром бетонном полу в административном здании Колумбийского университета, сухомяткой, куревом до одури, — тут кого угодно затошнит. Но через несколько дней Сьюзен поняла, что беременна.

— И наши требования были частично удовлетворены, — продолжал Дэвид. — И мы с тобой радовались этому.

Он был прав: администрация прекратила строительство новой гимназии, земля возвращена в безраздельное пользование детям Гарлема. Непривилегированный класс получил в свое владение участок для игр. Права власть имущих были, таким образом, урезаны.

Потянувшись через стол, Дэвид взял ее за руку.

— Помнишь, как мы радовались, когда победили?

Еще бы! Сьюзен прекрасно это помнила. Вместе с другими студентами — членами Демократического общества они не выпускали декана из кабинета целые сутки. Она помнила, как Дэвид радостно сжал ее в своих объятиях, когда их требования были наконец удовлетворены. Помнила, как он был разочарован, когда им было объявлено, что институт и впредь будет поддерживать связь с неким военным ведомством, определяющим политику в отношении Вьетнама. Внутренние дела — одно дело, внешние — другое. А война — как священная корова, которую трогать запрещено. Чуть позже этой ночью, когда они с Дэвидом голышом лежали на матрасе на полу в его комнате, они торжественно поклялись друг другу, что не успокоятся до тех пор, пока не добьются равных прав для всех членов общества и пока не будут выведены войска из Вьетнама.

— Помню, — прошептала Сьюзен.

— Неужели ты не понимаешь, как мы подходим друг другу? — спросил он.

— Подходим для чего?

Как и Дэвид, Сьюзен не придавала никакого значения законному браку. Женитьбу они считали уделом родителей, а девиз их поколения — свобода, свобода во всем, и в любви тоже. Сьюзен нужно было разлюбить Дэвида до того, как забеременеть от него.

Он выпустил ее руку, пригладил свои длинные волосы.

— Для всего!

Сьюзен отхлебнула кофе — холодный. Внутри была пустота. Лицо Дэвида исказилось от боли, но это ее почему-то не тронуло. Почему она разлюбила его? Когда это случилось? Сьюзен прекрасно знала… Она перестала любить Дэвида, когда обнаружила, что беременна. Именно тогда она поняла, что если у парня с девушкой должен появиться на свет ребенок, они обязаны пожениться. Такое уж она получила воспитание, и от него не избавиться никакими силами. Проще было разлюбить Дэвида, чем ломать себе голову над такой чепухой, как замужество. Сьюзен также опасалась поступков Дэвида, большого приверженца свободы, если он узнает о ребенке. Что он сделает, Сьюзен, правда, не знала, но догадывалась: что-то такое, о чем она позже будет горько сожалеть. Да, перестать любить его было гораздо проще.

— О Боже, — прошептал он. — А я думал, ты меня любишь.

Сьюзен молча смотрела на свою чашку.

Дэвид встал и, вытащив из кармана своих выцветших расклешенных джинсов смятый доллар, бросил его на стол, откинув со лба свои длинные волосы.

— Желаю тебе счастья, Сьюзен, — проговорил он и поднял вверх два пальца. — И мира.

Он вышел из кафе, оставив Сьюзен в своей прошлой жизни.

Два дня спустя ранним утром за три тысячи миль отсюда было совершено покушение на Роберта Кеннеди. Сьюзен вышла из душа, когда по радио сообщили эту ужасную новость. У нее тут же онемели руки и ноги, и она бессильно прислонилась к стене, ловя воздух пересохшим ртом.

«Этого не может быть… Этого не может быть…» — вновь и вновь повторяла она про себя.

— Состояние здоровья сенатора критическое… — продолжал диктор. — Он только что добился убедительной победы на первоначальных выборах в штате Калифорния…

Не осознавая, что делает, Сьюзен сбросила халат и стояла теперь голая, дрожа от холода. Она вдруг почувствовала тошноту. Сейчас она должна срочно разыскать Дэвида.

Сьюзен бросилась было к двери, но остановилась.

Ведь она его больше не любит!

Тошнота усилилась, из глаз хлынули слезы.

«Ты носишь его ребенка, но его больше не любишь, — уговаривала она себя. — Разве ты забыла, что так будет лучше для всех?»

Сьюзен представила себе лицо Дэвида. Как сверкали его глаза только при одном упоминании имени Кеннеди!

Бобби Кеннеди… Спаситель человечества…

Обхватив себя руками, Сьюзен зарыдала, понимая, что любит Дэвида и никогда не переставала его любить. И сейчас он нужен ей и ее ребенку. Да и ему самому без нее не обойтись, Сьюзен это точно знала.

Она заметалась по комнате, натянула на себя потрепанные джинсы и старенький свитерок и выбежала из общежития.

Комната Дэвида находилась по другую сторону студенческого городка. Может, он еще спит.

Сьюзен бежала, не чуя под собой ног. Влажные волосы лезли в глаза, сандалии гулко шлепали по земле. Студенты собирались маленькими группками. «Уже знают, — подумала она. — А скоро узнает весь мир».

Добежав до тротуара, она неловко зацепилась за бордюр и упала на асфальт. Большой палец ноги пронзила острая боль. Кое-как поднявшись, Сьюзен оглядела ногу: из пальца шла кровь, ноготь был до половины сорван. Закрыв лицо руками, Сьюзен зарыдала.

— Сьюзен? — раздался мужской голос.

Голос был знакомый, но не Дэвида. Сьюзен подняла голову. Перед ней стоял Аллан, сосед Дэвида по комнате.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

Трясущимися руками Сьюзен вытерла слезы.

— Где Дэвид? Мне он срочно нужен.

Аллан опустился рядом с ней на тротуар.

— Он уехал.

— Он уже слышал о Кеннеди? — едва выдохнула она.

Аллан покачал головой:

— Не знаю. После последней вашей встречи он собрал вещи и уехал.

Сьюзен похолодела.

— Куда он поехал?

— Не знаю. Родители его умерли, так что дома у него нет.

Вытащив из кармана смятый платок, Аллан замотал им кровоточащий палец на ноге Сьюзен.

— Как ты думаешь, Сьюзен, он умрет?

— Что?! — закричала она. — С чего Дэвиду умирать?

Аллан завязал на платке узел.

— Да не Дэвид, а Кеннеди. Он ведь выживет, правда?

Двадцать часов спустя Роберт Кеннеди скончался. Вместе с ним умерли и все надежды на мирное будущее. Мечты Сьюзен рассыпались. Маленький мирок, в котором она жила до сих пор, перестал существовать. И она поспешила укрыться в самом безопасном месте, которое знала, — у своих родителей.

— Мы посылаем ее учиться в самое престижное учебное заведение, которое только можем себе позволить на наши деньги, а она что творит! Тут же беременеет от какого-то хиппи! Нет, вы только подумайте! — сокрушалась Фрида Левин, застегивая на шее дочери мантию.

— Мама…

— Фрида…

Сьюзен и отец заговорили в один голос, но Фрида не обратила на них ни малейшего внимания.

— По крайней мере эта хламида скрывает твой живот.

Сьюзен вздохнула.

— Мама, о каком животе ты говоришь? Я ведь только на третьем месяце.

— Ничего, скоро появится, не беспокойся. Вот если бы ты слушала маму, никаких проблем не было бы.

— Аборт я делать не буду! — отрезала Сьюзен.

Она отошла от матери и направилась в другой конец комнаты к телефонному столику. Взяв с него квадратную шапочку, натянула ее на голову. Спорить с матерью не было смысла. Она никогда не смогла бы убедить ее в том, что любит Дэвида и их еще не родившегося ребенка, никогда не смогла бы рассказать матери, какой шок испытала в прошлом семестре, зайдя в лабораторию по биологии. Там на полке стояла колба с плавающим в формальдегиде двухмесячным эмбрионом. Крошечное существо, обреченное оставаться таковым на веки вечные… Сьюзен подумала о том, что щелочки на его лице могли бы превратиться в глаза, согнутая спинка распрямиться, а маленькое сердечко могло бы кого-то полюбить. Нет, она никогда не сделает такое со своим ребенком! С ребенком Дэвида. Лучше уж поехать в тот пансионат, который отыскал для нее отец. И пока она будет там жить, постарается разыскать Дэвида.

— Говорят, есть хороший врач, совсем молодой, он занимается такими делами. Никаких проблем бы не было. Я слышала, он сделал аборт дочке Лотти Кушман…

— И никто не узнал, верно, мама?

— Вот-вот.

— Тогда откуда ты об этом знаешь? Нет, не уговаривай.

Сьюзен сорвала с головы шапочку и, схватив щетку, принялась энергично расчесывать волосы. Мать начала уговаривать дочь сделать аборт с прошлой недели, когда Сьюзен позвонила им и сообщила, что беременна. Когда мать заговорила об этом в первый раз, Сьюзен напомнила ей, что аборты противозаконны. «Подумаешь, дело какое! — закричала мать. — Да никто об этом и не узнает. Ты, что же, думаешь, ты первая порядочная девушка, попавшая в беду? И потом, ты ведь считаешь себя либералкой, верно?»

Сьюзен положила щетку на туалетный столик.

— Если мы хотим занять хорошие места, пора выходить, — заметила она.

Джозеф Левин подошел к окну и взглянул на залитый солнцем университетский двор, похожий сейчас на потревоженный улей.

— Отличный денек для выпускного вечера, — заметил он.

— Ты мне зубы не заговаривай! — вспылила Фрида.

— Но в такой чудесный день просто грешно ругаться!

— А кто тут ругается? Я только хочу своей дочери добра. Разве это запрещается? Нет, ты только взгляни на нее!

Посмотри на ее волосы! — И, схватив в свою руку прядь длинных прямых волос дочери, Фрида помахала ими перед носом у мужа. — Ты думаешь, она разрешит мне сделать пучок, как подобает приличной девушке в такой торжественный день? И не надейся!

— Мама, пучки уже не модны.

— Модны, не модны… Может, сейчас модно заводить внебрачных детей?

Сьюзен выдернула свои волосы из руки матери и тщательно пригладила их. Слава Богу, завтра она уезжает в Ларчвуд-Холл, подальше от матери с ее постоянными придирками.

— И вечер для банкета обещает быть чудесным, — заметил отец Сьюзен, пропустив мимо ушей последнее замечание жены.

Фрида вздохнула.

— Вернемся к шести. Коктейли в семь. Ужин в восемь.

Танцы до двух ночи. Все, как я распланировала. Придут все, включая доктора Вайса, на случай, если вдруг эта строптивая особа передумает.

— Ну, мама… — снова простонала Сьюзен, отлично понимая, что все ее стоны бесполезны, мать не переубедить.

— Что — мама? Твой отец не для того горбатился все эти годы, вывозил семью из Бруклина в нормальный район, чтобы потом отправить свою дочь в какой-то пансионат, где неизвестно какие девицы обитают!

— Фрида, я ведь тебе уже сто раз говорил, — подал голос Джозеф. — В Ларчвуд-Холле будут жить девушки из лучших семей. Он новый и… — отец подмигнул Сьюзен, — ..очень дорогой.

— По-моему, лучшего места не придумаешь, — подхватила Сьюзен. — Спасибо тебе, папочка.

Отец улыбнулся. Он рад был ублажить свою единственную дочь. Сьюзен и вправду была благодарна отцу — он отыскал для нее прибежище, где она могла спокойно пожить, собраться с мыслями, а потом начать действовать.

Она должна сделать все возможное, чтобы отыскать Дэвида. Начать, наверное, придется с телефонного звонка; хорошенько подумать, куда лучше всего уехать с ребенком, а пока пусть родители думают, что она согласна отдать его чужим людям.

— Ну, ладно, ладно. Это хорошо, что он дорогой, — прервала ее размышления мать. — Твоей дочери просто повезло, что ты можешь послать ее туда, она должна быть тебе благодарна.

— Я очень благодарна, мама, — сказала Сьюзен, улыбнувшись отцу, — за то, что у меня такие понимающие родители.

— Ну, пошли, — заторопился Джозеф. — Сегодня ответственный день: сначала вручение моей дочери диплома, потом грандиозный вечер. Жаль, что твой дедушка не дожил до этого дня. Подумать только! Ты первая из рода Левин окончила университет! Каким долгим оказался путь от паршивого магазинчика, где с утра до ночи приходилось работать твоей бабушке, до университета!

— Не забывайте, Лей Левин начала работать с двенадцати лет, — подхватила Фрида.

При упоминании о бабушке Сьюзен помрачнела. Бабушка… Бабуля… Родители решили, что ей не стоит рассказывать о состоянии ее горячо любимой внучки. Сьюзен это казалось несправедливым. Бабуля была единственной в их семье, которая ее понимала. Она никогда не осуждала Сьюзен, никогда не ждала, что та станет копией своих родителей. Однако Сьюзен знала, что бабуля воспитана в традициях старого поколения, и внебрачная беременность внучки ее непременно расстроит. Поэтому она неохотно согласилась с родителями, по крайней мере пока.

— Я уверена, бабуля была просто счастлива, что ей удалось выйти замуж за своего хозяина, — улыбнулась Сьюзен.

Фрида сделала вид, что собирается отшлепать свою острую на язычок дочь.

— Да, но только в шестнадцать лет. Ты должна молиться на своего дедушку за оставленное тебе состояние.

— Подумаешь, состояние… Каких-то жалких десять тысяч долларов!

— Каких-то! — взорвалась Фрида. — Ты только послушай, отец, что она говорит! Кого мы с тобой вырастили!

В этот момент в коридоре раздался телефонный звонок. Сьюзен взяла в руки шапочку и прислушалась. Звонок прекратился — значит, кто-то снял трубку. Она надела шапочку и взглянула на себя в зеркало. Интересно, гордился бы дедушка своей внучкой?

Внезапно в дверь громко постучали.

— Сьюзен Левин! — донеслось из коридора— Тебя к телефону.

— Нашли время звонить! — возмутилась Фрида. — Скажи, чтобы перезвонили.

— Мама, я только на минутку.

Сьюзен побежала по коридору, а за ней, как шлейф, тянулась черная мантия. Может, это Дэвид? Что, если он скажет, что смерть Кеннеди открыла ему глаза, что он должен быть с ней рядом, что она нужна ему?

Черная трубка болталась на длинном шнуре. Сьюзен подхватила ее.

— Алло?

— Сьюзен?

Сердце ее замерло. Это был он.

— Дэвид, — проговорила она. — Как ты? Я пыталась разыскать тебя в тот день, когда его убили, но…

— У меня все отлично.

— Где ты?

— Я завербовался в армию.

Сьюзен показалось, что она ослышалась.

— Что?!

— Я завербовался в армию и сейчас направляюсь в лагерь для новобранцев.

Это, должно быть, шутка. Хочет рассмешить ее?

— Дэвид… — Сьюзен потянула за шнурок, которым была стянута у ворота мантия. — Не шути!

— Это правда. Они нас одолели. Я перехожу на их сторону.

У Сьюзен потемнело в глазах.

— Что ты хочешь этим сказать, Дэвид?

— Все кончено, Сьюзен. Кеннеди был нашей последней надеждой. Я уезжаю во Вьетнам.

Сьюзен судорожно сжала трубку ледяной рукой.

— Дэвид, подожди… — с трудом проговорила она. — Ты не должен… Я хочу…

— Слишком поздно. И потом, ты ведь меня больше не любишь. Забыла?

— Но…

В трубке послышались короткие гудки.

Несколько секунд она стояла, не веря в случившееся, потом осторожно повесила трубку на рычаг и изо всех сил дернула за золотистый шнурок мантии. Та медленно соскользнула с плеч и упала к ее ногам.

ПИ ДЖЕЙ

Сегодня ее ожидал грандиозный вечер, и Пи Джей стала тщательно готовиться к нему. Аккуратно подвела бледно-зеленым карандашом свои изумрудные глаза, попышнее взбила блестящие каштановые волосы. Сегодня она хотела выглядеть потрясающе, потому что знала — чем лучше она будет выглядеть, тем счастливее будет казаться. Хотя куда уж счастливее! И так чуть не прыгает от радости. Скорее бы приезжал Фрэнк! Ну почему время тянется так медленно?!

Она взглянула на свои часики: еще целых полчаса.

— Ну быстрее, быстрее! — торопила она время, подпрыгивая на диване от нетерпения. — Пожалуйста!

Через полчаса за ней заедет Фрэнк. Через полчаса она скажет ему, что у них будет ребенок. Пока еще рановато красить губы — за это время от помады ничего не останется, всю оближет от возбуждения.

— А, да ладно! — махнула она рукой и провела помадой по губам.

Закурив, принялась пристально разглядывать в зеркале свое отражение. Да, она и в самом деле хороша! Так и светится счастьем, прямо сияет. Интересно, догадается Фрэнк по ее лицу, что она собирается сообщить ему потрясающую новость?

Фрэнк был отцом будущего ребенка, человеком, с которым Пи Джей собиралась провести всю жизнь. Живой, остроумный — в общем, душа общества, — он разительно отличался от занудных ребят из ее родного городка. Фрэнк наверняка с пониманием отнесется к ее стремлению сделать карьеру, он не захочет превращать ее в заурядную жену — обслуживать его и только. Да ему даже лестно будет говорить, что жена его — дизайнер. Конечно, когда родится ребенок, им придется нелегко, но Пи Джей знала, что Фрэнк обязательно женится на ней и они будут счастливы. Ведь они так подходят друг другу!

Пи Джей глубоко затянулась и, улыбнувшись, погрузилась в воспоминания. Они с Фрэнком познакомились около года назад — она перешла на второй курс Бостонского университета, тут же влюбилась в него, а через месяц они были уже любовниками.

Прошлой зимой родители разрешили Пи Джей перебраться из общежития на частную квартиру с двумя другими девушками. Свое желание она объяснила тем, что на квартире будет легче учиться, чем в шумном общежитии.

На самом деле им с Фрэнком нужно было жилье, где они могли бы спокойно заниматься любовью. Ни ее, ни его общежитие для этой цели не подходило.

Пи Джей вообще было не до учебы: все ее мысли были заняты Фрэнком. Ей нравилось играть с ним в мужа и жену — стирать ему рубашки, помогать готовиться к занятиям, есть с ним еду из китайского ресторанчика, сидя на полу голышом, тереть ему в ванне спину, руки, ноги и прочее, кататься с ним по постели, задыхаясь от страсти и дрожа от возбуждения.

В дверь позвонили. Пи Джей поспешно затушила окурок.

— Иду! — крикнула она, подкрашивая на ходу губы.

Она еще раз взбила волосы, чувствуя, что сердце сейчас выскочит из груди, щеки раскраснелись не в меру. Наконец-то пришел! Сейчас она ему все расскажет, и он обрадуется. Пи Джей на это очень надеялась. Она распахнула перед ним дверь.

— Привет, крошка, — весело проговорил Фрэнк.

— Привет, — ответила она, бросаясь ему на шею.

Откинув назад ее волосы, он легонько куснул ее за мочку уха.

— Может, сегодня никуда не пойдем? — прошептал он.

Пи Джей весело рассмеялась.

— Нет, пойдем! Я хочу сегодня устроить пир на весь мир. С шампанским, икрой и всякими вкусностями. Я угощаю!

— Да ну! А что случилось? Папа прислал тебе внеочередной чек?

— Это не твое дело, — шутливо бросила она. — Я хочу отметить.

— Что отметить?

— Пошли, в машине скажу.

Пи Джей взяла его под руку, и они вышли. Шел дождь, но она не обращала внимания на плохую погоду. Сегодня такие пустяки не могли омрачить ее радужного настроения. Мир был прекрасен и удивителен.

Они быстро забрались в старенький «форд» Фрэнка. Он включил двигатель и вопросительно глянул на Пи Джей.

Она лишь улыбнулась.

— Поехали.

— Скажи, — попросил он.

— Нет, потерпи еще немножко.

Ей хотелось его помучить.

— Господи, — тихонько пробормотал он, вливаясь в поток машин.

Пи Джей снова улыбнулась.

— Ну и удивишься же ты!

— И чем же ты собираешься меня удивить?

Голос его прозвучал холодновато, однако ничто сегодня не могло спустить ее с небес на землю.

— Ну… даже не знаю, обрадуешься ли ты. А вдруг новость тебе не понравится?

Пи Джей кокетничала — она прекрасно знала, что Фрэнк будет в восторге от ее замечательной новости.

Недовольно глянув на нее, он поднял глаза к небу.

— Если ты и дальше собираешься тянуть, то наверняка не понравится.

Пи Джей капризно надула губки.

— Не сердись, Фрэнк. Новость просто замечательная.

— Тогда, Бога ради, выкладывай ее!

— Если будешь сердиться, не скажу.

Фрэнк снял руки с руля и раздраженно отмахнулся.

— Ну и не говори, не очень-то и хочется, все равно сморозишь какую-нибудь глупость.

— Фрэнк… — начала было Пи Джей и запнулась. Все шло не так, как она представляла.

— Да-да, забудь и не вспоминай! Чихать я хотел на твою грандиозную новость. Знаешь ведь, что я терпеть не могу, когда ты заставляешь себя упрашивать!

Пи Джей готова была заплакать.

— Фрэнк… — попробовала она еще раз, но слова не шли с языка.

Он не сводил глаз с дворников.

— У нас будет ребенок.

Он не пошевелился. Казалось, машина едет сама, без водителя.

— Вот черт! — наконец проговорил он.

Пи Джей взглянула на приборную доску: на ней стояла небольшая статуэтка святого Кристофера, покровителя путешественников или что-то в этом роде, Пи Джей толком не знала. Родители ее исповедовали протестантскую веру, и она плохо разбиралась в католических святых.

— Я думала… я думала, ты обрадуешься, — запинаясь, » проговорила она, поворачиваясь к Фрэнку.

Тот расхохотался.

— Обрадуюсь?! Ты что, издеваешься?

Пи Джей снова взглянула на маленькую пластиковую статуэтку святого. «Кто бы ты ни был, — взмолилась она, — помоги мне!» И опять повернулась к Фрэнку, но сказать ничего не успела, он ее опередил:

— Ты уверена, что это мой?

— Что?!

У нее на секунду перехватило дыхание. В горле застрял комок, но Пи Джей, взяв себя в руки, улыбнулась. Да что это она в самом деле? Он ведь просто дразнит ее. Сама виновата, выложила ему все сразу, вот он и растерялся, а в отместку решил поддразнить ее.

— Я сказал: ты уверена, что это мой ребенок? — ехидно переспросил Фрэнк.

Пи Джей похолодела, а любимый между тем, не давая ей опомниться, смело пошел в атаку:

— А каких слов ты от меня ждала? На субботу и воскресенье ты уезжала в свой паршивый городишко! Откуда я знаю, может, ты там встречалась со своим старым дружком!

Пи Джей показалось, что сейчас с ней будет обморок.

— Я ездила домой помогать маме, — каким-то чужим голосом проговорила она. — Ты ведь знаешь, она сломала ногу.

Фрэнк, не глядя на нее, перестроился в другой ряд.

Некоторое время в машине царила тишина. Слышался лишь скрежет дворников по стеклу.

— Я ведь смогу доказать, что это не мой ребенок, — снова послышался голос Фрэнка, Пи Джей все никак не могла оторвать взгляд от фигурки святого. Попыталась отключиться от жестоких слов.

Удалось лишь наполовину. Хоть и приглушенно, они все равно доносились до нее.

— У меня отмечено каждое число, когда мы спали вместе, — продолжал Фрэнк. — Все точно, как в аптеке. И я знаю, когда пользовался резинкой. А этот твой приятель пользовался?

Пи Джей едва не закричала во весь голос, но сдержалась.

— Ты же знаешь, Фрэнк, я была девушкой, когда мы с тобой познакомились. Джош меня и пальцем не тронул.

Фрэнк, по-прежнему глядя в окно, улыбнулся.

— Я знаю одно, крошка, этот ребенок не мой.

— Останови машину! — взорвалась Пи Джей.

И только позднее, анализируя их последний разговор, ей пришло в голову, что она впервые приказала Фрэнку что-то сделать. До этого с мужчинами она была сама мягкость — ей казалось, что им во всем следует угождать.

— Не беспокойся, крошка, — ухмыльнулся Фрэнк, останавливая машину у обочины. — Ты так чертовски хороша, что какой-нибудь кретин наверняка соблазнится тобой.

Может, ты даже убедишь его, что это его ребенок.

Они находились на улице Мальборо, и до квартиры, которую снимала Пи Джей, было не меньше десяти кварталов. Но ей было все равно. Лучше добираться пешком в такую даль поздним вечером, чем оставаться с Фрэнком хоть на минуту. Выскочив из машины, Пи Джей захлопнула дверцу и услышала на прощание:

— Желаю удачи, детка. Не звони мне, я сам тебе позвоню.

Плакать она не могла. Было темно, шел сильный дождь.

Пи Джей быстро шла по тротуару, чувствуя себя несчастной оттого, что ее так унизили, втоптали в грязь. Дождь усиливался, ночные фонари окутал туман. Стало холодно, и Пи Джей застегнула свой модный дождевик на все пуговицы. Густые каштановые волосы, ее краса и гордость, намокли и прилипли к лицу сосульками.

Она вспомнила прощальные слова Фрэнка и зябко поежилась.

Пи Джей открыла ключом входную дверь с узорчатым стеклом и вошла.

— А вот и я, — проговорила она, но никто не отозвался.

Подружки, к счастью, умчались на свидания.

Она быстро прошла по холлу, все стены которого были увешаны яркими плакатами, потом по коридорчику и наконец добралась до своей комнаты. Пробегая мимо чертежной доски, нечаянно задела пластмассовую рейсшину, и та с грохотом свалилась на пол. Не обратив на это внимания, Пи Джей упала на старенькую кушетку в коричнево-оранжевую полоску. Слез так и не было, а вот ярость полыхала огнем.

Она с трудом услышала телефонный звонок.

Пи Джей схватила трубку. Может, это Фрэнк? Наверное, понял, как ей тяжело…

— Это ты, Пи Джей? — раздался голос матери.

Не Фрэнк…

— Привет, мама.

— Как я рада, что застала тебя. Думала, вы с Фрэнком куда-нибудь пошли.

— Нет, мама, — проговорила Пи Джей, тщательно скрывая, что не очень-то рада ее звонку, — сегодня я решила побыть дома. Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше, дорогая. Сегодня приходил доктор и сказал, что на следующей неделе снимут гипс. Ты приедешь на выходные?

Если ехать домой, то придется им все рассказать. Что же делать? Пи Джей нервно намотала на палец телефонный шнур, потом расправила его.

— Ой, мама…

Внезапно из глаз хлынули слезы. Разве о таком возвращении домой она мечтала? Она думала, что они с Фрэнком приедут к ее родителям и все им расскажут.

Обсудят, как побыстрее устроить свадьбу. Позже можно будет сказать, что ребенок родился раньше положенного срока, или намекнуть, что они с Фрэнком поженились в Бостоне еще прошлой зимой. Обычно все так поступали, кто попадал в подобное положение. А потом пусть сколько угодно сплетничают да подсчитывают на пальцах! Плевать! Ведь они с Фрэнком будут счастливы, да и родители, привыкнув к мысли, что у них скоро родится внук или внучка, будут тоже счастливы. Все должно было быть так, а не иначе.

— Пи Джей, что с тобой? Что случилось?

— Ой, мама…

Ну как ей рассказать? Мама всегда хотела, чтобы дочь была похожа на нее. Выучилась бы на учительницу начальных классов, потом вышла замуж за хорошего парня из их же городка, штопала бы ему носки, занималась рукоделием, вступила бы, как и она, в благотворительное общество. Такой видела она жизнь своей единственной дочери. Но у Ни Джей были другие планы. Она любила мать, но ей не нравилось такое тихое, незаметное существование. Она хотела стать дизайнером и работать в престижном рекламном агентстве, а не заниматься после нудной работы в школе бесконечной уборкой, стиркой, готовкой и считать высшим развлечением просмотр по телевизору очередной мыльной оперы. Замуж она собиралась выйти за парня, который с пониманием отнесся бы к ее честолюбивым стремлениям. В том, что такой ей встретится, Пи Джей не сомневалась. Она была способна увлечь любого. С двенадцати лет она начала встречаться с ребятами — то с одним, то с другим, а то и с двумя одновременно. Ей постоянно звонили мальчишки, приглашали на свидание. Пи Джей чувствовала, что маме это не нравится.

Единственным человеком, который ее понимал, был отец. «Я с ней поговорю», — пообещал он, когда Пи Джей сказала ему, что хочет стать членом Художественного клуба, а не клуба Будущих учителей Америки. «Я все устрою, малышка», — пообещал он, когда нужно было сказать маме, что она собирается поступать в Бостонский университет, а не в местное педагогическое училище. «Только помни, — всегда добавлял он, — твоя мать желает тебе только добра». На что Пи Джей всегда возражала: «Но ведь у нее своя жизнь, а у меня своя». Тогда отец крепко обнимал ее, и это действовало на нее лучше всяких слов. О Боже, как воспримет папа эту ужасную новость?

— Пи Джей, — прервала ее размышления мать. — Что у тебя стряслось? Поссорилась с Фрэнком?

— Мама… мама…

Пи Джей тряхнула головой, тяжело вздохнула, и слова полились сами собой. Она слышала их как бы со стороны.

— Мама, он меня бросил… У меня будет ребенок.

На другом конце возникла напряженная тишина. Пи Джей живо представила мать: губы плотно сжаты, спина прямая, ровная.

— Мама, — позвала она.

— Это не правда! Скажи, что это не правда!

Пи Джей снова потянула телефонный шнур.

— Я и сама этого хотела бы.

— Памела Джейн, рассказывай, как это случилось, — послышался раздраженный голос матери.

— Мама…

— Как ты могла так поступить с нами? И где Фрэнк?

Где этот мерзавец?

Пи Джей поморщилась. Она никогда не слышала от матери бранных слов.

— Сказал, что это мои дела.

Снова воцарилась тишина.

— Приезжай домой, — наконец сказала мать и добавила:

— Это убьет отца.

Сердце Пи Джей сжалось от боли.

Вырулив на подъездную дорожку, ведущую к их фешенебельному особняку, Пи Джей увидела за шторой отца, украдкой посматривающего на нее. Она долго добиралась до родного дома — больше двух часов. И эти часы показались ей самыми длинными в жизни. Выйдя из машины, она пошла к входной двери, чувствуя на себе взгляд отца.

«Папочка! — молилась она про себя. — Ну пожалуйста, не сердись на меня! Сейчас мне, как никогда, нужно, чтобы ты обнял меня».

Дверь открыл младший брат. Он злорадно ухмыльнулся. «Ну сейчас тебе попадет», — казалось, говорил его взгляд.

Не обращая на него ни малейшего внимания, Пи Джей вошла в гостиную.

Отец стоял у высокого окна, мама лежала на кушетке, слегка повернувшись на бок. Ее загипсованная нога торчала вперед, как у гуттаперчевой куклы, взгляд был устремлен на потухший камин.

— Ну как, хорошо добралась? — задал отец свой обычный вопрос.

Он всякий раз интересовался, как она доехала, когда Пи Джей возвращалась домой из университета. Но сейчас он спросил ее через силу, да и не подошел к ней, не обнял.

Пи Джей села в кресло напротив матери.

— Джуниор, иди делай уроки, — повернулся отец к сыну.

— Хорошо, папа, — ответил тот.

И по тому, каким тоном он это произнес, Пи Джей поняла — будет подслушивать.

Отец так и остался стоять у окна.

— Ты уверена, что этот парень на тебе не женится? — перешел он сразу к делу.

Ее отец, Гарольд Дэвис, ветеран второй мировой войны, награжденный орденами и медалями, всеми уважаемый владелец небольшого предприятия, руководитель общины, церковный дьякон, был похож сейчас на испуганного ребенка.

Пи Джей закрыла глаза, чтобы не видеть его, — было нестерпимо жаль отца!

— Да, папа, уверена.

Он подошел к роялю, машинально нажал несколько клавиш.

— Скоро сюда приедет Реверенд Блэксмит.

— Реверенд Блэксмит? — удивилась Пи Джей. — А зачем, папа?

Тут заговорила мама:

— Мы с отцом не знали, что делать. Он даст нам адрес одного заведения, куда тебе следует отправиться.

Пи Джей ничего не понимала:

— Зачем мне уезжать?

Мать оторвала наконец взгляд от камина и перевела его на Пи Джей. Глаза у нее были как у затравленного зверя.

— Дома ты не можешь оставаться. Отец работал как проклятый, чтобы обеспечить семье достойную жизнь. И я не допущу, чтобы из-за тебя все пошло прахом!

Пи Джей едва сдерживала слезы.

— Значит, мне придется уехать?

— Конечно! А ты как думала? Я не могу допустить, чтобы мои партнерши по бриджу узнали, что моя дочь Памела Джейн Дэвис беременна, чтобы у меня за спиной шептались. Да мы с отцом не сможем показаться на людях, если узнают, что ты натворила!

Пи Джей были хорошо знакомы эти интонации. Точно Таким же тоном мать разговаривала с ней, когда она заявила, что собирается поступать в университет. Она взглянула на отца, ища поддержки. Он снова подошел к окну. На сей раз он не мог ее спасти.

— Куда я должна ехать? — спросила Пи Джей.

— Куда посоветует Реверенд Блэксмит, — категорическим тоном заявила мать. — Родить ребенка и отдать его на воспитание. Тогда никто никогда ничего не узнает.

Теперь глаза матери полыхали злостью.

— Так будет лучше, девочка моя, — проговорил отец и, подойдя к Пи Джей, положил руку ей на плечо.

Не обнял, как всегда, а лишь коснулся рукой. Но ей сразу стало легче. Правда, совсем немного.

— Когда все будет позади, ты сможешь продолжить учебу.

«Все так просто, — подумала Пи Джей. — Проще не бывает».

Она взглянула на отца. Ему было пятьдесят лет. Всю жизнь он трудился не покладая рук на благо своей растущей семьи. Разрываясь между работой, домашними и общественными обязанностями, лишь редкие часы досуга он посвящал любимому виду спорта — гольфу. Всегда веселый, жизнерадостный человек с добродушным лицом сейчас был бледен.

Она посмотрела на мать. Ей было сорок четыре года.

Пи Джей не понимала, почему мать никогда не пользовалась косметикой. У нее была отличная фигура и приятное лицо. Казалось, она специально делает все возможное, чтобы выглядеть хуже, чем она есть. Пи Джей вспомнила один старый снимок, найденный ею случайно во время игры на чердаке. На нем мать была молода и потрясающе красива.

Пи Джей поразилась тогда, как они похожи с матерью. Что же случилось потом? Почему мать решила спрятать свою красоту за мешковатой одеждой и старомодной прической?

Пи Джей еще раз взглянула на мать: в уголках глаз и губ притаились предательские морщинки.

«Стареет… — подумала Пи Джей. — Как и отец». Она поняла, что придется подчиниться и поступить, как приказывает мать.

— Помоги мне добраться до спальни, — обратилась мать к отцу. — Голова просто раскалывается.

Отец приподнял жену с дивана и поглядел на дочь.

Пи Джей увидела в его глазах боль — не жалость, а искреннюю боль.

«А ведь он прав», — подумала Пи Джей.

Она покончит с этим делом и начнет жизнь с остановки. Вернется в университет, но не в Бостонский, а в какой-нибудь другой, окончит его и станет знаменитым дизайнером. Она добьется славы и успеха! Мужчины будут валяться у ее ног, моля ее о любви. Может быть, она будет жить в Нью-Йорке… Не может быть, а точно… Она будет жить в Нью-Йорке и приложит максимум усилий, чтобы родители гордились ею.

А случившееся с нею сейчас она забудет навсегда.

ДЖИННИ

Грудь сдавила острая боль, сердце бешено стучало, перегоняя кровь по тоненьким, прозрачным венам.

— Возьмите побольше крови, — раздался чей-то приглушенный голос.

Лица не было видно — вместо него какое-то светлое размытое пятно.

— Конечно, доктор.

Джинни почувствовала, как руку выше локтя больно сдавил резиновый жгут. Она хотела вздохнуть, но не смогла — казалось, жгут обвился вокруг шеи. Медсестра затянула жгут потуже. Голова у Джинни закружилась, лица вокруг стали расплывчатыми и бесформенными.

— Сожмите руку в кулак, — приказала медсестра.

Джинни вздрогнула. На висках выступили капельки пота. Она почувствовала, как игла больно вонзилась в руку, Опять стало нечем дышать, казалось, что жгут еще сильнее сдавливает шею. В пробирку медленно потекла густая алая кровь, ее кровь. Она попыталась шевельнуться, но ноги и руки отказывались слушаться. Нет, ей не выбраться отсюда, ни за что не выбраться… Она попалась!

— ..Вот мы и приехали, мисс.

Джинни открыла глаза. Сердце стучало так, словно готово было вырваться из груди. Все тело стало липким от пота. О Господи, этот кошмар преследует ее даже во сне!

Она глянула в окно — машина свернула на длинную подъездную аллею, ведущую к Ларчвуд-Холлу. Закрыв глаза, попыталась успокоиться. Этот ребенок уже вымотал ее вконец. Но аборт еще хуже — она панически боится игл, не переносит их. Не хватало еще в обморок упасть!

Ничего, она что-нибудь придумает: устроит себе самый обыкновенный выкидыш. Такое ведь случается. Придумав выход из положения, Джинни облегченно вздохнула и мало-помалу успокоилась — Приятное местечко, — заметил водитель.

— Да, — проговорила Джинни, не взглянув в сторону дома.

Вынув из сумки косметичку, она достала пудреницу и, открыв ее, глянула в зеркальце на свое отражение. Из Бостона она добиралась сюда на поезде. Дорога была долгая, и макияж Джинни несколько попортился: стрелки, наведенные черным карандашом вокруг глаз, расплылись; тушь, которой она щедро намазала ресницы, облетела; прямые черные волосы, слипшиеся от лака, торчали во все стороны, жидкая крем-пудра потекла, оставляя на лице неряшливые полоски, сквозь которые проглядывали мерзкие прыщики. Джинни нахмурилась, но, вспомнив, куда она едет, обреченно махнула рукой. Да плевать, как она выглядит. Какое это теперь имеет значение!

Такси остановилось.

— Разрешите помочь вам донести чемоданы, мисс, — Предложил водитель.

— Сама справлюсь! — огрызнулась Джинни, и, сунув ему в руку двадцать долларов, с трудом подняла свои тяжеленные чемоданы и потащила их к лестнице. Где-то она читала, что, таская тяжести, можно устроить выкидыш.

Стоит попробовать.

Желтое такси отъехало, и перед Джинни предстал белоснежный «кадиллак», стоявший на подъездной дороге.

Она, пыхтя и отдуваясь, потащила чемоданы по лестнице и, добравшись наконец до верхней двери, повернула массивную медную ручку и вошла в холл. С левой стороны до нее донеслись чьи-то голоса.

— Естественно, мы делаем все возможное, чтобы никто ничего не узнал, — донеслось до Джинни.

Поставив чемоданы, она пошла на голоса.

Толкнув дверь, очутилась в просторной комнате. За столом сидела крашеная блондинка преклонного возраста — явно за сорок. На стульях лицом к ней разместилась целая компания — какой-то лысый мужчина, рыжеволосая девчонка, которая держалась одной рукой за живот, и мегера с загипсованной ногой и костылями, стоявшими рядом со стулом. «Ну-ка, догадайся, которая из них залетела», — усмехнулась про себя Джинни.

— Слушаю вас, — обратилась к ней крашеная блондинка.

— Меня зовут Джинни Стивенс, — объявила Джинни.

Троица посмотрела на нее. Мужчина с женщиной быстро переглянулись. «Наверное, моя мини-юбка им не по душе, — решила Джинни. — Вот сволочи!»

— Ax да! Ну конечно, дорогая, — подала голос блондинка и, встав с кресла, пошла к ней, вихляя бедрами.

«А в ней еще теплится жизнь», — подумала Джинни.

— Меня зовут мисс Тейлор, — сладким голосом пропела она. — Я сейчас занята. Если хочешь — подожди в холле, а нет — сразу поднимайся к себе в комнату.

— Я пойду в комнату. Где она?

— Вверх по лестнице, потом налево и первая дверь направо.

— Понятно.

Джинни вышла в коридор и, схватив свои чемоданы, направилась к лестнице.

— О Господи! — запричитала ей вдогонку» мисс Тейлор. — Да оставь ты свои чемоданы! Мистер Хайнс их отнесет.

— Нет уж, обойдусь!

— О Боже! Только этого не хватало! Бело-розовая спаленка! — в сердцах воскликнула Джинни.

Поставив чемоданы к стене, она легла на кровать и уставилась в потолок, с которого свисала допотопная люстра матового стекла. Дотронулась до живота, все еще не веря, что уже больше трех месяцев беременности. А может, все-таки врачи ошиблись? Ведь ее даже не тошнит. Как же, ошибутся эти придурки! На глаза у нее навернулись слезы, но Джинни мужественно сдержала их. Не хватало, чтобы вошедший в комнату увидел ее слезы.

Джинни потянулась к чемодану, расстегнула молнию на наружном кармане, вытащила журналы о кино. Джоан Вудворд… Вот это актриса! Джинни улыбнулась. Она смотрела «Рейчел» три раза. Не потому, что этот фильм ей очень нравился. Да кому вообще может понравиться эта дурацкая история о школьной учительнице, старой деве, жизнь которой если чем и отличается от обычной, то только еще большим занудством. И все-таки.. Как смогла Джоан Вудворд так убедительно сыграть эту роль?

Интересно, сможет ли она когда-нибудь стать такой же хорошей актрисой?

Джинни пролистала журнал. Кинозвезды — в мехах и драгоценностях, за рулем спортивных автомашин, потягивают коктейли, сидя у своих великолепных бассейнов. Белокурая Джейн Мэнсфилд и Мэрилин Монро — ослепительная улыбка, потрясающие груди, тонкие талии.

— Я тоже стану такой, — прошептала Джинни. — Клянусь!

Она закрыла глаза и представила себе Голливуд: покрытые розовой штукатуркой здания, высокие величественные пальмы, штаны под леопарда, платья «в облипочку», подчеркивающие определенные формы, туфли на высоченных каблуках, в которых ноги, кажется, растут из ушей. Вот она стоит на тротуаре, поджидая своего рекламного агента, который обещал заехать за ней на своей роскошной машине и отвезти в шикарный ресторан пообедать.

Да, это обязательно будет! Единственное, что требуется, — устроить себе выкидыш и увезти мать от этого подонка, за которого она вышла замуж. А потом они заживут…

Джинни задремала.

Ее разбудил стук в дверь. Оказывается, она проспала целый час!

— Войдите! — крикнула она, садясь на кровати.

Дверь открылась. На пороге стояла старая перечница с крашеными волосами и девчонка, что сидела в кабинете.

— Джинни, дорогая, — затараторила старуха. — Я хочу познакомить тебя с Пи Джей Дэвис. Вы с ней последние из нашей первой группы девочек.

— «О Господи, — подумала Джинни. — Надо же так сказать — „наша первая группа девочек“. Можно подумать, что они не в пансионате для матерей-одиночек, а в каком-нибудь летнем лагере. А эта Пи Джей не иначе как староста».

— Привет, Джинни, — подала голос Пи Джей.

— Угу, — буркнула Джинни.

— Ну что ж, Джинни, — встряла старая карга. — За свое пребывание в нашем заведении ты уже заплатила. О правилах пребывания здесь поговорим за обедом. Остальные девочки сейчас в городе, вот я и подумала, почему бы вам пока не познакомиться. Увидимся в шесть часов.

С этими словами божий одуванчик выплыла из комнаты. Пи Джей закрыла дверь.

— Какая миленькая комнатка, — заметила она.

В голосе ее звучала явная издевка.

— Ага, для таких, как мы, девочек-ромашек, в самый раз.

Пи Джей рассмеялась.

— Сколько тебе лет?

— По годам или по опыту?

— По годам, конечно, опыта у нас у всех хоть отбавляй.

— Семнадцать.

— Да ну! А выглядишь старше. Мне двадцать. Тебе запросто можно дать столько же. Ты откуда?

— Из Бостона.

— Шутишь! Я там училась.

— Да?

— В Бостонском университете. — Пи Джей ткнула пальцем Джинни в живот. — Ты, случайно, не знаешь там одного парня по имени Фрэнк?

— Это тот, кто тебе сделал ребенка? Нет, не знаю.

— Мы учились с ним. Он… — Пи Джей помялась. — Он меня бросил. Вот и пришлось вернуться домой к отцу с матерью. А там один старый знакомый посоветовал нам поехать сюда. Сказал, что пансионат только открывается.

А ты как нашла это место?

— Через друга моей подруги. Он делает аборты.

Пи Джей от удивления открыла рот.

— Ты что, собиралась делать аборт?!

«О Господи, — подумала Джинни. — Сейчас эта дурочка упадет в обморок от ужаса».

— Ну да. А потом все-таки послала его на фиг.

Пи Джей перевела разговор на другую тему:

— А теперь поведай свою печальную историю.

— Какую?

— Ну ты тоже беременная? Кто отец твоего ребенка?

Джинни так и подпрыгнула.

— А тебе что за дело? Что ты пристаешь со своими кретинскими вопросами? — выпалила она. — Если хочешь знать, я вообще девушка, а сюда приехала просто набираться опыта.

И, раскрыв чемодан, достала оттуда блок «Ньюпорта» и бутылку виски. Отхлебнула прямо из горлышка и распечатала пачку сигарет. Оглядела сияющую девственной чистотой комнатку и сердито буркнула:

— Неужели в этом кефирном заведении не найдется ни единой пепельницы?

 

Глава шестая

ДЖЕСС

За ужином они сидели за столом из красного дерева впятером. Джесс старалась вовлечь остальных в светскую беседу. Поскольку она приехала в Ларчвуд первой, ей казалось, что она обязана выступить в роли хозяйки. Здесь ей нравилось больше, чем в школьном пансионате. Там ей всегда было трудно общаться с одноклассницами — девицы были высокого мнения о себе, понимая, что в будущем они попадут в элиту общества. Здесь же девушки были совсем другие. Во главе стола восседала мисс Тейлор. Джесс и Сьюзен сидели по одну сторону стола, две новенькие, Пи Джей и Джинни, — по другую. Джесс трудно было найти тему для разговора, но она старалась. Пи Джей произвела на нее впечатление довольно общительной особы, а вот Джинни… К Джинни, пожалуй, и не подступишься, решила Джесс. Во время ужина она словом не обмолвилась.

Сидела да ерзала ногами под столом с такой силой, что, казалось, весь пол ходил ходуном. Джесс это раздражало, и она хотела было попросить ее сидеть спокойно, но передумала. В конце концов, может, Джинни просто нервничает.

Как-никак это ее первый день в Ларчвуде. Впрочем, все они чувствуют себя неловко.

— Сегодня суббота, — заметила Джесс. — Можно пойти в кино. Хотите?

Больше всего она ненавидела в Ларчвуде вечера. Что может быть ужаснее одиночества в темноте!

— Я не против, — сказала Пи Джей.

— А я пойду почитаю, — сказала Сьюзен. — И десерт, пожалуй, есть не буду.

И она встала.

— Вечно ты что-то читаешь! — бросила ей вдогонку Джесс.

— Кто много читает, тот много знает, — отрезала та и вышла из комнаты.

— Я тоже с вами пойду, — проговорила Джинни.

— Что?

Джесс глянула на сидевшую с неприступным видом новенькую.

— Я тоже пойду. Дня еще не пробыла здесь, а уже сыта этим богоугодным заведением по горло!

Поп Хайнс подвез их к кинотеатру.

— Кино закончится в девять. Не могли бы вы забрать нас в десять часов? После сеанса мы посидим немного у «Петси».

«Петси» — небольшое кафе рядом с кинотеатром.

— Ну конечно! Желаю хорошо провести время.

Хмыкнув, Поп отправился обратно.

Девушки встали в очередь за билетами за двумя юными парами, которые держались за руки и беспрестанно хохотали. Джесс не сводила с них глаз. Вдруг одна из девиц потянулась к своему парню и, не стесняясь, поцеловала его прямо в губы. Он, в свою очередь, погладил ее ниже спины. Она тихонько застонала. Любовники, решила Джесс, невооруженным глазом видно. И они с Ричардом… При воспоминании о нем у Джесс заныло сердце.

Ричард… Сын мелкого торговца автомобилями и школьной учительницы, парень, который, по мнению отца, в подметки не годился дочери самого Уоррена Бейтса. Джесс взглянула на Пи Джей, потом на Джинни. Они не отрывали глаз от юной четы.

— Мне что-то расхотелось идти в кино, — заявила Джинни. — Этот фильм я видела три раза.

— Можно сразу пойти в кафе, — предложила Джесс. — Ну его, это кино.

— Отлично, — подхватила Пи Джей. — Так и сделаем!

Они вошли в кафе. Напротив входной двери располагалась длинная стойка, перед которой стояли в ряд высокие табуреты на металлических ножках с мягкими сиденьями. Два из них были заняты. На них сидели мужчина и маленький мальчик. Мужчина потягивал кофе, а мальчик ковырял ложкой банановый мусс, который попадал не столько в рот, сколько на рубашку. Кроме них, посетителей не было. За стойкой стояла барменша в розовом кокетливом форменном платьице, подчеркивавшем все ее прелести.

— Добрый вечер, дамы, — проговорила она. — Что будем заказывать?

Джесс взглянула в длинное, во всю стену зеркало за спиной у барменши. Молния на платье расстегнута, из нее выглядывает комбинация. Соломенные волосы торчат из порванной сетки во все стороны.

— Мне, пожалуйста, кофе с сахаром, — попросила Джесс. — И отнесите вон за тот столик.

— Мне тоже, — сказала Пи Джей.

— А мне кока-колу. Только безо льда, — подала голос Джинни.

Джесс подвела их к железному столику, и все трое сели на допотопные стулья. Когда им принесли заказы, Джинни снова принялась сучить ногами под столом. Столик затрясся. Джесс придержала его рукой.

— Ну и как вам эта сука? — начала Джинни светскую беседу.

— Ты имеешь в виду мисс Тейлор? — не поняла Джесс.

Она пристально поглядела на Джинни. Под ярким потолочным светом на ее лице были видны многочисленные прыщики, щедро, но неряшливо замазанные крем-пудрой.

— Да нет, эту каланчу, хиппи долгогривую.

— Ах, Сьюзен…

Джесс и сама еще не определила своего отношения к Сьюзен. С одной стороны, она любила поговорить — если вообще открывала рот — о любви, мире во всем мире и переустройстве общества, а с другой — сама ни к одному из обитателей Ларчвуда подобной любви не испытывала.

Она оставалась вещью в себе — холодная и неприступная, словно злилась на весь белый свет за то, что приходится находиться в подобном заведении.

— Она много учится, собирается поступать в колледж или еще куда-то в этом роде. По-моему, очень неглупая.

— А по-моему, она не хочет с нами знаться, — вмешалась Пи Джей.

— Да ведь она уже старая, — вступилась за Сьюзен Джесс. — Гораздо старше нас. Наверное, думает, что у нас с ней нет ничего общего.

Джесс не стала рассказывать им, как на прошлой неделе Сьюзен сделала ей замечание, когда та ела виноград.

Оказывается, она должна была поддержать какой-то бойкот в пользу фермеров. Джесс так толком и не поняла, что именно. И хотя виноград она любила, есть его перестала.

Сама она сильно сомневалась в том, что, если она прекратит потреблять какие-то фрукты, фермеры заживут на славу, но ей не хотелось настраивать Сьюзен против себя. А может, Сьюзен и права? Кто знает. Во всяком случае, не ей осуждать ее, решила Джесс, отпивая глоток кофе.

— Она нормальная девушка, — подытожила Джесс.

— Поживем — увидим, — хмуро бросила Джинни, вынула из бокала соломинку, бросила ее на стол и закурила.

— Угостишь сигареткой? — спросила Пи Джей. — Оставила свои в комнате.

— А кстати, какого она у тебя цвета? — скоро от своей бело-розовой спаленки с ума сойду.

— У меня комната вроде ничего, — ухмыльнулась Пи Джей, вытаскивая сигарету из смятой пачки. — Вот если бы она была поближе к ванной, была бы еще лучше. По утрам ужасно тошнит.

— В этом меня Бог миловал. А куда поселили эту суку?

Джесс припомнила день, когда приехала Сьюзен. Она тогда случайно услышала, как Сьюзен попросила мисс Тейлор поселить ее подальше от всех. Она, видите ли, любит тишину и покой. Джесс, конечно, этому не поверила, но сейчас говорить об этом не стала. Зачем? Только хуже будет. А им ведь под одной крышей жить еще долго.

— На третий этаж, там всего одна комната.

— Ничего себе! Цаца какая! — взорвалась Джинни. — И чем это она лучше остальных, скажите на милость!

— Да нет, она нормальная девчонка, — повторила Джесс. — Меньше будет на глаза попадаться.

— И то верно, — нехотя согласилась Джинни.

— У нее, наверное, какие-то проблемы, — проговорила Джесс, не понимая, почему она защищает Сьюзен.

Джинни хрипло расхохоталась.

— Похоже, у нас у всех проблемы, причем одни и те же.

Джесс зачерпнула чайной ложкой сахар и медленно стала опускать ее в чашку с кофе. Сахар мало-помалу пропитывался коричневатой жидкостью.

— Смотрите, — задумчиво сказала она. — Будто стадо бизонов мчится по прерии.

Она подождала, пока все белые крупинки превратились в коричневые, и добавила:

— Мама всегда так говорила, когда я была маленькая.

Она часто давала мне чай с молоком… Ну, вы знаете, половина молока, половина чая… и учила меня класть сахар.

Так, чтобы создалось впечатление, будто по прерии мчится стадо бизонов.

Джинни с Пи Джей промолчали.

Джесс поспешно опустила ложечку в кофе и размешала сахар. Зачем только она это сказала? Подумают еще, что она ненормальная. Спохватившись, она откашлялась и быстро проговорила:

— Моя-то проблема разрешима: мы с Ричардом собираемся пожениться после того, как он вызволит меня отсюда.

Джесс тут же пожалела о сказанном. Она не собиралась никого посвящать в свои планы, а вот…

— Но ведь ты еще маленькая, — заметила Пи Джей.

— Летом мне исполнится шестнадцать.

— А как же ребенок? — спросила Джинни.

Джесс сидела, не отрывая глаз от кружки.

— Мы будем жить все вместе, одной семьей. Ричард сейчас думает над тем, как этот план осуществить.

На секунду за столом воцарилась тишина.

— Только, пожалуйста, — взмолилась Джесс, — не говорите никому.

— Значит, ты собралась замуж, — вздохнула Пи Джей и, глубоко затянувшись, с силой выпустила струю дыма. — Вот и я тоже собиралась.

Сквозь сигаретную пелену дыма Джесс увидела, как глаза у нее погрустнели.

— Заладили: замуж, замуж… — передразнила Джинни. — Да кому это нужно!

И она сделала из своего бокала щедрый глоток. Джесс пришла к выводу, что эта особа не станет выставлять свои чувства напоказ.

— Ты уже видела нашего врача? — обратилась Пи Джей к Джесс, пытаясь перевести разговор на другую тему.

Джесс отвернулась от Джинни.

— Мне он понравился, старенький такой дедушка, будет осматривать нас раз в месяц.

— Наверное, дали нам самого завалящего, — буркнула Джинни.

— Да нет, он хороший, правда.

— Слушай, ну почему ты видишь все в розовом свете! — взорвалась Джинни. — Все у тебя хорошие. Не хочется разочаровывать тебя, золотко, но на самом деле все отвратительно. Все мы беременны. Одного этого достаточно, чтобы возненавидеть всех и вся!

— Тише, Джинни, не кричи, — испуганно прошептала Джесс, оглядываясь по сторонам.

Но никто, похоже, не обращал на них ни малейшего внимания.

— Да плевать мне на то, что меня могут услышать! — закричала Джинни. — В этом паршивом городишке и так узнают о нас рано или поздно. Как же, в этом доме живут плохие девочки! — Слово «дом» она произнесла с отвращением, будто говорила о чем-то мерзопакостном. — По мне, скорей бы все это кончилось, мне здесь некогда рассиживаться, меня ждут великие дела, я собираюсь стать кинозвездой. — Она затушила окурок и вскочила. — Пойду поищу туалет.

Джинни устремилась в самый дальний угол кафе. Сидевший за стойкой мужчина не отрывал взгляд от ее мини-юбки.

Джесс взглянула на Пи Джей.

— Ну и разозлилась же она!

— Нечего было ее заводить, — заметила та. — Не вздумай спрашивать, от кого у нее ребенок, она тебе глаза выцарапает. Такое впечатление, будто ей есть что скрывать. — Пи Джей достала из пачки Джинни очередную сигарету. — Ты не куришь?

— Нет.

— Везет тебе, я начала еще в школе, а теперь не могу остановиться. Наверняка заработаю рак легких, а то и ребенка награжу этой болезнью.

— Как ты думаешь, тебе трудно будет?

— Что?

— Отказаться от ребенка. Насколько я поняла, ты любила его отца.

Пи Джей повертела в руках сигарету.

— Да, любила и сейчас люблю. Никак не могу поверить, что он меня бросил. Надо же, заявил, что не уверен, будто ребенок его. Вот подонок!

Ее зеленые глаза стали совсем прозрачными. Джесс не могла понять, как можно было бросить такую красавицу.

— А как же ребенок?

— По правде говоря, Джесс, я меньше всего думаю о ребенке, — призналась Пи Джей, однако Джесс показалось, что голос ее слегка дрожит. — По-моему, ты еще слишком мала, чтобы это понять. — Она откинула со лба прядь каштановых волос. — На самом деле не успеем оглянуться, как все будет далеко позади.

Джесс показалось, что Пи Джей говорит это не столько для нее, сколько для себя.

Появилась Джинни. За ней тянулся густой шлейф духов.

— Этот идиотский туалет не смывает. Когда за нами заявится старикан?

— В десять, — сказала Джесс.

— Вот черт! Я не собираюсь торчать в этой дыре весь вечер. — Джинни встала и перебросила через плечо свою внушительных размеров сумку. — В двух кварталах отсюда я видела какой-то бар. Составите мне компанию?

И она двинулась к двери.

Джесс с Пи Джей переглянулись. Пи Джей смахнула с глаз слезинку и, глубоко вздохнув, спросила:

— Ну что, пойдем?

Джесс хотела отказаться. Она ни разу не была в баре и не собиралась туда идти, во всяком случае, здесь, в этом городишке. Кроме того, по закону штата Коннектикут, ни одна из них еще не достигла совершеннолетнего возраста.

Но Джесс видела, что Пи Джей хочется пойти, а ей нравилась эта девушка, и она с удовольствием подружилась бы с ней. Поэтому, сделав последний глоток, она поставила пустую чашку на стол и кивнула:

— А почему бы и нет? Пошли.

У бара было поэтическое название «Капля росы», совершенно не соответствующее внутреннему содержанию.

Это оказалось маленькое, темное и шумное заведеньице, где витал запах несвежего пива и дешевого виски. Джесс сразу затошнило. Да и дым поглотил все и всех. Девушки с трудом протискивались сквозь толпу к стойке бара. Шествие возглавляла Джинни, за ней следовала Пи Джей.

Джесс обратила внимание, что почти каждый мужчина пожирал взглядом мини-юбку Джинни, затем переводил взгляд на Пи Джей и уже не отводил его. «Отлично, — подумала она. — Меня они даже не заметят». Не сводя глаз с каштановой гривы Пи Джей, она продолжала упорно шагать вперед.

— Тут есть свободные места! — крикнула Джинни.

У стойки и впрямь стояло два пустых табурета. Пи Джей тут же села на один из них. «Господи, — взмолилась Джесс, — только бы мне дали сесть!» Джинни, словно услышав, выступила в роли спасительницы.

— Садись, Джесс! — прокричала она сквозь стоявший в помещении шум, усугублявшийся электрическим пианино. — Я постою.

Джесс поспешно забралась на табурет.

К ним подошел тучный бармен с прилизанными волосами.

— Чего изволите?

— Бренди, — бросила Джинни.

— Покажите, пожалуйста, ваше удостоверение личности, — попросил официант.

Джинни достала из своей огромной сумки маленький квадратный кусочек бумаги. «О Господи! — ахнула Джесс. — У нее наверняка фальшивые документы! Что, если нас арестуют?» Сердце ее заколотилось от страха. Она взглянула на Джинни — по лицу той скользнула спокойная улыбка.

Похоже, этой девице вообще неведомо чувство страха. Кивнув быстрый взгляд на карточку, бармен вернул ее и повернулся к Пи Джей»

— Что вы будете заказывать?

— Виски с содовой, — со знанием дела проговорила она.

Удостоверение у нее бармен спрашивать не стал и обратился к Джесс:

— А вы? Уж вам-то, пожалуй, еще далековато до совершеннолетия.

Он довольно хохотнул, и у Джесс все внутри оборвалось.

— Мне, пожалуйста, имбирное пиво.

В ожидании заказа Джинни и Пи Джей рассматривали танцующих. Джесс хотела последовать их примеру, но, повернувшись, поняла, что в таком положении неудобно сидеть Пришлось довольствоваться созерцанием стойки, покрытой черным пластиком, испещренным маленькими лужицами в тех местах, где напитки проносились мимо рта.

За стойкой виднелись полки с бесчисленными бутылками с серебристыми крышечками, в которых отражались разноцветные неоновые огни вывески. На одной из полок Джесс заметила часы, было только пять минут девятого. «О Господи, — вздохнула она. — Еще целых два часа тут торчать, пока приедет Поп».

Бармен принес заказы, и Пи Джей раскрыла кошелек.

— Плачу за всех, — сказала она, но бармен лишь отмахнулся.

— Уже заплачено! — крикнул он сквозь завывание музыки. — Вон тот парень, у которого рубашка в голубую клетку, уже заплатил.

Пи Джей кивнула и глянула в ту сторону, куда указывал бармен. Джесс проследила за ее взглядом. Огромный темноволосый детина в джинсах поднял свой стакан с пивом и ухмыльнулся, глядя на Пи Джей.

— Ну и дылда, — протянула та.

— Да пошли они все куда подальше, — бросила Джинни. — Там вроде кегельбан виднеется, пойду разомнусь.

Схватив свой стакан, она умчалась туда, откуда доносился стук катящихся по доске кеглей.

«Джесс заметила, что Пи Джей кому-то улыбается. К ним направлялся тот самый дылда. Джесс поспешно отвернулась, продолжая разглядывать стойку.

— Привет, — раздался за спиной мужской голос.

— Привет, — отозвалась Пи Джей. — Спасибо за угощение.

Джесс не сводила глаз с бармена. Тот, опрокинув одновременно две бутылки вверх дном, плеснул из каждой на глазок в шейкер и нажал кнопку. Раздался оглушительный вой, перекрывающий царящий вокруг шум.

Джесс почувствовала, как кто-то взял ее за руку. Слава Богу, это оказалась Пи Джей.

— Пойду потанцую! — прокричала она, наклонившись к самому ее уху. — Посидишь одна?

Джесс кивнула и еще крепче сжала в руке свой стакан с пивом.

— Ну конечно, иди развлекайся.

Она проследила взглядом за Пи Джей — они с детиной пробивались к танцплощадке. Начала болеть голова. Джесс опять взглянула на часы: пятнадцать минут девятого. Нужно было чем-то занять себя — она решила прочитать этикетки на всех бутылках. Все лучше, чем разглядывать присутствующих. Не дай Бог встретиться с кем-нибудь взглядом! Стакан свой она так и не выпускала из рук, словно это был талисман, который мог защитить ее от незнакомых людей.

Вдруг она обратила внимание на стакан Пи Джей. Он был почти не тронут. Сама она уже добралась до танцплощадки и теперь танцевала со своим новым ухажером какой-то медленный танец. Бармен, стоя спиной к Джесе, был занят своим делом. Она украдкой огляделась по сторонам. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания.

Джесс пробовала спиртное лишь однажды — на похоронах мамы, не считая бокала «Божоле» на званом обеде, который устраивали ее родители. В тот самый день, когда, махнув рукой на условности, доказала Ричарду, как сильно она его любит.

Еще раз взглянув на стакан Пи Джей, Джесс схватила его и сделала большой глоток. Вкус виски ей не понравился, но внутри разлилось блаженное тепло и жить стало веселее.

Позже, лежа в постели, Джесс пыталась убедить себя, что она не одинока. Перед сном она приняла душ, стараясь смыть въевшиеся в кожу мерзкие запахи алкоголя и сигарет. Хотя она выпила из стакана Пи Джей только половину, кружилась голова, слегка подташнивало, болели плечи.

Еще бы! Два часа просидеть на неудобном табурете — это и здоровому человеку тяжеловато, не говоря уж о беременной женщине.

Джесс взглянула на разложенный на кровати календарь.

Сегодня 22 июня. Медленно перевернула страницы: июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь, 14 декабря. Она легла на бок и глянула вниз, на свой живот, — он стал уже заметен. Такое впечатление, будто она проглотила огромный праздничный обед. Внезапно Джесс почувствовала, как внутри у нее что-то булькнуло, еще раз… еще… Потом все прекратилось.

Что это было? Может, ребенок начал шевелиться? Джесс терялась в догадках.

Внезапно в животе что-то взорвалось. Джесс поспешно подтянула ноги к животу, скрючилась. Неприятное ощущение прошло.

Должно быть, все-таки ребенок, решила она. Доктор предупреждал, что он начнет скоро шевелиться. Да, наверное, так оно и есть.

Опять в животе что-то забулькало, потом возникла резкая боль. Как Джесс ни крутилась на кровати, боль не проходила.

«Интересно, у мамы тоже так было? — подумала Джесс. — Тогда ничего удивительного, что она родила только меня».

Джесс закрыла глаза и, пытаясь переключиться с неприятных ощущений внутри на что-нибудь другое, стала думать о своей матери. Какая же она была изящная, хрупкая, нежная и очень веселая. Когда Джесс была еще ребенком, мама постоянно придумывала какие-то маленькие игры, отчего самые обыденные вещи, как, например, размешивание сахара в чае с молоком, превращались в волшебную сказку. Для мамы не существовало никаких нудных и неприятных дел.

Она вдыхала жизнь и привносила искорку веселья во все, что ни делала, во все, что ее окружало.

Джесс вспомнилось, как они с мамой впервые пришли в огромный магазин игрушек, что на Пятой авеню. При входе в дверях стоял игрушечный солдатик и приветствовал каждого покупателя. Высокий, с негнущейся спиной.

На нем были камзол с медными пуговицами и аксельбантами белоснежные панталоны и высокая черная меховая шапка. Щеки, намазанные красной краской, так и сияли.

«Ой, мамочка, смотри!» — воскликнула Джесс, выдергивая ручонку из изящной руки матери, затянутой в белую перчатку. «Да, дорогая! — восторженно отозвалась мама. — Это солдатик из „Щелкунчика“.

Неделю назад они смотрели этот балет, и теперь на виду у всей Пятой авеню мама принялась кружиться вокруг солдатика, мурлыча себе под нос чарующую музыку Чайковского, потом, подхватив солдатика под мышки, закружила его в танце. Джесс залилась восторженным смехом и весело захлопала в ладоши, а немногочисленные покупатели, проходя мимо, с улыбкой смотрели на маму.

Это был чудесный день, который Джесс никогда не забудет. Она всегда вспоминала его, когда пыталась разобраться в том, что же все-таки произошло. Как могло случиться, что мама потеряла интерес к жизни? Это она-то, с ее неуемной энергией, постоянной жаждой деятельности и безудержным весельем! Может, отец завел себе любовницу? Или произошло что-то еще более ужасное? Джесс не знала. Она знала только, что любила мать, а та страстно любила ее. И Ричард ей очень нравился. Уж она бы позволила им пожениться. Придумала бы, как уговорить мужа…

Боль утихла, Джесс заснула.

Посреди ночи низ живота снова пронзила острая боль.

Сон как рукой сняло. Джесс поняла — что-то с ней происходит. Скрючившись от боли, она сползла с кровати и побрела в ванную комнату. С трудом добравшись до нее, хотела взяться за ручку двери, но не успела — голова закружилась, и, потеряв сознание, она упала на пол.

Первой почувствовала неладное Пи Джей. Услышав странный стук, она выскочила в коридор и, увидев лежащую на полу Джесс, громко закричала, разбудив своим криком всех обитателей пансионата.

— Джесс, девочка моя, не волнуйся, все будет хорошо.

Не открывая глаза, Джесс ощутила стойкий запах лаванды. С трудом подняв тяжелые веки, увидела у кровати мисс Тейлор. И комната, и кровать были ей незнакомы.

— Доктор сказал, что ты потеряла сознание от испуга.

Он хочет подержать тебя пару деньков здесь, в больнице, а потом недельку полежишь в постели, отдохнешь.

— А как ребенок?

— С ребенком тоже все в порядке, не волнуйся. Но тебе нужно немного отдохнуть — только и всего.

Джесс снова закрыла глаза, прислушиваясь к незнакомым больничным звукам. По щекам ее покатились слезинки.

— Мамочка, — едва слышно прошептала она. — Мамочка…

И снова забылась тяжелым сном, вызванным каким-то успокоительным лекарством.

ДЖИННИ

«Нужно найти какой-нибудь способ избавиться от этого треклятого ребенка», — размышляла Джинни, сидя утром за завтраком и потягивая кока-колу без льда. Вчера она явно перебрала — во рту неимоверная сухость, голова просто раскалывается. Но живот и ребенок чувствовали себя превосходно.

— Зачем ты пьешь столько кока-колы, Джинни? — спросила Сьюзен. — Ведь углекислый газ может навредить ребенку.

— Да ну… — удивилась Джинни. — Тогда нужно выпить еще стаканчик.

Она хотела продолжить эту тему, но в этот момент в библиотеке зазвонил телефон. Секунду спустя в дверях столовой появилась миссис Хайнс: руки на талии, глаза — щелочки.

— Мисс Стивенс, — громко объявила она. — Вас к телефону.

Джинни поставила стакан на стол.

— Должно быть, из Голливуда, — небрежно бросила она и пошла к телефону.

Войдя в библиотеку, она плотно прикрыла за собой двери. Еще не взяв трубку, догадалась — звонит мать. Только она одна знала о ее местонахождении.

— Привет, мам, — проговорила она в трубку.

— У нас неприятности, Джинни, — донесся до нее хриплый шепот. — Он знает.

У Джинни подкосились ноги. Она опустилась в кожаное кресло мисс Тейлор.

— Что?! Это невозможно! Откуда он узнал? — Внезапно ее осенила догадка:

— Это ты ему сказала? Мама, ради Бога, отвечай. Это ты ему сказала?

На другом конце послышалось тихое всхлипывание.

— Мама, я не могу поверить, что ты ему проговорилась.

— Он… он заставил меня, — пробормотала мать.

— Вот черт! Что он тебе сделал? Избил?

Ответа не последовало.

Джинни похолодела. Взяв со стола коробку со скрепками, принялась машинально поигрывать ею. Внезапно страшно захотелось курить. Выдвинув ящик стола, распечатала пачку сигарет «Пэл-Мэл». Одну сунула в рот, другую положила в карман.

— Это из-за денег? Он узнал, что ты взяла деньги?

Мать вздохнула.

— Когда ты прошлым вечером не пришла ночевать, он рассвирепел. Сказал, что ты занимаешься беспутством, и по возвращении грозил тебя серьезно наказать.

Джинни почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. Она принялась усердно рыться в ящике стола. Попадалось все, что угодно, но только не спички: какие-то ручки, блокноты, счета. Наконец нашла. Надпись на коробке сообщала, как чудесно можно пообедать в местном ресторанчике всего за один доллар двадцать пять центов.

— Что еще?

— Он и не догадывался о деньгах до сегодняшнего утра.

Подробности были Джинни ни к чему. Достаточно было того, что этот тип узнал об исчезновении денег. Но то, что он выместил злость на матери, вообще не укладывалось в голове.

— Значит, ты призналась, что взяла деньги?

— Не сразу.

Мать начала плакать.

Джинни чиркнула спичкой.

— Мама, послушай, он знает, что я беременна?

Послышались всхлипывания.

— Да.

Вот черт! Джинни в сердцах выпустила изо рта клубок дыма.

— Но, Джинни, это не страшно. Он ведь тебе отчим.

Если ты мне поможешь, я уйду от него не задумываясь. И плевать мне на его деньги! — Послышался звук, будто кубики льда бьются о стенки стакана. — Вспомни, как нам было хорошо с тобой, когда мы жили в однокомнатной квартирке…

— Мама, ты пьешь?

— Совсем чуть-чуть… Очень больно…

— Мама… — Джинни понимала, что обязана задать следующий вопрос, но боялась. — Он знает, где я?

— Нет! Клянусь тебе, этого ему из меня не выбить! Я сказала ему, что ты сбежала из дома, а мне пришлось дать тебе денег на аборт.

Джинни с трудом сглотнула и еще раз затянулась.

— А что он сказал?

— Он сказал… — начала мать и запнулась.

— Так что он сказал?

— Чтобы ты никогда больше сюда и носа не показывала!

Джинни закрыла лицо руками.

— Мама, уезжай оттуда! И чем скорее, тем лучше. Иначе он изобьет тебя до полусмерти.

— Из-за денег? Да нет, он не очень-то из-за них разозлился, у него их полно.

— Мама, говорю тебе, он опять изобьет тебя!

Мать не ответила. Снова послышалось позвякивание кубиков.

Джинни представила себе маму — сидит, наверное, в глубоком кресле, обтянутом золотой парчой, в своей просторной спальне, с ног до головы закутанная — чтобы горничная, не дай Бог, не увидела синяков — в белый шелковый халат. Черные как воронье крыло волосы растрепаны, лицо бледное и усталое. Отчим Джинни никогда не бил маму по лицу боялся выставлять следы своего гнева на всеобщее обозрение.

Она взглянула на свой живот. Мало матери своих проблем, так Джинни еще добавила: заставила мать украсть у мужа для нее деньги, чтобы поехать в этот чертов пансионат и родить здесь ребенка, потому что на аборт идти у нее не было сил. Если бы она могла, то давно бы его сделала!

Но Джинни панически боялась боли, крови и тому подобного. Да еще эти доктора! Начнут ее щупать, потом заставят лечь на кушетку, привяжут ноги… Нет, только не это!

Конечно, когда она будет рожать, тоже придется несладко, но это когда еще будет… Несмотря на все страхи, Джинни знала, что обладает одним бесценным качеством — умением выживать в любой ситуации.

Она очень сокрушалась по поводу того, что у нее не хватает мужества сделать аборт. Тогда она уже сейчас отправилась бы в Бостон выручать маму. Увезла бы ее от этого проходимца в Лос-Анджелес, где бы он их никогда не нашел. Там ее заприметил бы какой-нибудь режиссер, начал бы снимать… Вот черт! Размечталась… Джинни спустилась с небес на землю.

— Мама, пойди приляг, отдохни. Не нужно мне сюда звонить, я сама позвоню завтра утром, только попозже, когда он уйдет на работу. Ладно?

Кубики льда снова звякнули.

— Как скажешь, любовь моя. Пока.

И мать повесила трубку.

А Джинни так и осталась сидеть с трубкой в одной руке и с сигаретой — в другой. Она должна придумать, как избавиться от ребенка, раз и навсегда, но с минимальной болью. Нельзя оставлять мать с этим подонком ни на минуту, не говоря уже о шести месяцах. На аборт ей не хватает мужества, значит, нужно организовать выкидыш — быстро, надежно, без докторов, шприцев и прочего.

В комнату вошла мисс Тейлор, прервав размышления Джинни на самом интересном месте.

— Все в порядке, Джинни? — спросила она.

Джинни затушила сигарету и быстро встала.

— Просто чудесно, мисс Тейлор. Пойду погуляю.

— Только не забудь, дорогая, в десять часов придет врач.

— Ну конечно! Вот уж кого жду не дождусь.

С этими словами она вышла из комнаты.

За домом был высокий холм, к подножию которого примыкала лужайка, покрытая бархатистой травой, а за ней — дремучий сосновый бор. Сосны были огромные, высокие, с прямыми стволами, раскидистыми ветвями, усеянными толстыми иголками. Каждая ветка заканчивалась бледно-зеленым отростком из мягких и нежных иголочек. Сквозь пышную крону пробивались лучи солнца, и казалось, будто вся изумрудная травка испещрена блестящими золотыми полосками.

Джинни приглядела нагретое солнцем местечко, опустилась на землю, закатала рукава своего свитера и вытащила из кармана мини-юбки смятую сигарету. Прикурив, сломала обгоревшую спичку и выбросила ее, а потом, совершенно не задумываясь над тем, что она делает, аккуратно оторвала донышко от картонной коробки из-под сигарет и, ловко действуя пальцами с обгрызанными ногтями, принялась рвать его на узенькие полоски.

— Вот черт! — выругалась она, размышляя о том же: как избавиться от ребенка.

Джинни была далека от того, чтобы заниматься самобичеванием, она не испытывала угрызений совести по поводу случившегося в отличие от Джесс и Пи Джей. При воспоминании о последней она улыбнулась. Похоже, эта особа привыкла брать от жизни все. Вчера она пошла танцевать с парнем, который купил им выпивку, и не вылезала с танцевальной площадки весь вечер. Все почему-то считали, что Джинни не обращает на такие мелочи внимания. И ошибались. Джинни никогда не пропускала ничего интересного, вернее, почти никогда. Всем давала оценку, всех насквозь видела. Что собой представляют Пи Джей и Джесс, она уже поняла. А вот кто такая Сьюзен, вообразившая, что все они не стоят ее? А, черт с ней! И со всеми остальными тоже. Она должна сейчас думать только о себе. Придумать наконец, как избавиться от ребенка, вернуться в Бостон и увезти маму от этого подонка.

И как только угораздило ее выйти за него замуж? Наверняка из-за денег. Отца своего Джинни не знала и вообще маленькой себя не помнила. Единственное, что запомнилось из детства, это… та самая ночь. Джинни почувствовала, как при одном воспоминании о ней в горле пересохло, сердце отчаянно заколотилось, руки-ноги стали ватными, все поплыло перед глазами — деревья, небо, земля. Появилось странное, но такое знакомое неприятное ощущение, будто душа расстается с телом. Сразу прошиб холодный пот. Все эти мерзкие чувства были тут как тут, стоило ей вспомнить о той ночи. Ну почему она не может выбросить ее из головы?! Джинни глубоко затянулась и едва не задохнулась. Она закрыла глаза и попыталась отключиться, но ничего не вышло: воспоминания лавиной нахлынули на нее.

…Они с мамой жили тогда в крохотной однокомнатной квартире на четвертом этаже ветхого дома. Летом они задыхались в ней от жары, а зимой замерзали от холода. Время от времени мама приводила домой приятеля на ночь, в ту злополучную ночь — тоже. Джинни было тогда годика четыре.

Мама вернулась домой с очередным мужчиной. Должно быть, они веселились на маскараде — в памяти Джинни осталось мамино нарядное белое платье с пышной юбкой в мелкую складку, поразившее ее детское воображение. Верхняя его часть, плотно облегая грудь, завязывалась вокруг шеи, — такое платье было на Мэрилин Монро в одном фильме, там оно поднималось вверх, открывая взору восхищенных зрителей премиленькие штанишки. Мама выглядела просто потрясающе.

Когда они, смеясь и перешептываясь, вошли в квартиру, Джинни притворилась спящей.

— Шш… — хрипло прошептала мама.

Джинни услышала, как процокали по полу ее каблуки, потом раздался глухой стук — видимо, мама скинула туфли и швырнула их через всю комнату.

— Пойду посмотрю, спит ли дочка. А ты пока налей нам что-нибудь выпить. Ладно?

Мама склонилась над Джинни, поцеловала ее в лоб, и она почувствовала резкий неприятный запах. В ту же секунду раздался грубый мужской голос:

— Не за выпивкой я сюда пришел! Ты знаешь, за чем.

Джинни крепко зажмурила глаза. Послышался звонкий шлепок, и мама упала на кровать.

— Тише ты, идиот! Ребенка разбудишь! — воскликнула она.

Послышался звук разрываемой материи — шикарной материи шикарного маминого платья, потом расстегиваемой молнии. Мама сдавленно вскрикнула.

— Вот и отлично! Тогда я ее тоже использую! — яростно взревел мужчина.

Кровать заходила ходуном. Видимо, мама пыталась от него избавиться, оттолкнуть его. Джинни начала плакать, мама прижала ее к себе.

Открыв глаза, Джинни увидела, что она с ненавистью смотрит на мужчину.

— Ах ты, паразит! Я тебе сейчас покажу! — закричала она, стукнув его изо всех сил.

При этом одна грудь у нее выскочила из разреза платья — показалась белая кожа, покрытая ярко-красными царапинами.

— Мама! — крикнула Джинни не своим голосом.

И вдруг увидела, как мужчина приблизился к ее матери», ухватил ее рукой за грудь и прижался губами к соску.

— Нет! — заорала мама и ударила его по голове.

Выпустив сосок, мужчина решительно задрал ей платье.

— В чем дело, крошка! — прорычал он. — Ты ведь сама этого хочешь.

— Убирайся! — выкрикнула мама.

Джинни прижалась к стене.

— Мама! — снова крикнула она.

Мужчина перевел взгляд с мамы на нее и улыбнулся.

Швырнув маму на пол, он шагнул к Джинни. Джинни не в силах была отвести взгляд от предмета его мужской гордости. Закрыв глаза, она закричала. Последнее, что запомнилось, — острая боль между ногами…

Сосны тихонько поскрипывали, заглушая жуткие воспоминания. Джинни хватала воздух ртом и никак не могла надышаться. Тело было липким от пота. Изнасиловал ли ее тот мужчина, нет ли, она не знала. Из этой ужасной ночи больше ничего не запомнилось. Постепенно успокоилось сердце. Джинни откашлялась, поморгала, пытаясь прийти в себя, успокоиться. Она знала, что приступ скоро пройдет. С ней такое бывало и раньше. Но когда он только начинался, ей казалось, что он никогда не кончится, что когда-нибудь сердце не выдержит и разорвется в груди, и кусочки его рассыплются по всему животу.

Повеяло прохладой, и Джинни вздрогнула. Мир вновь обрел яркие краски — пелена спала с глаз. Джинни почувствовала, что может расплакаться, но сдержалась — не время сейчас лить слезы, она должна быть сильной.

Поднявшись, Джинни смахнула с юбки иголки.

— Вот черт! — бросила она и взглянула на часы.

До визита к врачу оставалось десять минут. А может, наплевать на него и сбежать? Но куда? Этот дурацкий ребенок так и будет сидеть в животе, куда бы она ни направлялась. Ну ничего, рано или поздно она от него избавится, уверяла себя Джинни, направляясь к дому.

Музыкальную комнату превратили в смотровую. Теперь рядом с роялем соседствовало гинекологическое кресло с металлическими подпорками для ног и лампой на шарнирах, которая могла поворачиваться в разные стороны. Когда вчера Джинни украдкой заглянула в комнату, она глазам своим не поверила: камера пыток, да и только!

Теперь, войдя в холл, она заметила, что двери в музыкальную комнату закрыты. Наверное, уже кого-то осматривают, скорее всего Пи Джей.

Внезапно Джинни охватил страх. Что он там делает, этот докторишка? Обследует каждую из них холодным стальным инструментом? Щупает грудь? Сердце ее отчаянно заколотилось. Нет! Она не позволит ему так бесцеремонно с ней обращаться!

Она огляделась и вдруг поняла, что она должна делать. Джинни устремилась к лестнице, уговаривая себя не трусить.

Добравшись до самого верха, она обернулась. Перед глазами, как в фильме ужасов, замелькали всевозможные образы — доктора, шприцы, пробирки и прочее. Откуда-то потянуло больничным запахом.

«Я могу это сделать, я должна», — приказала она себе и с закрытыми глазами, сделав глубокий вдох, рухнула вниз.

Она с грохотом катилась по ступенькам, и этот грохочущий звук был хуже боли. Одно-единственное желание — ухватиться за перила — не давало покоя, но она подавила его.

Внезапно чьи-то мягкие руки подхватили ее. До конца лестницы было еще далеко.

— О Господи! С вами все в порядке? — раздался чей-то голос.

Джинни подняла голову — над ней склонилось незнакомое лицо. Кто это? И вдруг она увидела белый халат.

Ведь это же врач! Только его не хватало!

Она с трудом встала на ноги и замерла, ожидая, что сейчас в животе появится острая, пронизывающая боль, означающая, что ребенку пришел конец. Тщетно! Боль, правда, возникла, однако далеко не острая и не в том месте, где хотелось бы, а в правой ягодице.

— Угораздило же свалиться с этой идиотской лестницы! — бросила она и, откинув с лица прядь волос, добавила:

— Черт бы побрал этот старый дом — Нужно быть поосторожнее, — ласково улыбнулся ей старенький доктор и покачал убеленной сединой головой. — Вы же не хотите причинить вред своему ребенку?

Джинни едва сдержалась, чтобы не закричать во весь голос.

Вначале нужно было взять у нее анализ крови. Джинни вытянула руку и сжала ее в кулак. Сердце колотилось в груди, ноги стали ватными. О Господи, только бы не было очередного приступа! Когда угодно, только не сейчас. Доктор перетянул руку выше локтя резиновым жгутом, плотно затянул его, а Джинни показалось, что трубка обвилась вокруг шеи и вот-вот задушит ее. Голова закружилась, все поплыло перед глазами, дышать нечем, только бы не упасть в обморок! Взяв шприц, доктор вонзил иглу в руку. Джинни попыталась сконцентрировать внимание на каком-нибудь предмете, например, на стуле. Хоть что-то устойчивое, реальное… Нет, она не поддастся панике! Выстоит! Только бы он ничего не заподозрил! Джинни почувствовала, как из вены потекла кровь, густая, алая, ее кровь… Течет, течет… Все! Сил больше нет! Она в ловушке! Джинни покачнулась на стуле и упала.

«Ну и вонища! Будто кто-то сблевнул», — пронеслось в голове, и Джинни с трудом раскрыла глаза. В нос ударил запах нашатырного спирта.

— Не предполагал, что вы способны упасть в обморок, — усмехнулся доктор, убирая от нее тампон с нашатырем.

— Я забыла сегодня позавтракать! — выпалила Джинни. — И если вы кому-то расскажете о том, что произошло, вы очень пожалеете!

Врач выпрямился и взглянул на Джинни.

— Не советую вам, моя милая, разговаривать со мной в таком тоне. Мне столько же хочется ублажать богатеньких, дурно воспитанных девиц, сколько вам находиться в подобном заведении. Я хороший врач и заслуживаю уважения. Надеюсь, мы понимаем друг друга?

Джинни промолчала. А если бы раскрыла рот, из неги вылетели бы очередные ругательства.

— Я ничего не скажу мисс Тейлор, — продолжал доктор. — Но не потому, что боюсь ваших угроз, а в силу врачебной этики.

У него были такие густые седые брови, которых Джинни никогда не видела. Когда он говорил, брови двигались вверх-вниз, поэтому выражения его старых серых глаз видно не было, но Джинни понимала, что говорит он серьезно. Более того, он не поднял ее на смех. И она почувствовала вдруг угрызения совести.

— Спасибо, — тихо проговорила она.

Он присел перед ней на корточки.

— Что, боишься шприцев, Джинни?

Она отвернулась и взглянула в окно.

— И врачей тоже?

Джинни, переплетя пальцы рук, мечтала лишь об одном — о сигаретке.

— Наверное, имеется печальный опыт?

Что она могла ему сказать, если и сама не знала?

— Что ж, придется тебе немного потерпеть. Я постараюсь при обследовании не причинять тебе боли, но мне потребуется твоя помощь. Ты ведь поможешь мне, Джинни?

Не отрывая глаз от окна, она наконец ответила:

— Да.

Пока доктор ее осматривал, Джинни с ног до головы покрылась потом. Он, видимо, неплохой мужик, хотя брови у него те еще; во всяком случае, не сделал ей так больно, как когда-то тот тип, но… Единственное, что она хотела, это избавиться от ребенка; не может она оставаться здесь еще на целых полгода! Должен же быть какой-то выход!

— Возможно, сегодня из-за падения внизу живота почувствуешь боль. Если она будет сильной, попроси мисс Тейлор позвонить мне.

— Хорошо.

Значит, все-таки ее усилия не пропали даром! Может быть, этот ребенок не сидит в ней так крепко. Она немного успокоилась, перестала потеть.

— На сегодня все, Джинни. Увидимся в следующем месяце, — сказал врач. — Скажи мисс Левин, что она может заходить.

Джинни слезла с кресла и одернула юбку.

— Спасибо, доктор, — искренне поблагодарила она и вышла из комнаты.

В холле ожидала Сьюзен. Длинные волосы висят сосульками, поверх потрепанных джинсов мятая футболка, ноги немного опухли из-за беременности, обуты в немыслимые кожаные сандалии. Хиппи паршивая! Хиппи… И вдруг Джинни как громом поразило. Ведь хиппи принимают наркотики. А наркотики запросто могут погубить ребенка. Ну конечно! Как же она раньше не догадалась! Пора быть поласковее со Сьюзен. У нее наверняка есть наркотики, которые помогут избавиться от ребенка. Да, пора изменить отношения с ней.

Джинни ласково улыбнулась Сьюзен.

— Доктор говорит, что ты можешь войти, — сладким голосом проворковала она и добавила:

— Ничего мужик, правда?

Сьюзен вопросительно глянула на нее.

— Не знаю… Ну если ты так говоришь… — пробормотала она и, обойдя Джинни, зашла в музыкальную комнату.

СЬЮЗЕН

Она решила не отдавать ребенка на воспитание чужим людям. Сидя на кровати, Сьюзен методично соскабливала восковые подтеки с бутылки кьянти многолетней выдержки. Они с Дэвидом постоянно пили это вино — только таким способом можно было заполучить зеленые бутылки в плетеных корзиночках, чтобы потом использовать их в качестве подсвечников. Вкус вина ей не нравился, но она любила Дэвида и способна была пойти ради него и не на такие жертвы.

Сьюзен уже предприняла попытки отыскать его. Если бы он только сказал, где именно собрался служить — в армии ли, во флоте, — было бы куда проще его отыскать.

Так нет же, бросил только: «Я завербовался. Уезжаю во Вьетнам». Где теперь его найти? Даже Аллан, с которым Дэвид жил в одной комнате, куда-то исчез. Возможно, потребуются долгие месяцы, а то и годы на розыски Дэвида, но ребенок ждать не собирался. Ну почему она оказалась такой идиоткой! Нужно было рассказать ему все. А теперь мучайся… Задумавшись, Сьюзен принялась растирать пальцами комочек воска.

Если она не откажется от ребенка, родители придут в ужас, не станут с ней даже разговаривать. Ну и ладно, без их разговоров обойдется как-нибудь. А что, если нет? — вдруг вкралась мыслишка. Ничего, не пропадет, отмахнулась от нее Сьюзен. Бросит институт, устроится на работу, будет обеспечивать и себя, и ребенка. Проживет как-нибудь и без папочкиных денег. Снимет какую-то сумму со счета, который открыл для нее дедушка, поселится в каком-нибудь не очень престижном районе — деньги нужно экономить! — и наймет няньку, чтобы сидела с ребенком, пока сама она будет на работе.

Но дешевую квартирку отыскать сложно. Их позанимали наркоманы. Живут по несколько семей в каждой квартире, спят на полу на матрацах в сине-серую полоску, заклеили стены плакатами и афишами, наплодили детей и живут себе поживают, колются да «травку» покуривают.

Против последней она не очень возражала — они с Дэвидом и сами любили ею побаловаться, однако всегда знали меру. И все-таки в подобном месте, вонючем, прокуренном, нечего и думать о воспитании ребенка. Придется найти что-нибудь другое. Только что?

Сьюзен поглядела на свои длинные пальцы. Ну почему она не сказала Дэвиду о ребенке, почему не смогла переступить через свое воспитание? увы, не смогла… Хотя в глубине души ненавидела все те жизненные принципы. которые исповедовали ее родители.

«Война способствует процветанию экономики», — втолковывал ей отец.

«Нас она не коснется, — вторила ему мать и добавляла:

— Какое счастье, что ты девочка. Впрочем, родись ты мальчиком, папины друзья устроили бы тебе отсрочку от призыва, как это сделали Дэвиду Зигелю и сыну Натана Кейджа. Людям нашего круга никакая война нипочем».

Вот их ценности Вот их мораль! Мальчики из бедных семей должны отправляться на войну и там умирать, а для папенькиных сынков, у родителей которых полно денег и везде свои люди, находятся всевозможные пути избежать службы в армии.

Девочки, чьи родители едва сводят концы с концами, могут рожать детей без отцов сколько угодно, им не возбраняется, а для Сьюзен Левин, дочери таких высокопоставленных родителей — табу.

Потеряв над собой контроль, Сьюзен швырнула пустую бутылку в стену. Раздался громкий стук, но бутылка осталась целой и невредимой, даже не треснула; какое толстое стекло, даже при желании не разбить.

В дверь постучали.

— Сьюзен, с тобой все в порядке?

О Господи! Опять эта Джинни! В последнюю неделю эта особа ей проходу не дает, так и вьется вокруг нее: то ли в подруги набивается, то ли ей что-то срочно понадобилось.

— Джинни, у меня ужасно болит голова, увидимся за обедом.

— Я как раз поднималась к тебе, как вдруг услышала грохот. Ничего не случилось?

— Ладно, входи, — со вздохом сдалась Сьюзен.

Дверь отворилась, и на пороге появилась Джинни. Поверх мини-юбки была какая-то длинная кофта, отчего та казалась еще короче. «Ничего себе будущая мать, — подумала Сьюзен. — Сказать кому — обхохочешься!»

— Какая у тебя миленькая комнатка! — восторженно протянула Джинни.

Комната, в которой поселилась Сьюзен, располагалась в мансарде. Потолок шел под уклон, и Сьюзен сразу же решила оклеить ее антивоенными плакатами и афишами с изображением Боба Дилана и других рок-музыкантов. Маленький столик был завален книгами и газетами. Те, что не уместились на столе, валялись на полу. На туалетном столике стоял какой-то конусообразный сосуд, распространявший едкий запах ладана.

— Ты действительно занимаешься всей этой антивоенной чепухой? — удивилась Джинни, разглядывая плакаты.

Сьюзен спустила ноги с кровати и, взглянув на Джинни, холодно заметила:

— Ты сюда пришла ведь не просто так, есть причина.

Так что же тебе понадобилось?

Переложив книги со стула на пол, Джинни уселась.

— Понимаешь, этот ребенок в животе мне уже осточертел.

— Мне это знакомо.

— У меня нет времени сидеть здесь и ждать, пока он созреет, мне нужно срочно попасть в Лос-Анджелес, если я хочу стать актрисой. Нельзя терять столько времени: когда он родится, мне будет почти восемнадцать. Совсем старуха!

— Так что ты хочешь от меня? Поверь, Джинни, если бы я знала способ, как заставить его расти быстрее, я бы сама воспользовалась им.

— Наркотики. У тебя есть какие-нибудь наркотики?

— Что?!

— Да брось ты притворяться, Сьюзен! Ты же хиппи, значит, потребляешь наркотики. Они все этим занимаются.

Сьюзен расхохоталась.

— Извини, подружка, но здесь ты ошиблась. Я и в самом деле время от времени покуривала «травку»…

Сьюзен запнулась и нахмурилась. В ту ночь, когда она забеременела, они с Дэвидом как раз накурились гашиша.

Но не станешь же распространяться об этом с Джинни!

— Я делала это исключительно ради повышения своего уровня сознания, а не с целью разрушения собственного тела, — закончила она.

— Я вовсе не собираюсь разрушать свое тело, хочу только уничтожить этого треклятого ребенка.

— Это отвратительно!

— Послушай, Сьюзен, кое-кому из нас приходится не так-то легко, как остальным.

В глазах Джинни, подведенных черным карандашом, не было ни капли страха, один леденящий холод. Сьюзен даже поежилась.

— Почему ты думаешь, что кому-то из нас приходится легко?

— Ха-ха-ха! — рассмеялась Джинни, откинув назад спутанную гриву волос. — Королева бросает мне вызов! Та самая королева, чей папаша оплачивает все счета и которая не задумывается над тем, где взять кусок хлеба, да и будет ли он, этот кусок!

— Послушай, Джинни. Но ведь ты тоже находишься в этом дорогостоящем пансионате. Значит, и твои счета кто-то оплачивает. Так что говорить об этом не стоит!

— Знаешь, я пришла к тебе не ради себя. Просто думала, что ты поможешь мне избавиться от ребенка. — Она встала и отправилась к двери. — Похоже, я ошиблась. Оказывается, ты такая же, как все остальные.

— Джинни! — окликнула ее Сьюзен.

— Да пошла ты! — бросила та и захлопнула за собой дверь.

Вечером за ужином Джинни так ни разу и не взглянула в сторону Сьюзен. Сьюзен, отказавшись от пирога с клубникой, который испекла миссис Хайнс (врач предупредил, что у нее широкая кость и она очень легко может набрать лишний вес), и, извинившись, встала из-за стола и отправилась в гостиную смотреть новости.

Показывали снятую с воздуха десятитысячную толпу, готовую выступить в Вашингтоне против нищеты и дискриминации. Репортаж назывался «Воскресший город». В нем сообщалось о том, что большинство населения столицы проживает в трущобах и больше не желает мириться с таким положением.

Сьюзен, вытянувшись на неудобном диване, внимательно глядела на экран. Положив голову на валик дивана, покрытый самодельным покрывалом, она почувствовала, что в висок ей уперлось что-то твердое, но не обратила на это внимания. Она разглядывала толпу, мечтая быть среди собравшихся и сокрушаясь по поводу того, что это невозможно. Потом бурлящую людскую массу сменило застывшее изображение американского флага, по которому пробежали сообщения о потерях, понесенных американскими войсками во Вьетнаме за неделю, — двадцать три убитых, восемьдесят семь раненых. Дэвид… Господи! Нет ли среди них Дэвида?

Дверь в гостиную приоткрылась, и показалась голова Пи Джей.

— Я собираюсь прогуляться по городу. Может, составишь мне компанию?

.Сьюзен, откинув волосы с лица, проговорила:

— А почему бы и нет? Я уже увидела все, что мне хотелось.

Они вышли из дома, закурили и направились по подъездной аллее. Сьюзен приятно было идти рядом с кем-то, кто почти одинакового с ней роста. С остальными она чувствовала себя обычно такой высоченной!

— Мы с тобой еще не успели познакомиться поближе, — заметила Пи Джей.

— Просто я все время была чем-то занята.

— По-моему, ты нас не очень-то жалуешь, верно?

Сьюзен, секунду поразмыслив, ответила:

— Дело тут не в вас, а в этом идиотском пансионате.

Никак не могу понять, что я здесь забыла. И потом, у меня такое чувство, что по возрасту вы мне все в дочки годитесь.

И она рассмеялась.

— А правда, почему ты сюда попала? Ты ведь уже окончила институт. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Если ты хочешь узнать, почему я не вышла замуж, то это долгая история, в которой главную роль сыграли мои родители.

— Мне можно об этом не рассказывать! — фыркнула Пи Джей. — Я сама — позор семьи.

— По-моему, это единственное, что роднит тут всех нас.

— Мать мне все уши прожужжала, что такое с хорошими девочками из порядочных семей происходить не должно. А твоя?

— А моя хотела послать меня на аборт, — ответила Сьюзен.

— О Господи! Второй раз я слышу здесь это слово. — Пи Джей покачала головой. — Похоже, я живу в такой глуши, где слово «аборт» произносить просто неприлично. Как, например, слово «рак» или… — Она улыбнулась и закончила:

— Или «понос».

Сьюзен расхохоталась.

— Нужно отдать должное — чувства юмора у тебя хватает.

— Да уж!

И Пи Джей тоже рассмеялась, но, как показалось Сьюзен, смех ее казался несколько натянутым.

— Насколько я понимаю, ты училась в Бостоне. Неужели там не нашлось человека, который мог бы подсказать тебе, где сделать аборт?

— Хоть я и училась в Бостоне, Сьюзен, но росла-то в маленьком городишке. И те моральные устои, которые вбивались в меня годами, невозможно было уничтожить за один день.

Они шли по узенькой дорожке мимо низких каменных стен, потом мимо тенистых перелесков и залитых солнцем полей. Хотя было уже семь часов вечера, теплое июньское солнце еще светило вовсю. Сьюзен с интересом разглядывала разбросанные то тут, то там поместья и элегантные дома представителей местной элиты. Как не похоже на Вестчестер, размышляла она. А уж на Вьетнам тем более.

Потом она посмотрела на идущую рядом с ней девушку. Хотя Сьюзен подозревала, что та несколько наивна — впрочем, «несколько» мягко сказано, — по возрасту она была ближе всех. Она единственная из всех училась в колледже. Поэтому должна ее понять. Может, стоит ей довериться, поведать о своих сомнениях и переживаниях? И Сьюзен решилась.

Швырнув окурок на дорогу, она заявила:

— Я подумываю о том, чтобы оставить ребенка у себя.

Пи Джей удивленно посмотрела на нее:

— А отец ребенка в курсе?

— Нет, — ответила Сьюзен и почувствовала, что голову будто сдавило стальным обручем. — Он сейчас где-то во Вьетнаме.

На лице Пи Джей появилось не укрывшееся от Сьюзен удивление.

— Во Вьетнаме? А я думала, что вы против войны.

— Да, против. Вернее, были… О черт! Все так перепуталось! Может, в этом паршивом мире вообще не стоит заводить детей? — Она тряхнула головой, отбросив назад свою длинную черную гриву. — Мне кажется, я вообще болтаюсь где-то между моральными и нравственными ценностями.

— А разве это не одно и то же?

— Там, откуда я родом, нет. Мораль — это такая штука, которой ты сама руководствуешься в жизни. Например, ты сама решаешь, будешь принимать участие в войне или нет.

А нравственность — это то, что навязывается тебе извне.

Например, заставляют тебя стать членом какого-то клуба, поскольку это, видите ли, принято в твоем кругу! И этому идиотскому правилу ты обязана подчиняться, хочешь ты этого или нет, не задаваясь никакими вопросами.

Пи Джей нахмурилась.

— Я не понимаю.

Сьюзен пожала плечами.

— Ладно, забудь, это не имеет значения.

Дальше какое-то время они шли молча. Может, Пи Джей и не понимала, что Сьюзен ей говорила, но внимательно слушала.

Когда они свернули на главную улицу, Пи Джей заговорила первой:

— Сьюзен, ты не возражаешь, если мы зайдем в магазин металлических изделий?

— Нисколько. А что тебе там понадобилось?

— Не что, а кто. Парень, с которым я недавно познакомилась, Питер, он здесь работает.

Теперь пришла очередь Сьюзен удивляться:

— Парень?

— Только, пожалуйста, не говори никому, — попросила Пи Джей.

— Не беспокойся.

Сьюзен поняла, что в свое время Пи Джей расскажет ей все.

Когда они подошли к стеклянным дверям магазинчика, Пи Джей вдруг коснулась ее руки.

— Знаешь, у меня один знакомый парень погиб во Вьетнаме, с которым мы вместе учились в институте, — вдруг доверительно сообщила она.

— Давно?

— Да нет, не очень.

Сьюзен покачала головой.

— Будь она проклята, эта война.

— Девчонки из нашего института переписываются с ребятами, которые служат во флоте, чтобы их как-то поддержать. Я тоже хотела, да Фрэнк не разрешил.

— А кто это Фрэнк?

— Дружок мой, отец ребенка.

— Он прав, Пи Джей. Не к чему солдатам думать, будто мы одобряем эту войну.

— По-моему, Фрэнк поступил в университет только потому, чтобы избежать призыва.

— Это не означает, что он плохой человек.

— Я с тобой не согласна. Наши ребята не виноваты, что их послали воевать.

Сьюзен, вынув руку из кармана джинсов, взялась за ручку двери.

— Они-то, может, и нет, а вот Дэвид — да.

И она толкнула дверь магазинчика. Раздался звонок, и они вошли.

ПИ ДЖЕЙ

Питер был занят — показывал покупателю электропилу.

Пи Джей встала в проходе, ожидая, когда он освободится.

— Пойду посмотрю, какие тут у них гайки и болты, — сказала Сьюзен. — Он настолько хорош, что, по-моему, тебе не терпится остаться с ним наедине.

Пи Джей улыбнулась и проводила взглядом Сьюзен; та, свернув в соседний проход, скрылась за стеллажами с наждачной бумагой. Потом повернулась к Питеру, недоумевая, что ее сюда занесло. Когда они познакомились в кафе «Капля росы», она рассказала ему, что ухаживает за престарелой больной тетушкой. Вообще-то Пи Джей никогда не обманывала парней, придумывая небылицы только затем, чтобы привлечь к себе внимание, но здесь был другой случай: она не собиралась говорить ему, что беременна.

Она взглянула на свое старушечье платье из небеленого муслина на кокетке, которая проходила как раз под грудью, отлично скрывая выпирающий живот.

— Глазам своим не верю! — раздался звонкий мужской голос с чуть заметным местным акцентом.

Пи Джей подняла голову и заглянула в потрясающие глаза Питера — бирюзовые, окаймленные темными, густыми ресницами, каких она никогда не видела.

— Привет, — улыбнулась она.

В свете неоновых ламп он был так же хорош, как и в полумраке бара.

Положив руку на электропилу, Питер поиграл мощными бицепсами, выпирающими из-под голубой футболки.

Тогда он сказал Пи Джей, что ему восемнадцать — на два года меньше, чем ей. Однако у него была фигура зрелого мужчины.

— Хочешь что-нибудь купить или пришла на меня посмотреть? — улыбнулся он.

Пи Джей растаяла от его улыбки, но лишь кокетливо пожала плечами.

— Похоже, электропила мне пока не понадобится, — заметила она.

— Ты хочешь сказать, что твоя тетушка не собирается пока заставлять тебя отрабатывать свое содержание?

При упоминании о несуществующей тетушке Пи Джей почувствовала укор совести, но заставила себя рассмеяться.

Питер провел рукой по мощным бицепсам, снова поиграл ими, отчего они стали казаться еще больше.

— Значит, ты пришла договориться со мной о встрече?

Пи Джей коснулась кончиком пальца его бицепсов, взглянула в глаза. Она понимала, что шутит с огнем, но ничего не могла с собой поделать. Он был так хорош и смотрел на нее таким любящим взглядом, словно она — единственная женщина во всем мире, даже дух захватывало. Если она немножко и пококетничает, то кому от этого хуже? Все равно это ненадолго — через пару месяцев никуда носа не высунешь. А пока почему бы не провести время себе в удовольствие.

— Да, — ответила она наконец. — Именно за этим. Ты мне дашь свой номер телефона, а я тебе позвоню. Если ты будешь названивать, мне не поздоровится от тети.

Она еще раз провела рукой по его бицепсам, отметив, что он даже зажмурился от удовольствия.

Достав из кармана футболки огрызок карандаша, он поспешно что-то черкнул на обратной стороне товарного чека.

— Я дам тебе оба телефона — рабочий и домашний.

Пи Джей взяла бумажку. Питер улыбнулся.

— Только позвони поскорее, ладно? — проговорил он тихим голосом.

— Ну конечно, — ответила Пи Джей. — А сейчас мне пора. Кузина уже совсем заждалась.

Еще одна ложь! Ну и ладно! И, повернувшись, Пи Джей отправилась искать Сьюзен.

Прошло несколько дней, потом несколько недель. Каждый день Пи Джей собиралась позвонить Питеру, и каждый раз у нее находились отговорки. И самыми главными из них были ее беременность и его молодость. Но каждую ночь, лежа в постели, Пи Джей представляла себе его улыбку, его сильное, стройное тело. Мысли о Питере позволяли ей на какое-то время выбросить из головы Фрэнка, заглушить боль, которую он ей причинил.

Не раз Пи Джей приходило в голову, что она может заставить Питера жениться на ней. Часами лежала она без сна, воображая себе, какая замечательная жизнь ожидает их в этом маленьком городишке. Она родит ребенка, и они с Питером станут вместе его воспитывать. Потом у них родятся еще дети, много детей: одни — с ее каштановыми волосами и его бирюзовыми глазами, другие — с его черными волосами и ее зелеными глазами. Это будут изумительные дети! У них будет потрясающая жизнь! Ни тебе родителей, которым нужно докладывать буквально обо всех своих поступках, ни тебе честолюбивых помыслов! Никого и ничего, кроме Питера! Сильного, красивого мужчины, полного сексуальной привлекательности. Она научится консервировать овощи и фрукты. Полки у них будут ломиться от всевозможных припасов, которые так приятно, будет есть холодной, снежной зимой. Осенью она будет печь вкусные пироги с яблоками. О карьере своей она и думать забудет. Зачем ей какая-то карьера, если у нее теперь есть Питер, любящий, заботливый муж… Однако ночь сменялась рассветом, и Пи Джей начинала трезво смотреть на вещи — такая жизнь, монотонная, однообразная, уже через неделю ей надоест. Кроме того, Питер заслуживал более честного к себе отношения. Поэтому время шло, а Пи Джей не звонила ему, хотя бумажку с телефонами выбрасывать не собиралась. Сунула в ящик стола, просто так, на всякий случай.

Однажды — это случилось в конце июля — Пи Джей ворвалась в комнату Сьюзен и с разбегу бросилась на кровать.

— Нет, ты ни за что не поверишь! — простонала она.

Сьюзен, сидя на корточках возле шкафа, разбрасывала во все стороны свои вещи.

— Подожди, не трогай меня, у меня горе: джинсы на животе не сходятся.

Пи Джей залилась веселым смехом.

— Рано или поздно это должно было случиться, ты ведь на пятом месяце, забыла?

— Равно как и ты! — бросила в ответ Сьюзен и, опустившись на пол, бросила в воздух очередную партию вещей.

— Я знаю, что мне нужно! — закричала она. — Сарафан!

В комнате стояла такая жара, что дышать было нечем, и неудивительно, ведь она находилась под самой крышей.

— Может, Поп подбросит нас вечерком до города? — заметила Пи Джей. — Сама я туда ни за что не дойду, устала ужасно, а в субботу мне нужно будет одеться поприличнее.

— Что, ответственное свидание с тем накачанным парнем? — усмехнулась Сьюзен.

— Нет. — Упоминание о Питере Пи Джей несколько удивило, поскольку Сьюзен не заговаривала о нем с того вечера, когда они заходили в магазин металлических изделий. — Родители собираются приехать в субботу, мама только что звонила.

— Везет тебе как утопленнику. А еще Национальную гвардию отозвали обратно в Кливленд. Ну и неделька выдалась!

Сначала расовые волнения, а теперь — твои родители.

— Если выбирать между родителями и Кливлендом, то я предпочла бы быть в Кливленде.

В тот момент Сьюзен обнаружила в своем гардеробе какую-то выцветшую хламиду.

— Как ты думаешь, что, если отсюда отрезать рукава? В обморок не упадут от такого наряда?

— О чем ты? Джинни и не такое носит, и то ничего.

Надевай смело. Хорошо бы еще мои родители тебя в этом увидели. Может, тогда поняли бы, в какое гнусное место они меня запихнули.

— Ну и что дальше? Забрали бы тебя домой?

— Откуда я знаю, Сьюзен.

Пи Джей перекатилась на живот и откинула с лица каштановую прядь. За время пребывания в Ларчвуд-Холле волосы сильно отросли. Обычно она носила их короче, однако услуги парикмахера в пансионате не предусматривались.

— А я ведь так и не позвонила Питеру. Постоянно преследует чувство, будто он мне нужен лишь для того, чтобы не думать о Фрэнке, — с грустью произнесла она.

— О Фрэнке ты не перестаешь думать только потому, что тебе больше нечего делать.

— Вовсе нет, просто я его еще люблю.

— Он самый настоящий подонок, Пи Джей, ведь он тебя бросил. Мой тебе совет — выбрось его из головы.

Но Пи Джей не могла. Когда она не мечтала о своей будущей жизни с Питером, думала о Фрэнке. Представляла, что было бы, если бы он понял свою ошибку. Наверное, отыскал бы ее, примчался бы в Ларчвуд-Холл, попросил бы прощения за то, что так жестоко с ней обошелся, и предложил бы выйти за него замуж.

— Мне все время кажется, что произошла ужасная ошибка, что он вовсе не думал меня бросать.

— Правильно, ошибка и в самом деле произошла, но только совершил ее он сам.

«Иногда мне кажется, что он вернется ко мне», — хотелось сказать Пи Джей, но как-то не хотелось делиться своими переживаниями с кем бы то ни было, даже со Сьюзен, это сугубо личное. Она все чаще чувствовала себя не взрослой женщиной, а совсем маленькой девчонкой, как Джесс.

— Может, тебе стоит перестать думать о счастливых днях, проведенных вместе, и вспомнить, каким непорядочным он оказался, когда узнал о ребенке? — предложила Сьюзен. — Неужели ты забыла, как вышла из машины и побрела под дождем домой, а ему даже в голову не пришло остановить тебя. Ведь он тогда просто наплевал на тебя!

— Ты права…

— Так что не стоит мечтать о нем.

— А я и не мечтаю, навязываться не собираюсь.

— Правильно. Ты слишком горда, чтобы навязываться кому бы то ни было.

Но Пи Джей понимала, что дело тут не в гордости. Она не звонила Фрэнку по одной простой причине — боялась, что он опять ее оттолкнет, в чем она не сомневалась. Вот Питер никогда бы так не поступил. Впрочем, почему она так уверена? Станет ли он смотреть на нее таким же пожирающим взглядом, если узнает, что она ждет ребенка? Однако ни говорить, ни думать о своих сомнениях не хотелось.

Пи Джей посмотрела на выпирающий живот Сьюзен.

— Ты решила оставить ребенка? Что ты собираешься для этого предпринять?

— Пока не знаю, — ответила Сьюзен. — У меня еще несколько месяцев на обдумывание.

— А они тебе позволят?

— Кто это «они»?

— Не знаю… — Пи Джей на секунду задумалась. — Мисс Тейлор, наверное… Интересно, есть ли здесь какие-то правила?

— В Ларчвуде? Милая моя, это место вроде тюрьмы.

Пока наши родители щедро платят за наше содержание, здесь плевать хотели на то, что мы будем делать с нашими детьми.

— А мисс Тейлор разве не получит еще какую-то сумму от тех, кто возьмет ребенка на воспитание?

— Вот уж о чем никогда не задумывалась!

— Но вообще усыновление считается частным делом?

— Кто тебе это сказал?

— Один знакомый.

— Вроде да. Впрочем, не знаю. Вот приедут в субботу твои родители, их и спросишь.

Пи Джей лишь горестно застонала.

— Тебе настолько неприятно, что они приезжают? — удивилась Сьюзен.

Пи Джей кивнула.

— Самое трудное для меня — это встречаться с отцом, с матерью тоже не сахар, однако гораздо проще. Она всегда считала, что я должна быть образцово-показательной девочкой, а я всегда доказывала ей обратное. Время от времени она шпыняла меня, и я к этому привыкла. А вот отец…

Всякий раз, когда я о нем думаю, я чувствую себя такой дрянью. Он прекрасный человек, добрый, чуткий. А я так с ним поступила… — Голос ее прервался, на глаза навернулись слезы. — Он этого не заслуживает.

— Он сильно рассердился на тебя?

— Да нет. Я вообще ни разу в жизни не видела его сердитым, просто ему очень больно и стыдно за меня.

— Понятно, непомерное чувство жалости к самому себе, — заметила Сьюзен.

— Что?

— Понимаешь, родителям почему-то очень хочется взвалить всю вину за случившееся на себя. Они с радостью это делают, а потом начинают заниматься самобичеванием.

Интересно, их родители тоже с ними так же поступали?

Если я решусь оставить ребенка, буду стараться во что бы то ни стало поступать по-другому. Ну почему никто не задумывается о твоих правах? Ведь это твое тело, твой ребенок, твоя ошибка, в конце концов. Наши родители заняты тем, что упиваются жалостью к себе. Им и дела нет до нас.

— А твой отец тоже дает тебе почувствовать, что ты виновата? — спросила Ни Джей.

— Отец — нет. Мать.

— Что ж, им и вправду приходится нелегко. Они старались, растили меня, а я, выходит, ответила им черной неблагодарностью. Моя мать мечтала, чтобы я стала учительницей, а мне хотелось быть дизайнером, и отец меня поддержал. Мать хотела, чтобы я жила дома, поступила в колледж и так далее, а я при поддержке отца решила поступать в Бостонский университет. «Дети, которые, повзрослев, остаются жить с родителями, никогда ничего не добиваются в жизни, — заявил он маме. — У них просто нет таких возможностей, как у покинувших отчий дом» И мать наконец поддалась на его уговоры, предварительно закатив отцу пару скандальчиков. А теперь, я уверена, во всем случившемся винит лишь его одного.

— Ты прямо папина дочка, замученная комплексом виновности.

«Чувство вины… — печально подумала Пи Джей. — А ведь она права, я и впрямь всегда его испытывала».

— Но я им и в самом деле всем обязана, Сьюзен! И когда все это кончится, постараюсь сделать все, чтобы оправдать их ожидания.

— Чьи ожидания? Отца или матери?

— Обоих.

— А о себе ты подумала?

— О чем ты?

Сьюзен встала и порывисто вскинула вверх руки.

— О Господи! Да забудь ты хоть на минуту о своих родителях! Подумай о себе. Девять месяцев кромешного ада, а впереди вся жизнь, в течение которой ты постоянно будешь думать об этом ребенке. Готова ли ты к этому, Пи Джей? Ведь это произойдет, хочешь ты этого или нет.

Умом-то Пи Джей понимала, о чем говорит Сьюзен, однако в душе была с ней не согласна.

— С тобой, может, и произойдет, а вот со мной — нег.

Ну, так или иначе, сейчас мне нужно думать о своих родителях.

Они приехали в субботу перед самым обедом. Пи Джей стояла и смотрела на них из окна своей комнаты. Мама, выйдя из машины, тут же выпрямилась, секунду помешкала и глубоко вздохнула. Пи Джей был хорошо знаком этот вздох — мать настраивалась на неприятный разговор с дочерью. Они направились к лестнице, и Пи Джей обратила внимание, что мама хромает. Гипс уже сняли, но она все еще ходила с палочкой. Хлопнула входная дверь, 1, и только тут Пи Джей поняла, что даже не взглянула в сторону отца. А может, она вообще никогда не осмелится посмотреть ему в глаза?

— Пи Джей! Твои родители приехали! — донесся до нее голос Джесс, и она поморщилась.

— Иду! — крикнула она, взглянув на себя в зеркало.

Как бы ей хотелось, чтобы на улице не было так жарко.

Тогда она смогла бы надеть побольше одежды, чтобы спрятать свой выпирающий живот. Но, увы… Хлопковое платье без рукавов, которое она приобрела в городе, когда ездила туда со Сьюзен, казалось, лишь подчеркивало его! Сегодня впервые ее родителям предстоит видеть ее беременность.

Как же ей не хотелось спускаться вниз и встречаться с ними!

Раздался стук в дверь.

— Пи Джей, мы приехали, — донесся до нее мамин голос.

О Господи! Как только она умудрилась забраться с палочкой по лестнице? Впрочем, что тут удивительного, мать всегда была готова на подвиг.

Пи Джей глубоко вздохнула, собрав в кулак все свое мужество. В чем-то она иногда походила на мать. Шагнув к двери, она секунду помедлила, потом решительно взялась за ручку.

— Привет, дорогая. — Мать торопливо поцеловала ее в щеку. — Ты отлично выглядишь. — При этом она смотрела на что угодно — на стены, на дверь, на пол, — только не на дочь.

— Привет, мам.

«Откуда ты знаешь, как я выгляжу! — хотелось крикнуть ей. — Ты ведь даже на меня не взглянула! Посмотри на меня, мама! Взгляни на мой живот! Ради Бога, взгляни на меня!»

Мать повернулась к Пи Джей спиной и начала спускаться по лестнице.

— Папа не стал подниматься. Мы решили вместе с тобой куда-нибудь прокатиться.

— Но, мама, вы же ехали сюда целых два часа!

Мать лишь отмахнулась своей изящной палочкой.

— Ты же знаешь, Пи Джей, отец обожает водить машину, это его успокаивает.

Он стоял у подножия лестницы, не глядя на входную дверь. Заслышав голос жены, повернулся, и Пи Джей ужаснулась — как он постарел за этот месяц! Раньше он, конечно, тоже молодым не выглядел, но сейчас казался просто стариком. Господи, неужели это она довела его до такого состояния?

— Привет, папа, — прошептала она.

— Привет, малышка.

Он чмокнул ее в щеку, равно как и мама, делая вид, что не замечает ее живота.

В это время к ним подошла Джесс, крепко сжимая в руках бледно-голубой конверт.

— Вы, кажется, собираетесь прокатиться? Я не ошиблась?

Пи Джей вопросительно взглянула на отца. Тот кивнул.

— Да.

— Не могли бы вы опустить это письмо в почтовый ящик на почте?

— Разумеется, — поспешно сказал отец и взял у Джесс письмо. — Пи Джей, полагаю, знает, где она находится.

Он вопросительно глянул на дочь.

— Конечно, папа. Пока, Джесс, увидимся позже.

Пи Джей, отец и прихрамывающая мама направились к машине. Когда они сели в салон, мать повернулась к Пи Джей.

— Какая молоденькая… — заметила она, намекая на Джесс, но Пи Джей понимала — ей хотелось сказать совершенно о другом.

— Да, — подтвердила она и показала дорогу к почте.

Бросив письмо в почтовый ящик, они несколько минут ехали в никуда. В машине была полнейшая тишина. Мать первой нарушила ее:

— Какие здесь чудесные места!

Пи Джей глянула в заднее стекло, скользнув взглядом по багажнику «кадиллака», купленного отцом шесть лет назад.

— Я больше не могу так ехать, — проговорила она.

Мать обернулась к ней:

— Как это — так?

— Когда вы оба сидите ко мне спиной. Может, остановимся где-нибудь и повернемся лицом друг к другу?

— Конечно. Куда бы нам поехать, Гарольд?

«Секунду отец молчал.

— Когда мы ехали сюда, я заметил парк. Скоро мы до него доберемся и там остановимся.

В парке постоянно попадались покореженные столики, усеянные птичьим пометом. В тени высоких, раскидистых деревьев было прохладно. Они облюбовали местечко подальше от семей, выехавших в этот чудесный денек на пикник и уже готовивших какую-то снедь на открытых мангалах. Пи Джей села напротив родителей.

— Какая жара, — заметил отец, стирая со лба пот тщательно отутюженным носовым платком.

— Да, — подтвердила Пи Джей.

— А тебе не слишком жарко в… — Он замялся, не зная, как потактичнее назвать пансионат. — В доме?

— Нет, папа, — солгала она. — Там прохладно.

— Ну хватит! Мы приехали говорить не о погоде, — вмешалась мама Пи Джей взглянула на отца, он промолчал.

— Я решила рассказать обо всем родителям мальчика, — заявила мать.

Пи Джей словно окаменела.

— Флора… — предостерегающе протянул отец.

— Нет, Гарольд, Пи Джей должна знать.

— Мама, о чем ты говоришь?

Начало разговора ей не понравилось, она никак не могла понять намеков матери.

— О твоем дружке, отце ребенка. Я собираюсь рассказать обо всем его родителям, по крайней мере его матери.

— Нет!

— Да! Почему я одна должна пройти через это унижение? Он во всем виноват, так пусть его родители не остаются в неведении.

Пи Джей сидела, не сводя глаз с грязных столов, усеянных птичьим пометом, потом перевела взгляд на валявшуюся в траве ржавую банку из-под машинного масла, на смятый пакетик из-под чипсов, на забытую кем-то детскую игрушку.

— Мама, не надо!

Но мать продолжала:

— Может быть, если узнают его родители, этот мальчишка женится на тебе.

— Не женится.

— Ты уверена?

— Мама, ведь он меня бросил. Если захочет вернуться, то сделает это по собственной воле.

«Господи, как было бы хорошо, если бы он вернулся!» — пронеслось в голове.

— Я столько думала об этом. — Голос матери прервал ее размышления.

«Не сомневаюсь», — усмехнулась про себя Пи Джей.

— Как было бы хорошо, — продолжала мама. — Ты бы поехала в Бостон, там вышла замуж, а мы всем сказали бы, что вы поженились еще в прошлом году, но держали это в секрете, потому что не хотели бросать учебу. Вышло бы очень правдоподобно, и никто бы никогда не узнал…

— Что не узнал? Правду?

Внезапно припомнились слова Сьюзен о том, что родителям и дела нет до ее переживаний.

— Почему тебе так хочется, чтобы мы поженились?» Из-за меня? Или из-за тебя?

— Ради нас, моя милая! Ради нас всех.

— Папа! — воскликнула Пи Джей, поворачиваясь к отцу, и в голосе ее прозвучала мольба о помощи.

— Нет! — Мать сорвалась на крик. — На этот раз отец тебя не спасет! Я — твоя мать! Как сказала, так и будет!

Вскочив со скамейки, Пи Джей помчалась к лесу.

— Пи Джей, вернись! — крикнула ей вдогонку мать.

Отец тоже что-то сказал, но у нее было одно желание — убежать от них подальше. Она бежала, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни деревьев и не обращая внимания на то, что ветки деревьев больно хлещут ее по рукам и ногам.

Слезы текли по лицу, но она их не замечала. Пробежав несколько метров, Пи Джей увидела маленький ручеек.

Опустившись на камень, она сбросила шлепанцы и опустила ноги в прохладную воду.

— Будьте вы прокляты! — задыхаясь от слез, пробормотала она.

Сьюзен была права — на нее им наплевать. Но ведь и у нее есть свои права. Почему они не считаются с ними?

— Малышка!

Подняв голову, она увидела перед собой отца.

— Малыш, с тобой все в порядке?

— Ой, папочка! — зарыдала она. — Прости меня, папочка! Прости за то, что я натворила.

Опустившись рядом на корточки, отец обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Ну что ты, моя дорогая, не плачь, все будет хорошо.

— Папочка, пожалуйста, уговори ее не делать этого!

— Хорошо, малышка, не беспокойся, она не сделает этого.

Прильнув к его сильной груди, Пи Джей плакала и никак не могла остановиться. Как она могла? Ведь он ее так любит!

Они долго сидели у ручья, обнявшись, не проронив ни слова. Отец и дочь…

Вечером, когда родители уехали, Пи Джей вспомнила холодную и неприступную мать, которая восседала на переднем сиденье рядом с отцом. Затем она пошла к себе в комнату, достала из ящика стола смятый клочок бумаги, спустилась вниз, в библиотеку, и позвонила Питеру.

Пи Джей стояла перед магазинчиком металлических изделий и ждала, пока тот закроется. Она предупредила Сьюзен, что собирается пойти в город, и попросила прикрыть ее на случай, если кто-то обнаружит ее отсутствие.

Она понятия не имела, что та станет говорить, но знала — что-нибудь придумает. Сьюзен не задала ни единого вопроса, лишь заметила:

— Если ты этого хочешь, давай действуй.

Пи Джей взглянула на часы: девять, скоро выйдет Питер. Она не знала, что будет ему говорить, да это и не имело значения. Знала только одно — сейчас ей нужны положительные эмоции, а в общении с Питером она их получит.

Раздался звон дверного колокольчика. Пи Джей обернулась — он направлялся прямо к ней.

— Ну и денек! — вздохнул он, подходя.

— Суматошный?

— Ага, по субботам всегда так: народ просто валом валит.

Он взглянул на нее, и глаза их встретились — по телу Пи Джей пошло тепло.

— Я рад, что ты позвонила, — наконец сказал он. — Может, пойдем куда-нибудь выпьем?

— Я не любитель выпивать, Питер, — улыбнулась Пи Джей. — Да и молоды мы с тобой еще для этого.

— А вот в «Капле росы» так не считают. Мне там с шестнадцати лет подавали спиртное. Но если ты не хочешь, не пойдем. Займемся чем-нибудь другим. Как скажешь, так и будет.

У Пи Джей потеплело на душе от его слов.

— Мне бы хотелось выпить кофе и поговорить.

Питер на секунду задумался, а потом предложил:

— Давай я зайду в пончиковую, попрошу налить нам в термос кофе, а потом поедем на озеро и будем болтать сколько душе угодно.

Он лукаво подмигнул ей, отчего Пи Джей почувствовала, как по телу пробежала сладкая дрожь.

«Смотри, будь осторожнее», — воззвал к ней голос разума, но она, отмахнувшись от него, поспешно проговорила:

— Вот и отлично.

На озере царил мир и покой: над водой блестела полная серебристая луна, слышались пронзительные крики чаек, Питер налил горячий кофе в бумажные стаканчики и включил автомагнитолу. Тишину нарушили чарующие звуки музыки.

— Я рад, что ты наконец-то позвонила, — сказал Питер. — Я уже и не надеялся.

Пи Джей улыбнулась и отхлебнула кофе.

— Как поживает твоя тетушка? — последовал неожиданный вопрос.

О Господи! Что же ей делать? Может, сказать ему правду? Пи Джей погладила свой живот. Платье надежно скрывало его, но он был тут, никуда не делся.

— Питер, — прошептала она. — Питер, поцелуй меня.

— О Боже! — простонал он и поставил свой и ее стаканчики с кофе на приборную доску. Обхватив Пи Джей за шею своей сильной, мускулистой рукой, притянул к себе. — О Боже, как долго я мечтал об этом!

Он осторожно запрокинул ей голову и нежно коснулся ее губ.

Последовал долгий, сладкий поцелуй, суливший надежду на еще более восхитительное продолжение. Все мысли о ребенке, родителях, о Фрэнке вылетели у Пи Джей из головы. Какое ей до всего этого дело, если у нее есть Питер…

Луна, чайки и Питер…

 

Глава седьмая

ДЖЕСС

Вечерами по воскресеньям мясе Тейлор обычно куда-то уезжала. Ее забирала одна и та же темная машина, водителя никогда не было видно. Джесс подозревала, что у хозяйки пансионата есть любовник, однако делиться своими домыслами ни с кем не стала — чего доброго, поднимут ее на смех и обзовут выдумщицей.

— Однажды она сидела на веранде после ужина. Солнце уже село, на землю спустились сумерки, и лужайка перед домом была окутана тусклым светом. Было начало августа.

Прошло уже шесть недель с момента, когда она чуть не потеряла ребенка. Если бы это случилось, она бы не пережила — после смерти матери это было бы слишком большой для нее утратой. Джесс частенько задумывалась над своей дальнейшей судьбой: раньше будущее после рождения ребенка казалось ей в розовом свете, теперь ее все чаще стал мучить страх — от Ричарда не было вестей. Она пыталась убедить себя, что отец здесь ни при чем, однако это мало помогало.

Хлопнула входная дверь, и Джесс обернулась — к ней направлялась мисс Тейлор.

— Какой чудесный вечер, — сказала она, усаживаясь рядом с Джесс в плетеное кресло.

— Да, — согласилась Джесс. — Хорошо сегодня провели время?

— А я сегодня никуда не уезжала, — заметила хозяйка пансионата. — У моего друга внезапно изменились планы.

— Наверное, расстроились, — заметила Джесс, взглянув на мисс Тейлор.

Ей было уже под пятьдесят, но, несмотря на солидный возраст, она была довольно привлекательной особой. Желтые волосы всегда аккуратно причесаны, платья — чистые и отутюженные, тонкие губы неизменно накрашены ярко-красной помадой. Джесс никак не могла понять, почему мисс Тейлор не замужем.

Углубиться в размышления на эту тему ей не дали.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — поинтересовалась пожилая дама.

— Очень хорошо, мисс Тейлор, просто отлично. Уже две недели по утрам нет тошноты.

Хозяйка пансионата ласково потрепала Джесс по руке.

— Хорошо. Скажи-ка мне, дорогая, ты разговаривала с отцом?

Джесс напряглась.

— Ага! — Мисс Тейлор тихонько прищелкнула пальцами. — Так я и думала. Он очень на тебя сердится, правда, дорогая?

Джесс почувствовала, как ее охватывает злоба. «Это все из-за него! — хотелось крикнуть ей. — Если бы по его милости мама не покончила с собой, со мной ничего не случилось бы». Но говорить об этом не стала, лишь заметила:

— Да, очень.

— Насколько я знаю мужчин, он сердится вовсе не на тебя, а на твоего дружка — отца ребенка. Мне частенько приходилось видеть, что в подобных ситуациях родители винят во всем случившемся не свою дочь, а ее приятеля.

Джесс повертела кольцо.

— А ты, дорогая, винишь своего мальчика в том, что произошло?

У Джесс на глаза навернулись слезы. Ее маленькое тельце внезапно показалось в огромном плетеном кресле совсем крошечным. Поставив ноги на сиденье, она обхватила колени руками, свернувшись в маленький клубочек.

Мисс Тейлор ласково обняла ее за плечи.

— Извини, дорогая. Я вовсе не хотела тебя расстроить.

— Я любила Ричарда, — призналась Джесс, — но я не собиралась отдаваться ему. Раньше у меня ничего подобного не было, это в первый раз, — с трудом проговорила она.

Мисс Тейлор притянула ее к себе, и Джесс тихонько заплакала на ее теплой груди.

— Ну не плачь, не плачь, моя хорошая, — ласково проговорила она. — Я уверена, отец злится вовсе не на тебя.

Да как вообще можно сердиться на такого очаровательного ребенка, как ты.

Сумерки сменила густая тьма, а они все сидели на крыльце, и впервые Джесс почувствовала себя не такой одинокой.

Ей показалось, что наконец-то она обрела подругу.

На следующее утро Джесс проснулась от стука в дверь.

— Мисс Джессика! — послышался хриплый шепот миссис Хайнс. — Мисс Джессика, быстрее спускайтесь вниз!

Джесс потерла глаза, пытаясь стряхнуть с себя остатки сладкого сна, в котором они с Ричардом целовались.

Стук повторился.

Что понадобилось миссис Хайнс? Может, она в чем-то провинилась?

— Что случилось, миссис Хайнс?

— Спускайтесь вниз, да побыстрее.

Джесс проворно вскочила с кровати, натянула на себя длинный шелковый халат, быстро прошлась щеткой по вьющимся волосам и, сунув ноги в шлепанцы, стрелой вылетела из комнаты. Что такое произошло, если миссис Хайнс понадобилось ее будить? Может, приехал отец? Или Ричард? Сердце ее радостно забилось.

Внизу из кухни доносились голоса. Распахнув высокую дверь, Джесс увидела, что мисс Тейлор и миссис Хайнс стоят у дубового стола. На столе — большая плетеная корзина. Женщины взглянули на Джесс и улыбнулись.

Значит, ни отец, ни Ричард к ней не приехали. Джесс с трудом подавила вздох разочарования.

— Доброе утро, — поздоровалась она.

— Доброе утро, дорогая, — ответила мисс Тейлор.

Даже в такой ранний час она, как обычно, была одета безукоризненно.

— Джесс, — проговорила она. — Сегодня утром к нам в пансионат поступило кое-что, «что могло бы тебя заинтересовать.

— Что же?

Мисс Тейлор снова улыбнулась и, взяв корзинку, протянула ее Джесс.

— Взгляни.

Джесс откинула стеганую ткань, которой та была покрыта. На нее глянули крошечные голубые глазки в обрамлении белого пушистого меха. Очаровательное создание зевнуло, высунув свой маленький розовый язычок.

— Котенок! — воскликнула Джесс. — Чей он?

— Твой, моя дорогая, — отозвалась мисс Тейлор. — Если, конечно, согласишься за ним ухаживать, пока будешь жить в Ларчвуде.

— Мой? — все еще не верила Джесс. Она никогда не видела таких очаровательных котят. — Ну конечно! Я буду ухаживать за ним. Но откуда он взялся?

— Шериф мистер Уилсон принес, — подала голос миссис Хайнс. — Он нашел его за почтой. Он ведь работает почтальоном по совместительству.

Джесс припомнился мужчина с носом-картошкой.

— Он решил, что вам, девушкам, будет приятно иметь в пансионате котенка, — подхватила мисс Тейлор. — Вот и принес его сюда…

При воспоминании о том, как она когда-то отнеслась к этому человеку, Джесс почувствовала угрызения совести.

— Как хорошо, что он его принес, — заметила она.

— Да, — сказала мисс Тейлор. — Он замечательный человек.

— А как мы назовем котенка? — спросила Джесс.

— Как пожелаешь.

— Интересно, это мальчик или девочка?

— Да какая разница! — проворчала миссис Хайнс. — Мальчик, девочка… Разве сейчас определишь? Называйте как хотите. Но если вы возьмете его, будете сами за ним убирать. Я и не подумаю! И так топчусь на кухне целыми днями! Не хватало еще мыть за кошками!

Джесс вытащила из корзины крохотное существо и крепко прижала к груди, стараясь не обращать внимания на резкие слова кухарки.

— Нужно назвать его кличкой, которая подходила бы и мальчику, и девочке, — спокойно сказала она. Внезапно ее осенило:

— Придумала! Назовем его Ларчвуд.

— Прекрасное имя! — восхитилась мисс Тейлор. — А сейчас, я думаю, Ларчвуд не откажется от блюдечка молока.

Джесс заглянула в голубые глаза котенка. «Милый Ларчвуд, — подумала она. — Ты такой красавец. Мы с тобой будем добрыми друзьями, я буду любить тебя и заботиться о тебе, а когда за мной приедет Ричард, я возьму тебя с собой и ты будешь жить с нами».

Она высоко подняла котенка, чтобы получше разглядеть его.

В течение дня Джесс повсюду таскала за собой Ларчвуда в плетеной корзинке и при удобном случае вытаскивала его и принималась с ним играть. Миссис Хайнс, ворча по обыкновению, дала Джесс клубок старой пряжи, который пришелся котенку по душе, — он тут же принялся катать его по полу, пока не размотал весь, до конца. Ночью котенок мирно спал в корзинке, которую Джесс поставила в своей комнате. А утром она вытащила из нее котенка и, гладя его по мягкой шерстке, шепотом принялась поверять ему свои секреты и делиться планами на будущее. Она рассказала ему о Ричарде и о том, какая у них будет замечательная семья. Котенок молча слушал и ласково лизал ей руку. А Джесс, уже успевшая привязаться к нему, готова была на все для своего любимца.

Однажды августовским днем Джесс сидела с котенком на веранде. Она купила ему крошечный розовый ошейник с искусственными бриллиантиками и теперь пыталась надеть его. Котенку эта процедура не нравилась, и он вырывался изо всех сил. В этот момент на веранду вышла Пи Джей.

— Ну, как себя сегодня чувствует маленький Ларчвуд? — спросила она.

— Помоги мне, пожалуйста, Пи Джей. Мне нужно, чтобы он хоть минутку посидел спокойно, чтобы я смогла надеть на него ошейник.

Пи Джей отпрянула назад.

— Ой, даже не знаю, Джесс. Когда я была маленькая, у меня на котов была аллергия.

— Всего на несколько секунд… Ну пожалуйста!

— Ладно, — согласилась Пи Джей, беря котенка в руки. — Он такой милашка.

Джесс, довольная тем, что ее любимца похвалили, принялась застегивать ошейник.

В этот момент Пи Джей чихнула, и котенок, вырвавшись у нее из рук, помчался по веранде.

— Держи его! — завопила Джесс, вскочив со стула.

В ответ Пи Джей чихнула еще раз. Джесс ринулась за Ларчвудом, но тут входная дверь распахнулась, и на веранде появилась Джинни. Быстро нагнувшись, она подхватила маленького беглеца.

— Потеряла что-нибудь? — спросила она, подняв котенка высоко над головой.

— Вот спасибо, Джинни.

Джесс потянулась взять у нее Ларчвуда, но та подняла его еще выше.

— Эти кошки — самые мерзопакостные твари, — заявила она. — От них одна вонь. Единственное, на что они способны, это ловить мышей. Терпеть их не могу!

Джесс почувствовала, что ей становится не по себе.

— Отдай его, Джинни, — попросила она, но та быстро отдернула руку, едва только Джесс попыталась взять своего любимца.

Котенок между тем отчаянно вырывался.

— Ты уверена, что он тебе нужен? Кошки, знаешь ли, прямо-таки напичканы всяческими болезнями.

— Отдай ей котенка, Джинни, — распорядилась мисс Тейлор, внезапно возникшая на пороге.

Джинни, пожав плечами, отдала Ларчвуда Джесс.

— Подумаешь! Уж и пошутить нельзя. Здесь такая скука, что и спятить можно.

Джесс, подхватив свое сокровище, крепко прижала его к себе и принялась ласково поглаживать по пушистой шерстке.

— Не бойся, малыш, — шептала она. — Все будет хорошо. Я тебя не дам в обиду.

«Какая жестокая эта Джинни, — подумала Джесс. — Не знаешь, что и ждать от нее».

Пи Джей наконец-то перестала чихать.

— Прости, Джесс, — проговорила она. — Это все из-за меня.

Джесс отрицательно покачала головой.

— Да, да, из-за меня, — не уступала Пи Джей.

— О Господи! Слушать вас тошно! — вмешалась Джинни. — Что у вас стряслось? Поделитесь, может, смогу чем-нибудь помочь.

— Ничего особенного, — поспешно проговорила Джесс.

— Но ведь я сказала, что помогу!

— Молодец, Джинни, так и нужно, — заметила мисс Тейлор и исчезла в доме.

— Ладно, — сдалась Джесс. — Подержи, пожалуйста, котенка, пока я буду надевать ему ошейник, — Ну конечно, — сказала Джинни, забирая у нее Ларчвуда. — Только не говорите никому, что я сюсюкала целый день с каким-то паршивым котенком!

СЬЮЗЕН

Сидя в гостиной, Сьюзен прекрасно слышала происходящее на веранде. Ну и соседки ей попались! Только и делают, что цапаются, ни на что другое они не способны, слишком тупы. Перебранки — любимое времяпрепровождение недалеких людишек, но хуже всех — Джинни: скандалистка до мозга костей. О Господи! Все бы отдала, чтобы оказаться среди людей своего возраста!

Сьюзен с отвращением отбросила в сторону местную газету. Несколько дней назад суд вынес в отношении Ширхана, обвиняемого в покушении на Роберта Кеннеди, оправдательный приговор. Вчера Рональд Рейган объявил, что выставит свою кандидатуру на президентских выборах от республиканской партии. Рейган! Этот паршивый актеришка! К чему мы идем, если убийца, пойманный с поличным, может оставаться безнаказанным, а паяц из Голливуда с подтянутым лицом считает, что ему по силам управлять такой страной, как Америка?! А эти чертовы местные газеты! Ничего в них не найдешь, кроме пустячных местных новостей да сплетен о сильных мира сего. Ни слова о важнейших событиях ни в стране, ни за рубежом, ни о войне во Вьетнаме!

— Все, хватит с меня этой дряни! — громко проговорила Сьюзен. — Мне нужна нормальная пресса.

Поднявшись с дивана, она решила отыскать Попа.

Может, он позволит ей взять машину, чтобы сгонять в город за «Нью-Йорк тайме». Она знала, что уж в этой известной газете найдется подробный обзор событий, происходящих в мире.

Решив не появляться на веранде (только ее там сейчас не хватало), Сьюзен прошла через кухню и вышла через черный ход. Попа она увидела сразу же. Он сидел над клумбой с какими-то коралловыми и розовыми растениями и что-то тихонько бормотал под нос. Сьюзен подошла поближе. Услышав ее шаги, он поднял голову и вытер пот со лба.

— Ну и жара! Эти красавицы прямо-таки задыхаются, — проговорил он. — Выцветают и засыхают на корню.

— Это верно, — подхватила Сьюзен и быстренько перевела разговор на интересующую ее тему:

— Поп, можно я одолжу на несколько минут твою машину? Мне очень нужно попасть в город, а беспокоить тебя не хочется.

Поп задумчиво поскреб подбородок.

— Прямо не знаю, мисс Сьюзен. Ведь старушка-то не застрахована. Мало ли что может случиться.

— Все будет хорошо. Поп. До города всего несколько миль. А если вдруг что-то произойдет, я несу полную ответственность.

Он повернулся спиной к поникшим цветам.

— Ну ладно, надеюсь, все будет хорошо. В конце концов вы не каждый день просите меня о таком одолжении.

Только помните, эта старушка — единственное, что у меня есть. Ключи в кабине.

— Спасибо, Поп, — поблагодарила Сьюзен и, охваченная духом свободы, хоть и относительной, помчалась к машине.

Усевшись за руль, она долго устраивалась поудобнее: длинные ноги и внушительных размеров живот мешали ей.

Потом захлопнула дверцу, отметив про себя, что на веранде опять возникла какая-то суматоха, завела машину, дала задний ход, а затем нажала на газ. И сразу же раздался пронзительный крик Джесс, перекрывающий шум мотора, а за ним глухой удар.

Сьюзен остановила машину и выглянула в окно. К ней бежали Джесс, Пи Джей и Джинни. Джесс пронзительно кричала, лицо Пи Джей исказилось от боли, Джинни прижимала руку ко рту.

— О Господи, Боже мой! — причитала она.

Внезапно Сьюзен все поняла — котенок, этот дурацкий котенок, с которым Джесс носилась несколько дней!

Выбравшись из машины, она нагнулась и заглянула под колесо — к нему прилипла белая шкурка, пропитанная алой кровью. Прямо в лицо ей глянул голубой глаз…

— О Господи, — прошептала она.

— Ларчвуд! — отчаянно кричала Джесс. — Ты убила Ларчвуда!

И она разрыдалась.

Пи Джей стояла, не в силах оторвать взгляда от колеса.

Джинни неловко обняла Джесс.

— Прости меня, пожалуйста. Какая же я идиотка! Нужно было держать его покрепче.

— Ты ни в чем не виновата, — покачала головой Джесс. — Если бы Сьюзен смотрела, куда едет… — И она порывисто повернулась к ней. — Неужели ты и вправду убила моего котенка?

Сьюзен стояла, не в силах вымолвить ни слова. Она никогда не убивала — ни муравья, ни паучка, не говоря уж о котятах. Ноги у нее вдруг стали ватными.

С заднего двора с лопатой в руках появился Поп.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Сьюзен убила Ларчвуда, — отозвалась Пи Джей, ткнув пальцем в лежащее на земле кровавое месиво.

— О Господи! — ахнул Поп и поскреб подбородок. — Идите-ка все в дом, а я здесь приберу.

Джинни повела Джесс к дому.

Сьюзен бросилась за ними.

— Джесс, — позвала она.

— Заткнись ты, сука! — обернувшись, выпалила Джинни.

Сьюзен не знала, что ей делать. То ли помочь Попу убрать останки котенка, то ли идти за девочками в дом. Не сделав ни того ни другого, она продолжала стоять.

— Ну-ка посторонитесь, мисс Сьюзен, — приказал ей Поп. — Я тут приберу.

Сьюзен отодвинулась и поглядела в сторону дома. Двигаясь как на шарнирах, она направилась к входной двери.

Ей нужно было во что бы то ни стало извиниться перед Джесс, объяснить ей, что произошел несчастный случай.

Девочек она отыскала наверху. Пи Джей стояла у дверей комнаты Джесс, Джинни — в холле. Увидев Сьюзен, они молча уставились на нее. Сьюзен, не говоря ни слова, зашла в комнату. На кровати рядом с Джесс сидела мисс Тейлор и пыталась ее успокоить.

— Может, шериф Уилсон принесет нам другого котенка, — ласково говорила она.

Джесс уже не плакала. Она сидела, глядя перед собой ничего не видящими глазами.

— Нет, — наконец ответила она. — Все это не имеет смысла. Все, кого я любила, покинули меня.

Интонации ее голоса поразили Сьюзен: ни малейшей жалости к себе, простая констатация факта.

— Это не правда, — сказала она.

Джесс посмотрела на нее.

— У тебя есть Ричард.

«Значит, Пи Джей и Джинни рассказали Сьюзен, — подумала Джесс. — Сообщили о моих планах на будущее.

Ну и ладно!»

Она перевела взгляд обратно в окно.

— Что ты знаешь о Ричарде?

Сьюзен, откашлявшись, шагнула к кровати. Пока в комнате сидела мисс Тейлор, не стоит говорить Джесс, что Пи Джей поведала о ее планах убежать с Ричардом.

— Я знаю, что ты пишешь ему каждый день. Значит, вы любите друг друга.

По щекам Джесс опять потекли слезы.

— Я здесь уже больше двух месяцев, а он даже не попытался связаться со мной. — Она покачала головой. — Я знаю, ему не разрешают ни писать мне, ни звонить, но если бы он действительно меня любил… — Слова повисли в воздухе.

Сьюзен присела на краешек кровати.

— Джесс, — прошептала она. — Пожалуйста, прости меня за все, что случилось. Я так виновата перед тобой. Ну прощу тебя, прости.

Мисс Тейлор встала.

— Думаю, вам лучше остаться вдвоем, — проговорила она и вышла из комнаты.

— Джесс, ну пожалуйста… Я ведь не нарочно. Просто очень спешила и не заметила котенка.

— Разве ты не слышала, что мы тебе кричали? — ледяным тоном спросила Джесс.

Сьюзен откинула назад волосы.

— Нет. Наверное, задумалась о чем-то своем.

— Как всегда, — заметила Джесс. — Ты никогда ни на кого из нас не обращаешь внимания, будто нас вообще не существует.

Внезапно на Сьюзен нахлынуло чувство вины. Вот рядом с ней сидит хрупкая, нежная девочка, у которой скорее всего в жизни есть все, все, кроме любви. Несмотря на беспрестанные стычки с родителями, Сьюзен знала, что они ее любят. И они, и бабуля, и Дэвид. Да, Дэвид тоже ее любил. И хотя Джесс никогда не делилась с ней своими воспоминаниями о жизни с родителями, Сьюзен догадывалась, что там не все гладко. В последнее время поведение Джесс действовало ей на нервы: Сьюзен считала, что та носится с этим подаренным ей котенком как дурень с писаной торбой, и только теперь поняла, что Джесс любила это крохотное существо, а котенок отвечал ей взаимностью.

Она же, привыкшая думать только о себе, мгновенно разрушила эту жизнь и эту любовь… Сьюзен закрыла лицо руками и заплакала. Ей было жалко и несчастного котенка, и Джесс, и Дэвида.

Внезапно она почувствовала, как хрупкая ручонка Джесс обвилась вокруг ее плеч.

— Сьюзен, — прошептала она. — Сьюзен, не плачь.

Но Сьюзен не могла остановиться.

— Ну пожалуйста, Сьюзен. Я знаю, ты сделала это не нарочно. Прошу тебя, не плачь.

Голос ее звучал несколько напряженно. Видимо, она боялась, что Сьюзен в очередной раз выкинет что-нибудь.

Сьюзен, оторвав руки от лица, взглянула на Джесс.

— Я не хочу здесь находиться! Не хочу рожать ребенка, не хочу сидеть в этом проклятом заведении. Ты не думай, что я вас всех не люблю. Просто я приказала себе выкинуть все мысли о вас из головы. А ведь я старше вас всех и должна бы, наоборот, ободрять и поддерживать остальных.

Так нет же! Господи, какая же я дура!

Джесс улыбнулась.

— Ну что ты, Сьюзен, — принялась успокаивать она. — Никакая ты не дура. Просто всем нам было бы намного проще, если бы мы держались друг друга.

— Он напишет тебе, Джесс, — прошептала в ответ Сьюзен. — Я знаю, напишет.

И, уткнувшись лицом в ладони, она снова зарыдала.

Тогда Джесс, придвинувшись к ней поближе и обхватив ее руками за плечи, принялась ласково покачивать Сьюзен из стороны в сторону.

ДЖИННИ

Услышав доносящиеся из комнаты рыдания Сьюзен, Джинни так и прыснула. Эта тягомотина начинает ей уже надоедать. Подумаешь, какого-то котенка убили! Дело какое! Нужно было самому смотреть, куда лезешь, а не бросаться под колеса. Сам виноват.

Вернувшись в свою бело-розовую спаленку, Джинни завалилась на кровать. Господи, а ведь она и впрямь почувствовала к Джесс жалость. Надо же, даже обняла ее! Вот идиотка-то! Нет, это богоугодное заведеньице начинает на нее плохо действовать. Пора уже линять отсюда. Как же, слиняешь! Она коснулась своего пухлого живота. Еще четыре треклятых месяца!

Нагнувшись, Джинни подняла один из разбросанных по полу журналов кино, полистала его. Через четыре месяца — здравствуй, Лос-Анджелес! Вот и я! А пока…

Она швырнула журнал обратно на пол. Она должна хоть что-то сделать, а для начала убраться подальше от этих девиц.

Джинни спрыгнула с кровати и подошла к шкафу. Придумала! Она пойдет в «Каплю росы». Паршивое, конечно, местечко, но другого здесь нет. Лишь бы здесь не торчать!

Порывшись в ящиках, она достала расклешенную мини-юбку и мятый серый свитерок, на груди которого алым пламенем полыхала какая-то дурацкая надпись. Алая, как кровь… О Господи, зачем только она купила его! Она почувствовала, как пульс начал биться быстрее. В памяти всплыла та проклятая ночь, тот мерзкий тип, мама, порванное платье, крики, боль — все это вихрем пронеслось в голове.

Горло Джинни будто сдавило. Комната поплыла перед глазами.

— Нет! — крикнула она, вцепившись в свитер с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

Нет, она выкинет из головы эти гнусные воспоминания, заставит их отступить! Чувствуя учащенное сердцебиение, Джинни скинула блузку и поспешно натянула свитерок.

«К черту девчонок! К черту эту надпись Я пойду в „Каплю росы“. Сначала поиграю в кегли, а потом хорошенько приму на грудь и буду веселиться до упаду. И выброшу из головы эти воспоминания!»

Ей казалось, что самое трудное — незаметно улизнуть из Ларчвуд-Холла. Когда приходится делать что-либо тайком, всегда захватывает дух от предвкушения близкой опасности, а когда все заканчивается благополучно, испытываешь разочарование. Джинни без помех выскользнула из дома. Было уже почти одиннадцать вечера, и в пансионате царила тишина. Будущие мамаши уже почивали в своих постелях.

Мисс Тейлор обычно никогда не вытаскивала большой ключ из двери. И на этот раз она не отступила от своего правила.

Джинни повернула ключ, открыла дверь и вышла. Никто не окликнул ее, не бросился за ней вдогонку — в общем, никаких проблем.

Джинни быстро пошла по темной извилистой аллее к городу. Денег у нее было немного. Пачка, которую она стащила у отчима, быстро таяла. Правда, на сигареты и несколько бутылочек виски хватит до декабря. Джинни, как никто другой, хорошо знала поговорку «Хочешь жить — умей вертеться». И она, претворяя эту поговорку в жизнь, стащила со стола из кухни двадцать долларов — должно быть, миссис Хайнс приготовила для разносчика молока, яиц или еще для кого-то. Старая дура! Будет в следующий раз знать, как оставлять деньги на самом видном месте.

Джинни любовно погладила кармашек своей юбки — денежки лежали в целости и сохранности.

Грохот, доносящийся из «Капли росы», был слышен за два квартала. Ночная тьма скрывала само заведение, но оглушительный рев синтезатора и переливчатый приветственный звон игрового автомата явно указывали на место его нахождения. Джинни толкнула входную дверь и сразу же окунулась в знакомую атмосферу. Сизый сигарный дым, запах дешевого виски и прижавшиеся друг к другу тела были настолько для нее привычны, что она почувствовала себя почти дома. Сколько ночей провела она, забившись в уголок то одного, то другого бара — все они походили друг на друга как две капли воды, — не спуская глаз с мамы, готовой отдаться любому, кто купит ей стаканчик виски! Хоть больно и неприятно было смотреть на это, но одно хорошо — здесь Джинни чувствовала себя в относительной безопасности. Она понимала: если кто-нибудь вздумает к ней приставать, то всегда найдется другой, готовый дать ему в морду и, в свою очередь, начать свои гнусные ухаживания.

Джинни направилась прямо к стойке, протиснулась между двумя мужиками, восседавшими на высоких табуретах. Подозвав бармена, она швырнула на стойку бумажный доллар.

— Разменяй по пять центов! — крикнула она, стараясь перекричать шум.

Краешком глаза отметила — сидящий справа мужичок ощупывает ее глазами с головы до ног. Она знала, что свитерок надежно скрывает ее живот, а мини-юбка настолько коротка, что слабонервным лучше не смотреть. Любительница острых ощущений, Джинни подняла ногу и поставила ее на перекладину под стойкой, отчего юбчонка задралась до предела. «Ну-ка посмотрим, что с тобой будет теперь», — усмехнулась она про себя. Расчет ее оказался верным — мужика аж передернуло, и глазенки у него заблестели.

Джинни улыбнулась.

— Пятицентовики тебе понадобились? Хочешь немного поиграть? — спросил он.

Джинни взглянула на него повнимательнее: да ему не меньше сорока. Лысый, какой-то немного домашний. Впрочем, какое там немного. От жены, похоже, ни на шаг не отходит.

— Ага, — бросила она.

— Если чуток принять, то и игра пойдет веселее, ведь так? — не отставал он.

Джинни пожала плечами.

— Купишь?

— Ну конечно.

Джинни собрала монетки в ладонь.

— Тогда виски с содовой. А потом, так и быть, разрешу тебе сыграть со мной.

И она принялась протискиваться сквозь толпу к игровому автомату, прекрасно зная, что этот лысый тюфяк не заставит себя долго ждать, тут же примчится, да еще и выпить принесет. Знала она также, что он безобиден, как букашка, из тех, кому достаточно распалить свое воображение, а потом зайти в туалет и потихоньку удовлетворить свое желание. Он, конечно, понимал, что такая шикарная деваха, как Джинни, никогда с ним не пойдет.

Понимать-то он понимал, но помечтать ему никто не запрещал. Вот он и мечтал.

Джинни опустила монетку в щель — хромированные мячи тут же задвигались. Она потянула рукоятку на себя и стала смотреть, как первый мяч, описав дугу, понесся по узкому лабиринту, огибая разноцветные лампочки и пластиковые препятствия. Когда он стал стремительно возвращаться к ней, Джинни, вычислив примерную скорость, нажала на гашетку. Мяч, подскочив вверх, срикошетил на резиновую подушку. Раздался переливчатый звон, и на табло высветились очки.

Игра так захватила Джинни, что несколько минут она не видела ничего вокруг. Внезапно почувствовав на себе чей-то взгляд, оглянулась. Рядом стоял тот самый лысый тип и протягивал ей стакан.

— А ты неплохо играешь, — заметил он. — Наверное, не впервой.

Джинни, взяв из его рук стакан, рассмеялась.

— Да уж, доводилось играть пару раз, — бросила она и сделала щедрый глоток.

Виски, как обычно, обожгло ей горло. Вообще-то Джинни не была любительницей выпивки. Правда, нервы здорово успокаивает, но в остальном — дурацкое времяпрепровождение.

— Давай сыграем на следующий стаканчик, — предложила она.

— Ты меня и так уже обогнала, — заметил мужичонка, ткнув пальцем в табло.

— Ладно, так и быть, догоняй. Даю тебе десять тысяч очков форы. Идет?

Мужчина достал из кармана брюк пригоршню мелочи.

— Идет!

Джинни выиграла у него четыре игры, за что и была вознаграждена выпивкой. Однако мужичок попался самолюбивый — все его естество восставало против того, что какая-то девчонка-малолетка позволила себе так его обставить. Он все бросал и бросал монетки в автомат, так что Джинни прохлаждаться было некогда. К счастью, у нее хватило ума после второго стаканчика виски переключиться на имбирное пиво, иначе бы ей несдобровать — пьяная была, а посему запросто могла бы потерять контроль над собой, но этого Джинни допустить не могла.

Потянув за рукоятку, она выпустила последний мяч.

Она уже обыграла своего лысого партнера на пятьдесят тысяч очков, и он пополз в карман за очередной монеткой.

— Ну давай, давай, — подгоняла она мяч.

Нажав на гашетку, Джинни откинулась назад, отчего юбка ее взметнулась вверх, представляя взору обалдевшего мужичка то, что под ней, — нужно же ему получить за свои деньги хоть какое-то удовольствие.

Внезапно Джинни почувствовала, как кто-то тронул ее за плечо.

— Да подожди ты! — отмахнулась она, старательно ведя мяч к намеченной цели.

— Мисс Стивенс!

Услышав твердый, властный голос, Джинни от неожиданности выпустила гашетку из рук и обернулась. Рядом с ней стояла мисс Тейлор.

Джинни похолодела. Даже в полумраке бара видно было, что хозяйка пансионата внутренне негодовала. И Джинни решила пойти в атаку:

— Привет, мисс Тейлор. Хотите бросить мяч?

Последний мяч свалился в желобок у нее за спиной, не принеся, естественно, ни единого очка.

— Игра окончена, Джинни. А теперь пошли домой, — сказала мисс Тейлор, больно схватив ее за локоть и потащив к двери.

«Ну все, — подумала Джинни. — Надо же так вляпаться!»

На улице стояла знакомая машина, за рулем сидел Поп.

Мисс Тейлор открыла заднюю дверцу и подсадила Джинни в салон. Захлопнув за ней дверцу, устроилась на переднем сиденье. Поп отъехал от тротуара.

— А я-то думала, что на сегодня у нас в Ларчвуд-Холле проблем более чем достаточно, — заметила мисс Тейлор, и в голосе ее не было ни тени раздражения.

— Мне просто хотелось немного развлечься, — пробормотала Джинни.

— Вот как? — Мисс Тейлор обернулась и погрозила Джинни пальцем. — Тебе ведь только семнадцать. По-моему, в этом возрасте можно найти развлечения более подходящие, чем шатание по барам. Да и выпила ты, похоже, изрядно, разит как из винной бочки.

Джинни вздохнула. Интересно, что с ней сделает мисс Тейлор? Отправит домой? Маловероятно, ведь она уже заплатила до конца своего пребывания в пансионате.

— Может, до приезда в Ларчвуд-Холл ты и вела подобный образ жизни, но здесь у нас он не приветствуется. Я позабочусь о том, чтобы подобное не повторилось.

Мисс Тейлор отвернулась и уставилась в окно. Все, говорить больше не о чем.

Вот черт! Теперь эта старая мымра будет запирать ее снаружи на ключ. Но как эта карга ее вычислила? Нужно спросить. Хуже, чем оно есть, уже не будет, а выяснить не помешает.

— Простите меня, мисс Тейлор, мне жаль, что так получилось.

— Тебе жаль только одного — что тебя поймали, — выпалила мисс Тейлор.

«И то верно», — подумала Джинни, но вслух говорить об этом не стала. Однако если она и впредь собирается незаметно удирать из дома, надо бы все-таки выяснить, как ей удалось заловить ее. И Джинни взялась за дело.

— Простите меня, пожалуйста, мисс Тейлор, — ангельским голоском пролепетала она, — но после сегодняшних событий мне просто необходимо было развеяться. Я так расстроилась.

Старуха хранила гробовое молчание. Наверное, ждала, что Джинни скажет дальше, и та не заставила себя долго ждать.

— Я старалась спускаться вниз потихоньку, чтобы не разбудить остальных. Кралась как мышка. Простите, что разбудила вас.

— Ты меня вовсе не разбудила, Джинни. Красться бесшумно ты умеешь, вне всякого сомнения. Одного ты не учла — городок наш маленький, тут все на виду.

«На что она намекает? Может, кто-то увидел меня в баре и тут же позвонил в Ларчвуд-Холл?»

Поп свернул на длинную подъездную аллею.

— Тебе, милая моя, повезло, что не арестовали.

— Как это? — удивленно спросила Джинни.

— Мне позвонил шериф Уилсон, который заглянул в бар, чтобы встретиться там с другом из Общества борьбы с пьянством и алкоголизмом, и узнал тебя.

Так этот треклятый шериф знает, кто она? Этот кретин борется с пьянством и алкоголизмом! Уж она-то знает, что представляют собой эти людишки! Сама как-то затаскивала маму на их собрание. На вид — святоши, думают лишь о спасении человечества, а на самом деле… кто их разберет.

Она обрадовалась тогда, что мама на этом собрании долго не выдержала и сбежала. Вот был бы кошмар, если бы она примкнула к ним!

Поп остановил машину у входной двери.

— Иди наверх и оставайся в своей комнате до утра, — распорядилась мисс Тейлор. — Но не думай, что твое поведение останется безнаказанным.

— Я подумала, что будет приятно, если я составлю тебе компанию, — раздался на следующий вечер у дверей комнаты Джинни звонкий голос Джесс.

Для Джинни это был кошмарный день. Мисс Тейлор пригрозила позвонить матери и отослать ее домой. В конце концов решили: Джинни останется при одном условии — каждый вечер после ужина она обязана будет сидеть в своей комнате. Наказание должно длиться до тех пор, пока Джинни не докажет мисс Тейлор, что подобного и вправду больше не повторится.

И сейчас Джинни, развалившись на кровати, в сотый раз перечитывала киножурналы, стараясь придумать, где бы раздобыть денег, чтобы добраться до Лос-Анджелеса после появления на свет ребенка.

Джесс снова постучала.

— Джинни!

Может, и вправду лучше с кем-нибудь поболтать, чем мучиться в одиночестве?

— Открыто, — буркнула она.

Вошла Джесс. В руке у нее была сумка.

— Я сегодня ходила в город, — сообщила она.

— Можешь мне не рассказывать, опять отправляла письмо своему разлюбезному Ричарду?

Джесс кивнула.

— Ну, и что поведал обо мне шериф, он же почтмейстер?

— Ничего, он ничего не говорил. — Джесс вручила сумку Джинни. — Я тебе кое-что принесла. Хотелось сделать тебе приятное…

Джинни открыла сумку, в которой лежали последние номера трех журналов — «Голливуд сегодня», «Кино. Взгляд изнутри», «Звезды кинематографа».

— А это зачем? — буркнула Джинни.

Джесс намотала на палец прядь золотистых волос.

— Хотелось чем-то порадовать тебя в благодарность за то, что ты для меня вчера сделала, за помощь, поддержку… Ты не виновата в том, что случилось с Ларчвудом.

Джинни фыркнула.

— А может, потому, что меня посадили под домашний арест? Не иначе как пожалела меня!

Джинни только делала вид, что не верит Джесс. На самом деле она была поражена! Раньше ей никто никогда ничего не дарил, даже мама. Когда они жили одни, денег всегда не хватало, было не до подарков. А когда появился так называемый отчим, не было нужды. На день рождения и Рождество мама просто давала Джинни деньги на покупки.

— Очень может быть, — улыбнулась Джесс. — Мне ужасно неприятно, что ты попала в такое положение.

— По собственной глупости. Впрочем, откуда я могла знать, что мисс Тейлор как-то связана с шерифом!

Джинни задумчиво пролистала журналы. Никто прежде о ней никогда не думал, что верно, то верно. Хотя…

Джесс такая упакованная девица, что, наверное, привыкла покупать себе друзей. Что ж, она, пожалуй, не ошиблась в выборе. Глаза Джинни наткнулись на кольцо Джесс с изумрудом и бриллиантами.

— Садись, — предложила она, и Джесс послушно присела на краешек стула. — Хочу попросить тебя только об одном.

— О чем?

— Ты можешь оставаться и общаться со мной сколько пожелаешь при одном условии — не будешь выспрашивать, кто отец моего ребенка, и рассказывать мне о своем обожаемом Ричарде. Идет?

— Идет.

Джинни пошарила под кроватью и вытащила оттуда бутылку виски.

— Хлебнуть хочешь?

Джесс потянулась было к бутылке, но передумала:

— Нет, не буду. А ты пей, Джинни. Мне виски не .нравится.

— Мне тоже, — поддержала ее Джинни и сунула бутылку обратно под кровать. — Но на всякий случай всегда держу под рукой — мало ли что может случиться.

ПИ ДЖЕЙ

Прошел почти месяц с тех пор, как Пи Джей впервые убежала из дома на свидание с Питером. За это время она видела его трижды. Поджидала, пока он закончит работу, потом они брали термос с кофе и уезжали на озеро. Питеру хотелось познакомить Пи Джей со своими друзьями, пойти с ней в кино или куда-нибудь поужинать, а однажды он даже пригласил ее к себе домой: хотел познакомить с родителями. Пи Джей всякий раз находила предлог отказаться, понимая, что ее отговорки звучали неубедительно: то она придумывала, что плохо себя чувствует, то боится тети, то ссылалась на отсутствие времени, то на отсутствие одежды. На самом деле она пыталась сохранить их отношения на одном и том же уровне — пара часов наедине в том месте, где они могли бы спокойно посидеть, помечтать о будущем, пожаловаться друг другу на родителей, вспомнить смешные или грустные случаи из детства, а закончить встречу братским поцелуем в щеку. Этого Пи Джей было достаточно, чтобы почувствовать, что ее любят. Большего ей и не нужно, на большее она пока не способна.

Сейчас она стояла в своей комнате перед трюмо совершенно голая. Еще недавно такое налитое тело было обезображено пятимесячной беременностью: груди набухли, соски, ранее темные и упругие, стали плоскими и бежевыми. И хотя она каждый вечер мазала живот дорогим какао-кремом, на нем уже начали появляться отвратительные багровые растяжки. Пи Джей бессильно опустилась на пол и расплакалась. Она была толстая, уродливая и никому не нужная. Вот что такое быть обыкновенной…

Сегодня она увидится с Питером впервые после того случая, когда Джинни так неудачно вырвалась на свободу. Пи Джей наверняка повезет больше, хотя, по правде говоря, ей не по себе от предстоящего свидания: с каждым днем, с каждой неделей живот увеличивается. Скоро Питер заметит.

Пи Джей натянула старушечье муслиновое платье с короткими рукавами, обладавшее потрясающим свойством скрывать беременность. Только бы этот августовский вечер оставался таким же теплым, иначе несдобровать — промерзнет до костей. Пи Джей недовольно поморщилась. Надо же, дожила! Размышляет, что бы надеть, чтобы не видно было живота… Это она-то, писаная красавица, имевшая толпы поклонников! Но ничего, немного осталось мучиться.

Он приветливо чмокнул ее в щеку прямо на главной улице. Пи Джей поежилась от страха: что, если мимо будет проезжать всевидящий шериф?

— Поехали, — волнуясь, попросила она.

Питер удивленно взглянул на нее — от него не укрылось ее состояние.

— Как скажешь.

Они сели в его пикап и двинулись в путь, по дороге прихватив, как обычно, кофе. Пи Джей смотрела, как Питер спрыгнул на землю и фланирующей походкой направился к ярко освещенной пончиковой. Он был так хорош собой, строен, ловок, обаятелен, двигался с такой уверенностью, что Пи Джей разозлилась на себя. Да какое она имеет право морочить ему голову! Что ей от него нужно!

Неужели прежняя привлекательность дает ей право использовать Питера, да и любого другого, поступать с ним так, как когда-то поступил с ней Фрэнк?

По дороге к озеру Пи Джей была необычайно молчалива, понимала это, но поделать с собой ничего не могла.

Путь невинного флирта, казавшийся вначале таким захватывающим, завел ее в тупик.

— Что с тобой? — спросил Питер. — Поцапалась с тетей?

— Что?

— Ты за всю дорогу не сказала и двух слов. Что-нибудь случилось?

Питер взглянул на нее, и Пи Джей стало стыдно. Какой он красивый и какой наивный! Он не заслуживает подобного обращения, но он ей так нужен! Впрочем, Пи Джей тут же поймала себя на мысли, что нужен ей не конкретно Питер, а любой парень, который отнесся бы к ней с пониманием и нежностью. Значит, она не любит Питера? Ну и что! Может же и она быть хоть капельку счастлива. А почему бы и нет!

— Ничего, — ответила она. — Ничего не случилось, просто я сегодня еле выбралась из дома.

— Не понимаю, почему ты не скажешь о нас своей тетушке, — заметил Питер, выруливая на стоянку у озера. — Можно подумать, что ты ребенок.

Он выключил двигатель и потянулся к Пи Джей, не обращая внимания на стоявший на полу полный термос кофе. Похоже, сегодня ему было не до кофе.

— Питер… — начала Пи Джей, но он закрыл ей рот поцелуем.

— Нет, — пробормотал он. — Не надо слов. Я так по тебе соскучился.

Пи Джей ответила на поцелуй. Пусть она неповоротливая, уродливая, Питер все равно ее хочет. И ей это нравится.

Поцелуи становились все жарче и жарче. Руки Питера начали ласкать ее тело. Вот он дотронулся до ее груди.

Пи Джей в ответ покорно прильнула к нему и коснулась губами его шеи. Тогда он осторожно накрыл рукой ее полную грудь.

— Сними!… — прошептал он.

Дотянувшись до молнии на спине, Пи Джей расстегнула ее и медленно повела плечами. Платье соскользнуло. Не мешкая Питер щелкнул застежкой бюстгальтера, и его взору предстала ее налитая грудь. «А ведь мальчик-то не такой невинный, как кажется», — мелькнула у Пи Джей мысль и тут же исчезла.

Он принялся ласкать ее грудь и вдруг, быстро наклонившись, поцеловал ее. Пи Джей показалось, что она больше не выдержит. Запрокинув голову, она вся отдалась восхитительному чувству.

Оторвавшись наконец от ее груд», он принялся ласкать ее рукой.

— Я хочу тебя, Пи Джей, — жарко зашептал он. — Бог мой, какая ты красивая!

Рука скользнула под подол ее платья, прошлась по ноге, подбираясь к заветному местечку. Выше… Выше… Вот она коснулась трусиков, ощутив предательскую влажность.

Скоро доберется до живота, тогда Питер все поймет.

Пи Джей резко выпрямилась.

— Нет! — крикнула она.

— Что?

Быстро защелкнув застежку лифчика, она натянула платье.

— Нет, Питер. Я не могу.

Он отодвинулся от нее и посмотрел в окно.

— Черт! — донесся до нее из темноты его раздраженный голос.

Утром Пи Джей сидела на веранде. День обещал быть таким же жарким, как и вчерашний, но она надела поверх платья шерстяной джемпер. Ее трясло, она никак не могла согреться. Волосы она собрала в конский хвост, который ей абсолютно не шел, и не стала краситься. Не пошла на завтрак, вызвав тем самым неудовольствие мисс Тейлор.

Однако Пи Джей ничего не могла с собой поделать — не было аппетита.

За спиной распахнулась дверь, и на веранде появилась Сьюзен.

— Что с тобой? — спросила она Пи Джей, плюхнувшись на плетеное кресло.

Пи Джей покачала головой.

— Не знаю. Может, простудилась?

Сьюзен скинула сандалии и, вытянув свои длинные ноги, поставила их на нижнюю планку перил.

— Прошлой ночью?

В горле у Пи Джей застрял комок, и она поняла: если что-нибудь ответит, обязательно расплачется.

— Я знаю, что ты вчера куда-то уходила, — продолжала Сьюзен. — Я никак не могла заснуть и около полуночи подошла к твоей двери. Мне никто не ответил, и я решила, что тебя в комнате нет.

Договорив, Сьюзен закурила, и Пи Джей тут же почувствовала приступ тошноты. Ну уж если она курить не может, значит, с ней и в самом деле творится что-то неладное.

— Снова ходила на свидание с Питером? — спросила Сьюзен.

Пи Джей понуро взглянула на выкрашенный скучной серой краской пол и закрыла глаза.

— Следует ли, исходя из твоего молчания, понимать, что ты сказала ему, что, ждешь ребенка?

По щекам Пи Джей покатились слезинки.

— И он тебя, естественно, бросил.

Пи Джей покачала головой.

— Нет, — прошептала она. — Я ему ничего не говорила, но это не имеет значения. Я не буду с ним встречаться.

Теперь настала очередь Сьюзен молчать. Пи Джей смотрела, как Сьюзен не спеша затянулась, и грустные мысли пронеслись у нее в голове. Вот Сьюзен, долговязая, нескладная, нос как рубильник, а поди ж ты, нашелся кто-то, кто ее любит. Пи Джей не сомневалась, что они с Дэвидом любили друг друга. Как же это получается? Как могут двое сначала страстно влюбиться друг в друга, а потом вдруг разлюбить? Вот и Питер… Уверен, что любит ее, а сам о ней ничего не знает.

— Ах, Сьюзен, — вздохнула она. — Запуталась я вконец.

Сьюзен медленно выпустила струйку дыма, который тут же растворился в воздухе.

— Питер по мне сходит с ума, — продолжала Пи Джей.

— А ты?

Пи Джей пожала плечами.

— Что я? Ведь я беременна!

— Это ты вовремя вспомнила.

— И самое мерзкое, что он ко мне со всей душой, а я вожу его за нос. А теперь он думает, что он вообще мне не нужен, но ведь это вовсе не так. Дура я, правда?

— Почему? Парень в тебя влюбился. А ты? Что ты чувствуешь к нему? По-моему, пока он не узнает правду, тебе не разобраться в своих чувствах.

Пи Джей почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Только не это. Лучше просто перестать с ним встречаться.

Швырнув окурок через перила, Сьюзен встала.

— Дело, конечно, твое. Но мне кажется, ты относишься к Питеру точно так же, как когда-то к тебе отнесся Фрэнк.

Попользовалась и бросила. — И она направилась к двери, но, не доходя до нее, остановилась. — Пойду газету почитаю, позже увидимся.

«О Господи, — вздохнула Пи Джей. — Даже Сьюзен знает, как следует поступить».

Пи Джей считала, что самым тяжелым телефонным разговором был разговор с мамой, когда она сообщила о своей беременности. Однако этот оказался еще хуже. Трубку взяла какая-то женщина, видимо, мать Питера. Пока Пи Джей ждала к телефону Питера, она пыталась представить себе дом, где он живет. Наверное, уютный и симпатичный: на окнах занавесочки в клетку или полоску, на кухонном столе ваза с фруктами. Питер говорил, что у него три брата.

Должно быть, на кухне стоит прочный сосновый стол с крепкими скамейками — чтобы не рухнули под тяжестью здоровых молодых тел.

— Алло?

При звуке его голоса у Пи Джей подкосились ноги.

— Питер, — прошептала она. — Питер, это я, Пи Джей.

— Я тебя узнал.

Он говорил сдержанно, однако без тени раздражения.

— Питер, прости меня за вчерашний вечер. Давай встретимся сегодня, я хочу поговорить с тобой.

Питер молчал. У Пи Джей возникло желание повесить трубку и сделать вид, что она никуда не звонила. Найти он ее не сможет — не знает, где она живет. Ей больше не нужно будет с ним разговаривать, что-то объяснять.

— У меня есть идея, — наконец послышался его голос, — может быть, мне взять отгул? Могли бы поехать на природу или еще что-нибудь придумать.

У Пи Джей полегчало на душе, но вместе с тем было страшновато. Он хочет ее видеть, это понятно. Но она-то собирается рассказать ему правду. Природа обычно расслабляет, возможно, он воспримет неприятную новость менее остро.

— Хорошо, — ответила она. — Где встретимся?

— Может, заехать за тобой? — предложил Питер.

Пи Джей вздрогнула.

— Нет-нет, — поспешно пробормотала она. — Не нужно.

— Ну ладно, — вздохнул он. — Тогда жди меня у почты в половине двенадцатого.

— Я буду ждать, Питер. — И, прежде чем он успел повесить трубку, быстро добавила:

— Что мне принести?

Он помолчал, Пи Джей вначале даже показалось, что не расслышал, а потом сказал:

— Только себя.

И повесил трубку.

Сьюзен согласилась прикрыть ее. Если будут искать Пи Джей, она скажет, что та пошла в городскую библиотеку почитать о высших учебных заведениях Америки. Даже мисс Тейлор не подкопается.

Ждать Питера не пришлось — машина стояла у обочины. Отлично, значит, Бад Уилсон ее не вычислит.

Она села в машину. На сиденье стоял термос.

— Привет, — сказала Пи Джей, рассудив, что, прежде чем начинать тяжелый разговор, нужно хотя бы поздороваться.

Питер завел машину, и они поехали.

— Прошлой ночью я почти не спал, — заметил он.

— Я тоже, — призналась Пи Джей.

— Прости меня, Пи Джей, за вчерашнее, я не должен был этого делать.

Пи Джей машинально поиграла ремешком от термоса.

Она собиралась начать разговор, уютно расположившись на одеяле у озера, но терпение ей отказывало.

— Нет, Питер, ты ни в чем не виноват, я сама довела тебя до этого.

Питер молчал. Красный свет сменился зеленым, и они поехали дальше.

— Я все тебе наврала. — Пи Джей взглянула на него и увидела, что его лицо болезненно скривилось. — Нет, ты не понял. Ты мне нравишься, очень, но я сейчас нахожусь в таком положении, когда мне не может нравиться никто. — Она набрала побольше воздуха и, переведя взгляд на приборную доску, закончила:

— Питер, никакой больной тетушки у меня нет, я живу в Ларчвуд-Холле, у меня будет ребенок.

Вот она и сказала.

Питер как ни в чем не бывало продолжал вести машину, даже головы не повернул в ее сторону. Вдруг Пи Джей почувствовала теплое прикосновение его руки.

— Я знаю.

Не веря своим ушам, Пи Джей резко повернулась к нему.

— Что?!

— Городок наш маленький, Пи Джей. Со дня нашего знакомства я знал, кто ты и где живешь.

Несколько минут в машине царила гробовая тишина.

Пи Джей не могла прийти в себя. Значит, он знал… Но почему ни словом, ни полусловом не обмолвился? Пи Джей почувствовала, как в ней закипает злость. Что он вообразил? Что уговорить ее будет проще, потому что она из тех девушек, которые всем доступны? Внезапно ей пришло в голову, что ее просто одурачили. Она считала, что использует Питера, а на самом деле эта роль принадлежала ему.

— Останови машину! — приказала она.

Съехав на обочину, Питер коснулся ее руки.

— Подожди минутку, пожалуйста.

— Зачем? Чтобы ты мне посочувствовал, сказал: «Не переживай, любой может сделать ошибку»? Чтобы снова залезть ко мне под юбку? Не трудись, Питер, не выйдет!

Открыв дверцу, Пи Джей хотела выпрыгнуть на обочину, но не успела — Питер схватил ее за руку.

— Пи Джей, послушай, я люблю тебя.

— Прибереги для кого-нибудь другого!

— Я хочу жениться на тебе.

Она тут же представила остывающие на подоконнике пироги, полки в кладовке, заставленные всевозможными соленьями и маринадами. И дети… Крохотные создания, путающиеся под ногами… Потрескивающие поленья в камине и вкусный запах тушеного рагу.

— Хочу заботиться о тебе и твоем ребенке, — продолжал Питер. — Это будет наш ребенок.

Пи Джей взглянула в его красивое лицо: в бирюзовых глазах ни намека на вожделение, только любовь и нежность, а также наивность восемнадцатилетнего мальчишки, перед которым вся жизнь впереди, которую не стоит пока обременять семьей, а тем более чужим ребенком.

— Питер, — ласково сказала она. — Я не могу позволить тебе жениться на мне. После того как родится ребенок, я собираюсь вернуться в колледж, я хочу стать дизайнером — это мечта всей моей жизни. Из меня выйдет никудышная жена, да и мать, как я подозреваю, тоже.

Пи Джей, конечно, кривила душой, чтобы Питеру было не так больно. А впрочем, может, вовсе и не кривила. Ведь если она и вправду собиралась посвятить свою жизнь карьере, ей будет не до Фрэнков, которые так и норовят попользоваться ею и бросить, и не до Питеров, с которыми точно так же поступает она.

 

Глава восьмая

ДЖЕСС

С тех пор как погиб котенок, миссис Хайнс была к Джесс очень добра, если эта ворчливая особа вообще была способна на подобное чувство. Она разрешила Джесс пользоваться своей старенькой швейной машинкой в любое время, а поэтому сегодня Джесс отправилась в город и купила материи себе на платье. Во-первых, шитье отвлечет ее от мрачных мыслей о Ричарде, а во-вторых, она заслуживает подарка — ведь сегодня, 25 августа, ей исполнилось шестнадцать лет.

Сидя на голом полу в домике четы Хайнсов, примыкающем к гаражу, она аккуратно прикалывала булавками шерсть терракотового цвета к выкройке, думая об отце и зная, что ему наплевать на ее такой знаменательный день.

Лишь один раз в своей короткой жизни Джесс почувствовала, что они с отцом близки, что он любит ее. Это случилось, когда ей было шесть лет и она собиралась танцевать на сцене какой-то танец (в это время она занималась балетом). Отец никогда не ходил ни на концерты, ни на репетиции, говоря, что слишком занят, но Джесс чувствовала, что дело тут не в занятости. Просто отец считал танцы абсолютно никчемным и пустым занятием. Но в тот вечер, когда мама пришивала к ее розовому костюмчику тесьму, украшенную сверкающими искусственными бриллиантиками, папа зашел в туалетную комнату. «А отцов пускают на представления?» — спросил он, ласково улыбаясь.

Джесс почувствовала тогда всю любовь и нежность отца.

Хотелось крикнуть: «А ты придешь? Правда придешь?», но вместо этого она, опустив глаза, чуть слышно прошептала:

«Да, папа».

Обычное для нее представление превратилось в волшебную сказку. Она изо всех сил старалась танцевать как можно лучше, она все время улыбалась публике, как ее учили, — ведь в зале сидел отец, и ей хотелось блеснуть перед ним своим искусством во что бы то ни стало, чтобы он гордился своей дочерью.

Позже Джесс случайно услышала, как мама рассказывала служанке, что отец оказался на концерте по одной-единственной причине — его любовница куда-то уехала из города. Тогда Джесс не поняла смысла услышанного, но это ей было не важно. Чувство близости к отцу было таким восхитительным, что ничто не могло его омрачить.

К сожалению, такого в ее жизни больше никогда не повторилось…

— Ох! — воскликнула Джесс и взглянула на свою руку — на указательном пальце показалась капелька крови.

Джесс горько разрыдалась, словно иголка пронзила не палец, а сердце. Она понимала, что навсегда потеряла любовь отца в тот день, когда, наплевав на него, отдалась Ричарду и забеременела. А теперь и Ричард, ради которого она отказалась от отцовской любви, испарился. Но ведь отец-то никуда не исчез! И Джесс почувствовала, что ей просто необходимо его увидеть.

На следующее утро Джесс быстро позавтракала, то и дело посматривая на свои золотые часики. Ровно в девять часов она обратилась к мисс Тейлор:

— Мисс Тейлор, разрешите мне, пожалуйста, позвонить по телефону отцу.

— Ну конечно, дорогая, можешь звонить из моего кабинета.

— Спасибо, — поспешно проговорила Джесс и, извинившись, выскочила из-за стола, радуясь, что сегодня не ее очередь убирать посуду.

Зайдя в библиотеку, она плотно прикрыла за собой двери и огляделась. У них в Манхэттене библиотека была не такая. Хотя у стен тоже стояли стеллажи с книгами, но в комнате витал запах табака — отец любил покурить в библиотеке трубку, просматривая газеты или читая какую-нибудь книгу. Джесс всегда чувствовала себя в библиотеке уютно, когда бывала одна. Но едва в холле раздавались шаги отца, как она тут же исчезала, чтобы он ее не застал. Она ничего предосудительного не делала, нет, но… Но чем реже она будет встречаться с холодным взглядом отца, считала Джесс, тем лучше.

Она подошла к столу, села и задумчиво взглянула на черный телефонный аппарат. Да, она поступает правильно. Сейчас снимет телефонную трубку, наберет номер и, услышав голос отца, попросит у него прощения и пообещает никогда больше не встречаться с Ричардом. Медленно сняв трубку, Джесс набрала «О».

— Дежурная, — раздался женский голос.

— Дайте мне, пожалуйста, Нью-Йорк, — попросила Джесс и продиктовала номер телефона конторы отца.

Сколько раз диктовала она его из Лондона, когда звонила домой, чтобы поговорить с мамой. Звонила ли она когда-нибудь отцу? Ну конечно, звонила, общалась с его секретаршей, и разговор их всегда носил деловой характер:

«Пожалуйста, попросите папу положить на мой счет еще пятьсот долларов»; «Пожалуйста, попросите отца прислать шофера в аэропорт Кеннеди. Самолет прибывает в семь тридцать»; «Попросите отца открыть у Хэрродса счет на мое имя». Она звонила только по делу и никогда — как дочь отцу: «Здравствуй, папа, это я. Как поживаешь?»

— Фирма «Торнуолд и Маккратчеон», — раздался бойкий голос секретарши.

— Мистера Бейтса, пожалуйста.

— Соединяю.

Отчаянно забилось сердце. Станет ли отец с ней говорить? И если да, то что она ему скажет? Что ответит он?

— Контора мистера Бейтса, — послышался голос секретарши отца.

— Маргарет, привет. Это Джессика. Джессика Бейтс.

— Привет, Джессика, — секунду помолчав, ответила секретарша. — Чем могу служить?

По ее голосу нельзя было сказать, что она знает, где находится Джесс и для чего. Лишь легкая заминка выдала ее, и Джесс поняла — знает.

— Папа на месте?

Опять небольшая пауза на другом конце.

— Нет, сейчас его нет.

У Джесс защемило сердце.

— А когда он будет?

— Трудно сказать.

И все, больше ни слова.

— Как вы считаете, после обеда он появится?

— Его нет в городе.

Джесс не поверила:

— Его действительно нет?

Снова тишина.

— Можно мне позвонить попозже? — Секретарша молчала. Стояла такая тишина, что Джесс слышала биение собственного сердца. — Или не стоит беспокоиться?

Наконец Маргарет подала признаки жизни.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросила она, откашлявшись.

— Он ведь в конторе, Маргарет, правда?

— Нет, Джессика. Хорошо, я скажу вам правду. Он предупредил меня, чтобы я не соединяла вас с ним. Это было несколько месяцев назад. С тех пор никаких других указаний на этот счет не было.

Джесс почувствовала, что может расплакаться.

— Ох, Маргарет…

— Мне очень жаль, Джессика. Вы, наверное, поссорились?

— Можно и так сказать. Ладно, Маргарет, ничего страшного. До свидания.

Джесс повесила трубку. Итак, он даже разговаривать с ней не желает. Вот черт! Как же ей с ним помириться, если он не хочет подходить к телефону? Но сдаваться она не собиралась. Ведь отец — единственное, что у нее осталось.

Скоро она уедет из Ларчвуда, вернется к прежней жизни, а прошлое и Ларчвуд-Холл будет вспоминать с грустью и сожалением. Нет, она должна поговорить с отцом! И если он не собирается разговаривать с ней по телефону, она поедет в Нью-Йорк, встретится с ним и покончит с их ссорой раз и навсегда. А если он не захочет ее видеть, то хотя бы будут расставлены все точки над i!

Она приняла решение и срочно позвонила на вокзал.

К счастью, мисс Тейлор в пансионате не было — она была в отгуле. Значит уехать будет несложно. Джесс надела платье из тика без рукавов, радуясь, что идет дождь и можно будет накинуть поверх него зеленый дождевик-пончо, который скроет внушительных размеров живот — как-никак пять с половиной месяцев. Потом проверила, сколько у нее в кошельке денег. Оказалось, меньше, чем она предполагала. Должно быть, незаметно потратила на ткань. Но ведь не столько же! Джесс быстро закрыла кошелек, решив заняться подсчетами позже, сейчас нет времени. Можно будет одолжить у Маргарет, если понадобится, или у отца, если они увидятся.

Поп вывел из гаража машину — он собирался подвезти Джесс до вокзала.

— Мне нужно съездить в город, Поп, — соврала она ему. — Папа просил подписать какие-то бумаги.

— Вы уверены, что вам не нужен провожатый, мисс Джесс? — спросил он нахмурившись.

— Ну что ты, Поп, — рассмеялась Джесс. — Ведь Нью-Йорк — мой родной город. Я его ни капельки не боюсь, да и вернусь я сегодня. Встреть меня на станции. Я приеду поездом в семь тридцать. Если что-то изменится, я тебе позвоню.

— Ну ладно, мисс Джесс. — Джесс видела, что до конца не убедила его, потому что он тут же добавил:

— Мне не хочется этого делать без разрешения мисс Тейлор.

— Ничего страшного. Поп, правда. Если мисс Тейлор рассердится, я всю вину возьму на себя. Но она не рассердится, поверь мне. А папе действительно необходимо, чтобы я сегодня приехала подписать бумаги, потому что… — тут Джесс помолчала и, опустив глаза, сделала вид, что ей больно говорить об этом, — ..потому что они имеют отношение к маминому имению.

Как она и ожидала, это подействовало на Попа, и он растаял.

Они приехали на станцию впритык к отходу поезда.

Джесс успела только купить билет и сесть в поезд. Она отыскала у окна свободное местечко и помахала Попу. А вдруг она видит его в последний раз? Что, если отец простит ее и скажет, чтобы она оставалась дома, под его присмотром, где она смогла бы спокойно родить ребенка, отдать его на воспитание, и они снова зажили бы вместе, одной семьей? А может быть, он даже разрешит ей оставить ребенка? Вот только хочет ли она этого? Ну конечно, хочет, о чем разговор! И если отец позволит, она сама будет воспитывать своего ребенка: ведь она его уже любит, как когда-то любила и любит Ричарда.

Джесс смотрела в окно на проносившиеся мимо картины: на обочине дороги она видела брошенные старые шины, ржавые, раздолбленные машины, какие-то электродетали, использованные, никому не нужные, выброшенные вещи.

Неужели и она тоже отбракована и выброшена за ненадобностью? А может, новая жизнь впереди?

Джесс задремала. Разбудил ее громкий голос кондуктора:

— Гранд-Сентрал. Следующая остановка — Нью-Йорк.

Казалось, только для нее одной произнес он эти слова, и Джесс радостно улыбнулась. Наконец-то она дома!

Решительно проталкиваясь сквозь толпу, она быстро пошла по перрону вдоль длинного ряда деревянных скамеек, спустилась по темной лестнице в переход и вышла на привокзальную площадь. Контора отца располагалась рядом с вокзалом, в том самом здании, где размещалась фирма «Пан-Америкэн». Поднявшись по огромному эскалатору, Джесс подошла к лифтам. Нажав на кнопку вызова, она поправила на себе плащ, чтобы никто не заметил ее живота.

Войдя в кабину лифта, Джесс вдруг запаниковала. Что, если отец отошлет ее обратно? Что, если скажет, что не желает ее больше видеть? Вдруг рассердится на нее так сильно, что вообще не позволит ей вернуться домой? Она попыталась переключить мысли на Ричарда, но это вызвало в ней только очередную боль.

Двери лифта распахнулись. Перед Джесс была приемная, пол в которой был устлан красивым белым ковром.

Она стояла, безмолвно глядя вперед и не решаясь выйти.

Двери начали закрываться. Нет! Она обязана быть мужественной, ведь речь идет о ее отношениях с отцом. Поспешно сунув руку в щель, она с силой распахнула двери и вошла в контору.

— Мне срочно нужно видеть отца, — улыбнувшись, пояснила она секретарше и быстрым шагом направилась к кабинету. Она не сомневалась, что пока доберется до него, секретарша успеет позвонить Маргарет и сообщить, что Джесс здесь.

И она не ошиблась.

— Джессика? Не ожидала вас видеть, — с деланным удивлением бросила Маргарет. — Я думала, вы звонили из Лондона.

— Нет, Маргарет. Папа вернулся?

— Нет, — ответила она, катая между ладонями карандаш. — Его нет в городе. Если бы я знала, что вы собираетесь приехать, я бы вам непременно отсоветовала.

— Маргарет, я должна его увидеть!

Джесс понимала, что она зашла слишком далеко, но назад пути не было. Она обязательно увидится с отцом и поговорит с ним.

— А я вам говорю…

В этот момент на столе у Маргарет зазвонил телефон.

Тяжело вздохнув, она взяла трубку.

— Контора мистера Бейтса. Да, сэр, мистер Бейтс дал мне напечатать этот отчет. Сейчас я над ним работаю.

Джесс, мигом сообразив, что ей нужно делать, пронеслась мимо стола секретарши и толкнула тяжелую дверь в кабинет отца в полной уверенности, что он сидит за своим громадным столом, зарывшись в бумагах. Но кабинет оказался пуст. Джесс заглянула в переговорную комнату, потом в ванную, на кухню — ни души. Она собралась было уходить, как вдруг почувствовала в кабинете свежий запах табака. Не тот, застарелый, который обычно бывал дома, когда отец уезжал надолго по делам, а свежий! Значит, он совсем недавно был здесь. И может быть, несколько минут назад, когда она выходила из лифта.

Джесс тяжело опустилась в кожаное кресло у стола и забарабанила пальцами по столу. Она по-прежнему была одна, как всегда, одна. Выдвинув верхний ящик стола, Джесс машинально порылась в бумагах, больше для того, чтобы хоть чем-то занять руки. Наткнувшись на чековую книжку, она раскрыла ее.

На первой странице было напечатано: «Л. — Х.».

Джесс взяла книжку в руки. Она раскрылась на страничке, где были сделаны записи расходов.

«Л. — Х. Одна тысяча долларов».

«Л. — Х. Одна тысяча долларов».

Записи были выполнены четким, аккуратным почерком. Джесс догадалась, что «Л. — Х.» — «Ларчвуд-Холл». Вдруг глаза ее наткнулись на другую запись: «Брайант».

Брайант… Фамилия Ричарда.

С трепетом Джесс пробежала глазами по страничке и похолодела… Рядом с фамилией стояла запись: «Двести тысяч долларов».

— Какого черта ты здесь делаешь?

Услышав голос отца, Джесс подпрыгнула от неожиданности. Чековая книжка выскользнула из рук и упала на пол. Отец подошел к ней вплотную. Джесс задрожала от испуга.

— Разве я не говорил, что не хочу тебя видеть, пока все не кончится? — спросил он таким злым голосом, какого Джесс никогда не слышала. — Кто тебе разрешил приходить сюда?! — Он ткнул пальцем в ее живот. — Вообще появляться на людях? После того, что я пережил… — Он не договорил, лишь еще крепче сжал кулаки.

Глаза Джесс наткнулись на его стальной взгляд, и она почувствовала непреодолимый страх. Но помимо страха, было еще что-то, какой-то дискомфорт, какое-то неприятное чувство. Все было не так. На память пришла чековая книжка: она лежала там же, куда упала. Перевела взгляд на отца — он все так же непримиримо глядел на нее.

— Зачем? — спросила она наконец, и голос ее дрогнул. — Зачем ты заплатил родителям Ричарда эти деньги?

Отец самодовольно улыбнулся.

— Ах, это! Теперь тебе незачем забивать себе голову этим паршивцем. Как я и предполагал, ему нужны были только твои деньги.

— Это не правда! Ричард любит меня!

Он рассмеялся.

— Он уехал, Джессика. Он и его нищие родители взяли деньги и сбежали. Они никогда нас больше не побеспокоят. А теперь я предлагаю тебе сесть на поезд и отправиться в пансионат, где ты должна находиться, пока все не кончится. Тебя здесь не должны видеть.

Взгляд его ледяных глаз опустился на живот дочери.

Джесс машинально встала, прошла мимо отца, вышла из комнаты и направилась к лифту. Когда подошел лифт» открылись двери, она шагнула в кабинку, повернулась лицом к двери. В тот момент, когда дверь должна была закрыться, она подняла глаза. Последнее, что она увидела, был жестокий взгляд отца.

Следующий поезд на Коннектикут уходил только через час. Джесс стояла в здании вокзала перед огромным, во всю стену расписанием поездов, но не видела ни строчки — слезы застилали глаза. Впрочем, к чему ей какое-то расписание! Внутри образовалась такая пустота, какой ей никогда не доводилось испытывать. Потом в животе начал биться ребенок.

— Начинается посадка на поезд, следующий рейсом Трентон — Филадельфия — Вашингтон, — разнесся по залу гулкий голос. — Поезд отходит с восьмого пути.

Мимо Джесс пронесся поток людей, пихая и толкая ее.

Подошла пригородная электричка. Из нее тоже хлынул поток людей, едва не сбив ее с ног. Внезапно разболелась голова. Джесс прижала руки к вискам, стараясь унять боль.

Хотелось убежать отсюда куда-нибудь, все равно куда, лишь бы выбраться из этого суматошного вокзала, воздух в котором пропитан запахом разгоряченных тел. Убраться подальше от этого ребенка, который бьется сейчас в ней, от отца, от самой себя. Джесс обернулась — перед ней была дверь, через которую она выскочила на улицу. Гул стоял неимоверный: машины с гудением проносились по улице, скрипя тормозами, дворники с шумом терлись о ветровые стекла.

Люди пробегали мимо, топая по асфальту каблуками. Джесс зарыдала, но рыдания заглушил шум дождя.

Хотелось крикнуть: «Помогите мне!» Но никто не обращал на нее ни малейшего внимания, никому и дела не было до ее страданий. Пошатываясь, она брела по улице.

Наконец силы оставили ее, и она прислонилась к какому-то столбу, чтобы не упасть. «Хоть кто-нибудь помогите!»

На другой стороне улицы она заметила полицейского.

Если бы только она могла добраться до него, поговорить с ним — он помог бы ей, непременно помог. Не отрывая глаз от полицейского, Джесс быстро пошла к наземному переходу. «Он поможет, обязательно поможет», — убеждала она себя. Но когда она собралась перейти Бродвей, Джесс увидела, что к полицейскому подошла какая-то пожилая пара. Джесс остановилась, а потом решительно зашагала обратно. Какая же она дура! Да кто ей поможет?

Никто, ни один человек не может ей помочь, даже если очень захочет. Она стремительно бежала по улице обратно к вокзалу. Внезапно нога подвернулась, и Джесс наступила в лужу, обрызгавшись с ног до головы; по ногам текли грязные струйки воды. Никто ей не поможет! Ларчвуд — единственное место, куда она может поехать. Это все, что у нее осталось.

ДЖИННИ

Самым трудным оказалось одолжить у Пи Джей шпильку. Эта очаровашка твердила свое:

— Дай я сама сделаю тебе какую-нибудь прическу, Джинни. Вечно ты ходишь такая растрепанная!

Можно подумать, что у нее нет другого дела, кроме как думать о волосах. Хотелось крикнуть: «Дай мне эту чертову шпильку и оставь меня в покое!» Но если такое скажешь, Пи Джей сразу же что-нибудь заподозрит. Пришлось, мило улыбнувшись, заметить:

— Ну зачем же, мне все равно никогда не выглядеть такой шикарной, как ты.

И королева красоты так и расплылась от удовольствия.

Да, похоже, актриса из нее и в самом деле выйдет хоть куда!

Джинни сунула шпильку в замок. Дверь тут же открылась. Джинни шмыгнул? в комнату, захлопнула за собой дверь и огляделась. Комната Джесс оказалась такой опрятной, будто никто в ней никогда не жил. На трюмо стояла фотография какой-то пожилой дамы, должно быть, матери. Рамка, похоже, серебряная, но лучше ее не трогать — наверняка сразу же хватится.

Подойдя к трюмо, Джинни открыла шкатулку с драгоценностями. Из нее выскочила балерина и принялась вертеться на одной ножке под какую-то дурацкую музыку. Вот черт! Джинни поспешно захлопнула крышку. Надо же додуматься сунуть драгоценности в какую-то идиотскую музыкальную шкатулку! Медленно открыв крышку, она прижала балерину пальцем, чтобы та не вздумала крутиться, и сунула руку вовнутрь, отодвинув в сторону браслеты и длинные цепочки — они ей ни к чему. Внезапно палец за что-то зацепился. Джинни потянула. Кольцо! С изумрудом и бриллиантами, которое Джесс носила постоянно. Вот здорово! Наверное, настоящее. Девчонка такая богатая, что, пожалуй, никогда не станет носить какую-то дешевку. А что, если она его хватится? Хватится, конечно, но не сразу.

Вот это удача! На первое время этого должно хватить. Кольцо плюс сто долларов, которые она украла у Джесс из кошелька, пока та что-то мастерила себе в комнате Хайнсов.

Это уже кое-что! Впереди еще четыре месяца, а пока лучше ничего не брать, не стоит форсировать события — времени достаточно. А когда родится этот дурацкий ребенок, она заберет мать, и они вместе уедут в Голливуд.

Крепко сжимая кольцо в руке, Джинни пошла к двери.

— Пи Джей, будь добра, сбегай вниз, попроси для меня у миссис Хайнс еще немного чистящего средства, — послышался голос Сьюзен.

Вот невезуха! Эта долговязая, видно, вздумала чистить ванну, а Ни Джей, должно быть, в холле.

— У меня немного припасено в ванной комнате.

Вот черт! А это уже старая карга. Принесла ее сюда нелегкая!

Джинни стояла в комнате Джесс, моля Бога, чтобы голоса наконец стихли. Она не боялась, что ее поймают на месте преступления, она слышала, как Джесс предупредила Попа, что приедет поездом в семь тридцать, а было только четыре часа.

— Я купила вам сегодня новые полотенца, — продолжала тараторить старая дура.

— Ой, какие красивые! Спасибо.

А это уже Пи Джей.

— А вот чистящее средство. Я так и думала, что тебе может не хватить.

— Спасибо, мисс Тейлор, — снова послышался голос Сьюзен.

О Боже, ну почему они не уберутся отсюда?

Наконец послышались шаги — похоже, старушенция наконец-то надумала спуститься вниз.

— Дождь перестал. Пойду погуляю, — сказала Пи Джей. — Позже увидимся.

— Когда закончу, я к тебе подойду, — ответила Сьюзен.

Джинни подождала, пока на лестнице стихнут шаги Пи Джей, и настороженно прислушалась. Никого, только в туалете зашумела вода. Открыв дверь, она осмелилась выглянуть наружу. В холле не было ни души. Выйдя в холл, она закрыла за собой дверь, но не успела сделать и нескольких шагов, как увидела, что кто-то к ней направляется. Джесс!

— Джесс! — воскликнула Джинни чуть громче, чем хотелось бы.

Внезапно она почувствовала, что кольцо выскальзывает из руки, и поспешно сунула его в карман, пока оно не упало на пол. «Думай быстрее, идиотка!» — подстегнула она себя, но, бросив взгляд на Джесс, поняла, что никаких объяснений не потребуется: девчонка, похоже, занята лишь своими мыслями.

— Привет, Джинни, — бросила она и пошла к двери.

Сунув ключ в замок, Джесс принялась крутить его во все стороны.

— Вот черт! — выругалась она.

Джинни подозревала, что нецензурных слов эта малявка вообще не знает.

— Эта дурацкая дверь…

Дверь распахнулась. Джесс даже не сообразила, что она была открыта.

— С тобой все в порядке? — буркнула Джинни.

Чересчур участливый тон мог вызвать подозрение.

— Да, — ответила Джесс, поворачиваясь к Джинни.

О Боже! Опять у нее красные глаза, припухшие от слез.

Ясное дело, плакала. Что же на сей раз приключилось?

— Нет, я все вру, ничего у меня не в порядке. Ты можешь поговорить со мной?

«Ага! Значит, у этой цацы какие-то проблемы и она жаждет их со мной обсудить. Придется послушать ее, а то еще что-нибудь заподозрит».

— Ну конечно. А что случилось?

Джинни вошла в комнату и взволнованно огляделась по сторонам, не сдвинула ли она с места чего-нибудь. Вроде все на местах.

— Ох, Джинни, я просто не знаю, что мне делать, — проговорила Джесс, усаживаясь на кровать.

Похоже, она ничего не заподозрила.

— О чем ты?

— Отец заплатил родителям Ричарда, — усталым голосом, начисто лишенным слез, сказала Джесс.

— Да ну!

— Потому-то Ричард и не пытался отыскать меня. Они уехали. Взяли деньги и испарились.

— Значит, он оказался подлецом. Чего ждать от этих мужиков!

На самом же деле Джинни никак не могла понять, что это Джесс так расстраивается.

— Теперь у меня остался только отец, а он не хочет со мной разговаривать. У меня ведь больше никого нет на всем белом свете, кроме отца!

Джесс бессильно провела рукой по лбу.

— Послушай меня, детка, ничего страшного в этом нет.

Так даже лучше — живешь себе без всяких проблем.

Джинни остановилась у двери, не собираясь здесь долго задерживаться.

— Нет, Джинни, одной быть плохо.

— Да какая тебе разница, одна ты или нет? У тебя куча денег! Твой старик тебя обеспечивает и будет обеспечивать. Что тебе еще нужно?

Джесс встала и подошла к трюмо. У Джинни от страха забилось сердце. «О Господи, только не это!» — лихорадочно подумала Джинни. Джесс, не вняв ее мольбам, открыла шкатулку с драгоценностями. Зазвучала музыка, балерина завертелась. Джесс, заглянув в шкатулку, нахмурилась.

— Тебе не понять, Джинни. У тебя-то есть семья.

И Джесс с задумчивым выражением лица принялась перебирать драгоценности. Джинни едва не вскрикнула от ужаса.

— Единственным человеком, который меня любил, была моя мама, а она умерла.

Джинни с расширившимися от страха глазами смотрела на нее. Ее и так здорово наказали за развлечение в баре, а если узнают, что она украла кольцо, наверняка вышвырнут из пансионата.

— Куда же это я задевала кольцо? — прошептала Джесс.

У Джинни закружилась голова. Вот черт! Нужно во что бы то ни стало сменить тему.

— Расскажи мне об отце.

Джесс вздохнула.

— Ладно, потом поищу, — пробормотала она, захлопывая крышку.

Музыка стихла. Балерина застыла на месте. Джинни перевела дух.

Джесс опять подошла к кровати и села.

— Рассказывать в общем-то нечего, — заметила она. — Похоже, я его плохо знаю. Я не очень удивилась, когда узнала, что он заплатил родителям Ричарда.

«А мне вообще наплевать на тебя и на твоего отца», — хотелось крикнуть Джинни, но она сдержалась. Усевшись за стол, притворилась, что внимательно слушает. Кольцо тут же образовало на кармашке юбки бугорок, его пришлось срочно прикрыть рукой.

— Вообще все мужчины — сволочи, — убежденно заявила она.

— К отцам это не должно относиться, — не согласилась Джесс.

— Ха! Видела бы ты моего отчима!

— А какой он?

Джинни поняла — пора уходить.

— Послушай, Джесс, — сказала она. — Мне очень жаль, что у тебя так получилось с отцом и Ричардом. Дело в том, что я сегодня что-то неважно себя чувствую, ужасно тошнит.

— Что ты такое говоришь, Джинни! Как может тошнить на пятом месяце беременности? Не ты ли сама говорила, что тебя вообще ни разу не тошнило?

— Раньше не тошнило, а теперь наизнанку выворачивает. Воняет у тебя тут каким-то лимонным чистящим средством, не продохнуть. Пойду-ка я лучше прилягу.

— Хорошо. Спасибо, что выслушала меня.

— Ну что ты, детка. Приходи ко мне в любое время, как только приспичит.

Вскочив, Джинни поспешно вышла за дверь.

Очутившись в своей комнате, она наконец-то вздохнула с облегчением. Вот черт! Чуть было не попалась! Впредь нужно быть поосторожнее. Вынув из кармана кольцо, она внимательно рассмотрела его. Ого, какое здоровое! Наверняка стоит уйму денег. Вот теперь и слинять бы отсюда. За кольцо можно выручить достаточно баксов, чтобы добраться с матерью до Лос-Анджелеса. Да, но как быть с этим идиотским ребенком? Придется подождать. Да еще, не дай Бог, этот проклятый шериф ее выследит. С него станется. Так что лучше еще немного посидеть в этом треклятом пансионате. Джинни спрятала кольцо в пустую пачку из-под сигарет, где уже лежала стодолларовая банкнота, украденная у Джесс, и двадцатидолларовая банкнота, которую она стащила вчера с кухонного стола.

Внезапно раздался стук в дверь. Джинни подпрыгнула от неожиданности и поспешно сунула свои сокровища обратно под кровать.

— Кто там? — рявкнула она.

— Джинни, это я, Джесс. Можно тебя на минуточку?

Вот дьявол! Девчонка, похоже, догадалась, что она взяла ее кольцо. Да нет, не может этого быть! Спокойнее, Джинни, спокойнее.

— Ну конечно, крошка, — сказала она и открыла дверь.

Джесс вошла в комнату. Лицо по-прежнему расстроенное: то ли из-за отца, то ли из-за кольца.

— Не могла бы ты закрыть дверь? — попросила она. — Мне нужно у тебя кое-что спросить.

Джинни закрыла дверь и несколько секунд стояла спиной к Джесс. «Думай скорее, идиотка», — подгоняла она себя. Что ей говорить? Нужно все отрицать. Не брала, и все тут. У этой богатенькой сучки нет никаких доказательств.

А может, эта раскрасавица Ни Джей рассказала ей про шпильку, а Джесс уже домыслила? Нет, нужно все отрицать. Актриса она в самом деле или нет! Выкрутится как-нибудь. Нужно просто взглянуть Джесс прямо в глаза и сказать: «Ты что, спятила? За каким чертом мне понадобилось твое паршивое кольцо?» И все. Этого будет достаточно. Джинни повернулась к Джесс лицом.

— Ну, о чем ты хотела меня спросить? — гордо вскинув подбородок и храбро глядя Джесс в глаза, спросила она.

— Я просто подумала… — Джесс замолчала, и Джинни на секунду показалось, что у нее останавливается сердце, — может, у тебя осталось что-нибудь в той бутылке виски…

Выпив вдвоем четверть пинты, Джинни наконец отправила Джесс в свою комнату. Не думала не гадала, что выпивка сослужит ей такую хорошую службу! Пришлось, правда, от тоски маяться, выслушивая всякую дребедень о Ричарде, мамаше Джесс, о ее богатеньком папаше и о том, что ему наплевать на свою доченьку. Однако игра стоила свеч. Теперь Джесс была уверена, что в лице Джинни обрела подругу, а друзья не крадут друг у друга кольца.

Да, эти посиделки должны сослужить Джинни хорошую службу и надолго.

Окрыленная успехом, она решила позвонить маме.

Взглянула на часы — еще не поздно. Отчим вряд ли вернулся с работы. Она спустилась вниз. О радость! В кабинете мисс Тейлор — девчонки, эти богатенькие сучки, называли эту комнату библиотекой — никого не было.

Сняв телефонную трубку, Джинни набрала номер телефонистки и записала в записную книжку, лежавшую рядом с телефоном, номер, по которому собралась звонить.

Когда приходит счет, каждая девушка оплачивает свои телефонные звонки.

— Алло? — невнятным голосом проговорила мать.

Что можно ожидать от нее в конце дня? Наверняка уже выпила.

— Мам, это я.

— Джинни?

— Да, мама.

О Господи, других-то детей у тебя нет!

— Джинни, — повторила мать.

— Да, мам. Как ты?

— Отлично, дорогая, — вздохнув, смиренным голосом сказала та.

— Уже скоро, мам, осталось несколько месяцев, потерпи немного, я скоро увезу тебя оттуда.

— Что? — невнятным голосом спросила мать. — А куда?

— Я же тебе говорила, мам. Мы с тобой уедем в Калифорнию. Подальше от этого подонка.

Мама опять вздохнула.

— Ну что ты, дорогая. Он вовсе не так уж плох, как ты думаешь.

Джинни почувствовала, как она начала дрожать.

— Мам, я все устрою, вот увидишь, ты останешься довольна.

— Что?

Голос матери куда-то уплывал. Джинни показалось, что запах виски просачивается даже по телефону.

— Ничего, мам. Я тебе еще позвоню.

— Хорошо, дорогая. Пока.

Мать повесила трубку.

Вот черт! Тут из кожи лезешь, чтобы вызволить мать из этого ада, а той на все наплевать. Ну да ладно, Бог с ней, она все равно будет действовать по плану. Внезапно Джинни почувствовала, что в горле словно застрял комок, стало нечем дышать, сердце начало учащенно биться. Все поплыло перед глазами. Джинни закрыла глаза. Нет! Пожалуйста! Не надо! Только не сейчас! Но сердце стучало все быстрее… Из глаз хлынули бессильные слезы…

СЬЮЗЕН

День труда. Лучше не придумаешь праздновать его с такими же, как и она сама, беременными девчонками!

Смех, да и только! Сьюзен сидела в гостиной и ждала родителей — те обещали сегодня приехать навестить ее.

Сьюзен просмотрела местную газету. Внезапно на глаза ей попался маленький заголовок: «Студенты университета в Нью-Хейвене готовят сидячую забастовку», Под заголовком была статья, которую Сьюзен внимательно прочитала. В ней сообщалось о том, что студенты вышеупомянутого университета в следующие выходные собираются провести сидячую забастовку в административном здании, цель которой — выразить протест против войны и гонки вооружений, выдвинуть требования изменить возрастной ценз для голосования с двадцати одного года до восемнадцати лет и разрешить проживание в студенческом общежитии лицам обоего пола. Сьюзен тут же решила, что ей нужно принять участие в этой забастовке. А что?

Опыт у нее имеется: в свое время побывала в Колумбийском университете с такой же миссией. Университет в Нью-Хейвене небольшой, наверняка будут рады любой помощи.

Карточка студента Демократического общества хранилась у нее в бумажнике. За последние месяцы она растеряла былые связи со студенческим миром. Вот как раз и представится возможность восстановить их.

— Заходите, пожалуйста. Очень рада вас видеть. Она в гостиной, — послышался голос мисс Тейлор.

Но теперь, когда Сьюзен решила, чем будет заниматься в следующие выходные, встреча с родителями ей была не страшна. Поднявшись с дивана, она встала во весь свой внушительный рост, выпятив живот. Через несколько дней минует шестой месяц беременности, и живот ее был именно на этот срок.

Первой в гостиную вошла мама.

— Дорогая, — закудахтала она, обнимая Сьюзен и чмокая ее куда-то мимо уха.

— Привет, мама, — поздоровалась Сьюзен и глянула через плечо матери. — Привет, папа.

— Здравствуй, доченька, — ответил отец.

— Ну и жарища! Даже не верится, что мы наконец-то добрались, — выдохнула мама. — Да и весь отпуск в горах из-за этой жары не в радость!

Сьюзен знала, что под горами подразумевается местечко Кэтскилз, расположенное в северной части штата Нью-Йорк, где она с родителями отдыхала каждый август, сколько себя помнила.

— Неужели нет местечка попрохладнее, где мы могли бы спокойно посидеть? — продолжала возмущаться мать.

— Конечно, есть, мам. Столовая.

Она привела родителей в полутемную столовую, где стоял стол из красного дерева и стулья.

— Здесь гораздо приятнее, — заметила мать. — Я, пожалуй, сяду к столу. Может, нам принесут чаю со льдом?

— Пойду попрошу миссис Хайнс приготовить. Посидите пока.

Сьюзен пошла на кухню. Миссис Хайнс не оказалось, пришлось заниматься чаем самой. Когда она вернулась, мама придирчиво рассматривала в буфете посуду. Услышав шаги дочери, обернулась.

— Надо же! Уотерфордский хрусталь, серебряные канделябры… Вы тут купаетесь в роскоши!

— Да, здесь очень мило, мама. — Сьюзен поставила стаканы на стол. — Значит, вы хорошо отдохнули в горах?

— Так себе, — буркнула Фрида Левин.

— Очень хорошо, — ответил Джозеф.

Сьюзен бросила в стаканы кубики льда. Духота в комнате была невыносимой.

— Какой стыд, что тебя не было дома на праздники!

Если бы ты сделала аборт, такого бы не случилось.

— Фрида, — предостерегающе протянул отец. — Мы ведь договорились не поднимать эту тему.

— Да уж! Все равно бесполезно. Ты только взгляни на нее! Взгляни на ее огромный живот! — закудахтала мать. — И правда, ни к чему все эти разговоры!

— Как ты чувствуешь себя, дорогая? — обратился к Сьюзен отец, стараясь перевести разговор на другую тему.

— Отлично, папа, правда. Только мне хочется кое о чем поговорить с вами.

Мать хмуро взглянула на нее.

— Когда ты произнесла эти слова в последний раз…

— Фрида, дай ей сказать!

Сьюзен секунду замешкалась — а может, не стоит. Да ладно, черт подери, пусть знают. Скажет, и делу конец.

— Я решила оставить ребенка.

На секунду в комнате воцарилась гробовая тишина.

Вдруг отец с силой хлопнул кулаком по столу. Лицо его побагровело, губы задрожали. Но, как всегда, мать успела его опередить.

— Да что же это такое! — возмутилась она. — Сначала она заявляет о своей беременности, затем отказывается делать аборт, теперь она собирается оставить ребенка! Если так и дальше пойдет, она меня до инфаркта доведет, честное слово!

— Сьюзен, ты шутишь! — бросил отец.

Сьюзен встала, подошла к буфету, дотронулась до серебряных подсвечников.

— Вас это никоим образом не коснется, не беспокойтесь, — проговорила она.

— Не коснется? — закричала мать. — А тебе не приходило в голову, что это нас уже коснулось!

— Я собираюсь пойти работать и содержать себя и ребенка.

— Работать, говоришь? — рявкнул отец, словно стряхивая с себя деланное спокойствие. — А как же аспирантура?

Ты что, собралась бросить ее? И какую работу ты рассчитываешь получить со своим английским дипломом? А где ты собираешься жить? Уж конечно, не с нами.

Сьюзен остолбенела от его резких слов. Отец по-настоящему рассердился на нее единственный раз в жизни, когда она отказалась сидеть дома семь дней после смерти дедушки, как того требовал древний еврейский обычай. В то время ей было всего шестнадцать. Гонору было хоть отбавляй и ни малейшего уважения к семейным устоям и традициям, что в ее возрасте было вполне объяснимо. Тогда гнев отца напугал ее, но она все равно не уступила бы ему, если бы не мудрые слова бабушки: «Пусть внучка поступает так, как ей подсказывает сердце».

Сьюзен сдалась и семь дней провела в стенах дома. Но теперь она взрослая: это ее жизнь, ее ребенок, и она за него в ответе.

Откинув назад гриву черных волос, Сьюзен собрала все свое мужество и спокойно сказала:

— Ничего, найду какую-нибудь работу. В издательстве, например. Или стану преподавать. А жить буду в Гринвич-Виллидж.

— В Гринвич-Виллидж?!

У матери было предобморочное состояние.

— Если ты это сделаешь, я тебя и на порог своего дома т. пущу! — отрезал отец, вставая. — Пошли, Фрида. Я ухожу.

Сьюзен, оторвавшись наконец от буфета, повернулась к ним лицом. Она слышала, как родители спускались по лестнице, при этом мать что-то бормотала себе под нос по-еврейски. Ну что ж, встреча прошла, как и следовало ожидать, отменно. Но, черт подери, ей ведь двадцать два исполняется в марте! Сколько можно держаться за мамину юбку? Пора бы уже самой распоряжаться своей жизнью и свободой! Жизнь не стоит на месте, и Сьюзен хочет принять в ней живейшее участие. Но почему так трудно объяснить это родителям? И как они этого не понимают?

Сьюзен выглянула из окна и подумала о Дэвиде. Где же он теперь? Где же, как не в этих Богом забытых джунглях! Вспоминает ли он о ней? Интересно, как бы он отнесся к тому, что она хочет сама воспитывать ребенка?

Внезапно в памяти всплыли сердитые слова отца, и сердце больно сжалось. «Если ты это сделаешь, я на порог своего дома тебя не пущу!» Как же она могла так жестоко поступить со своими родителями? Сьюзен потерла живот, ненавидя себя за это.

После того как Сьюзен получила разрешение мисс Тейлор съездить в университет в Нью-Хейвене и узнать, есть ли там аспирантура, Поп согласился отвезти ее туда. В половине пятого в пятницу машина въехала на университетский двор. Сьюзен сразу же заметила у покрытого плющом здания группу студентов.

— Поехали туда. Поп, — распорядилась она. — Это, должно быть, здание администрации.

Поп подъехал к зданию.

— Ну и народу здесь! Уйма! Вы уверены, что мне не стоит подождать вас где-нибудь и сегодня же отвезти обратно?

— Нет, Поп, — соврала она. — Я останусь здесь до завтра. На утро у меня назначена встреча.

— Ладно, мисс Сьюзен. Но если вдруг что изменится, позвоните.

И он остановил машину у обочины.

— Может, мне повезет и кто-нибудь завтра подбросит меня до дома. Тогда тебе не придется за мной заезжать. Ну пока, спасибо.

Перекинув через плечо гобеленовую сумку, она выбралась из машины. Поп посигналил ей на прощание и, махнув рукой, отъехал.

Сьюзен постояла на тротуаре, впитывая в себя царящую вокруг атмосферу. На университетский городок спустилась ранняя осень. Воздух был свеж, прозрачен, напоен надеждой. Она смотрела на пробегающих мимо студентов с хрустящими новенькими учебниками в руках. Слышались обрывки разговоров, веселых, жизнерадостных. Все это так знакомо, дышит таким покоем и миром! Сьюзен знала — здесь ее место. Не дома, в Вестчестере, в лживой атмосфере общественной жизни, и уж тем более не в пансионате, с кучкой темных, отбившихся от рук девчонок.

Она подошла к большой группе студентов, собравшихся у административного здания. Студенты расположились на траве, на ступеньках лестницы и толстенными черными фломастерами разрисовывали картонный плакат. На нем уже красовались надписи: «Прекратить призыв в армию!», «Война убивает детей и другие живые существа!», «Доросли до того, чтобы убивать, — доросли до того, чтобы голосовать!», «Юношам и девушкам — совместное проживание в общежитии!»

Сьюзен улыбнулась. Последняя фраза как-то не вязалась с остальными призывами. Впрочем, не ее дело судить об этом. Какие хотят, такие требования и выдвигают.

— Хватай фломастер да принимайся за дело! — послышался мужской голос.

Сьюзен обернулась. Рядом с ней стоял парень. Длинные волосы, красная повязка, надвинутая на лоб, круглые очки в металлической оправе — точь-в-точь как у Дэвида, — поношенные джинсы и футболка. На шее болтаются бусы и большой серебряный знак мира.

— За этим-то я сюда и пожаловала, — ответила Сьюзен и, нагнувшись, подняла с земли кусок картона и фломастер. — А когда начнется забастовка?

— Когда все будет готово, — ответил он. — Ты что, учишься здесь?

— Нет. Увидела в газете объявление и захотела помочь.

— Да ну! Вот здорово! — обрадовался он. — А раньше когда-нибудь принимала участие в забастовках?

— В Колумбийском университете. В апреле.

— Вот это да! Ну и как там было?

— Здорово.

— Ты состоишь в студенческом Демократическом обществе?

— Да.

— Вот молодец! Ну спасибо, что пришла. Меня зовут Бен.

— А меня Сьюзен. Рада с тобой познакомиться, Бен. А кто все организовал?

— Да похоже, что я. — Он улыбнулся. — Спать сегодня будем на улице. У меня есть в машине лишний спальный мешок. Если хочешь, могу тебе его принести.

— Вот спасибо, а я об этом не подумала.

Сьюзен почувствовала себя так, словно после долгого отсутствия вернулась наконец домой.

К половине седьмого собралось уже больше двухсот студентов. Через час уже стемнеет.

— Собираемся сгонять за горячей пиццей, — объявил Бен Сьюзен. — У тебя бабки есть?

— Конечно.

Порывшись в сумке, она протянула ему пять долларов.

— Куда столько! Одного вполне хватит.

— Бери на всякий случай.

Бен скрылся, махнув ей на прощание рукой и бросив:

— Я скоро вернусь.

Сьюзен оглядела университетский дворик. Одни студенты сидели группками на земле, подняв над головами каждый свой плакат. Другие, ловко лавируя между ними, рассказывали анекдоты и угощали друг друга сигаретами.

Одна девица с распущенными прямыми волосами, в потрепанных джинсах переходила от одного студента к другому и рисовала цветными фломастерами на руках, лицах и ногах яркие цветы. Когда солнце село и в воздухе повеяло прохладой, прибыла долгожданная пицца. Студенты затянули свою любимую песню «Мы победим».

Сьюзен подумала о Дэвиде. Внезапно за спиной послышался голос Бена.

— Покурим «травки»?

— Давай, — согласилась она.

— У меня она высший класс, почти без семян.

Он вытащил из кармана джинсов маленький мешочек и пару листочков бумаги. Сьюзен смотрела, как он насыпал на бумагу немного «травки», ловко скрутил ее, а потом медленно послюнявил кончик языком. Она достала из сумки коробку со спичками.

Бен глянул на этикетку.

— «Обучаем водить трейлеры за три недели», — прочитал он. — Так вот ты чем зарабатываешь на жизнь?

Сьюзен расхохоталась.

— Пока до этого дело не дошло. Но ты коробок не выбрасывай. Вдруг пригодится, если не смогу найти работу.

Бен прикурил и, сделав глубокую затяжку и не выпуская дыма изо рта, спросил:

— А ты чем занимаешься?

Сьюзен взяла у него сигаретку и, вдохнув в себя такой знакомый сладковатый дым, ответила:

— Сейчас пока ничем, а в январе, наверное, поступлю в аспирантуру.

— Вот это да! — проговорил он, забирая у нее окурок.

С каждой затяжкой Сьюзен чувствовала себя все более и более расслабленной. Даже ребенок в животе успокоился. Казалось, на землю спустились мир и покой.

— Знаешь, я давно не участвовала в студенческом движении, — призналась она Бену. — Какие успехи на этом поприще?

— Какие еще успехи? В чем? — нахмурился Бен.

Сьюзен смешалась:

— Как это в чем? В прекращении войны. Как ты думаешь, когда будут выведены из Вьетнама войска?

Затянувшись еще раз, Бен расхохотался:

— Да кто же это знает? И кому какое дело?

Сунув руку в карман, он вытащил конверт. Внутри оказалось несколько маленьких белых кубиков кокаина.

— Будешь? — спросил он Сьюзен.

— Нет, — отказалась она.

Почему он ничего не знает о войне? Может, ему неинтересно? Если это действительно так, то какой вообще смысл в этой сидячей забастовке? Сьюзен решила лопнуть поглубже.

— А какого ты мнения о Хампрее?

— Да все политики сволочи, — заметил Бен, бросив кубик в рот.

Похоже, говорить о политике ему не хотелось, но разве не для этого они здесь собрались?

— Ты, по-моему, девушка что надо. Можешь после забастовки поехать со мной. Я собираюсь рвануть куда-нибудь на Запад. Здесь я уже наковырял кое-каких деньжат, на первое время хватит. Если есть желание» присоединяйся.

— Значит, тебе платят за то, что ты делаешь?

— Конечно! Так сказать, денежные пожертвования от наших студентов: небольшая плата за совместное общежитие. Да и администрации это на руку — ребята прекращают свои дурацкие выступления против войны и возвращаются к занятиям.

Сьюзен, докурив окурок, попыталась скрыть свое разочарование. Позже, немного успокоившись, она забралась в спальный мешок, положив под голову вместо подушки гобеленовую сумку и поставив рядом с собой плакат, призывавший заниматься любовью, а не войной, и наконец заснула под звездным небом.

Утром она проснулась от страшного удара в животе.

Земля была сырая, и спина сильно затекла. Она медленно поднялась, надеясь, что ребенок успокоится. Но не тут-то было! Он, похоже, разозлился на нее за то, что она спала на голой земле, и уперся ей ножкой в мочевой пузырь.

Пришлось срочно бежать в туалет.

Когда она вернулась, Бен держал в руках картонные чашечки с кофе и пакетик с пончиками.

— Доброе утро, — жизнерадостно приветствовал он ее.

— Доброе утро, — ответила Сьюзен. — Это ты мне принес? Вот здорово! Умираю от голода.

— У меня и молоко есть. Может, будешь вместо кофе?

— Молоко? Да нет, лучше кофе.

— Я просто подумал… — Так и не закончив фразы, Бен ткнул пальцем ей в живот.

— Так ты заметил?

— А как же! Я вообще стараюсь ничего не упускать.

— Дитя любви, — сказала Сьюзен и погладила себя по животу.

— А где его отец? — спросил Бен.

— Поверь мне, — проговорила Сьюзен, сделав большой глоток кофе, — лучше тебе этого не знать.

«Впрочем, — подумала она. — тебе наверняка наплевать на то, где он находится».

В девять часов заявились телевизионщики.

— Отлично, — обрадовался Бен. — Наконец-то хоть какая-то реклама.

И он отправился давать интервью.

Сьюзен провела все утро в разговорах со студентами.

Она рассказывала им различные байки про сидячую забастовку в Колумбийском университете. Студенты сидели вокруг нее, покуривая «травку» и слушая вполуха. Время от времени кто-то ронял: «Здорово!» или «Вот это да!», но Сьюзен чувствовала, что им в общем-то наплевать на происходившие там события и недоумевала: как же так? Ведь сидячая забастовка в Колумбийском университете считается эталоном для подражания во всей стране. Неужели им неинтересно? Она вспомнила о Дэвиде. Он бы наверняка что-нибудь придумал, чтобы как-то заинтересовать их, заставить задуматься.

Ближе к обеду опять появился Бен с целой горой сосисок. Рядом с ним шла молоденькая девушка с ребенком на руках. Сьюзен нахмурилась.

— Сьюзен, я подумал, быть может, ты захочешь познакомиться с Кэти. — Он подмигнул. — У вас много общего.

Кэти села на землю рядом со Сьюзен.

— Бен сказал мне, что у тебя будет ребенок. Верно?

Сьюзен поерзала. Она чувствовала себя совершенно опустошенной и морально, и физически.

— Да.

Девушка подняла футболку, обнажив полную грудь для кормления младенца. Он тут же взялся за дело, и она принялась нежно поглаживать его по головке.

— Мой маленький Лунный Свет — это самое лучшее, . что у меня есть, — заявила она.

— Лунный Свет? — удивилась Сьюзен, избегая смотреть на младенца.

— Ага. Здорово, правда? Он родился у меня в Сан-Франциско… — Она подняла грудь повыше, чтобы ребенку было удобнее сосать. — ..прямо в парке. В ту ночь луна и звезды были особенно яркими. Вот я и назвала его Лунный Свет.

Классно, верно?

— Верно, — согласилась Сьюзен, но в глубине души была в этом не уверена. Она положила руку на живот. — А тебе не было больно? Рожать прямо на земле…

Кэти расхохоталась:

— Ну ты даешь! Я же ничего тогда не соображала и не чувствовала. Помню, накурилась в тот день до одури.

Сьюзен почувствовала, как к горлу подступила непреодолимая тошнота. Схватив свою сумку, она вскочила.

— Сейчас вернусь, — бросила она и, пробираясь между расположившимися на земле студентами, направилась к деревьям, которые росли за зданием.

Как все изменилось! Этим студентам борьба за мир, против войны и насилия до лампочки. Единственное, чего они хотят, — это уйти от действительности. Плевать им на какую-то там войну! Им бы только «травку» покуривать, цветочки рисовать да детей в парках рожать! Сьюзен, прислонившись к стене здания, глубоко вздохнула. Тошнота немного прошла. Снова дал о себе знать ребенок в животе.

Оглядевшись, она увидела на стоянке фургончик — старенький, ржавый, разукрашенный яркими цветами и знаками мира. Подойдя к нему, Сьюзен заглянула в заднее окошко: на полу валялись тонкие матрацы, в углу — какая-то скомканная одежда, всюду смятые бумажные пакеты и пустые банки из-под пива. Сьюзен стало очень грустно.

Все изменилось. Того студенческого движения, что было раньше, уже нет и не будет. Когда же это произошло? После покушения на Бобби Кеннеди? Неужели и вправду мечты испарились, как сигаретный дым? Сьюзен посмотрела на фургон в последний раз. Да… Это тебе не апрель, не Колумбийский университет, а Бен — не Дэвид. Это уж точно! И она направилась к зданию, чтобы позвонить в пансионат: пора Попу приехать и забрать ее отсюда.

ПИ ДЖЕЙ

С тех пор как Сьюзен ездила в Нью-Хейвен, прошло три недели, но всякий раз, когда Пи Джей спрашивала, как прошел митинг, она уклончиво отвечала:

— Ты знаешь, раньше было все по-другому, а сейчас словно чего-то не хватает.

И хотя Пи Джей неоднократно пыталась вызвать подругу на откровенный разговор, та не поддавалась. Но в Сьюзен произошла перемена, и перемена позитивного характера. Если раньше она всячески уклонялась от общения с остальными девушками, то сейчас, казалось, готова была помогать им. Сразу после возвращения из Нью-Хейвена Сьюзен объявила, что с удовольствием позанимается с самыми младшими, то есть с Джесс и Джинни, чтобы они не забыли школьную науку. Пи Джей никак не могла понять, отчего у Сьюзен вдруг возникло такое желание, однако атмосфера в Ларчвуд-Холле стала более спокойной и доброжелательной. Было во всем одно маленькое «но». Пи Джей приходилось много времени проводить одной, поскольку Сьюзен утренние и дневные часы проводила за занятиями с Джесс и Джинни, которая позволяла себя обучать, только будучи в благодушном настроении.

Было 23 сентября — большой иудейский праздник, однако настроение у Сьюзен было далеко не религиозное.

Как обычно, она решила провести занятия. Пи Джей сидела в гостиной и бесцельно просматривала разрозненные странички воскресной газеты. Осень в Новой Англии была временем бурной деятельности. В эту пору проводились ярмарки, аукционы, выставки. Поэтому газета пестрела всевозможными объявлениями о подобных мероприятиях наряду с заметками о давно утерянных вещах, представляющих несомненную ценность. Пи Джей искала глазами самые интересные из них, те, которые были составлены с выдумкой. Рекламодатель хотел, чтобы на них обратили внимание. Не пропустил? она и рекламу, данную людьми, абсолютно несведущими в этой области. Она была напечатана таким мелким шрифтом, что глазам больно было ее читать, да еще и без пробелов между строчками. Хотя информация и в тех, и в других была одинаковой, Пи Джей понимала, что профессионально сделанная реклама выигрывает потому, что сразу бросается в глаза. Как же ей хотелось поскорее вернуться в колледж, выучиться на дизайнера и стать в этом деле специалистом высшего класса, чтобы потребители бросились покупать именно те товары, достоинства которых она будет представлять!

Пи Джей перевернула очередную страничку, и в глаза ей бросилось одно объявление. Небольшое — всего одна колонка, — оно шло по всей газетной полосе снизу доверху и было весьма искусно украшено всевозможными картинками. Чего тут только не было! И тыква, и чертово колесо, и голубые ленты, и самый разнообразный домашний скот, и консервные банки. Заголовок гласил:

«Спешите на ярмарку в округ Саутфилд! Вас ждут всевозможные аттракционы, развлекательные зрелища, призы и подарки! А сладкоежек — всякие вкусности! Спешите! Спешите!»

Пи Джей улыбнулась. Когда она была маленькая, то обожала ходить на подобные ярмарки. Прикинула, когда она состоится. Получилось на следующей неделе, с пятницы по воскресенье.

— Вот здорово! — воскликнула она.

Интересно, сумеет ли она уговорить остальных девчонок пойти. Как было бы хорошо хоть ненадолго выбраться отсюда и немного повеселиться.

Пи Джей принялась собирать газеты со стола, как вдруг замерла от возникшей мысли: а если на ярмарке она столкнется с Питером? Что она сделает, если увидит его? Пи Джей задумалась над объявлением. Прошел месяц с тех пор, как она сообщила ему, что ждет ребенка, и отвергла его предложение руки и сердца. Она вспоминала о нем, лишь когда ей бывало одиноко, но это случалось гораздо чаще, чем хотелось бы. Тем не менее Пи Джей удавалось заставить себя не звонить ему: поскольку она не любит его, зачем же навязываться?

— А, да ладно! — отмахнулась Пи Джей. — Что думать об этом заранее? Наверняка он туда не пойдет, будет, как обычно, работать.

Она взяла газету и вышла в холл, но выбросить мысли of Питере из головы так и не смогла — где-то в глубине ее существа жила надежда на встречу, пусть даже случайную.

Она подошла к дверям гостиной и прислушалась, не желая прерывать занятия.

— Не думайте, что, выучив названия столиц государств и сумев показать их на карте, вы будете знать географию, — донесся до нее голос Сьюзен. — География — это наука о людях, о причинах, по которым они живут в том или ином месте, о социально-экономических влияниях данных регионов на общественную жизнь.

— Я не понимаю, — послышался голос Джесс, а потом тяжелый вздох Сьюзен.

— Давайте прервемся ненадолго.

«Вот и отлично», — подумала Пи Джей и открыла дверь в гостиную.

— Эй, девчонки! — крикнула она. — Кто хочет поехать в пятницу вечером на ярмарку?

В пятницу вечером девушки устроились в знакомом пансионатском фургончике: Джинни, Джесс и Сьюзен сели сзади, Пи Джей — впереди, рядом с Попом. По дороге она не переставая думала о возможной перспективе увидеть Питера. Хотя она была уже на шестом месяце, просторная блузка, надетая поверх джинсов с эластичным поясом, могла кого угодно ввести в заблуждение. Волосы она небрежно забрала в конский хвост, желая подчеркнуть тем самым чистоту гладкой кожи. Глаза ее сияли при одной только мысли о встрече с Питером.

— Приеду за вами в двенадцать часов ночи, — объявил Поп, останавливаясь у ворот. — Да не вздумайте играть ни в какие игры. Только денежки зря потратите, все равно ничего не выиграете.

Девушки вошли в ворота. Впереди шли Джесс и Джинни. Их семимесячную беременность уже не скрыть никакими ухищрениями. «Ну и что? — подумала Пи Джей. — Мы беременны, ну и что из того? Я и сейчас могу вскружить голову любому»

Осмотр они начали с выставки сельскохозяйственной продукции. Джесс вежливо расспрашивала о консервированных овощах я огромных тыквах.

— Не подходи слишком близко, а то подумают, что ты стащила тыкву, — пошутила Сьюзен.

— Ну хватит здесь торчать! — заявила Джинни. — Пошли поедим каких-нибудь жареных пончиков.

— Я бы съела мороженого, — сказала Сьюзен. — Как ты думаешь, оно здесь есть?

— А я откуда знаю! Сроду на этих идиотских ярмарках не бывала! — ответила Джинни.

— Ну и выражения у тебя… — простонала Сьюзен.

— Вы идите, — сказала Джесс, — а я хочу здесь побродить, посмотреть изделия местных мастериц.

— Я тоже есть не хочу, — подхватила Ни Джей. — Пойду с тобой. Может, встретимся через час у чертова колеса?

— О Господи! Здесь и чертово колесо имеется? — простонала Сьюзен. — Только этого не хватало для полного счастья!

— Ладно, хватит ворчать! — оборвала ее Джинни. — Пошли пожуем чего-нибудь. Наконец-то я вырвалась из этого чертова пансионата и собираюсь повеселиться на полную катушку.

— Гип-гип ура! — вяло подхватила Сьюзен.

— Не забудьте, через час у чертова колеса! — бросила им, вдогонку Джесс.

— Не переживай, явимся! — махнув рукой, прокричала Джинни.

Затем огромная, гороподобная фигура Сьюзен и вихляющая фигурка Джинни в мини-юбке скрылись в толпе.

— Может, не стоило отпускать их одних? — вздохнув, спросила Джесс.

— Скажешь тоже! Поверь мне, эта парочка сумеет, если понадобится, постоять за себя.

И они обе рассмеялись.

— Так где же твои обещанные изделия?

— Я видела указатель, нужно идти прямо.

Они прошли павильон, где торговали горячими сосисками с перцем, потом ларек, где можно было полакомиться поп-корном. Пи Джей старалась не вдыхать запахи съестного. Вокруг толкались люди во фланелевых рубашках и джинсах, и все они что-то жевали — кто пирожки, кто пончики, а кто какие-то сладости. Но Пи Джей было не до них. Единственное, чего ей хотелось, это отыскать Питера. Каждую секунду ей казалось: вот-вот она его увидит, он взглянет на нее своими потрясающими бирюзовыми глазами, и она тут же растает. Он возьмет ее за руку, скажет, что больше не в силах жить без нее, а потом добавит, что на сей раз она должна сказать ему «да».

— Вот этот павильон, — прервала ее размышления Джесс.

Пи Джей вошла вслед за ней в сколоченное на скорую руку деревянное строение, посредине которого были установлены столы, заваленные всевозможными товарами: яркими стегаными одеялами, свитерами ручной вязки, а также детскими игрушками, целой кучей детских игрушек. Пи Джей видела, что Джесс заинтересовалась бледно-розовым одеяльцем, взяла его в руки, пощупала, достаточно ли мягкое, и лицо ее приобрело при этом задумчиво-тоскливое выражение.

— Не стоит, — заметила Пи Джей.

Джесс взглянула на нее и положила одеяльце обратно.

— Знаю, — проговорила она.

Но тут внимание Пи Джей привлекла маленькая рождественская елочка.

— Пошли, — ласково сказала она, — посмотрим елочные игрушки.

У стола стояла полная пожилая матрона в одеянии Снегурочки.

— Добрый вечер, девушки, — жизнерадостным голосом пропела она. — У нас есть великолепные игрушки для первого Рождества вашего малыша.

Джесс вцепилась Пи Джей в руку, но та лишь улыбнулась продавщице.

— Они все просто прелесть! — воскликнула Джесс. — Ты только взгляни, Пи Джей!

И она протянула ей красный атласный шарик, увенчанный зеленой бархатной шапочкой, с белой пушистой бородкой и блестящими черными глазками.

— Правда, чудо?

— О, наш Санта-Клаус — наша краса и гордость, — подхватила Снегурочка. — Каждый год раскупается в момент.

— Я возьму его, — сказала Джесс.

— Ты собираешься купить его? — удивилась Пи Джей — Да, на первое Рождество моего малыша.

Джесс принялась копаться в кошельке, а у Пи Джей вдруг защемило сердце.

Внезапно она почувствовала на своем плече чью-то руку.

— Привет, Пи Джей, — послышался у нее за спиной мужской голос. Не оборачиваясь, она поняла: Питер. — Как поживаешь?

Все померкло у нее перед глазами: исчез шум толпы, запахи домашнего скота и жира. Она не отрывала глаз от маленького Санта-Клауса в руке Джесс, чувствуя за спиной исходившее от Питера тепло. Потом медленно обернулась и взглянула в его бирюзовые глаза.

— Привет, Питер, — прошептала она.

Секунду они стояли и молча смотрели друг другу в глаза. Пи Джей почувствовала, как одиночество вмиг покинуло ее. Какой теплый у него взгляд! Он любит ее, в самом деле любит. Может, и она со временем полюбит его?

— Я хочу познакомить тебя с моей подругой, — проговорил Питер и, сняв руку с ее плеча, отступил в сторону.

Рядом с ним стояла молоденькая, свеженькая девушка, одетая во фланелевую рубашку и джинсы. — Это Бетти Энн.

— Привет, — сказала девушка и тут же подхватила Питера под руку.

Пи Джей почувствовала, как у нее перехватило дыхание. «Бетти Энн, — стучало в голове, — Бетти Энн…»

— Мы с Бетти Энн собирались немного подкрепиться, — объявил Питер. — Береги себя, ладно?

И, взглянув на Пи Джей в последний раз, он вышел за дверь со своей новоиспеченной подругой.

Пи Джей долго смотрела им вслед. Появилась странная пустота. Питер и Бетти Энн…

Джесс осторожно тронула ее за руку.

— Кто это, Пи Джей?

Пи Джей вздрогнула.

— Да так, парень один из магазина металлоизделий, местный…

Внезапно шум толпы вернулся с новой, удесятеренной силой, и ей стало тошно.

— Пошли отсюда, Джесс, — быстро проговорила она. — Выпьем содовой.

Они вышли из лавчонки. Со всех сторон раздавался колокольный звон. Какой-то зазывала кричал в бычий рог:

— Спешите, спешите! Не упустите свою удачу! Выиграйте вашей крошке гигантского мишку!

Пи Джей с трудом сдержала слезы. Вот и все… В самом деле, кто он ей? Да никто, просто продавец из магазина металлоизделий, местный парнишка…

На следующее утро, лежа в постели, Пи Джей пыталась преодолеть уныние. Опять ее бросили, а она думала, что Питер любит ее. Впрочем, какое там любит, увлекся лишь на время, это не любовь, просто позволил ей вскружить себе голову, даже не удосужился узнать ее поближе, понять. О Господи!

Ведь единственное, что она хотела от мужчины, это чтобы он любил ее. Пи Джей, обхватив подушку обеими руками, зарылась в нее лицом. Есть только один человек в мире, который по-настоящему любит ее, только один, с которым она может поговорить по душам. Встав с постели, Пи Джей спустилась вниз и позвонила отцу.

— Рекламное агентство Беркшира, — послышался мужской голос.

Пи Джей улыбнулась, она узнала Смитти. Он был правой рукой отца, человеком, преданным ему до мозга костей, который никогда не жаловался, если ему приходилось работать по субботам.

— Привет, Смитти, — сказала она. — Это Пи Джей.

— Привет, Пи Джей, — ответил он. — Ну, как дела в институте? Скоро вернешься домой из большого города?

Пи Джей с трудом сглотнула. Ей ужасно не хотелось лгать Смитти, но делать нечего, придется.

— Скоро, Смитти, скоро, — ответила она. — Папа в конторе?

— Конечно! Сейчас позову.

Послышался стук — Смитти положил трубку на стол. В рекламном агентстве Беркшира пока не установили параллельных телефонов. Пи Джей представила себе контору отца и улыбнулась. Когда она была еще маленькой девочкой, по субботам в утренние часы она частенько приходила сюда.

Сначала она просто играла с конвертами, потом, когда стала постарше, пыталась помогать отцу, сортировала бумаги, раскладывала их по конвертам. Ей нравилась царящая в помещении какая-то уютная атмосфера: на старых дубовых столах груды бумаг, в пепельницах вечно полно окурков, металлические мусорные корзинки, если их неосторожно задеть, клацают по полу, огромный вентилятор под потолком летом неустанно работает, охлаждая воздух, а зимой нагоняет в комнату тепло. Однажды Пи Джей случайно увидела на столе у Смитти календарь с полуобнаженными женщинами. Отец, заметив это, быстро сунул календарь в ящик стола. «Молоденьким девушкам смотреть на такое возбраняется», — проговорил он, и щеки его покрылись стыдливым румянцем.

В трубке послышались шаги — это отец шел к телефону. Через секунду раздалось его приветливое:

— Привет, малышка!

Услышав его голос, Пи Джей сразу же почувствовала себя лучше.

— Привет, пап. Как я рада, что ты уже на работе! Боялась, что звоню слишком рано.

— Да что ты, какое там рано! — удивился отец. — Ну как ты? Как себя чувствуешь?

— Отлично, пап. Но мне ужасно хочется тебя видеть.

Кажется, уже сто лет прошло с тех пор, как вы с мамой ко мне приезжали.

— Это верно, крошка, — согласился отец, и Пи Джей почувствовала, что он колеблется.

— Ты сможешь приехать еще? Я очень хочу тебя видеть.

— Малышка, — сказал он, и Пи Джей показалось, что он тщательно подбирает слова, — ты ведь знаешь, мама еще очень сердится на тебя.

— Оттого, что я не согласилась, чтобы она звонила родителям Фрэнка, да?

— Она не хочет с тобой встречаться до тех пор, пока все не завершится.

— Ну папочка! — всхлипнула Пи Джей. — Что же мне делать? Мне так нужно с тобой увидеться! Я здесь просто с ума схожу!

Она посмотрела на стул, на котором сидел отец, когда привез ее сюда. Попыталась представить себе отца, испытать то чувство покоя, которое всегда испытывала в его присутствии.

— Знаешь что, малыш, — проговорил он наконец, — давай встретимся где-нибудь на полпути и пообедаем вместе, а маме ничего не скажем. Я поговорю с вашим сторожем… Как, кстати, его зовут?

— Поп. Поп Хайнс.

— Ага… Так вот, может, он разрешит тебе взять машину, чтобы подъехать ко мне. Как тебе такой план? А я бы угостил свою девочку чем-нибудь вкусненьким.

— Ой, папочка! Это было бы замечательно!

— Я собирался в четверг на будущей неделе поехать по делам в Кивание. Что, если я вместо этого встречусь с тобой? Скажем, в таверне, которую проезжаешь по дороге в ваш пансионат? Ты знаешь, где это?

— Ну конечно, папа.

— Вот и отлично. Тогда в шесть часов. А мистеру Хайнсу я позвоню попозже.

— Ой, папочка, спасибо тебе. Буду ждать с нетерпением.

Она повесила трубку, радуясь тому, что есть один человек в мире, на которого она всегда может положиться.

— Спасибо тебе, папочка, — проговорила она вслух.

Поп разрешил Пи Джей взять фургончик.

— Мне нравится делать вам, девочкам, приятное, — сказал он при этом.

Пи Джей выехала за ворота и направилась на север.

Уже стоял октябрь, и листья из зеленых превратились в ярко-желтые, красные, оранжевые. Воздух дышал ароматами золотой осени. Пи Джей осторожно вела машину и чувствовала себя спокойной, почти счастливой. Ей не терпелось увидеть отца.

Ехала она около часа и наконец добралась. Таверна располагалась в доме викторианской эпохи, стоявшем поодаль от дороги. Вывеска гласила, что здесь отменно кормят и неплохо поят. Пи Джей поставила машину на стоянку. Отец ждал ее у входной двери.

— Папа! — радостно воскликнула она и, выскочив из машины, бросилась ему на шею, ощутив знакомое теплое объятие.

— Ну-ну, малышка. Пойдем в зал.

Внутри царил полумрак. Низкие потолки создавали атмосферу старинного английского кабачка. Гарольд Дэвис заказал себе виски с содовой, а для Пи Джей — кока-колу.

Каждый пил свой напиток, ели суп, салат и неторопливо разговаривали. Отец рассказал Пи Джей домашние новости: Джуниор учится неважно, сам он весь в работе, мама по-прежнему возглавляет благотворительное общество при церкви по распродаже случайных вещей. Официантка принесла горячее, после чего Пи Джей настроилась на серьезный разговор.

— Папочка, скажи, что мне сделать, чтобы вам с мамой было легче?

Отец аккуратно отрезал кусочек мяса.

— Обо мне не беспокойся, малышка, а вот мама страдает.

— Но ведь я тоже переживаю, папа. Неужели ей на это наплевать?

— Ну что ты, Пи Джей, конечно, нет. Дело не в этом. — Оторвав наконец взгляд от тарелки, он посмотрел дочери в глаза. — Я должен кое-что рассказать тебе, малышка, о маме.

Она всегда была слишком строга к тебе потому, что любит тебя, хочет, чтобы ты была счастлива и прожила спокойную жизнь.

— Но, папа, ты же знаешь, мы с мамой совершенно разные. Я хочу от жизни большего. Чтобы в сорок четыре года заниматься чаепитием да игрой в бридж! Да ни за что!

Это не по мне.

Гарольд Дэвис не сводил глаз с дочери. Пи Джей никогда не видела его таким серьезным.

— Пи Джей, я хочу рассказать тебе о маме то, чего ты не знаешь.

— Она ненавидит меня, ты это хочешь сказать? — Отец нахмурился, и Пи Джей тут же пожалела о своих словах. — Извини, папа. Я не хотела тебя обидеть. Что же это?

Положив вилку на тарелку, отец облокотился на край стола.

— Обещай мне, Пи Джей, что никто никогда не узнает сказанного мной о маме, обещай.

Пи Джей выпрямилась.

— Ты меня пугаешь.

— То, что ты сейчас услышишь, будет для тебя полнейшей неожиданностью. И ты должна торжественно поклясться, что никогда, ни при каких обстоятельствах не выдашь меня маме.

— Обещаю, папа.

Пи Джей положила руки на колени. Аппетита как не бывало.

Отец глубоко вздохнул, на его лице еще глубже обозначились морщины.

— Перед самой войной, малыш, до нашего знакомства у мамы был приятель Джо. — Пи Джей слушала, затаив дыхание, не проронив ни слова. — Твоей маме в то время было всего семнадцать. Началась война, и Джо призвали в армию на флот.

Отец замолчал и, насадив на вилку ломтик печеного картофеля, отправил его в рот. От нетерпения Пи Джей едва не подскакивала на стуле. К чему он это говорит? Ну же, папа, не тяни!

— После отъезда Джо твоя мама поняла, что у нее будет ребенок.

Пи Джей, пораженная, смотрела на отца. Мысли путались. Мама была беременна? Значит, отец хочет сказать, что он ей не родной? Не может этого быть! Он ведь сказал, что война только началась, а она родилась уже после войны.

— Джо погиб где-то на Тихом океане, а твою маму отправили к тетке в Нью-Хемпшир. У нее родился мальчик, которого отдали на воспитание. Об этом никто не знал, кроме родителей, тети, ну и, конечно, меня после ее рассказа.

Пи Джей знала, что он ответит, но все-таки задала вопрос:

— Папа, это правда?

— Да, малышка. И если мама узнает, что я тебе рассказал, она меня убьет.

Пи Джей не отрываясь смотрела на свечу, пламя которой безмятежно трепетало. О Господи! Неужели такое возможно? У мамы, оказывается, был внебрачный ребенок, и она от него отказалась. Пи Джей похолодела. Значит, у мамы не было к ней ненависти, она ненавидела себя. Пи Джей взглянула на отца.

— Поэтому…

Отец прервал ее коротким кивком головы.

— Да, ей очень хочется, чтобы ты вышла замуж. Сама-то она не могла этого сделать: отец ребенка погиб. Через все годы она пронесла чувство вины перед своим брошенным ребенком, постоянно задаваясь вопросом, где он «и что с ним. Она не хотела, чтобы и ты испытывала подобные чувства.

Пи Джей снова перевела взгляд на свечу.

— О Господи, папа, мне даже не верится…

— Знаю, малышка. Но я должен был тебе рассказать, чтобы ты поняла, почему мама так остро реагировала, когда услышала о твоей беременности, почему так рассердилась на тебя. Она решила, что история повторяется и случившееся с тобой — ее вина.

Внезапно Пи Джей почувствовала себя обманутой.

— Значит, все эти годы мне лгали?

— О чем ты?

— Где-то на свете есть мой единоутробный брат, а я об этом и не подозревала. Это равносильно обману. Все эти годы мама заставляла меня жить по ее меркам, быть похожей на нее, а на самом деле она не лучше меня.

— Но ведь она никогда и не пыталась убедить тебя в том, что она лучше тебя, Пи Джей.

— Нет, папа, пыталась. Всегда получалось, что я не вписываюсь в рамки, которые для меня уготованы. Я постоянно оказывалась хуже, чем ей хотелось бы, она всегда бывала недовольна мной.

— Пи Джей, прошу тебя, успокойся. Я рассказал тебе не для того, чтобы ты расстраивалась. Мне хотелось, чтобы ты хоть чуточку лучше стала понимать маму.

— Ой, папа, все так перепуталось, .. Я просто не знаю, что мне и думать…

Пи Джей заплакала. Господи! Ее мама, строгая мама, забеременела до замужества. Видимо, поэтому она неустанно повторяла Пи Джей, что ее красота — это проклятие, поэтому никогда не пыталась подчеркнуть свою собственную привлекательность. Наверное, мама испытывала те же муки, ту же боль, что и она сейчас. Но почему она ей даже не намекнула? Не доверяла? А может, недостаточно любила ее?

— Наверное, мне не стоило рассказывать тебе, — послышался ласковый голос отца.

— Нет, папа, — покачала головой Пи Джей. — Я рада, что ты это сделал.

Она поглядела на печальное лицо отца. Должно быть, ему тяжело было говорить об этом.

— Папа, а ты знал обо всем, когда собирался жениться на ней?

— Да, конечно. — И Пи Джей увидела, как в глазах его застыли слезы. — Но я любил ее, малышка, и до сих пор люблю.

— Ой, папочка, — всхлипнула Пи Джей. — Будет ли кто-нибудь любить меня так, как ты маму?

 

Глава девятая

ДЖЕСС

Наступил октябрь. Джесс наконец начала привыкать к тому, что Ричарда в ее жизни больше не будет. Если бы он по-настоящему любил ее, никакие деньги не смогли бы разлучить их. Она потеряла его, потеряла маму. Единственный, кто у нее остался, это отец, которому на нее наплевать. Одно только приносило ей настоящую радость — ее будущий ребенок. По ночам в кромешной тьме, лежа на кровати в своей комнате, Джесс тихонько разговаривала со своим ребенком, признавалась ему в своем одиночестве и неустанно повторяла, что он будет жить у любящих родителей, которые будут пылинки с него сдувать, и он никогда не познает всю тяжесть одиночества.

На людях Джесс скрывала свою тоску. Пи Джей и Сьюзен в последнее время тоже были какими-то тихими и серьезными. Джинни, единственная из всех, не теряла присутствия духа, хотя Джесс поняла, что ей ничего не стоит притвориться жизнерадостной и веселой.

Однажды она задержалась в столовой дольше других — была ее очередь убирать грязную посуду. Собрав тарелки, она направилась было на кухню, но в дверях задержалась.

Из кухни доносились голоса: разговаривали миссис Хайнс и мисс Тейлор, и тема их беседы чрезвычайно заинтересовала Джесс.

— Так вы уверены, что оставили деньги на стойке? — послышался голос мисс Тейлор.

— А как же! Двадцать долларов, — ответила миссис Хайнс. — Точно так же, как в четверг вечером. Да говорю я вам, кто-то из них взял!

Джесс, затаив дыхание, вцепилась в тарелки, пытаясь не пропустить ни слова.

— Не могу поверить, что одна из моих девочек — воровка!

— И это не в первый раз. То же самое случилось и несколько дней назад. Тогда я подумала, что, наверное, обсчиталась, но теперь-то знаю точно — это не так. Денежки и в тот раз были украдены!

Джесс вспомнила про кольцо. Она решила, что потеряла, а может быть, его украли? Но кто из девочек способен на это?

— Ну что ж, — снова послышался голос мисс Тейлор из-за закрытой двери, — придется вам изыскать способ, чтобы заплатить поставщику яиц.

— А я считаю, нужно найти воровку и заставить платить ее!

— Нет! — отрезала мисс Тейлор. — У девочек и так проблем хватает. Если вы и в самом деле считаете, что деньги украдены, в следующий раз будьте осторожнее.

Послышались шаги, мисс Тейлор направлялась к столовой. Джесс, загремев тарелками, поспешила первой открыть дверь.

— Это ты, Джесс? — удивилась мисс Тейлор. — Вот уж не думала, что ты еще в столовой!

— Со стола убирала, — быстро объяснила Джесс и, прошмыгнув мимо хозяйки пансионата к стойке, поставила на нее грязные тарелки.

Покончив с общественно полезным трудом, она вернулась в свою комнату и медленно высыпала на кровать содержимое шкатулки с драгоценностями, тщательно просмотрела их — кольца с изумрудом и бриллиантами среди них не оказалось, да она и не надеялась, что оно вдруг найдется. Джесс перестала его носить много недель назад, когда пальцы начали опухать, и почти забыла о нем.

Похоже, его украли. Впервые подозрение появилось в день возвращения ее из Нью-Йорка, но она отогнала его прочь.

Но теперь…

Еще одна мысль не давала покоя — деньги. Перед поездкой в Нью-Йорк ей казалось, что денег в кошельке у нее должно быть больше. Она достала кошелек. Сколько она потратила? Значит, так: купила журналы для Джинни, билет на поезд… потом материал на платье и несколько долларов потратила на ярмарке. Джесс пересчитала деньги. Ах да! Еще она купила себе крем, жидкое мыло для стирки белья, шампунь. Не так-то и много! У нее должно было остаться больше денег, и намного, может быть, даже на сто долларов. Значит, кто-то украл. Тот, кто стащил деньги у миссис Хайнс, своровал и у нее. И этот кто-то не кто иной, как Джинни. Джесс понимала — чтобы получить свое кольцо обратно, ей нужно это доказать.

Утром Джесс, взяв свои учебники по географии и истории, спустилась вниз. Сьюзен предупредила, что сегодня будут повторять пройденный материал. На следующей неделе приедет школьный инспектор с проверкой, и она хотела, чтобы девочки были на высоте.

В гостиной на диване лежала Джинни и, болтая ногами, разрисовывала всевозможными вензелями буквы «Л.А.».

— Скоро ты туда попадешь, — заметила Джесс.

— Ага, так и будет, не сомневайся.

Джесс крепко прижала учебники к груди. Она еще не знала, сработает ли задуманное, но попробовать не мешало, чтобы получить обратно мамино кольцо.

— На что ты собираешься там жить, пока не станешь великой актрисой?

— Как-нибудь выкручусь, не волнуйся, — ответила Джинни, пожав плечами.

Джесс прикусила губу, надеясь, что Джинни не заметит ее напряжения.

— А вот Поп говорил, что легче делать деньги, когда уже кое-что отложено на черный день.

— Да что он понимает, этот старикан? Сам-то зарабатывает на жизнь, работая садовником! — Джесс деланно засмеялась.

— Не скажи, подруга. У Попа полно денег. — И она опять прикусила губу. — Сама видела.

— Ну естественно! Наверное, долларов двадцать. А может, пятьдесят?

Джесс подошла к дивану, на котором лежала Джинни, и села на стул к ней лицом.

— Ошибаешься, сотни, а может, и больше.

— Он что, показывал тебе свою чековую книжку?

— Нет, Поп банкам не доверяет. Он хранит деньги в старой банке из-под кофе, которая стоит на холодильнике.

Он мне ее показывал: гордится своими капиталами.

Джинни перекатилась на бок.

— Надо же, не боится держать свое богатство прямо в комнате.

Джесс вцепилась еще крепче в учебник географии.

— А чего ему бояться? Он ведь никогда не уезжает из Ларчвуда.

«За исключением пятницы, когда он утром отвозит миссис Хайнс в город», — хотелось ей добавить, но не стала. Джинни и без нее это знала — она жила в пансионате достаточно долго. Единственное, на что ей оставалось надеяться, что Джинни заглотнула наживку. Однако по ее бесстрастному лицу ничего нельзя было определить.

В этот момент в гостиную вошла Сьюзен, и урок начался.

В пятницу утром Джесс сказала Сьюзен, что плохо себя чувствует. Она дождалась, пока пансионатский фургон выедет из подъездной аллеи, и, тихо как мышка пробежав по двору, взобралась по деревянным ступенькам в жилище Хайнсов, которое располагалось над гаражом.

Сняв с дверного косяка ключ, она открыла дверь и вошла. Сквозь кружевные занавески просачивался осенний свет, образуя прозрачную дорожку, в которой плясали крошечные пылинки. Джесс ждала, присев на старенький диванчик. Она не знала, придет ли Джинни, а если придет, что она ей скажет. Джесс знала одно — она должна получить обратно свое кольцо, и способ, который придумала, .казался ей самым лучшим. Если бы она поделилась с мисс Тейлор своими сомнениями в отношении Джинни, ту наверняка вышвырнули бы из Ларчвуда, а Джесс не хотелось, чтобы это произошло из-за нее.

Долго ждать ей не пришлось. Через несколько минут после того, как она вошла в комнату, дверная ручка медленно пошла вниз. Джесс похолодела. А что, если это Поп и миссис Хайнс? Как она объяснит им свое присутствие в комнате? Ведь она не шьет, просто сидит на диване…

Дверь тихонько приоткрылась.

ДЖИННИ

Ну надо же! Эти придурки даже не запирают за собой дверь! Джинни вошла в комнату и остановилась как вкопанная — на диване она увидела сидящую фигурку, четко выделяющуюся на фоне окна.

— Привет, Джинни.

Джинни вздрогнула, но тут же пришла в себя. Да это же Джесс!

— Фу, как ты меня напугала! Какого хрена…

— Ты что-то здесь ищешь?

Джинни откинула с лица волосы.

— Ну да… Я ищу Попа.

— Сомневаюсь.

Вскинув брови, Джинни застыла на месте.

— Думаю, что ты пришла за деньгами.

Сердце Джинни часто забилось.

— Ах ты, сволочь!

— Да-да, ты пришла украсть у Попа деньги. Точно так же, как ты стащила мое кольцо.

У Джинни от страха сдавило горло.

— Ты сбрендила! — бросила она, пятясь к двери.

— Но я бы не хотела Ничего говорить мисс Тейлор, — продолжала Джесс.

Джинни остановилась. «Защищайся! — билось в голове. — Иначе тебе конец!»

— Что говорить? Что я приходила к Попу? Подумаешь, дело какое!

— Нет, Джинни, что ты собиралась украсть у него деньги. Те самые, о которых я тебе рассказала, так же, как ты стащила у меня кольцо и сто долларов в придачу, так же, как ты украла деньги миссис Хайнс, которая оставила их на кухонном столе для торговца яйцами.

Джинни молча посмотрела на Джесс. Ну надо же так вляпаться! Такая малявка, а сумела-таки прищемить ей хвост. Зажала в угол, теперь не выбраться! Джинни отлично знала: когда человеку что-нибудь позарез нужно, он любыми путями добивается желаемого, а этой девчонке, видно, позарез нужно ее кольцо. Может, отдать ей его, да и делу конец?

— Я знаю, что это сделала ты, Джинни, — заявила между тем Джесс.

Да пошла она к черту! С какой стати вот так, ни за что ни про что отдавать ей кольцо? Ведь оно — единственная возможность добраться до Лос-Анджелеса. Вздернув подбородок, Джинни пошла в атаку:

— Понятия не имею, о чем ты болтаешь!

Нужно уезжать прямо сейчас, хватит уже, насиделась.

Она поедет в Бостон, отыщет там Винни, а уж он позаботится обо всем остальном.

— Джинни, неужели тебе так нужны деньги?

Джинни горько усмехнулась.

— Что ты-то знаешь о деньгах? Тебе-то они вообще ни к чему! Уж твой папочка позаботится о том, чтобы ты ни в») чем не нуждалась.

Джесс согласно кивнула, и Джинни заметила, как по щекам у нее покатились слезинки.

— Если тебе нужны деньги, я их дам. Только, пожалуйста, отдай мне кольцо. Это мамино…

О Господи!

— Допустим, твое кольцо у меня. Я не говорю, что оно у меня, но предположим, и я тебе его отдам. Какие у меня гарантии, что ты не расскажешь мисс Тейлор и меня не вышвырнут отсюда?

— Только мое честное слово, — проговорила Джесс, опустив глаза.

Джинни расхохоталась.

— Забудь, подруга! Нет у меня твоего чертова кольца и никогда не было!

— Сколько тебе нужно, Джинни? Пять тысяч? Десять?

Двадцать? Этого хватит?

— Думаешь, твое кольцо у меня и я стану из-за него торговаться?

— Джинни, послушай, мне дорого это кольцо, очень дорого. Я бы все отдала за то, чтобы получить его обратно, но и твоя судьба мне небезразлична: мне не хочется, чтобы тебя выгнали из пансионата до рождения ребенка. Куда ты тогда пойдешь? Где будешь рожать?

Джинни почувствовала себя так, словно в грудь воткнули кинжал. Она бессильно прислонилась к двери. А ведь девчонка права! Если ее отсюда выставят, неизвестно, во-первых, где она будет рожать, а во-вторых, Винни наверняка заломит с продажи кольца такую кругленькую сумму, что на оставшиеся бабки и месяц прожить не хватит, не говоря уже о том, чтобы добраться с матерью до Лос-Анджелеса и начать там новую жизнь. С ненавистью взглянула она на хрупкую фигурку, расположившуюся на диване. Чтоб она сдохла!

— Я дам тебе денег в любом случае, Джинни. Честное слово! Столько, чтобы вы с мамой смогли снять в Лос-Анджелесе какой-нибудь уютненький домик и ни в чем не нуждаться до тех пор, пока ты не встанешь на ноги.

Считай, что таким образом я отплачу отцу за то, что он мне сделал.

Вот черт! Что же это она такое говорит!

— Ты хочешь сказать, что дашь мне денег, даже если никогда больше не увидишь своего кольца?

— Да, я же тебе говорю. Конечно, мне очень хочется получить свое кольцо назад, но мне небезразлично и то, что будет с тобой.

— Это еще почему?

— Может, потому, что у нас с тобой гораздо больше общего, чем тебе кажется, — ответила Джесс, пожав плечами.

— Да ну? Назови хоть одно.

— Хотя у меня есть отец, а у тебя мать и отчим, но мы с тобой, по-моему, очень одиноки.

И тогда Джинни поняла: она отдаст ей это дурацкое кольцо, за деньги ли, без денег, все равно отдаст. Только бы эта девчонка прекратила свои душещипательные беседы!

СЬЮЗЕН

Сьюзен, потеребив потрепанный подол своего расклешенного платья, влезла в любимые кожаные сандалии. Пора было отправляться на свидание с мисс Глэдстоун — «мисс Голстоун», как она ее называла про себя, этой чертовой инспекторшей из социального отдела, которая по закону штата должна была побеседовать с девочками и дать им на подпись отказные бумаги. Тяжело поднявшись с кровати, она спустилась в гостиную, собираясь по дороге с мыслями. Речь свою она обдумала заранее и прекрасно знала, какова будет реакция мисс Глэдстоун.

— А что думают по этому поводу ваши родители?

Инспекторша так посмотрела на Сьюзен, будто та только что призналась ей, что собирается совершить преступление.

— По какому именно?

Сьюзен не осталась в долгу — взглянула на собеседницу еще жестче.

— Что вы собираетесь оставить ребенка?

Сьюзен, будучи уже совершеннолетней, в бесплатных советах не нуждалась, и она решила дать это понять.

— Мисс Глэдстоун, мне уже почти двадцать два года. И меня, признаться, мало волнует мнение моих родителей на этот счет, особенно если я считаю, что так будет лучше для моего ребенка.

— А почему вы думаете, что вашему ребенку так будет лучше?

— Потому что я люблю его, люблю его отца и надеюсь, что настанет время, когда мы будем жить вместе.

— Значит, вы решили окончательно и бесповоротно?

— Да. — И впервые Сьюзен осознала, что это действительно так. — Я собираюсь оставить ребенка, — произнесла она вслух, словно ставя точку.

— Очень жаль! Существует множество семей, которые могли бы дать вашему ребенку все: любовь, нежность, заботу — в общем, счастливую, нормальную жизнь. Семей, которые отдали бы все на свете за возможность иметь собственных детей. Но увы…

Сьюзен, встав, заходила по гостиной.

— Мне не нужно втолковывать прописные истины, мисс Глэдстоун, я сама отлично знаю, что существует множество людей, которые живут по сравнению со мной в гораздо лучших условиях. Но пусть они берут на воспитание других детей, а не моего.

Мисс Глэдстоун покопалась в своем портфеле.

— Тогда думаю, вам нет нужды заполнять бланки.

— Вот именно.

«Забирай свои дурацкие бумаги и выметайся отсюда! — хотелось крикнуть ей. — А меня оставь в покое!» Теперь, когда решение было принято, ей хотелось остаться одной, хорошенько обо всем подумать и начать строить планы.

Она положила руку на свой огромный семимесячный живот и внезапно почувствовала непреодолимое желание убежать в свою комнату.

— Позовите, пожалуйста, следующую.

Сьюзен вылетела за дверь и, пробегая мимо Джинни, бросила:

— Твоя очередь, желаю удачи.

— Угу, — буркнула та в ответ.

Сьюзен влетела в свою комнату и несколько секунд не могла отдышаться. Сердце учащенно забилось. Может, не стоило в ее состоянии мчаться по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, но ведь о стольком нужно подумать!

И к черту родителей, как-нибудь переживут.

Она выдернула из-под громадной стопки книг записную книжку и, схватив ручку, плюхнулась на кровать.

Итак, начнем.

Сначала — где найти работу? В Нью-Йорке, конечно, где же еще? А может, лучше в Бостоне? Нужно будет порасспрашивать Пи Джей. Вдруг там жизнь дешевле. Итак, Бостон. А почему, собственно, и нет? И от родителей подальше, и аспирантура там наверняка имеется. Деньги у нее есть: слава Богу, дедушка оставил наследство. Должно хватить, чтобы прокормиться, заплатить за квартиру, за няню и за обучение. Бабушка наверняка не будет против, если Сьюзен потратит деньги на обучение. А может, когда-нибудь она даже расскажет бабуле про своего ребенка. Может быть, бабуля придет к ней, сядет у детской кроватки и тихонько споет ему еврейскую песенку, будет шептать ему ласковые слова, как когда-то ей, Сьюзен, когда она была еще маленькая. Мечты, мечты…

А мысли неслись галопом все дальше и дальше…

После окончания аспирантуры она найдет другую работу, получше, будет преподавать английскую литературу.

А где, как не в Бостоне, крупном культурном центре страны? Сьюзен отбросила записную книжку в сторону. А может, к окончанию ею аспирантуры из Вьетнама приедет Дэвид? Что, если он вернется к ней? Тогда они заживут втроем: он, она и их ребенок.

Сьюзен закрыла глаза и глубоко вздохнула. Пора было отправляться на поиски Пи Джей.

— Пи Джей! Мне нужна твоя помощь! — прокричала она, врываясь к ней в комнату.

Пи Джей сидела на краешке кровати и пристально смотрела в окно.

— Наконец-то я приняла решение, — выпалила Сьюзен. — Только что беседовала с этой дурацкой инспекторшей и, черт подери, решилась: я оставляю ребенка.

Пи Джей на ее реплику не отреагировала.

— Я тоже с ней разговаривала, — лишь заметила она.

Сьюзен наконец-то обратила внимание на отсутствующий взгляд подруги.

— Ой, прости, ради Бога. Тебе, видно, не до меня, ты только что заполнила отказные бумаги.

Пи Джей кивнула.

— Паршиво пришлось?

— Да уж. Имя, фамилия, чем болела и когда. Потом то же самое про отца ребенка. Даже… — она помолчала, — как он выглядит. О Господи! Да какая им разница, какие у него волосы, каштановые или светлые! Все эти месяцы я старалась забыть, как выглядит этот подонок, а они заставили меня вспомнить.

— Ох, Пи Джей, мне ужасно жаль.

— Да ладно! Так что ты мне хотела сказать?

— Знаешь, Пи Джей, сегодня со мной приключилось удивительное: меня словно осенило, и я поняла, что мне нужно делать. Я никому не отдам своего ребенка. Не знаю, может, и не доведется мне больше увидеть Дэвида, но по крайней мере у меня останется его ребенок. Я все еще люблю его, люблю их обоих.

— Ты уверена, Сьюзен?

— Еще как! — ответила Сьюзен, искренне веря в свои слова. — Не знаю, какая из меня получится мать, но я приложу все усилия, чтобы вышла хорошая.

Пи Джей нахмурилась — похоже, она не одобряла намерений подруги.

— Но будет ли это честно по отношению к ребенку, Сьюзен, ты об этом подумала? Представляешь, каково ему придется расти без отца? У меня была подруга, чьи родители разошлись. Знаешь, как она страдала, ее дразнили все, кому не лень. Дети могут быть очень жестокими, поверь мне.

— Взрослые тоже, Пи Джей.

— Но может быть, твоему ребенку будет лучше в нормальной семье, с папой и мамой, которые будут пылинки с него сдувать?

Закурив, Сьюзен подошла к окну, открыла его, отодвинув в сторону стоявшие на подоконнике баночки с кремом и флаконы с лосьонами и духами, и выпустила струю дыма.

— Похоже, мисс Глэдстоун удалось тебя хорошенько обработать. Может быть, такая жизнь хороша для тебя, но не для меня.

— Я тебе не верю. Ты говоришь так только потому, что уверена, что Дэвид к тебе вернется.

— А он никогда и не бросал меня, Пи Джей, это я его бросила.

Сьюзен взглянула на огромный дуб за окном — осень уже окрасила его листву в золотистый цвет. Вот и закончилось лето.

— Он вернется, — уверенно добавила она.

Пи Джей встала и, коснувшись руки подруги, спросила:

— Что ты собираешься делать? Куда поедешь после рождения ребенка?

Сьюзен, обернувшись, улыбнулась.

— Это-то я и пришла с тобой обсудить. Мне нужна твоя помощь.

— И чем же я могу тебе помочь?

— Я решила поселиться в Бостоне.

— О Господи! — простонала Пи Джей. — Лучше выдумать не могла!

И она, подойдя к кровати, шлепнулась на нее.

— Пи Джей, я знаю, с этим городом у тебя связаны самые неприятные воспоминания, но…

— Вот именно!

— Но мне и в самом деле нужна твоя помощь. Уже октябрь. Ребенок родится меньше чем через два месяца.

Времени у меня осталось в обрез.

— Времени на что?

— Чтобы подыскать квартиру. Пи Джей, прошу тебя, давай поедем в Бостон. Ты знаешь город, а я нет. Помоги мне. Найдем подходящее жилье и вернемся обратно, а когда родится сын, я смогу отвезти его… — Она помолчала и, улыбнувшись, закончила:

— Домой.

— А откуда ты знаешь, что родится мальчик?

Сьюзен опять улыбнулась.

— Знаю, и все.

Даже если Пи Джей не хотелось ехать в Бостон, она и словом об этом не обмолвилась. Они продумали все до мелочей. Поп наверняка разрешит им взять фургончик.

Мисс Тейлор они скажут, что собираются в конце недели съездить в Ахмерст посмотреть, какие там есть учебные заведения, а сами отправятся в Бостон и подыщут для Сьюзен подходящее жилище.

Квартирка оказалась без особого комфорта, но дешевая, и, кроме того, никаких бумаг на аренду Сьюзен подписывать не заставили. Располагалась она на втором этаже старого здания на Массачусетс-авеню в Кембридже, что рядом с Бостоном. Хотя в квартире было четыре комнаты с высокими ротолками, сама площадь была небольшой: гостиная, столовая, две спальни, кухня и ванная, новизной не отличавшаяся. Водопроводные трубы были ветхими, а пол, как и полы на кухне, следовало заменить лет сто назад. В гостиной стоял камин, к которому хозяйка запретила даже прикасаться из-за его старости — мало ли что может случиться. Сьюзен спорить не стала, заметив лишь, что он придаст квартире неповторимое очарование старины.

— Интересно получается, — заметила Пи Джей. — Когда мы чего-то хотим, кажется, что лучшего на свете ничего нет.

— Это ты верно подметила, — согласилась Сьюзен. — Если бы родители нашли мне эту квартиру, я бы их знаешь куда послала… А сейчас она мне кажется самым прекрасным местом на земле.

Пи Джей прошлась по комнате.

— А куда ты поместишь ребенка? В комнату, которая» выходит окнами на улицу или в переулок? — ехидно спросила она.

— Наверное, в ту, которая окнами выходит в переулок, — не обращая внимания на ее сарказм, ответила Сьюзен. — Там, должно быть, меньше шума.

— Не скажи, — покачала головой Пи Джей.

— Да будет тебе, Пи Джей, не порть мне настроение.

— Извини, я не хотела. Просто эта квартира очень похожа на ту, которую я снимала до Ларчвуд-Холла.

— Но здесь будут жить не какие-то студенты, а настоящая семья. — Сьюзен задумчиво посмотрела в окно. — И парк совсем рядом, весной буду прогуливать там в колясочке ребенка. До знаменитой Чарльз-стрит рукой подать.

Может, мы даже будем переходить по мосту на другую сторону. Как ты думаешь, далеко отсюда до Бостона?

Пи Джей тоже поглядела в окно.

— Далековато. Но тебе с твоими длинными ногами дойти — раз плюнуть.

Сьюзен улыбнулась.

— Знаешь, Пи Джей, если бы Дэвид вернулся ко мне сейчас, счастливее меня не было бы никого на свете.

— Может, он и вернется, Сьюзен. Только помни, когда ребенок» появится на свет, он потребует от тебя массу забот, внимания, любви. Готова ли ты к этому? Насколько я тебя знаю, ты вечно зациклена сама на себе и ничего вокруг не замечаешь.

— Я за последнее время сильно изменилась, — заметила Сьюзен.

— Сомневаюсь, — покачала головой Пи Джей.

Проигнорировав ее колкий ответ, Сьюзен пошла на кухню. Посреди нее стояла на карачках хозяйка и отдирала от протертого линолеума что-то черное. Пи Джей пошла вслед за Сьюзен, и обе они остановились в дверях.

Пи Джей взглянула на Сьюзен и покачала головой, однако глаза ее смеялись.

— Наверное, придется приобрести какую-то мебель, самое необходимое. Закажу с доставкой на дом, — проговорила Сьюзен и, прислонившись к щербатой фарфоровой раковине, выписала чек в счет оплаты первых трех месяцев на проживание.

Хозяйка встала и подтянула чулок, скатившийся с пухлой коленки.

— Вы сможете впустить сюда грузчиков из магазина, если я закажу мебель? — спросила Сьюзен.

— Ну конечно. Буду дома сидеть их дожидаться, будьте уверены.

Женщина взяла чек и вручила Сьюзен ключи.

— Увидимся через пару месяцев, — бросила она на прощание и вышла, а Сьюзен опустилась на пол и расхохоталась.

— Нет, ты представляешь! — еле выговорила она. — Мать моя совсем обалдеет. Мало того, что я оставлю ребенка, так еще и опять домой на праздники не приеду.

Потом они вышли из квартиры и решили пообедать в каком-нибудь приличном заведении, которое отыскалось очень скоро.

— Давай отметим это событие, — предложила Сьюзен. — Я угощаю.

Они закатили шикарный обед: устрицы, мясо по-французски, а на десерт мороженое в вафельных стаканчиках.

Почувствовав, что больше в них ничего не влезет, девушки вышли из ресторана и поехали обратно в Ларчвуд. По дороге Сьюзен тараторила без умолку:

— Значит, так, нужно купить коляску, детскую кроватку и всякие там пеленки-распашонки. Нужно съездить в Бостон и все заказать. Как ты думаешь, они пришлют все это на дом?

— А я откуда знаю? — проговорила Пи Джей, не отрывая взгляда от окна. — Могут, наверное.

— Пи Джей, прошу тебя, ну развеселись хоть чуть-чуть.

Я знаю, тебе это скучно, может, даже неприятно, но постарайся меня понять. Со мной сейчас происходит самое замечательное: я чувствую, что наконец-то обрела себя и вырвалась из-под влияния родителей.

— Нет, мне вовсе не неприятно, честное слово. Просто сама я ребенка оставлять не собираюсь. Мне хочется одного — чтобы он побыстрее родился, и я смогла бы вернуться к своей прежней жизни. А тебе я не завидую.

В машине наступила тишина. Сьюзен думала о Дэвиде.

— Как ты думаешь, я смогу его отыскать? — спросила она Пи Джей.

Та лишь пожала плечами.

— Во всяком случае, попытаться стоит, хуже от этого не будет.

Сьюзен побарабанила пальцами по рулю.

— Что ж, попытаюсь, — тихонько прошептала она.

Когда они выехали на подъездную аллею, ведущую к Ларчвуд-Холлу, шел одиннадцатый час вечера. Над входной дверью светился фонарь.

— Как ты думаешь, мисс Тейлор ждет нас? — спросила Сьюзен.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась Пи Джей.

Сьюзен поставила машину в гараж. Они вышли из нее и поднялись по ступенькам.

— Только помни, никому ни слова, — предупредила Сьюзен. — Ни единому человеку.

— Не беспокойся, — ответила Пи Джей.

Девушки вошли в дом.

Мисс Тейлор сидела в своем кабинете, освещенном лишь настольной лампой под шелковым абажуром.

— Вижу, вы добрались в целости и сохранности, — вяло проговорила она.

Девушки переглянулись — может, что-то случилось?

— Да, мы очень удачно съездили, мисс Тейлор, — сказала Сьюзен. — Спасибо, что отпустили нас.

— Пи Джей, извини нас, пожалуйста, но мне нужно поговорить со Сьюзен кое о чем наедине, — заметила мисс Тейлор, обращаясь к Пи Джей.

Та взглянула на Сьюзен, потом на мисс Тейлор.

— Ну конечно, пойду к себе. Спокойной ночи. — И она вышла.

«Начинается, — подумала Сьюзен. — Мисс Тейлор знает.

Эта чертовка инспекторша ей все доложила».

— Садись, дорогая, — пригласила мисс Тейлор.

Сьюзен послушно села.

— Что-нибудь случилось?

— Мисс Глэдстоун сообщила мне, что ты решила оставить ребенка.

Сьюзен почувствовала, как к горлу подкатила тошнота.

— Это еще не точно, — соврала она. — Я только подумываю об этом.

— Ну что ж, дорогая, если будет желание обсудить этот вопрос, я всегда к твоим услугам.

И это все?

— Да, Сьюзен, звонила мама. Просила тебя перезвонить ей сегодня. Думаю, еще не слишком поздно.

Значит, звонила мама? Неужели мисс Глэдстоун и ей обо всем сообщила?

— Ну что вы, конечно, нет. Я могла бы позвонить прямо сейчас.

— Очень хорошо, не буду тебе мешать.

И мисс Тейлор, встав со своего кресла, вышла в холл.

«Странно, — подумала Сьюзен. — С чего бы ей уходить? А впрочем, что тут странного. Она думает, что мама начнет меня отговаривать. Ну почему все они обращаются со мной, как с ребенком?! Я уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, как жить дальше!» Ну ничего, отговорить ее мама не сможет, как и не в ее власти отнять у нее впервые испытанное чувство независимости и безудержного счастья. Пускай язвит, пускай подкалывает! Этот номер у нее не пройдет ни сегодня, ни впредь.

Сьюзен сняла трубку и продиктовала телефонистке номер их домашнего телефона, а сама тут же записала его в журнал для оплаты. Мать сняла трубку после первого же гудка.

— Сьюзен? — проговорила она, даже не поздоровавшись.

— Да, мама, это я. Ну как ты?

— Отлично, просто отлично.

Голос матери на сей раз был напрочь лишен обычных ворчливых ноток. Странно.

— Мисс Тейлор сказала мне, что ты звонила.

— Да. Сьюзен, я сегодня кое-что узнала.

Так, начинается.

— Звонил твой приятель по институту.

— Дэвид?

Сердце застучало в груди как бешеное.

— Нет, не Дэвид, а Аллан. У него есть известия относительно Дэвида, которые, как он считает, тебе было бы интересно узнать. Правда, не очень радостные.

— Аллан? — Значит, сосед Дэвида по комнате каким-то образом отыскал ее родителей. — Что он сказал, мама?

Сьюзен уже начала терять терпение.

— Это касается Дэвида.

Она изо всех сил вцепилась в телефонную трубку.

— Он, оказывается, отправился во Вьетнам.

— Да, мама, я знаю.

Ну быстрее же, быстрее!

— Так вот, он попал в список без вести пропавших.

Трубка выпала у Сьюзен из рук.

Сьюзен набрала номер телефона Аллана. Да, он звонил, да, это правда — Дэвид считается без вести пропавшим: пропал, когда ходил в разведку, в сентябре, 14-го числа. Больше он ничего не знает.

Сьюзен сидела, ничего не соображая. Но где Дэвид сейчас? Жив ли, нет ли? А что, если его пытают? Казалось, сердце готово было разорваться на мелкие кусочки.

— Зачем он поехал туда, Аллан? — всхлипнула она. — Ну зачем?

— Он сказал, что ты бросила его, Сьюзен. А потом, после покушения на Кеннеди у него не осталось никаких надежд, он разуверился во всем.

— О Господи! Это все из-за меня.

— Нет, не казни себя, Сьюзен, ведь он не погиб, а только пропал без вести. Его найдут, вот увидишь!

— Аллан, а ты мне позвонишь, когда его найдут?

— Ну конечно.

Сьюзен продиктовала ему номер телефона в Ларчвуде.

— Я пробуду здесь еще пару месяцев, а потом перееду в Бостон и сразу же сообщу свой номер телефона.

— Ты сейчас учишься?

Сьюзен помялась.

— Нет, живу у друзей, — наконец ответила она и после секундной паузы добавила:

— О Господи, Аллан! Как бы я хотела хоть чем-то помочь!

— Чем тут поможешь? Единственное, что ты можешь сделать, это помолиться.

ПИ ДЖЕЙ

Странно было снова оказаться в Бостоне. Старинные здания, скрытые раскидистыми кленами с янтарной листвой, шум машин, снующих по узким улочкам, такой родной и знакомый запах влажной булыжной мостовой. Бостон и осенью не спутать ни с одним другим городом.

Пи Джей сидела на веранде Ларчвуда, наслаждаясь теплым октябрьским деньком. Когда Сьюзен попросила ее поехать с ней в Бостон, первым побуждением Ни Джей было отказаться. Нет, она не желает больше видеть этого города, который опять напомнил бы ей о Фрэнке! Но Сьюзен была так взволнована, что Пи Джей стало ее жаль.

Подруг у нее никогда не было, одни приятели-мальчишки.

Ей очень не хотелось потерять Сьюзен, за последнее время они очень сблизились. Поэтому и согласилась.

К счастью, квартира, которую сняла Сьюзен, располагалась по другую сторону реки. Этот район Пи Джей знала плохо. Вроде бы Бостон, и вроде бы нет. Запах не тот, незнакомый, непривычный… Неподалеку от будущего жилища Сьюзен находилась крупная кондитерская фабрика, и в воздухе стоял одуряюще-сладковатый аромат.

Пи Джей вздохнула. Трудно поверить, что со времени их поездки в Бостон прошла только неделя. Как все изменилось! Мечты Сьюзен развеялись как дым. Она почти не говорила с Пи Джей об исчезновении Дэвида. Вместо этого замучила ее воспоминаниями о старых друзьях, о тех, кто хорошо знал ее и был близко знаком с Дэвидом. Большую часть свободного времени она проводила, разговаривая по телефону. Это напомнило Пи Джей о том, что за стенами Ларчвуда их всех ждет совершенно другая жизнь: у каждой своя и самое главное — не имеющая никакого отношения к теперешней. Но для Пи Джей возврат к этой жизни настанет позже, чем для остальных. Сегодня только 19 октября, а родить она должна где-то в районе Рождества — самой последней из всех. Остальные уедут из Ларчвуда, а Пи Джей останется. Одна…

Из дома донесся пронзительный телефонный звонок.

Опять звонят Сьюзен. Бедняжка! Дэвид, похоже, навсегда ушел из ее жизни. Пи Джей подумала о других девочках.

Джесс. Ее мечты о примирении с отцом такие зыбкие.

Джинни. Та вообще никак не может найти себя в этой жизни. Да и она сама не лучше. Единственная ее мечта — скорее покончить с этим постылым одиночеством. Интересно, испытывала ли мама подобное чувство? Почему она никогда не рассказывала ей, что у нее был ребенок? Ну почему? Особенно сейчас. Почему упорно скрывала? Может, мама ненавидит ее за то, что она забеременела, будучи не замужем, тем самым напомнив ей о собственном темном прошлом?

Дверь отворилась, и на веранду вошла мисс Тейлор.

— Утро сегодня просто чудесное, — заметила Пи Джей. — Стоят последние теплые денечки!

Мисс Тейлор не ответила. Пи Джей бросилась в глаза ее необычная бледность.

— Что случилось, мисс Тейлор? С вами все в порядке?

Хозяйка села рядом в плетеное кресло. — Пи Джей заметила, что она дрожит.

— Пи Джей, — с трудом выговорила она. — О Господи, даже не знаю, как тебе сказать.

— О чем? Что случилось?

Мисс Тейлор накрыла своей жилистой рукой ее руку.

— Боюсь, у меня плохие новости.

Плохие новости?

— О Дэвиде? О Боже! Бедная Сьюзен!

Мисс Тейлор ласково погладила Пи Джей по руке.

— Милая моя, только что звонила твоя мама.

Мама? Что-то случилось с мамой?

— Мы подумали, будет лучше, если я сама тебе скажу, чем ты услышишь по телефону.

Пи Джей почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Что произошло, мисс Тейлор? — едва выдохнула она.

Мисс Тейлор тяжело вздохнула.

— Твой отец, Пи Джей…

— Что? Что случилось с папой?

— У него был сердечный приступ…

Пи Джей порывисто вскочила с кресла.

— Что?! О Господи, нет! Только не это!

Она бросилась к двери, а в голове билась одна-единственная мысль — папа, папочка, нет…

— Я должна ею видеть! — закричала она. — Поп сможет отвезти меня туда?

— Пи Джей, милая ты моя… — тихонько прошептала мисс Тейлор.

Пи Джей бросила на нее яростный взгляд.

— Он обязан это сделать! Мне нужно во что бы то ни стало повидать папу! Бедный мой папочка! Когда это случилось? На работе?

— Да. Но, Пи Джей, боюсь, ты не поняла.

Пи Джей взглянула на хозяйку пансионата. Лицо бледное, губы, как обычно, накрашенные ярко-красной помадой, дрожат… Вдруг больно сжалось сердце, и она все поняла.

— Он умер?

Мисс Тейлор опустила глаза.

— Умер…

Пи Джей застыла.

— Умер… — эхом повторила она.

Через минуту она уже звонила домой. Трубку взял брат.

— Джуниор? Это я, Пи Джей.

— А, привет.

Какой у него отрешенный, взрослый голос!

— Джуниор, это правда?

— Да.

— О Господи! — едва выдохнула она. — Как это случилось?

— Может, тебе дать маму?

— А она может говорить?

— Мам! — закричал Джуниор. — Это Пи Джей.

Пи Джей представила себе мать. Наверное, сидит на кухне, уставившись в пустоту, на коленях блокнот. Взяла его, чтобы записать, что следует выполнить, но не до того — сил нет. Как же ей хотелось быть там! Снова почувствовать такое теплое, успокаивающее объятие. Только вот кто ее теперь обнимет? Мама? Разве она когда-нибудь ее обнимала? Ох, папочка…

— Пи Джей? — наконец послышался голос матери.

Казалось, что она находится за тридевять земель. А может, так оно и было.

— Мама, как ты? — шмыгая носом, спросила Пи Джей.

— Со мной все в порядке.

Голос прозвучал настолько уверенно, что Пи Джей поразилась.

— Мама, мне просто не верится…

— Знаю.

— Как это случилось?

Секунду помолчав, мать ответила:

— Он был на работе. И вдруг упал, ударившись головой об стол. Вызвали «скорую», но было уже поздно.

В коротких предложениях уместился весь страшный смысл случившегося.

— Нет, этого не может быть! Только не папа! — зарыдала Пи Джей.

Горе схватило ее в свои цепкие объятия. Ну почему, почему именно ее папа! Ведь она видела его две недели назад! Он выглядел вполне здоровым, разве что немного испуганным: боялся рассказать ей о постыдном прошлом матери, что Пи Джей была просто обязана знать.

— Мама, он что, плохо себя чувствовал? — рыдая, проговорила Пи Джей.

— Врачи сказали, что сердечные приступы обычно бывают вызваны стрессами, а их у него в последнее время было предостаточно благодаря тебе.

Пи Джей машинально покрутила телефонный провод.

— Когда похороны?

— Послезавтра. Отец всегда просил, если умрет первым, чтобы я не тянула с похоронами.

— Поп Хайнс отвезет меня домой.

Молчание.

— Алло, мама!

— Ты не приедешь ни при каких обстоятельствах!

Пи Джей стояла как громом пораженная.

— Почему?

— Ты меня слышала! — донесся до нее шипящий голос матери. — Может, забыла, что ты уже на седьмом месяце?

«Ах ты, сука! Сука паршивая! — хотелось завопить Пи Джей. — А как же ты сама? Ведь ты ничем не лучше меня!

Я все о тебе знаю! Все!»

Но она обещала отцу молчать об этом и обещание свое сдержит.

— Мама…

Но та не дала ей и слова сказать:

— Я не допущу, чтобы тебя здесь увидели и поняли, до чего ты докатилась! Думаю, что ты этого не сделаешь, хотя бы из уважения к отцу.

Пи Джей почувствовала — возражать бесполезно, матери ничего не докажешь.

— Я скажу знакомым, что тебя направили продолжать обучение в Европе и что я не стала сообщать тебе о смерти отца, — продолжала мать и закончила:

— Не могу поверить, что ты так поступила с нами! Отец этого не заслужил.

Единственное, чего ей хотелось, это встать под душ, смыть с себя горе, смыть с себя чувство вины. Пи Джей стояла под горячими струями воды, которые больно били по телу, вцепившись в белую полиэтиленовую штору, словно та способна была дать ей силы выстоять и жить дальше.

«Папочка, — шептали непослушные губы. — Папочка… неужели это я во всем виновата?» Она прислонилась к стене и обхватила руками свой огромный живот. «Господи, папа! Неужели это я свела тебя в могилу? Может быть, и правда ты умер со стыда за свою дочь?»

Боль переполняла ее. Казалось, она сочится даже из ее набухшей груди. Пи Джей потерла глаза — черная тушь потекла по рукам грязными струйками. Она вытянула ладони вперед и стала смотреть, как вода смывает с них грязь и та уходит… Уходит в никуда. Только что тушь была здесь, и вот ее уже нет… как и папы — его тоже нет и никогда не будет…

Пи Джей продолжала стоять под душем — голая, несчастная и такая одинокая. В душевой было тихо, лишь рыдания нарушали тишину, да и те заглушались глухим шумом льющейся воды.

— Думаю, нам следует поехать всем, — заявила Джесс.

Она сидела в комнате Пи Джей за столом, остальные примостились на кровати.

Пи Джей вышла из душевой и швырнула в угол мокрое полотенце.

— Пи Джей, прими наши самые искренние соболезнования, — сказала Сьюзен.

Остальные молча закивали.

— Спасибо, — ответила она.

Ну почему умерли не они, а папа, самый лучший человек на свете! Единственный, кто любил ее! Какое они вообще имеют право быть живыми и зачем пришли сюда?

— Куда это вы собрались? — спросила она, стараясь как-то разрядить гнетущую атмосферу.

Девочки переглянулись. Ответила Джесс:

— На похороны. Вместе с тобой.

У Пи Джей вырвался нервный смешок.

— Ну если вы собираетесь на похороны, то поедете без меня.

— Если ты не хочешь, чтобы мы ехали…

— Да нет же, черт подери! Поезжайте, если хотите. А вот мне это категорически воспрещено.

В комнате воцарилась тишина.

— Тебе нельзя поехать? — спросила Сьюзен.

Пи Джей, опустившись на пол, натянула на ноги подол своего вельветового сарафана.

— Мама не разрешает. — И, снова хохотнув, она ткнула пальцем в свой живот. — Что скажут соседи?

Девочки молча уставились на Пи Джей. Та горько разрыдалась.

Сьюзен быстро подошла к ней, обняла за плечи.

— Но ведь ты хочешь поехать, правда?

Пи Джей, подтянув колени к груди, обхватила их руками. Вытерев слезы, сказала прерывающимся голосом:

— Дело тут не в моем желании.

— Да пошли ты ее к черту! Она не имеет никакого права тебе запретить! — воскликнула Джинни, вскочив с кровати.

— Если она ослушается, будут неприятности, — заметила Джесс.

— Ну и что! — бросила Джинни и вдруг застыла на месте. — А что, если… — Лицо ее отразило напряженную работу мысли. Густо накрашенные глаза превратились в узенькие щелочки. — А что, если она не узнает, что ты приезжала на похороны?

— Это будет трудновато скрыть, — усмехнулась Пи Джей невесело.

— Вовсе нет, если ты будешь похожа на кого-то постарше'. — Резко повернувшись, она принялась ходить взад-вперед по комнате. — Например, на мисс Тейлор. Я могла бы тебя загримировать, — проговорила она. — Потом взять у нее платье…

— Мисс Тейлор меня не отпустит, — охладила ее пыл Пи Джей. — Наверняка мама ее уже настроила.

— Вот черт! — пробормотала Сьюзен.

— А кто говорит, что нужно обязательно докладывать мисс Тейлор? — ласковым голоском прощебетала Джинни.

Пи Джей ни разу не слышала, чтобы она говорила таким доброжелательным тоном.

— Что-то не пойму, что ты хочешь сказать, — заметила Джесс.

— Все очень просто. Я могла бы забраться к ней в комнату и… одолжить у нее платье.

Джесс укоризненно взглянула на нее.

— Ты хочешь сказать — украсть?

Джинни пожала плечами:

— Если тебе так больше нравится. А ты, Джесс, — продолжала она, вращая глазами, — пойдешь к Попу и попросишь его отвезти Пи Джей в Массачусетс.

— Ой, Джинни! — заохала Джесс. — А если он расскажет мисс Тейлор?

— Скажешь, чтобы и думать не смел. Он для тебя все сделает, ты это отлично знаешь.

— Что ж, может быть…

— Правильно, — подхватила Сьюзен. — Джинни добудет платье и загримирует тебя, а у меня где-то завалялись отличные старушечьи туфли. Они, правда, здоровые, но можно затолкать чего-нибудь в носки.

— Отлично, — обрадовалась Джинни. — Когда придет время, Джесс займет чем-нибудь мисс Тейлор, чтобы Пи Джей без проблем выскользнула из дома.

Пи Джей взглянула на каждую девушку поочередно — подруги, самые настоящие подруги, верные и надежные.

— А мы с ней разве не поедем? — спросила Джесс.

— Ну конечно, поедем, — отозвалась Сьюзен.

— Подождите-ка, — вмешалась Пи Джей. — Я вам благодарна за то, что вы хотите для меня сделать, но не кажется ли вам, что четыре беременные женщины на похоронах — это уж чересчур?

Сьюзен призадумалась.

— Это точно. И потом, как мы объясним наше отсутствие мисс Тейлор? Но я поеду. Мы с Попом.

— А зачем вообще брать Попа? — спросила Джинни. — Он ведь дал тебе машину съездить в Бостон. Значит, и сейчас даст.

— А откуда ты знаешь, что я ездила в Бостон? — удивилась Сьюзен.

Джинни улыбнулась и промолчала.

— Так или иначе, — продолжала Сьюзен, бросив насмешливый взгляд на Джинни, — мне будет спокойнее, если Поп поедет с нами. Мало ли что может случиться.

— Мне тоже, — добавила Пи Джей.

На следующий день Джесс влетела в комнату Пи Джей.

— Поп согласен! — радостно крикнула она.

Джинни в это время гримировала подругу. Посыпала рыжеватые волосы Пи Джей пудрой, отчего они стали белоснежными, щедро намазала лицо гримом и провела по нему кисточкой. Получились глубокие морщинки. Конечно, до преклонного возраста мисс Тейлор было далеко, но нужного эффекта Джинни добилась. Пи Джей стала казаться старше, и намного.

— Сначала он никак не соглашался, — затараторила Джесс. — Сказал, что если узнает мисс Тейлор, не миновать скандала. Но я рассказала ему, как много это значит для Пи Джей, да и для всех нас. И он сдался.

Пи Джей прикрыла глаза. Господи! Будь ты проклят за то, что отнял у меня отца, и спасибо тебе за то, что ты дал мне друзей.

Джинни принялась придирчиво рассматривать лицо Пи Джей.

— Молодец, Джесс! Я так и знала, что у тебя все получится. Гм… Так! Все понятно! Нужны очки. Возьмешь у Сьюзен.

— Да я в них и шагу ступить не смогу! — воскликнула Пи Джей.

— Наденешь их только перед тем, как входить в церковь. Все равно тебе придется ждать, пока все туда войдут. Сядешь на самую дальнюю скамейку — никто тебя не заметит.

Пи Джей только удивилась: как это Джинни умудрилась все предусмотреть!

— Джинни… — проговорила она.

— Что?

— Спасибо тебе.

— Да ладно, — бросила та, пожав плечами.

Ночью, лежа в кровати, Пи Джей старалась выбросить из головы мысли о матери. Обняла подушку, представив, что обнимает отца, и зарыдала. Так она провела всю ночь — в полудреме, между сном и бодрствованием.

Горе не отпускало ее от себя. Она понятия не имела, который час. Когда умирает человек, которого любишь, кажется, что время останавливается.

Когда наконец-то настал рассвет, Пи Джей оторвалась от подушки и заставила себя подняться. Сегодня она едет на похороны папы.

— Мне очень хочется, чтобы ты, мама, узнала меня, — вслух сказала она. — Чтобы увидела, что нет силы, способной меня остановить.

— Что-то вы, девочки, сегодня слишком смирные, — заметила за завтраком мисс Тейлор.

Все промолчали, взглянув понимающе друг на друга.

— Ну ладно, пойду позанимаюсь, — проговорила Джинни и первой вышла из столовой.

От Пи Джей не укрылось выражение крайнего удивления, появившееся на лице мисс Тейлор.

Все было готово к предстоящей операции. Джинни стащила у мисс Тейлор платье и пару толстых чулок. Пи Джей предпочла не спрашивать, как ей это удалось. Джесс принесла белые перчатки и маленькую кожаную сумочку.

— Да ни одна старушенция такую сумку и в руки не возьмет! — фыркнула Джинни, и Джесс обиделась.

У Пи Джей, однако, было другое мнение — ей казалось, что это как раз то, что нужно.

Когда с гримированием было покончено, Джесс помогла Пи Джей влезть в платье мисс Тейлор, и она сразу же стала походить на кругленькую, пухленькую женщину средних лет. Беременность лишь подчеркивала сходство.

— Нужно еще прикрыть грудь кружевным платочком, — заметила Джинни.

Когда с одеванием было покончено, в комнату вошла Сьюзен.

— Ну что, готовы? — спросила она.

Джесс, Джинни и Пи Джей с удивлением посмотрели на нее. Неужели это и вправду Сьюзен? Длинные, обычно распущенные по плечам волосы теперь убраны в аккуратный пучок, на лице ни грамма косметики, на ногах лакированные лодочки на низком каблуке, на теле простенький свитерок и белая блузочка. Благонравная беременная дамочка.

— О Господи! — первой пришла в себя Пи Джей. — Что это с тобой?

Сьюзен расхохоталась.

— Я подумала, что меньше всего тебе хотелось бы видеть на похоронах папы какую-то хиппушку. И вообще, — тихо добавила она, — по-моему, время для демократических выступлений прошло.

Пи Джей подошла к ней, тронула за плечо.

— Спасибо, Сьюзен, Спасибо тебе, что едешь со мной. — И, чувствуя, что на глаза начинают наворачиваться слезы, обратилась ко всем остальным:

— Спасибо вам всем, девочки. Вы даже не представляете, что для меня все это значит.

— Желаем тебе удачи, — ободряюще улыбнулась Джесс.

— Ну давай выметайся отсюда поскорее, да смотри, на мисс Тейлор не напорись, — подхватила Джинни. — А я пойду к Попу. Когда Джесс начнет вешать мисс Тейлор лапшу на уши, я вам тотчас подам знак.

Джесс с Джинни ушли, а Пи Джей со Сьюзен остались ждать сигнала.

— Она просто молодец! — заметила Пи Джей.

— Кто, Джинни?

— Да. Как будто каждый день этим занимается.

Сьюзен кивнула.

— Улица и не тому научит.

Пи Джей выглянула в окно — Поп стоял, прислонившись к машине. Ей вдруг стало не по себе. С чего бы это?

Боится, что мать узнает ее? Что мисс Тейлор каким-то образом проведает об их намерениях и запретит ей ехать?

А может, пустота, охватившая душу, — следствие глубокого горя?

К Попу подошла Джинни. Взглянув на окно в комнате Пи Джей, она подала девочкам знак.

— Пора, — сказала Сьюзен.

Спускаясь по лестнице, они старались ступать тихо как мышки. Пи Джей, прижимая к груди сумочку, прилагала все усилия, чтобы туфли Сьюзен, которые были ей намного велики, не стучали по ступенькам. Проходя мимо двери в кабинет мисс Тейлор, Пи Джей услышала приглушенные голоса. Они на цыпочках пробежали по кухне и выскочили через заднюю дверь. Поп уже сидел за рулем, мотор тихонько работал. Джинни распахнула дверцу.

— Ну, удачи вам, девочки, — шепотом пожелала она.

В этот момент из дверей донесся пронзительный голос мисс Тейлор:

— Пи Джей!

У Пи Джей внутри все оборвалось. Внезапно она почувствовала, насколько нелепо, по-дурацки одета — ну точь-в-точь карикатура на почтенную мать семейства. Мисс Тейлор с сумкой в одной руке и с перчатками в другой решительно направлялась к машине.

— Если ты твердо решила ехать, не буду тебя останавливать, дорогая, — ласково проговорила она. — Лучше поеду с тобой. Садитесь со Сьюзен на заднее сиденье.

От удивления Пи Джей не проронила ни слова. Они забрались в машину. Когда Поп вырулил на подъездную аллею, она увидела у заднего крыльца Джесс и Джинни.

Джесс улыбнулась и помахала ей рукой, а Джинни повернулась и вошла в дом.

Улица, на которой стояла белая церковь с колокольней, была запружена машинами. Пи Джей сидела в фургоне и молча смотрела, как в церковь один за другим входят люди, пришедшие проводить отца в последний путь: мистер Браун — владелец ресторана, в котором папа любил обедать, Глэдис и Джордж Прайор — давнишние соседи, Тим Дэвю — партнер по гольфу, Мэвис и Марла Томпсон — партнерши матери по бриджу. Пи Джей была абсолютно спокойна, только озноб пробирал ее слегка, она дрожала, никак не могла согреться.

Когда перед церковью уже никого не осталось, мисс Тейлор обратилась к Пи Джей:

— Ну, пора. Как ты себя чувствуешь?

Пи Джей глубоко вздохнула.

— Отлично, мисс Тейлор, — проговорила она и, распахнув дверцу, вышла из машины.

Остальные последовали за ней. Они поднялись по ступенькам. Сьюзен легонько поддерживала Пи Джей под локоток. Поп открыл дверь церкви, и они вошли. Народу было Видимо-невидимо.

К ним тут же подошел Уолтер Кнадсон. Он был другом их семьи, сколько Пи Джей себя помнила, а теперь, очевидно, выступал в роли распорядителя, показывающего пришедшим на похороны людям их места. Пи Джей испугалась: вдруг он ее узнает?

Мисс Тейлор тут же пришла на выручку. Она отвлекла внимание Уолтера на себя, сказав, что они будут сидеть на откидных стульях, располагавшихся вдоль задней стены.

Он кивнул и отвернулся. Не узнал…

Пи Джей села у самого прохода — так ей лучше был виден гроб из красного дерева, покрытый белоснежным покрывалом с кистями по краям, расшитым розами. За гробом стояла огромная корзина белых цветов. К ней была прикреплена белая лента с надписью золотыми буквами — «Папе». Рядом с гробом сидела мать. Пи Джей была видна ее голова под черной вуалью, высоко вскинутая и неподвижная.

Отпевание шло долго, но Пи Джей не слышала ни слова ни из панихиды, ни из панегирика, произнесенного Смитти, самым близким другом отца и его верным помощником. Она не могла глаз отвести от гроба. Неужели и в самом деле в нем лежит ее отец? Неужели останется там навсегда?

При этой мысли Пи Джей стало не по себе, она закрыла глаза и тут же почувствовала теплую руку мисс Тейлор.

Пи Джей с трудом подавила уже готовый было вырваться горестный стон.

Голоса стихли. Орган заиграл любимый гимн отца. Пи Джей тихонько заплакала.

После того как отзвучали последние аккорды, все встали. Органист заиграл «Верую в Господа, Отца нашего».

Сквозь слезы Пи Джей смотрела, как гроб повезли по проходу. Уолтер Кнадсон подошел к матери и помог ей подняться. Пи Джей похолодела. Господи, сейчас она пройдет прямо рядом с ней! Она почувствовала, как Сьюзен ободряюще дотронулась до ее руки.

Гроб приближался все ближе, ближе, вот он уже рядом с ней. Пи Джей протянула руку и легонько коснулась края.

— Я люблю тебя, папочка, — тихонько прошептала она.

Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд.

Мама! Сухие — ни слезинки — глаза матери в упор смотрели на нее. Мать узнала ее, вне всякого сомнения. Пи Джей на секунду показалось, что у нее перестало биться сердце. Потом ясный взор матери перешел на мисс Тейлор, и в сопровождении ничего не подозревающего Джуниора мать вышла вслед за гробом на залитый солнцем церковный двор.

 

Глава десятая

ДЖЕСС

Утром перед Днем благодарения Джесс сидела в своей комнате, глядя на календарь. До 14 декабря оставалось семнадцать дней — семнадцать дней до рождения ребенка. Она принялась листать календарные страницы назад. Каждый день был зачеркнут крест-накрест черным фломастером. Вот они — дни, недели, месяцы, когда она считала, что этот ребенок принадлежит им с Ричардом. И снова почувствовала боль, еще более острую от сознания того, что отец оказался прав: Ричард встречался с ней только из-за денег.

Захлопнув календарь, Джесс сунула его в стол. Через несколько недель все будет кончено. Рождество она будет отмечать дома — первое Рождество без мамы… Потом скорее всего вернется в Лондон или в другой какой-нибудь пансионат, который выберет для нее отец, возможно, еще дальше от дома. В животе шевельнулся ребенок.

— Когда-нибудь я найду тебя, — прошептала Джесс. — Обещаю.

Завтрак прошел в напряженной атмосфере, ставшей обычной после того, как Сьюзен узнала о без вести пропавшем Дэвиде, а у Пи Джей умер отец. В батареях шумела вода — время шло к зиме, и отопление уже включили.

Только этот приглушенный звук нарушал царившую в столовой гнетущую тишину да время от времени стук вилок о тарелки. Джесс оглядела сидящих за столом девушек и подумала о том, что не так-то много завтраков осталось провести им вместе.

— У меня есть идея, — сказала она, и слова ее прозвучали особенно громко в тишине.

Все молча посмотрели на нее.

— Завтра День благодарения, — продолжала Джесс. — И скоро все мы уедем отсюда.

— Ну и что? — пробурчала Джинни.

— Миссис Хайнс собирается приготовить индейку. — Она пожала плечами. — Вот я и подумала, а что, если нам украсить дом?

— Украсить? — удивилась Джинни.

— Ну да, ведь скоро Рождество. Мы могли бы пойти в лес, наломать сосновых веток и…

— У меня, между прочим, большой опыт в этом деле, — перебила ее Сьюзен. — Я обеими руками за.

Джесс по привычке покрутила кольцо. Оно поддалось с трудом — пальцы сильно распухли. Лучше всего было бы его снять, но после истории с пропажей не было никакого желания это делать.

— У меня в этом году далеко не праздничное настроение, — заметила Пи Джей.

— Пи Джей, я понимаю, как тебе тяжело без отца, но и я впервые буду праздновать Рождество без мамы. Может быть, вместе нам с тобой будет легче?

— А ведь ты, Джесс, права, черт подери! — подала голос Джинни. — Отличный способ хоть как-то убить время.

После завтрака все надели теплые куртки, мисс Тейлор снабдила каждую хозяйственной сумкой, и девочки направились к лесу, подгоняемые прохладным ветерком.

— Когда вернетесь, попрошу миссис Хайнс приготовить вам по чашке горячего шоколада! — крикнула она, стоя в дверях черного хода.

Девушки с трудом брели по лесу: под ногами шуршала листва да скрипели сухие сосновые иголки.

— Я знаю отличное местечко, — проговорила Джинни.

— Там что, есть пышные сосновые ветки? — спросила Джесс.

— Ага, я его обнаружила, когда только приехала сюда.

Кажется, сто лет прошло с тех пор.

К обеду руки у всех были липкими от смолы, спины разламывались от постоянных наклонов, да и животы, надо признаться, изрядно мешали, но щеки полыхали румянцем и настроение было отличным.

— Ну хватит! — весело крикнула Пи Джей. — И так восемь сумок набрали. Весь город можно украсить, а не только Ларчвуд-Холл!

Когда они вернулись домой, миссис Хайнс напоила их горячим шоколадом. Джесс даже показалось, что она заметила на ее обычно суровом лице тень улыбки. Мисс Тейлор принесла проволоку и большие красные бархатные банты.

— Пока вы бродили по лесу, мы с Попом тоже времени даром не теряли — сходили за покупками.

И скоро Ларчвуд стал неузнаваемым. В гостиной, в музыкальной комнате и в столовой — повсюду были подвешены на проволоке сосновые ветки и банты. Мисс Тейлор откопала где-то старенький сборник рождественских гимнов, однако девочкам было не до песен, да их никто и не услышал бы из-за царившей вокруг суматохи. Отовсюду только и слышалось:

— Нет, нет! Туда не вешай! Лучше над дверью…

— Подержи конец, я привяжу…

— Сюда нужен еще один бант…

— Сьюзен, повесь это над дверью, а то я не достаю…

Джесс весело улыбалась от царящей вокруг радостной суеты. Наверное, так готовятся в семье к празднованию Рождества. У них же дома они с мамой только елку наряжали, всем остальным занимались слуги.

Когда все было почти сделано, с черного хода раздался голос Попа:

— Эй, а мне кто-нибудь поможет?

Девочки ринулись на кухню. Поп затаскивал в дом огромную голубую ель.

— Ой, Поп! — воскликнула Пи Джей. — Ты принес нам елочку! Вот здорово!

Джесс не могла и слова сказать — слезы застилали глаза. Она знала: когда настанет Рождество, она будет дома, в Манхэттене, в окружении разряженных гостей, за праздничным столом, среди множества подарков, купленных Маргарет по поручению отца, и никогда больше не испытает атмосферу теплоты и дружеского участия ее подруг из Ларчвуд-Холла…

Когда с украшением жилища было покончено, появилась миссис Хайнс с большой коробкой, которую достала откуда-то из безграничных недр стенного шкафа.

Джесс заглянула в нее — на дне лежала гирлянда лампочек да кучка елочных игрушек, а под ними аккуратно сложенный кусок красного фетра. Девочки дружно принялись украшать елку. Джесс пришла в голову отличная, на ее взгляд, мысль. Она попросила миссис Хайнс дать ей ножницы и спросила разрешения взять красный фетр.

Если каждая из девочек получит к Рождеству по маленькому красному чулочку, подвешенному к камину, то-то будет радости!

Когда елку нарядили, Джесс, прихватив с собой ножницы и материю, отправилась в свою комнату. Вытянув из-под кровати чемодан, она вытащила из него белый кашемировый свитер, расшитый блестками и жемчугами — для украшения чулочков в самый раз. И тут она заметила в углу чемодана какой-то предмет — шарик, завернутый в папиросную бумагу. Развернула его. Внутри оказалась красная головка Санта-Клауса с пышной белой бородой, которую она купила на ярмарке для первого Рождества своего малыша. Несколько секунд подержав ее в руке, Джесс спустилась вниз, осторожно ступая по темной лестнице, и повесила игрушку на елку.

— Это тебе, мой маленький, — прошептала она. — Счастливого Рождества. , И, сдерживая уже готовые брызнуть слезы, Джесс вернулась в комнату и принялась за работу. Она собиралась утром пораньше — миссис Хайнс наверняка будет еще возиться с индейкой — спуститься вниз и, пока девочки не проснулись, повесить чулочки над камином. Это будет ее рождественский подарок верным подругам, ее единственной семье.

ДЖИННИ

Джинни лежала на кровати в своей комнате, не зажигая света, задумчиво глядя в потолок. Ну и денек сегодня выдался! Странный какой-то… А в общем-то, что врать себе, здорово было! И по лесу вдоволь погуляли, и комнаты украсили, и елку нарядили — все успели. У них с мамой тоже была елка. Правда, всего один раз. Они тогда жили в квартирке размером с чулан. Общипанное такое деревце, но ей тогда казалось, что лучшей рождественской елки на свете не бывает. Они украсили ее поп-корном и клюквой, да еще вырезками из журналов. Никаких гирлянд, естественно, не было — они с мамой, как всегда, сидели на мели, — но мама помогла ей вырезать из алюминиевой фольги звезду, и когда вечером они задернули штору, свет от неоновой вывески из бара напротив упал на звезду, и она засияла…

Джинни повернулась на бок и закрыла глаза. Она и теперь сидела на мели. Кольцо и сто долларов вернула Джесс.

Сорок долларов, которые она украла у миссис Хайнс, давно ушли на сигареты и еще на что-то. Теперь ей не увезти маму от отчима, не добраться до Лос-Анджелеса. Можно, конечно, попробовать доехать автостопом, но это значит оставить мать в Бостоне, с этим…

Если, конечно, она не примет предложение Джесс…

Джинни незаметно задремала.

Проснулась она оттого, что почувствовала на своих губах чью-то руку. Еще не открыв глаза, поняла — это ей не снится. Сна как не бывало. Она открыла глаза — в темноте» мелькнула чья-то тень.

— Только пикни, и тебе крышка! — послышался мужской голос.

О Господи! Это он! Джинни забилась изо всех сил. Раздался тихий треск — от рулона оторвали кусок клейкой ленты. Руку убрали со рта и тут же залепили его скотчем. О Боже! Боже милостивый!

— Ах ты, сучка! — Он хрипло расхохотался. — Сбежать от меня хотела?

Она со всего размаху ударила его по лицу.

Схватив ее за запястья, он рванул ее за руки и прижал к кровати.

— Знаю, как ты любишь, мерзавка, — грубо, и чем грубее, тем лучше.

Отмотав свободной рукой еще один кусок скотча, он зубами перекусил его и быстро замотал им запястья крепко-накрепко. Пальцы тут же онемели. Джинни заметалась по кровати, но он с силой швырнул ее на подушку.

— Скажи-ка, это мой ребенок?

Расхохотавшись, он подтянулся на руках, приблизив нижнюю часть тела к ее лицу, предварительно расстегнув ширинку.

— Помнишь его? Ты ведь скучала по нему, признавайся!

И он ткнул напряженный пенис ей в лицо. Даже сквозь клейкую ленту Джинни ощутила запах — мерзкий, тошнотворный. В голове билась одна-единственная мысль:

«Если меня сейчас вырвет, я задохнусь!» Она попыталась не думать об этом, переключившись на что-нибудь другое, чтобы справиться с охватившим ее отчаянием.

«Он не такой уж плохой», — вспомнила она слова матери. Эх, мама, мама…

А он все не отходил от нее. Внезапно он снова хрипло захохотал и, ухватившись за подол ее ночной рубашки, задрал ее. Джинни поняла: он смотрит на ее живот. Тело ее покрылось липким потом от ужаса.

— Это ведь мой ребенок, верно? — прорычал он. — Ну, тогда тебе это совсем не помешает!

Он наклонился так низко, что она почувствовала неприятный запах у него изо рта. «Убирайся к чертовой матери!» — хотелось закричать ей, но она не могла этого сделать — рот был залеплен.

Не обращая внимания на отчаяние Джинни, он грубо вошел в нее. Джинни почувствовала острую боль, такую же, как в детстве, когда много лет назад на нее набросился незнакомый мужчина, мамин дружок. Такую же, какую ощущала всякий раз, когда к ней в постель забирался отчим. Она закрыла глаза, решив подчиниться неизбежному.

Но внезапно она вспомнила о ребенке. Нет, она не позволит причинить ему боль! Перед глазами почему-то возник образ котенка — беленького, окровавленного, мертвого…

Плевать ей на то, что это нежеланный ребенок! Обидеть его она никому не позволит!

С силой, которую она от себя не ожидала, Джинни согнула ноги в коленях и пнула своего мучителя в пах. Тот завопил во весь голос и рухнул с кровати на пол, потянула ее за собой. Она продолжала наносить ему удары куда придется. Внезапно дверь распахнулась. На пороге возникла фигура в ночной рубашке, заслонив льющийся из холла свет. Джинни еще раз саданула отчима в пах, тот опять завопил как резаный.

Не дав ему опомниться, она резко развела руки в разные стороны, пытаясь избавиться от проклятой клейкой ленты. Ей это удалось.

В этот момент фигура шагнула к кровати, вскинув над головой руки, в которых был какой-то большой предмет. И не успела Джинни опомниться, как руки опустились отчиму на спину. Света из холла оказалось достаточно, чтобы увидеть его глаза. Они вылезли из орбит. Джинни, отбросив клейкую ленту, плюнула насильнику в лицо.

Внезапно в комнате вспыхнул свет. Джинни выбралась из-под распростертого на ней тела и увидела Джесс. Она стояла, держась за выключатель и не сводя с отчима полных ужаса глаз. Джинни проследила за ее взглядом. Из спины его торчали портновские ножницы миссис Хайнс и фонтаном била кровь.

Она бессильно прислонилась к кровати, ее что-то беспокоило… Ах да, эта тень в дверном проеме… Неужели это была Джесс? И вдруг Джинни вспомнила! В ту страшную ночь, когда она была совсем маленькой, а этот подонок, мамин дружок, пытался ее изнасиловать, Джинни вдруг увидела у него за спиной чью-то тень. Это была мама. Она держала какой-то предмет. Вскинув руки над головой, она изо всех сил ударила этим предметом ему в спину. И у него точно так же вылезли из орбит глаза. Значит, мама убила его, не допустив, чтобы он надругался над дочерью. Джинни, закрыв лицо руками, впервые за весь этот жуткий вечер разрыдалась.

— По-моему, я убила его, — безразличным, едва слышным голосом произнесла Джесс.

— Да, ты убила эту скотину, и теперь он уже больше никогда не будет меня доставать.

Джинни взглянула на дрожащую фигурку Джесс — ночная рубашка забрызгана кровью, на лице какое-то недоуменное выражение.

— Убила моего треклятого отчима, от которого у меня ребенок, — закончила она.

— Джесс издала леденящий душу крик и, упав на колени, закрыла лицо руками.

— И если ты кому-нибудь хоть словом обмолвишься о том, что я тебе сказала, клянусь, я тебе шею сверну!

В это время в комнату вошли сразу все — мисс Тейлор, Сьюзен и Пи Джей.

— Что, черт побери… — начала было мисс Тейлор, но, увидев распростертое тело, тут же замолчала.

Пи Джей пронзительно вскрикнула.

— Боже правый! — воскликнула Сьюзен. — Нужно вызвать полицию!

— Нет! — остановила ее мисс Тейлор, вцепившись в ворот рубашки. — Врача! Быстрее!

— Он же мертвый! — возразила Сьюзен. — Врач тут ничем не поможет.

Мисс Тейлор, наклонившись над Джесс, обняла ее.

— Врач нужен Джесс и Джинни, а полицию я вызову сама.

— Похоже, в этом нет необходимости, — заметила Джинни.

Все обернулись. В комнату вошел Бад Уилсон. Волосы всклокочены, футболка висит поверх мятых брюк — похоже, одевался он наспех.

— Франсис, — обратился он к хозяйке пансионата. — Что здесь, черт подери, происходит?

Джинни глазам своим не поверила. Так вот почему эта старая перечница не спала в ту ночь, когда она удрала из Ларчвуда и отправилась в город! У них, оказывается, любовь с этим треклятым шерифом! «Господи Боже мой! — подумала Джинни. — Что делается на белом свете!»

— Джинни, что здесь произошло? — спросила мисс Тейлор, покачивая Джесс.

— Будет лучше, если вопросы буду задавать я, Франсис! — рявкнул шериф и, погрозив пальцем, обратился к девочкам:

— Ничего не трогать и всем оставаться на своих местах. Вы… — он ткнул пальцем в Пи Джей, — позвоните в морг, пусть пришлют машину. И чтобы ни одна из вас не выходила из дома!

Пи Джей, которая стояла ближе всех к дверям, кивнула и исчезла. Сьюзен одарила бесчувственного шерифа яростным взглядом. Джесс смотрела пустыми глазами в никуда.

Джинни готова была вцепиться этому идиоту в глотку. «Вот сволочь!» — хотелось крикнуть ей, но она сдержалась.

— Этот сукин сын хотел меня убить, — бросила она, и мисс Тейлор болезненно поморщилась. — Джесс спасла мне жизнь. Если бы не она, этот треклятый отчим уж точно порешил бы меня!

— О Господи! — ахнула мисс Тейлор, побледнев, и обернулась к шерифу. — Что ты собираешься делать? Теперь наш Ларчвуд-Холл будут склонять на каждом углу!

Шериф почесал живот.

— Значит, так. Сейчас мы все вместе выйдем из этой комнаты.

Мисс Тейлор бросила на него яростный взгляд.

— Прошу тебя, спустись вниз, чтобы девочки смогли набросить на себя халаты!

Проворчав что-то себе под нос, он вышел. Мисс Тейлор помогла Джесс встать и вывела ее из комнаты. Джинни и Сьюзен остались вдвоем.

— Если бы кто-то привел в порядок его штаны, он бы выглядел намного привлекательнее, — бросила Джинни, глядя на Сьюзен.

Та удивленно посмотрела на нее.

— Нечего на меня пялиться! — бросила Джинни. — Я до него и пальцем не дотронусь!

— О Господи, Джинни, неужели он и вправду собирался тебя изнасиловать?

— Не-а, — пожала плечами Джинни. — Ему захотелось пописать, а он решил, что здесь туалет.

Сьюзен, пристально взглянув на нее, сказала:

— Так и быть! Я сделаю это только ради нашего пансионата, чтобы репутация его не пострадала.

— Вот не знала, что это тебя волнует.

Сьюзен повернула тело на бок, протянула было руку к ширинке, но тут же отдернула ее. Они с Джинни молча переглянулись. Набрав побольше воздуха и прикрыв глаза, Сьюзен застегнула молнию. Уцепившись за ремень, она перекатила мертвое тело обратно на живот и хотела подняться, но не успела — ее вырвало прямо на ноги трупа.

Несколько минут спустя девочки уже сидели в столовой и пили слабый чай, избегая смотреть друг другу в глаза.

У Джесс на лице было все то же отсутствующее выражение. Сьюзен уже взяла себя в руки, однако лицо ее было еще зеленоватым, а Ни Джей и не старалась скрыть испуг.

Мисс Тейлор нервно теребила ворот халата. Во главе стола восседал шериф, успевший облачиться в форму. В одной руке он держал маленький блокнотик, в другой — шариковую ручку. «Ну прямо комедия какая-то! Смех да и только!» — подумала Джинни.

— Буду разговаривать с каждой в отдельности, — объявил Бад У ил сон.

— Это еще зачем? — бросила Джинни. — Я ведь уже рассказала, что случилось. Меня хотел убить отчим.

— С чего вы взяли?

— Он узнал о том, что я беременна, и чуть не лопнул от ярости. А потом обнаружил, что я стащила у него деньги, чтобы приехать в этот пансионат.

Вскинув брови, шериф чиркнул что-то в своем блокнотике и взглянул на Джесс:

— А потом что случилось?

Джесс откашлялась.

— Я услышала какой-то шум, — прошептала она. — Будто кто-то боролся.

— Он пытался задушить меня, — поспешно проговорила Джинни, чувствуя на себе недоуменный взгляд Сьюзен.

«Пусть эта сука только попробует рот раскрыть!» — угрожающе подумала она и затараторила:

— Он залепил мне рот скотчем. — Она провела рукой по саднившим губам. — А я наподдала ему, он и свалился на пол. Должно быть, Джесс и услышала этот шум.

Шериф вопросительно взглянул на Джесс.

— Значит, вы взяли ножницы и пошли в ее комнату?

Только потому, что вам почудилось, будто что-то упало на пол?

— Не только… Мне показалось, что в комнате Джинни происходит что-то странное.

— И вы по счастливой случайности как раз не спали.

— Я шила… Хотела сделать для всех рождественские подарки… Чулки… — По щекам ее потекли слезы.

Мисс Тейлор ласково обняла Джесс.

— Ну хватит, Бад! — бросила она.

Джинни взглянула на Джесс — какой же маленькой она кажется в этом своем халате! Никто никогда не догадался бы, что она вот-вот должна родить.

— Джесс спасла мне жизнь, — решительным голосом заявила она. — Он хотел меня убить.

И она обвела взглядом собравшихся. Никто не проронил ни слова.

— А что касается моей мамы, — продолжала она. — Я сама ей утром позвоню и все расскажу.

«Только не слишком рано, такую новость ей будет легче переварить в подпитии», — усмехнулась она про себя.

— Я не хотела его убивать, — проговорила Джесс. — Просто подумала, что смогу помешать ему избивать Джинни…

— Не волнуйся, дорогая, — попыталась успокоить ее мисс Тейлор. — Все будет хорошо.

И в этот момент Джесс, пронзительно вскрикнув, обхватила руками свой огромный живот.

Мисс Тейлор тут же подскочила к ней.

— Джесс, что с тобой?

— О Господи! — в испуге взвизгнула Джесс. — Ребенок!

Кажется, я рожаю!

И, согнувшись пополам, она без чувств упала на пол.

Все дальнейшее Джинни видела будто в тумане, а с годами эти события почти целиком сгладились. Помнила только, как Поп Хайнс вынес Джесс на руках из дома; как по пансионату сновали полицейские с блокнотами в руках и с отсутствующим, лишенным всякого интереса выражением на лицах, приставая ко всем с дурацкими вопросами; как на рассвете вынесли из дома тяжелый черный пластиковый сверток, и она поняла — все, кошмар, преследовавший ее столько лет, кончился. Тогда она подумала о своей потери и порадовалась, что и та наконец-то освободилась от этого мерзавца и стала теперь лишь ее мамой.

СЬЮЗЕН

— Воды отошли еще в дороге, — заметила Сьюзен, когда они с Пи Джей шли по коридору больницы. — А ребенок такой крошечный! — продолжала она. — Всего два шестьсот.

— Надеюсь, они обе будут в полном порядке.

— Да и Джинни тоже хороша… — подхватила Сьюзен. — Похоже, шериф собирается сегодня отвезти ее в Бостон, чтобы она сообщила обо всем матери.

— Как же отчиму удалось забраться в дом? Неужели двери были не заперты?

— Мисс Тейлор сказала, что он разбил стекло задней двери, дотянулся до ключа и открыл дверь.

— Ну уж теперь-то она не будет оставлять его в дверях, — покачав головой, заметила Пи Джей. — Она уже звонила отцу Джесс?

Сьюзен пожала плечами:

— Не думаю. У меня создалось впечатление, что он и слышать не хочет о дочери, пока она не родит ребенка и не вернется домой.

— Даже после того, что произошло прошлой ночью?

Сьюзен опять пожала плечами.

Они прошли мимо медицинского поста — в честь праздника он был украшен вырезанными из бумаги индейками и первыми английскими колонистами, поселившимися в Америке, но почему-то они были с раскосыми глазами.

— А еще мисс Тейлор сказала, что Бад Уилсон согласился квалифицировать случившееся как непредумышленное убийство, — заметила Сьюзен.

На лице Ни Джей появилось недоуменное выражение:

— Но ведь так оно и было!

Сьюзен, не ответив, продолжала:

— Он сказал, что поскольку отчим собирался убить Джинни, а Джесс ее защищала, в отношении ее не будет возбуждено уголовное дело.

— Похоже, он считает, что чем меньше внимания привлечет это дело, тем лучше.

Сьюзен кивнула.

— Его жене, я уверена, это будет на руку.

— Его жене?! — удивилась Пи Джей. — Бог мой, неужели мисс Тейлор встречалась с женатым мужчиной?

— Подумаешь, какое дело! Это случается сплошь и рядом.

Дальше они шли молча, лишь низкие каблуки постукивали по вымощенному плиткой полу.

— Не успеем оглянуться, как мы все здесь будем, — заметила Ни Джей, оглядывая стерильный коридор.

— Я попаду сюда раньше тебя, к счастью.

— У тебя срок четвертого декабря? О Господи! Что я буду делать в Ларчвуде одна целых три недели!

— Ты будешь с Джинни.

Опять наступило молчание.

— Сьюзен? — подала голос Пи Джей. — Нам с тобой так и не пришлось толком поговорить после того, как… — она запнулась, — после того, как ты узнала о Дэвиде. Ты уже заказала в квартиру мебель? Ты собираешься перебраться в Бостон?

Сьюзен вздохнула:

— Да все откладываю со дня на день. Не знаю, на что решиться.

— Не прими, пожалуйста, мои слова за издевку, но не кажется ли тебе, что нужно поторопиться?

— Знаю. Но за последнее время столько всего произошло: сначала Дэвид пропал, потом твой отец умер. И наконец, вчерашнее ночное происшествие… — Она посторонилась, пропуская женщину в инвалидной коляске. — О Боже, как летит время. Я даже выборы пропустила.

— Я это заметила.

Сьюзен улыбнулась.

— Впрочем, у этого Хампрея не было никаких шансов. Несмотря на относительно высокий рейтинг популярности, он никогда не выиграл бы. Да и приказ прекратить бомбардировки, отданный Джонсоном в последнее время, не смог…

— Сьюзен, — перебила ее Пи Джей. — Это уже было сто лет назад, а мы с тобой говорим о сегодняшнем и завтрашнем днях: о тебе и твоем ребенке.

Сьюзен, уставившись взглядом в выложенный плиткой пол, лишь буркнула:

— Знаю.

Она знала, что откладывает со дня на день принятие решения потому, что никак не может определиться. Если бы можно было позвонить родителям и посоветоваться с ними! Но она не общалась с ними со дня сообщения о без вести пропавшем Дэвиде. И хотя прошло уже немало времени, звонить им как-то не хотелось. Сьюзен отдавала себе отчет в том, что, поступая подобным образом, она словно отрекается от своих родителей, так же как отец Джесс поступил со своей дочерью или мать Пи Джей — со своей. В одном она была твердо уверена — она сама обязана нести полную ответственность за ребенка, даже если никогда больше не увидит его отца. А может, она все это выдумала, вдруг засомневалась Сьюзен. Что, если она приняла такое решение лишь в надежде на счастливую встречу с Дэвидом? А если эта встреча не состоится и Дэвид никогда не вернется, что тогда? Разумно ли будет воспитывать ребенка без отца? Честно ли будет по отношению и к нему, и к Дэвиду?

Издалека донесся детский плач, прервав ее размышления. Сьюзен с Пи Джей словно завороженные пошли на этот звук и внезапно оказались перед стеклянной дверью.

За ней виднелись детские кроватки, а в каждой из них лежал новорожденный.

Ребенок Джесс тоже был там, завернутый в розовое одеяльце. На спинке кроватки висела табличка: «Франсис Бейтс».

— Она назвала дочку в честь мисс Тейлор, — заметила Сьюзен. — Франсис.

— Какая она маленькая, — подхватила Пи Джей. — И какая хорошенькая.

Сьюзен взглянула на ребенка и почему-то почувствовала странную отрешенность. Из-за угла послышались голоса. Сьюзен узнала их: разговаривали мисс Тейлор и мисс Глэдстоун. По-видимому, им и в голову не приходило, что Сьюзен с Пи Джей совсем рядом.

— Приемные родители просто в восторге, — проговорила мисс Глэдстоун. — Особенно потому, что она родилась раньше положенного срока.

— А они знают, почему произошли преждевременные роды?

— Нет, им это знать ни к чему.

— Хорошая у вас работа, — заметила мисс Тейлор.

— Скажем так: очень приятно видеть, как счастливы люди, которые наконец-то обрели долгожданного ребенка.

А самое трудное — это уговорить девочек отдать своих детей. Только сейчас я начинаю понимать, как им, должно быть, трудно.

— Я тоже, — согласилась мисс Тейлор. — Наверное, тяжело пожертвовать ради счастья ребенка своим счастьем.

Сьюзен почувствовала, как внутри у нее все похолодело. Она взглянула на Пи Джей. Та никак не отреагировала на откровение мисс Тейлор, но Сьюзен догадалась, о чем та думает. О том, что она, Сьюзен, должна, как и другие девочки, отказаться от своего ребенка, дать ему возможность жить нормальной жизнью, что она должна смириться с тем, что, быть может, никогда больше не увидит Дэвида. Поэтому самое малое, что она может сделать для своих двух самых дорогих ей людей, — это отказаться от них.

Через шесть дней Джесс, не заезжая в Ларчвуд, прямо из больницы отправилась в Манхэттен. Мисс Тейлор сама собрала ее вещи и отправила их Джесс домой.

— Она решила не заезжать сюда, — объяснила она девушкам. — Всякие воспоминания… Ну, вы меня понимаете.

Все согласно кивнули. Они-то понимали.

Во вторник, 5 декабря, Сьюзен родила мальчика. «Надо же! Ровно через полгода после покушения на Роберта Кеннеди», — криво усмехнулась она.

Когда мисс Тейлор пришла ее навестить, она предложила Сьюзен позвонить ее родителям.

— Мне все равно, — откровенно ответила она.

Она решила переехать в Бостон, но одна. Возьмет деньги, оставленные ей в наследство дедушкой, окончит аспирантуру, будет сама себя содержать. Хватит ей держаться за мамину юбку и поступать по ее указке. Она прекрасно понимала, что мать приложит все усилия к поиску для нее добропорядочного мужа-еврея. Сьюзен это не устраивало.

Она собиралась жить самостоятельно, по крайней мере первое время. Будет ли она искать Дэвида, нет ли, Сьюзен еще не решила, но их ребенок должен жить в доме, где приемные родители будут благословлять каждый его вздох.

«Ему у них будет лучше», — подумала она, подписывая отказные документы.

ПИ ДЖЕЙ

— Вот и остались мы вдвоем, — сказала Джинни, обращаясь к Пи Джей.

Они стояли на крыльце и видели, как Сьюзен села в такси и уехала из Ларчвуда навсегда.

— Да, — кивнула головой Пи Джей. — С наступающим Рождеством тебя.

Они вошли в дом и отправились в гостиную.

— Не знаю, как ты, а я здесь до Рождества задерживаться не собираюсь, — заметила Джинни.

— Сие от нас не зависит, — пожала плечами Пи Джей и обвела глазами комнату: сосновые иголки начали опадать, красные бантики поникли. — Да мы его уже отметили перед Днем благодарения. — И, взглянув на Джинни, поспешно добавила:

— Прости, я не хотела…

— Да ладно, — отмахнулась та.

— Что ты собираешься делать после рождения ребенка?

— Поеду домой. Когда мы с Бадом Уилсоном ездили в Бостон к маме с известием о смерти отчима, он рассказал мне про Лос-Анджелес очень много интересного. Он оказался неплохим мужиком. А еще мне очень хочется помочь маме бросить пить. Не знаю, получится ли это но для начала попытаюсь уговорить ее переехать в Лос-Анджелес.

Слава Богу, отчим оставил кучу денег.

— Ты ведь его не очень любила, верно?

— Можно и так сказать, — расхохоталась Джинни. — А вот мама почему-то была от него в восторге. Хотя чему удивляться, — добавила она. — Она ведь многого не знала.

Пи Джей встала и, подойдя к окну, бросила взгляд на подъездную аллею. Пошел снег.

— Давай не будем о мамах, — тихонько сказала она.

— Ладно, черт подери. А что ты собираешься делать?

— Поступлю в Чикагский художественный институт.

Хочу стать дизайнером. Мне очень нравится эта профессия. А что касается матери… Увижу я ее когда-нибудь, нет ли, мне в общем-то наплевать.

— Это ты сейчас так говоришь, — заметила Джинни. — Все может измениться.

— Не думаю, — покачала головой Пи Джей.

Через десять дней, 18 декабря, Пи Джей отвозила в больницу Джинни. Та, скрючившись, сидела на заднем сиденье пансионатского фургона. Она сообщила о начале схваток только после того, когда отошли воды.

— Чем позже попадешь в это заведение, тем лучше, — заметила она.

— О Господи, Джинни! — раздраженно бросила Пи Джей. — Ты что, собираешься в машине рожать?

— А почему бы и нет, — простонала она. — Уж так и быть, скажу тебе, но только между нами: я готова пойти на что угодно, только бы не попасть в больницу — боюсь этих заведений.

Пи Джей была поражена, однако виду не подала.

Пи Джей, Поп и мисс Тейлор ожидали известий в приемном покое. Не прошло и часа, как появился врач.

— Девочка, — объявил он. — И мамаша, и ребенок чувствуют себя отлично. Во время родов мать так и сыпала ругательствами. Я и половины их не знаю. — Он улыбнулся, вскинув кустистые брови. — Но она справилась со своей задачей отменно!

Обратно в Ларчвуд ехали молча. Мисс Тейлор осталась в больнице ждать, пока Джинни проснется. Пи Джей вдруг подумала, что сегодня она будет дома одна. Словно читая ее мысли. Поп сказал:

— Мы с женой будем сегодня ночевать в комнате мисс Тейлор. Негоже вам одной оставаться. А что, если ваше время наступит ночью?

— Спасибо, Поп, — улыбнулась Пи Джей.

«Мое время… — печально подумала она. — Остальные даже и не узнают. Что ж, кто-то должен быть последним».

Словно почувствовав гнетущее одиночество пустого дома, она вздрогнула и взмолилась, чтобы ей не пришлось ждать слишком долго.

Через пять дней Джинни вернулась из больницы. Живот у нее был пока слегка отвисшим, но мини-юбку она уже нацепила.

— Нет, ты не представляешь! — с порога закричала она. — У меня вылез геморрой. Это у меня-то, которую даже по утрам не тошнило! Так надо ж было заполучить эту чертову болячку!

И она помчалась наверх собирать чемоданы.

Пи Джей осталась в гостиной и от безделья принялась поправлять поникшие елочные украшения. Она заметила, что красная шелковая головка Санта-Клауса исчезла. Должно быть, мисс Тейлор сунула ее в чемодан, когда собирала вещи Джесс.

— Прошел час. Интересно, почему не спускается Джинни?

Пи Джей пошла на кухню. Там была миссис Хайнс — готовила обед.

— Сегодня и готовить-то некому, — заметила она. — Только вам да мисс Тейлор.

И куда только девались ворчливые нотки в голосе обычно хмурой кухарки! «Да… — подумала Пи Джей. — Переживания меняют людей!»

— А Джинни?

— Она уехала. Поп отвез ее на станцию минут двадцать назад.

Пи Джей была потрясена.

— Уехала, не попрощавшись?

Миссис Хайнс пожала плечами.

— Вы же знаете, она всегда была немного взбалмошной.

Пи Джей вернулась в гостиную. Она не могла поверить, что Джинни исчезла, даже не попрощавшись. А она-то решила, что Джинни немного оттаяла! Оказывается, нет.

Она вспомнила миссис Хайнс, потом опять подумала о Джинни. Да, не все люди меняются, некоторые всегда остаются верными себе.

Пи Джей взглянула на елочные украшения. На улице быстро темнело, и свет, падавший с веранды, отражался в них, заставляя их блестеть и переливаться всеми цветами радуги. Интересно, способны ли события, происшедшие с девочками, круто изменить их взгляды на жизнь?

Внезапно она услышала звук отворяющейся двери.

— Пи Джей, где ты? — раздался голос Джинни.

— Я в гостиной! — крикнула Пи Джей.

Джинни, стряхивая с пальто снег, появилась на пороге.

— Я забыла с тобой попрощаться, — сказала она.

Пи Джей встала и подошла к ней. Девушки обнялись.

— Удачи тебе, Пи Джей.

— И тебе тоже.

Они стояли обнявшись в течение нескольких секунд, затем Джинни высвободилась из объятий.

— Ну, мне пора, а то опоздаю на этот треклятый поезд.

Пи Джей расхохоталась.

— Пока, подружка, — сказала она.

Джинни, махнув ей на прощание, поспешила к двери.

— Пока! — бросила она.

Девушки не стали обмениваться адресами. Зачем? Они были уверены, что никогда больше не встретятся. О некоторых вещах, решила Пи Джей, лучше забыть и никогда не вспоминать о них. Одна-единственная мысль не давала ей покоя — будет ли у нее когда-нибудь другая подруга.

В рождественское утро Пи Джей сидела в гостиной одна.

Пыталась читать газету, но это напомнило ей о Сьюзен.

Где она сейчас, что делает? Пи Джей подумала о Джесс.

Интересно, будет ли она на Рождество со своим отцом?

Что же касается Джинни, то о ней можно не беспокоиться: с этой девушкой всегда будет все в порядке — мужества и силы воли у нее хватит на десятерых. Джинни — прирожденный борец.

А может быть, они все не лишены этих качеств, кто знает.

Пи Джей вспомнила отца. Как хорошо, что она не дома?

Пришлось бы, сидя за столом, разворачивать подарки, делая вид, что ничего не изменилось, избегая смотреть на пустое кресло. Интересно, найдется ли мужчина, которому она будет доверять так, как доверяла отцу, и который будет любить ее так сильно, как любил отец.

Перед обедом позвонила мать.

— Я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке, — безжизненным голосом проговорила она, и Пи Джей поняла: она позвонила лишь затем, чтобы исполнить свой материнский долг, чтобы можно было потом с чистой совестью считать себя образцовой матерью. Не иначе как Реверенд Блэксмит настоял на этом.

— Я чувствую себя хорошо, мама, — сказала Пи Джей. — Скоро буду дома.

— Я хотела поговорить о твоих планах на будущее, — быстро проговорила мать, словно боясь, что Пи Джей скажет такое, что ей слышать не захочется. — Ты уже решила, чем будешь заниматься?

— Я хочу поступить в Чикагский художественный институт. У них там отличная программа.

— Это хорошо, — с явным облегчением проговорила мама.

— Поеду туда сразу после Нового года.

— Это хорошо, — повторила мать. — Ну, с Рождеством тебя.

— И тебя тоже.

Пи Джей повесила трубку и, выпрямившись, сложила руки на животе. Она не сердилась на мать, понимая, что они с ней никогда не будут близки. Теперь, когда не стало отца, который их еще как-то связывал, у каждой из них будет своя жизнь. Мать будет продолжать хранить свою тайну, а она, Пи Джей, жить, лишь изредка вспоминая о прошлом. Только сейчас Пи Джей осознала, что осталась одна не только в Ларчвуде, но и на всем белом свете.

Поздно ночью у нее начались схватки. Сын родился 26 декабря в 8 часов 59 минут.