Мэг закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Она сидела скрестив ноги на маленькой циновке и чувствовала, как болезненно натянулись мышцы на внутренних сторонах бедер. Странно, ведь в последнее время она почти не пользовалась лимузином фирмы, предпочитая ходить пешком. Но, Боже, как больно!..

— О'кей, леди, еще один медленный и глубокий вдох… Зал наполнился многоголосым шипящим свистом.

— Выдох…

Шумное «Ффу-уу!»

В нос бил запах женского тела, смешанный с легким ароматом французских духов.

Бред какой-то! Мэг открыла глаза и оглядела обитый орехом гимнастический зал «Золотого минерального источника». В одном конце зала стоял накрытый кружевом рояль, в другом — ряд жестких, обитых бархатом викторианских стульев. Середина зала была застлана ковром ручной работы, на котором расположились десятка два женщин — у кого-то было больше избыточного веса, у кого-то меньше, кому-то уже сделали немало косметических операций, кому-то еще совсем не делали, — находившихся почти в состоянии транса. Так проходил дневной семинар «Стресс и я». Здесь была именно та публика, с которой Эйвери рекомендовал Мэг сойтись поближе. Чтобы некоторых из этих женщин потом можно было привести в фирму в качестве клиентов.

— Найдите свой центр, леди. А теперь медленно: вдох… выдох…

Мэг снова закрыла глаза. Интересно, как найти свой «центр»? Тридцать девять лет уже прожила на этом свете, но подобный вопрос еще ни разу не вставал перед нею. Может, это что-то врожденное, передающееся из поколения в поколение на генетическом уровне? Во всяком случае, в Гарварде Мэг этому никто не учил. Холодок пробежал у нее по спине. Господи, и зачем она сейчас вспомнила о Гарварде?!..

«ДЕВА АЙСБЕРГ КУПЕР ОТМАЗАЛА ОЧЕРЕДНОГО КЛИЕНТА».

С нее хватило бы и одного заголовка. Но под ним они еще поместили ту фотографию, которая была сделана шестнадцать лет назад и на которой Мэг была изображена с «профессором». Они сидели под деревом на Гарвард-сквер. И держались за руки.

Мэг попыталась сделать глубокий вдох, но в горле застрял комок. В статье, помещенной под тем заголовком и фотографией, «весьма сомнительная мораль» Мэг — известного, хоть и неуловимого адвоката по уголовным делам — сравнивалась с моральными качествами ее клиентов, о которых шла дурная слава. Но Мэг больше всего огорчила не статья, а та самая фотография. Ее появление шестнадцать лет назад изменило весь ход жизни Мэг, но сам скандал тогда вышел не столь громким. Им повезло, что все случилось именно шестнадцать лет назад. В то время Америка еще не знала Гэри Харта и Донны Райс. Фотография появилась в университетской стенгазете в ряду других, иллюстрирующих, как «студенты резвятся с преподавателями». К счастью, похоже, репортер, который сунул эту фотографию во вчерашнюю газету, так и не узнал, что человек, который на снимке держал Мэг за руку, был женат. И что позже он стал сенатором.

Но Эйвери было достаточно и самого материала. Он просто взбесился.

— Такая реклама нашей фирме не нужна! — кричал он. Седые брови его прыгали вверх-вниз, а лицо быстро багровело.

Мэг посчитала за лучшее ретироваться.

Она понимала, что ей нужно на время уехать из города. Да и Эйвери надо бы успокоить. Поэтому она, недолго думая, укрылась в «Золотом минеральном источнике». Мэг не хотелось дразнить желтую прессу исками о клевете. Она знала, что это только разожжет их любопытство и тогда они могут докопаться до всего… А толку лично для Мэг не будет никакого.

…Точно так же, как нет никакого толку от этих идиотских упражнений. Мэг расправила плечи. Когда в ее жизни появились все эти сложности? И почему они появились?

Она вновь открыла глаза. Рядом с ней пыхтела какая-то бледная дамочка с носом, похожим на птичий клюв. Бриллианты, поблескивающие на ее костлявых руках, были больше, чем двухкаратные сережки Мэг, которые она купила сама себе на последний день рождения. С другой стороны от Мэг сидела полная румяная женщина, тело которой сотрясалось от каждого вдоха и выдоха. Упражнения давались ей явно с большим напряжением. На ней тоже было много украшений, которые смотрелись нелепо в такой обстановке. Мэг была уверена в том, что эти леди драгоценности свои покупали не сами или по крайней мере не на свои деньги. Эти ничтожества стали тем, кем они стали, исключительно благодаря своим мужьям. У них есть все: чековые книжки с неограниченной суммой расхода, множество домов в разных уголках страны, личные шоферы и слуги, бездонные гардеробы, возможность в любой момент «развеяться» поездкой на роскошные минеральные курорты. Этим женщинам нет нужды заглядывать в свое прошлое и беспокоиться о будущем. От них никто ничего не требует. Сиди себе на циновке в гимнастическом зале: вдох-выдох, и больше никаких забот. Разве что поглядывать за своими наследниками — а то как бы не подкололи во сне.

Мэг почувствовала, как в груди начинает закипать ярость. Никому не дано права только брать блага от жизни, ничего не отдавая. Путешествия, покупки и устройство торжественных ленчей — за все это надо как-то расплачиваться.

Мэг легонько помассировала ложбинку под горлом, пытаясь ослабить внутреннее напряжение. Наблюдая вокруг себя весь этот бредовый фарс, она чувствовала, как в душе зарождается тоска по работе, в которую хотелось погрузиться с головой.

Вдруг она уловила боковым зрением какое-то резкое движение. Повернув голову, она увидела пышущую здоровьем инструкторшу, которая, укоризненно глядя на нее, грозила пальчиком. Мэг улыбнулась и пожала плечами.

Затем спокойно встала, нагнувшись, подняла с пола свою соломенную циновку и вышла из зала.

* * *

Алисса вошла к себе в номер. «Золотой минеральный источник», как она уже давно подметила, являлся точной копией аналогичного курорта в Калифорнии. Те же персиковые и сочно-зеленые тона, то же смешение легкости и изящества.

Она кинула сумочку на мягкое кресло в гостиной, а сама прошла в спальню. Чемоданы стояли перед зеркальными дверьми обитого медью шкафа, который занимал собой всю стену. Алисса вздохнула. В Беверли-Хиллз персонал распаковал бы за нее все вещи и рассовал по нужным полкам гардероба. Но с другой стороны, куда ей больше всего не хотелось сейчас попасть, так это как раз в Беверли-Хиллз. Там слишком много знакомых. В Беркширсе безопаснее. Гарантированная анонимность — то самое, в чем она сейчас нуждалась. Анонимность и покой.

Она вернулась в гостиную, на ходу расстегивая блузку и пытаясь не вспоминать ни о Роберте, ни о Гранте Вентуорсе, ни о своих прелестных юных дочурках.

Взяв со стола толстую папку с надписью «Добро пожаловать!», она села в кресло и начала знакомиться с ее содержанием. Все то же самое. Распорядок каждого дня. Расписание мероприятий, начиная с уроков аэробики, шейпинга и заканчивая семинарами на тему здоровья. «Надо же! Тут есть даже круглый стол, посвященный менопаузе!» Она фыркнула. Может, стоит посетить? Может, именно в этом ее проблема? Может, с гормонами творится что-то не то? Все-таки сорок лет уже позади.

Она перелистала еще несколько страниц. Стандартный набор услуг: биопитание, массаж, водная терапия, лечебная соль… В папку была вложена отдельная брошюра, в которой расписывалось меню на каждый день пребывания на курорте, включая цифровые выкладки по калориям и содержанию жиров во всем: от вафель из непросеянной гранолы и пелярда до дикой утки. Диковинные названия блюд — Алисса знала это по опыту — были всего лишь ширмой, за которой скрывалась самая обычная по вкусу пища. Впрочем, еда ее не интересовала. Для нее ничто не могло быть противнее жировых складок на теле. Ожирение — это признак отсутствия самодисциплины и самоконтроля.

Самоконтроль.

Она отшвырнула от себя папку. Господи, все это чепуха! Никому не нужная ерунда! Какое ей дело до всех этих калорий, если жизнь вышла из-под ее контроля и пошла наперекосяк? Она заломила руки, но тут же, отыскав глазами сумочку, начала шарить в ней в поисках сигарет. Прикурив, она сразу же глубоко затянулась. Нет, все-таки должен быть какой-то способ, с помощью которого удастся поправить положение. Должно быть что-то, ради чего стоило бы жить дальше.

Она вернулась мыслями к благотворительной акции в пользу бездомных. Если бы ей каким-нибудь образом удалось превратить это событие в нечто поистине грандиозное, в гала-шоу, которое заткнет за пояс все остальные гала… Тогда она показала бы им всем! И Гранту Вентуорсу, и его серой женушке Бетти, и Сью Эллен Джемисон. Всем им!

Алисса сделала еще одну торопливую затяжку, затушила окурок в фаянсовой конфетнице и стала нервно расхаживать по комнате.

Нужна идея. Яркая идея.

Она подошла к застекленным дверям, занавешенным шелковыми портьерами, и выглянула на веранду. Затем решительно направилась в ванную, на ходу снимая драгоценности. В голове поднялся целый рой мыслей. Душевая была окружена стенкой из полупрозрачного стекла. Наклонившись, Алисса пустила воду. «Думай! — приказывала она себе. — Шевели мозгами!» Она разделась, оставив одежду горкой лежать прямо на полу. Сунула руку под струю воды. Теплая.

Атланта не Нью-Йорк. И не Вашингтон. Но, может быть, пришла самая пора показать всей стране — да что там стране, всему миру! — что Атланта тоже не пустышка. И является чем-то большим, нежели просто место, где транзитные пассажиры пересаживаются с самолета на самолет. А если и действительно это место пересадки — так что с того? Алисса не дурочка, она прекрасно знала, что, если лгать много и долго, рано или поздно все в это поверят. И к черту надвигающуюся Олимпиаду! Своей славой Атланта будет обязана не Играм, а Алиссе Пэйдж!

Она пошарила в плетеной корзиночке с косметикой и гелями, которая стояла на длинном туалетном столике, и вынула флакон с натуральным очищающим лосьоном. Хорошо еще, что здесь стеклянные флаконы, а не пластиковые с казенными гостиничными бирками.

Поставив флакон на столик, она посмотрела на себя в зеркало. Начать можно будет с Тэда Тернера и Джейн. Можно будет попытаться если и не заручиться их поддержкой, то по крайней мере вписать их имена в список гостей. Тернер в конце концов звезда Атланты. Кто-то даже называл его спасителем города. И Джейн. Ее голливудские связи, прямо скажем, не помешают.

Она плеснула немного лосьона себе на руки и стала растирать тело. Голливудские связи сделают больше, чем «Светская хроника» в «Таун энд Кантри». Событие получит рекламу в бульварной прессе, в шоу Робина Лича. Может, еще где-нибудь. Она уже представляла себя позирующей в бальном платье перед фотообъективами репортеров.

Только Алисса собралась войти в душевую, как зазвонил телефон. Она замерла и стала оглядываться по сторонам. Аппарат стоял на мраморной подставке ванны.

Раздался новый звонок.

«Ничего себе! — подумала она, рассмеявшись. — Может, это Тэд Тернер с Джейн, а?»

Подойдя к ванне, она сняла трубку. Но это были не Тернеры. Это был Роберт.

— Девочки сообщили мне, где тебя можно найти, — сказал он.

— Я им за это очень благодарна.

— Алисса, нам надо поговорить.

Прижав трубку плечом к уху, она продолжала растирать тело очищающим гелем. Как он посмел звонить ей сюда? Сейчас? Как он посмел прервать своим звонком прекрасную сказку, о которой она мечтала уже так давно?

Она услышала, как он тяжело вздохнул на том конце провода.

— Ты вернешься? — спросил он наконец.

— В Атланту? Или к тебе?

— Я имею в виду и то и другое.

— Ума не приложу, зачем я тебе нужна, Роберт. — Нервно сглотнув, она добавила: — Как выясняется, женщины не в твоем вкусе.

— Алисса… прошу тебя. Позволь мне объясниться. — Она промолчала. — Мне очень тяжело, — проговорил он.

«А мне легко?»

— Я слишком долго носил в себе это бремя. Слишком долго.

Она обвела глазами ванную комнату: телесного цвета керамика, золоченые краны. Задержавшись взглядом на биде, вспомнила и порадовалась тому, что недавно установила это удобство в своей собственной ванной. Дома.

— Алисса, ты нужна мне.

— Сомневаюсь, — выдавила она. — Мне уже сорок два, Роберт. Вероятность того, что у меня еще вырастет член, исчезающе мала.

На этот раз промолчал Роберт. Впрочем, Алисса почти физически почувствовала, как он весь съежился от этих ее слов.

— Роберт, мне надо идти. У меня за обедом назначена встреча, — соврала она и повесила трубку.

Алисса вернулась в ванную, зашла в душевую и прикрыла за собой стеклянную дверь. Пустив воду, она бессильно привалилась к стене и дала волю слезам, которые ручьем побежали по ее щекам, проникая под кожу и добираясь до самых потаенных уголков ее души. Видения сказочного вечера, бального платья, ослепительных фотовспышек репортеров исчезли. Вместо этого перед ее глазами вновь возникла страшная картина: Роберт лежит на полу в своем кабинете и занимается любовью с мужчиной.

Она провела руками вдоль своего нагого тела, вспоминая давно ушедшие времена, когда муж прикасался к ней здесь, здесь и здесь… Она живо помнила прикосновения к себе его чутких, исцеляющих рук. Значит, в нем не было страсти? Было больше заботы, чем желания? Но неужели это ничего не значило для Роберта? Неужели ее тело с самого начала вызывало в нем отвращение? Неужели секс с ней был всего лишь исполнением супружеского долга?

Теперь эти руки прикасаются к мужчине, пробегают по мощной мускулистой груди, зарываются в мягкие волосы ниже пупка, обхватывают крепкую розовую плоть и двигаются вверх-вниз?..

Они уже много лет не имели сексуальных отношений, но тогда, когда имели… неужели уже в те времена Роберт занимался любовью с мужчинами?..

Она отдернула от себя руки и, закрыв ими лицо, зарыдала. Почему он с ней так поступил? Как так вышло, что она не смогла удовлетворить его? «Какого черта его потянуло к мужчинам?!»

Алисса оплакивала утрату той ниточки, связывающей ее с мужем, которой, как она теперь подозревала, возможно, никогда и не было. Она оплакивала ноющую пустоту в своем сердце. Ей стало ясно, что она с радостью откажется от всех своих грандиозных светских замыслов, от фоторепортажей, от своего громкого имени в обществе и от всего остального, если только взамен почувствует, что любима. Она взяла в руки свои груди и стала медленно ласкать их, нежно массируя соски до тех пор, пока они не отвердели. Внизу живота стало разливаться тепло…

И в следующее мгновение, впервые за долгое время, ей страстно захотелось ощутить на себе прикосновения того человека, который когда-то по-настоящему любил ее. Прикосновения Джея Стоквелла.

Зу скучала без Марисоль и Скотта. И Уильяма. Уильям… Она отставила в сторону блюдо с уже увядшими овощами. Их принесли к ленчу, и они были сочными, хрустящими, зелеными, но с тех пор прошло уже несколько часов. Последние два дня Зу почти ничего не ела, но по-прежнему чувствовала себя толстой. Может, из-за того, что она не утруждала себя физическими нагрузками, упражнениями? Но она до сих пор боялась покинуть свой номер. Выйти за дверь означало бы выставить себя на всеобщее обозрение. К тому же существовал риск, что ее узнают.

Она поднялась из-за обеденного стола и перешла в другой конец комнаты. На коктейльном столике лежал сценарий, который дал ей Тим Данахи. Зу еще не раскрывала его. Она выехала из Лос-Анджелеса, согревая себе сердце большими надеждами, чувствуя прилив новых сил. Но стоило ей приехать на курорт, как все будто замерло. В голову не лезла ни одна мысль, Зу была не способна сосредоточиться не только на своем ближайшем будущем, но и на конкретной текущей минуте.

Она приблизилась к застекленным дверям на веранду. Отсюда открывался неплохой вид на территорию «Золотого минерального источника». В глаза били яркие краски весенних азалий, кизила, вишен. Впереди, на некотором удалении, высился огромный особняк времен федералистов — главное здание санатория. Обращали на себя внимание величественное крыльцо с портиком, широкая подъездная аллея, окружавшая дом. Из рекламной брошюры Зу узнала, что в главном корпусе размещаются столовая, библиотека, гимнастический зал и лекторий, в котором проводятся семинары. Интересно, хватит ли у нее мужества хоть раз заглянуть туда.

За главным корпусом виднелись бывшие конюшни, в которых ныне помещался, как было сказано в брошюре, «центр по приведению себя в полный порядок». Вот где ей следовало бы быть сейчас. Приседать, вытягиваться, плавать, бегать… Лишь бы избавиться от двадцати фунтов лишнего веса.

«Не сегодня, — подумала она. — Может быть, завтра».

Она вернулась в комнату и рухнула в мягкое двойное кресло. Закинула ноги на подлокотник. Подол ворсистого халата съехал выше колен. Зу внимательно посмотрела на свои ноги. Когда-то у нее были точеные икры, узенькие лодыжки… Теперь все казалось заплывшим, бесформенным. Отчетливо проглядывала тонкая паутина вен, распространившаяся теперь уже повсюду.

Кончиком пальца Зу провела по нескольким кривым багровым линиям. Интересно, Уильям когда-нибудь обращал на них внимание? Она закрыла глаза. «Будь он проклят! — явилась злая отчаянная мысль. — Будь он проклят за то, что покинул нас! Будь проклят, проклят!»

Вдруг она услышала чье-то жалобное всхлипывание. Тихий стонущий звук действовал на нервы. Не сразу Зу поняла, что это плачет она сама. Рыдания рвались наружу из самой души. Из сердца.

Она откинула голову на другой подлокотник и положила руку себе под грудь. Кожа вокруг живота была слишком натянута, словно изнутри давило что-то болезненное, грозя вот-вот вырваться наружу. Неожиданно из глаз брызнули слезы. Она сунула в рот кулак и сдавила его зубами, чтобы заглушить звуки рыданий, заглушить боль душевную болью физической. В ее жизни всякое бывало, но она была уверена в том, что никогда не поступила бы так, как поступил Уильям. Даже сейчас она понимала, что самоубийство — это не выход из положения. Как же можно бросить сына одного? Как же можно обречь его на страдания? Уильям не подумал об этом. Впрочем, может быть, он не покончил бы с собой, если бы Скотт был ему родным…

Она перестала плакать.

Но ведь во всем остальном именно Уильям был ему отцом, разве не так? Не родным, но отцом. О том, что Скотт родился не от Уильяма, знали только она, сам Уильям и Марисоль, и больше никто. По крайней мере Зу так думала до последнего времени. Теперь она знала, что и для Тима Данахи это не являлось тайной.

Но ведь именно Уильям воспитал Скотта. Именно Уильям держал малыша за руки, когда тот делал первые в своей жизни неуверенные шаги. Зу тогда была прикована к постели, не говорила, медленно поправлялась после перенесенного удара. Именно Уильям купил Скотту его первую ловушку кетчера, его первый велосипед. Уильям растил его как родного сына. И не кто иной, как Уильям принял на себя часть боли Зу, когда она, беременная, осталась одна. Уильям обожал ее, защищал, спас от скандала. Но теперь и он бросил ее, оставил одну.

Может быть, он покончил с собой именно из-за нее. Возможно, он догадывался о том, что она не смогла полюбить его так, как женщина должна любить мужчину. Он покупал ей дорогие вещи, тратил на нее большие деньги, видимо, полагая, что ему удастся с помощью роскоши пробудить в ней чувство. А когда он потерял все, то, возможно, испугался, что из-за этого потеряет и ее.

«Как я допустила, что он так обо мне думал?!»

«Каким образом я могла изменить ситуацию?»

«Господи, этот человек ни разу не причинил мне боль. А теперь он умер. Из-за меня».

В животе резануло острой болью. Зу даже прикусила руку, чтобы не вскрикнуть. Уильяма больше нет — она осталась одна. И во всех проблемах, которые ждут ее впереди, винить будет некого, кроме себя самой. А на решение этих проблем у нее не было ни душевных, ни физических сил.

«Не морочь мне голову!» — внезапно раздались в ее голове слова Марисоль.

Слезы высохли. Зу смотрела на потолок и думала о своей подруге. Все эти годы Марисоль являла собой пример невиданной преданности. Она всячески показывала, какую сильную благодарность испытывает к Зу, хотя на самом-то деле как раз Зу следовало испытывать благодарность по отношению к Марисоль. Во-первых, благодарность за ее дружбу. А теперь еще и за деньги. Но Зу знала, что дело не только в деньгах. Главное, Марисоль верила в нее. Пора бы и самой, кажется, поверить в себя.

Марисоль не обвиняла Зу в гибели Уильяма, да и сама Зу не хотела считать себя виноватой в том, что случилось. В свое время ей довелось слишком много сниматься в фильмах, где чувство вины становилось разрушительной силой. И теперь Зу не могла допустить, чтобы это чувство подмяло под себя всю ее жизнь. Оно приведет в никуда, и Зу потеряет то последнее, что у нее еще осталось.

Она сняла ноги с подлокотника кресла и села. Пришло время открыто взглянуть в лицо миру. Сейчас она примет душ, отправится в столовую и пообедает там, как это делают все гости курорта. После этого вернется сюда и засядет наконец за этот чертов сценарий. В этом заключался ее единственный шанс сохранить Седар Блаф. И Зу знала, что должна по крайней мере попытаться этот шанс использовать.

Но сначала обед. Она заставила себя подняться с кресла и направилась в ванную. «Только бы к десерту не подавали печенье».

* * *

Худощавый светловолосый мужчина с хорошим загаром и мускулистыми ягодицами, которые натягивали в швах его лоснящиеся шелковые брюки, встретил Мэг у входа в столовую.

— Добрый вечер, мисс Купер. Надеюсь, вы прекрасно провели день?

Несмотря на сильную сексуальность, которую излучал всем своим обликом этот рафинированный метрдотель, Мэг знала, что ему разрешено пожирать глазами, но не трогать, кокетничать, но не трахаться с уважаемыми гостьями курорта. В ответ на его вопрос она только улыбнулась, смутившись собственных мимолетных мыслей: даже ей, умной, серьезной женщине, на мгновение захотелось ощутить близость его обнаженного тела.

— Сегодня я выбрал для вас особенный столик, — проговорил он, жестом приглашая ее следовать за собой. — У окна.

Идя за ним, Мэг смотрела себе под ноги, на ковер, чтобы не видеть его притягательной задницы. Он отвел ее к столику, за которым уже сидела пухленькая женщина в светло-желтом свободном платье и такой же шляпке без полей. Она неподвижно смотрела на стоявшую в центре стола вазу со свежими лилиями.

Метрдотель выдвинул для Мэг стул.

— Приятного аппетита, — сказал он и ушел.

Мэг сняла с тарелки салфетку и смущенно разгладила ее у себя на коленях.

— Как вы думаете, они выписали его из Калифорнии? — вдруг спросила женщина в желтом.

— Прошу прощения?

Женщина кивнула в сторону входа в столовую:

— Я имею в виду Ричарда, метрдотеля. Мечта любой женщины.

— М-да? — пробормотала Мэг. — Я как-то не обратила на него внимания.

Женщина в желтом взглянула на нее и улыбнулась.

— Не обратили внимания? Это недочет в его работе. Полагаю, администрация курорта будет недовольна. На мой взгляд, Ричард — это своего рода элемент здешней обстановки.

Мэг впервые в жизни видела такие темные, почти черные глаза. Они излучали тепло и смотрели на нее открыто и дружелюбно. Эта женщина кого-то напоминала Мэг, но она не могла сказать, кого именно. Может, на семинарах встречались? Нет. Мэг запомнила бы эти глаза.

— По крайней мере ему не восемнадцать лет, — проговорила она.

— Верно, — ответила женщина в желтом и подняла палец. Мэг заметила, что на руке не было никаких украшений. — Это входит в общий замысел. Администрация не хочет, чтобы гости думали: «Стыдно! Я мечтаю о мужчине, который годится мне в сыновья». Или даже во внуки.

Мэг улыбнулась, но решила ничего не отвечать на это. Наверно, это журналистка, которая заплатила Ричарду, чтобы тот подсадил к ней Мэг. Может быть, именно поэтому ее лицо кажется таким знакомым.

— Сегодня нас будут потчевать вареным морским окунем, — проговорила женщина и рассмеялась, заметив выражение ужаса на лице Мэг. — Знаете, когда я узнала об этом, у меня было такое же лицо. — С этими словами она протянула Мэг руку: — Зу.

Мэг обменялась с ней рукопожатием.

— Мэг, — сказала она. — Вы часто сюда приезжаете?

— Во всяком случае, сейчас я приехала сюда вовсе не ради вареного морского окуня, — с улыбкой ответила Зу.

Подошел официант и поставил перед каждой из женщин по полупрозрачной с золотым ободком чашке, наполненной какой-то бледной жидкостью, на поверхности которой плавала веточка базилика.

— Яичное консоме, — объявила Зу. — Попробуйте.

Мэг взяла серебряную суповую ложку и пригубила консоме. На кухне явно забыли посолить это блюдо.

— Собственно, я здесь впервые, — проговорила Зу. Она наклонилась вперед и понизила голос до шепота: — Скажите, здесь не принято снимать с себя драгоценности даже в сауне?

Мэг не удержалась от смеха.

— Вы так говорите, словно чувствуете себя здесь не в своей тарелке. Я не ошиблась? — проговорила она. Интересно, догадывается ли эта женщина с удивительно черными глазами о том, что сей риторический вопрос Мэг адресовала также и самой себе?

Зу улыбнулась и подняла стакан с минеральной водой.

— Можете мне поверить, — проговорила она. — Это святая правда.

В эту минуту к их столику подошла миниатюрная блондинка. Шею ее украшало колье из овальных бриллиантов.

— Прекрасно, Ричард, — проговорила она с южным тягучим произношением, к которому Мэг относилась с предубеждением, считая его признаком неискренности человека. Блондинка села между Зу и Мэг и представилась: — Алисса Пэйдж. Из Атланты. — Закрыв колени салфеткой, она поставила на стол локти, сцепила пальцы рук, украшенные перстнями, в замок и положила на них подбородок. — Ну, что у нас сегодня на обед?

Мэг бросила быстрый взгляд в сторону Зу и заметила появившееся в ее лице напряжение.

К столику подошел официант с главным блюдом для Мэг и Зу. Мэг принялась внимательно разглядывать маленькую порцию бесцветной рыбы, поставленную перед ней. Рядом с окунем лежали три побега спаржи, кружок красной китайской капусты, украшенный тонкой долькой апельсина, и редиска, вырезанная в виде розочки. Обозрев все это, Мэг поняла, что все отдала бы сейчас за готовый замороженный обед.

— К сожалению, я тут никого не знаю, — проговорила Алисса Пэйдж, обведя рукой столовую, которая постепенно стала заполняться гостями санатория. — Не то что в Беверли-Хиллз, где не встретишь ни одного нового лица.

Зу поднялась из-за стола:

— Прошу прощения, мне необходимо заказать телефонный разговор.

Алисса удержала Зу за руку.

— Вот вас-то я как раз знаю! — проговорила она. — Вы Зу. Киноактриса.

Зу замерла на месте. Салфетка соскользнула с колен Мэг на пол. Она потрясенно взглянула на женщину в желтом. Зу?!.. Кинозвезда Зу?!..

— Господи, — совершенно спокойно продолжала Алисса. — А я, признаться, думала, что вы умерли.

Зу села обратно за стол.

— Почти умерла, — проговорила она, бросив на Мэг осторожный взгляд.

«Ну конечно, это Зу, кинозвезда, — подумала Мэг. — Вот почему мне показались такими знакомыми эти глаза». Мэг внезапно захотелось спрятаться под столом. Господи, Зу! Кинозвезда Зу! А вовсе не репортер из бульварной газетенки, посланный по следам адвоката Мэг Купер. Зу… Одна из самых знаменитых женщин планеты.

— Вот уж никак не ожидала встретиться с вами в Массачусетсе, — проговорила Алисса. — Уж где-где, но только не здесь.

— Я на отдыхе. И пытаюсь, как теперь выясняется, безуспешно, сохранить инкогнито, — ответила Зу.

Алисса прикрыла рот рукой:

— Точно. Ведь у вас недавно муж умер…

Мэг была слишком изумлена, чтобы говорить. Она заметила, как темные глаза Зу, некогда знаменитой киноактрисы, а теперь вдовы, наполнились слезами. Интересно, кто такая эта Алисса Пэйдж и откуда ей столько известно?

— Уильям умер несколько недель назад, — ответила Зу.

— Мне так жаль, — проговорила Алисса, и в ту минуту Мэг почти поверила, что южанка говорит искренне. — Я видела некролог о вашем муже. Там говорилось и о вас, конечно… Но все-таки прошла, кажется, целая вечность с тех пор…

— …как я снялась в моем последнем фильме, — договорила за нее Зу.

— Да, о да, — пробормотала Алисса. Бриллианты на ее колье вновь сверкнули. — Но насчет меня не беспокойтесь. Я никому не скажу, кто вы.

Мэг попыталась прочитать мысли Алиссы, глядя ей прямо в глаза, как своим клиентам, но ничего в них не увидела. Тогда она обернулась к Зу.

— Я тоже очень вам сочувствую, — смущенно проговорила она и добавила: — Я не знала…

Мэг замолчала, не зная, что сказать еще, и чувствуя себя по меньшей мере дурой.

— Я работала вместе с вашим мужем, — вдруг сказала Алисса.

Зу удивленно повела бровью:

— Вы работали с Уильямом?

— Это было давно. Ваш муж однажды проявил большое великодушие и устроил так, что один из его клиентов стал гостем на благотворительном вечере, который я устраивала.

— Да, Уильям был очень великодушен, — ответила Зу. Она повернулась к Мэг: — Извините, что я не сказала вам… Мне показалось, что вы меня узнаете сами.

Мэг взяла вилку и отодвинула несколько чешуек к краю тарелки.

— Сама удивляюсь, что не узнала, — проговорила она. — Я видела все ваши картины и просто восхищаюсь вашим талантом.

Зу вновь улыбнулась и легонько похлопала Мэг по руке:

— Это говорит только о том, что у вас очень хорошая память.

К столику подошел официант с консоме для Алиссы.

— Сегодня я не голодна, — запротестовала было леди из Атланты.

Зу наклонилась к ней.

— Прошу вас, не отказывайтесь от супа и хлебных палочек. Если вы не станете есть, то это сделает моя подруга, — сказала она, показывая на Мэг. — Мне кажется, она просто умирает от голода.

Алисса повернулась к официанту:

— Не надо хлебных палочек. Принесите лучше ваш коронный рулет с укропом. Три. И с маслом.

Мэг заметила, что с официантом Алисса говорит не так, как с ними, а требовательным начальственным тоном.

— Хорошо, мэм, — ответил официант и удалился.

Мэг рассмеялась:

— Я думала, что здесь не принято командовать.

— Я хорошо изучила курортные правила, — с улыбкой ответила Алисса. — А курорты все одинаковы. — Повернувшись к Зу, она сказала: — Всю жизнь буду помнить великодушие вашего мужа, который одолжил нам Дан Майклз. Она пела у нас на «Пичтри Фестивал». В тот год Дан взяла три премии «Грэмми» и еще снялась в одной картине… как там ее?.. «Славные дни», кажется? Какое-то банальное название…

— Да, «Славные дни».

— Фильм тогда собрал дикую кассу, так что появление Дан на нашем фестивале было исключительно своевременно. Благотворительная акция имела просто феноменальный резонанс. А вы, судя по всему, решили вернуться в профессию, а?

Алиссе удалось этой неожиданной репликой застать Зу врасплох:

— Да, — призналась та. — Но сначала необходимо скинуть несколько лишних фунтов веса и привести себя в форму. А потом посмотрим, получится ли.

Алисса уставилась на Зу своим непроницаемым взглядом.

— Конечно, получится! И вы вернетесь на экран! Уж я об этом позабочусь. — Она повернулась к Мэг. — Разве мы не позаботимся об этом, э-э… Я извиняюсь, не спросила вашего имени.

Мэг ответила не сразу. Ей не хотелось, чтобы ее тоже узнали. Слава на курорте ей была ни к чему. Впрочем, кому будет до нее дело, если рядом сама Зу?

— Мэг, — ответила она. — Мэг Купер.

— Отлично, Мэг Купер. У нас с вами появилась работенка: помочь знаменитой Зу вновь приобрести форму. — Она повела рукой. — На запястье сверкнули золотые браслеты. — И начнем со степ-аэробики. В семь утра. Я много поездила по всем этим курортам и знаю, что тут действительно может помочь, а что — только пыль в глаза. — Она внимательно посмотрела на Мэг. — Похоже, вам санаторного опыта тоже не занимать.

Мэг снова рассмеялась:

— Как раз нет, я впервые на водах.

Алисса картинно схватилась за голову.

— О Боже, — простонала она. — Дилетанты. С кем меня посадили? С дилетантами! Ну ничего, как-нибудь справимся. — Она сдвинула браслеты вверх по руке. — Как же вам удается так выглядеть, дорогая Мэг Купер, если вы не бываете на курортах?

— Я много хожу пешком. Живу в Нью-Йорке.

— О небеса! — воскликнула Алисса. — У вас в таком случае, должно быть, развилось плоскостопие. Не обижайтесь, просто мне будет спокойнее, если я буду знать, что у вас есть хоть один изъян.

Мэг улыбнулась и, покачав головой, проговорила:

— Нет, плоскостопия у меня нет.

Зу рассмеялась.

— А чем вы занимаетесь в Нью-Йорке?

— Я юрист.

— Советник юстиции? — поинтересовалась Зу.

— Юрисконсульт в какой-нибудь мощной корпорации, конечно, — сказала Алисса.

— Нет, — ответила Мэг. — Боюсь, на самом деле все гораздо хуже. Я работаю с уголовными делами.

— Ну и почему же это хуже? — возразила Алисса. — Постойте, постойте… Так это же про вас все время пишут в газетах!

Мэг уставилась в вазу с цветами.

— Вы защищали эту… как же ее… Холли Дэвидсон!

Мэг проглотила комок в горле:

— Увы, это так.

— Выходит, я не одна тут знаменита, — проговорила Зу, дотрагиваясь рукой до Мэг. — Прекрасно. Хотите верьте, хотите нет, но я терпеть не могу быть в центре всеобщего внимания.

— Я тоже, — ответила Мэг.

Алисса боялась поверить в свое везение. Она зашла к себе в номер, скинула туфли и закурила сигарету. Забравшись с ногами в кресло, она рассмеялась. Ей до сих пор как-то не верилось, что ее соседками по столику в столовой оказались кинозвезда Зу и знаменитый адвокат! Словно сам Бог помогал ей. Этих двух женщин можно будет использовать, как никого другого. И она твердо решила их использовать, ибо уж что-что, а как ухватить жар-птицу за хвост, она знала.

Алисса стряхнула пепел в мраморную конфетницу. Значит, завтра. В семь утра. Это будет первым шагом на пути к организации грандиозного гала. Гала века. И самое главное: уже не надо волноваться о Тэде Тернере и Джейн с ее голливудскими связями. Ибо только что эти связи сами упали Алиссе в руки.