Крах байка

Из всех биржевиков Сан-Франциско никто так глубоко ие увяз в финансовых махинациях, как Уильям Чэпмен Ролстон - финансовый чародей города. Он не носил красного шарфа профессиональных игроков не столь уж далекого прошлого; одет он был безупречно, единственной странностью его было то, что грудь его крахмальной сорочки украшала черпая камея. Он вел азартную игру по тысяче направлений. Многомиллионные азартные ставки он мог позволить себе только благодаря Неваде - «этой дыре в земле с золотом и серебром в ней».

Однако для того, чтобы удерживать на плаву свою империю пароходных линий, доков, суконных и железорудных предприятий, виноградников, табачных полей, элеваторов и десятков других промышленных объектов, ему необходимо было иметь в безраздельно^«владении шахты и камнедробильни Комстока. Он постоянно твердил себе, что дело здесь не в жадности, а в том, что он хочет превратить Сан-Франциско в одну из величайших столиц мира. Именно поэтому он и пользовался любыми средствами, как честными, так и бесчестными, чтобы воспрепятствовать строительству туннеля Сутро. Сутро был первым человеком, бросившим вызов его господству пад Маунт- Дэвидсоп; человек этот был фанатиком, а фанатиков следует останавливать любой ценой.

Много раз Ролстон со всеми своими миллионами оказывался в затруднительном положении, по всякий раз он при помощи какого-нибудь пиратского маневра умудрялся выкручиваться. Всего лишь год назад он отчаянно нуждался в золотых монетах, чтобы удовлетворить предъявляемые Банку Калифорнии требования о выплате вкладов. Недавно принесший присягу президент Соединенных Штатов Улисс Грант запретил монетному двору Сан- Франциско обмен золотых слитков на отчеканенную монету. Ночью Ролстон с двумя друзьями в сопровождении федерального директора монетного двора открыли федеральные сейфы и взяли из них почти четыре тонны отчеканенных монет, заменив их золотом в слитках. На следующее утро, когда Банк Калифорнии распахнул свои бронзовые двери перед ожидающей толпой, Ролстон велел разложить у касс, на полках и столах миллион золотыми монетами для всеобщего обозрения. Подобная комбинация пиратства и артистизма помогла банку успокоить вкладчиков.

Потом он сразу же отправился к соседнему банку, который стоял перед подобной угрозой, взобрался на пустой ящик, стоявший на тротуаре, и крикнул толпящимся вкладчикам: «Тащите свои чековые книжки в Банк Калифорнии. Мы уплатим вам звонкой монетой!»

С паникой было покончено.

Федеральное правительство учло ход Ролстона, приказав ввести свободный обмен золота на отчеканенную монету. Сан-Франциско стал поклоняться Ролстону еще больше, чем раньше. Его слава достигла Лондона, Парижа, Берлина, Рима, Стокгольма; он стал символом грубоватого и предприимчивого пионера с Дальпего Запада.

В пятьдесят пять лет Билли Ролстон представлял собой могучего гиганта, который бросал вызов сильному течению,в проливе Золотые Ворота и проделывал вплавь путь до острова Алькатрас в любой день, когда только позволяла погода. Клиенты банка могли видеть его «красивой формы голову, внимательный взгляд и сияющее свежестью умное лицо» за стеклянной перегородкой конторы; утверждали, что они любили смотреть на своего капитана, занимающего пост на капитанском мостике. Тысячи жителей Сан-Франциско, зависящие от его решений и его банка в своем экономическом положении и благополучии, говорили друг другу, что «предприимчивость, энергия и успехи» Билли Ролстона наполняют их верой в свои силы. Даже в самые напряженные моменты он демонстрировал Сан-Франциско свое спокойно улыбающееся, жизнерадостное лицо. Близкие друзья узнавали о том, что он встревожен, по его привычке во время обсуждения какой-либо проблемы рвать на тоненькие полоски бумагу и бросать их в корзину. Будучи взволнованным, он часто промахивался, и тогда пол вокруг пего был на дюйм покрыт бумагой.

Как и пристало лидеру общества, он был человеком безгранично преданным благотворительности. Когда Дэ- ниэл Колт Джилмен, президент недавно открытого на покрытых маком холмах Беверли университета Калифорнии, пришел к Билли с просьбой оказать помощь в строительстве мужского общежития, Ролстон дал ему деньги на постройку шести корпусов. Когда умирающий Джеймс Лик обратился к Ролстону за советом, как ему поступить с пятью миллионами, Ролстон сказал ему: «Оставьте их Сан-Франциско, чтобы мы могли использовать ваши деньги для улучшения и украшения города. Постройте техническую школу для мальчиков и дом престарелых для неимущих; оставьте свои деньги для парков, статуй и бесплатных публичных бань, чтобы Сан-Франциско, подобно Риму, превратился в бессмертный город».

И Лик сделал все именно так, как ему посоветовал Ролстон.

Друзья Билли Ролстона из финансового мира Сан- Франциско говорили, что Ролстон «подымал дичь, а потом его друзья могли бить ее на выбор». Люди называли своих сыновей его именем, поселенцы - свои улицы; когда Южная Тихоокеанская хотела назвать его именем один из городков в Хоакин-Вэлли и он из скромности отклонил эту честь, городок был назван Модесто, что по-испански означает «скромность». В Сан-Франциско о нем говорили: «Он скромен; он очень прост в повседневной жизни. По делу или по вопросу, связанному с благотворительностью, попасть к нему так же легко, как к любому лотошнику города. Он известен как друг бедных, покровитель искусств, биржевой магнат, великий банкир и филантроп».

Ролстон не всегда бывал щедрым, как, впрочем, и не всегда скромным. Однажды, когда он мчался на четверке великолепно подобранных лошадей по дороге из Сан-Франциско в Бельмонт, мальчишка верхом на неказистой лошади, ехавший в том же направлении, воспринял невероятную скорость экипажа как вызов и обогнал его. Оскорбленный Ролстон вернулся на ферму, где жил мальчишка, и заставил его отца продать ему лошадь.

Не был он героем и в глазах жены. Она мало видела его и не упрекала за это, поскольку трудно упрекать столь занятого человека, который уходит из дому в пять часов утра. Пока она сидела одна в их городском доме на Пайн- стрит, Билли устраивал то, что вошло в историю под названием лукулловых пиров в Бельмонте. Ходили рассказы об оргиях с участием женщин; после одного из банкетов «одурманенные выпивкой гости забрели в чужие спальни, что вызвало большое замешательство». Когда красивая английская актриса Аделаида Нилсон приехала в Калифорнийский театр Ролстона, чтобы в течение нескольких недель исполнять шекспировские роли, Билли Ролстон преподнес ей бриллиантовое ожерелье стоимостью в сто тысяч долларов. Злые языки по-своему интерпретировали причины этого стотысячного подарка.

Теперь, в 1872 году, Уильям Чэпмен Ролстон взялся за осуществление самого грандиозного строительного проекта в своей жизни, который, по его мнению, должен был стать последним мазком на портрете Сан-Франциско: строительство отеля, настолько великолепного, что наиболее знаменитые и богатые люди стекутся в его гостеприимные стены со всего мира. Когда кто-то из друзей спросил у пего, ка!«он намерен назвать свой отель, Ролстоп ответил с любезной улыбкой: «Ну что ж, поскольку это должен быть дворец, и притом один из величайших дворцов мира, почему бы не назвать его просто «Палас-отель»?»

Ответ этот был весьма типичным и для Ролстона, и для Сан-Франциско. Оскар Льюис в «Бонанза Инн» писал: «Посетители из консервативных восточных центров обнаруживали, что по меньшей мере половина населения здесь страдает манией величия. Мало какой город мог похвастаться столь горячей преданностью своих обитателей. Приезжие зачастую никак не могли понять, чем здесь вообще можно было гордиться. В глазах непредвзятого человека Сан-Франциско выглядел грубым, шумным, грязным. Вдоль его улиц высились дома, отражающие наихудшие черты низкого архитектурного вкуса того времени. Городу насчитывалось всего три десятилетня. Он рос слишком быстро».

По мнению Ролстона, «Палас-отель» должен был положить конец пионерской эре в Калифорнии и дать начало веку элегантности, который сделает Сан-Франциско соперником Ныо-Йорка, Лондона и Парижа.

Первым шагом на пути к постройке «Палас-отеля» была покупка участка песчаных дюн к югу от Маркет-стрит, где в тридцатые годы Марпано Вальехо застрелил медведя гризли. Квадрат земли обошелся Ролстону в 400 000 долларов. Он нанял ведущего архитектора города Джона Гейпора и отправил его на Восток для изучения отелей Чикаго и Ныо-Йорка. На обнесенном высоким деревянным забором участке были пробурены артезианские скважины. Миллион долларов был израсходован Ролсто- ном только на бетонные работы по возведению фундамента, в котором должны были разместиться кладовые.

В плане отель представлял собой четырехугольник с тремя обширными дворами, дающими доступ воздуху и солнечному свету, с огромным центральным двором и подъездными путями. Вокруг этого огромного двора семью этажами должны были подниматься галереи с комнатами, а все сооружение должно было быть покрыто общим стеклянным куполом. Из отеля открывался вид на город - в каждой комнате предусматривалось окно с широким обзором. Стены возводились двойной толщины и усиливались железом для предотвращения разрушений от землетрясений и пожаров; было протянуто пять миль водопроводных труб и сто двадцать пять миль электрических кабелей. Вводились такие новшества, как кнопки электрических звонков для вызова слуг в каждой комнате, телеграфная связь между различными службами отеля, электрические часы, пневматические трубы для писем и посылок и - как верх хорошего вкуса - более семисот «ватер-клозетов, в которых якобы имеется приспособление, при помощи которого вода сливается не производя того ужасного шума, который обычно сопровождает это действие».

Делом принципа для Ролстона было использование па строительстве «Палас-отеля» материалов калифорнийского производства. Так, например, суконной фабрике «Мишн» он поручил изготовлять одеяла для отеля. Если же у него не было нужной фабрики, он покупал или строил ее. Когда понадобились дубовые планки для паркета, Ролстон купил лесное ранчо у подиожия Сьерра-Невады, но обна- ружил, что там растет непригодный для этих целей дуб. Ради производства кованых гвоздей и инструментов он приобрел литейный цех. Он построил фабрику по изготовлению замков и скобяных изделий, приобрел мебельную компанию «Вест-Кост», чтобы изготавливать из местного, калифорнийского лавра мебель для отеля. Уильям Шарон, которому Ролстон навязал участие в этом грандиозном предприятии, трезво следил за всеми операциями. Он пытался образумить Ролстона: «Если вы собираетесь покупать литейный цех для того, чтобы сделать гвоздь, ранчо ради плапки, а мебельную фабрику для изготовления мебели, то чем это все кончится?»

Но были вещи, которые Ролстон не мог ни купить, ни сделать в Калифорнии, и он разослал заказы на изготовление ковров и столовой посуды во Францию. В Белфасте, в Ирландии, склады, как говорили, остались без запасов белья; драгоценное инкрустированное панно везли из Индии, а предметы искусства - со всего мира. «Палас-отель» должен был обойтись в шесть миллионов долларов наличными, выплаченными из карманов Ролстона и Шарона.

К февралю 1873 года, когда всего только два пли три этажа отеля были построены, директора Банка Калифорнии начали проявлять беспокойство по поводу «наличности». Банк обязан был иметь запас наличных денег в пять миллионов долларов, однако три с половиной миллиона из них было отдано взаймы Ролстону для осуществления различных его предприятий: два миллиона вложены в компанию по торговле недвижимостью, через которую Ролстоп скупал землю к югу от Маркет-стрит для создания здесь нового делового района; чуть менее миллиона - в шерстобитные фабрики «Пасифик» и около шестисот тысяч - в «Киболл карридж компапн». Наличных денег не хватало, и обеспокоенные директора потребовали, чтобы Ролстоп взял на себя ответственность за все эти долги. Билли Ролстоп, разрывая на клочки полоски бумаги и швыряя их в корзину для бумаг, горько сказал своему брату: «Если ты делаешь деньги для этих людей, то но получишь ни слова благодарности, но, если ты потеряешь деньги, они проклянут тебя».

Д. О. Миллс, президент Банка Калифорнии, который стал одним из самых богатых людей к западу от Чикаго благодаря тому, что Ролстон осуществлял руководство банком, решил, что теперь самое время выйти из дела, сохранив в неприкосновенности свои деньги. Он потребовал, чтобы Ролстон выкупил у него его долго в банке за наличные деньги - за те самые наличные, которых сейчас так не хватало Ролстопу. Теперь Ролстон стал президентом Банка Калифорнии не только фактически, но и формально.

Ролстону крайне необходимо было новое,золотое дно в Комстоке. Ему необходимы были новые миллионы на содержание Бельмонта с его роскошными приемами и великолепной конюшней скаковых лошадей. Как отцу города, ему приходилось поддерживать все фабрики, кузнечные мастерские и литейни Сан-Франциско, от которых зависело процветание города.

Он посылал бесчисленные поисковые партии в истощенные шахты, принадлежащие Банку Калифорнии, в надежде найти новые рудные жилы. Но фортуна теперь улыбалась его противникам - Серебряным королям.

Потеряв «Консолидейтэд Вирджиния» из-за Шарона, считавшего, что залежи там не представляют ценности, Ролстон начал скупать акции давно истощенной шахты «Офир». Шарон утверждал на этот раз, что именно здесь должны проходить богатые жилы, подобные тем, которые Серебряные короли разрабатывали в «Копсолидейтэд Вирджиния». Ролстон начал по любой цепе скупать акции «Офира». Так неожиданное счастье привалило Счастливчику Болдуину, которому он выписал чек на 3 600 000 долларов за его акции этой шахты.

Судьба нанесла Ролстону еще один удар. С того дня, как он в 1864 году распахнул двери Банка Калифорнии, и ?плоть до весны 1875 года никто ни разу не поставил иод сомнение его роль финансового лидера северной Калифорнии и Невады. Однако Серебряная Четверка решила, что нуждается в собственном банке. Она открыла в 'Сан- Франциско банк Невады с капиталом в пять миллионов долларов в виде солидных слитков, добытых в «Консоли- дейтэд Вирджиния». До этого Серебряная Четверка все свои банковские операции проводила через банк Ролсто- на, теперь же они изъяли миллион наличными и слитки стоимостью в четыреста тысяч, которые хранились в сейфах банка.

Билли Ролстон демонстрировал собой неунывающее лицо Сан-Франциско, однако ему пришлось взять в долг у Уильяма Шарона два миллиона долларов, переуступив взамен все права на «Палас-отель».

Уильям Шарон, с его маленькими блестящими глазками, бледным лицом, украшенным черными усами, был весьма обстоятельным подлецом. Его одпонлановый характер был настолько цельным, что все годы, проведенные нм на Дальнем Западе, не смогли изменить, смягчить или как-то по-иному сформировать его. Шарон поклялся, что сделается сенатором Соединенных Штатов. Чтобы обеспечить себе голоса законодателей Невады, он дал им конфиденциальный совет скупать акции шахты «Офир» и держать их до тех пор, пока они• не поднимутся в цепе до трехсот долларов. Большинство законодателей стали вкладывать деньги в акции «Офира», что дало начало спекулятивному буму на бирже Сан-Франциско, который посторонние наблюдатели считали чистым безумием.

Когда курс акций «Офира» поднялся почти до трехсот долларов, иевадские законодатели избрали Уильяма Шарона в сенат Соединенных Штатов. Как только это произошло, Шарон срочно продал через подставных лиц все свои акции «Офира». ?Эта продажа столь крупного пакета акций сразу же низвела акции «Офира» до их истинной стоимости, то есть почти до нуля. Ролстону, чтобы расплатиться за акции, которые он приобретал под долговые обязательства, пришлось распроститься со значительной частью своих личных владений. Манипуляции Шарона обошлись

Ролстону в три миллиона долларов, потому что падение акций «Офира» вызвало па бирже панику и понижение курса акций Комстока в целом на сто миллионов.

Члены законодательного собрания Невады были полностью разорены… впрочем, по словам многих, это было именно то, чего опи заслуживали. Пятьсот тысяч долла- «ов, которые Шароп израсходовал на свое избрание, он верпул, продав акции по искусственно завышенному курсу. Никто не мог тягаться с Уильямом Шароном. Так оно и было до того, как прекрасная Сара Альтеа Хилл, более известпая под прозвищем Роза Шарона, не сделала его посмешищем всей страпы.

Биржевой крах лета 1875 года был самым жестоким из всех, которые знал Сан-Франциско. Деловая жизнь города была парализована, магазины и фабрики закрывались. Тысячи граждан города, игравших на бирже на деньги, полученные от заклада домов, предприятий и драгоценностей, обанкротились.

Мало кто знал, что трагедия эта была подстроена вновь избранным членом сената Соединенных Штатов Уильямом Шароном. Все считали, что Уильям Ролстон, которому опи безгранично верили, довел их до нищеты. Члены шайки приносили к нему акции Банка Калифорнии и требовали, чтобы Ролстон выкупил их. Затравленный Ролстон рвал бумагу, усыпая ею пол своей конторы. Ему пришлось расстаться со всеми своими владениями, кроме Бельмонта и дома па Пайн-стрит.

Оп занялся проведением одной гигантской операции, которой надеялся спасти и себя и банк. Впервые за двадцать лет сделка эта была направлена, пожалуй, против интересов Сан-Франциско, однако теперь, когда он сам находился в отчаянном положении, это обстоятельство уже не смущало его. Водопроводная компания «Спринг-Вэлли» занималась осуществлением инженерпого проекта по обеспечению водой быстро растущего Сан-Франциско. Ролстон под остатки своих владений получил заем в три миллиона долларов и принялся скупать ее акции. Заполучив кон- трольпый пакет акций, он предложил Сан-Франциско купить у пего водопроводную компанию за 14 500 000 долларов.

Столь высокая цена была его первой ошибкой: ведь тот Уильям Ролстон, каким его знали всего год или два назад, закончил бы строительство, а потом величествепным жестом преподнес бы подарок Сан-Франциско. Затем он совершил еще более серьезную ошибку. Зная, что предложение его должно быть одобрено городскими властями, он пошел на подкуп членов городского совета и мэра. Местная пресса ополчилась против своего идола, называя его замаскированным грабителем с большой дороги, злостным мошенником. Один из репортеров Ассошиэйтед Пресс в Сан-Франциско разоблачил в своей статье махинации Рол- стона и разослал статью газетам всей страны. Она была напечатана в нью-йоркском «Коммершиал адвертайзер», и это не только нанесло ущерб репутации Ролстона, но и подорвало его кредит на Востоке да и во всем мире.

В середине августа Серебряная Четверка решила окончательно избавиться от Ролстона. Играя на понижение курса акций Комстока, они полностью обесценили те из них, которые находились под контролем Ролстона.

26 августа 1875 года по Сан-Франциско пронесся слух о том, что Банк Калифорнии находится в затруднительном положении. Почти немедленно полтора миллиона долларов было изъято как крупными, так и мелкими держателями вкладов; все наличные деньги и золотые слитки ушли на оплату этих счетов. К половине третьего дня двери банка уже осаждала разъяренная толпа, обезумевшая от страха за судьбу своих капиталов. Люди толкались, напирали с проклятиями друг на друга, пытаясь прорваться в здание банка. Огромные бронзовые двери, которые символизировали собой солидность и феноменальный рост Сан-Франциско, медленно затворились, подталкиваемые изнутри.

Банк Калифорнии прекратил выдачу вкладов.

На следующее утро с самого рассвета стояла необычайная жара. Ролстон встал очень рано, попытался успокоить жену, а затем отправился в банк, где передал права владения на Бельмонт своему партнеру Уильяму Шарону. Он лишился также дома на Пайн-стрит, скаковых лошадей, своей огромной, хотя и беспорядочно подобранной коллекции картин. Все свое имущество он передал Уильяму Шарону для оплаты счетов кредиторов.

В этот же день после обеда состоялось собрание директоров банка. Уильям Чэпмен Ролстон представил им полный отчет: долги его составляют 9 500 000 долларов. Он утверждал, что если ему дадут возможность, то он сумеет набрать обеспечений на 4 500 000, а если директора будут по-прежнему относиться к нему с довернем и одобрят предложенную им схему реорганизации, он в непродолжительном будущем снова поставит Банк Калифорнии на ноги и оплатит счета всех вкладчиков.

Совет банка, состоявший из людей, которых Ролстон сделал миллионерами, попросил его выйти из комнаты, чтобы они могли свободно обсудить его предложение. Как только дверь за ним затворилась, Уильям Шарон вскочил с места и внес предложение потребовать от Ролстона заявление об отставке.

Д. О. Миллс вошел в кабинет Ролстона и сообщил ему, что от него требуют немедленной отставки. Ролстон подписал документ.

•Измученный жарой и огорчениями, он отправился в залив Нептуна. Здесь он разделся в купальне, нырнул в холодную воду с заброшенного причала и сильными гребками поплыл через волны пролива Голден-Гейт к колесному пароходу, стоящему на рейде в нескольких сотнях ярдов от берега, а потом - мимо него - к острову Алькат- рас, цели его заплывов в прошлые годы.

Часом позже его тело было вынесено волнами на берег залива…

Сан-Франциско погрузился в траур. Умер один из гениев этого города.