Глава 14

Нью-Йорк

Март 1986 года

Было темно. Он казался теплым и сильным, его губы были мягкими и нежными, и он хотел ее. Она испытывала те же ощущения. Внутри что-то требовало, чтобы она дала ему возможность заняться с ней любовью. Это было бы так приятно. Он так сильно хотел ее. Но ее сознание играло с ней удивительную шутку – она воображала, что это был Чарлз…

Брук отпрянула назад.

– Нет, Эндрю.

– Что с тобой, Брук?

У Эндрю были темные обольстительные глаза, такие же, как у Чарлза.

– Я не могу. Это неправильно. Твоя жена…

Эллисон Паркер находилась дома и с начала января не плохо себя чувствовала. Но вчера вечером за коктейлем в клубе «Хант» Эндрю рассказал Брук, что ему приходится принимать мучительное решение снова отправить Эллисон в санаторий. Эндрю говорил тихо, чувственно, и их доверительная беседа легко привела к поцелую…

– Это мне нужно беспокоиться об Эллисон.

«Но ты же любишь ее, Эндрю», – подумала Брук. В объятия друг к другу Брук и Эндрю кинулись совсем не по причине любви. Все было гораздо проще – нереализованное сексуальное желание и одиночество.

– Все равно я не могу, Эндрю. – «Даже если это так легко».

Эндрю нежно коснулся покрасневшей щеки Брук и улыбнулся.

– Друзья?

– Конечно.

Их руки дотронулись до книги практически в одно и то же мгновение.

– О! – воскликнула она и посмотрела ему в лицо. Это было сильное, красивое лицо, обрамленное черными кудрявыми волосами и с блеском – неуловимым, скрытым блеском – глаз стального цвета.

– Извините. – Он отдернул руку от книги. – Сначала женщины.

– А как насчет «Приз достается победителю»?

– Я думал, «Сначала женщины» имеет приоритетное значение во всех случаях.

– Ну ладно, – с надеждой в голосе, но неуверенно сказала она. – Наверное, есть еще экземпляр.

– Будет только в понедельник.

Сегодня суббота. Сборник коротких рассказов под названием «Размышления» был выпущен в четверг и мгновенно раскуплен. Еще один тираж, заказанный срочно, поступит в продажу в понедельник. И в это мгновение она держала в руках последний непроданный экземпляр во всем Манхэттене.

– Ваши планы на выходные связаны с этой книгой? – спросила она. Сама она так и планировала поступить. Она собиралась закрыться в своей квартире, спрятаться от неприятного мокрого снега и погрузиться в книгу, которую критики окрестили лучшим сборником коротких рассказов за последнюю декаду.

– Я думал, что почитаю ночью, – ответил он. – А вечером я должен работать.

– Ну… – у нее самой был целый портфель работы, – в таком случае я могу прочитать ее сегодня после обеда и отдать вам вечером.

– Правда?

– Конечно, – подтвердила она, когда они направились к кассе. Он стал вытаскивать деньги из своего кошелька, но она дотронулась до его руки. – Я заплачу за книгу. Сначала женщины.

Они вышли в холодное мартовское утро. Тихо падал снег. Под снежным покрывалом город выглядел чистым, белым, не много чужим.

– Мне нужно было написать вам свой адрес, пока мы находились в магазине. – Ее руки без перчаток стали искать в сумочке ручку и бумагу.

– Просто скажите мне его.

Он выслушал, слегка кивнув головой, когда она закончила.

– А как вас зовут?

– Брук.

Его губы растянулись в удивленной улыбке, а серые глаза блеснули.

– Что такое? А как вас зовут?

– Ник. – Он смотрел, как расширились ее темно-синие глаза.

– Лейтенант. – Она тихо рассмеялась, протянула ему руку и почувствовала теплоту и силу его рукопожатия.

– Советник. Наконец-то мы встретились.

– Да, – пробормотала она. «Спасибо», приводящее ее в ужас за последние семь месяцев, внезапно показалось легким делом. – То, что вы сделали в сентябре… – Это был вежливый способ преподать мне хороший урок. Спасибо.

Ник пожал плечами.

– Итак, когда я могу зайти за книжкой? Когда вы уходите вечером?

– Я никуда не ухожу. Приходите в любое время.

– У вас нет никаких планов?

– Нет.

– Тогда, может, в семь?

– Хорошо.

– Увидимся позже, Брук.

– Прости, – извинился Ник, как только Брук открыла дверь. Он опоздал на час. – Мы занимались с подозреваемым. Я не мог отлучиться даже для того, чтобы позвонить.

– Ничего страшного. Допрос?

– Расследование, – усмехнулся Ник.

– По делу кого-то, кто мне знаком?

– Кого-то, с кем ты, может быть, познакомишься. Нам необходимо собрать немного больше доказательств, прежде чем выдвинуть веское обвинение.

– А вы в курсе нашего отношения к доказательствам?

– Именно так.

– В любом случае ты не смог бы мне позвонить и предупредить, что опаздываешь. Моего номера нет в телефонном справочнике.

– Ты же на самом деле не думаешь, что для меня это помеха, так ведь? – пошутил Ник. Как полицейский он в считанные минуты мог узнать любой номер телефона или любой адрес. Но в данном случае телефон Брук был ему нужен для личных целей.

– О! – Ее щеки зарделись. Еще один урок для недавней выпускницы юридической школы. Брук работала в окружной прокуратуре уже девять месяцев. Она привыкла к работе и к людям и уже не испытывала чувства неловкости. Но вот самоуверенность Ника подавляла ее, приводила к тому, что она начинала чувствовать себя неуверенно.

– Как книга?

– Удивительная. Я еще не…

– Не дочитала ее? Это хорошо. По крайней мере, надеюсь, это значит, что каждый рассказ настолько хорош, что ты хочешь задержаться на нем – прожить его – еще немного, прежде чем перейти к следующей истории.

– Это именно так. – Брук протянула ему книгу.

– Ну ладно, не беспокойся. Я верну ее тебе в целости и сохранности завтра рано утром.

– Хорошо. Тогда до понедельника я смогу перечитать не которые рассказы.

– Настолько они хороши?

– Да.

Они стояли в коридоре ее маленькой квартиры. Рука Ника все еще держалась за дверную ручку, он собирался уйти, как только получит книгу. Теперь книга находилась у него, но он колебался. Брук сказала, что у нее нет планов на вечер. А если, черт побери…

– Ты ужинала?

– Нет. Я читала, не хотела отвлекаться.

– А я был на допросе с самого обеда. Не хочешь пойти куда-нибудь?

Наступила очередь Брук колебаться.

– Нет? – вежливо спросил он.

– Не знаю. – Весь вечер она читала «Размышления». Остаток вечера Брук планировала провести за работой, занявшись содержимым своего пухлого портфеля.

– А когда ты будешь знать? – легко спросил Ник. – Я умираю с голоду.

– Я уже знаю. – Брук импульсивно решилась. – Конечно, хочу куда-нибудь сходить.

Они дошли до итальянского ресторана по соседству и заказали пиццу.

– Ты итальянец?

– Никола Адриани – так, да? – засмеялся Ник.

– Грек.

– Сокращенное имя от греческого. Я родился в Бруклине. – «И рос среди уличных драк и нищеты, в смертельной тени преступного мира», – подумал Ник.

– Ты всегда хотел стать полицейским?

– Ты всегда хотела стать юристом?

– Как ты думаешь, у кого получается лучше допрашивать?

– Ты хочешь выяснить это?

– Нет! – воскликнула Брук. «Ты выиграешь», – говорили ее блестящие синие глаза его спокойным серым глазам. – Мне бы хотелось узнать, почему ты всегда хотел стать полицейским, если это так, – серьезно добавила она.

Ник начал было возражать, продолжая подтрунивание, но потом замолчал. Он расскажет ей. Какого черта…

– Это так. Это связано с чем-то типа веры в то, что улицы должны быть безопасными для детей и мирных людей, которые нуждаются в защите, чтобы им не причинили вреда, – спокойно говорил Ник.

Брук размышляла, причиняли ли вред Нику или кому-то, кого он любил. Не затаил ли Ник чувства мести по отношению к преступному миру? Или ему просто не было это безразлично? Брук не могла ответить на это, но, несмотря на причины, для него это оказалось важным.

– Это… – Брук подбирала подходящее слово. Замечательно? Впечатляюще? Трогательно? Вдохновенно? – …прекрасно, – едва слышно закончила она.

– Просто это так. Тебе, наверное, интересно, почему я не пошел в юридическую школу?

Брук подумала минуту, прежде чем ответить:

– Полагаю, быть юристом означает для тебя находиться слишком далеко. Думаю, тебе хочется ловить преступников на… – Брук резко замолчала. Это был юридический термин.

– …месте преступления? – улыбнулся Ник. – Да.

– Думаю, что поймать парня с наркотиком стоимостью двести тысяч долларов, который он пытается продать подставному агенту, – дело стоящее.

– Пока мы не испачкаем это техническими деталями? Готова поклясться, что ты терпим к ошибкам, – размышляла вслух Брук. «Зачем она это сказала? Не было ничего в этих спокойных серых глазах, что свидетельствовало бы о нетерпимости. Но Ник был хорошим. Он хорошо выполнял свою работу и не оставался безразличным. А если ты хороший и неравнодушный, ты не можешь быть нетерпимым к ошибкам – ни к своим, ни к чужим».

– Готов поклясться, что ты тоже терпима к ошибкам.

Они какое-то время ели пиццу молча.

– Я немного удивлен, что у тебя нет приятеля, – наконец сказал Ник.

– Лейтенант Эйдриан, вы делаете заключения, не опираясь на достаточное количество фактов. – Почему она не обиделась на его слова? Конечно, он прав…

«Я могла бы иметь любовника, лейтенант, – размышляла Брук. – Да ты знаешь его. Может быть, тебе даже известно о болезни его жены».

– Ага, – продолжил Ник, – он все-таки существует, но по какой-то причине он недоступен вечером в субботу. Давай-ка посмотрим почему: он летает на «конкорде» и в этот момент приземляется в Париже?

– Нет.

– Он врач и находится на дежурстве всю ночь. Или же он солист какого-то шоу на Бродвее, и ты собираешься встретиться с ним позже. Но тогда почему же ты не пошла в театр, чтобы восхититься его выступлением? Или он женат? Нет, это не похоже на тебя.

«Нет, это не похоже на меня, и все-таки это происходит».

– Может быть, он полицейский и у него ночное дежурство, – предложила Брук, поспешно переводя тему разговора с догадки о женатом мужчине.

– Это также не похоже на тебя, – сказал Ник, словно намекая: «Сдаюсь».

– Ты был прав с самого начала. Никакого приятеля.

– Только не говори мне, что обручена со своей работой…

– А разве это так уж плохо? – Она и в самом деле была полностью погружена в свою работу, и это не казалось таким уж плохим до этого момента, до тех пор пока…

Ник ничего не ответил.

– Ты не возражаешь, если мы остановимся на минутку? – спросил Ник, когда они проходили мимо газетного киоска по дороге обратно, к дому Брук. – Я хочу купить последний номер журнала «Образы».

– Пожалуйста, сэр. – Продавец протянул Нику журнал. – Мартовский выпуск. Только что из типографии.

– Обычно я подписывался на журналы, – объяснил Ник, когда они с Брук продолжили короткую прогулку до ее квартиры. – Но мой почтовый ящик слишком маленький. Журналы мнутся. Поэтому я решил покупать журналы в киосках. Дороже, конечно, но… Приношу дополнительную прибыль близнецам Синклер.

– Уверена, если бы Чарлз и Джейсон знали об этом, они бы что-нибудь придумали…

– Чарлз и Джейсон? Ты знаешь их?

– Да. Не очень хорошо. По работе. Как адвокат.

Брук пригласила Ника к себе домой на чашку кофе. У нее был и скрытый мотив – ей хотелось посмотреть иллюстрации к «Сафайр».

– Можно мне полистать журнал? В этом номере напечатан рассказ Гейлен Спенсер. Я уже читала его, но мне бы хотелось посмотреть, как получились иллюстрации к нему.

– Ты уже читала его? – Нику тоже хотелось посмотреть иллюстрации. Как и все в Нью-Йорке, Ник знал, кто должен быть изображен на фотографиях в роли героини последней романтической истории Гейлен Спенсер.

– Она моя подруга, – грустно улыбнулась Брук. – И моя клиентка.

– Меня ждут еще какие-то сюрпризы?

Улыбка исчезла с лица Брук, когда она взяла журнал – еще один сюрприз.

– Я подписываюсь на этот журнал, но он обычно приходит на три дня позже, чем другим в этом городе.

– Тебе действительно стоит поговорить с Чарлзом и Джейсоном на эту тему.

– Остроумно.

Ник заметил последний номер «Моды» на кофейном столике Брук и стал листать его, пока Брук рассматривала «Образы». Ник никогда раньше не открывал журнала «Мода». Зачем? Но по мере того как он перелистывал страницу за страницей, его интерес возрастал. Журнал «Мода» состоял не только из случайного ряда фотографий высокой моды. Как и «Образы», этот журнал был произведением искусства, составленным тщательно и с любовью.

Ник и Брук сидели друг против друга, поглощенные журналами. Наконец Ник поднял глаза на Брук. Она не замечала его взгляда.

Ник наблюдал за Брук, очарованный и заинтригованный. Было что-то в фотографиях, что пробудило в Брук горькую смесь гордости и боли. Ее голова задумчиво наклонилась, ее губы расплылись в легкой улыбке, но в ее красивых темно-синих глазах бушевал целый шторм различных эмоций.

– Она твоя сестра, так ведь? – спокойно спросил Ник. В абсолютной тишине крошечной квартиры его голос прозвучал очень громко.

– Что ты сказал? – Брук посмотрела на Ника.

– Мелани Чандлер – твоя сестра. – Ник произнес уже не вопросительно, а утвердительно.

– Да, – прошептала Брук. Это не было большим секретом, но, тем не менее, этот факт ускользнул даже от наблюдательных, всегда любопытных глаз Вивеки Сандерз. Но это не стало бы сенсационной новостью, просто небольшой щекотливой темой для разговора: тихая сестра-близнец блистательной модели Мелани. – Очень хорошо для следователя.

– Я очень хороший детектив.

– Как ты узнал?

Ник пожал плечами. Это было связано с глазами – небесно-голубыми или темно-синими, – которые смотрели на мир с такой решительностью.

– Мы близнецы.

– Это интересно. – Ник не шутил. Он понял слишком поздно, что ему не стоило говорить об этом Брук.

– Действительно?

Ник подошел к Брук и взял у нее из рук номер журнала «Образы».

– Если ты мне покажешь свою кухню, я сам приготовлю кофе. – Улыбающиеся серые глаза Ника, наконец, растопили лед темно-синих глаз.

 

Глава 15

Гейлен пыталась сочинять. Она писала слова на бумаге, но они не имели никакого смысла. Раньше слова всегда текли ясным и уверенным кристально-голубым речным потоком из чистого горного озера. Но сейчас слова, мысли и чувства по являлись с разных сторон и образовывали извилистые и пересекающиеся каналы, которые появлялись ниоткуда и вели в никуда.

Целый месяц Гейлен пыталась писать, прерываясь только из-за телефонных звонков Чарлза, проявляющего осторожность, и периодической необходимости поесть. Но то, что когда-то было так легко и доставляло ей столько удовольствия, теперь оказалось невозможным. Каждый день приносил еще больше злости, разочарований и усталости.

В конце концов, Гейлен совершенно обессилела.

Гейлен не могла есть, хотя внутренний голос говорил, что голодать нельзя. Этот голос внутри ее также требовал, чтобы она пошла на прием к врачу.

Спустя восемь недель после возвращения Чарлза и Гейлен из Парижа она сидела в светлом кабинете Сары Рокуэлл, доктора медицинских наук. Доктор Рокуэлл специализировалась на акушерстве и гинекологии. Гейлен записалась на прием к доктору Рокуэлл, потому что именно это беспокоило ее прежде всего. Другие симптомы потенциально возможных заболеваний – лейкемии, туберкулеза, – казались менее значительными, чем те, которые так хорошо диагностировала доктор Рокуэлл.

Гейлен решила дождаться результатов теста, которые, как сказала доктор, будут готовы уже через час.

– Результат теста – положительный. Вы беременны, – улыбнулась Сара Рокуэлл.

А Гейлен вздохнула. Еще во время осмотра на кресле доктор Рокуэлл сказала Гейлен, что если она беременна, то срок пока слишком маленький. Срок беременности составлял восемь, девять, может быть, десять недель. Из-за такого короткого срока пока еще сложно сказать что-то более определенное при физическом осмотре. Пока Гейлен ждала результата теста, зная, что он будет положительным, она думала: «Восемь недель – значит, это ребенок Чарлза; девять или десять недель – тогда это ребенок Джейсона».

– Я не могу рожать этого ребенка, – сказала Гейлен доктору Рокуэлл.

– О?

– Нет. Полагаю, мне нужно сделать аборт, – прошептала она чужим голосом. Вместо нее говорил кто-то другой, другая женщина, которая спала с двумя мужчинами – братьями – и забеременела от одного из них. – У меня нет другого выбора, – добавила она.

– У вас есть выбор, Гейлен, – поспешно возразила Сара. – Это очень важный выбор. Вы можете решить не иметь ребенка. Или же вы можете решить иметь этого ребенка.

– Вы не понимаете. – Гейлен взглянула на доктора.

– Расскажите мне о том, чего я не понимаю, – ласково попросила Сара, выражением глаз предупреждая: «В общих чертах, без личных подробностей».

– Я не знаю, кто отец ребенка, – спокойно призналась Гейлен, испытывая неловкость.

– Полагаю, это важно, если вы считаете, что потенциальный отец может иметь генетические отклонения, которые отрицательно скажутся на предродовом развитии ребенка, – предположила Сара, немного ругая себя. Она знала Гейлен Элизабет Спенсер. Сара читала «Эмералд» и «Сафайр». Она была уверена, что Гейлен сможет позаботиться о своем ребенке, будет любить его и, возможно, никогда не простит себе необдуманного, поспешного решения.

Точно так же Сара относилась ко всем своим пациенткам, а не только к Гейлен Спенсер. Ей хотелось, чтобы ее пациентки делали правильный выбор, каким бы он ни был. Прежде чем принять решение, нужно хорошенько все обдумать.

– Генетически с отцом все в порядке. Это один из двух мужчин, – заявила Гейлен с легким вызовом. Даже если Сара Рокуэлл и удивилась или была шокирована от признания Гейлен (но этого не было), она не показала это. – Они оба здоровы.

– И вы здоровы.

– Да. – «Я ношу под сердцем генетически здорового, крепкого ребенка».

– Тогда почему вы хотите сделать аборт, Гейлен?

– Я не замужем. Я не знаю, кто отец ребенка. И хотя это не имеет большого значения… – начала объяснять Гейлен, но потом замолчала. Это правда. К делу это не относится. Если бы она знала, что отец ребенка – Джейсон, сказала бы она ему об этом? Нет. А если бы отцом оказался Чарлз? Может быть…

– Итак, с социальной точки зрения это немного поспешно…

Гейлен нахмурилась, глядя на Сару.

– Я не пытаюсь принять решение за вас, Гейлен. Просто мне хотелось бы быть уверенной, что вы действительно все хорошо обдумали. И если процедура аборта такая легкая, это не значит, что решение принять несложно.

– Вы думаете, мне лучше оставить ребенка?

– Я не могу принимать решение за вас, но я дам вам специальную литературу и телефонные номера. Уверена, вы знаете, что аборт накладывает тяжкое моральное бремя и на пациентку, и на врача.

– Как долго я могу решать?

– У вас есть время. Недели. Риск возрастает со временем, поэтому вам придется балансировать между тем, чтобы иметь достаточно времени и почувствовать себя уверенной, и вместе с тем не тянуть слишком долго.

Гейлен кивнула головой.

– Дать вам литературу и нужные телефонные номера?

– Нет. Единственный человек, с кем мне необходимо говорить, – это я сама. Я дам вам знать о своем решении.

– Прекрасно. А если у вас возникнут какие-либо вопросы, позвоните мне.

Гейлен позвонила Саре на следующий день.

– Я собираюсь оставить ребенка.

– Хорошо.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Слушаю.

– Ну, из-за общественного мнения… гм… поспешности этого… – начала Гейлен, стараясь говорить уверенно. – Мне нужно уехать.

– С удовольствием порекомендую вам другого акушера-гинеколога. Вы знаете, куда переедете?

– Не уверена, но мне нужно уехать прежде, чем мое состояние станет заметным. Когда это будет?

– Бывает по-разному. Но наверняка – к пятому месяцу. А пока что нам следует встретиться в ближайшее, время. Нам надо поговорить насчет диеты и питания. Мне бы хотелось, чтобы вы начали набирать вес. Вы кажетесь слишком хрупкой.

– Нет, я сильная, – отважно сказала Гейлен. «Сильная и независимая». – Я всегда была худенькой. Из-за этого могут возникнуть проблемы?

– У вас нет достаточно энергии для самой себя, не говоря уже о ребенке. Вы едите с аппетитом?

– Меня сильно тошнит. И не только по утрам.

– Вам нужно заставлять себя есть.

– Хорошо, – уклончиво согласилась Гейлен. У нее было еще много вопросов, неотложных вопросов. – А у меня будет когда-нибудь способ установить, кто отец ребенка?

– Возможно, нет, до рождения ребенка.

– А вы не сможете определить точно, когда я забеременела?

– Нет, поскольку у вас нерегулярный менструальный цикл.

– А после рождения ребенка?

– Определение группы крови может помочь. Это не доказывает отцовства, но может исключить его. Но это все зависит от их группы крови и от вашей.

– У меня группа В. У одного из них группа О. – Гейлен знала, что у Джейсона группа крови О, потому что однажды читала ему содержимое его портмоне, включая и карточку с группой крови. – Я не знаю группы крови другого, но они близнецы.

– Близнецы? – Теперь Сара сделала веское предположение об установлении личности потенциальных отцов. Сара даже не сказала Гейлен, что знает, кто она такая. Это казалось не уместным. Сейчас же Гейлен невольно призналась Саре, что отцом ее ребенка был или Джейсон, или Чарлз Синклер. Но это тоже не имеет большого отношения к делу, если не считать самого еще не родившегося ребенка, который унаследует огромную издательскую империю.

– Они не похожи внешне.

– Тогда группа крови второго может быть любой из четырех, все зависит от группы крови их родителей. Очевидно, если у него группа О, как у его брата, или группа В, как у вас, тогда этот тест не поможет. Но если у него группа А или АВ…

– А или АВ, – повторила Гейлен.

– И если у ребенка группа А, – добавила Сара. – Кроме простого способа определения отцовства по группе крови, существуют еще другие, более сложные генетические тесты, – продолжала Сара. – Что касается близнецов – даже просто родных братьев, – то их генетическое сходство может оказаться таким, что будет сложно определить отцовство со стопроцентной точностью. Для таких тестов потребуется тщательный отбор анализов крови потенциальных отцов.

– Возможно, лучше вообще не знать, кто отец, – пробормотала Гейлен.

Но спустя три дня, когда вечером ей позвонил Чарлз, потому что не слышал ее в течение почти десяти дней, Гейлен спросила его.

– Какая у тебя группа крови? – Гейлен сделала так, что бы вопрос прозвучал между прочим. На самом деле она ждала подходящего момента в течение всего разговора, надеясь, что вопрос прозвучит как пустяковая, запоздалая мысль.

– Почему ты спрашиваешь? Только не говори, что начала писать детективы.

– Нет, просто я читаю статью о процентном соотношении каждой группы крови. У меня группа В, она более редкая.

– У меня группа О. Очень распространенная.

– О! Группа О, – повторила Гейлен. – Тогда я никогда не узнаю…

– Ты кажешься разочарованной.

– Нет. Думаю, просто я ищу носителей группы А.

– Итак, ты пишешь? – спросил ее Чарлз после короткого молчания.

– Да. – Гейлен заставляла себя писать. Ей были необходимы деньги и карьера, чтобы растить еще не родившегося ребенка. – Мне нужно закончить редактирование «Гарнет» к следующей неделе.

– Ты опережаешь график. А как дела со сценарием? – Он должен был быть готов через три недели.

Гейлен вздохнула. Ей стоило заранее прорепетировать их разговор. Она собиралась позвонить ему, когда подготовит свою речь. Но сейчас он задал этот вопрос.

– Мне бы хотелось отложить съемки фильма до следующей весны.

Гейлен затаила дыхание.

– Почему? – ровным тоном спросил Чарлз.

– У меня проблемы, я, не могу сейчас писать о любви. – Это была правда, хотя не это являлось истинной причиной. Но она не могла рассказать Чарлзу, почему она не сможет осенью поехать в Кению вместе с ним и Джейсоном. Она не могла сообщить ему, что ее ребенок – и его или его брата-близнеца – появится на свет в начале ноября. – Мои розовые очки разбились вдребезги.

– Я думал, ты починила их.

– Мне нужно время, Чарлз. – Это правда. – Уверена, что Мелани…

– Мелани наняли, чтобы помочь.

– Чарлз, пожалуйста.

– Гейлен, ты подписала контракт.

– Я не могу это сделать, Чарлз. – Слезы навернулись на глаза Гейлен, а ее голос сломался. С той самой ночи, когда Гейлен обнаружила Джейсона вместе с Фрэн, ее чувства были спрятаны глубоко внутри. Но теперь из-за беременности она больше не могла сдерживаться.

– Нет, ты можешь.

– Ты не позволишь мне изменить контракт? – Гейлен чувствовала себя так, будто ее предали. «Чарлз, ты же мой друг, пожалуйста!»

– Не я принимаю это решение. – Чарлз и Джейсон были исполнительными продюсерами, но… – На контракте стоят подписи – твоя и Джейсона. Ты можешь попросить его.

Через пять дней Гейлен проснулась от боли внизу живота. У нее было такое ощущение, словно начинаются месячные.

«Но у меня не должно быть!..»

Гейлен лежала спокойно, молясь, чтобы спазмы прекратились. Через несколько минут спазмы кончились, боль прошла. Неприятности – с раннего утра. Прежде чем встать, Гейлен подождала пятнадцать минут, думая о своем ребенке, – счастливые мысли.

Когда она закончила одеваться, снова возникла боль. На этот раз она была такой сильной, что скрутила в комок ее желудок и парализовала легкие. На этот раз спазмы сопровождались горячей влагой внизу живота.

Кровь? Нет!

Скорчившись от боли и страха, Гейлен, пошатываясь, направилась к телефону в своей комнате. Гейлен получила личный телефон благодаря Джейсону. Но она собиралась отключить его. Дрожащими пальцами Гейлен набрала телефонный номер кабинета доктора Рокуэлл.

– Гейлен, сделайте несколько глубоких вдохов. Успокойтесь.

– Что происходит?

– Я не могу поставить точный диагноз по телефону, но я могу сделать предположение. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Хорошо?

– Да. – Гейлен чуть-чуть выпрямилась. Она не успокоилась, но боль немного утихла.

– Вы потеряли много крови?

«Много крови? Ведь вообще не должно быть никакой крови, не так ли? Любое количество – уже слишком много».

– Нет.

– У вас были кровяные сгустки или обрывки ткани?

– Обрывки ткани? Нет. Просто красная кровь.

– Боль ощущалась посередине живота или сбоку? – Сара задавала вопросы, которые помогли бы ей решить – может ли Гейлен прийти к ней на прием или же ей необходимо срочно, возможно на машине «скорой помощи», ехать в больницу. Сейчас она задавала вопросы, чтобы установить, нет ли внематочной беременности. Внематочная беременность всегда представляет угрозу для жизни женщины.

Судя по тому, что Сара знала о Гейлен, было не похоже, что у нее может быть внематочная беременность. Гейлен начала жить половой жизнью только с конца декабря и не умела предохраняться. Сара помнила удивление в глазах Гейлен, когда она задала ей этот вопрос. Конечно, они не использовали ни каких средств. Ведь они влюбились – раз и на всю жизнь, – и если бы она забеременела, то это было бы просто чудесно. Выражение изумления и короткая вспышка воспоминания о замечательной мечте быстро испарились, превратившись в то, что было скорее похоже на отчаяние.

– Боль в середине живота. Словно при месячных. Только сильнее.

– Какие ощущения сейчас?

– Боль немного утихла – точно так же случилось и рано утром, – а кровотечение замедлилось, – с надеждой в голосе отвечала Гейлен. Может быть, она чересчур сильно беспокоится?

– Вызовите такси и приезжайте сейчас же ко мне в кабинет. Если по дороге станет хуже, тогда отправляйтесь… – Сара назвала Гейлен две больницы. – Хорошо?

– Да. Я теряю ребенка?

– Совсем не обязательно, Гейлен. Я буду знать точно, когда осмотрю вас.

– У вас была так называемая угроза выкидыша, – сообщила Сара, когда закончила осмотр через сорок пять минут.

– Угроза?

– Именно так это называется.

– Что это значит?

– Это значит, что вы не потеряли ребенка, – осторожно объяснила Сара.

– Но я могу потерять его?

– Да. Мы узнаем это в течение следующих нескольких дней. Боли и кровотечение могут прекратиться, и все будет замечательно. Но они также могут и усилиться, тогда у вас может быть выкидыш.

– Что я могу сделать?

– Прежде всего, вы должны понять, что это не ваша вина.

У многих женщин бывает выкидыш в первые три месяца беременности. Часто это случается из-за того, что что-то не так с зародышем. И даже если вы исполните мои рекомендации, это совсем не обязательно изменит исход беременности. Но мне бы хотелось, чтобы вы выполняли мои предписания, потому что это безопасно и полезно и для вас, и для ребенка. Хорошо?

Гейлен кивнула.

– Строгий постельный режим. – И, поколебавшись, Сара добавила: – Никаких сношений.

– Что?

– Нельзя жить половой жизнью.

– О!

– Как у вас дела с весом?

– Я набрала целый фунт!

– Не так уж много.

– Я действительно стараюсь. – На ее глазах появились слезы. Гейлен боролась за то, чтобы не потерять вес. Поправиться на целый фунт, несмотря на тошноту, казалось ей огромным достижением. И этого недостаточно! А что, если она именно из-за этого теряет ребенка?

– Дети – очень выносливые, – сказала Сара, правильно прочитав в глазах Гейлен обвинение самой себя. – Вы должны это знать, поскольку много времени провели в развивающихся странах.

Гейлен знала это. Она видела это.

– Вы знаете, кто я такая?

– Конечно. Но я не знаю, в каких условиях вы сейчас живете. Сможете ли вы соблюдать строгий постельный режим и хорошо питаться и есть ли у вас кто-то, кто мог бы присматривать за вами в течение следующих нескольких дней? – «Другими словами, я не знаю одного: есть ли у вас друг?»

Гейлен задумалась о своих условиях жизни в старом особняке. Ее комнатка на третьем этаже, общая кухня внизу и соседи, которые менялись так часто, что не успевали стать ее друзьями, – не отвечали требованиям доктора Рокуэлл. У Гейлен были друзья – Чарлз, Брук и Мелани, – но никто из них не должен был знать о ее беременности.

– Не совсем.

– Думаю, самое лучшее – положить вас в больницу. Обычно мы не прибегаем к госпитализации при угрозах выкидыша, но… – Сара замолчала, подумав: «Но у большинства женщин есть мужья, или любовники, или семьи, или друзья, или хоть кто-то. У большинства женщин, но не у Гейлен». – Но, принимая во внимание ваш вес, несколько дней усиленного питания кажутся разумным основанием, – продолжила Сара. – Вас это устраивает?

– Все что угодно, если так лучше для моего ребенка.

 

Глава 16

Гейлен положили в небольшую общественную больницу в северной части Нью-Йорка. Боль и кровотечение прекратились через четыре дня, но ее оставили в больнице еще на три дня, ради ее безопасности, чтобы почувствовать уверенность. Врачи добились заметного прогресса с ее питанием. Гейлен набрала вес, анемия постепенно исчезла. Даже щеки Гейлен стали округлыми, с розовым здоровым румянцем.

– Вы выглядите хорошо, – сказала ей Сара утром в день выписки из больницы.

– Я чувствую себя хорошо. И на душе спокойно.

– К обычному образу жизни возвращайтесь постепенно…

– Я думала, опасность миновала.

– Надеюсь, что да, судя по хорошим показателям состояния здоровья после угрозы выкидыша. Полагаю, ребенок собирается продержаться все девять месяцев, – улыбнулась Сара. – Я больше беспокоюсь о вас, о ваших силах, а не о ребенке. Поэтому берегите себя. Ешьте.

– Ладно. Обещаю. Я действительно чувствую себя так хорошо, как не чувствовала уже давно.

Это была правда. Гейлен чувствовала себя лучше и физически, и морально. За время прошедшей недели в больнице, за время долгих часов ожидания, надежд и молитв о том, что бы ребенок выжил, смутные воспоминания последних двух с половиной месяцев превратились в ясное, четкое изображение. Гейлен должна взять на себя ответственность за свою жизнь. Ей придется принимать решения за себя и за ребенка.

Прежде всего, Гейлен нужно разорвать все связи – личные и деловые – с близнецами Синклер. Связь с Джейсоном уже прервана – во всех отношениях, но только не в ее сердце, как насмешливо подсказывал ей внутренний голос, – потому что он предал ее, и их, и все, во что она верила.

А Чарлз, ее дорогой друг…

Гейлен не задумывалась о том, насколько это было справедливо. Все это не было честным по отношению ко всем им.

– Брук? Это Гейлен. Ты занята?

– Гейлен! Где ты?

– У себя дома на Спринг-стрит. – Она находилась там уже целый час, вернувшись из больницы. – А что?

– Я пыталась дозвониться тебе всю прошлую неделю.

– О, я уезжала. Что-то случилось?

– Нет. – Да. Звонил Чарлз, потому что беспокоился за Гейлен. Он интересовался, связывалась ли Брук с Гейлен. – Я звонила, просто чтобы узнать, как у тебя дела. Ты в порядке?

– Да, вполне. – Гейлен хотелось все рассказать Брук. Этим признанием она ответила бы на все вопросы, которые ей собирались задать. Но никто не должен знать. – Брук, насколько сложно для меня будет отказаться от контракта на сценарий? – продолжила Гейлен, вздохнув.

Чарлз задал точно такой же вопрос! Брук сказала Гейлен то же самое, что и Чарлзу три дня назад:

– Это будет совершенно несложно – с юридической точки зрения.

– Правда?

– Да. Я составила этот контракт, так что тебе просто придется вернуть аванс.

– Конечно.

– Гейлен, а как насчет «Песен саванны» и «Рассказов Спринг-стрит»? – Брук вела переговоры о контракте для Гейлен на издание двух книг. Рукопись «Песни саванны» – рассказы о Кении – была обещана к сентябрю. «Рассказы Спринг-стрит» – о жизни и обитателях Гринич-Виллидж – должна быть подготовлена к следующей весне.

– Я закончу их в соответствии с планом. – Гейлен замолчала. – Брук, ты не могла бы послать им извещение об аннулировании контракта на сценарий? – спокойно спросила она.

– Я бы могла, Гейлен, но…

– Мне самой придется сообщить им об этом, так? – Ей придется встретиться с Джейсоном и Чарлзом еще один, последний, раз.

– Гейлен, давай пообедаем вместе, – предложила Брук. – Ты свободна сегодня?

– Нет, только не сегодня. Но мы обязательно встретимся, Брук, до моего отъезда.

– Отъезда?

– Я объясню все позже. Сейчас мне пора уходить. Спасибо, Брук.

Сразу после разговора с Брук Гейлен позвонила в офис «Издательской компании Синклера». Она записалась на встречу с Чарлзом и Джейсоном на десять часов следующего утра. Сделав это, она села на кровать и стала смотреть на свое отражение в зеркале.

«Безнадежно старомодная и наивная, – думала она, критическим взглядом окидывая свои длинные, до пояса, золотисто-рыжие волосы и немодную одежду. – Больше я не могу выглядеть так. Я чувствую себя по-другому. Больше я не девственница с широко открытыми на мир глазами, полная надежд и мечтаний. Я двадцатишестилетняя женщина, у которой скоро родится ребенок. Я знаю, что скрывается по другую сторону мечты. Я сама побывала там. Именно там мне и придется жить дальше».

Это не пугало ее. Нет ничего страшнее, чем узнать, что все, во что ты веришь, – это просто мираж. И она уже прошла через это; она столкнулась с этим и приняла это. Гейлен больше не боится. Она не испугана и не одинока. Новая жизнь – существо, которое хотело выжить, – развивалась внутри ее. Как она станет любить эту бесценную маленькую жизнь! Она уже ее любила. Несмотря ни на что, Гейлен все еще продолжала верить в свою собственную способность любить – глубоко, бескорыстно и навсегда.

– Отрежьте их, – спустя два часа сказала Гейлен парикмахеру.

– Вы уверены? Это самые красивые волосы…

– Уверена.

– Хотите, чтобы мы сделали для вас шиньон?

– Нет. Вы не хотите их купить у меня? – предложила Гейлен, вспомнив «Дары волхвов». Но сейчас был другой век. Может быть, в восьмидесятых годах уже не покупают волосы, настоящие волосы?

Да, они их купили. Гейлен и владелец салона договорились о цене, которая включала стрижку и укладку.

– Мы отрежем вам волосы достаточно коротко, – предупредил он. – С другой стороны, это стильная прическа – одна из модных стрижек, – и с вашими глазами…

Результат оказался поразительным. Удивительные изумрудные глаза Гейлен, не прикрытые больше золотисто-рыжей вуалью ее волос, привлекали внимание. Но не только они – красивый прямой нос, щеки со здоровым румянцем, полные, чувственные губы…

Больше Гейлен не казалась старомодной. Теперь она была современной, и поразительной, и красивой.

«Красивой», – размышляла Гейлен, сидя вечером в своей комнате и подшивая, перекраивая и улучшая одно из платьев «Ты такая красивая, Гейлен». Эти слова Джейсон нежно шептал, когда целовал ее и занимался с ней любовью…

Гейлен уколола палец иголкой, погрузившись в воспоминания о Джейсоне. «Уходи, мечта, – с беспокойством сказали она себе. – Уходи прочь».

Чарлз увидел имя Гейлен в списке записавшихся на прием и испытал смешанное чувство облегчения и тревоги. Она вернулась оттуда, где находилась всю прошлую неделю. Хорошо. Но почему она записалась на прием? Почему она хотела встретиться одновременно и с ним, и с Джейсоном? Связано ли это с отсрочкой съемок фильма «Сафайр»?

Гейлен появилась в кабинете Джейсона ровно в десять часов. Чарлз и Джейсон были уже там. Они встали, и у них перехватило дыхание, когда они посмотрели на нее. Она выглядела совершенно по-другому! Ее волосы, ее глаза, ее лицо, ее платье – что-то смутно знакомое, – все выражало уверенность.

«Сильная, красивая и независимая, – подумал Чарлз, почувствовав облегчение. – Ей это идет».

Но, посмотрев на Гейлен повнимательнее, когда она протянула руку сначала Джейсону, а потом ему, Чарлз заметил, что ее губы дрожат, а глаза выражают неуверенность.

«Она старается изо всех сил, – понял Чарлз. – И она справится. Мы поможем ей».

«Дорогая Гейлен!» – кричало сердце Джейсона. Он хотел ее, скучал по ней так сильно. Он хотел прежнюю Гейлен или новую, для него это не имело никакого значения. Он так и не узнал ее до конца. То, что было между ними, как он считал, – «любовь навсегда», – никогда не существовало. «Любовь» испарилась всего за одну ночь, но все равно Джейсон хотел быть с Гейлен.

Джейсон удивлялся, почему Чарлз выглядел таким изумленным при появлении Гейлен. Казалось, словно Чарлз и Гейлен не виделись друг с другом в течение какого-то времени, словно что-то произошло между ними в течение недель, прошедших с того самого дня, когда Джейсон встретил их в «Люмьере». Между Чарлзом и Гейлен уже все кончено? Гейлен стала просто одной из женщин Чарлза?

– Ты выглядишь замечательно, Гейлен, – улыбнулся Чарлз, приободряя девушку.

– Мне нужна была перемена. – Гейлен смотрела какое-то время на свои руки, собираясь с мыслями и пытаясь успокоить бешено стучащее сердце. – Мне нужны и некоторые другие перемены, – добавила она, гордо подняв голову.

– Да?

– Десять дней назад я разговаривала с Чарлзом насчет отсрочки написания сценария. – Гейлен помолчала. – Ну, я передумала.

– Хорошо, – сказал Чарлз, но выражение ее глаз беспокоило его.

– Я решила аннулировать контракт, – мужественно продолжила Гейлен. – Я вообще не собираюсь писать сценарий. Я принесла чек на полную сумму авансового платежа.

– Ты хочешь, чтобы сценарий написал кто-то другой?

– Нет. Я сохраняю за собой авторские права на него. Я не хочу, чтобы по «Сафайр» делали фильм.

– Почему нет, Гейлен? – настаивал Чарлз, внезапно разозлившись. Он беспокоился, что Гейлен расплачется, – она была такой ранимой, – но в то же время не мог позволить ей уйти просто так. Ее решение не имело никакого здравого смысла.

– Ты знаешь почему. – Взгляд ее блестящих изумрудных глаз на мгновение встретился с его взглядом.

– Гейлен, у тебя был роман, который закончился не так, как тебе хотелось. Такое случается. – Чарлз приложил усилия к тому, чтобы его голос звучал ласково. – Но ты должна продолжать жить. Ты не можешь сбежать, особенно от нас.

Когда Чарлз произносил последние слова, он увидел в ее красивых глазах что-то, напоминающее ненависть.

У Чарлза перехватило дыхание. «Что я делал все это время, Гейлен? Разве я не заботился о тебе?».

Джейсон смотрел и слушал. «Роман, который закончился не так, как тебе хотелось». Гейлен любила Чарлза, но Чарлз не любил ее. С Чарлзом все кончено, и, тем не менее, Гейлен не вернулась обратно к нему.

Она покидает их обоих, потому что это слишком больно для нее – находиться рядом с Чарлзом…

Что же такого произошло между Гейлен и Чарлзом, что заставило ее хотеть, чтобы он навсегда исчез из ее жизни? Что же такое произошло между Эллиотом и Чарлзом, из-за чего Эллиот хотел, чтобы Чарлз навсегда исчез из его жизни?

– Оставь себе аванс, – прошептал Джейсон.

– Боже мой! – воскликнул Чарлз, бросившись вон из кабинета Джейсона.

– Мне жаль, что произошло что-то такое, что так сильно обидело тебя, – сказал Джейсон, когда Чарлз ушел. Его голос был таким нежным, таким любящим.

Гейлен не могла говорить. Она взглянула на Джейсона и тихо вышла из кабинета.

– Гейлен спросила меня, можно ли разорвать контракт. Я ответила ей «да». – «То же самое я ответила тебе, когда ты спрашивал», – подумала Брук.

– Какого черта ты внесла в контракт эту лазейку для отступления?

– Потому что я всегда делаю то, что мне кажется самым лучшим для моего клиента, – спокойно объясняла по телефону Брук. Он казался таким разозленным и обвинял ее. – Ты никогда не сможешь заставить ее написать этот сценарий.

Брук размышляла, слушает ли ее Чарлз. Она пыталась представить, как его аристократическое лицо исказилось от ледяного тона ее голоса.

– И она не объяснила тебе причины? – наконец прервал молчание Чарлз.

– Нет, – прошептала Брук.

– Это не имеет никакого здравого смысла.

– Знаю. Извини, Чарлз.

– За что? – Легкая шутка, немного больше мягкости в голосе. – За то, что ты такой чертовски хороший адвокат?

– Можно поговорить с Мелани Чандлер? Я ее подруга. – Посреди ночи Гейлен вспомнила о своей подруге и о сказочной главной роли, которую ей так никогда и не предстоит сыграть. Как только закончились тягостные объяснения с Чарлзом и Джейсоном, Гейлен направилась пешком по Парк-авеню в «Модельное агентство Дрейка». Гейлен размышляла, разозлится ли Мелани так же сильно, как Чарлз. У Мелани было право на это.

Секретарь приемной «Модельного агентства Дрейка» решила, что Гейлен сама является манекенщицей, и проводила ее в гримерную для фотомоделей. Дверь гримерной открылась прежде, чем Гейлен успела постучать.

– Фрэн.

Фрэн смотрела на Гейлен вопросительно, не узнавая ее.

– Я Гейлен Спенсер. Мы встречались… – «В кабинете Джейсона и в квартире Брук. А еще я видела тебя – ты спала – в объятиях Джейсона. Разве ты не знаешь меня? Я – та мистическая женщина, которая в конечном счете на самом деле не представляла для твоей любви никакой угрозы».

– Гейлен! Я не узнала тебя.

– Гейлен? – Мелани услышала разговор и подошла к ним. – Ого!

– Новый имидж, – пожала плечами Гейлен.

– Поразительно, – пробормотала Фрэн. – Мне пора идти. Было замечательно снова увидеться с тобой, Гейлен.

Гейлен вежливо кивнула. Это не было так уж замечательно…

– Как дела, Гейлен? – весело спросила Мелани. Она хотела потребовать ответа от несчастных изумрудных глаз: «Расскажи мне, что не так?»

– Превосходно. – Гейлен нахмурилась. – Мелани, я решила не соглашаться, чтобы по рассказу «Сафайр» ставили фильм.

– О? – Почему Гейлен выглядит такой беспокойной? Это из-за нее? – Никаких проблем. Во всяком случае, для меня.

– В самом деле?

– Возможно, для меня даже и к лучшему – не делать перерывов в карьере манекенщицы. – Мелани взмахнула своими длинными, грациозными руками. Она действительно не очень-то хотела провести два месяца в Кении вместе с Чарлзом Синклером. – Ничего страшного.

На лице Гейлен появилось выражение облегчения, но внутренняя грусть не исчезла.

– Что случилось, Гейлен? – участливо спросила Мелани.

– Со мной все будет в порядке.

– Тебе не хочется рассказать об этом? – Гейлен вообще не хотела говорить об этом, поняла Мелани. Именно поэтому в последние два месяца Гейлен вежливо, но твердо отказывалась от предложений Брук и Мелани собраться вместе. Может быть, сейчас…

– Нет. – «Мелани, я не могу».

– Может быть, через неделю или две?

– Я уезжаю из Нью-Йорка.

– Куда ты отправляешься?

– Пока не решила. Я сообщу тебе свой новый адрес. – Гейлен направилась к двери. – Спасибо, что не разозлилась на меня из-за фильма, Мелани.

Гейлен не знала, куда ехать из Нью-Йорка. Было бы легко – легко и безопасно, и ее родители позаботились бы и о ней, и о ее ребенке – вернуться в Кению. Но это означало бы двигаться назад, а ей было необходимо идти вперед. В парикмахерской Гейлен пролистала последний номер журнала «Уникальные дома», где была помещена фотография очаровательного флигеля, построенного из камня и кедра, в Лейк-Форрест, штат Иллинойс.

Гейлен набрала номер государственного агентства, координаты которого были помещены в журнале под фотографией понравившегося ей флигеля. Это была частная собственность – домик, стоявший на двух акрах земли, сад с видом на озеро Мичиган, внутренний дворик, окруженный шестифутовой кирпичной стеной; внутри домика имелись два камина, обитый деревянными панелями кабинет, кухня в деревенском стиле…

В спокойном голосе агента послышались нотки воодушевления, когда та описывала владение. Знаком ли Гейлен Лейк-Форрест? Нет? Ну, это одна из наиболее престижных северных окрестностей Чикаго – вековые наследственные имения, элегантность, частная собственность, очарование. Владельцы запрашивают высокую цену, как заметила агент, но, возможно, Гейлен удастся договориться с ними за полмиллиона.

– Вам это интересно? – спросила агент.

– Звучит замечательно, – пробормотала Гейлен, но у нее голова закружилась от такой цены. Она размышляла, можно ли просто извиниться и повесить трубку. – Превосходно. Как вы думаете, владельцы могут согласиться на то, чтобы сдать этот флигель в аренду?

Повисла тишина.

– Сдать в аренду? – едва слышно повторила агент. Обычно дома в Лейк-Форрест не сдавались в аренду. – Не знаю, – наконец промолвила она скрипучим голосом.

– Как вы думаете, это возможно?

Агент колебалась. Возможно, владельцы согласятся. Они жили там же, на вилле. На самом деле им бы не хотелось делить свою собственность – она всегда принадлежала их семье, но вместе с тем им не нравилось и то, что флигель пустует. Никто никогда в Лейк-Форрест не подавал заявку на сдачу дома в аренду. И все-таки… Агент размышляла о женщине с легким британским акцентом из Нью-Йорка. Владельцы могут согласиться сдать флигель в аренду, если речь идет об определенном человеке.

– Почему бы вам не назвать свое имя и не оставить мне номер телефона, чтобы я могла связаться с вами?

Чарлз позвонил ей в десять часов вечера.

– Почему, Гейлен? – требовательно спросил он, как только она подняла трубку.

– Я должна.

– Действительно? Почему?

– Просто должна. Ты же сам постоянно убеждал меня в необходимости разобраться с прошлым и начать жить своей собственной жизнью.

– Но я не ожидал, что ты сделаешь такую большую глупость – разорвешь связи со всем, что окружало тебя во время этой великой трагедии из-за твоего неудавшегося романа.

– Мне бы хотелось, чтобы ты поверил мне на слово: я знаю, что делаю. Мне бы хотелось, чтобы ты просто понял мои чувства.

– Позволь мне объяснить, как себя чувствую я, Гейлен. Я чувствую себя так, будто меня предали.

– Предали, – едва слышно промолвила Гейлен. Она чувствовала себя именно так – это ее предали. – Если бы фильм удалось снять хорошо…

– Ты думаешь, я говорю о деньгах?

– Нет, – нежно сказала она. «Я знаю, какое предательство ты имеешь в виду. Я знаю, что такое предать любовь и дружбу».

Наступила долгая пауза.

– Я считал, что мы были друзьями, – наконец снова заговорил Чарлз. Его голос казался ласковым. Он хотел понять ее. – Я думал, мы делились всем друг с другом и говорили друг другу правду.

На ее глаза навернулись слезы. Как бы ей хотелось уменьшить обиду, звучавшую в голосе Чарлза. Но что она могла рассказать ему? Даже если она признается, что существует кое-что еще, благодаря чему ее поступок не кажется таким сумасшедшим, Чарлз станет допытываться до тех пор, пока не выяснит окончательно, в чем дело.

– Это из-за того, что мы занимались с тобой любовью? Это на самом деле все изменило?

«Это не потому, что мы занимались любовью, Чарлз. Это было замечательно, но… Если Чарлз узнает, что я беременна, он, возможно, захочет жениться на мне», – внезапно поняла Гейлен. Она позволила себе какое-то мгновение помечтать об этом, и фантазия показалась такой милой. Она и Чарлз стали бы заботиться друг о друге. Они могли бы провести полную нежности и любви жизнь вместе с их ребенком.

Но Гейлен не была уверена, что это его ребенок.

Кроме того, Чарлз был братом Джейсона. Гейлен не смогла бы провести остаток жизни, постоянно видя Джейсона: она сама будет с Чарлзом, а Джейсон – с Фрэн. Гейлен никогда больше не сможет встретиться с Джейсоном. Увидев его, она испытала невыносимо сильную боль, потому что сегодня она его хотела больше, чем ненавидела.

– Нет, это не потому, что мы занимались любовью, – наконец ответила Гейлен, сказав правду лишь отчасти. Она грустно добавила про себя, что станет скучать по Чарлзу, но это не казалось ей абсолютно честным. – Просто это должно закончиться. Вот и все.

Прощай, Чарлз.

 

Глава 17

Нью-Йорк

Май 1986 года

Мелани стояла на краю сада с розами в Центральном парке. Она протянула руку и коснулась мокрых от дождя лепестков светло-розового цветка. Было полседьмого утра. Весенний рассвет был нежно-желтым, а воздух – чистым и свежим после ночного дождя.

Бессонница подняла Мелани из ее теплой кровати и заставила выйти навстречу холодному, спокойному рассвету. Из-за чего эта бессонница? Мелани не знала. Сейчас, когда она дотрагивалась до бархатных лепестков, теплые слезы неизвестно почему потекли по ее холодным щекам. Почему она плачет?

Звук приближающихся шагов отвлек ее от этих мыслей. Опасный грабитель? Кто-то остановился рядом, позади нее.

«Пожалуйста, уходи. – Мелани дрожала от страха. – Пожалуйста».

– Мелани?

Мелани обернулась и посмотрела сквозь пелену слез на знакомые карие глаза. Но не такие уж и знакомые – потому что сейчас они выражали не издевку, а заботу.

– С тобой все в порядке? – Он никогда не видел ее такой. На ней был светло-серый костюм из мягкой материи. Она была без макияжа, в глазах стояли слезы. Но она была такой красивой. И такой грустной.

– Да. У меня все хорошо. Спасибо, Чарлз. Просто я смотрю на розы. – Мелани поспешно вытерла слезы со своих щек. Но появились новые – они никак не останавливались.

– Возьми. – Чарлз достал из кармана носовой платок с монограммой и протянул его Мелани.

– Спасибо. – Мелани машинально взяла протянутый им платок и держала в руке, рассеянно уставившись на него.

– Ты говорила о том, что смотришь на капли дождя на розах, – пробормотал Чарлз, взял из ее руки свой носовой платок и нежно вытер им ее мокрые от слез щеки. Она смотрела на него испуганными небесно-голубыми глазами. – Итак, что-то случилось? – Темно-карие глаза требовали ответа.

– Не знаю. Эти розы просто напомнили мне о… – Мелани замолчала, внезапно смутившись. Это ее сердце разговаривало с Чарлзом Синклером.

– О доме? Ты скучаешь по дому? – ласково спросил Чарлз.

Он знал, что значит скучать по дому. Он всю свою жизнь скучал по дому. У него самого никогда не было дома.

– Может быть. Только там у нас вообще нет роз, – рассеянно улыбнулась она. Розы напомнили ей не о доме. Они напомнили ей о ее мечтах. В той жизни, которая у нее впереди, будут сплошные сады роз. – Иногда я чувствую себя как гонимый непогодой листок. Каждый раз, когда я пытаюсь остановиться хоть на мгновение, налетает порыв ветра и снова кружит меня.

– Это цена успеха и известности. У тебя нет личной жизни и ничего постоянного, только капризы и перемены. Именно поэтому я убегаю на Сент-Барт… – Чарлз замолчал. Он рассказывал Мелани что-то личное и важное. Конечно, сейчас он постоянно думал о Сент-Барте, потому что собирался поехать туда меньше чем через неделю, и все-таки…

– У меня еще не было отпуска, – размышляла вслух Мелани. Ни отпуска, ни праздников, ни даже момента, чтобы вздохнуть, – с сентября. Не оглядываясь назад, не переводя дыхания, она приехала в Нью-Йорк и тотчас же помчалась к вершине. – Ты полагаешь, отпуск поможет?

– Может быть. Но возможно, нужно что-то большее. Тебе самой придется решить, действительно ли это то, чего ты хочешь. Это американские горки, Мелани, а ты еще даже не добралась до самой крутой части. – Он словно предостерегал ее, но его голос был ласковым.

– Почему ты такой мудрый?

– Я не мудрый. А ты не гонимый ветром листок. Однако у тебя есть все шансы скоро превратиться в сосульку. Хочешь надеть мое пальто?

Мелани только сейчас обратила внимание на то, что Чарлз был одет в длинное пальто из верблюжьей шерсти поверх своего прекрасно сшитого костюма. Было полседьмого утра, и Чарлз Синклер – самый щеголеватый и лихой повеса Манхэттена – шел на работу.

– Нет. Я чувствую себя хорошо. – «Лучше – благодаря тебе». – Я тебе верну платок.

– Ладно.

– Мне пора идти. Спасибо.

– Мне нравится твой наряд.

Мелани почувствовала, как кровь в ней буквально закипела, и внезапно ощутила себя воином, готовым к битве. Всегда у нее так с Чарлзом Синклером. Он не смог удержаться от этой последней издевки, и эти его слова перечеркнули все сказанное перед этим. Мелани прищурилась, встретившись с ним взглядом.

Но его темно-карие глаза не дразнили ее. Они говорили правду. Ему понравился ее неяркий, просторный серый костюм.

– Мне тоже, – прошептала она.

Мелани смотрела, как капли цвета меда с плеском падали в бассейн шампанского у подножия ледяного скульптурного фонтана. Она слегка улыбнулась, пытаясь вспомнить, к чему такая экстравагантность. «Давай-ка вспомним: если сегодня пятница, тогда это, должно быть, прием журнала «Космополитэн». Ослепительные, знаменитые вечеринки были частью ее шумной стороны жизни. Платья, прически, драгоценности и партнеры менялись каждый вечер, но ледяные скульптуры, фонтаны шампанского, блюда для гурманов, горы икры, красивые и восхитительные лица оставались теми же самыми.

И темы разговоров были одни и те же.

– Мелани на обложке журнала «Вог». Это действительно самая лучшая обложка за последние годы.

– Мелани, двенадцать страниц весенней коллекции от Диора, и на всех страницах – ты. Невероятно!

– У Мелани Чандлер, возможно, самый сексуальный голос из всех моделей, участвовавших когда-либо в телевизионной рекламе. Действительно, у нее самый высокий рейтинг.

– Должно быть, ты ужасно расстроилась из-за «Сафайр».

Мелани улыбалась своей ослепительной улыбкой, ее небесно-голубые глаза блестели, в то время как ее сексуальный голос тихо отвечал: «Это был удачный снимок».

– Диор в этом сезоне разработал имидж блондинки с длинными волосами. Это сработало.

– Ну, не такой уж и сексуальный.

– Нет. Уверена, Гейлен приняла правильное решение. Мелани уставилась на золотистый пруд шампанского. Ее отражение сверкало на мягкой, сладкой зыбкой поверхности. Отражение – ее и в то же время чужое.

– Ты знаешь миф о Нарциссе?

Этот вопрос был вызывающим, тонким напоминанием о ее собственной никчемности. А те добрые, деликатные моменты раннего утра казались просто миражом.

– Я не восхищаюсь самой собой.

– Нарцисс тоже не занимался самолюбованием. Он был близнецом. Они с сестрой были очень похожи друг на друга. И когда она умерла, он бесконечно долго смотрел на свое отражение, потому что оно напоминало ему о сестре.

– Я всегда думала… о лесной нимфе по имени Эхо… – Мелани прищурилась, стараясь вспомнить.

– Существуют две версии этого мифа. Мифологи сейчас разошлись во мнениях, – улыбнулся Чарлз.

– Бедный Нарцисс. Какой ужасный удар судьбы. Довольно тяжело быть близнецом, – размышляла вслух Мелани. Потом она покраснела. Она опять говорит Чарлзу Синклеру правду.

– Достаточно тяжело, – согласился он.

Мелани полезла в свою вечернюю сумочку от Гуччи и достала из нее постиранный, поглаженный и аккуратно сложенный носовой платок Чарлза.

– Я так и думала, что увижу тебя сегодня вечером.

– Спасибо. – Чарлз поднес платок к своему носу. – Духи «Ферст». Ты всегда ими пользуешься.

– Полагаю, это запах от моей вечерней сумочки, – извинилась Мелани, смутившись и задрожав. Она действительно всегда пользовалась духами «Ферст». Это были ее самые любимые духи. И Чарлз это заметил. – Я могла бы постирать его…

– Мне нравится этот запах.

– Чарлз. – Вивека Сандерз подошла к ним и просунула под локоть Чарлза свои пальчики с превосходным маникюром. Она блеснула перед Мелани хорошо натренированной – так, чтобы не использовать мускулы, дабы не появились преждевременные морщинки, – телевизионной улыбкой. – Мелани, я только что видела рекламу «Тиффани». До этого момента я была равнодушна к бриллиантам. Когда ты придешь на мое шоу?

– Вивека, ты все время работаешь, – слегка подшутил над ней Чарлз.

Но они все никогда не прекращали работать. Именно поэтому они сейчас и находились здесь.

– Как-нибудь, Вивека, – весело пообещала Мелани. Ей придется появиться в «Обозрении Вивеки». Это часть ее работы, то, чего непременно ждут от знаменитой персоны. Мелани может откладывать участие в этом шоу только до тех пор, пока Адам не скажет, что она должна появиться там.

– Мне нравятся эти твердые обязательства. – Вивека перевела свое внимание на Чарлза, ее пальцы цепко сжали его руку. – Чарлз, – нежно заговорила она, – мне нужно выяснить, почему Джордж Фелпс здесь один. Я скоро вернусь.

Вивека бросила взгляд на Чарлза – обольстительный и на Мелани – предупреждающий о праве собственности. «Не волнуйся, Вивека».

– Ты не хочешь потанцевать? – спросил Чарлз, когда Вивека исчезла среди чащи модельных нарядов и элегантных смокингов.

Мелани кивнула, не глядя на Чарлза, и направилась к танцевальной площадке. Чарлз сопровождал ее через толпу, его сильная и теплая рука лежала на ее обнаженной спине. Мелани остановилась, когда они подошли к краю танцевальной площадки. Чарлз взял ее за руку и отвел в темный, укромный уголок.

Они начали танцевать, держась так, будто были участниками конкурса бальных танцев. Таким образом – напряженно и на расстоянии друг от друга – они танцевали в течение не скольких минут.

Потом Чарлз тихо рассмеялся и в одно мгновение поднял обе руки Мелани, обвил ими свою шею и обнял ее за спину и талию.

– Мелани, – прошептал он, прижимая ее крепче. Она уткнулась лбом в его подбородок и покачала головой, не в силах произнести ни слова от внезапного изумления. От близости с ним она чувствовала себя удивительно хорошо, его нежный, обольстительный голос, когда он произносил ее имя…

– Что? – спокойно спросил Чарлз, подняв ее подбородок и глядя ей в глаза.

– Ты, – промолвила она.

– Ты, – прошептал он в ответ.

«Забери меня отсюда, Чарлз. Забери меня туда, где мы смогли бы танцевать вечно».

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спрашивали чувственные карие глаза.

«Буду заниматься любовью с тобой». Голова Мелани кружилась. Среди мелькающих перед ее глазами образов она увидела Расса Коллинза, с которым познакомилась на приеме Адама в честь Нового года. Расс знал, как Мелани относится к Чарлзу; он бы очень удивился, увидев, что они танцуют вместе. Расс изумился бы еще больше, узнав, что Мелани непреодолимо тянет к Чарлзу.

– Встречаюсь с тобой. – Мелани услышала, как ответил ему голос, ее собственный голос.

– В час ночи?

Она кивнула.

– Скажи мне, где ты живешь.

Час ночи. Пятнадцать минут второго. Половина второго. Без пятнадцати два.

По мере того как медленно проходили минуты, тяжелые минуты ожидания, жажда сладострастного предвкушения, которую она испытывала весь остаток вечера, исчезла. Вместо этого появился внутренний болезненный страх, что именно этого ждал Чарлз Синклер. Он хотел продемонстрировать ей ее собственную глупость. На самом деле она ведь не верила в его ответное чувство? Действительно, разве она могла бы предположить, что после их враждебности все чудесным образом изменится?

Много месяцев Мелани строила – пыталась подстроить – ту же самую ловушку для него. Но Чарлз не попался на эту наживку. Теперь они поменялись местами, и она сама попалась на его уловку.

«Будь ты проклят, Чарлз. Будь ты проклят».

В оцепенении Мелани сняла со своей шеи колье из безупречных бриллиантов и положила его в коробочку переливчатого синего цвета с фирменной этикеткой «Тиффани», чтобы вернуть в понедельник владельцу. Затем она сняла серьги из сапфиров с бриллиантами и бриллиантовый браслет…

Раздался звонок. Сердце Мелани снова бешено забилось от волнения; предвкушение прокатилось внутри ее теплыми, щекочущими, пугающими волнами.

– Да? – произнесла она в домофон.

– Извини.

Мелани нажала кнопку, открывающую замок входной двери. У него уйдет две минуты на то, чтобы подняться в ее квартиру. Мелани нетерпеливо ходила по прихожей, бросая взгляд на свое отражение в зеркале. «Без драгоценностей я выгляжу обнаженной, – размышляла она, уставившись на свои голые руки и длинную, грациозную шею. «Но разве это плохо? Разве все происходящее не для этого? Будь ты проклят, Чарлз! Мне было, наверное, легче, когда я решила, что ты вообще не собираешься приходить сегодня. Было легче ненавидеть тебя…»

Раздался звонок в дверь.

– Привет.

– Привет.

Его только что вымытые темные волосы были еще слегка влажными. Он переоделся из шелкового смокинга в брюки цвета хаки, фланелевую рубашку и кашемировый пуловер.

«Он ездил домой переодеваться, – поняла Мелани. – После того как проводил Вивеку. После того как он… А что, если Чарлз занимался с Вивекой любовью, прежде чем приехать сюда? А что, если именно поэтому он опоздал?»

Чарлз взял ее лицо в свои руки, и Мелани перестала думать. Он жадно целовал ее в губы. Мелани отвечала на его страстные, глубокие поцелуи, а ее руки обнимали его сильную спину. Чарлз крепче прижал ее к себе и обхватил руками, окутывая теплом, силой и желанием.

Но им было недостаточно захватывающих дух объятий и теплых, проникновенных поцелуев. Их тела настойчиво требовали большего; им необходима еще большая близость, сейчас же.

– Где спальня?

Глазами Мелани пригласила его следовать за ней.

Они торопливо раздели друг друга. Не было никакой нежности или медленных движений, никакого притворства удивительных открытий, никаких осторожных, долгих поцелуев, никакого постепенного исследования в поисках удовольствия…

Как только они остались совершенно обнаженными, Чарлз сразу же оказался внутри ее; именно этого они жаждали. Они вместе спешили и теперь, когда их сильные, здоровые тела двигались вместе, охваченные желанием и страстью, они вместе испытывали блаженство.

Потом они крепко прижались друг к другу, не желая снова отдалиться один от другого. Именно об этом они так мечта ли. Их сердца громко стучали, дыхание было прерывистым…

– Ты, – прошептал, наконец, Чарлз.

– Ты, – промолвила Мелани, уткнувшись ему в грудь. Она подняла подбородок и прильнула к его губам. Чарлз нежно прихватил зубами ее нижнюю губу.

– Можно заняться этим снова? – спросила она его между поцелуями.

– Можно ли? – тихо рассмеялся Чарлз. – Да.

– Сейчас? – Мелани знала ответ. Это уже происходило.

– Может быть, на этот раз медленнее, – проговорил Чарлз, не отрывая губ от ее рта. – Ты была мне так нужна.

«И все еще нужна», – думал он, чувствуя все тоже острое желание и потребность. Он не был властен над ними.

– Может быть, медленнее в следующий раз. – «Ты мне нужен, Чарлз, точно так же, пожалуйста». – В следующий после этого раз.

– Мне пора уходить.

– Уходить?

– Сейчас половина шестого, – просто ответил Чарлз. Но он даже не пошевелился. Мелани чувствовала его нерешительность.

«Попроси его не уходить, Мелани. А если он хочет уйти? Тогда ты будешь унижена. Тогда ты узнаешь».

– Ты можешь остаться. – «Навсегда».

Чарлз остался. Они спали в объятиях друг друга и просыпались от желания – их тела уже двигались в ритме любви, – один раз утром и один раз после обеда. Спустя двенадцать часов после того, как Чарлз сказал это в первый раз, он повторил свои слова снова:

– Теперь мне действительно пора уходить.

– Здесь есть еда, – улыбнулась Мелани. – Ну, листья салата, лимонный сок и капуста.

– Ты идешь к Тони Эвордсу? – спросил Чарлз. – Не могу представить, чтобы Расс пропустил это событие.

«Расс. Расс был до тебя. Прошлой ночью я распрощалась с Рассом, из-за тебя…»

– Мелани?

– Расс пойдет. Я – нет. – Она заставила себя сказать это спокойным тоном. – Мне необходима спокойная ночь, – твердо добавила она, словно давно отдала предпочтение этому выбору.

Этой ночью в квартире Мелани действительно было спокойно, но не такое мирное спокойствие ценила она. В этот вечер тишина не нарушалась тихим, уютным поскрипыванием карандашей, которыми она рисовала модели одежды. В этот вечер тишина была абсолютной. И мысли снова и снова крутились у нее в голове.

Какой же дурой она была! Чарлз Синклер ничего не пообещал ей. Они провели ночь и день страсти. И это все. Она и раньше делила с мужчинами ничего не значащие моменты удовольствия, но в прошлую ночь с Чарлзом она чувствовала себя совершенно иначе. Даже прежде чем это произошло, она знала, что с ним будет все по-другому; именно поэтому она распрощалась с Рассом Коллинзом.

– Думаю, нам стоит прекратить встречаться, Расс, – промолвила она, при этом ее голубые глаза выражали печаль.

– Что? Мелани, почему?

– Это из-за меня, Расс, ты не виноват. На самом деле я не очень хорошая. Я эгоцентричная и раздражительная. Без меня тебе будет лучше.

Эти слова срабатывали и в школе, и в колледже, и даже позже. Мелани произносила их с огромной искренностью, когда чувствовала, – а она неизбежно чувствовала это, – что задыхается от отношений с этим человеком. Эти слова служили ей уловкой для расставания, когда она уставала оттого, что ее нежили и восхищались ею, и когда она тосковала по своей бесценной личной жизни.

– Мелани, это чепуха, – спокойно ответил Расс. – Скажи мне правду.

Расс чуть было не вынудил ее рассказать ему правду, но, к счастью, она этого не сделала. После проведенных вместе с ней тайной ночи и дня страсти Чарлз вернулся к Вивеке, что бы оказаться вместе с Вивекой под ослепительными огнями и любопытными взглядами Манхэттена. А Мелани сидела в своей окутанной сумраком квартире и чувствовала себя так, словно у нее из груди вырвали сердце.

Чарлз позвонил в десять. Мелани подняла трубку в полной темноте.

– Я не мог отменить этот вечер с Вивекой. Только не прием Тони. Для нее это очень важно.

– Чарлз…

– Да. Ты понимаешь это, Мелани?

– Да. – «Может быть».

– Могу я зайти к тебе позже?

– Чарлз, я… – «Да. Пожалуйста. О, позже? Ты имеешь в виду, после того как уложишь Вивеку в постель?» – Нет.

– А как насчет завтра? Мы могли бы покататься верхом в парке.

– Ты ездишь верхом?

– Чуть лучше, чем ты.

– О?

– Я покажу тебе.

– Завтра мы с Брук уезжаем в Бостон. – Это была идея Брук. Она предложила Мелани показать город, где провела четыре года своей жизни. Мелани трепетала от восторга от предложения Брук, потому что отнюдь не была избалована ее вниманием.

Мелани хотелось находиться с Чарлзом, но для нее было важно – слишком важно! – провести время с Брук.

– На целый день?

– Гм…

– А как насчет вечера в понедельник?

– Адам хочет, чтобы я…

– Ты хочешь снова встретиться со мной, Мелани?

– Да, – промолвила она чуть слышно. «Приходи сегодня, Чарлз, даже если ты был с Вивекой, даже если ты появишься за час или два до моего отъезда в Бостон». – Очень.

Чарлз колебался. Он должен увидеть ее. Прошло всего пять часов после того, как он ушел от нее, а его уже тянуло к ней.

– Тогда поедем вместе со мной на Сент-Барт. Мы уедем во вторник утром и вернемся в воскресенье.

«Мы. Чарлз и Мелани».

– У меня фотосъемки распланированы на всю эту неделю. – «Но меня это совершенно не волнует. Ведь я могу отменить их, правда?»

– Мы говорили об отпуске. – «Если ты не сможешь поехать со мной, я останусь здесь, чтобы находиться рядом с тобой».

– Да, но Адам…

– Я поговорю с ним. Он сегодня здесь, у Тони.

– Нет. Я поговорю с ним, вернее, скажу ему сама.

– Значит, едем?

– Едем.

Брук и Мелани прошлись по «Тропе свободы», отведали тушеных моллюсков в ресторане с видом на залив, осмотрели Гарвард, Банкер-Хилл и Фэнл-Холл, прогулялись среди отдыхающих в парке «Коммонс». В следующий раз, как решили они, им предстоит поездка – утомительное, но волнующее, захватывающее путешествие в историю – в Конкорд и Лексингтон.

Это был замечательный день. Брук и Мелани испытывали удовольствие, прикасаясь к историческому прошлому, не имевшему к ним прямого отношения. По-приятельски болтая обо всем на свете, они тщательно избегали личных тем.

По крайней мере, они не были врагами, думала Мелани, ища лучик надежды в медленной, сложной борьбе за то, чтобы стать подругой Брук.

Враждебность, презрение ко всему, что для другой сестры оставалось важным, исчезли. Конечно, по молчаливому взаимному желанию к перемирию, Брук и Мелани давно перестали подшучивать над достижениями друг друга. Мелани не сказала Брук, что уже находилась среди самых высокооплачиваемых моделей мира, а Брук не сообщила Мелани, что она без пяти минут «самый молодой помощник окружного прокурора» во всей стране.

Брук и Мелани не разговаривали о своей работе, они не говорили друг с другом и о личной жизни. В это воскресенье после обеда в Бостоне Мелани не сказала Брук о Чарлзе и о том, что она собирается лететь вместе с ним на Сент-Барт.

 

Глава 18

Мелани отчаялась заснуть. Из-за душевного беспокойства она промучилась всю ночь от бессонницы и в четыре часа утра поднялась с постели. Она нервно и бесцельно бродила из комнаты в комнату своей квартиры.

Что она делает? Ведь она даже не знает его. До недавнего времени он нравился ей меньше, чем кто бы то ни было еще. Что она скажет ему? Раньше насмешки приходили ей в голову быстро, подогреваемые его презрением, но теперь…

Брук могла бы разговаривать с ним. Брук и Чарлз беседовали о бизнесе, о юридических вопросах, о контрактах, о рассказах. Чарлз слушал Брук, уважал мнение Брук, ценил ее ум. Брук могла разговаривать с Чарлзом, и ему было при этом интересно. Но сможет ли она так?

Мелани вздохнула, в который раз проверяя содержимое только что собранного чемодана. В нем лежали яркие шорты, легкие футболки, сарафаны и купальники. Сверху она положила альбом, чтобы делать эскизы моделей, и пластиковую коробку с цветными карандашами. Какое-то время Мелани задумчиво держала руку на альбоме. Затем она вытащила его и карандаши из чемодана и положила их на место – в комнату для шитья. Она не станет рисовать модели на глазах у Чарлза – это было бы слишком глупо и самонадеянно.

Но не казалась ли она Чарлзу действительно слишком глупой и слишком самонадеянной? Что она может предложить ему? Ответ пришел на ум как тяжелое, болезненное потрясение. «А ты сама как думаешь, что ты можешь предложить ему? Твое безупречное, превосходное, красивое тело и твое безупречное, превосходное, красивое лицо. Может быть, Чарлз Синклер ужасно образованный и умный, но вместе с тем он еще и сексуальный, страстный мужчина. Что же касается тебя, Мелани Чандлер, то Чарлза волнует не твоя суть, а только твоя внешность».

Чарлз приехал в семь.

– Привет. Ты готова? Не забыла паспорт?

– Привет. Да. – Ответ Мелани прозвучал как: «Да, конечно». Хотя она вспомнила о паспорте только в половине седьмого утра.

Лимузин покинул Манхэттен и оставил позади уже с раннего утра полные машин улицы.

– Как было в Бостоне? – спросил Чарлз, когда они доехали до моста.

– Замечательно. Такое историческое место. Все старинное.

– Ты говоришь как истинная жительница Калифорнии, – улыбнулся Чарлз.

Мелани улыбнулась ему в ответ, но внутри у нее все сжалось. Брук никогда не сказала бы подобной глупости. Брук рассказала бы Чарлзу – а он бы с таким интересом слушал – интригующие подробности Бостонского чаепития.

– Ты когда-нибудь была в Европе? – спросил Чарлз.

Мелани покачала головой. Она получила загранпаспорт только две недели назад.

– Но я буду там в августе и в сентябре.

– Знаю.

Конечно, Чарлз это знал. Мелани вспомнила его нескрываемое раздражение, когда им пришлось отложить съемки фильма «Сафайр» до октября из-за ее поездки в Европу. Но тогда это был совершенно другой Чарлз Синклер, правда? Теперешний улыбался ей, а его глаза излучали нежность.

– Я никогда раньше не уезжала из своей страны, – тихо призналась Мелани. «Поэтому, если хочешь, разверни лимузин и отвези меня обратно… Даже моя внешность – это фальсификация, Чарлз. На самом деле я не та практичная, искушенная женщина, какой выгляжу на фотографиях. Это всего лишь иллюзия, просто фотографический трюк».

Заметив беспокойство в ее глазах, Чарлз успокаивающе прикоснулся к ее руке.

До тех пор, пока они не заняли свои места в салоне первого класса, Чарлз все время продолжал держать ее за руку, отпуская лишь на короткие мгновения, когда было необходимо зарегистрироваться в аэропорту и пройти таможню.

– Не будем завтракать? – спросил Чарлз, когда Мелани покачала головой в ответ на вопрос стюардессы о том, что ей подать.

– Этого достаточно, – ответила Мелани, беря бокал шампанского.

– Ты ешь не слишком много.

– Не слишком. – «Именно поэтому у меня превосходное, красивое, безупречное тело, которое ты хочешь…»

Их разговор прервала информация пилота о плане полета. К тому времени, когда летчик закончил свое сообщение, Мелани, допив шампанское, достала из сумочки толстую книжку. Чарлз вынул из портфеля рукопись, взял еще шампанского для них обоих и начал читать.

Мелани уставилась на страницу своей книги, но читать не могла. Разве они не должны были бы разговаривать, и смеяться, и ближе узнавать друг друга? От шампанского ей стало тепло. Но ей не хватало мужества заговорить с ним. Куда подевалась ее способность флиртовать? Куда подевалось знаменитое обаяние Мелани Чандлер?

– Это должно стать самой настоящей сенсацией, – произнес Чарлз полчаса спустя. За эти тридцать минут Мелани не перевернула ни одной страницы своей книги.

– Очень захватывающая история.

– Почему бы тебе не прочитать это? – Чарлз протянул ей рукопись, которую читал, – рассказ «Гарнет», написанный Гейлен Элизабет Спенсер.

– О! Последнее сокровище.

Чарлз улыбнулся. Если кто-то и мог подшутить над Гейлен, скаламбурить в связи с названиями ее рассказов и имен ее героинь, то только Мелани. Может быть, Гейлен рассказала Мелани что-то насчет своего отъезда?

– Рукопись прибыла вчера. Обратный адрес – абонентский ящик на почте в Лейк-Форрест, штат Иллинойс.

Мелани кивнула. Она знала, куда уехала Гейлен. Она также знала адрес и телефонный номер ее флигеля на Мэйфлауэр-лейн. Очевидно, Гейлен не хотела, чтобы Чарлз знал ее адрес. Может быть, Чарлз был частью тайны, которую Гейлен упорно отказывалась раскрыть?

– Ты знала, что она уехала в Лейк-Форрест?

– Да. Мы с Брук провожали ее на вокзал, когда она уезжала.

– На вокзал?

– Гейлен сказала, что хочет полюбоваться видами сельской местности. – На мгновение Мелани нахмурилась. – Но мне кажется, она просто не хотела лететь самолетом.

– Ты… – «… знаешь, почему она уехала? Знаешь, почему она аннулировала контракт на экранизацию «Сафайр»?»

Мелани посмотрела в его серьезные карие глаза и покачала головой.

– Понятия не имею, Чарлз. Что-то произошло, но она так и не сказала мне, что именно. Я думала, ты должен был бы знать это. Казалось, вы с Гейлен так близки.

– Я знаю, что она была влюблена и что это плохо кончилось. Но…

– На самом деле это ничего не объясняет.

– Нет.

Мелани прочитала «Гарнет» два раза, полностью погрузившись в эту историю, забыв на какое-то время, что она летит на Сент-Барт вместе с Чарлзом.

– Что ты думаешь? – спросил он, когда Мелани закончила читать.

– Замечательно.

– Как и другие сокровища.

Мелани слегка нахмурилась.

– Что? – настаивал он.

– Он не такой полный надежд и радости, как другие рассказы.

– Нет.

– Он немного грустный и мечтательный, как…

– Как?

– Как сама Гейлен, когда уезжала. – Мелани задумчиво прикусила нижнюю губу. – На самом деле я не думаю, что это замечательно, Чарлз. Это горько, но более реалистично, больше похоже на то, какова любовь в действительности.

Мелани покраснела. Она говорила Чарлзу Синклеру, главному редактору «Образов», о достоинствах короткого рассказа – и она рассказывала Чарлзу Синклеру, мужчине, любви.

– Ты права, Мелани. – Его голос был нежным и соблазнительным. – Права в чем?

Через час они приземлились на Мартинике, где Чарлз и Мелани пересели на борт самолета, рассчитанного на девятнадцать посадочных мест, авиакомпании «Уиндворд», который доставит их на Сент-Барт. Мелани смотрела в иллюминатор все пятнадцать минут полета, загипнотизированная блестящей синевой Карибского моря. Когда маленький самолет нырнул в узкий проход, который чудесным образом возник на вулканическом рельефе, и резко остановился всего в нескольких шагах от покрытого белыми барашками волн моря, у Мелани перехватило дыхание, и она схватила Чарлза за руку. Ее светло-голубые глаза заблестели от страха.

Чарлз взял ее холодную, дрожащую руку в свою сильную, уверенную ладонь.

– Мелани, извини. Мне нужно было предупредить тебя.

Чарлз даже не подумал об этом. Туристические путеводители и журналы путешествий предупреждали о взлетно-посадочной полосе на обрывистом склоне Сент-Барта: «Не для тех, у кого слабое сердце!» Но для Чарлза все это казалось таким знакомым; это составляло неотъемлемую часть удивительного чувства находиться на Сент-Барте.

Чарлз открыл для себя Сент-Барт через два года после смерти Эллиота. С тех пор он прилетал сюда так часто, как только мог.

Сент-Барт был мирным местом, раем, уединением.

Чарлз вел взятую напрокат машину «мини-моук» на восток по узкой каменистой дороге от бухты Сен-Жан до Лорьена. За – каждым поворотом им открывался восхитительный вид – бирюзового цвета вода, белоснежный песок, пышная тропическая растительность и лазурное небо.

– Как красиво, – прошептала Мелани теплому, ароматному ветру, который приглашал ее в тропики.

– Мы будем жить на вилле, – объяснил Чарлз, когда они приехали в Анс-де-Кай.

Мелани кивнула. Раньше Чарлз ничего не говорил об этом, и она думала, что их ждут номера в отеле.

– Ты уже останавливался там? – Казалось, Чарлз знает, куда ехать.

– Да. Это мое любимое место.

«Это станет и моим любимым местом тоже», – подумала Мелани, когда они добрались до особняка.

Вилла располагалась на скале над бухточкой и была спрятана в обильных зарослях абрикосовых деревьев и фиолетовых и розовых бугенвиллей. Стены цветов скрывали от посторонних любопытных глаз бассейн и веранду. Никто не мог видеть их, а они, в свою очередь, могли любоваться блестящим бескрайним морем и небом.

– О! – восторженно промолвила Мелани, следуя за Чарлзом на веранду через красиво обставленный дом. – О! – снова прошептала она, увидев открывающуюся перед ней панораму и белый песок пляжа внизу.

– На вилле есть собственный пляж. – Чарлз указал рукой на темно-зеленые ворота забора, окружающего веранду. Они вели на гравиевую дорожку. – Это единственный вход сюда, не считая лодки.

– Превосходно. – Мелани повернулась лицом к смуглому, красивому незнакомцу, который привез ее в этот рай.

– Иди сюда. – Обольстительные глаза говорили, что он хотел ее. Мелани повиновалась приказу. – Я говорил тебе, как я рад, что ты находишься здесь?

– Нет. – «Скажи мне. Нет, – подумала она, ощутив приливы желания, – покажи это мне».

Чарлз любил ее на веранде под золотистыми лучами тропического закатного солнца. Мягкий, ароматный ветерок ласкал их обнаженные тела, слышался крик чаек и шум океана.

Они стали заниматься любовью не спеша, даже лениво, в ритме тропиков. Это могло происходить так же медленно, нежно и долго.

Но они не выдержали – они слишком сильно хотели друг друга.

– Я ошибалась. – Мелани лежала рядом с ним на песке возле укромной бухточки, окруженной скалами.

– О?

– Я думала… – Мелани нежно поцеловала его в губы, прежде чем продолжить: —…что ты такой надменный.

– Но я не такой? – Чарлз поцеловал ее в ответ.

– Нет. – «Совсем нет».

– И ты оказалась другой. Я тоже ошибался в отношении тебя.

Чарлз целовал Мелани, нежно переходя от ее красивых, теплых губ к мягким, округлым грудям. Мелани не надела верхнюю часть купального костюма. В этом не было необходимости. Никто не мог видеть ее, кроме Чарлза. Ее превосходные груди принадлежали ему. Вся она – каждый дюйм ее золотистого тела – принадлежала Чарлзу. Чарлз хотел ее, и она отдавала ему всю себя.

Большую часть недели блаженства на Сент-Барте Чарлз и Мелани провели уединенно на вилле. Они ненадолго ездили за покупками в очаровательные деревушки и ужинали в изысканных французских ресторанах острова. Они встречали знакомые лица – таких же богатых, знаменитых, известных людей, как и они сами, – но обменивались с ними только кивками. Уважение личной жизни – это было правилом на Сент-Барте. Именно поэтому богатые и знаменитые уединялись здесь, чтобы оплакать свои потери, вновь обрести себя и влюбиться снова.

– Еще один магазин тканей. – Небесно-голубые глаза Мелани блеснули, и она игриво дернула его за руку. Это был четвертый магазин тканей, который они посетили. Мелани не объясняла Чарлзу, почему испытывает такое удовольствие от этих магазинов, а Чарлз ни о чем ее не спрашивал. Они приносят ей удовольствие, и этого объяснения достаточно. Чарлз добродушно наблюдал за ней, его карие глаза выражали изумление и любовь, когда Мелани с энтузиазмом трогала ткани и восхищалась удивительными броскими расцветками и экзотическими цветочными рисунками.

– Ты просто ненасытна.

– Ты тоже, – соблазнительным голосом ответила она.

– Это только с тобой. – «Я не могу насытиться тобой». Разговор начался шутливо перед магазином тканей в Лорьене, но внезапно стал серьезным и нежным. Они осознали это и обнялись, крепко прижавшись друг к другу. Их объятие было долгим, как и всегда, и они разомкнули его только после того, как Чарлз нежно поцеловал Мелани в висок.

– Еще один магазин тканей, – ласково прошептал он.

Накануне вылета с Сент-Барта Чарлз поехал в деревню один.

– Узнаешь потом, – ответил он на молчаливый удивленный вопрос голубых глаз: «Почему?»

Когда Чарлз вернулся через три часа, он нашел Мелани на веранде. Задумавшись, она смотрела на сапфирового цвета океан. Мелани все это время скучала по нему и понимала, что завтра этот удивительный, превосходный сон кончится. Кончится или просто станет другим?

Этого Мелани не знала. Она видела страсть и желание Чарлза, но не знала, как он относится к ней. Он никогда не говорил об этом. Чарлз никогда не произносил тех слов, которые всегда говорят все остальные мужчины; он даже никогда не говорил ей, что она красива. Зато Чарлз обнимал ее, целовал и улыбался, глядя в глаза; а еще Чарлз занимался с ней любовью так страстно, что дух захватывало.

«Почему мы занимаемся любовью с таким отчаянием?» – размышляла Мелани. Это было настоящее отчаяние – срочная необходимость, вызванная обоюдным желанием, – для них обоих. Словно где-то в глубине души они чувствовали предупреждение, что это не может продолжаться долго. А что, если завтра все кончится?

Когда Чарлз нашел Мелани на веранде, ее кулаки были сжаты, а тело напряжено от страха.

– Привет. – Обняв Мелани сзади, Чарлз поцеловал ее в шею и сразу почувствовал, что она дрожит. – Тебе холодно?

– Нет, – прошептала она, выгнув красивую шею навстречу его поцелую и не поворачиваясь к нему лицом, пока не высохли слезы. – Как прошла твоя поездка?

– Думаю, удачно. Но ты сама решишь как. – Чарлз протянул ей квадратную белую коробочку размером с конверт. – В магазине не нашлось шкатулки из бархата и шелка, но зато у них было то, что я хотел купить.

То, чего хотелось Чарлзу, то, из-за чего он уехал с виллы, оказалось длинной нитью безупречных жемчужин.

Имея тонкое эстетическое чутье, Чарлз разбирался в качестве. Он бы ничего другого не купил Мелани, кроме самого лучшего. Чарлз терпеливо искал, пока не нашел точно то, что хотел. Пока довольный ювелир оформлял покупку нити жемчуга – лучшего на всем Карибском побережье, Чарлз держал подарок в руке, восхищаясь богатым блеском и представляя это ожерелье на красивой шее Мелани. Он надеялся, что ей понравится его подарок.

– Чарлз. – У Мелани на лице только что высохли печальные, испуганные слезы. Теперь новые слезы – счастливые, радостные – наполнили ее глаза. Ее руки дрожали, когда она пыталась застегнуть замочек из золота высшей пробы. – Помоги мне.

Чарлз застегнул на шее Мелани превосходное жемчужное ожерелье и помог ей раздеться.

Сон не кончился, когда они вернулись в Манхэттен, просто он стал другим. Много часов в день они проводили врозь: их дела – каждый из них делал карьеру – требовали этого. Но свободные минуты, все свободные минуты, они проводили вместе. Они предпочитали оставаться наедине – продлевая роскошь уединенности на Сент-Барте, – а на всех вечеринках, празднествах и приемах они были вместе.

Никто не знал, когда Чарлз Синклер и Мелани Чандлер влюбились друг в друга, но все знали, что это произошло. Это было так очевидно. Пресса Нью-Йорка, которая в течение многих лет следила за Чарлзом и его пресловутыми любовными романами, а также друзья Чарлза, которые наблюдали за ним, удивленно качая головой, когда он прерывал очередную ослепительную связь, были единодушны в том, что его новая «любовь» на самом деле весьма особенная.

– Боже мой, они все время держатся за руки.

– Они влюблены.

– Я никогда не видел такого счастливого выражения на лице Чарлза.

– А как они смотрят друг на друга!

– Мелани кажется немного подавленной. Куда подевался ее знаменитый золотой каскад радости?

– Кому нужен какой-то каскад радости, когда ты и без того весь светишься? Она выглядит такой красивой, как никогда раньше.

– Вы думаете, это он подарил ей сказочное жемчужное ожерелье? Она носит его все время. Что же касается бриллиантов…

– Я вернусь через несколько часов. – Мелани подтвердила свое обещание долгим поцелуем.

– Хорошо, – прошептал Чарлз, коснувшись ее губ. – Передай Брук от меня привет.

Мелани не видела Брук уже четыре недели – со времени их совместной поездки в Бостон. Минуты, которые Мелани проводила с Чарлзом, были для нее бесценны; она считала каждое мгновение, когда они находились врозь.

Но ей необходимо встретиться с Брук.

Другое дело, что Брук не искала встречи с ней… Брук не звонила, по крайней мере, она не оставляла сообщений на не давно установленном автоответчике – Мелани проводила каждую ночь в пентхаусе Чарлза. Брук могла не оставлять сообщений на автоответчике, но Брук знала, где Мелани. Все в Манхэттене знали, что Чарлз и Мелани живут вместе. Если бы Брук хотела или если бы ей было необходимо связаться с Мелани, она бы смогла это сделать.

В конце четвертой недели Мелани позвонила Брук и предложила вместе перекусить в «Плаза». Мелани и Брук часто встречались, чтобы вместе перекусить среди забавной суеты и шума, хотя ни одна из них не ела достаточно много, чтобы окупить стоимость «шведского стола». Они ели фрукты и пили в немыслимом количестве черный кофе, а молчание заполнялось суетливой активностью ресторана.

Брук согласилась встретиться с сестрой и перекусить вместе, но, как показалось Мелани, неохотно. Может быть, это просто у нее разыгралось воображение – из-за чувства вины? Кроме того, почему она должна чувствовать себя виноватой? Брук могла бы и сама позвонить ей.

«Для Брук не имеет особого значения, видится она с сестрой или нет, – напомнил ей неприятный голос изнутри. – «Спасение близнецов Чандлер» – это задумала ты, а не Брук».

– Как дела? – спросила Мелани, как только их посадили в «Палм-Корт» в «Плаза».

– Прекрасно, – ответила Брук. – А как Чарлз?

Брук не хотела задавать этот вопрос, боясь ответа. Но она не смогла сдержаться. Между Чарлзом и Мелани это случилось, и Брук должна смотреть правде в глаза. Брук пыталась успокоить свою боль, заставляя себя читать все статьи о Мелани и Чарлзе. Она стала постоянным зрителем программы «Обозрение Вивеки». Брук изучала все, что печатали газеты о самом страстном любовном романе Манхэттена. И сейчас Брук узнает обо всем из первых рук.

– У Чарлза все прекрасно. Он передает тебе привет. – Мелани улыбнулась своей сестре-близнецу. Бездонные синие глаза Брук были темными и серьезными. «Брук, в чем дело?»

– Не думала, что Чарлз нравится тебе.

Мелани затаила дыхание. Голос Брук был таким суровым, словно Брук объясняла своей младшей глупенькой сестре, что никто не может испытывать к одному и тому же человеку сначала ненависть, а потом любовь.

– На самом деле я совершенно не знала его.

– А теперь знаешь?

– Да. – «Нет, Брук, я не знаю Чарлза, но я люблю его! Мы познаем друг друга медленно и осторожно. У него есть тайны, у меня есть тайны… Почему ты допрашиваешь меня?»

Мелани искала ответ в глазах своей сестры-близнеца и увидела ее холодную как лед реакцию – Брук не одобряла ее поведение. Брук никогда не одобряла то, что для Мелани было важно. Но как Брук могла не одобрять Чарлза? Чарлз нравился Брук, она уважала его, разве не так? Разве Брук и Чарлз – такие похожие друг на друга своими блестящими достижениями – не были друзьями?

«О нет», – заныло сердце Мелани, когда она осознала, что именно говорят ей темно-синие глаза сестры. Это не имело никакого отношения к неодобрению Чарлза; Брук не одобряла ее.

«Я никогда не буду достаточно хороша для тебя, так ведь, Брук? А теперь ты считаешь, что я недостаточно хороша и для Чарлза. Значит, в таком случае…» Мелани тоже так считала; этого она боялась больше всего.

– Я хочу показать тебе кое-что. – Чарлз взял ее за руку и повел из спальни на огромную террасу с видом на Манхэттен. Черная плодородная земля заполняла недавно пустые садовые клумбы, обложенные красным кирпичом.

– Грязь. – Мелани прищурилась от раннего июньского солнца.

– Эта земля готова к посадке. Я подумал, что, возможно, ты сама захочешь выбрать цветы.

Чарлз говорил неуверенно, боясь ошибиться.

– Да! – Мелани поблагодарила его долгим, нежным по целуем. – Как ты думаешь, розы будут здесь расти? – наконец спросила она.

– Конечно. Дренаж хороший. Возможно, на зиму нам придется прикрыть их. Они такие беззащитные…

– Ты, правда, разбираешься в этом?

Чарлз пожал плечами, но он действительно разбирался в розах. Он любил сады роз в Уиндермире. Когда он был маленьким мальчиком, он помогал садовникам.

Мелани заметила, как печальная тень скользнула по его лицу, а глаза стали еще темнее. «Расскажи мне, что заставляет тебя так грустить, Чарлз. Я вижу, ты так усердно пытаешься скрыть глубокие, болезненные тайны. Разве ты не можешь рассказать о них мне? Ничто, никакие твои слова не смогут изменить мои чувства к тебе…»

– В Саутгемптоне есть питомник, специализирующийся на розах, – сказал Чарлз, не ответив на ее вопрос.

– Поедем туда.

Чарлз рассмеялся и еще крепче обнял ее.

– Хорошо.

– Нам придется заскочить ко мне домой на обратном пути – за шортами. У тебя есть совок, грабли и…

– Вот это да! Я думал, мы сами только выберем цветы. Я собирался нанять кого-нибудь на следующей неделе, чтобы их посадили.

– О!

– Ты хочешь посадить их сама? – Чарлз испытывал удовольствие. Он надеялся, что Мелани понравится идея завести сад с цветами, и эта идея не просто пришлась ей по душе.

– Да.

Спустя шесть часов Мелани сидела, положив ногу на ногу, на террасе из красного кирпича, и ее окружали горшки с розами и азалиями. На Мелани были спортивные шорты Калифорнийского университета и светло-желтая блузка, завязанная под грудью. Она делала наброски дизайна сада.

– Я приготовил для тебя холодный чай, – сказал Чарлз, выходя на террасу. – Как продвигаются дела?

Когда час назад Чарлз предложил начать копать, Мелани сказала, что будет готова не раньше чем через час.

– Мы купили слишком много «серебряных стерлингов».

– Кажется, я помню пару горячих голубых глаз, которые с огромной уверенностью говорили мне, что не существует такого понятия, как иметь слишком много «серебряных стерлингов». – Чарлз нежно положил руку на макушку ее золотистой головы.

– Ну, это действительно так. Просто мы купили недостаточно «садового пикника».

– А! Дай-ка взглянуть, чем ты тут занимаешься. – Чарлз почувствовал некоторое сопротивление со стороны Мелани, когда взял у нее из рук этюдник.

– Просто рисую картинку того, как это будет выглядеть, поспешно объяснила Мелани. – Пытаюсь сделать так, чтобы цвета сочетались наилучшим образом.

Чарлз какое-то время с изумлением смотрел на эскиз сада. Он был профессиональным. С любопытством Чарлз приготовился листать альбом с самого начала.

– Чарлз, нет!

– Почему? – остановился он. – Что там?

– Просто наброски моделей одежды. Глупости. – Мелани потянулась за своим этюдником.

– Вовсе не глупости. Но я не стану смотреть, если ты этого не хочешь.

– Спасибо, – сказала она, когда он вернул альбом. Она взглянула на яркие горшки с розами. – Полагаю, нам пора начинать копать.

– Мелани, – спокойно произнес Чарлз, – то платье, которое ты подарила Гейлен. Она размышляла, не сшила ли ты его сама. Это действительно так?

Мелани слегка кивнула.

– Я никогда не собиралась стать манекенщицей. Я хотела быть модельером, – тихо произнесла Мелани – она сообщила Чарлзу о своей тайной мечте. – Но когда я сфотографировалась в моделях своего собственного дизайна, все обратили внимание на меня, а не на одежду.

– Если обратили внимание на тебя, это абсолютно не значит, что твои модели не понравились кому-либо. Гейлен была в восторге от подаренного ей платья. Ты, должно быть, знаешь это. Ты демонстрируешь модели одежды известных модельеров, но они далеко не так красивы, как творение, сшитое твоими руками.

Чарлз посмотрел в ее голубые глаза и понял, что Мелани об этом и не подозревала. Он нежно потянулся рукой к ее руке, пытаясь уговорить.

– Позволь мне взглянуть.

Мелани сидела рядом с ним в шезлонге, пока он медленно, внимательно, тщательно изучал каждую страницу ее альбома. На последней странице был незаконченный набросок платья из ткани, которую они видели на Сент-Барте.

– Мелани…

– Это просто глупое хобби… мне это помогает расслабиться.

– Они замечательные.

Мелани пожала плечами.

– Я говорю серьезно.

– Спасибо.

– Ты собираешься что-то делать с этим?

– Нет. Может быть, в следующей жизни…

Чарлз не стал переубеждать ее. По какой-то причине Мелани казалась грустной и неуверенной в своем таланте.

– Ты не делаешь дизайн одежды для себя. По крайней мере, здесь нет ни одного наброска с блондинками.

– Это правда.

– Мне интересно знать – почему.

Мелани задумчиво наклонила свою золотистую голову.

– Думаю, мне больше нравится делать эскизы моделей для Брук, для Гейлен, для Фрэн. Я закрываю глаза и представляю их в одном из придуманных мною платьев.

– Может быть, когда ты закрываешь глаза и представляешь саму себя, то свой самый счастливый образ ты видишь в светло-сером костюме из мягкой ткани?

– Может быть. – Красивые голубые глаза смотрели с не которой грустью.

– Может быть… – нежно прошептал Чарлз, привлекая ее к себе, – …ты бабочка, ищущая кокон.

 

Глава 19

Нью-Йорк

Июнь 1986 года

– И вы свидетельствуете, мистер Джонс, что были в Атлантик-Сити, а не в Нью-Йорке ночью пятнадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят пятого года? – Брук стояла рядом с жюри присяжных. Когда свидетель отвечал на ее вопросы – глядя на нее, как того требовали ее синие глаза, – он обращался и к присяжным тоже.

– Да.

– Вы также утверждаете, мистер Джонс, что, несмотря на показания других четырех свидетелей, которые видели вас в Манхэттене…

– Я протестую. – Адвокат защиты встал. – Достоверность показаний свидетелей, которые якобы видели мистера Джонса…

– Мисс Чандлер? – Судья поднял бровь, посмотрев на Брук.

– Если адвокат настаивает, можно организовать очную ставку для определения достоверности показаний всех четырех свидетелей. – Брук с серьезным видом посмотрела на судью.

– Мистер Хансен? – спросил судья.

– Нет, ваша честь.

– Протест отклоняется. Вы можете продолжать, мисс Чандлер.

Брук взглянула на Эндрю – это был взгляд триумфатора. Он ответил ей улыбкой, говорящей: «Теперь ты его получила, Брук».

– Подними подбородок, Мелани, – скомандовал Стив.

– Что, еще? – Мелани выпрямилась, нарушив позу. Стив фотографировал ее уже полчаса. Мелани медленно сделала несколько вращательных движений головой, расслабляя напряженные, затекшие мускулы шеи.

– Господи, – прошипел Стив.

– Не знаю, почему это так сложно.

– Ты хочешь, чтобы я объяснил тебе?

– Да.

– И ты не помчишься жаловаться Адаму?

– Нет.

– Ты выглядишь ужасно.

– Что?

– Я пытаюсь найти такой ракурс, когда бы не были видны твои проклятые темные круги под глазами. Они проступают даже через макияж.

– Я…

– Твои загулы зашли слишком далеко, Мелани. Они наложили отпечаток на твое лицо. Словно весь мир и без этого не знает, что ты проводишь ночь за ночью у Чарлза Синклера, трахаясь с ним.

– Ты не имеешь права…

– Я говорю тебе правду, Мелани. Я всегда говорю тебе правду. Просто ты не хочешь слышать ее.

Мелани сердито посмотрела на Стива, но не решилась уйти.

– Я скажу тебе кое-что еще. Это не продлится долго. Он бросит тебя, как бросал всех остальных женщин в этом городе. Можешь думать, что ты особенная, Мелани, но это не так. Ты просто такая, какой у него не было до сих пор. Ты можешь послать к черту всю свою карьеру фотомодели – а так и получится, если не сделаешь передышку для отдыха, – из-за него. Но не поступай так, Мелани, потому что твои отношения с Чарлзом Синклером не продлятся долго. И это правда.

– Брук, ты была просто потрясающей. Какая победа! – восторгался Эндрю, когда они с Брук шли из зала суда обратно в окружную прокуратуру.

– Спасибо. Приятное чувство.

– Всегда приятно побеждать.

– Ну, это когда ты знаешь, что этот парень – преступник. – Брук улыбнулась Эндрю. Эндрю играл ради победы. Он никогда не терял времени на размышления о виновности или невиновности. – Такая победа приятна.

– Достаточно приятна, чтобы поужинать со мной, Брук, и отпраздновать твой первый самостоятельный приговор?

– Эндрю, я не могу. – «Мы не можем».

Последние четыре месяца прошли так, словно никогда не было того мартовского вечера. Эндрю не упоминал об Эллисон и ничего не спрашивал у Брук. Их отношения оставались такими же, какими были до того дня, – нормальные профессиональные отношения уважающих друг дру га коллег.

– Просто ужин, Брук.

– Нет, спасибо.

– У тебя кто-то есть?

– Нет, – искренне ответила Брук.

– Я беспокоюсь за тебя.

«Я тоже беспокоюсь за тебя, Эндрю. Мне жаль, что твоя жизнь несчастлива». Брук поймала озабоченный, задумчивый взгляд его карих глаз и пожалела, что сказала «нет». «Ужин – это было бы прекрасно, но…»

– У меня все прекрасно, Эндрю.

– Итак, это твердое «нет»? – пошутил Эндрю.

– Твердое «нет», но «мне лестно было получить ваше предложение», – тихо рассмеялась Брук и покачала головой.

Двадцать минут спустя Брук позвонила в управление уголовной полиции.

– Позовите лейтенанта Эйдриана.

Прошла целая минута, прежде чем она услышала голос Ника.

– Ник Эйдриан.

– Автор?

За последние четыре месяца Брук несколько раз разговаривала с Ником по телефону насчет уголовных дел, которые они готовили к слушанию в суде, но не видела его с того самого мартовского вечера. «Размышления» были возвращены ей в следующий понедельник вместе с официальной почтой из полицейского управления. К книге прилагалась записка: «Получил удовольствие от книги. И от ужина. И от кофе. Ник».

Со вчерашней официальной почтой пришел номер «Нью-йоркера» с напечатанным коротким рассказом «Ритм Манхэттена», написанным Ником Эйдрианом. Это была сильная, захватывающая, волнующая история. Брук позвонила ему, что бы рассказать, как ей понравился этот рассказ, но внезапно почувствовала неловкость. Она не знала Ника. Если бы он хотел, чтобы она знала о его рассказе, он бы сообщил ей о нем в тот вечер, когда они обсуждали короткие рассказы.

«Но он решил ничего не говорить мне, – поняла Брук, ожидая, что он ответит на ее вопрос. – Зачем я это делаю?»

– Да, – ответил Ник после долгой паузы.

– Это замечательный рассказ, Ник. – «Вот и все. До свидания».

– Спасибо.

«Кто будет прощаться первым?»

– Почему ты ничего не сказал мне?

– Послушай… Джейсон, и Чарлз, и Гейлен, и Мелани.

– Мы провели много времени, беседуя о коротких рас сказах, прежде чем в разговоре всплыли их имена. Это похоже на бросающуюся в глаза оплошность.

– За все это время ты первый раз позвонила мне не по служебным вопросам, и то только после того, как увидела мой рассказ, опубликованный в «Нью-йоркере». На что, по вашему мнению, смахивает это, советник?

– Ты словно допрашиваешь меня.

– Думаю, мой вопрос уместен. И ты прекрасно знаешь ответ, хотя, возможно, и не хочешь в этом признаться.

– И каков же ответ? – спросила Брук, зная его и надеясь, что у Ника есть совершенно другой вариант.

– Ответ заключается в следующем: внезапно Ник стал стоящим парнем. Ник теперь не просто полицейский. Он только исследует трущобы как полицейский, поскольку именно так поступают серьезные писатели. Ты сама понимаешь, они стремятся прочувствовать на своей шкуре то, о чем пишут. Как у меня получается?

Брук не ответила, но в ее голове быстро завертелись мысли. «Какова доля правды в том, что сказал Ник? Это так, но только частично, – поняла она, испытывая ненависть к своей предвзятости. – Только частично».

– Сколько в тебе снобизма, Брук, – сердито прошептал Ник и повесил трубку.

Никто из них не попрощался друг с другом.

– Я заказал столик на восемь часов в «Кольце». Я сказал Жаку, что ты можешь дать себе волю сегодня и съесть целых три стрелки спаржи.

– Я могу кутнуть и съесть даже четыре стрелки спаржи, – улыбнулась Мелани.

– Итак, я заеду за тобой около семи?

– Я не могу пойти сегодня вечером в «Кольцо», Чарлз.

– О?

– Мне нужно рано лечь спать. У меня уже темные круги под глазами. – Это было правдой из всего, что сказал Стив, но не остальное, хотя она больше всего боялась, что его предсказания сбудутся.

– О! Ладно.

– Ладно? Думаю, я попробую лечь спать около половины восьмого. – «Это на случай, если ты приедешь к семи».

– Отлично. Я позвоню тебе завтра.

«Нет, подожди, Чарлз. Не сердись. Я не имела в виду, что сегодня мы не можем побыть вместе».

– Хорошо.

– Спокойной ночи, Мелани.

– Спокойной ночи, Чарлз.

Мелани сидела рядом с телефоном минут двадцать. Чарлз ее неправильно понял. Она хотела встретиться с ним. Она хотела вместе с ним лечь в постель. Но разве они не могут просто обняться и уснуть? Или, может быть, это она неправильно понимает его? А может, Чарлз не хочет находиться рядом с ней, если они не собираются всю ночь заниматься любовью, вернее – сексом?

– Нет, – прошептала она. Они засыпали в объятиях друг друга каждую ночь после путешествия на Сент-Барт. Очень поздно, после того как занимались любовью, да, конечно, но…

Мелани взяла трубку и позвонила в пентхаус Чарлза. Она должна поговорить с ним. Ей необходимо знать.

Линия оказалась занята.

«Он звонит Вивеке, – насмехалось над Мелани ее задетое самолюбие. – Вивеке или какой-нибудь другой знакомой – одной из сотен женщин. Может, даже Брук. Нет. Возможно, он просто разговаривает с Джейсоном».

Мелани заставила себя подождать еще десять минут, прежде чем снова набрала номер. На этот раз никто не ответил на ее звонок.

Чарлза не было дома.

– Это Брук Чандлер из окружной прокуратуры. Лейтенант Эйдриан на месте? – Брук позвонила в девять часов утра, чтобы извиниться. Она практически не спала всю ночь: он прав, и она должна сказать ему об этом.

– Нет. Он на выезде по неотложному делу. Кто-то другой сможет помочь вам?

– Нет. Будьте любезны, передайте ему, что я звонила.

Мелани никогда не была на работе у Чарлза. Они ни разу не пытались встретиться друг с другом в рабочее время. Даже сейчас у нее был всего один час между фотосъемками. Этого времени совершенно недостаточно, но ей нужно увидеться с ним.

Мелани шла по отделанным мрамором коридорам, не обращая внимания на великолепие, окружавшее ее. Как-нибудь в следующий раз Чарлз сможет показать ей это знаменитое здание.

– Меня зовут Мелани Чандлер. Я хочу узнать, можно ли видеть Чарлза Синклера. – Мелани могла бы вообще не говорить ни слова. Секретарша в приемной сразу же узнала ее и моментально догадалась о том, чего хотела Мелани. Все знали о Чарлзе и Мелани.

– Давайте-ка я проверю, занят ли он.

Через две минуты Чарлз появился в дальнем углу приемной – на шикарной лестнице, застеленной ковровой дорожкой. Лестница вела в личные кабинеты Чарлза и Джейсона и их помощников.

– Привет.

– Пойдем ко мне в кабинет.

Они не произнесли ни слова до тех пор, пока не вошли в великолепный кабинет Чарлза. Он закрыл за собой тяжелую дверь и повернул в замке ключ.

– Как дела? Твои темные круги под глазами стали менее заметны.

– А твои – нет, – прошептала Мелани и нежно коснулась темно-синих кругов под его карими глазами.

Хотя Мелани беспокоилась из-за «недопонимания» и долго размышляла над тем, что оно могло означать, этой ночью она все-таки спала. Это лишний раз свидетельствовало о том, как необходимо ей было выспаться. Но Чарлз выглядел так, словно вообще не ложился.

– Знаешь, мне не спится без тебя.

– А я не хотела, чтобы ты спал без меня.

– Нет?

– Я подумала, что могла бы рано лечь спать, а ты бы мог присоединиться ко мне. – Мелани пожала плечами, осознавая, что это глупая, сентиментальная мысль.

– А почему бы нам вместе не лечь спать рано? Может, попробуем сегодня вечером?

Мелани ответила ему поцелуем, который мог привести к непредсказуемым последствиям, если бы она чудесным образом не вспомнила о своей фотосъемке. Мелани неохотно отодвинулась от Чарлза.

– Мне пора идти. – Мелани направилась к двери, когда ее внимание привлекла фотография в рамке на стене. Должно быть, Стив сделал эту фотографию во время фотосъемки в Центральном парке прошлой зимой. Мелани никогда не видела ее до этого момента. В рамке была она – Мелани Чандлер, но не уставшая от славы топ-модель, а энергичная, жизнерадостная, очаровательная искусительница.

– Стив сделал этот снимок после того, как ты сказала: «Я не стану выставлять за это счет тебе, Чарлз».

– Не думала, что ты обратил внимание на мои слова.

– Я всегда обращаю на тебя внимание.

Ник позвонил Брук в десять часов вечера того же дня.

– Ты узнал мой нигде не зарегистрированный номер телефона?

– Я решил, что ты могла звонить мне по срочному делу. А до этой минуты у меня не было возможности связаться с тобой. – В ее сообщении говорилось, что она звонила из окружной прокуратуры.

– Нет никакого срочного дела. Я звонила, чтобы извиниться.

– Не обязательно. – У Ника был такой голос, словно он чувствовал себя уставшим и разбитым. – То, что я сказал тебе… это я самому себе говорю, понимаешь? И злюсь я на самого себя…

– Ник, что случилось? – Брук решила, что с Ником происходит нечто, не связанное с их вчерашним разговором. Что-то произошло, что-то важное и ужасно тревожное.

– Отвратительное, отвратительное сегодняшнее убийство. Вернее, оно было совершено прошлой ночью. – Всю ночь и большую часть дня Ник находился на месте преступления, в богато обставленной квартире. – Ты услышишь об этом в одиннадцать часов вечера в новостях.

– Что?

– Убита молодая женщина двадцати семи лет, красивая, преуспевающий брокер, владеющая большой фирмой на Уолл-стрит, – глухим голосом ответил Ник. Женщина была изнасилована, а потом заколота ножом насмерть. Ник не стал говорить об этом Брук. – Ее зовут – звали – Памела Роудз.

– Я о ней слышала. Она делала обозрения по фондовой бирже в утренних новостях.

– Да.

Брук передался ужас Ника. Должно быть, он увидел что-то такое страшное, что не выразить словами. Это потрясло и взбесило его.

– Ты знаешь, кто это сделал?

– Нет. Вероятно, кто-то, кого она знала или думала, что знает. Это произошло в ее квартире. Нет никаких признаков насильственного вторжения; кроме того, она была красиво одета, словно на выход. – «По крайней мере, сначала была одета, прежде чем…»

– Ты скоро отыщешь его. – Брук хотелось приободрить Ника. Она ненавидела этот его тон – совершенно бесцветный тон его голоса.

– Надеюсь. Если это не первая жертва какого-нибудь сумасшедшего маньяка.

– Почему ты думаешь, что такое может быть?

– Просто чутье. Это убийство – такое жестокое, и ни одной улики. Нет ни одного отпечатка пальцев. Мы определили группу крови по его сперме, но кроме этого… – Ник вздохнул. – Не похоже, что убийца – просто отвергнутый любовник. Тут действовал или… гм… профессионал, или психопат.

– О!

– Будь осторожна, Брук, хорошо? – внезапно попросил ее Ник, и в его голосе снова послышались живые нотки. Ему пора было уходить. Полицейский патологоанатом, только что закончивший работу по вскрытию трупа Памелы Роудз, вошел в его кабинет. – Мы поговорим позже. Спасибо за звонок.

Так много крови – слишком много. Будет меньше грязи в следующий раз. В следующий раз? Конечно! Настанет кровавая бесконечность следующих разов до тех пор, пока она не поймет. Она не может обращаться со мной так! Если она обращается со мной так, кому-то придется платить за это…

Он посмотрел на слова, которые нацарапал в своем дневнике две ночи назад – спустя несколько часов после того, как жестоко убил Памелу Роудз, – и улыбнулся при волнующем воспоминании.

 

Глава 20

Четвертого июля солнце ярко освещало Нью-Йоркскую гавань, где в выходные дни проходили празднества в честь Дня независимости. Накануне эффектным зрелищем стало торжественное открытие отреставрированной статуи Свободы. Сегодняшние празднества – парад лодок и яхт – завершались необыкновенным по красоте фейерверком.

– Джейсон, это такой восторг! – воскликнула Брук, вступая на борт стодвадцатифутовой яхты в «Яхт-клубе Нью-Йорка». – Спасибо, что пригласил меня.

– Я рад, что ты смогла прийти, – великодушно улыбнулся Джейсон.

Брук не видела Джейсона в течение нескольких месяцев. «Он выглядит немного грустным», – подумала она. Его солнечная улыбка как будто лишилась обычного блеска. Импульсивно Брук обняла Джейсона.

– Чувствуй себя как дома, Брук. Я бы представил тебя гостям, но мне нужно оставаться здесь, пока мы не отчалим.

Брук бродила по яхте среди толпы приглашенных и улыбалась, узнавая одно знакомое лицо за другим. После того как Брук улыбнулась в знак приветствия красавчику – ведущему теленовостей, а он улыбнулся ей в ответ, она поняла с ужасом, вызвавшим замешательство, что ведет себя так, словно знакома с ними. Она действительно знала, кто они. Она видела их по телевизору, в кино, на сцене, она слушала их музыку и восхищалась роскошной одеждой, которую они разрабатывали. Они были узнаваемы, но Брук – нет.

И вместе с тем они улыбались в ответ на ее улыбку.

«Это потому, что я должна быть кем-то, – поняла Брук. – Я бы не оказалась на этой яхте в этот особенный день с этими особенными людьми, если бы я ничего собой не представляла. Просто они не могут определить, кто я».

– Брук!

– Привет, Адам. – Действительно знакомое лицо.

– Это очень волнующее событие, правда?

– Превосходный день.

– Позволь мне представить тебя некоторым гостям, – предложил Адам.

Брук и Адам снова пошли тем же маршрутом, который уже прошла Брук. Он представлял ее своим знакомым, с которыми она уже успела обменяться улыбками. Адам представлял ее как Брук Чандлер; иногда он добавлял, что она работает в окружной прокуратуре. Адам ни разу не упомянул, что она сестра-близнец Мелани Чандлер.

Брук не видела Мелани и не разговаривала с ней с тех пор, как они вместе ели в «Плаза». За любовным романом Чарлза и Мелани она следила по публикациям в прессе и размышляла, когда он кончится. А что, если он никогда не кончится? А что, если, как заявляли газеты и журналы, их счастливая, слепая любовь окажется вечной?

Когда Джейсон позвонил неделю назад и предложил Брук участвовать в круизе в честь Дня независимости, она приняла его предложение, поскольку ей было необходимо увидеть Чарлза и Мелани вместе. Брук должна кое-что выяснить для себя.

Чарлз любит Мелани, решила Брук, когда сумерки окутали Манхэттен. Брук никогда не могла себе представить т кое нежное или такое счастливое выражение его темно-карих глаз. Чарлз любил Мелани, и это казалось очевидным. И было что-то новое – что-то ясное и безмятежное – во внешности Мелани.

– Какие новости по убийству Памелы Роудз, Брук? – спросил телеведущий после ужина. Чарлз, Мелани, Адам, Джейсон и Брук сидели на корме и не спеша потягивали шампанское в сумерках, ожидая, когда совсем стемнеет и начнется эффектный фейерверк. – Не для записи, – быстро добавил он.

Этот вопрос удивил Брук. Потом она вспомнила, что Адам упомянул окружную прокуратуру, когда представлял Брук гостям.

– Для записи или нет – не имеет никакого значения, ответила Брук. – Я ничего не знаю.

За исключением того, каким тоном рассказывал ей об убийстве Ник Эйдриан, за исключением его не предназначенного для публикации опасения, что это только начало серии подобных убийств.

– Ты был с ней знаком, так ведь, Чарлз? – спросил Адам.

– Она была для Чарлза одной из многочисленных… – начал Джейсон, но, увидев, как расширились светло-голубые глаза Мелани, оборвал себя на полуслове.

Чарлз повел себя так, словно это его ничуть не касалось.

«Джейсон, что случилось? – размышлял Чарлз, уловив горечь в голосе брата. В тоне Джейсона чувствовалась резкость вместо неизменной вежливости последних месяцев. Чарлз пристально смотрел на своего брата-близнеца, не веря своим ушам. – В чем дело, Джейсон?»

– Я знал Памелу, – с трудом выговорил Чарлз. Воцарилось неловкое молчание, каждый лихорадочно подыскивал новую, безопасную тему для разговора.

– Что касается вынесения приговора Джонсу, – наконец пробормотал телеведущий, – это действительно впечатляюще, Брук.

– О, ну… – «Он на самом деле знает, кто я», – с удивлением поняла Брук.

– Эндрю Паркеру пора начать остерегаться.

– О нет. Эндрю – самый лучший. Он научил меня всему, что я знаю.

– Возможно, он научил тебя слишком многому.

Последние слова заглушил грохот, взрыв света и ярких красок на темном небе ароматной июльской ночи, когда миллионы огоньков фейерверка вспыхнули над головой. Завороженные удивительным зрелищем над Манхэттеном, они все направились к блестящим латунным перилам на подветренной стороне яхты.

Только Чарлз и Мелани задержались.

– Мелани? – нежно произнес Чарлз, взяв ее за руки.

– Почему ты не рассказал мне, что был знаком с Памелой Роудз? – Свет от салюта играл в ее светло-голубых глазах.

– Я знал ее задолго до того, как встретил тебя.

– Но…

– Дорогая, это не имеет к нам никакого отношения.

– И все-таки…

Чарлз заставил Мелани замолчать, прильнув губами к ее рту и призывая ее, таким образом, страстно и нежно, не беспокоиться. Они целовались, и их лица с выражением страсти освещались блестящими разноцветными искрами фейерверка на летнем небе. Джейсон и Брук наблюдали за поцелуем своих близнецов…

Волна трепетного, волнующего чувства прокатилась внутри Брук, словно Чарлз целовал ее. Брук быстро справилась с этим изумительным, чудесным ощущением, рассердившись на себя за такую реакцию. «Посмотри правде в глаза, Брук».

«Он целовал Гейлен так же? – размышлял Джейсон со смешанным чувством грусти и злости. – Чарлз соблазнил Гейлен так же, как сейчас обольщает Мелани? Конечно, да. В этом Чарлз настоящий специалист – он заманивает жертвы в свою теплую, прочную паутину любви. Потом, когда жертва оказывается в ловушке, он бросает ее». Джейсон это знал не понаслышке. Чарлз бросил его без всякого предупреждения, объяснения или извинения, когда им было по двенадцать лет; и он сделал это снова, когда им исполнилось восемнадцать.

Мелани упорно отказывалась думать о своей поездке в Европу. Это путешествие больше не казалось ей захватывающим приключением. Оно означало – находиться вдали от Чарлза. С каждым днем уверенность Мелани в себе и их любви становилась все крепче и крепче; и вместе с тем их отношения оставались деликатными и хрупкими. Существовали секреты, которыми они не делились друг с другом, и любовью они до сих пор занимались с отчаянной поспешностью любовников, разделяющих украденные мгновения страсти, а не вечную любовь.

За десять дней до отъезда Мелани Адам дал ей окончательно составленный график ее работы в Европе. Только один раз в конце недели, может быть, два раза, она могла бы вернуться на выходные в Нью-Йорк и повидаться с Чарлзом. Возможно, он мог бы приехать к ней. Вероятно, ему удалось бы освободиться на неделю или две…

Мелани лежала, открыв глаза, ощущая безопасность в его объятиях, ее мысли кружились от попытки найти способ провести вместе с Чарлзом неделю. Она могла бы работать на фотосъемках день и ночь. Она сможет это выдержать; каким-то образом ей удастся избежать темных кругов под глазами. «Похоже, – думала Мелани, вспоминая график работы, который лежал свернутым в ее сумочке в гостиной Чарлза, – в один из дней будет только двухчасовая фотосъемка, запланированная в Риме для Гуччи…

Мелани нежно разомкнула руки, обнимавшие ее, и выскользнула из кровати. Чарлз пошевелился, но не проснулся. Когда Мелани вернулась в спальню через полчаса после телефонного разговора с Адамом, Чарлз лежал на противоположной стороне кровати. Мелани осторожно забралась обратно в постель.

Казалось, он находится так далеко. Может быть, он проснется, увидит, что она не в его объятиях, и крепко прижмет ее к себе так, как обычно.

– Скажи мне, отец, пожалуйста. Мне нужно понять.

Эллиот многозначительно рассмеялся.

– Ты не заслуживаешь никаких объяснений.

– Пожалуйста.

Яхта накренилась в штормовом море. Сердце Чарлза болело от привычной пустоты.

– Ты не заслуживаешь моей любви, – прошипел Эллиот. – Ты хочешь знать почему?

– Да, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты любил меня, – спокойно добавил Чарлз.

– Я никогда не буду любить тебя. Никто не станет любить тебя. Ты воплощение зла, Чарлз.

– Нет.

– Да.

Темные глаза Эллиота горели ненавистью. Внезапно раздался оглушительный треск, за которым последовало сокрушительное падение в темноту…

Когда все кончилось, Эллиот лежал на палубе. Ярко-красная кровь струилась из его головы, а темные глаза больше не горели. Наоборот, его глаза подернулись дымкой, а губы прямо перед смертью растянулись в многозначительной улыбке.

– Нет! – умолял Чарлз.

– Нет! – Чарлз сел, выпрямившись, на кровати. Его обнаженная грудь тяжело вздымалась. Он обхватил голову руками.

– Чарлз? – Мелани дотронулась до его влажной, холодной спины.

Но казалось, что Чарлз не слышит ее и не чувствует ее прикосновения. Молча, не взглянув на Мелани, он вылез из кровати и вышел из спальни. Очнувшись через мгновение от шока, Мелани пошла вслед за ним.

Чарлз был на террасе в саду среди роз, которые они так любили. Его руки были крепко стиснуты. Его красивое лицо при свете луны представляло мрачную маску страдания.

– Чарлз!

Он медленно окинул ее взглядом, не узнавая. У Мелани перехватило дыхание, когда она увидела боль в его темных глазах. Она обняла Чарлза.

– Чарлз, расскажи мне, – прошептала она. Это было нечто большее, чем ночной кошмар; это не проходило, когда он просыпался. Это оставалось с ним все время, превращая их любовь в такое отчаянное и хрупкое чувство. «Расскажи мне, пожалуйста».

Чарлз ожесточенно отпрянул от Мелани. Злость и замешательство присоединились к его боли.

– Мне нужно побыть одному, Мелани.

– Чарлз…

Он отвернулся от нее.

– Я говорю серьезно.

Мелани направилась обратно в спальню. Она шагала по комнате в темноте, терзаемая собственными страхами.

«Ты не знаешь его, Мелани. А он не хочет, чтобы ты узнала его. Ты не настолько дорога ему, чтобы он смог разделить себя с тобой. Ты ничем не отличаешься от всех остальных. Именно так кончаются романы с Чарлзом Синклером».

Спустя час Мелани оделась. Когда она шла по гостиной, ее остановил его голос. Она не заметила, когда именно за этот последний час он вернулся в квартиру с пахнущего розами свежего воздуха.

– Куда ты идешь?

– Полагаю, мне тоже нужно побыть одной, Чарлз.

Мелани посмотрела на него, но в темноте не разглядела выражение его лица.

«Останови меня, Чарлз. Не допусти, чтобы это случилось».

Но Чарлз не остановил ее, и Мелани ушла.

– Не знаю, понимаешь ли ты это, дорогая, но мы едем через пять дней, и это самая важная поездка для твоей карьеры фотомодели.

– Я это знаю. – Пять дней. Прошло пять дней с тех пор, как посреди ночи она ушла из пентхауса Чарлза. Еще через пять дней она уезжает в Европу.

– Итак, ты собираешься выглядеть как смерть на съемках для Ива, и для Кристиана, и для Оскара?

– Я выгляжу прекрасно.

– Ты выглядишь как дерьмо! – поспешно поправил ее Стив. Затем многозначительная улыбка заиграла на его лице. – О Господи, это произошло, так ведь? Он выбросил тебя на помойку.

– Не твое дело.

– Но это же новый рекорд, Мелани. Сколько это длилось – меньше трех месяцев? Даже пустоголовая Вивека привлекала его внимание дольше, чем ты.

Мелани вся дрожала от ярости, когда Стив продолжал свои жестокие разглагольствования:

– Ты фригидная, Мелани? Я всегда…

– С меня хватит, Стив. Я предупреждала тебя.

Мелани бросилась вон из студии и наверх по лестнице в кабинет Адама.

– Он там? – Мелани потребовала ответа от секретарши Адама. Она готова была вот-вот расплакаться. «Оставайся злой», – говорила она самой себе.

– Да. Но…

Дверь в кабинет Адама была распахнута. Мелани вошла внутрь, говоря на ходу:

– Я не обязана это терпеть, Адам. Если ты позволишь ему обращаться со мной таким образом, я уйду от тебя. – Мелани резко остановилась. Адам был не один.

«Чарлз. Что он здесь делает?»

Конечно, бизнес. Дела, как всегда. Чарлз и Адам сидели за столом, рассматривая фотографии. Они оба встали и направились к Мелани, когда она вошла.

– Мелани, что случилось? – настаивал Адам, волнуясь. И в это мгновение в кабинет влетел Стив, тяжело дыша.

Его глаза расширились от гнева.

Мелани сердито посмотрела на Стива, потом опять на Адама.

– Он или я, Адам, тебе выбирать.

«Не смотри на Чарлза», – предупреждал Мелани ее здравый смысл. Но она не смогла сдержаться. Ее глаза наполнились слезами. Пять бессонных ночей, и нервное потрясение последних пяти дней без еды не прошли бесследно – ее бросило в холодный пот. Каким-то чудом Мелани удалось выйти из кабинета Адама и направиться подальше от него, Чарлза.

– Сука, – едва слышно прошипел Стив.

Злость Стива превратилась в страх, когда он увидел, как Чарлз направился прямо на него.

Но Чарлз промчался мимо Стива вслед за Мелани. Он нашел ее в гримерной, прислонившейся к стене и дрожащей. Чарлз обнял Мелани и крепко прижал к себе.

– Мелани, – нежно прошептал Чарлз, его губы слегка коснулись ее золотистых волос. – Дорогая.

Мелани почувствовала его удивительную теплоту и силу. «Держи меня в своих объятиях, Чарлз, никогда не отпускай меня».

Он уже позволил ей уйти, напомнил ей внутренний голос. С огромным усилием Мелани удалось унять дрожь и высвободиться из объятий Чарлза.

– Расскажи мне о Стиве. Что он сделал тебе?

– Ничего. – «Не смотри на меня так, словно я тебе дорога, Чарлз». – Я немного разнервничалась, вот и все.

– Я не хочу, чтобы он ехал в Европу вместе с тобой. Я собираюсь поговорить с Адамом.

– Нет, Чарлз, на самом деле ничего страшного.

Какое-то время они стояли молча рядом, но не дотрагивались друг до друга. Инцидент со Стивом показался таким не существенным по сравнению с их отношениями.

– Извини, Чарлз. – Мелани с трудом удалось улыбнуться, но ее губы дрожали.

– Извини, Мелани. Я…

– Нет. – Она подняла дрожащую руку. – Мне не стоило давить на тебя. Нет причин для того, чтобы ты все рассказывал мне.

– Ты пыталась помочь мне. – Чарлз нежно вытер слезы, капающие из ее небесно-голубых глаз. От его прикосновения Мелани снова расплакалась.

– Да, но… – Мелани беспомощно покачала головой. Слезы и нервное истощение снова одержали верх.

«Я бы рассказал тебе, дорогая Мелани, если бы только сам знал. Но я ничего не знаю, и это ужасно обидело тебя. Я должен дать тебе уйти. Как-нибудь я найду способ жить без тебя. Я должен так поступить, но только позже. Я не могу оставить тебя именно сейчас».

Чарлз взял ее мокрые щеки в свои ладони и улыбнулся.

– Ты задолжала мне ужин в «Кольце». Я заеду за тобой в половине восьмого.

Когда Чарлз ушел, Мелани вернулась в кабинет Адама. Адам стоял около окна, а Стив сидел возле двери. В комнате висело тяжелое молчание.

– Я прошу прощения. – Мелани обратилась с извинениями к Адаму, а не к Стиву.

Адам выглядел изумленным. Мелани не отличалась скверным характером. Не похоже, что стычки Мелани со Стивом происходили по ее вине. Но красивые голубые глаза принимали на себя вину или, по крайней мере, ответственность.

Мелани действительно брала на себя ответственность за то, что произошло. Она позволила своему неуравновешенному душевному состоянию оказать влияние на работу – это непрофессионально.

– Хорошо, – улыбнулся ей Адам. Потом он суровым взглядом посмотрел на Стива. Стив провоцировал Мелани, другого объяснения не было.

– Если еще раз произойдет что-нибудь подобное, я потребую конкретные факты, – предупредил Стива Адам.

В этот вечер Мелани и Чарлз не ужинали в «Кольце». Они провели вечер – и всю ночь, и весь следующий день, и каждую свободную минуту до отъезда Мелани в Париж – в пентхаусе Чарлза, занимаясь любовью – молча и страстно, прощаясь друг с другом.

– Сиена была основана Ремом. Может быть, это был его шанс построить свой великий город.

– Но Ромул предпочел Рим и поэтому убил Рема.

– В любом случае тебе стоит съездить в Сиену. – Чарлз улыбнулся и привлек ее к себе. – Здания построены из белого и черного мрамора, а с колокольни открывается великолепный вид на окрестности. «Паоло» – известные конные бега – обычно проводятся в августе.

Чарлз не разговаривал с Мелани об их отношениях, потому что они оба знали: их роман подходит к концу. Вместо этого, держа в объятиях Мелани, как он обнимал ее в их розарии на террасе в Манхэттене, Чарлз рассказывал ей о своих любимых местах в Европе.

«Он знакомит меня с дорогими ему местами сейчас, потому что его не будет со мной. Почему, Чарлз? – с молчаливым страданием взывало сердце Мелани. – Я так сильно люблю тебя. А если ты не любишь меня, тогда почему твои глаза так печальны?»

– Тебе понравятся розы в Городских садах в Риме. А во дворе есть маленький охотничий домик со скульптурами Беллини. Его немного сложно найти, я случайно наткнулся на него, когда бродил…

– Почему бы тебе самому не показать мне все это? – Мелани пожалела о своих словах сразу же, как только произнесла их. Внезапная боль в его темных глазах смешалась с сильной болью ее сердца. «Прости, Чарлз, просто я ничего не понимаю».

– Джейсон уезжает в Австралию на регату яхт, на Кубок Америки. Его не будет с августа по ноябрь… – Чарлз не смог закончить эту ложь. Они оба знали, что он смог бы уехать, – они планировали провести два месяца в Кении на съемках фильма «Сафайр», разве не так? – просто он не собирался никуда ехать.

Чарлз отвез Мелани в аэропорт. В зале ожидания для пассажиров первого класса авиакомпании «Эр Франс» они держались за руки, стоя в самом отдаленном, укромном уголке до тех пор, пока последний раз не объявили посадку на рейс Мелани.

– Оревуар, Чарлз. – «До встречи».

– Прощай, дорогая. – «Все кончено».

Мелани сидела на скамейке в саду Тюильри под горячим августовским солнцем. На Елисейских полях было полно туристов, но сами парижане разъехались, как и предполагал Чарлз, чтобы провести последний месяц лета на Ривьере.

Чарлз. За три с половиной недели боль не утихла, а надежда не умерла. «На самом деле мы ведь не распрощались навсегда, просто я грущу из-за предстоящей нам двухмесячной разлуки. Я получу от него весточку. В «Бристоле» меня будет ждать сообщение от него».

Но в отеле не оказалось никаких сообщений от Чарлза. Мелани посмотрела на открытки, лежавшие рядом с ней на скамейке, и задумчиво покрутила в руках чудесное ожерелье, подаренное ей Чарлзом.

Она тихо вздохнула, взяла открытку и написала:

Дорогой Чарлз!

Привет из Же-де-Пом и извинения перед твоим Моне за то, что пыталась поместить его в Лувр, а не в этот великолепный музей!

«Глупости», – подумала Мелани. Она разорвала открытку пополам и попыталась написать снова:

Дорогой Чарлз!

Я так сильно люблю тебя.

Нет, она не может признаться ему в этом, даже если это и правда. Чарлз никогда не говорил, что любит ее. Конечно, не говорил! Потому что он не любил ее.

Мелани испортила еще три открытки с репродукциями картин импрессионистов, прежде чем написала:

Чарлз! Скучаю по тебе.

Мелани.

Мелани целую неделю носила с собой эту открытку, прежде чем подписать адрес, наклеить нужную марку – теперь итальянскую, потому что они находились в Риме, – и отправить ее по почте.

Адам наблюдал за страданиями Мелани с беспомощным участием. Он едва сдерживался, чтобы не спросить ее о случившемся, – в любом случае это не его дело, – потому что она пыталась изо всех сил не показывать вида. Адам заметил перемену только потому, что был знаком с Мелани и раньше. Он знал, что обычно ей были присущи жизнерадостность и чудесное тепло, струившееся из глубины ее души. Но сейчас ее легкость газели испарилась, а ослепительная улыбка давалась ей с огромным трудом.

Адам заметил перемену, потому что он знал эту приехавшую из Калифорнии неизбалованную, уверенную в себе, ослепительную девушку, увлекающуюся серфингом. Но кутюрье из Парижа и Рима, которые не были знакомы с прежней Мелани, восхищались ее новым образом. У них перехватывало дыхание, и они замирали от восхищения при виде гордых, очаровательных, пленительных глаз, строгого аристократического лица и грациозной элегантности. Они объявили ее – американцы оказались правы! – самой красивой моделью мира. В своем страдании Мелани Чандлер стала даже еще более красивой.

В начале пятой недели поездки Адам, наконец, решился поговорить с Мелани. Если она не захочет ему ничего рассказывать, он не будет настаивать. Ему просто необходимо дать ей понять, что он рядом и что ему небезразлично ее состояние.

– У тебя остались силы пройтись пешком до гостиницы? – спросил Адам.

– Конечно. – Мелани провела весь вечер на съемках для рекламы изысканных, ручной работы ювелирных изделий от Булгари. К усталости от съемок то в одной позе, то в другой добавилось утомление после быстрого, стремительного шоу моды. И то и другое оказалось изнуряющим, но после фотосъемки короткая прогулка пойдет на пользу.

– Тебе нравится Рим? – спросил Адам, когда они прошли полтора квартала по виа Кондотти.

– О да! Розы в Городских садах… – начала Мелани, но потом замолчала. Она видела только любимые места Чарлза; она даже не посетила ни Колизей, ни римский Форум, ни Пантеон, ни катакомбы. – Да.

– Хорошо. – Адам подождал, пока они успешно пересекут виа Венето с хаотичным движением, прежде чем осторожно продолжить: – Вообще-то я ожидал, что Чарлз приедет к тебе сюда.

Мелани грустно улыбнулась:

– Между нами все кончено, Адам. – Мелани нужно было произнести эти слова вслух. Так они стали казаться ей более реальными, потому что они были правдой. Ее роман с Чарлзом Синклером на самом деле кончился.

– Мне жаль.

– Ты же знаешь Чарлза – он не способен на длительные отношения.

Адам и Мелани молча шли к отелю «Эдем».

– Я знаю Чарлза уже много лет, Мелани, – сказал Адам, когда они подошли к гостинице. – То, что у него было с тобой… Это ты порвала с ним?

– Нет.

– Тогда я ничего не понимаю.

– Просто Чарлз больше не захотел меня, – тихо прошептала Мелани.

«Он никогда не хотел меня. Все, что ему было надо, – это мое красивое тело, и как только он получил его, оно быстро наскучило ему».

Адам посмотрел в ее красивые печальные глаза и подумал: «Как он может не хотеть тебя? Как хоть кто-то может не хотеть тебя?»

Адам и Мелани больше не говорили о Чарлзе, но Адам стал ее другом. Медленно и терпеливо он пытался возродить в ней радость, которая, как он знал, лежала погребенной под ее несчастьем.

– Адам!

– Что?

– Ты пытаешься рассмешить меня!

Адам шутил с ней, когда они гуляли по песчаному берегу в Монте-Карло. Наконец он сделал вид, что собирается столкнуть ее в искрящуюся голубую воду Средиземного моря.

– Это так плохо?

– Зачем?

– Потому что мне нравится, как ты смеешься.

В тот раз Мелани не смеялась, но ее голубые глаза стали ласковыми и задумчивыми, когда она прошептала: «Спасибо».

Мелани смеялась позже – и ее смех был переливчатым и почти веселым, – над огромным осьминогом в Океанографическом музее Жак-Ива Кусто. Адаму хотелось поцеловать Мелани, когда она рассмеялась. Но он сдержался и только нежно обнял ее, когда они возвращались в роскошный отель «Эрмитаж».

– Слезла со старого и забралась на нового, да, Мелани?

– Что?

Стив жестом приказал ей поднять подбородок немного выше, прежде чем ответить. Они приехали на машине в Кап д'Антиб на фотосъемку в «Отель дю Кап».

– С Чарлза на Адама.

– Ты ошибаешься.

– Я никогда не ошибаюсь! – прорычал Стив. – Кто из них лучший любовник, Мелани? Если, конечно, ты хоть когда-нибудь позволяешь кому-нибудь дотронуться до твоего прекрасного тела. Может быть, из-за этого Чарлз так быстро порвал с тобой?

– Прекрати, – предупредила его Мелани.

– Ты предпочитаешь сама дотрагиваться до себя, так, что ли? Или… Я правильно догадался? Вы ведь с Фрэн всегда казались такими близкими…

– С меня хватит, – спокойно сказала Мелани.

– С тебя хватит? Ты с Фрэн?

– Нет, с меня хватит. Я предупреждала тебя.

Мелани взяла такси, чтобы добраться из Кап-д'Антиб обратно в Монте-Карло. Адам работал у себя в гостиничном номере, когда Мелани вернулась.

– Это случилось еще в октябре? Почему ты тогда ничего не рассказала мне?

– Я думала, что сама справлюсь с этим. Я действительно справлялась сама. Все было нормально – неприятно, но терпимо, – не считая последних трех месяцев.

– Хорошо. – Адам на мгновение нахмурился, а потом улыбнулся. – Ты ужинаешь со мной – вернее, смотришь, как я ем, – в семь. – Ужинаю с тобой?

– Да. Я заказал столик в «Габриелле».

Спустя четыре часа, в то время как Адам и Мелани ужинали в самом романтичном ресторане княжества Монако, Стив Барнз мчался на сумасшедшей скорости в аэропорт Ниццы. Стив возвращался обратно в Нью-Йорк; Адам только что уволил его.

– Кажется, ты принял крайнюю меру, – пробормотала Мелани.

– Недостаточно крайнюю, – поспешно поправил ее Адам. – Нет никакого прощения Стиву за то, что он сделал.

– Может быть, это моя вина, – нахмурилась Мелани.

– Ты оказалась не единственной пострадавшей. Я сделал несколько телефонных звонков, прежде чем встретился со Стивом. Он вел себя подобным образом уже много лет.

– Фрэн говорила, что он так же обращался и с ней.

– Боже мой, почему же никто не рассказал мне об этом?

– Из страха, полагаю. – Мелани наклонила свою золотистую голову.

– Эй… – Адам протянул руку между светло-розовыми свечами и коснулся пальцами ее покрасневших щек. – Никогда и ничего не бойся говорить мне, ладно?

Глаза Мелани ответили ослепительной, счастливой вспышкой голубого цвета.

– Никогда?

– Никогда.

Мелани тихо рассмеялась и взяла его руку в свои ладони.

– Ты добрый человек, Адам Дрейк.

Чарлз стоял в дверях. Портье в отеле «Эрмитаж» сообщил ему, что мадемуазель и месье ужинают в «Габриелле». Чарлз мог бы подождать, пока она вернется в гостиницу, но…

Он отчаянно хотел видеть Мелани. Он собрался в эту поездку импульсивно, подгоняемый своим безудержным до боли желанием и одиночеством; он так сильно скучал по ней! Может быть, если он расскажет ей о себе то, что сам знал, она захочет попробовать рискнуть хотя бы на то, что они могли бы иметь.

Чарлз отчаянно хотел увидеть Мелани, и от этого отчаяния у него в голове родилась фантазия о возможности быть с ней вместе. Но теперь, когда он смотрел на Мелани, как она смеется, как она счастлива с Адамом, его мечта растворилась в горькой действительности.

«Ты не можешь дать ей счастья, – напоминал ему внутренний голос. – С тобой происходит что-то неладное. Позволь ей уйти. Ты не имеешь права мешать ей».

Чарлз развернулся, чтобы уйти, но его остановил голос Адама.

– Чарлз!

– Чарлз, – тихо промолвила Мелани. Не взглянув на Адама, Мелани вышла из-за стола и быстро направилась между столиками к Чарлзу.

– Привет. – «Я получил твою открытку. Я тоже скучал по тебе. Я люблю тебя». – Я был поблизости. Я просто… мой самолет улетает через два часа.

В ресторане воцарилась тишина; навострив уши, посетители с любопытством наблюдали за знаменитой парой.

– Давай уйдем отсюда.

Ресторан «Габриелла» располагался на крутой скале. Узкие проходы петляли среди садов, расположенных между террасами. Через несколько мгновений после того, как Чарлз и Мелани вышли из ресторана, они исчезли в густом зеленом лабиринте.

– Скажи мне, почему ты приехал, – спокойно произнесла Мелани, когда они, наконец, остановились, скрывшись от любопытных глаз. – Ты ведь не был поблизости.

– Нет. Я приехал, чтобы увидеть тебя. – «Чтобы рассказать тебе об удивительной фантазии, которая родилась в моей голове». Чарлз вздохнул. – Я приехал объяснить, почему это… у нас… ничего не получится.

– Почему? – «Нет, ничего не говори мне, Чарлз. Я не хочу это слышать».

– Я не стою тебя, Мелани. Увидев тебя с Адамом…

– Между мной и Адамом ничего нет! Чарлз, ты же не веришь в то, что у меня с Адамом что-то может быть.

– Нет, – искренне ответил Чарлз. – Но Адам или кто-то другой, похожий на Адама, может дать тебе счастье, которого ты заслуживаешь.

– А ты не можешь?

– Никогда не мог, разве не так?

– Мог.

– Нет. Я обидел тебя. Не нарочно, но так получилось. Все дело во мне, Мелани. У меня есть скрытые пороки… – «А ты безупречна».

– Я не могу в это поверить! – Глаза Мелани загорелись от злости. – Это моя уловка: «Тебе будет лучше без меня». Ты не мог бы придумать что-то другое?

– Нет, это правда. – Чарлз не мог смотреть ей в глаза. Он ненавидел себя за то, что причинил ей боль.

– Зачем ты на самом деле приехал, Чарлз? Чтобы поглубже воткнуть нож мне в сердце?

– Мелани.

– Тогда воткни его. Скажи мне правду: «Ты не достойна меня, Мелани. Мне скучно с тобой, Мелани». – Ее глаза наполнились слезами, и она побежала от него прочь.

– Нет, – прошептал он, когда она скрылась в зеленом лабиринте.

Чарлз кинулся было за Мелани, но потом остановился. Разве это поможет ей? Она не поверила правде, и она не может верить в то, что сказала о самой себе. Она была слишком хороша для него; он мог бы провести с ней всю свою жизнь, и ни на секунду ему не стало бы скучно. И она это знала, разве не так?

Конечно, она знала это. Злые слова, полные презрения за его глупость, облегчали ей возможность ненавидеть его, облегчали ей возможность забыть его, облегчали ей возможность идти своей дорогой в этой жизни.

Чарлз не пошел за Мелани. Больше ему нечего было сказать ей.

 

Глава 21

– Фейерверк в Монте-Карло! Добрый вечер. Я – Вивека Сандерз, и вы смотрите передачу «Обозрение Вивеки». – Камера начала снимать лицо Вивеки крупным планом. – Вчера стычка между топ-моделью Мелани Чандлер и процветающим фотографом мира моды Стивом Барнзом завершилась поспешным отъездом фотографа с Лазурного берега. Всего несколько часов спустя после разрыва успешных деловых отношений с мистером Барнзом мисс Чандлер поставила точку на романе, который с мая очаровывал весь Манхэттен.

На телевизионном экране появилось изображение гавани Монте-Карло, заполненной яхтами.

– Прошлым вечером, – продолжала Вивека, – Чарлз Синклер приехал в Монте-Карло и обнаружил, что Мелани Чандлер наслаждается ужином наедине с магнатом модельного бизнеса Адамом Дрейком. Мелани и Чарлз удалились для выяснения отношений с глазу на глаз, после чего Чарлз поспешно покинул Монте-Карло.

На экране вновь появилось лицо Вивеки. Ее глаза горели, а пухлые губы расплылись в подобии улыбки.

– Двое этих мужчин вернулись в Нью-Йорк сегодня. Однако ни Чарлз Синклер, ни Стив Барнз не прокомментировали случившееся. В это же время на Французской Ривьере новый фотограф счастлив фотографировать лучшую в мире топ-модель. Возможно, сегодня вечером никто не помешает романтической трапезе Адама и Мелани…

– Проклятая сука! – прошипел Стив, когда на экране телевизора изображение самодовольного лица Вивеки сменилось рекламой.

На другом конце Манхэттена Чарлз выругался в адрес того же самого лица, выключил телевизор и бросился вон из своей квартиры.

«О Мелани! – думала Брук. – Как ты могла так поступить с Чарлзом? Ты ему была так дорога…».

Зазвонил телефон. Это был Эндрю. Он хотел обсудить порядок свидетельских показаний в судебном разбирательстве по делу штата против Фортнера.

– Эллисон опять больна, Брук, – тихо сказал Эндрю, когда они с Брук разработали стратегию выступления в суде.

– Мне очень жаль, Эндрю.

– Брук, если бы я только мог просто встретиться с тобой. Я так нуждаюсь в поддержке.

Брук улыбнулась, подумав о своем красивом, настойчивом друге.

– Ты женатый человек с политическими амбициями. Даже намек на скандал может разрушить все твое будущее.

– Предоставь мне самому волноваться по этому поводу. Кроме того, Брук, мой брак несчастлив. И как только Эллисон поправится, я собираюсь положить ему конец.

Брук знала, что это говорит раздражение Эндрю, а не его сердце. Эндрю никогда не покинет Эллисон. Может быть, сам Эндрю не слышал нежность в своем голосе всякий раз, когда произносил имя Эллисон, но Брук это слышала.

Брук размышляла о том, проявил бы к ней интерес Эндрю, если бы был холостым. Сейчас она представляла для него запретный плод и награду за настойчивость. Заместитель окружного прокурора любил призы и риск, а еще ему нравилось выигрывать. «Но мы же не мистер Рочестер и Джен Эйр, – рассуждала Брук. – Наши отношения совсем не похожи на страстную, отчаянную любовь, на пути которой стоит сумасшедшая жена».

– Мне нужно прочитать свидетельские показания, Эндрю, особенно сейчас, когда мы изменили порядок опроса свидетелей.

– Брук…

– Не могу, – извиняющимся тоном сказала Брук. Она не отказывала конкретно ему, она отказывалась от подобной ситуации. Она надеялась, что он все знает и понимает ее.

– Ладно. – Эндрю рассмеялся тихо, без усилий. – Увидимся в зале суда.

– Да. – «Хорошо, что он действительно все знает». – Спокойной ночи, Эндрю, – тихо добавила Брук.

Брук услышала в отдалении звук сирен. Была почти полночь. Звук сирен, полночь и чересчур жаркая, влажная погода сентября навалились на нее одновременно.

Но теперь звуки сирен слышались ближе. Брук выглянула из окна и увидела патрульные машины полицейского управления Нью-Йорка, две машины «скорой помощи» и бригаду врачей, входящих в дом, где находилась ее квартира. Она наблюдала, как люди в униформе ринулись внутрь.

Брук быстро сняла халат и надела джинсы, светлую хлопчатобумажную блузку и тапочки для тенниса. Коридор перед ее квартирой был заполнен другими жильцами дома: некоторые из них спешили на место преступления, а другие шли медленно, неохотно, но не в силах сдержать любопытство.

К тому времени, когда Брук добралась до нужной квартиры, двумя этажами ниже, она слышала только одно слово, его произносили – шепотом, еле слышно, с визгом – снова и снова: убийство.

Дверь в квартиру была распахнута, но вид внутренней части полностью загораживали полицейские.

Брук знала женщину, которая жила в этой квартире. Белинда Казинз была всего на несколько лет моложе Брук. Ей принадлежало управляемое ею же известное рекламное агентство на Мэдисон-авеню. Белинда и Брук относили белье в прачечную в одно и то же время – в одиннадцать часов вечера по пятницам. «Где же достойные мужчины?» – смеясь, спрашивали они друг друга. Они обсуждали, насколько безопаснее жить здесь, в недорогом, не очень-то охраняемом здании, чем в роскошном пентхаусе на Пятой авеню. Правда, у Брук не было другого выбора, зато у Белинды был.

Брук подошла к одному из офицеров полиции.

– Я Брук Чандлер из окружной прокуратуры. – Брук улыбнулась, вспомнив о своих потертых джинсах и взъерошенных волосах. – Я здесь живу, – объяснила она. – Могу я войти внутрь?

– Если хотите, мэм, мисс Чандлер. – Полицейский отступил в сторону.

– Не пускайте ее сюда!

– Ник, – прошептала Брук. Она узнала его голос и увидела его – его спину, – наклонившегося над чем-то.

Импульсивно она направилась к нему.

– Уходи отсюда, Брук! – прошипел Ник через плечо.

– Ник, я… – промолвила Брук. Предостережение Ника запоздало. Она уже стояла посреди забрызганной кровью комнаты. И хотя Ник пытался защитить ее и не дать ей увидеть то, что видел сам, заслонив своим телом искалеченный труп ее подруги, Брук увидела достаточно.

– О Господи, – тихо промолвила Брук, невольно закрыв лицо руками.

Ник не мог подойти к Брук. Он не мог допустить, чтобы, она увидела лицо, вернее, то, что было когда-то лицом Белинды. Ник даже не мог обернуться; он только мог слышать возглас Брук за своей спиной.

– Ник!

– Возвращайся назад в свою квартиру, Брук, – поспешно прошептал Ник. – Пожалуйста.

– Я знаю ее, Ник. Ты можешь ей помочь, ведь так?

– Боже мой, кто-нибудь, пожалуйста, выведите ее отсюда! – сердито рявкнул Ник через плечо.

Прошло три часа, прежде чем Ник смог покинуть место преступления. Ему нужно было все увидеть и обдумать по горячим следам. Ник должен искать улики на этой бойне. Еще ему необходимо справиться с собой, прежде чем он встретится с Брук.

Ник увидел полоску света под ее дверью. Конечно, она не сможет заснуть. Да и кто бы смог? Ник размышлял, ждет ли она его…

– Брук, – тихо позвал он, не постучав в дверь.

– Ник?

– Да.

Брук нерешительно открыла дверь. Она была напугана. Как только Брук увидела Ника, она открыла дверь шире.

– Ник, – прошептала она. Ее темно-синие глаза наполнились слезами.

Ник чувствовал себя почти так же беспомощно, находясь всего в двух шагах от Брук, как чувствовал себя три часа назад, когда не мог пошевелиться, чтобы Брук не увидела искалеченного тела Белинды Казинз. И сейчас Ник просто открыл свои объятия, и Брук с благодарностью припала к его груди. Когда Ник обнял ее, чувство беспомощности исчезло. Брук прильнула к нему, уткнувшись лицом в грудь, и заплакала. Ник гладил ее по прекрасным каштановым волосам, успокаивая ее и мечтая стереть ужасную картину из ее памяти.

Когда Брук, наконец, освободилась из его объятий, Ник почувствовал пустоту. Он нуждался в том, чтобы его тоже утешили. Она принесла ему успокоение, даже сама не подозревая об этом.

– Это был он, да? Маньяк, появления которого ты так боялся?

– Думаю, да, – сказал Ник. Он был уверен в этом. – Почему ты спрашиваешь?

Брук колебалась.

– Я помню, каким тоном ты говорил со мной, когда убили Памелу Роудз. Словно ты видел что-то такое ужасное, что не передать словами. Что-то похожее на это.

– Там было то же самое, – сказал Ник. «Возвращайся в мои объятия, Брук. Позволь мне обнимать тебя».

– Я приготовила кофе.

– Уже три часа ночи. Ты не собираешься утром идти на работу? Например, часа через четыре или пять?

– Нам хватит кофе на четыре или пять часов. Нам обоим, – спокойно ответила Брук.

Ей не хотелось оставаться одной.

Брук и Ник разговаривали до рассвета, пока не пришло время встретить новый день.

После того как Ник взял обещание с Брук, что она установит на двери глазок, – он надеялся, что управляющий домом уже работает над этим вопросом, – и щеколду, они не обсуждали ни убийство, ни преступления, ни работу, ни юридические проблемы. Вместо этого они разговаривали о его литературном творчестве, о его опубликованном коротком рассказе, о новой истории, которую он начал писать, а еще о книгах и пьесах, о фильмах и о песнях. И немного рассказы вали друг другу о своей жизни.

И как раз перед тем как осеннее солнце окрасило в желтый цвет небо над Манхэттеном, когда высохли слезы Брук и она чувствовала себя уже слишком усталой, чтобы контролировать себя, а еще ей было просто необходимо выговориться кому-то, и поскольку их навеки связали воспоминания об увиденной мертвой женщине, Брук призналась Нику, как она разозлилась на свою пустоголовую, эгоистичную, бесчувственную сестру за то, что та причинила боль Чарлзу Синклеру.

«Ты бы не стала так переживать насчет того, что Мелани закончила любовный роман, Брук, – думал Ник, – если бы ты так сильно не переживала за ее любовника».

На этот раз крови было меньше. У меня получается лучше – в результате практики достигается совершенство. Эта умоляла меня так неистово!!! Я терпеливо объяснил ей, что это не моя вина. У меня не было другого выбора! Другая женщина подписала ее смертный приговор. Не думаю, что она поверила мне. По край ней мере на этот раз было меньше крови.

Он закончил писать и закрыл альбом в голубом кожаном переплете. Тщательно вымыл в раковине испачканный в крови нож, вытер блестящее лезвие мягкой тряпочкой, вытащил из ящика стола оселок и начал точить смертельное оружие, готовясь к «следующему разу».

«Следующий раз должен быть», – подумал он улыбаясь… Если только не случится что-то, что остановит его, – все зависит от нее, – он убьет снова, ровно через месяц.

Мелани вернулась из Европы первого октября. Она дождалась семнадцатого октября и за две недели до их дня рождения позвонила Брук. Мелани не знала, смогут ли они с Брук попробовать опять. Все, чего они добились – хрупкое начало дружбы, – было разбито вдребезги отношениями Мелани с Чарлзом. Из-за неодобрения Брук, из-за явного презрения Брук к безрассудству Мелани для них оказалось невозможным быть вместе. За исключением Дня независимости, когда они держались друг с другом холодно и вежливо на расстоянии, Брук и Мелани не виделись с той самой встречи в «Плаза».

Теперь отношения Мелани с Чарлзом прекратились, как и предполагала Брук. Брук оказалась права. Она всегда была права. Мелани не знала, смогут ли они с Брук попробовать еще раз, но если бы сестра этого захотела…

«Почему Брук может не хотеть этого?» – размышляла Мелани, набирая номер телефона. В конце концов, Брук ничего не потеряла. Эта она, Мелани, потеряла все, включая собственную гордость.

– Привет, Брук. Это…

– Мелани? – из чувства долга спросила Брук. – Как было в Европе?

– Прекрасно. – «Ужасно». – А как у тебя на работе?

– Замечательно. Много дел.

– Ты занимаешься расследованием дела Манхэттенского Потрошителя?

– Чем?

– Тем злодеем, который убил Памелу Роудз, – начала Мелани. Памела Роудз была одной из женщин Чарлза, как и она сама, – просто имя в длинном любовном списке Чарлза Синклера. – Прошлой ночью он убил Райан Джентри, актрису. Вероятно, в сентябре он убил кого-то еще. Меня изумляет…

– Прошлой ночью? О нет, – пробормотала Брук. Она этого еще не слышала. Она провела целый день в архиве юридической библиотеки Колумбийского университета и даже не посмотрела вечерний выпуск новостей. – Кто окрестил его Манхэттенским Потрошителем?

Брук знала, что не Ник. На самом деле это, возможно, даже приведет его в бешенство.

– Не знаю. Средства массовой информации, полагаю.

– О! – В памяти Брук всплыл ужасный образ останков Белинды Казинз. Психопат жестоко убивал красивую, преуспевающую молодую женщину Манхэттена. И он выбирал своими жертвами таких женщин, как Мелани – ее сестра, ее близнец. Внезапно Брук ощутила тревогу. Если когда-нибудь что-нибудь случится с Мелани…

– Я подумала, может быть, тебе захочется прийти ко мне в день нашего рождения, – нерешительно предложила Мелани.

– Да, Мелани. С удовольствием.

– Брук? Это Ник.

– Я только что узнала об этом. Мне очень жаль.

– Мне бы хотелось поговорить с тобой насчет этого дела. Мне нужно с кем-то поделиться своими мыслями. – Тон Ника был будничным и деловым. Это и было его работой. – С тобой, – добавил он с нежностью.

– Ладно, – нерешительно согласилась Брук.

– Брук, ради Бога, я не собираюсь показывать тебе фотографии. – Нежность в голосе внезапно исчезла. Он был таким уставшим – слишком уставшим, – и поэтому ему сложно было контролировать свои чувства; но он признавался, что разгневан только ею единственной. – Извини. Может быть, это и не такая уж хорошая мысль.

– Я только что собиралась съесть на ужин сыр и крекеры. У меня их достаточно для нас обоих.

– Отлично.

– Итак?

– Через тридцать минут. Спасибо, Брук.

Ник приехал через тридцать пять минут. Он остановился по дороге – и на это ушло пять минут, – чтобы купить бутылку шампанского.

– Мне нравятся глазок и щеколда на твоей двери. – Ник не был дома у Брук и не видел ее со времени убийства Белинды Казинз.

– Ты выглядишь действительно очень уставшим. – Темные круги под серыми глазами и затуманенный взгляд свидетельствовали о многочисленных бессонных ночах.

Брук знала, что Ник был занят. За последний месяц он несколько раз звонил ей на работу. Ему хотелось знать, все ли с ней в порядке. Спала ли она все еще с зажженным светом? Брук подтвердила это, но она хотя бы действительно спала.

И ей казалось, что большего она не могла бы рассказать ему.

– Необычайно жаркое, влажное лето закончилось серией нераскрытых убийств, – объяснил Ник, пожав плечами. Задумчивые темно-синие глаза Брук продолжали пристально смотреть на него. Ник улыбнулся. – Ну, продолжай, произнеси это вслух: «Ты выглядишь ужасно, Ник».

Брук слегка нахмурилась. Она думала совершенно о другом. «Ты такой красивый, Ник». Именно так все говорили о нем: великолепный, сексуальный, обольстительный Ник Эйдриан, лейтенант с томными глазами. Брук никогда раньше не задумывалась об этом. В конце концов, считая сегодняшний вечер, она его видела всего лишь четыре раза в жизни.

– По-моему, ты голоден, Ник.

Они ели сыр и крекеры, пили шампанское и разговаривали об убийце-маньяке.

– Они действительно называют его так? – Ник был явно раздражен кличкой Манхэттенский Потрошитель.

– Да. – До приезда Ника Брук посмотрела выпуск новостей. Все телестанции использовали это прозвище. Завтра эти слова – «Манхэттенский Потрошитель» – появятся в заголовках газет.

– Что заставляет их прославлять преступников? Нет ничего доблестного в том, что совершает этот человек. Он – воплощение зла, неимоверного зла. – Ник чувствовал, как растет его гнев.

– Точно так же они говорят о террористах, руководящих похищением людей или взрывом бомб, – спокойно сказала Брук.

– Это тоже приводит меня в бешенство. – Ник улыбнулся, и чувство гнева исчезло.

– Райан Джентри, – спокойно назвала Брук имя убитой женщины. – Я читала статью о ней в последнем воскресном номере «Таймс».

– Самая очаровательная актриса Бродвея, – кивнул головой Ник.

– Они все были особенными, разве не так? Молодыми, талантливыми и преуспевающими.

– Да. Совсем как…

– …моя сестра.

– Совсем как ты. Самый молодой помощник окружного прокурора Нью-Йорка.

– Я даже не подумала о себе. Я не такая, как эти женщины, – улыбнулась Брук.

– Нет, такая. – Серые глаза Ника были серьезными и выражали беспокойство. – Тебе нужно быть очень осторожной, Брук.

– Я осторожна, – заверила его Брук, но это не было правдой. Она могла бродить по Манхэттену, так погрузившись в обдумывание какого-нибудь судебного дела, что ничего не замечала вокруг. Ей надо быть осторожнее, хотя это и не имеет никакого отношения к убийствам Манхэттенского Потрошителя. – Эти женщины не были убиты случайно, на улице, – добавила Брук. – Они находились у себя в квартире.

– Да. Не обнаружено никаких следов взлома, и все они были одеты как на свидание.

– Тогда это должен быть мужчина, которого они все знали.

– Если и есть такой мужчина, то мы не сможем найти его. Не похоже, чтобы между этими тремя женщинами была какая-то личная связь.

– Ладно, тогда это должен быть кто-то, о ком все они знали и кого, у них не было причин бояться. Кто-то известный, кого и ты, и я… – Брук замолчала.

Именно это пугало Ника. Убитые женщины были умными, сообразительными, опытными; их нельзя было обвести вокруг пальца. И вместе с тем они впускали – приглашали – этого ненормального к себе домой. И, несмотря на успехи Брук, на ее блестящий ум, на ее проницательность и хитрость высокопрофессионального специалиста, было в ней что-то вроде доверчивой наивности.

– Есть одна-единственная вероятность. Он может быть кем-то, кого мы все легко бы узнали. Кто еще?

– Кто-то с правдоподобной легендой.

– Например?

– Например, пишущий книгу о карьере женщины восьмидесятых годов. Это сейчас очень модно.

– Хорошо. Итак, преступник или просто известен и они хотели бы встретиться с ним, или же он подбирается к ним через то, что для них имеет самое большое значение, – через их работу.

– Все это кажется таким безнадежным, Ник. С чего ты начнешь?

– Это вовсе не безнадежно, Брук. Просто на это потребуется время, – спокойно ответил Ник. «И это может стоить жизни еще нескольким женщинам», – подумал он, почувствовав холодный как лед страх.

Через три дня, когда Брук вошла в кабинет Эндрю, Ник и Эндрю сидели за столом и внимательно разглядывали несколько фотографий размером восемь на двенадцать. Их лица были угрюмыми.

– Эндрю? Ник?

– Брук!

Эндрю и Ник быстро собрали фотографии в стопку и прикрыли их папкой.

– Что это? – Что это за фотографии? Выражение их лиц подсказало Брук, что ей бы не захотелось увидеть эти картинки.

– Шеф полиции и окружной прокурор приняли решение, что окружная прокуратура немедленно должна присоединиться к расследованию преступлений Манхэттенского Потрошителя.

– Манхэттенский Потрошитель? Именно так мы называем это… его… это?

– Боюсь, что да.

– Как окружная прокуратура может помочь с расследованием? – спросила Брук, нахмурившись.

– Никак. По крайней мере до тех пор, пока мы не нападем на след или не выйдем на подозреваемого. Это решение принято просто для связи с общественностью – я буду держать Эндрю в курсе событий, и мы станем представлять журналистам общую информацию – что-то в этом роде.

– Но ведь Эндрю не обязан выезжать на место преступления, – уныло сказала Брук. Уже достаточно плохо то, что сам Ник должен находиться на месте преступлений, а у Эндрю и без этого хватает собственных проблем.

– Нет. – Эндрю успокаивающе улыбнулся Брук, глядя в ее обеспокоенные синие глаза. – Не обязан. Ник просто будет звонить мне, чтобы я находился в курсе событий.

– Почему ты рассматривал фотографии? – Именно этим занимались Ник и Эндрю, когда она вошла в кабинет, – изучали фотографии жертв Манхэттенского Потрошителя.

– Я думал, что мне следует это сделать, – спокойно ответил Эндрю, но нахмурился при этом. – Возможно, это была плохая мысль.

Брук кивнула, угрюмо согласившись с ним.

– Я беспокоюсь за тебя, Брук. – Эндрю разговаривал с Брук так, словно Ника не было в комнате. Его голос был нежным и заботливым. – Быть одной…

Брук пожала плечами, отгоняя нахлынувший на нее страх.

– У меня все нормально, Эндрю.

На столе Эндрю зазвонил телефон внутренней связи.

– Да?

– Звонят мисс Чандлер от Чарлза Синклера, – раздался приглушенный голос из микрофона телефонного аппарата на столе. – Мне принять для нее сообщение или…

– Я возьму трубку в своем кабинете. – Щеки Брук порозовели. – Эндрю, я скоро вернусь. До свидания, Ник.

Спустя полминуты Брук нажала мигающую кнопку на телефоне в своем кабинете.

– Чарлз?

– Здравствуй, Брук. Как дела?

– Прекрасно. – «А как ты?»

– Вот и хорошо. Не сможешь ли ты пообедать со мной как-нибудь на этой неделе?

– Смогу. – «Зачем?» Брук взглянула на свой план. В среду и четверг она будет в суде; обеденный перерыв они с Эндрю используют для выработки их стратегии. Если слушания по этому делу не затянутся, Брук будет свободна в пятницу. – Пятница подойдет?

– Пятница? Будет прекрасно.

Чарлз сообщил Брук, что встретится с ней в ресторане «Придворный шут», расположенном около окружной прокуратуры. Он попрощался, даже не объяснив, зачем он хочет встретиться с ней.

Брук это выяснит в пятницу. Когда Брук в своем плане записывала инициалы Ч. С., она вспомнила, что в пятницу будет Хэллоуин – канун Дня всех святых, ее день рождения, их с Мелани день рождения. В пятницу у Брук будет обед в честь дня рождения – с Чарлзом и ужин в честь дня рождения – с Мелани…

– Я хочу кое-что спросить у тебя, Брук, – начал Чарлз, когда они сделали заказ. – Но я не хотел бы, чтобы ты почувствовала какое-то давление с моей стороны.

«Пожалуйста, не проси меня уговорить Мелани вернуться к тебе, Чарлз. Я вижу тоску в твоих карих глазах. Я вижу, какую боль она причинила тебе. Но…»

– Ладно. – Сердце Брук бешено заколотилось. Пожалуйста.

– Нам в «Издательскую компанию Синклера» действительно необходим адвокат на полный рабочий день. Я уже разговаривал с Джоном Перкинсом, и он совершенно согласен со мной. Он мог бы предоставить нам кого-то из своей фирмы. И это будет здорово… – улыбнулся ей Чарлз, – …но не так хорошо, как если бы это была ты.

– Я? – Брук не знала, слышит ли ее Чарлз. Она сама ничего не слышала, кроме громких ударов крови в ее висках.

– Конечно, ты. Можно взять на работу кого-то другого, но мы с Джейсоном хотели бы, чтобы сначала ты обдумала это предложение. Я не знаю, собиралась ли ты всю жизнь заниматься судебными разбирательствами и преступлениями или…

– Я не знаю, – промолвила Брук, покачав головой.

– Ты можешь рассмотреть наше предложение?

– Да. Мне нужно обдумать его.

– Конечно. Сообщи мне свое решение, как только примешь его.

Все остальное время обеда Чарлз и Брук провели, разговаривая о ее и о его работе, о книгах и театре; они даже обсудили переход от долгой, мягкой осени к холодной зиме. Чарлз и Брук затронули много тем в разговоре, но ни один из них, ни разу не упомянул Мелани.

Вечером Брук с изумлением смотрела на свою сестру. Мелани выглядела очень усталой. Ее лицо похудело и осунулось, а блестящие голубые глаза стали серыми и безжизненными.

– Ты не больна? – спросила Брук в то же мгновение, как Мелани открыла дверь.

– Нет, просто я немного устала. Я работаю сверхурочно.

Спрос на Мелани Чандлер возрастал день ото дня. Мелани попросила Адама загрузить ее настолько, насколько возможно. Ей хотелось быть такой занятой, чтобы не оставалось времени думать. Она могла создать на съемке красоту, энергичность и ослепительный блеск, если пыталась это сделать. Сегодня, когда они собирались отпраздновать наедине с Брук их день рождения, Мелани забыла о том, что надо что-то изображать на лице.

– Ты заболела в Европе? – не отставала Брук.

– Ну что ты. Я абсолютно здорова. – Мелани сделала так, чтобы заблестели ее потускневшие голубые глаза.

Мелани проводила Брук в гостиную в пастельных тонах. На стеклянной крышке стола лежал поднос с сельдереем и морковными палочками, аккуратно разложенными разноцветными рядами вокруг мисочки с крабовым мясом.

– Ты встречалась с Чарлзом, Брук? – спросила Мелани, когда они сели за стол.

– Да. – «Зачем ты хочешь об этом знать? Тебе доставляет удовольствие видеть мою боль?» Брук почувствовала приступ гнева.

– Как он?

– А как ты сама думаешь?

– Прекрасно, полагаю. – «Почему Брук так сердито смотрит на меня?»

– Ты действительно изумляешь меня, Мелани. Ты должна иметь все и всех, и этого все равно недостаточно. Недостаточно для тебя до тех пор, пока ты не выбрасываешь их вон.

– Брук, о чем ты говоришь?

– О Чарлзе. Тебе недостаточно знать, сколько боли ты причинила ему. Тебе еще нужно унизить его публично.

– Что? Это Чарлз бросил меня. – Глаза Мелани наполнились слезами. – Я оказалась недостаточно хорошей для него.

– Недостаточно хорошей? Ослепительная красавица Мелани недостаточно хороша? – Брук встала. Она прищурила свои темно-синие глаза, глядя на сестру. – В какую игру ты играешь сейчас.

– Я не играю ни в какую игру! Я никогда не была достаточно хорошей для тебя, Брук. И с самого начала ты дала мне понять, что не думаешь, что я достаточно хороша для Чарлза.

От изумления Брук онемела. О чем говорит Мелани? Она просто пытается свалить вину с больной головы на здоровую. Но ей это не удастся. Когда Брук заговорила, ее тон был холодным как лед:

– Весь мир знает о том, что случилось. Почему же ты врешь!

– Я не обманываю тебя, Брук!

– Лжешь!

Брук и Мелани пристально и сердито смотрели друг на друга, не веря своим глазам. Всего в нескольких словах всплыли все негодование, горечь и злость многих лет. Наконец они высказали вслух приносящую боль правду, таившуюся в их сердцах. Теперь они зашли в тупик, и ни одна из них не знала, как из него выйти.

– Почему ты просто не осталась в Калифорнии? – в конце концов, прервала напряженное молчание Брук. Не дожидаясь ответа, Брук повернулась и ушла.

– Брук, – прошептала Мелани. – Брук…

Они обе плакали этой ночью. И они обе вспоминали, что забыли поздравить друг друга с днем рождения.

 

Глава 22

Лейк-Форрест, штат Иллинойс

11 ноября 1986 года

«Земли Чикаго» проснулись в снегу. Это был ранний снег, шедший тяжелыми хлопьями и покрывавший все окрестности мягким, мохнатым, девственно-белым покрывалом. Снег вызвал изумление у метеорологов и раздражение у водителей машин. Люди кинулись в магазины покупать провизию про запас, крупную соль для дорожек и свечи на случай, если отключится электроэнергия.

Практически все, тем или иным образом, отреагировали на нежданный сильный снегопад. У большинства он вы звал возмущение – слишком ранний предвестник предстоящей тяжелой, холодной зимы. Были и такие, что не обратили на снегопад никакого внимания, спокойно восприняв его. А дети, конечно, встретили снег с удовольствием.

Дети наслаждались снегопадом, и Гейлен тоже наслаждалась им. Все было так красиво вокруг. «Мягкое, как хлопок, сказочное царство», – думала Гейлен, смотря из окна на про стиравшееся до озера покрывало из нетронутого снега. Деревья с давно облетевшими листьями снова ожили, одетые в белые, кружевные, зимние наряды.

Это было в такой же день, как этот – спокойный, мирный, девственный, – когда они с Джейсоном первый раз оказались близки…

Гейлен вздохнула. Ей нужно работать – и даже в такой день – над «Соней». «Соня» – это рассказ, который она должна написать, это правдивая история о любви, о фантазии любви и о горькой реальности предательства.

Гейлен должна написать этот рассказ, даже если это представляло для нее приносящее боль путешествие в воспоминания о Джейсоне.

Гейлен обязана отразить действительность на бумаге. Она должна дать возможность своим читателям узнать об этом. Они доверяли ей. Их письма приходили в «Издательскую компанию Синклера» и пересылались ей на абонентский ящик в Лейк-Форрест. Читатели верили в прекрасный образ любви, который рисовала для них Гейлен. Но теперь Гейлен знала, что этот портрет – фальшивый. На ней лежала ответственность донести это до читателей.

Однако сегодня Гейлен не могла заставить себя вырвать из своего сердца доставляющие боль слова. Сегодняшний день располагал к тому, чтобы сесть возле потрескивающего огня, наблюдать за снегопадом и наслаждаться чудесным ощущением маленькой жизни, которая все еще находилась внутри ее.

Все еще. С каждым проходящим днем становилось все более реальным то, что отцом ребенка был Чарлз, а не Джейсон.

– Мне бы так хотелось, чтобы ты мог увидеть этот день, малыш, – нежно прошептала Гейлен своему неродившемуся ребенку. – Но впереди нас с тобой ждет так много дней, похожих на этот.

В три часа дня белое, ясное небо стало черным, отчего сразу стемнело раньше времени и подул неистовый зимний ветер. Снег падал на землю плотной, темной стеной, его подхватывал и крутил вихрем холодный, яростный ураган. Гейлен наблюдала, как разворачиваются события в этой внушающей страх драме. Какая неукротимая красота! Гейлен испытывала спокойствие и удовлетворение: ей было тепло, безопасно и уютно в ее домике посреди яростного шквала снежных хлопьев.

Первый раз боль пронзила ее в половине четвертого. Не было никаких сомнений, в чем причина этой боли. Это была сильная и теплая схватка, не просто обычная боль. Потом Гейлен почувствовала вторую схватку, более сильную, более теплую, доставившую ей немного больше неудобств. Затем – следующая. К пяти часам она уже испытывала по три схватки каждые полчаса.

«Мне нужно добраться до больницы, – поняла Гейлен. – Мне нужно вызвать такси или машину «скорой помощи».

Но телефон не работал! Гейлен снова и снова нажимала на рычаг. Никакого гудка не было слышно. Телефонный кабель проходил по земле. Может быть, на него упало дерево. Они скоро починят его, они обязаны это сделать.

Телефон был ее единственным средством связи с внешним миром. У Гейлен не было машины – она не умела водить машину, – а идти пешком в такой ураган просто опасно, если вообще возможно. Снег покрывал землю густым и глубоким слоем. Ближайший дом – вилла хозяев на озере, – был затерян в белом вихре. Дорога и деревья, которые могли бы служить ориентиром, растворились в слепой вьюге.

Гейлен не хотелось думать о том, что случится, если телефонную связь не восстановят в ближайшее время, но она должна была поразмыслить и на эту тему. Ей нужно подготовиться на случай, если…

Гейлен собрала одеяла, полотенца, свечи и спички. Она нашла ножницы и веревку, аккуратно отрезала два куска шпагата и положила ножницы и веревку в карман. Передвигаясь по дому, собирая инструменты и раскладывая их около огня, Гейлен останавливалась из-за схваток шесть раз. И она останавливалась раз пятьдесят, чтобы поднять трубку телефона и проверить, заработал ли он. Гейлен надеялась, так надеялась услышать длинный гудок.

Свет с улицы падал на розовые кусты. Уже потеряв цветы и листья, они отбрасывали на кирпичную стену колючие, извивающиеся тени. По террасе гулял холодный ветер, от которого у Чарлза мерзло лицо и немели руки.

«Почему ты так долго откладывал это? – упрекал сам себя Чарлз, осторожно перевязывая кусок защищающей от холода дерюги вокруг подрезанного к зиме куста роз. – Ты ждал, что будешь это делать с ней?»

Чарлз уколол большой палец замерзшим шипом розы и тихо выругался. «Не позволяй себе думать о ней!»

Вместо этого Чарлз старался думать о ее темноволосой сестре-близнеце.

Брук позвонила сегодня. Она помнила, что это был день его рождения, и поздравила его. Потом она сообщила, что приняла решение, положительное, – она будет работать адвокатом «Издательской компании Синклера».

– Действительно, Брук? Это замечательно.

– Я тоже так думаю.

– Когда?

– Как только найду в себе мужество сообщить эту новость Эндрю. Нет, пожалуй, к этому следует прибавить еще примерно три месяца.

– Он расстроится? – «Конечно, он расстроится – уход Брук станет огромной потерей для окружной прокуратуры».

– Да, – слегка улыбнулась Брук. Эндрю не поймет ее. Ему нравились баталии в здании суда и разработка стратегии. Эндрю получал удовольствие от игры и наслаждался победами. «У тебя так хорошо получается, Брук, – скажет ей Эндрю. – Как ты можешь все это бросить?» «Я должна, Эндрю, – ответит ему Брук. – Мне не нравится это. Я не могу относиться к этому как к игре».

– Я не стану никому ничего говорить, кроме Джейсона, пока ты не позволишь мне это сделать.

– Спасибо. – Брук слегка нахмурилась. Это не имело никакого значения, если бы Белинда не была ее подругой и если бы она с Ником и Эндрю не составляла одну команду… – Я бы хотела закончить дело по Манхэттенскому Потрошителю, – спокойно добавила Брук.

– Я и не знал, что ты имеешь отношение к этому делу.

– Как бы мне хотелось быть от него подальше!

– За тебя! – Адам поднял свой бокал шампанского и улыбнулся. – За день рождения, хотя и с опозданием.

– Спасибо, – прошептала Мелани. Ее день рождения обернулся бедствием. Сегодня – день рождения Чарлза, а она ужинает с Адамом в «Лютэс». – Думаю, сегодняшние фотосъемки прошли хорошо, – добавила она, стараясь, чтобы голос казался бодрым.

– Очень хорошо.

Мелани задумчиво кусала нижнюю губу, раздумывая, следует ли ей сказать то, что она намеревалась ему сообщить. Она должна это сделать.

– Адам, фотосъемки и рекламу я предпочитаю показам моды. Как ты думаешь…

– Я думаю, правда заключается в том, что на показах моды присутствует Чарлз, – вежливо предположил Адам.

– Да. – Именно поэтому она ненавидела участие в шоу. Она ненавидела его внимательные карие глаза, оценивающим взглядом смотрящие на нее, когда она двигалась по подиуму. «Ты видел это тело раньше, Чарлз, ты обладал им! – готова была закричать Мелани, чувствуя на себе его взгляд. – Я отдавала тебе все это. Но ты не захотел меня. Перестань смотреть на меня!»

– Ты не можешь забыть его, дорогая? – Серо-голубые глаза Адама выражали нежность и заботу. Адам совершенно не беспокоился о том, ступит ли нога Мелани когда-нибудь снова на подиум. Он просто хотел, чтобы она была счастлива и уверена в себе. Небесно-голубые глаза, однако, были печальны, и уверенность в себе у Мелани не появилась. Чарлз Синклер причинил ей столько боли…

– Я пытаюсь, Адам, – мужественно улыбнулась Мелани.

– А сейчас постарайся изо всех сил. К нам направляется Вивека Сандерз. – Адам встал, когда стало очевидно, что Вивека шла именно к их столику. – Вивека! Рад встретиться с тобой.

– Адам, – промурлыкала Вивека. – И Мелани. Нам не хватает тебя на вечеринках, Мелани.

– Это моя вина, Вивека, – вмешался Адам. – У Мелани такой плотный график работы, что она не может выбраться на вечеринки.

– Я приду на Рождество, – улыбнулась Мелани так, словно не могла дождаться этого приема.

– О, хорошо. Ты действительно добавишь ослепительного блеска. – Казалось, Вивека собралась уже уходить, но заколебалась. – Мелани, ты не можешь подойти ко мне на минутку? – спросила она.

Мелани с мольбой посмотрела на Адама и по его глазам поняла, что лучше не сопротивляться Вивеке, чтобы не вы звать подозрений. Мелани молча кивнула и пошла вслед за Вивекой в роскошную дамскую комнату, отделанную розовым и белым мрамором.

– Я даже не собираюсь спрашивать тебя об Адаме, – начала Вивека, поправляя выбившийся из прически локон.

– Хорошо. Тогда ничего…

– Просто я хотела, чтобы ты знала: я на самом деле восхищаюсь тем, как ты поступила с Чарлзом. Это требует настоящего мужества с твоей стороны.

– Что именно?

– Бросить его.

– Но я…

– Думаю, каждая женщина, когда-либо побывавшая в объятиях Чарлза, мечтала бросить его прежде, чем это сделает он сам. Но мы, женщины, были словно одурманены. Секс с ним слишком хорош, а он сам такой красивый, могущественный и неотразимый. Тяжело не попасться на удочку неторопливого, опытного любовника, так ведь? – Вивека вздохнула. – Мы все не обращали внимания или притворялись, что не замечаем того, что этот подлец никогда не проводил с нами ночь, никогда не ругался, даже слегка. Он был счастлив поделиться своим превосходным телом, но ничем больше.

В голове Мелани закружились мысли. Неторопливый, опытный любовник. У них с Чарлзом так никогда не было. Они всегда с таким отчаянием кидались друг на друга, словно это было в первый раз – и в последний раз, – каждую их встречу.

Этот подлец никогда не проводил с нами ночь. Почти каждую ночь они проводили вместе, засыпая и просыпаясь в объятиях друг друга, обнимая друг друга, неохотно выпуская друг друга из своих объятий.

Он никогда не ругался, даже слегка. Да, это было правдой, он никогда не ругался с Мелани.

Но именно Чарлз поставил точку на их отношениях, точно так же как он делал это с другими женщинами. Он поступил с ней так же, как и с остальными. Разве нет?

– Чарлз причинил страдания многим людям. – Голос Вивеки был серьезным, в нем чувствовалась горечь. – Может быть, теперь он понимает, что значит ощущать боль.

– Не думаю…

– Чарлз приходит на вечеринки, но он всегда приходит один и рано уходит.

– Действительно, Вивека…

– А Адам еще лучше Чарлза? Именно поэтому ты смогла это сделать? – Вивека выставила перед собой ладони. – Нет, я обещала, никаких вопросов насчет Адама. Ты до сих пор не участвовала в моем шоу, но мы ничего не можем с этим поделать, пока все это не останется в прошлом. Зрители захотят задавать вопросы о Чарлзе и об Адаме, а у меня такое чувство, что ты не станешь на них отвечать.

«Я бы сказала им правду, – подумала Мелани. – Даже если никто, похоже, в это не верит».

В девять часов в доме Гейлен отключилось электричество, а вместе с ним не стало ни света, ни тепла. Гейлен зажгла свои ароматные свечи и натянула на себя одеяла. Огонь в камине давно погас, и холод быстро проникал в дом.

Схватки в нижней области живота теперь были частыми и болезненными. От них у Гейлен перехватывало дыхание. Но Гейлен старалась дышать именно так, как нужно в таком положении. Она действительно это знала. Она столько раз была свидетелем рождения детей в грязных лачугах Кении и на за литых солнцем полях Центральной Индии. Она видела это собственными глазами, а однажды принимала роды сама. Она вместе с Чарлзом…

А сейчас это был ее ребенок – а может быть, это был их ребенок: ее и Чарлза – и ей нужна его помощь. Тогда он так помог ей. Его темные улыбающиеся глаза придавали ей уверенности в себе. Гейлен закрыла глаза, вспоминая Чарлза и ту силу, которую он давал ей.

Это Чарлз. Он пришел, чтобы помочь. Хотя, конечно, нам не понадобится никакой особой помощи. Тогда она произнесла эти слова, успокаивающе улыбаясь перепуганной роженице.

«Помоги мне сейчас, Чарлз, пожалуйста».

Гейлен чувствовала, что ее пальцы становятся совсем холодными, – а что, если они онемеют настолько, что она не сможет завязать веревку? – и пыталась преодолеть собственное сопротивление к тому, чтобы тужиться. «Ты должна тужиться, Гейлен. Ты знаешь, что должна это делать».

Ребенок родился в десять часов. Гейлен заставляла себя тужиться. Она почувствовала на мгновение сопротивление, а потом – ничего.

И затем ее ребенок заговорил с ней. Словно в ответ на все те нежные слова, которые Гейлен шептала ей – ей – все эти месяцы. Ребенок не заплакал и не закричал. Он словно здоровался с Гейлен.

Гейлен посмотрела на свою бесценную маленькую девочку, всю в крови, живую, дышащую, силуэт которой выделялся при свете свечей. Гейлен отчаянно хотелось прижать к себе дочку, но материнский инстинкт остановил ее. Прежде всего, нужно сделать еще одну вещь. Очень важную вещь.

Дрожащими руками, но на удивление проворно Гейлен перевязала веревкой пуповину ребенка. Потом она взяла ножницы и перерезала пуповину. Гейлен затаила дыхание. Небольшая лужица крови появилась с ее стороны, со стороны плаценты, но пуповина со стороны ребенка была перевязана туго и надежно.

Теплые слезы потекли по щекам Гейлен, падая на голую головку ее дочки. Гейлен взяла девочку на руки и поцеловала ее. «Это было настоящим чудом, Чарлз… чудом».

Гейлен завернулась вместе с дочкой в одеяла. Потом они начали разговаривать. Мама с дочкой. И дочка – тихими «агу» – с мамой. Наконец они заснули.

Обе проснулись в полночь от неожиданно яркого света. Электричество появилось, и это обещало тепло. Гейлен подошла к окну, держа на руках дочку, и стала смотреть на последствия урагана. За окном снова была волшебная страна. Огромные, бесформенные снежные сугробы, словно безобидные, ласковые монстры, блестели от света лампы, горевшей перед входом. Вокруг все снова стало спокойным, мирным и красивым.

– Какой это был день, моя дорогая! – прошептала Гейлен.

Что-то мучило ее в глубине памяти насчет этого дня. Что это? Ах да, сегодня был день рождения Джейсона. Сегодня был день рождения Чарлза. А теперь и день рождения его – чьей из них? – дочери. – С днем рождения, бесценная малышка!

– Брук?

– Здравствуй, Чарлз. Поздравляю. – Было двадцать третье декабря.

– Ты кажешься не очень-то веселой.

– Просто я только что все рассказала Эндрю. – Она намекала ему об этом все время в последние шесть недель, но сегодня прямо сообщила Эндрю, что собирается уйти из окружной прокуратуры и что будет работать в «Издательской компании Синклера».

– Он был не очень-то счастлив услышать такую новость?

– Сначала он просто пришел в ярость. – Воспоминания о реакции Эндрю на ее сообщение об уходе до сих пор приводили Брук в некоторое замешательство. Она ожидала, как он станет сетовать на то, что она бросает блестящую карьеру в области криминалистики, не говоря уже о политических возможностях, которые она просто пускает на ветер. Брук ожидала, что Эндрю может даже сказать, какой «невыносливой» она оказалась, в конечном счете. Брук ожидала его гнева, но она никак не предполагала, что он воспримет ее уход как личное оскорбление.

Но именно так Эндрю и отнесся к ее заявлению: словно она бросала именно его тоже. Должно быть, он переживал не лучшие времена. Вероятно, Эллисон из-за обострения болезни опять уехала из дома на рождественские праздники. Эндрю сразу же воспринял уход Брук как личное оскорбление, но его гнев длился недолго. Он быстро пришел в себя и начал шутить о том, что ее ждет, а потом, наконец, пожелал ей всего хорошего.

– Сначала? – переспросил Чарлз.

– Да. Потом все было прекрасно. Но…

– Но у тебя есть и другие мысли?

– Не совсем. Полагаю… – Брук замолчала. Почему она позвонила Чарлзу? – Скажи мне, что я поступаю правильно.

– С моей эгоистической точки зрения, ты поступаешь просто потрясающе. Но тебе самой решать.

– Я уже решила. Я сообщила Эндрю, что ухожу из окружной прокуратуры в марте.

– К тому времени ты уже вынесешь приговор Манхэттенскому Потрошителю?

– Я пришла к выводу, что он исчез. Прошло уже два месяца. Возможно, он покончил с собой.

– Надеюсь, что именно так, – спокойно согласился Чарлз.

Увидев его, Мелани остановилась перед картиной Ренуара, загородив ему вид. Джейсон улыбнулся, выключил плейер и снял наушники.

– Мелани. Рад встрече с тобой.

– Я тоже рада, Джейсон. Вернулся из Австралии?

– Да, на некоторое время. Я собираюсь отправиться во Фримантл через несколько недель – посмотреть финал.

– Весь Манхэттен кинулся по магазинам в последнюю минуту закупать рождественские подарки.

– Благодаря чему эта сказочная выставка импрессионистов осталась в нашем полном распоряжении. – Джейсон указал широким жестом на пустую галерею.

Мелани кивнула головой. Именно поэтому она и пришла сюда. Здесь – вдали от неистовой праздничной суматохи, от шумной толпы – было спокойно.

– Я никогда не видела, чтобы кто-то пользовался этим. – Мелани показала на плейер в руках Джейсона. – Эта пленка и в самом деле рассказывает тебе больше, чем путеводитель?

– Да нет, – спокойно ответил Джейсон.

Некоторое время они гуляли по галерее вместе, восхищаясь знаменитыми картинами.

– Как Чарлз? – наконец спросила Мелани.

– Прекрасно. Мне жаль…

– Мне тоже. – «Ты не выглядишь так, словно тебе жаль, Джейсон. Возможно, ты просто устал обмениваться банальными фразами с бесконечным количеством женщин, брошенных Чарлзом».

– Как Брук?

– Прекрасно. – «Откуда мне знать? Интересно, испытывает ли она такую же боль, как и я?» – Все поглощены расследованием по делу Манхэттенского Потрошителя.

Джейсон задумчиво кивнул. По крайней мере Гейлен находится далеко от этого ужаса. Она обычно бродила по Гринич-Виллидж, словно это была дикая, удивительная, безопасная африканская саванна. Джейсон испытывал радость оттого, что сейчас Гейлен находится вдали от ужасов Манхэттена; Джейсон испытывал радость и от того, что Гейлен находилась вдали от Чарлза.

Это будет маленький рождественский подарок от Манхэттенского Потрошителя этому замечательному городу. Манхэттенский Потрошитель! Какое легендарное имя! Да здравствует пресса! Я люблю Нью-Йорк.

Манхэттенский Потрошитель рассмеялся тихим, низким смехом. Потом его темные глаза прищурились, и он злобно написал:

Будут еще смерти. Это необходимо. Сегодня вечером очередь знаменитого доктора. Даже на башне академии нельзя чувствовать себя в безопасности от Манхэттенского Потрошителя. Это послужит очень важным уроком. Это заставит ее понять. Это станет формальным предупреждением Потрошителя, прежде чем он вонзит нож в золотое сердце и перережет жилы на красивой золотой шее.

– Мелани! – Вивека сильно сжала ее локоть.

– Вивека?

Обычно розовые щеки Вивеки были теперь пепельного цвета.

– Мне нужно поговорить с тобой.

Мелани последовала за Вивекой в дальний угол переполненной комнаты. Праздник в честь Дома мод «Вог» был в пол ном разгаре. Все находились здесь или были здесь раньше. Мелани и Адам приехали рано и планировали остаться допоздна. Они должны были приехать сюда: «Вог» был важным клиентом, а фотография Мелани красовалась на обложке престижного праздничного номера журнала. Чарлз приехал и уехал, один, несколько часов назад. Они с Мелани не разговаривали друг с другом, но она чувствовала, что его темные глаза следят за ней. Один раз он даже направился в ее сторону, но Мелани быстро отвернулась.

– Вивека, что случилось?

– Я только что приехала сюда. По дороге я слушала специальный выпуск новостей по радио. Манхэттенский Потрошитель… – Вивека замолчала, хватая ртом воздух.

– Что, Вивека? – «Это Брук? Нет, пожалуйста, если что-нибудь когда-нибудь случится с Брук…».

– …убил Джейн Такер.

– Джейн Такер, – тихо повторила Мелани, почувствовав облегчение. Джейн Такер… Это имя казалось знакомым. Почему?

– Когда-то Адам и Джейн были помолвлены и собирались пожениться. У них ничего не получилось, но…

Мелани, тебе нужно увезти его отсюда прежде, чем все остальные узнают об этом.

Мелани кивнула и пошла искать Адама.

Он пошел за ней, не задавая никаких вопросов, точно так же, как она раньше последовала за Вивекой. Адам видел печаль и ужас в ее светло-голубых глазах. Когда они оказались в машине наедине, Мелани все рассказала ему.

– О Господи, нет!

– Адам, мне очень жаль.

– Когда они найдут этого подонка? – требовал Адам с искаженным от гнева и боли лицом. – Когда они положат конец этим жестоким преступлениям?

Брук посмотрела одиннадцатичасовой выпуск новостей, прежде чем лечь спать.

«Манхэттенский Потрошитель приговорил к смерти четвертую жертву. Сегодня вечером тело доктора Джейн Такер, профессора нейрохирургии в…»

Брук смотрела на телевизионный экран. Кинокамеры снимали многоквартирное здание, где жила убитая женщина. Брук знала, что Ник находится внутри и осматривает забрызганную кровью комнату в поисках улик. Она знала также, что он весь кипит от ярости. Брук хотелось поговорить с ним. У нее будет такая возможность. Ник позвонит ей, как делал всегда.

Брук надеялась, что Ник понимает, что может звонить ей в любое время, даже посреди ночи.

Но Ник не позвонил той ночью. Он не позвонил и на следующий день. Был сочельник, но государственные учреждения работали. Ник мог бы позвонить ей на работу или домой.

Но он не позвонил.

В три часа дня в Рождество Брук позвонила Нику в полицейский участок. Она попросила его к телефону, не представившись.

– Лейтенант Эйдриан.

– Привет. Это Брук.

– Брук, – промолвил он. Ему хотелось поговорить с ней, но он не собирался этого делать. Он бы позвонил ей как-нибудь. В другой раз. Он бы позвонил тогда, когда не было бы никакого убийства и им бы не надо было обсуждать никакое дело. Он бы спросил ее, не хочет ли она пойти с ним погулять, или поужинать, или прокатиться на пароме.

Ник собирался позвонить Брук двадцать третьего декабря. Но звонок о смерти доктора Джейн Такер раздался раньше. – С Рождеством.

– Тебя тоже.

– Гм, почему…

– Я размышляла… – начала Брук. «Я размышляла, почему ты не позвонил мне». – Как ты узнаешь об убийствах? – продолжила Брук. – Похоже, тебе становится известно об этом в ту же самую ночь.

«Очень грубо, Брук. Ник сообщил Эндрю – как связующее звено с окружной прокуратурой Эндрю должен был знать все, – но ничего не сказал Брук. До прессы пока еще это не дошло. Но средства массовой информации привлекли – действительно привлекли к этому расследованию – только с октябрьского убийства. Теперь это стало причиной для беспокойства. О «знаменитых» делах серийных убийц-маньяков рассказывали в местных газетах и по телевизору: о Теди Банди, и о Душителе Хиллсайда, и об Убийце из Грин-Ривер. Станет ли Манхэттенский Потрошитель следующим маньяком, ускользающим от полиции месяцами, даже годами, вызывающим ужас и несущим смерть? Чем занимается полицейское управление Нью-Йорка? Не стоит ли его усилить армейским подразделением, вместо того чтобы использовать обычную команду для расследования? Достаточно ли делает лейтенант Ник Эйдриан?»

– Он звонит. – Голос Ника был очень тихим, он сообщал конфиденциальную информацию. Об этом даже в его полицейском участке знали не многие.

– Он звонит? Ты разговаривал с ним?

– В этот раз да, – с трудом произнес Ник, вспомнив приглушенный голос и жуткую цель этого звонка. – Теперь он знает, что я ответственный за расследование. Раньше он просто оставлял сообщение.

– Какое сообщение?

– Каждый раз он говорит, что нам следует приехать по адресу, который он дает, как можно скорее. Затем он вешает трубку. Слишком быстро, чтобы зафиксировать его номер и устроить ловушку. На этот раз, кажется, он звонил из телефонной будки.

– Как можно скорее, – повторила Брук. – Они еще живы, когда он уходит от них?

– Нет. – «Никаких сомнений, ни единой возможности для этого».

– Он звонит в другое время?

– Нет. Похоже, ему не интересно играть в психологические «кошки-мышки» с полицией помимо того, что он уже делает. – Ник вздохнул. – Я на самом деле не знаю, почему он звонит, Брук, но он обязательно звонит не позже чем в течение получаса после совершения убийства.

– Может быть, ему невыносимо думать о том, что они просто лежат там, – спокойно сказала Брук, вся дрожа. Она бы не смогла вынести даже мысль об этом. И это нормальная реакция. Но было ли хоть что-то в этом человеке, в этом убийце-маньяке, нормальным?

– Именно так ты обычно отмечаешь Рождество? Звонишь в местный полицейский участок? – неожиданно спросил Ник, стараясь переключить мысли их обоих с ужасающих убийств на другую тему.

– Нет.

– Ты ужинаешь с Мелани?

– Нет. – «Мы уже попытались поужинать вместе в день нашего рождения». – Нет, – тихо повторила она.

– Хочешь поужинать со мной?

– Да, с удовольствием.

– Только с одним условием. Мы не будем говорить про убийства. Мы вообще не будем обсуждать никакие убийства. Никакие преступления. Никакие юридические вопросы. Никакую работу.

– Тогда о чем же мы будем разговаривать? – пошутила Брук. – Знаю, – через мгновение серьезным тоном продолжила она. – Мы можем разговаривать о твоих коротких рассказах.

– Мы можем поговорить о том, почему тебя огорчает, что ты не ужинаешь на Рождество вместе с Мелани, – осторожно предложил Ник. Он слышал грусть в голосе Брук. Он представлял себе смятение в ее темно-синих глазах.

– Нет, – прошептала Брук. – Мы не можем говорить об этом.

 

Глава 23

Нью-Йорк

Февраль 1987 года

– С Днем святого Валентина, Гейлен.

– Мелани! Как я рада слышать тебя! Я собиралась позвонить тебе. Обложка журнала «Мода» просто потрясающая.

– Спасибо. – Единственная проблема, возникшая из-за легендарной фотографии Мелани на обложке февральского номера журнала «Мода», заключалась в том, что теперь ей необходимо присутствовать на банкете в честь Дня святого Валентина, устраиваемом «Издательской компанией Синклера» в Эссекс-Хаус. Адам настаивал на этом; он будет, конечно же, сопровождать Мелани. – Как твои дела?

– Прекрасно. – «У меня есть Элис, и в ней мое счастье». Гейлен тихо рассмеялась. – Если не считать редакторов моей следующей книги, которые утверждают, что мой рассказ «Соня» – не для публикации.

– О, даже так, – весело ответила Мелани. – Это та книга, которая должна выйти в следующем месяце?

– Нет, ты имеешь в виду «Песни о саванне» – рассказы о Кении, в этот сборник не вошла моя серия «драгоценных камней». А следующая книга, над которой я работаю сейчас, называется «Истории Спринг-стрит». Она о жизни в Виллидж.

– А что за проблемы с «Соней»?

– «Слишком горький образ любви», как они сказали.

– Похоже, это про меня, – пробормотала Мелани. – Я признаюсь, что очень хотела бы прочитать этот рассказ, – сказала Мелани, добавив веселых ноток в голос. – Я, конечно, не редактор, но я твоя поклонница.

– И подруга. Спасибо. Я собираюсь немного переделать эту историю. Потом, наверное, пришлю ее тебе.

– Здорово. Хорошо бы съездить к тебе. Лейк-Форрест – звучит так очаровательно.

– Так оно и есть, – согласилась Гейлен. «Но ты не можешь приехать сюда». Гейлен почувствовала грусть при мысли, что, возможно, больше никогда не увидит Мелани. Ее дорогие друзья никогда не узнают об Элис. Они всегда останутся для нее только голосами на другом конце телефонного провода. Мелани и… – Как Брук?

– Прекрасно, я думаю.

– С нетерпением ждет новой должности? – осторожно предположила Гейлен.

– Новой должности?

– В «Издательской компании Синклера». – «Станет работать с отцом Элис, кто бы он ни был».

– О! – «Брук будет работать с Чарлзом!»

– Ты давно не разговаривала с ней, так?

– Мы поссорились.

– Знаю. Брук рассказала мне об этом, когда звонила почти два месяца назад.

– Что она сказала?

– Ничего. Она казалась такой же грустной, как и ты. Мелани, неужели вы не можете поладить друг с другом?

– Не знаю, – тихо промолвила Мелани. «Я хочу этого. – Тогда почему бы тебе просто не поднять трубку и не позвонить ей? – Потому что я не могу. Кроме того, она могла бы и сама позвонить мне».

– Что помощник окружного прокурора делает в моем кабинете в субботу вечером?

– А что здесь делаешь ты?

– Занимаюсь бумажной работой. – Ник указал жестом на стопку докладных. – Кроме того, это мой кабинет.

– Я скрываюсь от Джеффри Мартина.

– А сможет ли он скрыться от тебя?

– Надеюсь, нет. Я действительно думаю, что он оказался в вакууме.

– Когда ты идешь на судебное заседание?

– В начале недели. Вероятно, во вторник.

– Хорошо, – сказал Ник после непродолжительного молчания. – Полагаю, это замечательно, что ты решила скрыться от него именно здесь.

Брук слегка наклонила голову, а ее синие глаза стали задумчивыми.

– Вообще-то я пришла сюда, чтобы сделать чистосердечное признание.

– Действительно? Нужно ли мне зачитать тебе «твои права»? Вы имеете право сохранять молчание…

– Нет, не имею, – спокойно вздохнула Брук. – Мне бы стоило рассказать тебе об этом еще давно.

– О чем, Брук?

«Не злись, Ник».

– Я ухожу из окружной прокуратуры, как только закончатся слушания по делу Джеффри Мартина. Я… – Брук замолчала. Ник улыбался ей; улыбался, а не злорадствовал и не смотрел сердито.

– Идешь работать в «Издательскую компанию Синклера», – закончил за нее Ник. «Идешь работать на Чарлза Синклера».

– Ты знал об этом?

– Эндрю сообщил мне еще в декабре. – Ник нахмурился, вспомнив, по какому поводу он встречался с Эндрю в сочельник: Нику было необходимо сообщить подробности по кровавому убийству доктора Джейн Такер.

– О! – Это означало, что Ник знал о ее уходе, когда они вместе ужинали в Рождество. – Почему ты не…

– Почему я что?

– Не знаю. Почему ты не позвонил мне и не сказал: «Я так и думал». Или мог бы подчеркнуть, что я не спасу мир, если стану вести переговоры по контрактам о рекламе.

«Я не имею права так поступать с тобой, Брук. А ты имеешь право… право быть с Чарлзом Синклером, если хочешь этого».

– Ты сама делаешь выбор, – серьезно ответил Ник. Он и сам думал о том, чтобы уйти с этой работы. Он устал видеть расчлененные тела. Он размышлял над тем, сможет ли написать роман. – Возможно, ты сделала правильный выбор, – добавил Ник.

Брук улыбнулась. «Спасибо, Ник, что так легко воспринял это».

– Как Мелани? – спросил Ник. Он надеялся, что проблема, о которой Брук не хотела говорить на Рождество, решилась. Но внезапная тревога в глазах Брук подсказала ему, что он ошибается.

– Не знаю.

– Ты сама делаешь выбор, – спокойно напомнил ей Ник.

– Да. – «Но я не выбираю это.

– Тогда почему бы тебе просто не поднять трубку и не позвонить ей?

– Потому что я не могу. Кроме того, она могла бы и сама позвонить мне». Брук пожала плечами, неожиданно ощутив необходимость что-то сделать. – Думаю, мне пора идти.

Ник чувствовал, что Брук избегает этого разговора. Он не имел права, но…

– Как ты считаешь, не захочется ли тебе снова скрыться здесь, скажем, через три часа? На ужин? – «Отпраздновать День святого Валентина».

Брук колебалась.

– Скрыться – да. Только больше никаких признаний.

Ник кивнул. Для одного дня признаний достаточно.

Мелани криво улыбнулась, посмотрев на ледяную скульптуру Купидона. Из своего лука он зловеще целился острой стрелой любви в гору черной икры.

– Кто придумал День святого Валентина?

– Никакого цинизма на сегодня, – пошутил Адам. Он слегка дотронулся пальцем до ее щеки и улыбнулся, глядя в ясные голубые глаза.

– Хорошо, – легко согласилась она. Все было легко с Адамом. Благодаря ему она чувствовала тепло, безопасность и спокойствие. – Как ты думаешь, не опасно ли съесть икры?

– О, понимаю, – рассмеялся Адам. – Она может оказаться отравленной любовью, страстью и романтизмом. Неужели это будет так плохо?

Мелани начала было говорить, сверкнув глазами в его сторону, но потом прикусила губу.

– Я чуть было не произнесла ужасно циничное замечание, – сказала Мелани, кокетливо улыбнувшись.

Адам и Мелани улыбнулись друг другу, и ближайший к ним фотожурналист щелкнул камерой, запечатлев счастливый, искрометный момент. Банкет «Издательской компании Синклера» в честь Дня святого Валентина стал самым важным событием конца недели – на нем вовсю работали фотографы, готовя материал для публикации на страницах светской хроники завтрашнего выпуска «Таймс».

Это был банкет Чарлза, но каким-то чудом Мелани удавалось избегать его. Она чувствовала его присутствие – темноволосый, красивый, представляющий угрозу, – но Мелани избегала смотреть ему в глаза и искусно держалась от него на безопасном расстоянии. Не было никакого смысла разговаривать с ним – это стало бы для нее почти так же болезненно, как и видеть его.

В конце вечера Мелани вышла через элегантные застекленные двери на террасу. На улице было прохладно, но Мелани хотелось побыть одной. Зимняя луна была круглой, а темное небо блестело звездами. Розы были заботливо укрыты от холода.

– Мелани?

Мелани замерла, услышав его голос. Голос был тихим и соблазнительным; знакомый голос смуглого незнакомца, который отвез ее в рай и вернул обратно. «Уходи».

Чарлз подошел ближе.

– Мелани, я рад, что ты пришла на банкет.

Молчание.

– Ты выглядишь счастливой, Мелани. Вы с Адамом выглядите счастливыми.

– Интересно… – ледяной тон ее голоса был под стать зимней стуже, – …что стало с нашими розами?

– Я укрыл их.

Теплые слезы потекли по ее замерзшим щекам при воспоминании о солнечном счастливом дне, когда они сажали розы, и о том удовольствии, которое они испытывали, сидя в благоуханном, ярком саду. Но в этом заключалась сущность Чарлза: он получал наслаждение от красивых вещей, таких, как она сама.

Но при этом он не испытывал любви. «Он никогда не ругался, даже слегка».

– Удивительно. – Мелани не узнала собственного голоса. Он казался пустым – ракушка без моллюска, – как и она сама в глазах Чарлза.

– Почему? – Чарлз встал напротив нее.

– Потому что… – Ее голубые глаза встретились с его взглядом, и внезапно она почувствовала приступ ярости. Когда Мелани снова заговорила, она все еще не могла узнать свой голос, но теперь он не был пустым. Сейчас он был густым, переливчатым, полным ненависти. – Я думала, ты получаешь наслаждение, наблюдая за гибелью красивых вещей.

– Мелани.

– Ты не лучше Манхэттенского Потрошителя, Чарлз. Хуже, потому что твои жертвы выживают, даже если ты вырываешь у них сердца.

Ее слова доставили ему такую боль! Его темные глаза стали безумными от страдания. Мелани видела точно такое же мучительное выражение на его лице в ту ночь на террасе, после его ночного кошмара.

«Тогда я переживала, Чарлз. Я так сильно переживала. Но теперь я стала такой же, как ты. Больше я не переживаю».

Это было неправдой. Когда она повернулась, чтобы уйти, ее сердце умоляло: «Останови меня, Чарлз!»

Но он не пошевелился, и она ушла от него через застекленные двери обратно на роскошный банкет, под пристальный взгляд любопытных глаз Вивеки Сандерз.

– Мелани? – Вивека смотрела через плечо Мелани на террасу. Она узнала его силуэт. Вивека стала свидетельницей еще одной стычки не для посторонних глаз между Чарлзом Синклером и Мелани Чандлер. Пытался ли он, но так же безуспешно, как и в Монте-Карло, уговорить ее вернуться к нему? – Мелани!

Огни вспышек фотокамер отражались в глазах Мелани, все задавали ей вопросы. Все еще испытывая замешательство и дрожа от полных яда собственных слов, Мелани стояла безмолвно, выпрямив спину. Наконец к ней подошел Адам, и она прошептала ему: «Увези меня отсюда, Адам. Пожалуйста». Адам обнял ее своей сильной рукой и поспешно повел через любопытную толпу.

– Я мог бы убить его за то, как он поступил с тобой, – хрипло прошептал Адам, когда они с Мелани наконец остались наедине. – За то, как он до сих пор поступает с тобой…

– Я ненавижу это, – сообщила Адаму Мелани, когда он позвонил ей на следующее утро. Мелани сердито посмотрела на воскресный номер «Таймс». Блестящая фотография ее с Адамом – «Счастливая пара» – улыбалась Мелани.

– Что ты ненавидишь? – Она ненавидела то, что их запечатлели как влюбленную пару? Или ей не нравилось только то, что в тексте под снимком о Чарлзе говорилось как о дважды отвергнутом любовнике и упорно намекалось на то, что они с Мелани ссорились из-за ее любовного романа с Адамом?

– Все это. Это все ложь.

«Да, – подумал Адам. – Но мне бы хотелось, чтобы это было не так». Адам мечтал, чтобы его красивая золотоволосая подруга стала его любовницей.

– Я собираюсь позвонить Вивеке.

– Вивеке? Зачем?

– Я хочу внести ясность в это, Адам.

– Тебе нужно, чтобы весь мир узнал о том, что Чарлз Синклер бросил тебя?

– Да. – А что, если Чарлз думает, что это она распространяет ложные слухи? «Не важно, что думает Чарлз», – напомнила себе Мелани. Однако все это было неправдой.

– Мелани, подумай хорошенько.

– Я уже обдумала.

– Обдумай лучше.

– Адам…

– Я позвоню тебе из Парижа, и мы обсудим это. Если ты не передумаешь, то давай тщательно выберем правильный способ. Я не уверен, что решение проблемы заключается в интервью в прямом эфире. Ладно?

– Хорошо. Ты позвонишь?

– Ты же знаешь, что позвоню. А пока что никаких опрометчивых поступков. Договорились?

– Договорились. – «Решено».

Он позвонил ей по телефону в гримерную манекенщиц «Модельного агентства Дрейка» через два дня после банкета в честь Дня святого Валентина.

– Это Мелани.

– Мисс Чандлер, – он говорил с легким британским акцентом, – я Робин Шепард. Я веду рубрику…

– Да, я знаю. – Робин Шепард вел рубрику светских сплетен «Биографические очерки» для «Таймсе».

– Мне бы хотелось написать о вас.

– Хорошо. – Мелани улыбнулась. Адам, должно быть, решил, что, в конце концов, она оказалась права. «Биографические очерки» – прекрасная форма для обсуждения.

– Где мы встретимся? Мне кажется, что домашняя обстановка – наиболее подходящее место для интервью.

– Прекрасно.

– Вас устроит сегодняшний вечер? Это будет короткая статья.

– Ну что ж. – Мелани знала, что Робин Шепард оказывает услугу Адаму, а тот на самом деле оказывает огромную услугу ей. Робин Шепард, будучи настоящим джентльменом, не упомянул, что эту встречу организовал для нее Адам. Мелани чуть было не призналась журналисту, что она в курсе происходящего. – Превосходно.

– В десять часов? Перед этим я должен присутствовать на одном ужине.

– В десять часов, – согласилась Мелани и продиктовала ему свой адрес.

Он пришел ровно в десять и позвонил по домофону.

– Мисс Чандлер. Это Робин Шепард.

Мелани нажала кнопку, открывающую замок входной двери. Где-то в глубине сознания у нее промелькнуло, что его акцент исчез. Но она не заострила на этом внимания. Она беспокоилась, прежде всего, о том, чтобы интервью прошло успешно.

Когда две минуты спустя раздался звонок в дверь, Мелани даже не посмотрела в глазок.

Она просто открыла дверь и поняла, слишком поздно поняла, кого она впускает в свою квартиру.