Побережье Тихого океана Пятница, двадцать первое декабря
– Хоуп? Я на месте.
– Отлично. Где именно?
– Юнион-сквер, отель «Нордстром».
– Встретимся в главном холле, идет? Вы меня узнаете?
– О, я видела вашу пресс-конференцию по телевидению в день, когда присяжные начали обсуждать вину насильника-полицейского.
– Хорошо. Буду там через двадцать минут.
Подходя к своей машине, Хоуп услышала шепот из открытого окна другой машины, припаркованной позади.
– Хоуп? – Вместе с шепотом из накрашенных губ вырвалось облачко пара.
Хоуп вздрогнула. Выходит, женщина звонила вовсе не из отеля «Нордстром»…
Хоуп были видны волосы – роскошная, янтарного цвета грива, и рука в перчатке, держащая зажженную сигарету. Прятавшийся в тени профиль скрывали падающие на лицо волосы, а глаза – большие темные очки.
Значит, все-таки Николь Хэвиленд, переодетая и старающаяся выглядеть по-другому.
– Почему бы нам не поехать в «Жирарделли»?
– Это для меня проблема.
Темные очки сдвинулись так, что стали чуть видны глаза и красивое лицо, но оно не принадлежало ни Мэлори, ни Николь. Грим на лице был наложен профессионально и очень щедро, возможно, чтобы скрыть кровоподтеки, один из которых тянулся от щеки до подбородка.
– Роберт поработал?
– Конечно! Видите ли, я задела его, наговорила ему пакостей. Роберт желал Кассандру, только Кассандру, всегда только ее. Вот почему я ношу этот парик – в нем я больше похожа на нее. Это Роберт купил парик для меня. Он всегда требует, чтобы я его надевала, когда мы вместе. И пальто точно такое же, какое она надевала в суд, и перчатки. Роберт взбесился бы, если бы узнал, что я курю и ношу теннисные туфли вместо сапог на высоких каблуках. А ведь когда ведешь машину, такая обувь безопаснее. У меня все еще кружится голова от всего этого.
Рука в перчатке потянулась к синяку.
– Значит, это Роберт заставляет вас одеваться, как Кассандра, – уточнила Хоуп.
Смущенная улыбка появилась на ярко накрашенных губах.
– До Роберта Фореста я была, что называется, самого высокого класса девушка по вызовам. Можете себе представить, я влюбилась в этого мерзавца, и он заставил меня пасть так низко, как никогда и никто другой. Но я не сдаюсь. Я еще не вышла из игры. Я готова показать этому позолоченному молодчику из Голливуда, на что способна побитая и униженная им проститутка. Я поставлю его на колени – с вашей помощью, Хоуп.
– В помощи можете не сомневаться.
– Благодарю. Может, поговорим в моей машине? Я как-то неуютно чувствую себя, когда вы стоите вот так…
Хоуп ощутила неясное беспокойство, ее даже дрожь пробрала, но она заставила себя успокоиться – ведь на карту было поставлено так много…
– Ладно, в машине так в машине.
Рука в перчатке загасила сигарету, включила зажигание автомобиля, опустила стекла на окнах и включила на полную мощность кондиционер.
– Здесь, внутри, вполне сносно. Прыгайте сюда.
Как только Хоуп оказалась в машине, дверца за ней захлопнулась, заурчал мотор, и машина рванулась с места.
Ник мчался на своем пикапе по мокрой и скользкой от дождя дороге. Он несся стрелой, словно задумал оставить позади весь поток машин, двигавшийся к Сан-Франциско. Он ехал достаточно близко, чтобы видеть ее, но при этом не вызвать подозрений.
Они до сих пор не сказали ни слова, Ник и Джейн, и даже Молли, примостившаяся между ними, казалось, понимала всю напряженность ситуации, не позволяя себе проявлять привычную для нее игривость.
Николас Вулф вел машину мастерски, при этом он все больше и больше убеждался, что таинственная женщина, увозившая Хоуп, стремилась к тем местам, которые были населены ненавистными ему призраками. Они словно грозили, повелевая ему вернуться, – эти беспокойные фантомы, обещавшие возмездие.
Но Ник ни на минуту не усомнился в правильности того, что он делает, – ведь речь шла о Хоуп.
У самого северного края парка «Золотые ворота» ехавшая впереди машина вдруг резко сбавила скорость.
Скрипнули и завизжали тормоза. Оказавшиеся рядом машины завиляли, стараясь не врезаться друг в друга; общий строй был нарушен. Многие остановились. А когда движение было восстановлено, Ник обнаружил, что автомобиль, в котором находилась Хоуп, скрылся из виду.
– Кто вы? – Хоуп задавала этот вопрос уже не в первый раз, и тревога ее все увеличивалась.
– А вы как будто не знаете?
Но она уже знала, и проснувшийся в ней ужас был подтверждением правильности ее догадки.
– Роберт…
Несмотря на мрак, Хоуп показалось, что она разглядела блеск триумфа в его глазах под накладными ресницами и припудренными веками.
– Впечатляюще, верно? – Теперь уже не оставалось сомнений, что голос принадлежит мужчине. – Я говорю о костюме и об игре. Признайте это, Хоуп. Мне удалось вас полностью убедить.
– Вы были великолепны, Роберт. Потрясающий актер и столь же потрясающий мужчина.
– Только не надо прикидываться маленькой глупой девочкой – это не очень вам идет. Вот я так вовсе не нахожу вас очаровательной. И перестаньте дергать ручку дверцы – вы останетесь в машине со мной до тех пор, пока я не решу, что наступило время выкинуть вас вон.
– Чего вы от меня хотите?
– Уверен, вы знаете, чего я хочу. А если не знаете, то очень скоро узнаете. Как вам нравится такая картина: Хоуп Тесье, одетая в одно только ожерелье «Неожиданная фантазия» и в свою кровь. Для пытливых умов ваша нагота наверняка станет предметом пристального изучения.
– Вы больны.
– По правде говоря, я чувствую себя очень хорошо. Если не считать вот этого.
С удовольствием Роберт Форест сбросил на заднее сиденье янтарный парик и стянул с рук тесные, облегающие перчатки, потом, держа руль одной рукой, по очереди размял затекшие пальцы.
– Ну вот, теперь совсем другое дело.
– Послушайте, это вам так не сойдет.
– Конечно, сойдет.
Приподнявшись на сиденье, Роберт стянул с себя длинное кашемировое пальто, под которым оказался черный облегающий костюм.
– Пули от меня отскакивают, помните? Платиновая блондинка шлюха, заплатившая наличными за эту машину, не существует в природе, а самой машине уготована гибель на дне ущелья. Чтобы не обременять вас скучными техническими деталями, скажу, что телефонные звонки были сделаны из моего дома в Малибу с помощью автоответчика.
Глянув в окно, Хоуп убедилась, что, пока Роберт «развлекал» ее, они успели заехать в какое-то совершенно безлюдное место парка.
– Ну а теперь пора начинать веселиться.
Остановив машину, актер с явным удовольствием извлек из-под своего сиденья небольшой сверток.
– Я взял на себя смелость привезти с собой несколько элементов реквизита, – пояснил Форест.
Сначала он достал из свертка ожерелье «Неожиданная фантазия», украденное из дома Кассандры в ночь Хэллоуина, затем рулон клейкой ленты, предназначенной для того, чтобы связать Хоуп.
– Я размышляю, стоит ли заклеивать вам рот, – сказал Форест, убедившись, что лента сковала Хоуп лучше, чем наручники. – Ладно, посмотрим, как пойдет дело. По правде сказать, мне волноваться не о чем – вас все равно никто не услышит.
Злобно рассмеявшись, Роберт извлек из своего свертка два последних предмета: флакончик с белоснежным порошком и сверкающий нож.
Он смотрел на Хоуп блестящими глазами, один из которых, все еще осененный пушистыми накладными ресницами, казался таинственно женственным, другой же, лишенный этого украшения, как и положено, – мужским, но оба были одинаково безумны.
– Хотите немного кокаина? Это могло бы сделать весь наш веселый эксперимент и ваше последнее путешествие еще более… гм… театральным.
Хоуп не ответила, да Роберт и не ждал ответа. После того как он, обмакнув во флакончик свой нож, щедро угостился белоснежным порошком, речь его стала еще более бессвязной.
Разговаривая то ли с Хоуп, то ли сам с собой, он нежно гладил и ласкал свой нож, как принц Гамлет череп бедного Йорика.
– Говорят, это вовсе и не больно. Но кто говорит, спрашиваю я вас? Разве кто-нибудь остался жив после того, как ему перерезали сонную артерию? Я так не думаю. Ладно, увидим. А может быть, услышим. Я обещал не наносить ущерба вашим легким, помните? А ведь я человек слова. Поэтому, Хоуп, можете просить, умолять, кричать – я согласен. Сейчас мы устроим праздник, вечеринку. Чтобы показать вам, как я галантен, я даже обойду машину и открою вам дверцу.
– Джейн?
Джейн знала, что он непременно спросит ее совета, но…
– Я не вижу никаких огней, никакого освещения.
Он тоже ничего не видел, ни малейшего проблеска. Ему просто предстояло угадать, куда могла повернуть машина, почувствовать, где Хоуп, услышать ее безмолвный зов.
Но все, что он слышал, – это хихиканье преследующих его призраков, манивших его, дразнивших: «Налево, к нам…»
И Ник повернул налево, побуждаемый этой непреодолимой и непонятной ему силой, даже не зная, злая она или добрая.
Он должен ехать навстречу демонам, готовым его пожрать… Его, но не рыжеволосого ангела, которого он обязан спасти.
Скрип и скрежет нечеловеческих голосов становился все слышнее и громче, а смех пронзительнее, по мере того как он углублялся во мрак. «Это не та дорога! – Они кривлялись, ухмылялись, мучили его. – Тебе надо развернуться и ехать в противоположную сторону».
Нет. Ради нее. Ради нее.
Внезапно из мрака перед ними возникла стоящая прямо посреди дороги машина, возле которой судорожно двигались два силуэта. Едва успев вывернуть руль и затормозить, Ник включил дальний свет и увидел, как сталь ножа метнулась от одной, теперь уже отчетливо видимой фигуры к другой, такой до боли знакомой…
– Набери девять один один, – крикнул Ник Джейн и выпрыгнул из машины.
Нож был уже у горла Хоуп, неподвижно стоявшей со связанными запястьями, в изорванной одежде, клочья которой свисали до самой земли. Она, судя по всему, уже устала играть в этой драме; другой актер переиграл ее – это было совершенно ясно. Он был хорошо виден на освещенной сцене – гротескный идол, властитель, по-прежнему не терявший уверенности в том, что полностью владеет ситуацией.
– Ты проявишь большую сообразительность, дружок, если повернешь кругом и уедешь, – посоветовал Роберт, пытаясь сквозь слепящий свет разглядеть приближающуюся к нему фигуру.
– Черта с два!
– Ник!
Ник узнал бы этот голос из тысячи – голос балерины с цветущего луга; только теперь он был дрожащим и испуганным.
– О! – размышлял вслух Роберт. – Похоже, мы знакомы? Неужели маленькая мисс Хоуп позвонила кому-то, несмотря на свое обещание, данное мне? Но ведь ты не коп, Ник?
– Копы уже в дороге. Для тебя все кончено, Форест. Отпусти ее.
– Ах вот как? «Все кончено, Форест? Отпусти ее?» Ты видел слишком много фильмов о гадких мальчиках, Ники, слишком много. Но, к несчастью, ты не вооружен, братишка, и в этом твоя беда.
– Зато копы вооружены.
Тонкая бровь, подведенная черным карандашом, удивленно взметнулась вверх.
– Они не смогут использовать свое оружие, Ник. В реальной жизни все не так, как в кино. Особенно когда у меня такая замечательная заложница, как Хоуп. Учитывая некоторые обстоятельства, полиция Сан-Франциско провозгласит меня героем, если я ее убью. Так или иначе, но Хоуп умрет. Это решено. Тебе ведь это не так важно, Ник? Но может быть, ты дорожишь Хоуп? А может, ты просто добрый самаритянин, случайно оказавшийся на дороге? Тогда это очень скверно для тебя, потому что вы умрете оба, Ник. Сначала она, а потом и ты. Должен тебе сказать, что твое появление на сцене и то, что ты действительно мог вызвать копов, немного рассердили меня. Даже больше, чем немного. Я собирался разделаться с ней медленно, разрезать на куски. Ладно уж, я сделаю это потом, если хватит времени. А пока поступим по-другому. Как мне припоминается, с человека можно снять всю плоть, как стружку, до самых костей.
– Стоять! – скомандовал Ник таким громоподобным голосом, что рука Роберта, в которой был зажат нож, застыла в воздухе, не дойдя до цели.
– Хочешь мне что-то сказать, Ник? Давай, не стесняйся. Но учти: мне не нужны ни суфлеры, ни реплики. А может быть, ты хочешь что-то сделать? Ага, крадешься потихонечку. Ну что же, должен признать, у тебя это получается. Прости мне мою дерзость, но нет ли в тебе крови настоящих индейцев?
Роберт, опустив нож, но продолжая крепко держать Хоуп, снова попытался разглядеть лицо приближавшегося к нему Ника.
– Так, скулы высокие и выдаются, но благородных очертаний, осанка правильная и гордая. Хоть ты и обречен, но сдаваться не собираешься. Тебе бы следовало стать актером, Ник. Режиссеры, подбирающие актеров, съели бы тебя с потрохами. Конечно, тебе следует выбрать сценическое имя. Например, Ник Танцующий с Тенями, – что-нибудь в этом роде, если, конечно, твое настоящее имя, которое ты носил в резервации, недостаточно хорошо звучит.
– Мое имя Вулф.
Вулфом он стал много лет назад, когда ему потребовалось новое имя, которое помогло бы ему бежать от своих призраков, от своих повторяющихся кошмаров.
– Николас Вулф. Ну что ж, подходит идеально. Прошу прощения, подходило бы идеально. Ну да ладно.
– Ладно? – переспросил Ник.
Он чувствовал, что затянувшаяся беседа с Робертом ему на руку: по мере того как он приближался, маньяк, определенно нанюхавшийся наркотика, терял бдительность. Немедленно совершить решительный шаг было небезопасно: если бы Ник поторопился, лезвие ножа вонзилось бы в тело жертвы. Но если он будет слишком долго медлить…
Надо было как-то сбить с толку безумца, ошеломить его, отвлечь. Но как?
Ответ пришел неожиданно из темноты – оттуда вдруг с невероятной скоростью словно взмыл маленький черный снаряд.
Конечно, это было не слишком подходящее оружие – нежное домашнее животное, которому каждый день пунктуально чистили зубы щеткой. Но инстинкты Молли были древними, как само время. Она ринулась не к человеку, которого любила, но к злу, которое ненавидела и хотела уничтожить.
Молли вцепилась в ногу Фореста, который от неожиданности покачнулся и, пытаясь сохранить равновесие, взмахнул рукой с зажатым в ней ножом. В этот момент Ник вырвал Хоуп из объятий безумца и отшвырнул как можно дальше, встав живым щитом между нею и убийцей.
Хоуп упала, но, к счастью, ничего не сломала при падении. Однако руки ее оставались связанными, и ей не так-то легко было снова подняться на ноги.
– В машину, Хоуп! – крикнул Ник. – Уезжайте немедленно!
Теперь у него осталась только одна задача – не дать Форесту снова овладеть ситуацией.
«Убей его, Ник», – слышал он голоса снова пробудившихся в нем демонов. Одновременно Ник ощутил проникновение в него извне нового, незнакомого ему прежде чувственного усилия: то было доходящее до сладострастия желание Роберта, чтобы Ник пролил его кровь. Он понял, что все равно не сможет долго противиться столь мощному нажиму, и уже готов был сдаться, когда совсем близко послышались звуки сирен.
Но и Роберт тоже услышал приближение полицейских машин. Каким-то шестым чувством он угадал, что его смерть может повлечь за собой смерть Ника. Актер улыбнулся – то была алчная улыбка безумца – и вонзил нож прямо себе в сердце. Все еще продолжая улыбаться улыбкой, полной удовлетворения и торжества, угасающим взором он видел, как медленно вытекает его кровь.