Той ночью гроза снова вернулась, правда, не такая сильная, как предыдущие. Она вовсю громыхала над Сен-Максимом. Мои мысли возвращались к пустому дому и к коровам на вымокших полях. Я лежал в постели, покрываясь потом, прислушиваясь к барабанной дроби, которую дождь высекал на гостиничных окнах, стекая по желобам во двор. Гроза продолжалась полчаса, со злым сильным ливнем, прорезающими небо молниями, а затем прекратилась так же внезапно, как и началась. В тишине казалось, что я слышу голоса Мартина и Сюзи. И Эммы, произносившей, что они погибли: утверждение такое же окончательное, как свидетельство о смерти. Я боролся с отчаянием, как алкоголик, отказывающийся от вина.

Читая мою книгу, вы не плачете. Но я плакал тогда: я стучал кулаками по стене и кричал:

— Почему? Почему я? Почему это должен быть я?

Я повернулся на бок в душной комнате, отбросил тонкое покрывало и попытался взять себя в руки. Где, черт возьми, находится Эмма? Почему она так неуловима, где-то там между Макомберами и Рингвудом? Она уехала в Англию, когда едва могла заставить себя говорить со мной, в состоянии отчаяния, но сейчас ее жуткое настроение, наверное, прошло. Что они скрывают от меня, она и Джеральд? Такое ощущение, будто и она тоже исчезла. Завтра я все выясню, скажу ей, что еду домой, или попрошу ее приехать ко мне. Нам нужно встретиться, как только я завершу дело.

Утром я взял напрокат машину: мои британские номера слишком бросались в глаза. Сразу после завтрака я нашел прокатную фирму и заказал „рено-5“, достаточно неприметную машину, подходящую для моих целей. День был солнечный, еще не начавшаяся жара окутывала здания и людей, заставляя застыть жизнь в маленьком городишке Сен-Максим. „Рено“ я припарковал около рынка, где владельцы прилавков выкрикивали цены, а домохозяйки в черных чулках, скрывавших их варикозные вены, торговались, покупая фасоль и капусту, рыбу и свиные котлеты, инжир и огромные дыни. Я локтями прокладывая себе дорогу к зданию жандармерии, окруженному остроконечным забором.

Под разноголосый городской гул я вошел в комиссариат и спросил Ле Брева.

В приемной меня как будто ждали. Ле Брев отдыхал, читая газеты. С ним сидели двое сотрудников в форме, но он, как всегда, выглядел франтом, в тщательно выглаженной рубашке и голубых брюках. Он взглянул на меня, склонив голову набок, словно я был вещью, которую он оценивал. Я почти ожидал, что он задаст вопросы о моей подозрительной поездке в Гурдон, но вместо этого он подошел ко мне с протянутой рукой, этот миниатюрный Мегрэ. Комната, отделанная черным с золотом, была наполовину залита светом и наполовину скрыта в тени; полицейские сидели в темной части, и я подумал, что они включили прожектор, чтобы хорошенько меня рассмотреть.

Ле Брев пожал мне руку, и я почувствовал его сухую ладонь.

— Месье, рад вас видеть. Хорошо, что зашли. Я сообщу вам, чем мы занимались в последнее время.

Я увидел, как один из полицейских потянулся за стопкой отчетов о бесполезных поисках, ненужных интервью, ложных сообщений, и остановил его:

— Не утруждайте себя.

Ле Брев грустно развел руками. Его ладони были светлыми, почти бежевыми.

— Пожалуйста, не нагнетайте в себе…

— Я пришел не за сочувствием.

Он вернулся за стол, по краям которого восседали двое его коллег, и я не мог не подумать, что там он чувствует себя более уверенно.

— Я пришел за объяснениями.

Его брови сошлись над переносицей, две серых полоски волос.

— Месье? Объяснения?

Я тоже уставился на него, в его круглые глаза.

— Старший инспектор, почему ваши люди охраняют мадам Сульт? День и ночь, в ее имении?

— Вы, должно быть, ошибаетесь.

— Черт побери! Не пытайтесь одурачить меня. Я был там и видел все своими глазами. Я разговаривал с инспектором Клерраром вчера в Понтобане.

Он постарался уйти от ответа:

— Ну хорошо, тогда я вам не нужен.

— Я хочу услышать объяснения. Почему вы приставили полицейских охранять старую вдову? Мадам Сульт?

Он притворялся, что с трудом понимает мой английский, затем пожал плечами, подразумевая, что все это не важно. Я уловил краткий момент раздражения, но он взял себя в руки.

— Почему, месье? Потому что она попросила меня об этом.

— А зачем?

— Зачем? Это дело полиции. — Его рот превратился в тонкую ниточку. — Она богатая женщина, ей стоит просить защиты. Это все, что я могу рассказать.

Он посмотрел на меня так, будто хотел сказать: „Жаль, что у вас личные проблемы, но не заставляйте меня заходить так далеко“.

Помню, я долго разглядывал эти три пустых лица. Они вполне могли сойти за суд присяжных, подвергающих сомнению мое здравомыслие.

— Еще один вопрос, инспектор. Вы в курсе того, что мадам Сульт все еще является владелицей дома, откуда исчезли дети? Что это значит, как вы думаете?

Он прочертил круг на столе указательным пальцем, будто что-то стирал.

— Значит? Я думаю, ничего. Это просто совпадение.

— И тем не менее вы охраняете ее?

— Это отдельное дело. Дело полиции. Оно не имеет никакого отношения к этому дому. Она владеет, позвольте заметить, несколькими домами.

— Но одно из них оказывается тем местом, где ее дети были… обнаружены. В лесу. Вы сначала сказали мне — два ребенка, затем один. Вы солгали мне, инспектор, и не сказали, чьи это были дети.

Он откашлялся:

— Не следует путать факты и валить их в одну кучу.

— Факты? Какие факты вы представили мне с тех пор, как исчезли мои дети? Никаких. Даже никаких намеков. Разве что тот несчастный ребенок в карьере, за многие километры отсюда. Все ваши поиски и проверки, газетные розыски и призывы к возможным свидетелям…

— Пожалуйста…

— Что они дали, какую информацию или улики? Черт бы все побрал. И в итоге вы останавливаетесь на том, что подозреваете меня.

— Это подозрение, может быть, все еще в силе, месье. Пока мы не докажем обратное, — язвительно произнес он.

— Послушайте, вы показали мне то место в лесу, это ужасное место. Зачем вы это сделали?

— Это тоже дело полиции, — ответил он.

Из вредности, должно быть, или с целью обвинить меня. Странным образом я был благодарен ему за это, так как, не сделай он этого, я никогда бы и не задумался обо всем, что стояло за этим.

Ле Бреву, казалось, очень хотелось задобрить меня:

— Что касается мадам Сульт, то здесь нет никакой тайны. Она старая и всего боится. Она просит полицию помочь и платит за охрану. Это один факт. В прошлом у нее были дети, которые стали, как бы сказать… буйными. Один из них поджег себя. Это другой факт. Она скорбела по нему, на этой почве даже немного сдвинулась. Несчастный случай произошел около того дома, где вы жили. Не знаю почему, но она не захотела продать его. Третий факт: она не могла жить там дальше. Поэтому место стало приютом для отдыхающих. Там останавливалось много людей. Вы понимаете? — Как будто для того, чтобы подчеркнуть собственные слова, он медленно произнес: — Эти вещи не взаимосвязаны.

Но я не верил ему.

Его глаза, казалось, стали еще глубже.

— Надеюсь, что вы не будете делать глупости.

Два его молодчика улыбались, как бы говоря: „И не вздумай выкинуть какую-нибудь американскую выходку: мы тебе не доверяем“.

— Что я могу сделать? — вежливо спросил я. — Я потерял детей. Мне нужно рассеять подозрения, падающие на меня.

— Никто вас не обвиняет, месье. Дело не закрыто. Мы продолжаем искать.

Глядя на него, я прочел на его коричневом лице и злорадство, и негодование, прежде чем он отвел от меня взгляд и забыл обо мне, как будто меня там и не было. Он барабанил пальцами по столу, и я почувствовал, что мои предубеждения только усилились. Он был человеком, готовым лгать и скрывать. А связующим звеном, как я понял, между теми давними смертями (или смертью) и исчезновением моих детей, между домом в Шеноне и особняком в Гурдон-сюр-Луп, между Ле Бревом и его бывшим коллегой Элореаном, связующим звеном была старая женщина, которую я пока так и не смог увидеть.

Я вернулся в темную спальню в маленьком отеле, надеясь, что меня ждут сообщения от Эммы, от Эстель, от кого-нибудь еще. Но ничего не было, а я чувствовал себя таким уставшим, что сбросил ботинки и лег на кровать, прокручивая всю информацию еще и еще раз. Почему Ле Брев ни с того ни с сего показал мне место, где было найдено тело, и сказал, что детей было двое? Почему он скрыл историю Сультов? Следит ли он за мной сейчас? Было ли нападение на поляне ошибкой или предупреждением? Связан ли он как-то с Эстель? Кто посадил розы? Вопросы появлялись и исчезали, а ответы могла знать мадам Сульт.

Во-первых, мне нужны были кое-какие вещи, и я купил их, одну за другой, в маленьких и запыленных галантерейных магазинчиках на окраине города. Я задумывался о намерениях Ле Брева, но был практически уверен, что никто за мной не следил, хотя у меня и было чувство, как и по дороге в Гурдон, что на меня все время смотрят. Я ездил на неприметном „рено“ за покупками и во время вылазок купил нужные мне инструменты по списку, который составил в уме: пару кусачек с пластиковыми рукоятками, небольшое одеяло из грубой ткани, садовые перчатки и маленький фонарик. Я не знал точно, какой фонарь мне нужен, и в конце концов остановился на фонаре-ручке — одном из школьных приспособлений, которые прикрепляются к карману.

Последний предмет из моего списка был самым трудным, и при его покупке следовало быть уверенным, что никто не следит за машиной. Разыскав нужный магазин в довольно убогом переулке за мостом, я проехал мимо него и вокруг три раза, чтобы убедиться, что меня не заметили.

В магазине прозвенел звонок, откуда-то появилась женщина в ярко-розовом нейлоновом переднике.

— Месье?

— Мне нужна раздвижная лестница.

Она кивнула, и я выбрал ту, которую приметил: легкие алюминиевые ступеньки, складывающиеся четыре раза. Она была не очень крепкая, но легкая и выдвигалась больше чем на четыре метра, с небольшими резиновыми крюками на концах.

— Месье покупает пожарный выход? — пошутила женщина.

В тот вечер я впервые за последние четыре дня с аппетитом поужинал. Я попытался дозвониться до Эммы, но нигде ее не нашел. Сидя там, в Сен-Максиме, я внезапно почувствовал уверенность в том, что мне надо сделать. Я с облегчением пил кофе, зная, что теперь я экипирован, как взломщик.

Когда я ехал назад в гостиницу, небо уже закрывали плотные облака, затмив звезды, в воздухе чувствовалась влага. Закрывая дверь, я заметил тень женщины на той стороне улицы. Она пряталась за машиной и слонялась без дела, словно проститутка. Я не мог быть уверен, да и сама идея была абсурдной, но я почему-то подумал, что она ждала именно меня.