В комнате все еще темно, но я чувствую – уже утро. Переворачиваюсь на другой бок, потягиваюсь и смотрю на электронные часы с радио, стоящие у меня на тумбочке. 9:15. Не припомню, когда это я в последний раз вставала позже семи утра, особенно в будний день.

Вдруг накатывают воспоминания о произошедшем вчера вечером, меня словно током ударило – Беннетт будет здесь уже через сорок пять минут!

Выскакиваю из кровати, натягиваю спортивный костюм и быстро сбегаю вниз по ступенькам. Чувствую дикий голод и вспоминаю, что ничего не ела со вчерашнего обеда. На столе рядом с тостером нахожу записку:

«А…

Рада, что ты сегодня проспала. Отец в книжном магазине, я буду на работе. Позвони, если тебе что-нибудь понадобится. Мы будем дома к пяти. Расслабляйся. И, пожалуйста, не бегай сегодня.

Целую и обнимаю, мама»

Хватаю со стола чашку и доверху наполняю ее хлопьями. Ем так быстро, что почти не чувствую вкуса, но хлопья и молоко все же делают свое дело – заполняют вакуум у меня в желудке, все утро причиняющий мне дискомфорт. Внезапно чувствую приступ тошноты. Мне приставили нож к горлу. Я оказалась в реальной опасности, а спустя какое-то мгновение все было уже позади.

Беннетт может исчезать. И снова появляться. Он может других людей заставить исчезнуть и появиться. У него какой-то тайный дар, я единственная, кто знает об этом, и сегодня он мне все расскажет.

Принимаю душ и мою волосы, наношу на тело масло, которое пахнет ванилью и придает коже мягкость. Затем наношу немного туши и блеска для губ, и направляюсь к шкафу, раздумывая, что сегодня надеть.

Как только раздается дверной звонок, кубарем слетаю вниз по ступенькам и с глухим стуком приземляюсь в фойе. Глубоко вдыхаю и распахиваю дверь.

— Привет! — Даже голова немного закружилась.

— Привет. — Беннетт выглядит немного смущенным. — Боже, ты выглядишь так… как будто… действительно рада меня видеть. Ты же помнишь, что произошло вчера вечером, так ведь?

Я улыбаюсь ему.

— Ты спас мне жизнь. И сегодня я узнаю, как именно тебе это удалось. — Кажется, я смутила его еще больше. — Ты ведь еще не передумал рассказать мне обо всем, нет же?

Он поднимает брови.

— Мне начинать рассказ прямо на пороге?

— О, Боже, конечно же нет. Входи. — Чуть отступаю назад, чтобы дать ему возможность пройти, и закрываю дверь, Беннетт смотрит на меня с улыбкой облегчения. Вешаю его куртку на крючок, и мы идем на кухню.

— Кофе? — спрашиваю я, но начинаю наполнять чашку, не дождавшись ответа. Протягиваю ему огромную кружку с изображением Северо-Западной арки, мы садимся на кухонные барные стулья друг напротив друга. Сидим в тишине, Беннетт пьет кофе мелкими глотками, я устраиваюсь на стуле, готовая к тому, что он может раствориться в воздухе в любой момент. Вроде бы Беннетт никуда не собирается, но все же выглядит немного напуганным.

— Все в порядке? — спрашиваю я. Я тоже взвинчена и напряжена, и это точно не из-за кофеина - хоть я и держу чашку кофе в руках, но так и не сделала ни глотка.

— Да. — Беннетт нервничает, ерзает на стуле, теребит ручку кружки. — Просто я не знаю, с чего начать.

Пытаюсь подбодрить его взглядом.

— Начни сначала.

— Знаешь, а ты первый человек, которому я все это рассказываю, в прямом смысле этого слова. — Он останавливается и смотрит на меня, будто ожидает какой-то реакции. — Мои родители знают об этом, сестра знает, но я им не рассказывал. Они вроде как случайно узнали. Так что вот, только моя семья, и сейчас еще ты.

Я киваю, и он продолжает:

— Если честно, я никому не собирался ничего рассказывать. Если бы не этот случай вчера вечером..

Я понимаю. Он едва знает меня, возможно, есть куча людей, с которыми он предпочел бы поделиться секретом. Но я не собираюсь позволять ему снова уйти от ответа. Не могу. Не сейчас.

— Ты можешь доверять мне. Это твой секрет, не мой, а значит, я никому о нем не расскажу.

— Спасибо. — Бормочет он и снова замолкает. — Эта вещь… ты даже не представляешь, что это. Я не хочу шокировать тебя.

Кладу руки на стойку и смотрю на него.

— Обещаю, я не буду шокирована.

Он прищуривает глаза, словно хочет сказать, что мне не стоит давать таких обещаний.

— Я очень постараюсь, быть не слишком шокированной, — исправляюсь я.

Он наклоняется вперед, тоже держа локти на стойке. Эти дымчато-голубые глаза просто необыкновенны, особенно в контрасте с его с кожей и волосами. Он выглядит восхитительно, даже когда так нервничает.

— Послушай, Анна. Это… — говорит он, раскачиваясь взад-вперед, как тогда возле моего дома в тот вечер, когда он чуть не поцеловал меня в кофейне. — …все-таки, наверное, плохая идея.

— Может и так, — соглашаюсь я.

Он смеется и качает головой, словно хочет подбодрить себя, чтобы, наконец-то все мне рассказать.

— Давай заключим сделку. Я тебе все расскажу, а ты потом сама решишь, что тебе обо всем этом думать, и если для тебя это окажется слишком, я пойму. И я снова стану странным парнем, случайно встретившимся у тебя на пути, а ты вернешься к своим друзьям и своей жизни.

— Или?

— Или.. ты решишь, что все это очень интересно. А может быть даже очень захватывающе. И тогда это хоть немного исправит тот факт, что я действительно очень странный парень, таким уж уродился.

— Ты не странный. И, кроме того, Беннетт, я ведь уже видела, что ты умеешь делать, и это потрясающе. И если бы все это не пугало меня, не представляю, чтобы еще такое ты мог сказать или сделать, чтобы мое мнение о тебе изменилось.

Черт! Я же не собиралась произносить эту последнюю часть. Чуть отклоняюсь, чтобы рассмотреть выражение лица Беннетта.

Впрочем, расстроенным он не выглядит, скорее даже счастливым.

— Рад это слышать. Но тебе известна лишь маленькая часть.

Издаю нервный смешок:

— Куда уж больше?

— Намного больше, — говорит Беннетт и внимательно смотрит на меня. Затем он отодвигается от барной стойки и встает. Ставит свою кружку в кофемашину, включает ее и достает два кубика льда из дозатора в дверце холодильника.

— Где у вас хранятся стаканы?

Он полностью увлечен, словно продавец, который собирается продемонстрировать новое чудесное чистящее средство.

— В том шкафу, — произношу я и указываю на шкаф, — справа от раковины.

Он достает два стакана и наполняет их холодной водой. Ставит стаканы и чашку с кофе на кухонную стойку перед собой и снова садится на стул.

— Так, — Беннетт делает глубокий вдох. — Теперь нужно, чтобы ты сидела тут и внимательно смотрела. Я исчезну, но через минуту вернусь, — и он проверяет свои часы. — Готова?

— Да, — киваю я в ответ, изо всех сил стараясь не выглядеть обеспокоенной.

Мгновение он смотрит на меня. Затем закрывает глаза. И я вижу, как он становится прозрачным – сквозь его просвечивающие очертания мне видна наша семейная фотография на противоположной стене — проходит секунда, и он пропадает совсем. Стул стоит пустой. Обхожу кухонную стойку и прикасаюсь к его поверхности.

М-да. Он исчез. Полностью.

Жду, неотрывно наблюдая за стулом, мое дыхание замедляется. Мне кажется, что проходит больше минуты, как вдруг он возвращается. На то же самое место, где сидел до этого. Непрозрачный и твердый, каким, впрочем, и должен быть. Словно ничего и не происходило. Но ведь произошло же!

Беннетт залпом выпивает два стакана, а затем кофе.

— Тебе еще что-нибудь нужно?

Он отрицательно качает головой, смотрит куда-то в пол, на плитку.

— Куда ты уходил?

— В свою комнату. Досчитал до шестидесяти и вернулся. — Тут он поднимает глаза и осторожно наблюдает за мной, словно пытается понять мою реакцию.

— А зачем тебе вода и кофе? — спрашиваю я, вспоминая попутно его просьбу прошлым вечером в кофейне, бутылки из-под воды и кофейные стаканы, разбросанные по его комнате в тот вечер, когда приходила к нему.

— Эти путешествия обезвоживают меня, а кофе помогает от мигрени. Во время путешествия я обычно не испытываю боли. Меня убивает возвращение.

— Как в ту ночь в парке?

— Именно.

— Хорошо. Значит ты можешь исчезать и появляться? Так?

— Звучит так, словно я третьесортный маг, — произносит он и смеется. — Разве для тебя этого недостаточно?

— Конечно, — говорю я нервно. — Только я думала…

— Шучу. — И он снова становится серьезным. — На самом деле это только часть правды.

— Только часть?

— Да. Я же говорил тебе. Намного больше.

Я смотрю на него.

— Насколько больше?

— Две вещи. — Он пожимает плечами. — Еще только две вещи.

— Постой-ка, — говорю я. — То, что ты можешь исчезать – это всего лишь одна вещь из трех?

Он кивает.

— Я же говорил тебе. Я не объясню тебе все сегодня, но расскажу… многое.

— Что? Ты же не думаешь, что мне этого будет достаточно? — спрашиваю я, а у самой сердце начинает биться сильнее. Может быть это из-за того, что лицо Беннетта так близко к моему?

— Если кто и может все это понять, так только ты. Но для этого придется переварить слишком много информации. — И он смотрит на меня в ожидании, что я сейчас начну спорить. О чем я собственно уже и подумывала. — Послушай, сегодня я расскажу тебе, как вытащил тебя из книжного магазина вчера вечером. А при случае расскажу и остальное. Но все постепенно, доверься мне. Хорошо?

Он выглядит таким решительным, что я понимаю – любые споры тут бесполезны.

— Хорошо.

Я выпрямляюсь на своем стуле и обращаю на него все свое внимание. Но никаких действий от него дальше не следует.

— Я готова. Давай начнем сначала.

◄►◄►◄►

Беннетт копирует мою позу – выпрямляется на стуле, словно это наше с ним лекарство от нервозности. Делает пару глубоких вдохов, чтобы подготовиться, и начинает свой рассказ.

— Однажды поздно вечером, когда мне было еще десять лет, я лежал, читал книгу по греческой мифологии – когда я был ребенком, я очень увлекался всеми этими богами и мифами – и вдруг подумал, как было бы круто взять и очутиться там. Я сел на кровати в своей пижаме со Звездными войнами и попытался «представить» себя там. Я закрыл глаза и представил себе Древнюю Грецию, повторял про себя дату снова и снова. Ну… конечно же, ничего не произошло. Тогда я начал думать еще об одном лучшем для меня месте, я представил себе нескончаемые ряды книг по мифологии в моей школьной библиотеке. Потом я закрыл глаза, представил себе библиотеку и сосредоточился. Вдруг в комнате стало холоднее, а когда я открыл глаза, то обнаружил, что стою перед металлическими книжными полками. Сказать, что я тогда был в шоке, значит, ничего не сказать. В библиотеке было темно, все уже ушли, и я тут же кинулся к дверям, ведущим наружу. Но остановился. Заставил себя успокоиться. Снова закрыл глаза, представил свою комнату и сосредоточился. Когда я открыл глаза, то был уже дома.

Беннетт тянется за кружкой с кофе и делает большой глоток, а я просто сижу на стуле, вслушиваясь в каждое слово и наблюдаю, как искривляется его рот, когда он пьет кофе, как слизывает капельки кофе с губ.

Тут он отставляет кружку на кухонную стойку, и я заставляю себя оторваться от его губ и взглянуть ему в глаза.

— Постой-ка. Так ты действительно очутился в своей школе? Посреди ночи?

Он кивает.

— На той неделе, я проделал так еще несколько раз, стараясь не сильно далеко удаляться от дома – побывал в парке, в кинотеатре, в бакалейной лавке. Старался никогда не оставаться там дольше минуты. Со временем начал разговаривать с людьми, чтобы убедиться, что они видят и слышат меня. И они разговаривали со мной, а значит, я действительно был там.

— А как же мигрени? — спрашиваю я.

Сначала у меня их не было, это было вообще безболезненно. Тогда самой большой проблемой было – как рассказать об всем моим родителям. Я боялся, что они начнут водить меня по врачам или даже отправят в психушку.

Не могу представить себе, как я смогла бы утаить подобный секрет от своих родителей. Даже в шестнадцать лет, что уж говорить о десяти.

— Когда мне было двенадцать, я решил выяснить, что же происходит со мной, когда я ухожу в другое место. Я поставил видеокамеру на треногу, нажал кнопку записи, а потом сфокусировался на заднем сидении кинотеатра, находившегося на нашей улице. Я сидел там и с секундомером отсчитывал время, выждал ровно десять минут, затем вернулся. На видео я увидел, что сижу в своей комнате с закрытыми глазами, потом исчезаю, с того момента видеозапись показывала только пустой стул. Спустя ровно десять минут я появился вновь.

Он замолкает и смотрит на меня, затем снова продолжает:

— Через несколько недель после этого случая мои родители все узнали. Как-то раз мама проснулась посреди ночи и обнаружила, что моя постель пуста. Она обыскала весь дом, а поскольку так меня и не нашла, то решила позвонить в полицию. Она уже набрала девятку, как я появился прямо у нее на глазах. Как же я ее тогда напугал! — Беннетт улыбнулся своим воспоминаниям. — Той ночью я все им и рассказал. Показал свое видео.

Он снова замолкает.

— Ну, что думаешь обо всем этом?

— Осмысливаю. — По крайней мере, мне так кажется, что осмысливаю. Ловлю себя на том, что постоянно киваю, нужно бы остановиться. — И что сделали родители, когда обо всем узнали?

Беннетт расправляет плечи и чуть встряхивает руками.

— У мамы была истерика. Она до сих пор не может это принять. Все еще хочет показать меня врачам, психиатрам – кому-нибудь, кто смог бы «починить» меня – но я не позволяю им говорить, что со мной «что-то не так». А мой отец…сейчас ему это даже нравится. Он думает, что я мог бы стать кем-то вроде героя комиксов. Он видит, что я полностью все контролирую, поэтому слишком не беспокоится, хотя иногда бывает чересчур назойливым. — Теперь он разглядывает кухонную стойку. — В общем, относятся они к этому по-разному, и если не спорят со мной по поводу моего «дара», то ссорятся друг с другом из-за этого.

Мне было его жаль.

— Вчера вечером ты меня спас. Расскажи им об этом.

— Да…вчера вечером было весело. — В его глазах загорелся озорной огонек. — Меня всегда беспокоило, когда приходилось делать последовательные скачки, а прошлой ночью мне пришлось сделать сразу несколько таких скачков, но головной боли не было, совсем. Думаю, что это как-то связано с адреналином. — Он опять замолкает на секунду. — Но это было глупо. Мигрень могла накрыть меня, например, когда я шел от книжной полки к тебе, тогда этот парень мог бы тебя убить.

— Но этого же не случилось.

Он крепко закрывает глаза, потом открывает и смотрит на меня. Его голос звучит искренне, сожалеюще.

— Анна, я с самого начала ни о чем не подумал, просто увидел, что ты в беде и среагировал, но так делать нельзя. Нужно было сначала все спланировать и рассчитать, чтобы… ничего не испортить.

В ответ я лишь улыбаюсь.

— Я в любом случае тебе благодарна.

Он улыбается в ответ и смотрит на меня, не могу понять, что ему нужно.

— Что такое? — спрашиваю я.

— Как ты смотришь на то, чтобы продолжить разговор в другом месте?

— Ты хочешь пойти туда? — Я киваю на кухонное окно и на то, что за ним: на улице идет снег с градом, добавляя к уже выпавшему за ночь слою лишние сантиметры. Даже дороги уже не видно.

— Вообще-то я думал о более теплом месте. О чем-то… тропическом. — Должно быть, по моему лицу видно, что я пребываю в растерянности, поэтому он подходит ко мне и спрашивает:

— Ты не хочешь попробовать?

— Я могу пойти с тобой? — Мда.. Соображать нужно побыстрее, наверное, я сейчас кажусь полным тормозом.

Он кивает и его лицо озаряет широкая улыбка.

— Если для тебя это слишком стремительно, то я все пойму.

— Нет, нет… просто я… — Я даже заикаться начала. — А это больно?

— У моей сестры болит живот. Мама никогда не пробовала, а у папы никаких последствий не обнаружилось. Формально, ты всего лишь третий человек, который будет со мной путешествовать.

Вспоминаю вчерашний вечер, парк и как меня тошнило, но Беннетту ничего не говорю, чтобы не передумал.

— Пусть это будет своего рода эксперимент.

— Думаю, я с этим справлюсь. — Нервно хихикаю. — Как долго нас не будет? Что если мой папа домой вернется?

Беннетт объясняет, что планирует вернуть нас на это же самое место и в этот же самый момент времени.

— Но пока нас не будет, — говорит он мне, — для всех остальных время будет течь как обычно. Но можешь позвонить своему отцу, чтобы он не беспокоился, если придет раньше нас.

Не уверена, что полностью все поняла, но на всякий случай звоню в магазин, говорю, что проснулась, хорошо себя чувствую, слышу, что папе вздохнул с облегчением. Пока мы говорим, я наблюдаю за Беннеттом, он нервно ходит по кухне и заполняет чашки кофе и стаканы водой.

— Готова? — спрашивает он после того, как я кладу трубку, улыбаюсь и киваю, в большей степени для того, чтобы придать себе уверенности. Беннетт подходит к кухонному окну, возле которого стою я, и берет меня за руки. Его руки теплые, сильные, и по какой-то необъяснимой причине я начинаю чувствовать себя в безопасности, хотя на самом деле жутко напугана.

— Закрой глаза, — командует он, делаю, как он говорит, и улыбаюсь, а живот уже начинает предательски сжиматься. Мой кишечник словно скрутили, и хотя совсем не больно, но точно уж неприятно. Снова чувствую тошноту, вижу свет сквозь закрытые глаза, от этого закрываю их еще плотнее. Вдруг чувствую тепло, теплый воздух сдувает волосы у меня со лба.

— Можешь открыть глаза. Мы на месте.