Последний учебный день был жарким и душным, и в то время, как все расположились у озера с корзинками и одеялами для пикника, я проторчала в очереди потных людей в паспортном столе в центре Чикаго. Но вот, спустя четыре часа, паспорт уже у меня на руках, и я, выйдя из электрички на станции Эванстон, иду по цементной дорожке в сторону дома. На перекрестке на глаза мне попадается вывеска магазина компакт-дисков.

Уже неделя прошла с тех пор, как мы с Эммой ходили покупать мне билет, а потом счастливые ввалились в магазин компакт-дисков, чтобы рассказать Джастину о Мексике. После того, как Эмма перестала изображать работницу бюро путешествий, Джастин обнял ее и пошутил, что теперь ему придется провести все лето только с ней. А мне предложил зайти в магазин на следующей неделе – он запишет для меня диск для поездки.

— А вот и ты! Я уже начал думать, что ты забыла. — Джастин налетает на меня, стоило мне только зайти в пустой магазин. Как обычно, здесь громко играет музыка.

Я пожимаю плечами.

— Разве можно забыть о музыке, которая достается тебе бесплатно?

Он притворно надувает губы.

— А я подумал, что ты пришла повидаться со мной.

— С тобой? — Смотрю на него, словно его слова вызвали у меня недоумение. — Нет, к тебе это не имеет никакого отношения. Я здесь исключительно из-за музыки. — Тут я не выдерживаю и улыбаюсь.

— А ты корыстная. — Джастин делает шаг назад и берет меня за руки, точно так же делал Беннетт перед тем, как мы закрывали глаза и оказывались уже в другом месте. — Так ты рада?

— Да. Невероятно рада.

— Мы будем по тебе скучать.

— И я буду скучать по вам всем, — произношу я и обвожу взглядом магазин. — Но ведь пробовать что-то новое всегда так интересно, да же?

— Я знаю. — Именно Джастин выслушивал мои разговоры о том, как же я хочу путешествовать по миру, последние десять лет, и я вижу по выражению его лица, что ему действительно приятно видеть, что я наконец-то куда-то собралась. — Ну и раз ты здесь только для того, чтобы получить от меня музыку, давай-ка нагрузим тебя ею по полной.

Он снова берет меня за руку и ведет меня по магазину, по его узким проходам, прямиком к стойке с новыми дисками.

— Вот, это что-то абсолютно новенькое. Пришло на этой неделе. — Он протягивает мне диск, и я переворачиваю его, чтобы посмотреть список песен. — Особенно хороша вот эта. Какая-то канадская певица. Как раз для твоего настроения, после расставания.

— Мы не расставались.

— Конечно, нет, но знаешь…

Я изображаю недовольный взгляд, в комнате вдруг становится тихо – одна песня как раз закончилась, а следующая еще не началась. Мы переходим к следующим стендам, в стерео-системе над головой звучат нотки пианино и начинает звучать легкая мелодия. Джастин останавливается в отделе рока и достает еще один диск.

— Я хотел рассказать тебе об этой местной чикагской группе, они будут играть в кофейне на следующей неделе, — рассказывает он. Пытаюсь слушать, но все мое внимание приковано к песне, раздающейся по магазину. Она кажется мне знакомой, и как только раздаются слова, я замечаю, что уже не слышу Джастина, восторженно рассказывающего мне о концерте группы на следующей неделе, я слушаю слова песни.

Перенеси меня в другое место, - сказала она.

Перенеси меня в другое время.

Я чувствую, что у меня в животе начинает образовываться дыра, и стала вслушиваться внимательнее.

— Вот она, — говорит Джастин, а я была готова чуть ли не шикнуть на него, чтобы замолчал.

— Барабанщик…

Перенеси меня туда, где шепчущий бриз

Сможет поднять меня и унести.

Боюсь даже глянуть на Джастина, а еще боюсь, что если отпущу эту стойку, то не смогу удержаться на ногах. Он размахивает диском, лицо живое и полно энтузиазма, я понимаю, что он продолжает что-то рассказывать. Кажется, я даже что-то ответила, что-то вроде «угу», но не помнб ни одного слова, сказанного им. Все, что я слышала, - это только слова песни.

Я бы сделала, если б мог, но не знаю как.

— Анна? С тобой все в порядке?

Именно сейчас, когда я наконец-то перестала оглядываться назад и раздумывать, что же сделала не так, когда наконец-то перестала злиться на Беннетта из-за того, что он сделал что-то не так, когда нашла в себе силы бороться и приняла решение все изменить — печаль и злость снова наполняют меня, и прежде, чем успеваю сообразить, из глаз льются слезы, они мелкими каплями падают на пластиковые коробки с дисками.

— Подожди-ка. — Джастин уходит, я наблюдаю, как он подходит к входной двери и переворачивает на ней табличку с надписью «Вернусь через десять минут». Я отпускаю руку, крепко сжимающую стенд с дисками, колени у меня подкашиваются, и я сползаю на пол, прислоняюсь к полкам, подтягиваю колени к груди и продолжаю слушать песню. Прилив адреналина заставляет мои руки сжаться в кулаки, я открываю глаза и замечаю, что мои короткие ногти так глубоко врезались в ладони, что на ней остались следы в виде полумесяцев.

Я таю и исчезаю в никуда…

Тут чувствую, что Джастин уже сидит на полу напротив и обнимает меня. Чувствую тепло его тела и понимаю, что растворяюсь в этом тепле. Его близость, да и сама его поза очень интимны, я осознаю, что нужно вырываться, но не могу. Мне нужна эта близость. И я просто плачу, дышу и наслаждаюсь ощущением его рук на моей спине, их тяжестью. Мы всегда были просто друзьями, знакомы с самого детства. А сейчас он парень моей лучшей подруги, и это определенно означает, что мы не должны вот так сейчас сидеть на полу, слушать музыку и обниматься.

Я уже собираюсь было сказать ему об этом, как он сам отстраняется от меня и кладет подбородок мне на колени. Когда мы так сидим и смотрим друг другу в глаза, он выглядит совсем по-другому. Он загорел, и загар скрывает его веснушки, а его улыбка такая… Джастин, такой милый и добрый, готовый на все ради меня. Видимо при этих мыслях что-то изменилось в моем лице, потому что он вдруг наклоняется и, закрыв глаза, стремительно вторгается в мое пространство, намного стремительнее, чем позволяют приличия. Я понимаю, что сейчас произойдет, и понимаю, что не хочу этого, но не уверена, что могу помешать. Мне некуда деться, я оказалась в ловушке – между стендом и его ртом.

Я быстро отворачиваюсь, и хотя наши губы соприкасаются, это скорее неловкое, почти случайное движение.

— Джастин… — Мой обвиняющий тон заставляет его измениться в лице. Чтобы как-то снять возникшее напряжение, я отталкиваю его плечо, нервно смеюсь и ударяю его по руке. — Ты что творишь, идиот?

И если это вообще возможно, то его смех мне кажется еще более нервным, чем мой.

— Ух ты. — Наконец произносит он, глядя куда-то в пол. — Думаю, я все не так понял. Извини меня. — Джастин даже не смотрит на меня.

Чувствую себя ужасно, из-за моей лучшей подруги.

— Джастин, я бы никогда не поступила так с Эммой. И думаю, ты тоже.

— И я бы не поступил. Не знаю…не понимаю, что на меня нашло в эту минуту.

Он отодвигается от меня, чувствую, нужно что-то сказать, чтобы как-то уменьшить его вину.

— Не переживай, ничего, собственно, не произошло. Кроме того… — Издаю нервный смешок. — это даже хорошо, подтверждает, что я не сошла с ума. Ведь до того, как ты начал встречаться с Эммой, мне казалось, что ты ко мне испытываешь какие-то чувства.

Джастин поднимает на меня глаза.

— Так и есть.

— Заткнись. — Снова ударяю его по руке, но в основном потому, что просто не знаю, куда деть руки.

Джастин качает головой.

— А как ты догадалась? — спрашивает он, я же смотрю на него и совершенно не знаю, что сказать.

— А помнишь, в шестом классе, когда мы были у тебя? Родители играли в карты, а мы остались ночевать в твоей комнате. Ты сказала тогда, что у тебя есть для меня сюрприз.

Я улыбаюсь ему в ответ, хотя на самом деле ничего из этого не помню.

— Когда стемнело, ты попросила меня лечь на пол, выключила в комнате свет и легла рядом. И так мы провели целый час – рассматривая маленькие пластиковые светящиеся в темноте звезды на потолке, составляя свои собственные созвездия и хохоча до одури. Ты рассказывала мне, что каждую ночь ты смотришь на звезды и, пока не заснешь, представляешь, что находишься где-то в другом месте. Потом ты сказала мне, что мечтаешь путешествовать, хочешь быть фотографом или журналистом – в общем, кем-то, кто постоянно путешествует по миру – и для начала поселишься в Париже. Летом ты хотела начать учить французский язык и переехать во Францию сразу после выпускного.

— Я вполне могла такое сказать. — Не могу поверить, что он все это помнит. Нам было тогда всего по одиннадцать лет! И даже сейчас, когда он все это мне напомнил, эти детали, такие живые в его памяти, для меня до сих пор расплывчаты.

— Вот это да! И как ты это все помнишь?

Он тихонько смеется.

— Той ночью ты перестала быть для меня лучшей подругой…а точнее только лучшей подругой.

Сужаю глаза и резко выдыхаю, пристально наблюдаю за ним и жду, что он вот-вот скажется, что пошутил, но Джастин продолжает улыбаться и лишь пожимает плечами, словно ничего поделать с этим не может.

— Почему ты никогда не говорил мне об этом?

— Не хотел ничего портить. И надеялся, что это когда-нибудь могло бы стать правдой.

Он снова пожимает плечами и переводит на меня взгляд.

— Так что ты там рассказывал? Что-то об Эмме?

Он искренне мне улыбается.

— Эмма невероятная. Она великолепна и забавна, абсолютно восхитительная. Но она – не ты. Она не моя лучшая подруга.

— Это не честно по отношению к ней. Ты начал узнавать ее всего пару месяцев назад, а меня ты знаешь всю жизнь. Дай ей шанс.

— Знаю. Просто я… мне до сих пор не верится, что мы встречаемся. Когда я пригласил ее тогда не свидание, то, честно, даже не ожидал, что она согласится. Я даже думаю, что приглашая ее на свидание, где-то в глубине души я надеялся, что так заставлю тебя ревновать. А она меня удивила, когда согласилась, и даже не знаю…но, кажется, я ей действительно понравился.

— Понравился. И сейчас нравишься. — Хотя до этого момента я думала, что и она ему нравится. Мои мысли переносятся в тот день, когда мы сидели с ним в больничном кафетерии, а он рассказывал мне о своем свидании с Эммой, как они все разговаривали с ней и не могли наговориться, и как она удивила его. Вспоминаю, как он склонялся над искалеченным телом Эммы, гладил ее волосы, шептал ей на ухо шутки, как он смотрел на нее. Как же я могла так ошибиться?

И тут меня осеняет – ведь никакой больницы не было! Помимо Беннетта только я одна знаю, что существуют два варианта того дня: первый закончился ужасной аварией, а второй – нашим походом в кино и поеданием попкорна, где Джастин и Эмма улыбались, а не были одеты в больничную одежду. Первый привел к тому, что Джастин сидел рядом с искалеченным телом Эммы, а второй – к двойному свиданию со мной и Беннеттом.

Что-то важное произошло с ними в тот день, где-то между домом Эммы и перекрестком, где произошла авария, что-то, что сблизило их. А может быть сам несчастный случай все изменил. Но что бы это ни было, мы вмешались. Мы все изменили.

Видимо, Беннетт был прав – испытывая судьбу, играя с ней, ты можешь и не оказать очевидного влияния, но все это может привести к другим последствиям.