Мы уже покинули пределы Губина и выехали на грунтовку. Дорога была прескверной, но, слава богу, грязи не было. В противном случае нам бы пришлось бросить эти несчастные «Жигули». Чисто случайно я глянул на панель приборов и обомлел — бензин подходил к отметке нуль.

— Ах, мать твою! — толкнул я в бок Графа и кивнул на щиток. — Глянь, глянь!

Он посмотрел.

— Послушай, шеф, — обратился он к водиле совершенно ледяным тоном, — ты что же, решил сыграть с нами в подкидного или на прикуп надеешься?

Тот встрепенулся:

— А в чем дело?

— В чем дело? Глянь на бензин, шо-фер!

Водила все понял. Он стал искренне извиняться перед нами и убеждать в том, будто ничего не видел. Сослался на волнение и запарку. Врал он или нет, мы не знали, но было похоже на правду, мог и не заметить в волнении.

— И что теперь делать? Возвращаться назад, к заправочной? — Граф прямо рассвирепел.

— Чего вы пристали к нему?! — «проснулась» Нина. — Сами проморгали, а валите на шофера, — взвизгнула она.

— Молчи! Не твое дело, — оборвал я ее, а сам призадумался.

Машин здесь не густо, да и бензина нам требуется под завязку. Дела… Возвращаться в город, чтобы заправиться, было более чем рискованно, торчать на дороге в ожидании тачки — тоже.

— Сколько еще протянешь, шеф?

— Немного протяну.

— Газуй к лесу, а там посмотрим.

Спустя несколько минут мы были в лесу. Машину мы оставили на обочине дороги, а сами в спешном порядке скрылись за деревьями. Собственно говоря, спешили только мы с Графом, остальных пришлось подгонять.

— Сделаем так, шеф… Ты идешь к машине и дожидаешься там транспорта — рано или поздно, но тачка появится. Бери, сколько даст. Вот деньги. — Я протянул ему несколько бумажек. — И без фокусов, друг… Появление ментов не в ваших интересах. Наоборот, и ты, и начальник, и она должны быть заинтересованы в нашем отрыве. Я правильно мыслю, полковник?

Подполковник был серьезен и молчалив, словно Владимир Ильич в Мавзолее, и только пожал плечами.

— Так вот, — продолжил я. — Надумаешь свалить на чужой машине, мы достанем вас из автоматов, успеем. Пострадают посторонние. Сболтнешь лишнее — увидимся на том свете. Теперь вы знаете, кто мы, и можете понять наше состояние и положение. Внешнее не есть внутреннее, — философски заключил я. — Соображайте.

— Но вы не вырветесь, уверяю! — запальчиво воскликнул подполковник. — Это невозможно.

— Отчего же? Нас пока никто не остановил, как видишь, и если бы не треклятый бензин…

— Молодой человек, — мент тяжело вздохнул и откашлялся, — мне далеко за пятьдесят, и я не очень-то боюсь смерти, пожил. Вы же еще молодые… Настоятельно и почти по-дружески советую вам сдаться. Да-да, именно сдаться, и как можно скорее.

— А если мы не последуем вашему мудрому совету? — поинтересовался Граф. — Что тогда?

— Вас пристрелят, убьют в любом случае. Я это знаю, — ответил ему служивый.

— Чего же ты тогда сел со мной в машину, если ты такой… «поживший»? Ну?

— Пожалел вас, — скромно сказал мент. — Просчитал ситуацию и пожалел.

— Меня? — Граф ткнул себя в грудь.

— Вас.

— Оригинал! У вас все в управлении такие или ты один? — Слова подполковника рассмешили его. — А ты бы сдался? Скажи, ты бы сдался на нашем месте? Ты же все знаешь. Сдался бы?

— Я — да, — твердо отрезал мент. — Хотя бы потому, что у вас нет ни единого, я повторяю, ни единого шанса уйти. Только благодаря чуду вы до сих пор на свободе. Вообще все это невероятно, — изумился он. — Вам просто везет, чертовски везет, парни.

— Никакого везения, не пи…и! — встрял я. — Они думают, что мы до сих пор там, в лесу. А мы были в городе, вот так.

— Но в городе тоже задействованы все милицейские службы, поверьте. Вас ищут везде, и еще как.

— Херня! Проскочили, как видишь. Службы твои мы имели в виду.

Но слова подполковника почему-то вдруг сжали мне горло, говорил он довольно убедительно и искренне. И такую тоску испытал я в один миг, что, казалось, земля разверзнется под моими ногами, не выдержав того, что терплю я. Так бывает, бывает. Одним махом ты охватываешь всю прожитую жизнь и, стоя на коленях перед невидимым кем-то, почти раскаиваешься в сердце. Кого винить? К кому обратиться?.. Я бежал из зоны не для того, чтобы убивать. Да, я придурок и идиот, натворивший немало бед, но кто дал мне такую судьбу? Я не могу жить в неволе, но я не могу жить и среди людей. Куда же мне деваться, куда?! Идти сдаваться? Разве такая сдача окупит все мои грехи? Или, может, кому-то станет легче от того, что меня расстреляют? Я вынужден убивать без зазрения совести только потому, что не хочу обратно в тюрьму! Вынужден.

Что-то во мне сломалось, да. Сломалось и зазвенело. Душа, во мне просыпалась душа. Но что делать с этой проклятой душой, что? Куда ни повернись — везде опасность и смерть, везде стаи гончих, натасканных псов, псов в погонах. Конечно, они выполняют свой долг, делают свое дело, но что нам до этих дел? Легко этому старперу говорить «сдайтесь», посмотрел бы я на этого прелого ухаря, если бы он очутился в нашей шкуре.

Все разом притихли и замолчали. Очевидно, мое внутреннее состояние каким-то образом задело остальных, не знаю. Меня тошнило. Ни встречных, ни идущих из Губина машин, как назло, не было. В такое время — было около четырех дня — вряд ли уже кто решит выезжать из города. Дорога неважная, до первого поселения как минимум пять часов езды. Не трасса, особо не разгонишься, дай бог доехать без поломок. А еще лес, приближающаяся ночь… В лесу десятки беглых зэков, поселенцев, их просто не успевают ловить. Скорее всего, машина появится оттуда. Утром выехали, в четыре-пять будут в Губине. Я отозвал водилу в сторонку и еще раз потолковал с ним, но уже по душам. Его звали Геной, мне показалось, он нам сочувствует. Мужик был родом из Подмосковья, но судьба забросила его аж на Урал. Шоферил, строил, и фал в каком-то ансамбле. Женился на уралочке и нажил с ней троих детей. О них и переживал более всего.

— Я сделаю все, что могу, но прошу тебя, не сболтни лишнего, когда появится машина. Твоя жизнь в твоих руках, Гена, — сказал я ему тихо.

— А он? — кивнул водила на Графа. — Я могу поклясться детьми, но чего стоит моя клятва и мое честное слово? Иди со мной, стой рядом и слушай! — чуть ли не умолял он меня. — Я боюсь, парень. У меня дети…

— Не могу. Не известно, кто будет в машине, и вообще… Наши физиономии уже растиражированы до делов. И если мы засветимся, засветим маршрут… Ты понимаешь, что тогда будет…

— Да, я все хорошо понимаю. Я тоже узнал вас, но не сразу, — вздохнул Генаша. — Извини.

— Видел по телевизору, что ли?

— Видел, и не раз. Первые дни вас показывали раз по восемь на день, предупреждали население. Награда… Кажется, пять тысяч долларов, точно не помню.

— За информацию?

— Да, за информацию. Но… Вы не очень-то похожи на тех. Похожи, когда знаешь, что это вы, а так… — он закачал головой. — Угораздило же меня! — Водила достал сигарету, нервно прикурил. — И я, и они — свидетели… Разве вы нас отпустите? Нет, парень, нет. Ты сам сказал о маршруте… Сказал же. Вы побоитесь отпускать нас, я же не мальчик, понимаю. Как только доберетесь до места, так и пристрелите! — воскликнул он. — А если отпустите, через полчаса над Ослянкой и окрестностями закружат вертолеты. Я там бывал — глушь, аномальная зона, о ней писали в газетах. Там уфологи часто бывают…

— Зачем туда ездил?

— Возил людей на свидание. Даже одну беременную пришлось как-то доставлять. На бензовозе тряско, да и опасно…

— Что ты имеешь в виду?

— Поселенцы крадут баб, вот что. «Голодные»… Делают в машине какую-нибудь поломку, и баба сама бежит за помощью. Находят через недельку-другую в лесу, на повале. Не мертвую, еле живую… Там ментов нет, кричать бесполезно. «Отрываются», короче.

Я понимающе кивнул: «Слыхал, мол, слыхал. Эти твари трахают всех без разбору. Жена, сестра, дочь — нет разницы. Это козлы, люди так не поступают, Гена. Козлы по жизни».

— Ну что там, Михей? — окликнул меня Граф. — Долго ты там еще будешь базарить?

— Сейчас, погоди. Так ты поклялся своими детьми, Гена, — повернулся я к водиле.

— Поклялся, парень. Но поклянись и ты, что оставишь меня в живых, — попросил он.

— Клянусь. Ты мне нравишься как человек. Но с одной оговоркой… Тебе или вам придется пройти с нами пятьдесят — семьдесят километров лесом. Иначе никак. Как только мы подойдем к Свердловской области, мы вас оставим, пойдете назад. Назад, — уточнил я. — Ты меня понял?

— Семьдесят километров туда и назад?! Непролазным лесом?! — водила округлил глаза.

— Да. Иного выхода у нас нет.

— Мы сдохнем или свалимся с ног!

— Не сдохнете. Возьмем продуктов. Вот с таким условием действительна моя клятва. Усек? — закончил я. — Выхода у тебя нет, прости.

— Но он, он! А если твой друг решит иначе? Ты сможешь убедить его?

— Не знаю. Ваши души не прибавят нам очков. К тому же вы — наш щит, пока мы живы. И носильщики, — добавил я.

Гена понуро опустил голову и немного помолчал, затем медленно, неумело перекрестился.

— Пусть будет так, — сказал он и пошел к остальным.

Легковушка, «волжанка» серого цвета, появилась минут через пятьдесят. Как я и ожидал, она шла со стороны поселений. В кабине сидело трое: шофер, женщина и мальчишка.

Когда водила, выскочив на дорогу, энергично замахал руками, «Волга» остановилась. Мальчик пошел пописать, а женщина высунулась из окна, слушая разговор мужа с незнакомым мужчиной. Мы все сидели на корточках, и она нас не могла видеть и при желании. Я все время косился на Нину, а Граф держал под «стволом» подполковника. Тот как-то загадочно улыбался, но ничего не говорил. Может, ему было даже интересно побыть вне защиты закона и заодно понаблюдать за происходящим?

Наш водила разговаривал с водителем «Волги» всего несколько минут, и они поняли друг друга. Конечно, он вполне мог успеть шепнуть ему, что нужно, и за эти несколько минут, но — думал я — с его стороны подобный поступок был бы самым настоящим безумием. «Волга» вскоре отчалила, и мы бегом бросились к «Жигулям». Так скомандовал Граф. Он не особо доверял шоферу и опасался, как бы тот не рванул вслед за «Волгой», пока мы выйдем на дорогу. Бензина ему выделили достаточно, по нашим расчетам. Мы уже собрались садиться и отваливать, но Нина неожиданно запросилась в туалет.

— Приспичило, да! — дерзко, с вызовом ответила она на вопрос Графа и потопала в кусты.

— Эй ты, погоди! — прокричал он ей вслед и хмуро посмотрел на меня.

Я тихо выругался и быстро пошел за ней.

— Ты что, наблюдать собрался? — съязвила эта зараза и прожгла меня презрительным взглядом. Очевидно, ей таки приспичило.

— Не валяй дурочку. Садись и делай свои дела, — сказал я. — Если что-то надумала, догоню, учти.

Глядя прямо на меня, причем не мигая, стерва задрала юбку и присела на землю. Я отвернулся, но далеко не отошел — дыхалка у нее наверняка на уровне, а страх понесет как лань. Не успеешь оглянуться, исчезнет за деревьями, и хрен ты в нее попадешь. На бегу-то…

Я просто как в воду глядел в своих мыслях. Не успел я сделать и семи шагов от того места, где остановился вначале, как Нинка подорвалась и, словно сохатый, понеслась в чащу. Признаться честно, даже зная, предчувствуя подобный поворот дела, я на мгновение растерялся. С одной стороны, мне нужно было крикнуть что-то Графу, поставить его в курс случившегося, с другой — не теряя ни секунды мчаться за ней. Вот на чем я «споткнулся». Разумеется, я заорал так, чтобы он сразу «въехал» и не переспрашивал. В противном случае он мог подумать бог знает что, и кто знает, как бы он действовал. И лишь после этого я бросился за девкой. Увы, догнать ее было далеко не так просто, во всяком случае для меня. Но я бежал, бежал и грозил ей как мог, орал, чтобы она остановилась и тем самым спасла себе жизнь.

«Глупая дичь! Куда же ты бежишь?» Мне не хотелось убивать ее, но выхода не было, я понимал и видел, что не настигну ее, нет.

— Стреляю! Стой! — в последний раз прокричал я ей и, припав на колено, сделал несколько выстрелов из автомата. Я стрелял не в нее, рядом, в надежде, что пули, врезавшиеся в деревья, охладят ее пыл. И, как ни странно, она остановилась, замерла. Я тут же рванулся вперед, матеря ее на чем свет стоит. Я был совсем близко от нее, когда она медленно повернулась ко мне лицом. Оно было бледным, почти безжизненным.

— Тварь! Глупая тварь! — Мне хотелось врезать ей прикладом по голове и вообще забить. Забить за непонятливость, за то, что она подняла мне давление, за все. Разумеется, я не сделал этого, и дело было не в том, что она — женщина. Иных баб бьют похлеще, чем мужика, я видел и таких. И не скажу, что им это не нравилось. На подсознательном уровне бабы определенного типа прямо-таки ждут побоев и не могут без них жить. Это чистейшая правда. Они мучаются, томятся, не находят себе места и всячески ищут повод нарваться на кулак. Лишь после этого, словно мазохистки (они того не ведают), они на какое-то время успокаиваются.

Нина молчала, какое-то время молчал и я.

— Скажи спасибо моему настроению и дню, — наконец буркнул я. — Второго раза не будет, учти. — Я пропустил ее вперед, а сам пошел сзади.

Граф, Гена и подполковник поджидали нас в кустах, на дороге они не остались.

— Зачем ты ее тащил? — нарочито пренебрежительно и досадливо процедил Граф, даже не взглянув на девку. — Выкинула один фокус, выкинет и другой. Первый пост будет на Мосьве, Михей. Так говорит подполковник. Неподалеку от зоны где-то. Когда мы туда доберемся, будет уже темно. Нас могут остановить, а могут и пропустить.

— И что?

— Малость переиграем. Полковник скажет им, что мы инженеры из управления, едем на сплав. А она, — он кивнул на Нину, — попутчица, едет на свидание к мужу. Ты все поняла? — обратился он к ней. — К мужу, запомни. Я не он, учти — не пожалею.

— А если они спросят фамилию, к кому? Что мне говорить? — тихо спросила девка.

— Называй любую, не промахнешься. Проверять не станут. На Ослянку едем, запомни.

— Хорошо. — Она стала покорнее и мягче, спеси малость поубавилось. — Можно я еще раз в туалет схожу? — снова запросилась дура.

— Да ты че, издеваешься над нами?! — Граф чуть не подскочил на месте. — Какой туалет?! Прыгай в машину, коза!

— Но я не сходила… Честное слово, он видел. Я только присела и побежала, — пояснила та. — Прошу вас! Что же мне, в машине оправляться, что ли?

Водила не выдержал и слегка прыснул, я тоже. Тон, каким она все это произнесла, говорил о том, что девка вот-вот уписается.

— Ну смотри! — пригрозил ей Граф. — Сейчас пойду я, будешь ссать прямо при мне. Вперед.

Они отошли немного вглубь и вскоре вернулись.

— Пить охота, да, — сказал Граф, сглатывая слюну. — У тебя в портфельчике ничего нет, полковник? Что там у тебя, кстати? — поинтересовался он, косясь на портфель.

— Бумаги. Могу показать, коли желаете.

— Бумаги оставь себе. Едем, короче.

Мы сели в машину и помчались по дороге. Встречного транспорта по-прежнему не было.

Меня сильно клонило ко сну, я почти клевал носом, вздрагивая на каждом ухабе. Водила ехал очень медленно, но все равно трясло. Было уже темно, мы ехали на ближнем свете. Нет-нет в полосу фар попадал заяц, а один раз даже лиса. Они неслись как угорелые впереди машины и, лишь пробежав триста — четыреста метров, шарахались в сторону. В лесу было очень тихо, и от этой тишины становилось не по себе. Мы почти не разговаривали и все время ехали молча. Радио не включали специально, не до веселья. Чертовски хотелось есть, а еще больше — пить. Но и спать было нельзя, ни в коем случае. Я заставил себя взбодриться, потряс как следует головой. От нечего делать ущипнул девку за бок, та негромко взвизгнула и прижалась к дверце.

— Родители-то у тебя есть? — спросил просто так, лишь бы не молчать.

— Зачем тебе? Есть, нет, какая разница! Я же не спрашиваю про твоих, — отмахнулась Нина.

— Спроси, отвечу. Моих уже нет в живых, давно.

— Можешь считать, что моих тоже, — сказала она.

— Как это, «считать»? Так есть или нет?

— Есть, в разводе. Мать — наркоманка, отец — алкаш. Устраивает? — В ее голосе слышались обида и вызов одновременно, еще горечь. — Я не местная, приехала сюда по распределению, скажем так. Родители в Астрахани. Что еще?

— Ничего. И сколько же лет твоей мамаше, если не секрет?

— Родила меня в шестнадцать, — ответила Нина.

— Допустим. Все равно ей сейчас под сорок, наркоши до такого возраста редко доживают. Ты загнула, мисс. — Ясное дело, я не поверил ей.

— Загнула? А чего мне загинать? — удивилась она. — Не все рано начинают. Ей было тридцать четыре, когда она первый раз укололась. Жизнь-то! Чтоб не сойти с ума, наверное, вот и начала, — вздохнула девка.

— Бывает. И что? Что дальше-то было?

— Присела на иглу и кололась до тех пор, пока не проколола все. До нитки, — уточнила она. — Мебель, вещи, украшения, даже книги и посуда ушли в вену. И все это на моих глазах. Отец ее крепко любил и потакал во всем, а когда спохватился, было уже поздно. Запил и сам, опустился до ручки. Затем… Затем она взялась за меня…

— Панель?

— Почти то же. Одно время она работала медсестрой, затем перешла в социальную службу, ухаживала за больными. Знала многих мужиков, у которых водились деньги. Кто — в инвалидном кресле годами, а кто и вообще лежачий… Летчики, шоферы, афганцы — кого только не было. Не старые, но немощные. Вот к ним я и ходила, ради нее. Обслуживала, как могла. И платили неплохо, и работа постоянная. А делов-то — пять минут, в основном болтовня да рукой пошарит под юбкой, раздеться попросит, кто как, короче. Спала с ними редко… — Нина замолчала. — Жалко было бедолаг. Сама не заметила, как втянулась. Больные люди — особые люди, ты для них как богиня. Так что я помогала всем сразу: себе, матери, им, — заключила Нина.

— А потом? Что за «распределение» и как ты сюда попала? — поинтересовался я.

— Да какое, к черту, распределение! Я нигде не училась. Так ляпнула, долго рассказывать. Убежала, да и все. Надоело.

— А они, родители?

— Не знаю. Писем я не пишу, и вообще…

— Сама-то тоже небось колешься?

— Представь себе, нет, не угадал. Выпить — да, а колоться — уволь. Насмотрелась. Я умная девочка!

— Умная, базару нет, — засмеялся Граф. — От умных больше канители, чем от глупых. Посмотрим, как сработают твои мозги, когда нас тормознут менты. А тормознут, козлы, тормознут. Слышь, полковник, — похлопал он по плечу мента, — тормознут или нет, как думаешь? На Мосьве-то?

Того слегка повело от панибратского обращения бандита.

— Должны. На ночь на поселения обычно не ездят, добираются засветло. Я не знаю.

— Херня, отмахнемся! Скажешь, что срочное дело. И поубедительнее, поубедительнее, — инструктировал его Граф. — Я буду вни-ма-тельно слушать, что ты говоришь, — предупредил он.

— Даже так? — усмехнулся подполковник. — Я не артист, простите, но говорю, как умею.

— Не забивай баки, скажешь, как нужно, а не как умеешь. Всякий мент есть и артист, понял? Всякий, — отрезал Граф безапелляционно. — Я хоть и не философ, а знаю. Легавые вообще уникальная порода людей. Правда, шеф? — обратился он к шоферу. Тот замялся и ничего не сказал, видать постеснялся сидевшего рядом мента. — Правда, — сам за него ответил Боря. — Знать, что ты сам ничем не лучше других, и тащить людей в кутузку! Каково, а?! Чем не игра? Игра, да еще какая! Все ведь знают, что девяносто процентов ментов — продажны и паскудны, конченые преступники. Причем все, снизу доверху! И все притворяются, делают вид, что стоят на страже закона. Боремся, дескать. У, суки продажные! — Граф от души выругался.

Я его поддержал. Подполковник молчал, в споры не вступал, однако слушал Графа внимательно. Привычка, школа. А может, в глубине души сам был согласен с Графом.

Выпустив немного пар, мы снова притихли.