В ущелье Хатынарт люди расчищали дорогу от снежных сугробов, работая группами на некотором расстоянии одна от другой.

Молодежная бригада во главе с Пулатом закончила расчистку на своем участке и взяла «на буксир» соседнюю группу «старичков».

Прокопыч молча глянул на подошедших, а работавший в нескольких шагах его подручный Савелий запыхтел еще сильнее. Сгребая снег лопатой, как снегоочистителем, к краю шоссе и потом перебрасывая его могучим взмахом по другую сторону кювета, он нажимал, чтобы не отстать от товарищей.

Работа подходила к концу. Кое-кто из соседней группы, воткнув лопаты в снег, стал раскуривать цыгарки. Вдруг оттуда послышалось:

— Эй, каменщики! Поднажать надо, не задерживать! Может и нас в подмогу возьмете?

Прокопыч повернул голову и молча пожевал губами, продолжая свое дело. Он сразу узнал насмешливый голос старшего рабочего Ивана Рябцева. Еще осенью тот посмеялся над ним. Прокопыч тогда доказывал, что дорожник из него никудышный. «Где же мне да на лопатку! Молоток — вот это мой инструмент. Тут давай посоревнуемся, а лопатой я не мастак!» Но на лопату всё же пойти пришлось и Рябцев не упускал случая подтрунить над каменщиками.

Прокопыч хотел было сказать в ответ Рябцеву что-нибудь язвительное, но передумал и только усиленней заработал лопатой. Сзади уже подпирали подошедшие машины.

Слегка прихрамывая, по дороге прошел мастер Быков. Он осматривал сделанную работу и отдавал распоряжения на следующий дань. За плечами у Быкова было охотничье ружье. Как видно, прямо отсюда он собирался на охоту.

Прокопыч со скрытым восхищением поглядывал на первоклассное ружье Быкова. Давно уже мечтал купить такое.

— Эх, и ружьецо!.. — Он даже причмокнул языком.

Савелий толкнул Прокопыча локтем под бок.

— Голодной куме хлеб на уме. Ты обрати внимание на другое. На пожаре не был. дескать, ногу натер, а на охоту отправляется. Не нравится мне почему-то этот Быков.

Но Савелий ошибся. В этот день Быков не охотился. Вечером он сидел за столом в сторожке Джабара и потягивал из кружки хмельную бузу. Саида, стоя у плиты, жарила солонину.

— Что сегодня так долго возишься, Саида? Товарищу мастеру пора уходить, — поторопил Джабар.

— Сейчас подаю.

— Парторгу не нравится новый радист, — пристально взглянув на Быкова, сказал Джабар. — Не доверяет парторг новому радисту. Я разношу молоко, кое-что слышу.

— Это интересно, — оживился Быков. — Надо будет зайти к нему на радиостанцию, познакомиться. Он мог бы здорово пригодиться!

Саида подала мясо. Они молча принялись за еду.

— Ты почему до сих пор не покормишь коз? Не слышишь — голодные кричат!

Сердито взглянув на мужа, Саида вышла во двор. Когда она возвращалась, Быков уже уходил, а Джабар собрался его провожать.

Саида с сердцем закрыла за ними дверь. Она невзлюбила этого молчаливого мастера с сердитыми черными, как ночь, глазами. Когда он приходит со своим ружьем, Джабар постоянно идет провожать его на охоту и часто подолгу не является домой. «Подумаешь! Товарища нашел. Охотник! За всё время ни одного убитого зайца не подарил. Видно — скупой! Впрочем, из него и охотник!.. Бузу только пить… Сколько всегда выпивает, а Джабар с него денег не берет!..»

— Так значит Савченко приходил? — говорил тем временем Быков, близко наклоняясь к Джабару.

— Да, мастер, приходил. И кажется мне, подозревает он что-то…

— Ты так думаешь? Придется мне познакомиться с ним ближе…

На участке уже зажглись огни, когда Быков, возвращаясь с охоты, подошел к домику радиостанции. Дверь оказалась запертой изнутри. Быков постучал. Радист Пальцев открыл дверь и остановился на пороге, закашлявшись глухим, отрывистым кашлем. Его бросающуюся в глаза худобу дополняли впалые щеки с нездоровым румянцем и взгляд мрачно поблескивающих из глубоких орбит глаз Прежнего радиста призвали в армию и Пальцев только недавно заменил его. Неприветливого и молчаливого Пальцева чуждались в Сарыташе и, не зная его прошлого, относились с некоторым подозрением. Оборудование на радиостанции было старое, потрепанное, запчасти доставали с большими трудностями. Бесконечные неполадки тормозили работу, приходилось самому изобретать, сидеть по ночам. Пальцев никак не мог наладить регулярные передачи. «Чорт его знает, сапожника какого-то прислали, а не радиста, — ворчали рабочие. — Последних известий, и тех не послушаешь». Пальцев это слышал и еще больше замыкался в себе.

— Вы стучали? — посмотрел он на неожиданного гостя.

— Я.

— Что вам угодно?

— Гм… Мне ничего не угодно, — замялся Быков. — Я просто познакомиться зашел. Слышу, новый человек появился, вот и зашел.

— Сюда вход запрещен.

— Ну, что за формальности! — засмеялся гость и шагнул через порог.

— Позвольте…

— Видите ли, я радиолюбитель, тоже увлекаюсь… Зашел, как товарищ к товарищу, посмотреть, как у вас тут, послушать, — сказал Быков, усаживаясь на табуретку возле стола с приемником. — Вы, кажется, усилитель ремонтируете? О, да вы тут новшества вводите! Интересно…

— Руками нельзя трогать.

— Послушайте, Пальцев! Я вижу, вы нездоровы. На кой чорт, спрашивается, вы над этой петрушкой здоровье свое гробите? Просиживаете ночи напролет! Наладьте трансляцию — и хорошо. Пока здоров-ты всем нужен, а как заболел, никто не вспомнит!

— У вас есть ко мне какое-нибудь дело? — сухо спросил Пальцев.

— Да нет же! Говорю, так просто зашел.

Скучища тут. Каждому новому человеку радуешься.

Минуту они изучающие смотрели друг на друга.

— Курите? — прервав молчание, спросил Быков и протянул радисту коробку папирос.

— Нет. Здесь курить нельзя. И потом… вы меня отрываете от работы.

— Сейчас уйду. Не ожидал, что вы встретите так нелюбезно… Я же к вам по-хорошему! Зашел с охоты, посидеть, поговорить, радио послушать. А вы…

— Я нахожусь на службе, — хмуро буркнул Пальцев.

Быков поднялся. Радист поймал на себе его колючий, испытующий взгляд.

— Ну, что ж. Я ухожу.

«Строит из себя службиста, или в самом деле! такой? — раздумывал Быков, выходя на шоссе. — Ладно, разберемся». Не заходя на участок, он направился обратно к себе на перевал.