В холодное зимнее утро к зданию конторы участка подкатила грузовая машина, в кузове которой сидели пассажиры.
— Ну, вот и приехали, — весело сказал шофер, вылезая из кабины. — Это и есть Сарыташ.
Люди в кузове зашевелились, отряхивая густо осевший на одежду иней. Кто-то стал вытаскивать из-под лавки узлы. К машине подошли рабочие.
— Эй. дорожники! Принимайте новых поселенцев, — обратился к ним шофер.
Все с интересом посмотрели на вновь прибывших. Это были: пожилая, но еще крепкая женщина, ширина которой почти не уступала высоте, еще одна женщина, молодая, худенькая, с грустным усталым лицом, и мальчик лет десяти.
Толстуха не изъявляла никакого желания слезать на землю, а, воинственно подбоченившись, принялась отчитывать шофера:
— И куда это ты, ирод, завез нас, несчастных. Батюшки! Ничего не видать-одни горы. Ну и заехали. Прямо к самым небесам, в самое царство небесное попали!
Все вокруг дружелюбно рассмеялись.
— Ничего, ничего, мамаша, отсюда ближе в рай!
Рабочие кинулись стаскивать с машины вещи. Кто-то снял мальчика. Шофер захлопотал возле женщин.
— Осторожно! Осторожно, мамаша! Вот так, сюда, обопритесь ногой на колесо, так… — и он, подхватив «мамашу» подмышки, надсадно крякнул, опуская ее на землю.
— О-ох! Господи! Да полегче ты, верста коломенская! По воздуху кидаешь, прямо дух захватило! — рассердилась та.
— Мама! — укоризненно воскликнула молодая.
— Что — мама! Тут и так дышать нечем, воздуху не хватает… и куда ты нас завез, я тебя спрашиваю? — накинулась она снова на шофера, — А коли уже приехали, то куда идти? Где начальник?
Чернов видел всю эту сцену в окно и невольно улыбнулся. «Энергичная женщина!»
— Я — начальник участка, — сказал он, выходя на крыльцо. — Давайте знакомиться.
Неожиданное появление начальника вызвало растерянность у приезжих и они некоторое время молча рассматривали Чернова. Первая нашлась «мамаша».
— Ирина, ну что же ты стоишь! Подай начальнику бумаги.
— Потом посмотрим, успеется. Вы устали, замерзли, — мягко сказал Владимир Константинович, заметив, как дрожала от холода молодая женщина. — Сейчас мы вас устроим временно в комнате для приезжих. Мухтар! — окликнул он кладовщика. — Проводи товарищей…
— Мы — Дорошенки, — поспешила отрекомендоваться «мамаша». — Я — Аксинья Ивановна, а это невестка Ирина и внук Сережа.
— Очень приятно. Значит, полная семья!
— Полная да не совсем… Сын погиб на фронте, старший лейтенант, под Сталинградом…
Владимир Константинович не нашелся что ответить. Он встретился взглядом с грустными глазами Ирины, заметил ее усталое, бледное лицо. Она опустила голову, прижала к себе сына.
— Идите, отдыхайте, — сказал Чернов, с сочувствием поглядывая на молодую женщину. — Завтра поговорим о делах…
Ирина шла, еле передвигая ноги от усталости. Она тяжело дышала, с тревогой поглядывала на сына. Сказывалась высокогорность. Ей, жительнице степной Украины, с непривычки была непонятна странная скованность во всем теле, мешающая свободно двигаться. Это пугало. Как же они будут здесь жить? Крохотный кусочек долины, где сиротливо приютилось несколько домов, а вокруг-горы, горы… Она привыкла к бескрайним просторам полей, где так волнующе ощущается необъятность. А здесь всё замкнуто в тесном кольце оголенных скал. Они будто наваливаются на тебя… И почти не видно людей. Сколько их тут? Наверно очень мало. И найдется ли здесь для нее работа. Ведь она — педагог. А какая же тут школа?
Ирина с трудом сделала глубокий вдох и взглянула на своих. Им, как и ей, по видимому, было тоже не по себе. Аксинья Ивановна шла не торопясь, внешне строгая и спокойная. Только ее поджатые губы да изучающий взгляд, который она незаметно бросала по сторонам, говорили о волнении. Кто знает, что принесет им это новое место?
Комната для приезжих оказалась просторной и светлой. Здесь не было ничего лишнего. Четыре койки, заправленные чистым бельем, у стены — узенькая плита. Ирина окинула глазами комнату и, поставив чемодан, в изнеможении опустилась на стул.
«Измаялась! — подумала Аксинья Ивановна, внимательно посмотрев на невестку. — Похудела-то как, побледнела… Одни глазищи и остались!»-И шумно принялась хлопотать возле вещей.
Безучастная сейчас ко всему, Ирина сидела, закрыв глаза. После большого нервного напряжения, в котором она находилась всё время их утомительного трехмесячного путешествия, она почувствовала упадок сил. От сознания, что они, наконец, достигли цели, что их мытарства и лишения остались где-то позади, — не хотелось больше думать ни о чем.
Стук в дверь заставил Ирину вздрогнуть. В комнату вошла Елена Николаевна. Обе женщины с интересом посмотрели друг на друга.
— Что тебе, матушка? — спросила Аксинья Ивановна, отрываясь от распаковывания вещей.
— Простите, я только что узнала, что к нам приехали новые поселенцы, и вот пришла… познакомиться.
— Ну, проходи, будь гостем, садись, — доброжелательно пригласила Аксинья Ивановна, снимая со стула ворох всевозможных вещей и подвигая его Елене Николаевне. — А кто же ты будешь?
— Я работаю здесь заведующей детским садом.
— Детским садом? Откуда ж тут дети взялись, в горах этих?
— В Сарыташе живет почти половина дорожников с семьями. Дети у нас дошкольного возраста. А старшие — учатся в Оше.
— Вот как.
— А я думала, что здесь совсем нет людей, — сказала Ирина. — Мне показалось это место таким глухим и неприветливым.
— Мне тоже так вначале казалось, — улыбнулась Елена Николаевна. — Но здесь не так уж глухо и люди хорошие…
— Звать-то тебя как? — поинтересовалась Аксинья Ивановна.
Елена Николаевна снова улыбнулась и назвала себя. Ирине понравилась заведующая детским садом. Они разговорились и как-то сразу почувствовали взаимную симпатию.
— У меня так тяжело на душе, — призналась Ирина. — Что я буду здесь делать? Хоть бы какую-нибудь работу, только…
— А вы не согласились бы пойти воспитательницей в детский сад?
— Воспитательницей?.. — растерялась Ирина. — Но я не работала с маленькими детьми. Справлюсь ли?
— Будем работать вместе, я вам помогу…
— А начальник не будет возражать?
— Нет, что вы. Мне давно нужна помощница, а Владимир Константинович… он у нас очень душевный человек…
Ирина заметно оживилась.
— Это замечательно… Много у вас детей?
— Вот и определилась! — сказала Аксинья Ивановна. — А ты говоришь ничего и никого нет, одни горы да воздух…
— Да ведь ты то же самое говорила! — отпарировала Ирина.
Все рассмеялись.
Проводив новую приятельницу со двора, Ирина задержалась на крыльце.
День клонился к вечеру. Полыхали под солнцем снежные шапки вершин. От этого всё небо над Алайской долиной и над участком горело ярко-розовым заревом. Тени у подножий гор сгущались, меняя на глазах тона красок: из темно-голубых переходили в сизые, потом постепенно синели, становились темно-фиолетовыми и уходили в сумерки, окутанные дымкой тумана.
«А ведь тут красиво, — подумала Ирина. — Хоть и очень сурово». Она с восхищением и тревогой смотрела на это великолепие угасающего дня и думала, уживутся ли они здесь, в такой необычной для них обстановке. Ее радовала и тревожила предстоящая новая работа Маленькие дети. С ними, наверно, труднее, чем в школе. Справится ли она? Начальник — душевный человек, — сказала заведующая детским садом. Это хорошо. Он в самом деле приветливый человек. У него очень грустные глаза. Отчего бы?
Ирина долго стояла на крыльце со смутными, тревожными мыслями. Всё было ново и необычно для нее.