Сережа поправлялся. Он еще не мог сидеть в постели, но часто просил есть и с удовольствием измерял себе температуру, которая с каждым днем снижалась.

Ирина при малейшей возможности бежала из детского сада к больному сыну. Елена Николаевна прикрикнула на нее: «Оставайтесь с мальчиком сколько нужно! Справимся с ребятами и без вас». После этого Ирина стала дольше оставаться возле Сережи. Она сидела и что-нибудь вязала или помогала тете Саше убирать комнаты.

Заметив однажды, что у Чернова порванные перчатки, Ирина распустила свою старую кофточку и связала новые перчатки. Предложить их Владимиру Константиновичу она постеснялась. Улучив минутку, когда его не было, она сунула перчатки в карман его куртки взамен старых.

Чернов вернулся с работы поздно, тихо разделся и вошел в спальню. Сережа спал. Ирина сидела возле сына с журналом на коленях. Темно-зеленый абажур настольной лампы бросал тень на ее лицо. Владимир Константинович подошел, стал близко возле нее и какое-то мгновение молчал. Она смущенно приподнялась.

— Ирина Васильевна! Хорошая вы женщина… я вам очень благодарен!

Она увидела в его больших, темных глазах много невысказанных слов. Яркий румянец залил ее лицо.

— Пустяки, Владимир Константинович! Я… у меня есть свободное время… И право же… — путаясь и отчего-то волнуясь, отвечала она.

— Я не только за перчатки, а… за всё. За ваше внимание ко мне.

Он ничего не мог придумать, кроме этой обычной, стереотипной фразы. «Я благодарен вам за то, что вы живете и приносите мне радость. Ведь я так несчастлив». Вот, пожалуй, что ему хотелось сказать. Но он этого не сказал.

— Вы так устаете… — проговорила Ирина, поспешно закрывая журнал и принимаясь наводить порядок на столе.

Видимо то, чего не сказал Чернов, она прочла в его взгляде. Вдруг заторопилась, взяла со стола чашку и быстро вышла из комнаты.

Владимир Константинович долго лежал на диване и смотрел на полуоткрытую дверь соседней комнаты, где спал Сережа. Скоро он выздоровеет, и они уйдут. Уйдет женщина, к которой он так привязался за это короткое время. Приедет Лидия… Чернов честно признался себе, что мысли о жене всякий раз вызывали у него горечь…

На следующий день, еще раз осмотрев место обвала, Чернов подозвал одного из рабочих.

— Надевай-ка лыжи, дружище, и отправляйся на Алай. Скажешь Фатиме, чтобы она привела трактор в ущелье. Надо расширить дорогу и помочь людям. Вернешься вместе с ней на тракторе…

Не успел он договорить, как подбежал запыхавшийся рабочий и сообщил, что с противоположного конца ущелья появились люди. Впервые за эту неделю Владимир Константинович почувствовал, как страшная тяжесть, всё время давившая ему грудь, — отпустила его. Идут люди! Теперь они быстро расчистят дорогу. Колонна машин с военным грузом пройдет в Хорог!

В эту ночь Владимир Константинович дома не ночевал. Вдвоем с Савченко они допоздна лазили по склонам ущелья, расставляя людей, сумевших проложить тропинку над краем обвала. Сразу ожившее ущелье наполнилось шумом сотен голосов, стуком лопат. По ту сторону обвала работами руководил Розамамаев. Савченко еще с утра взялся вместе с кладовщиком Мухтаром за организацию временного общежития в клубе для вновь прибывших людей. Разместили всех.

Повеселевший Владимир Константинович подъехал утром к ущелью на тракторе Фатимы. Там было полно народу. Толстый слой снега на склоне смялся, утоптался под ногами. Мелькали сотни лопат. Над ущельем легким облаком стояла белесая пыль. Снежная толща убывала на глазах

Приезжие уже знали, что под обвалом погребены рабочие, но никто об этом не говорил. У каждого содрогалось сердце при мысли, что вот-вот одна из лопат обнаружит погибших. Работали молча, сосредоточенно…

Погода была тихая. Стоял небольшой мороз. В этой тишине, хоть в ущелье работало несколько сот человек, выдавая себя только приглушенным кашлем да редкими окриками, было что-то напряженное и печальное. Слышался непрестанный шорох отбрасываемого снега, словно учащенно дышала сама земля.

Через два дня вернулся Пулат. В общем, он съездил впустую. Все свободные бойцы заставы были заняты на расчистке тракта и выделить для Сарыташа капитан не мог ни одного человека. Дальше Ак-байтала Пулату добраться не удалось. Перевал был забит снегом. Там работали дорожники из Мургаба. Пулату удалось связаться по телефону с начальником Мургабского участка, но и тот тоже отказал в людях: все на аварийных работах- На эту поездку в оба конца ушло семь дней. И время затрачено даром, и людей не получили.

Что ж, этого нужно было ожидать. Зима нынче капризна и сурова. Владимир Константинович утешал себя тем, что хоть машина вернулась обратно, а она сейчас нужна дозарезу.

К тому времени работы в ущелье близились к концу. С противоположной стороны обвала расчистка шла, гораздо быстрее, там было много машин, а здесь снежный пласт лежал еще метра в три высотою.

…Абибулаева и Рябцева нашли лежащими навзничь возле трактора. Никто не вскрикнул, не заплакал. Молча обнажили головы и стояли так вокруг погибших товарищей, пока подошла машина.

Слишком велико было горе…

На месте обвала оставались последние кубометры и никто не собирался делать перерыва. Люди прилагали все силы, чтобы к утру открыть дорогу. Сообщение о том, что автоколонна уже пришла в Суфи-курган, быстро облетело ущелье.

Чернов всё еще смутно надеялся, что Бы коз обнаружится где-то здесь. Хотелось верить, что обвал- дело несчастного случая.

— Ну что? — спрашивал он Савченко. Хорошо просмотрели дорогу? Нет его?

— Нет, Владимир Константинович. Да и не могло быть, я в этом убежден…

— Не торопись с выводами, — не соглашался Чернов. — Ведь могло же его засыпать где-то в стороне?

— А рукавица?

— Что рукавица? Мало ли на свете рукавиц!

Чернов помолчал.

— Ты, Василь Иванович, не отправлял еще Морозу той шифрограммы, которую принял Пальцев? Нет? Передай, на всякий случай, и рукавицу…

В тихое безоблачное утро погибших похоронили.

Фатима подбирала снегоочистителем последние кучи кое-где обсыпавшегося со склонов снега. На мгновение ей представилось лицо Абибулаева.

Кто знает, если бы Исмаил не встретился на ее пути, может быть, судьба соединила бы ее с Абибулаевым. Она знала его давно, почти с детских лет. Ей нравился этот смуглый, стройный, немного порывистый парень. Она догадывалась о чувствах Абибулаева. Но он был горд. Он ничего не говорил ей о своей любви. Никогда. Только при встрече с ним Фатима замечала, с какой нежностью обращались к ней его глаза. А с тех пор, как Абибулаев узнал, что она невеста Исмаила, он стал избегать ее.

Так было… А теперь, теперь Исмаил далеко, может быть уже на фронте, а Абибулаева больше нет…

Девушка поправила косы, уложенные венком вокруг головы, глубже надвинула шапку.

На перевале Фатиму нагнали машины. Это шла по расчищенной дороге автоколонна. От рокота ее моторов гремело в горах. Машины растянулись по шоссе больше чем на километр. Они были доверху нагружены и плотно затянуты брезентом.

В головной машине ехал начальник Управления дороги. Выслушав Чернова о ходе работ на обвале, он расспросил о состоянии дальнейшего пути.

— Семьям погибших окажите помощь, — сказал начальник Управления. — Помогите продуктами и всем, чем только сможете. Мы со своей стороны тоже кое-что сделаем,

Машины одна за другой проследовали дальше.

Чернов стоял, пока они проходили и только потом спохватился, что забыл сказать начальнику о Быкове. Он вздохнул.

Обвал расчищен, колонна прошла…

Оставив уснувшего сына, Ирина пошла к себе. Дома было как-то пусто и неуютно. С того дня, как заболел Сережа, а Аксинья Ивановна перебралась на Хатынарт, квартира так и оставалась не топленной. По углам под по-толком появился иней. Вода в ведре замерзла.

Быстро сняв с себя платок, шубку, Ирина внесла из кухни дрова, затопила печь, убрала комнату. Надо забрать Сережу домой. Вообще получилось как-то неловко — они почти поселились у Чернова. Первое время, испуганная болезнью сына, она не обратила на это внимания. Но, кажется, есть люди, которые истолковывают это по-своему. Врач, Елизавета Карповна, недавно сделала ей какой-то игривый намек. Зачем это ей! И Чернов… как он странно смотрел на нее последний раз… Ах, как необдуманно она воспользовалась его гостеприимством!

В комнате становилось теплее, уютнее.

Ирина сняла с кровати ватное одеяло, достала Сережины новые валенки и, вытащив из коридора санки, пошла за сыном.

Вечером, вернувшись с перевала, Чернов первым долгом спросил тетю Сашу:

— Как Сережа? Спит?

— Мальчика уже нет.

— Как нет! А где же он? — даже испугался Владимир Константинович.

Он быстро вошел в спальню и зажег свет. Постель была аккуратно застлана. Книги и журналы на этажерке сложены в ровную стоику. Комната была тщательно прибрана.

Чернов еще раз посмотрел на пустую кровать и, подойдя к письменному столу, молча сел в кресло. Тетя Саша постояла на пороге, посмотрела на него и пошла готовить ужин.

«Вот и всё», — подумал он.

Неужели это конец? Конец душевному покою, который он обрел с появлением этой женщины. Те короткие вечера, когда они были вместе, доставляли ему тихую спокойную радость. Сейчас же он испытывал тоскливое одиночество. В квартире стало пусто и всё как-то потеряло свою значимость.

Тишина в комнате и во всем доме действовала угнетающе. Тиканье больших настенных часов мерно отдавалось в ушах Чернова.

Он долго сидел без движения, уставившись в одну точку, не слышал, как тетя Саша звала его ужинать.

— Владимир Константинович! Остынет ведь.

Поднялся и пошел к столу.

— Тетя Саша! У нас водка есть? Налейте мне.

Старуха посмотрела на него с удивлением. Владимир Константинович не пил. Водка хранилась для гостей. Ничего не сказав, она налила в стакан водки и поставила на стол. Чернов выпил двумя большими глотками и принялся за еду. Тетя Саша стояла, прислонившись спиной к двери, и молча наблюдала, как он ест.

— Когда они ушли? — немного охрипшим голосом спросил Чернов.

— С полчаса назад. Сережа не хотел уходить — вас подождать хотел. Но Ирина Васильевна закутала его в ватное одеяло и увезла на санках.

Владимир Константинович встал, прошелся по комнате.

— Скучно как-то стало? Правда? Без мальчика. Славный мальчуган Сережа…

— Что и говорить, милые люди! Я привыкла к ним прямо как к родным.

Наскоро поужинав, Чернов оделся и вышел во двор. С электростанции доносился мерный, чохающий звук дизеля. Где-то на противоположном конце участка залаяла собака. Изредка пробивался сквозь тучи слабый свет молодого месяца.

Сунув руку в карман за папиросами, Владимир Константинович нащупал мягкие шерстяные перчатки, недавно связанные для него Ириной, и клочок бумажки. Это было письмо от Лидии. Коротенькое, ничего не говорящее письмо в несколько строк. Небрежная записка…

Достав из кармана и перчатки, и письмо, Чернов долго в раздумьи смотрел на них. «Странно все-таки устроена жизнь».

Он горько усмехнулся.