Джей Ди наблюдал за тем, как Лютер методично и аккуратно вырывал страницы книги. Он поймал себя на мысли о том, что был очарован этим человеком, живущим на другом полюсе той жизни, к которой привык он сам. До того как познакомился с Лютером, он не обращал на бездомных совершенно никакого внимания. Он считал их либо ленивыми, либо больными. Лютера нельзя было отнести к какой-либо из этих категорий. Он сделал нелегкий выбор, выйдя из того мира, который Джей Ди считал единственно правильным и достойным. Если ты не можешь получить все блага цивилизации, то ты хотя бы должен их хотеть! Как могло быть иначе? Этот же человек жил по своим собственным правилам. Он не хотел ничего, кроме пищи для себя и Будды и удовлетворения основных своих нужд. Разговаривая с ним, Джей Ди узнал немногое, потому что Лютера нельзя было назвать общительным человеком. Оказывается, он не ездил в машине уже двадцать лет. Каким-то образом Лютер был связан с миром коммерции. Он когда-то был то ли юристом, то ли журналистом, но к своей настоящей жизни пришел сам, а не в результате какого-либо несчастного случая. Он просто выбрал такой образ жизни.
Теперь же он был занят чем-то совершенно непонятным и удивительным: он вырывал из книг страницы, сворачивал их в комки и запихивал в штанины и рукава. Он постепенно становился похож на персонажа, рекламирующего пункты проверки давления в колесах или кондитерские изделия.
— Что ты делаешь? — спросил Джей Ди, отказавшись от попыток догадаться об этом самостоятельно.
— Утепляюсь. Лучше всего для этого подходят газеты, но и так тоже ничего.
Джей Ди с трудом верил свои ушам.
— Поживи на улице и научишься сохранять свое тепло.
Лютеру этот парнишка тоже показался интересным. Он был таким свежим и невинным, что это рождало в его душе смешанные чувства. Лютеру довелось многое пережить, а сейчас перед ним сидел красивый, сильный, умный паренек, который еще даже не догадывался о том, что в жизни бывают проблемы. Он был даже приятен, только… многого еще не знал.
Наблюдая, как Джей Ди гладит Будду, Лютер почувствовал симпатию к мальчишке. Пса нельзя было назвать красавцем, к тому же он давно был не первой свежести. В общем, им обоим не мешало бы вымыться, поэтому большинство из их маленького общества, скажем так, старались держаться от них в сторонке. Некоторые просто шарахались. В итоге Лютер всегда старался устроиться в дальнем углу общей комнаты, чтобы не смущать людей, которые были не в состоянии переносить исходивший от них запах. Джея Ди, казалось, он не беспокоил. Лютер наблюдал за выражением молодого лица, пока парень и пес играли друг с другом. Джей Ди был чем-то опечален, хотя сейчас у всех для этого причин было больше чем достаточно. Он был один и не знал, где находились его родители.
— Волнуешься о родителях?
— О брате.
Да, это было тяжело. Лютер даже не стал спрашивать, кто из них старше, потому что ответ был очевиден. Старшие братья должны заботиться о младших, поэтому парнишка так огорчен.
— Как его зовут?
— Бенджамин. Но я зову его Бенни.
Джей Ди внимательно посмотрел на Лютера. Что задумал этот старый бродяга? Зачем он задает ему такие личные вопросы? Лютер ответил на этот взгляд, и в его глазах Джей Ди увидел сочувствие, даже сострадание. Такое испытывает человек, который искренне хотел бы помочь другому, но бессилен что-либо сделать. Джей Ди видел это в глазах доктора Ретти, когда он выбил себе плечо во время матча по регби и катался по полю от невыносимой боли. Оно было и в выражении лица Бенни, когда отец срывался на старшем брате без всякой на то причины. Джей Ди немного расслабился.
— Мне бы только знать, что у него все в порядке…
Лютер медленно кивнул.
— Да, неведение — тяжелое испытание.
Эти слова не были для Лютера пустым соболезнованием: он многого лишился в этом мире. Джей Ди подумал, что они с этим странным человеком оказались удивительно похожи. Они оба горевали о тех, кого нет рядом с ними. Скорее всего, Лютер никогда не скажет, кого именно он потерял. Да это было уже не так важно.
Лютер оторвал еще одну страницу, скатал ее в шарик и протянул Джею Ди. Тот взял его и засунул в штанину.
— Спасибо, — сказал он.
Лютер улыбнулся и скатал ему еще один комок, с удовольствием наблюдая за тем, как ему находится достойное применение.
В Европе все еще шел снег. Ценой невероятных усилий дороги южной части Франции и шоссе запада Англии были еще проходимы. В остальной части Европы передвижение было невозможно. Целые города были погребены под снегом. Трафальгарская площадь выглядела сплошной снежной равниной, поверхность которой нарушала лишь одиноко торчащая верхушка Колонны Нельсона. Из всего транспорта работало только метро, и городские власти сократили его маршрут, не позволяя поездам выходить на поверхность. В городе, как и на территории всего северного полушария, крыши рушились под тяжестью снега, а на уцелевших стояли люди с лопатами и лихорадочно пытались сбросить с них хотя бы часть этого груза. В одном только Лондоне каждые четырнадцать минут у кого-нибудь случался инфаркт, и телефонные линии служб экстренной помощи были перегружены. Многие призывы о помощи так и оставались без ответа.
В Хедланде ветер завывал таким голосом, от которого кровь стыла в жилах. Он с удивительной избирательностью сдувал снег с одних поверхностей, погребая под ним другие. В здании центра были выключены почти все потребители энергии, чтобы сэкономить электричество. В связи с разыгравшимися событиями вести наблюдения было бесполезно. Было очевидно, что течение, для наблюдения за которым и была создана эта станция, сделало именно то, чего люди больше всего боялись: переместилось на юг. Если бы мониторы были по-прежнему подключены к сети, то все датчики буев сейчас показывали бы аварийные сигналы.
Вдалеке звук работающего генератора сменился на странное повизгивание и тарахтение. В такт ему замигали лампочки. Следом должна была отказать система отопления. Профессор и его помощники закрыли практически все здание, оставив включенными батареи только в комнате наблюдения. Когда остановится генератор, прекратят работать насосы электрической системы отопления. Это означало неминуемую смерть.
— У нас заканчивается солярка, — сказал Денис.
Саймон открыл ящик стола и вытащил оттуда бутылку.
— А на этом генератор будет работать? — спросил он, показывая на благородный солодовый напиток.
— Вы с ума сошли? Это же двенадцатилетний виски! — Профессор забрал у них бутылку и достал три стакана из другого отделения шкафа. Эта жидкость не принесет никакой пользы генератору, зато пригодится людям. Открыв бутылку, он щедро разлил напиток по стаканам. Подумал и добавил еще. К чему сейчас экономия?
— За Англию! — поднял стакан Саймон.
Джеральд Рэпсон подумал было, что тост слегка надуман. Англии больше нет. Он поднял свой стакан:
— За человечество!
Профессор искренне надеялся, что кто-нибудь обязательно выживет.
— За «Манчестер Юнайтед»! — с легким смешком присоединился Денис.
Они засмеялись и выпили. В этот момент генератор захлебнулся в визге и замолчал. Лампочки мигнули напоследок и погасли. Из радиатора послышался звук, напоминающий длинный вздох, и серия тихих ударов.
На улице было не меньше минус семидесяти. Джеральд подсчитал, что где-то через час он потеряет сознание от холода. Да, как бы ни была неприятна эта мысль, это будет самый последний час его жизни.
Денис зажег свечи, и Джеральд смотрел на лица своих коллег, освещенные неровным светом. Они были мужественными людьми, спокойно ожидающими прихода смерти с последним бокалом виски в руках.
— Жаль только, что я не увижу, каким он вырастет, — произнес Саймон.
— Главное, чтобы он вырос, — ответил Джеральд. Глубоко в сердце он надеялся на то, что так и будет. Ему не хотелось думать, что во всей Британии может не остаться в живых ни одного человека.
— Аминь, — отозвался Денис, и Джеральд подумал, что это слово было не простой поддержкой мысли о том, что его сын должен выжить. Это слово было завершением молитвы и прощанием.
— Прощайте, — сказал он от всего сердца.
Виски был чертовски хорош, мягкий, с дымком, и крепок ровно настолько, чтобы отличаться от экзотического вина.
Прощайте…
Кабинет членов правления библиотеки претерпел радикальные изменения. Вся деревянная мебель, которую было можно сломать, кусками грудилась возле камина. Там были изящно изогнутые ножки и подлокотники, набивка сидений и гобелены, их покрывавшие. Ящики старинного стола пошли на щепу для растопки, вслед за деревянной витриной, на которой раньше гордо стояли старинные книги. Сами книги были укрыты заботливой Джудит, поместившей их на огромный стол вместе с Библией Гутенберга и другими редкими изданиями.
Собратья по несчастью сидели в полукруге возле камина. Они поверили слову мальчика, а не опытного мужчины и предпочли остаться, когда бегство казалось единственным путем к спасению.
Сэм и Лора разговаривали тихо, будто молились.
— Самая вкусная еда? — сказал Сэм.
— Лобстер, когда я впервые его попробовала. Мой дядя нафаршировал его креветками и запек в сливочном масле. Это было что-то невероятное! — Она закрыла глаза, вспоминая, а Сэм — стараясь представить себе то, о чем она говорила.
Затем она снова склонила голову к нему на плечо и сказала:
— Самая сильная физическая боль?
Эти воспоминания вернули его на пляж. Да, сейчас они казались одними из самых прекрасных пережитых им минут, несмотря на то что тогда случилось.
— Когда я наступил на медузу.
Тогда была теплая ласковая вода, чистое небо, по которому летел маленький желтый самолет, тащивший за собой рекламу солнцезащитного лосьона. А как пах сам океан!
— Бедняга! Сколько тебе тогда было?
— Одиннадцать. — Он вспомнил жгучую боль, которая парализовала ногу и заставила его плашмя упасть, крича от страха. — Было так больно, что меня вырвало.
Мама тогда отнесла его в домик к спасателям, которые залили место ожога спиртом, после чего ему стало немного легче.
— А у меня — зуб мудрости, после того как отошел наркоз.
Сэм заметил, как она потирает место пореза на ноге. Та часть кожи, которая была видна, была странно припухшей и красной, не похожей на здоровую. Сэм понадеялся, что если в рану и попала инфекция, то не серьезная.
— Давай еще! — предложила она. — Твои любимые каникулы?
— Ты хочешь сказать, не считая этих?
Она закатила глаза. Боже, какая она все-таки красивая! Разве можно закатить глаза и при этом все равно остаться красавицей? Что бы она ни делала — это только украшало ее. А когда она улыбалась, становилась просто невыносимо, сверхъестественно, умопомрачительно хороша.
— Лучшие каникулы, — повторил он, копаясь в памяти, затем вспомнил: — Несколько лет назад папа брал меня с собой в исследовательскую поездку в Гренландию. Корабль тогда сломался, мы заболели. Солнце показывалось лишь на четыре часа в день, и все время шел дождь.
— Ничего себе развлечение!
— Мы с папой были бок о бок целых десять дней. — Он вспомнил, как они бесконечно разговаривали, как папа объяснял теорию о Гренландском леднике, который они собирались просверлить зондом, как в Антарктике, чтобы по кернам узнать, как менялись температура и состав воздуха. Было еще многое другое. Папа даже читал стихи по памяти, это была «Поэма о старом моряке»: «Вода везде. Ты хочешь пить, но жажду нечем утолить». — Было здорово! — с жаром закончил он.
Она молча смотрела перед собой, потом медленно кивнула. Лора понимала, как Сэм тоскует по отцу и его участию в своей нелегкой жизни подростка.
— В следующем месяце мы с отцом должны были выбрать колледж, — отозвалась она. — Он хотел, чтобы я поступила в Гарвард, но теперь, пожалуй, я могу не беспокоиться о том, чтобы набрать нужное количество баллов! — И она грустно засмеялась.
Смех вдруг перешел в плач, и Сэм подумал, что Лора вдруг поняла, что именно с ними произошло. Ее желание поступить в Гарвард уже не имело значения, потому что Гарварда больше нет.
Что же тогда по-прежнему имеет значение? Сэм знал ответ на этот вопрос. Он обнял ее за плечи и сказал:
— Не плачь. Все будет хорошо.
Она отодвинулась и посмотрела на него сквозь слезы.
— Нет, — ответила она. — Больше не будет.
Снег лежал на материке, который раньше был Америкой. Он не делал различий между большими городами и маленькими населенными пунктами, создав из них сплошную снежную равнину, где гулял ветер уже без всяких помех. На месте скоростных шоссе образовались причудливые цепочки из снежных бугров, под каждым из которых была машина с ее пассажирами, страхами и тщетными надеждами на выживание. Ветер тоскливо завывал в пустых стенах городских домов, будто выкрикивая чьи-то имена.
На некогда травянистых лугах стада замерзли там, где паслись, так и не успев дожевать траву. Снег прикрыл их так же, как машины и людей, дома и пейзажи, когда-то олицетворявшие собой воплощение американской мечты.
В некоторых крупных городах еще теплилась жизнь. Там кое-где горел свет, а снегоуборочные машины продолжали чистить дороги. Люди перемещались с места на место почти бегом. Но эти оазисы жизни были редким исключением посреди огромного пространства, накрытого холодной, безжалостной смертью. Такова была судьба мира, всего три дня назад считавшего себя бессмертным. От Парижа до Чикаго, от Новосибирска до Пекина теперь простиралось царство смерти в белом саване.
Джек чувствовал, что его силы, как и у Фрэнка и Джейсона, уже на исходе. Он искренне сожалел, что его друзья настояли на участии в этой поездке. Пока они были вместе, он должен был сделать все, что было в его силах, чтобы сохранить их жизни и достичь заветной цели. Отец должен был спасти сына. Если ему суждено замерзнуть, пытаясь это сделать, — он готов пойти на эту жертву. Наверное, где-то в глубине человеческой ДНК заложена способность родителя жертвовать жизнью ради своих детей. Так было с самой зари человечества, и так будет до самого его конца.
Джек шел вперед вместе с Джейсоном, а Фрэнк замыкал цепочку, следуя за санями. Спутниковая система навигации теперь пропадала надолго. Джек надеялся лишь на то, что Нью-Йорк — достаточно большой город, и, придерживаясь восточного направления, они обязательно на него выйдут. Поэтому путешественники руководствовались в основном показаниями компаса, изредка корректируя свой курс по очнувшейся системе навигации.
Перед ними лежала сплошная белая равнина, а снег все продолжал падать. Джек знал, что они находятся к югу от Филли, значит, пересекают один из пригородов Нью-Йорка. Больше всего его беспокоили воздушные карманы в снегу, которых просто не могло тут не быть. По своему опыту он знал, что идти по свежевыпавшему снегу небезопасно. Присыпанные снегом расщелины невозможно заметить невооруженным глазом, как бы ты ни старался.
Джек заметил, как Фрэнк прыжками уминал снег, и сделал то же самое. Снег казался плотным и спрессованным и мог быть не менее полуметра глубиной. Джек подумал, что они могут находиться над Честерскими высотами. Если будет хорошая видимость, то они найдут мост и по нему пересекут Делавэр. Эта река была полноводная и вполне могла замерзнуть не полностью. Так что путешествие по ее ненадежному ледяному панцирю может превратиться в настоящее испытание для их опыта, силы и удачи, которой они располагают.
Что там за треск раздается снизу? Джек быстро взглянул на Джейсона. Казалось, тот ничего не слышал. Но тут треск раздался снова и на этот раз прозвучал громче и протяжнее завывающего ветра.
Ккрраккх!
Джек снова посмотрел на Джейсона, потом на Фрэнка. Внешне все выглядело как обычно, но звук не мог появиться из ниоткуда. Опыт подсказывал ему, что такой звук может быть только плохим предвестником, и единственным выходом из надвигающихся неприятностей может быть только скорейшее бегство.
КРАК!
Он почувствовал мощный рывок страховочной веревки. Повернувшись, он увидел только сани, но потом рассмотрел и голову Фрэнка, провалившегося в какое-то отверстие. Он раскинул руки и постарался распределить свой вес на большую площадь снега и льда. Даже в экстремальной ситуации Фрэнк не изменил себе, оставаясь высококлассным профессионалом.
КХРААКХ!
Фрэнк исчез из виду. Секунду спустя страховочный трос дернулся и сбил Джейсона с ног. Следом за ним Джек тоже стал скользить к трещине. Ухватившись рукой за трос, Джек попытался приостановить скольжение, упершись в снег мощными ботинками. Ничего не получилось. Джейсон лежал на снегу, и у него уже не было точки опоры. Свободной рукой Джек вытащил ледоруб, молясь о том, чтобы снег был достаточно плотным, чтобы удержать его жало. Сильным ударом он вогнал его глубоко в снежно-ледовую корку и почувствовал, как она стала сопротивляться и замедлять его скольжение. Постепенно они остановились. Первый раунд выиграли они, но дальше следовал второй, наиболее сложный. Не вынимая ледоруб, Джек начал продвигаться вниз по тросу. Когда он увидел, что случилось с Фрэнком, его сердце ухнуло вниз… почти до пола торгового центра, в полутора километрах над которым они оказались. Сверху ему был хорошо виден отдел игрушек и украшенная экзотическими цветами стойка. Отдел радиоэлектроники и аптека явно подверглись разграблению, и пустые коробки и бутылки валялись недалеко от висящих в воздухе ног Фрэнка. С отвратительным стеклянным треском под Джеком шевельнулась поверхность, и он был вынужден отскочить в сторону. Снизу эхом раздался звук падающего стекла. Если Фрэнк ранен, они должны это знать, чтобы правильно организовать спасение.
— Ты как там, Фрэнк?
— Да нормально. Вот, заскочил за покупками!
Какой сильный человек!
— Держись, мы тебя сейчас поднимем! Джейсон, упрись каблуками!
Они справятся. Сейчас вдвоем вытащат Фрэнка и сразу сойдут с этой проклятой стеклянной крыши.
Рядом с Джеком раздался свистящий звук. Оглянувшись, он увидел, что Джейсон задыхается. Это было совсем некстати.
— Джейсон!
Парнишка вжался в лед, на котором лежал. Он был слишком напуган, чтобы реагировать на команды Джека. Холл сделал глубокий вдох и постарался выглядеть и говорить как можно спокойнее.
— Так, Джейсон, успокойся. Сделай хороший вдох и перекатись на спину… — начал он и наткнулся взглядом на глаза зажатого в угол кролика. — Спокойно, спокойно!
Джейсон постепенно перевернулся.
— Молодец, все правильно. А теперь аккуратно закрепись пятками в снегу.
Джейсон стал двигать ногами, чтобы найти опору в льдистой крошке. Теперь его обувь сможет затормозить движение вниз, когда они станут вытаскивать Фрэнка наружу.
— Молодец. Теперь я к тебе подойду и медленно отпущу веревку.
Он чуть подвинулся вперед, ослабляя натяжение троса, и только тогда вытащил свой ледоруб из снега. Все осталось в прежнем положении. Каблуки Джейсона заменили опору ледоруба. Джек стал медленно подползать к трещине. Он должен будет встать и вытащить Фрэнка на поверхность. Это опасно, но они должны это сделать. Как только Джек стал приближаться к краю отверстия, ветер словно ожил и стал цепляться за его руки, дергать и засыпать снегом. Поверхность под ним подалась, будто он изменил центр тяжести, и Джек спокойно подумал, что сейчас они с Джейсоном тоже провалятся и погибнут.
Ну что ж, так тому и быть.
Заглянув в трещину, Джек увидел, что Фрэнк спокойно смотрит на него. Он не стал предаваться панике даже сейчас.
С треском и шорохом трос продвинулся вниз, увлекая за собой Джека.
— Держись!
Потом треск стал раздаваться под Джейсоном, который начал всхлипывать. Джек не стал обращать на это внимания. Мужчина может не стыдиться слез на пороге смерти.
— Стекло всех не выдержит! — прокричал Фрэнк снизу.
Джек это понимал. Они забрались на конструкцию, которая не могла выдержать вес трех взрослых мужчин со снаряжением, не говоря о многотонном снежном покрове. Тут он увидел, что Фрэнк держал в руке. Боже мой, это же нож!
— Фрэнк, не надо!
Тот посмотрел прямо на него, приложив нож к тросу.
— Ты бы поступил так же, — сказал он и точным жестом полоснул по натянутому тросу.
Джек смотрел, как удалялось лицо Фрэнка, постепенно превращаясь в гримасу ужаса, потом снизу донесся удар. Фрэнк упал посреди разбросанных игрушек. Этот глухой звук заметался по пустому пространству, отражаясь от стен. Его тело не двигалось. Он умер молча, даже не вскрикнув.
Медленно двигаясь, расставив как можно шире руки и ноги, Джек стал отползать от края пролома.