Паркер крутил педали велотренажера внутри Международной орбитальной станции. Его совершенно не смущало, что он выполняет это упражнение вверх ногами: так было даже интереснее. Через несколько дней ему лететь домой, и он не собирался биться как рыбка на берегу, снова ощутив силу земного притяжения. Именно так выглядели астронавты, поленившиеся выполнять строгие требования режима физической нагрузки. За упражнениями он слушал руководителя полетом, который, скорее всего, вышел на связь, чтобы рассказать о следующем задании для шаттла.

Однако, как оказалось, все задания были отменены из-за погоды. Что такое? Наверняка речь идет только об отсрочке, ведь не может погода так серьезно влиять на их планы.

Паркеру объяснили, что в орбитальную ступень попала молния и Комитет по безопасности принял решение провести полную проверку системы. Это значит, что они будут проверять каждый винтик, каждый проводок, и ни о каких полетах речи быть не может. Им будет предложено выполнить другое задание, но гораздо позже.

— Сколько еще ждать до следующего запуска?

— Похоже, что на этой неделе ты домой не вернешься, Паркер. Достанется же мне от твоей жены!

Паркер и сам был бы рад сказать им все, что о них думает. Неужели НАСА до сих пор не может защитить технику от попадания молнии? Но вслух он произнес только: «Понял вас». На станции было строго с дисциплиной, и это было правильно. Они жили в условиях нулевой гравитации в ограниченном пространстве и при полном отсутствии уединения. Эмоции здесь не приветствовались.

Хайдеки, японский астронавт, проживший на станции три недели, брился и смотрел в иллюминатор. Он до сих пор не мог наиграться с тем, как его бритва плавала возле головы, пока он проверял качество бритья в зеркале. Ему еще ни разу не попадала в нос пена для бритья, а то он давно брился бы с маслом для кожи, как все остальные члены экипажа. Для того чтобы решительно отказаться от одного средства в пользу другого, достаточно на практике обнаружить, что может сделать простой чих с телом человека в условиях невесомости. Так что давай, Хайдеки, дерзай. Будет весело.

Японец вдруг отвернулся от окна. Была ли в этом повинна пена, но на его лице застыло выражение озабоченности.

— Смотрите, какой циклон!

Его взволновал циклон? Это что-то новенькое! Выглянув в иллюминатор, Паркер сначала не понял, что именно закрывало от них поверхность Земли. Когда он осознал, что перед его глазами формировался грозовой фронт, ему стало просто страшно. У этого чудовища была высота не меньше пятидесяти пяти километров. Неужели верхушка у него действительно состояла изо льда? Каково же придется тем, кто окажется прямо под ним?

Потом он увидел второй такой циклон, к северу от Юкона. Что же нам приготовил Господь?

Сэм жевал арахис потому, что он рос в земле, а к земле молодой человек питал сейчас самые нежные чувства. Как бы там ни было, мозг отказывался воспринимать пол самолета как землю, и Сэму казалось, что он чувствует разверзшуюся под ним пустоту. Подчинившись порыву нездорового любопытства, он провел исследование статистики авиакатастроф, и теперь его неугомонное сознание занимало себя перечислением списка их причин: отказ двигателя, пожары и разрушение корпуса, что было особенно приятно.

Самолет слегка подпрыгнул, как хорошая машина на кочке. Только такое движение без угрозы для безопасности пассажиров могла проделать хорошая машина, а он находился на самолете, причем на очень плохом самолете, управляемом людьми, которые придумали тысячу и один способ применения армированной клейкой ленты. И потом, этот толчок вызвала не кочка, а воздушная яма, та самая, у которой, в общих чертах, совсем нет дна.

— С тобой все в порядке?

— Он боится летать, — прокомментировал Брайан, что-то разглядывая в своем ноутбуке.

Это Лоре знать было совсем необязательно.

— Все прекрасно!

Бах!

На этот раз тряхнуло основательно. Дело принимало серьезный оборот. Боже мой, у нас что, хвост отвалился? Сэм замер и прислушался. Нет, самолет по-прежнему был управляем. Ну да, для того чтобы эта крошка развалилась на мелкие части, одного толчка мало, так что…

Бах!

Милостивый боже, мы сейчас все умрем! Все, это конец!

Вдруг раздался звонок. Замерцавший знак «Пристегните ремни» показался Сэму раскаленным инструментом пытки. Сэм уронил руки на пояс и судорожно вцепился в него. Пристегнут. Хотя какое это сейчас имеет значение? Как можно незаметнее он проверил, есть ли на месте гигиенический пакет, на всякий случай. Пакет оказался там, где должен быть. Слава богу! Если ему придется им воспользоваться, то он сделает это быстро и аккуратно, чтобы никто ничего не заметил. Правда, они все равно заметят, будут смеяться и сотворят из этого целую историю. И тогда — прощай Лора. А он было подумал… впрочем, какая теперь разница, что он думал.

— Если тебя будет рвать, отвернись в другую сторону, — произнес Брайан.

Как в другую сторону? Там же сидит Лора! Вот теперь ему точно стало плохо. Будь проклят этот арахис и кола!

— Заткнись, — пробормотал он в ответ.

Черт, его точно тошнит. Совсем некстати!

Самолет теперь то и дело взмывал вверх и падал вниз. Мимо прошла, качаясь, стюардесса.

— Желаете орешков?

«Боже мой, только не это! Я не вынесу даже их запаха!»

— Статистически вероятность того, что самолет упадет из-за турбулентности меньше одной миллиардной… или миллионной? Я точно не помню.

Лора наклонилась к Сэму так близко, что он уловил запах каких-то чудесных духов. И как эти женщины умудряются так хорошо пахнуть?

— Замолчи, Брайан, — сказала она, затем коснулась плеча Сэма. — Не обращай на него внимания. Все в порядке. Смотри, стюардессы еще разносят напитки.

И-И-И-И-и-и-и, бабах!

Пластиковые стаканы оказались перевернутыми, а кусочки льда заметались по полу, как обезумевшая толпа в поисках выхода. Раздались крики. Кричали люди, которые привыкли летать и постоянно пользовались услугами этого шаттла.

Дело было плохо. Это действительно был конец. Стюардесса пробежала мимо них к хвостовому отделению самолета. Вот тебе и «все в порядке». Видели бы они себя: бледные, потерянные, готовые вскочить и броситься бежать.

Зашипело радио и внезапно заговорило голосом пилота:

— Граждане, нас тут потрясет немного. Просьба оставаться на местах, пристегнуть ремни, убрать столики и привести спинки кресел в вертикальное положение.

Весь самолет вздрогнул, затем завалился на правый бок, и Сэм почувствовал, как желудок подкатил к горлу. Он зачарованно смотрел, как оливка, кусочек льда и журнал «Таймс» плавно взлетели из-за спинки кресла, стоящего прямо перед ним. Он снова услышал голоса, только теперь они не были разрозненными, а слились в какофонический хор. И этот хор кричал.

Потом раздался звук сильного удара: бах! Желудок упал к ногам, вот и все! Со щелчком на пассажиров самолета выпали кислородные маски. Лора смотрела на свою маску во все глаза, которые, казалось, были готовы выскочить из орбит. Брайану пришлось закрыть свой чертов ноутбук, и он тоже смотрел на свою маску с открытым ртом.

В конце концов самолет все-таки выровнялся, и полет закончился спокойно. Появившаяся стюардесса уговаривала пассажиров, не трогать кислородные маски и помогала избавиться от них тем, кто уже успел их надеть.

Лора повернулась к Сэму, а Сэм — к ней.

— Сэм, — начала она.

— Да? — Неужели в этот последний, предсмертный момент она решится открыть Сэму сердце и сказать, что любит его? Неужели это то, о чем он так мечтал?

— Сэм, ты больно сжал мою руку.

Он быстро отдернул свою. Ее пальцы покраснели, а на кисти остались белые следы там, где он в нее вцепился.

— Извини!

Брайан снова открыл ноутбук. «Однако, у парня крепкие нервы. Этого у него не отнимешь», — подумал Сэм.

В Хедланде погода начинала приходить в согласие с временем года. Странная жара спала, и пошел легкий снег. Саймон увидел машину Рэпсона на стоянке и решился попрощаться на улице, не затягивая расставание заходом внутрь станции. Они привыкли все время быть вместе, и его совсем не радовала перспектива провести без нее целых две недели. Джанет была его настоящим сокровищем, самым лучшим подарком судьбы.

— Не верится, что я проведу две недели со своей мамой, — сказала она, мерцая глазами из своей машины.

Он тоже не мог в это поверить, хотя знал, что ее мать с нетерпением ждет приезда дочери.

— Будь с ней терпеливой, она ждала этого праздника несколько месяцев!

Джанет грустно улыбнулась в ответ. Ее мать иногда бывала настоящей занозой, особенно по отношению к дочери, которую она считала, мягко говоря, странноватой.

— Я знаю, — ласково произнесла она.

Саймон наклонился к окошку старенького автомобиля и поцеловал ее.

— Я люблю тебя, — сказал он и хотел поцеловать ее еще раз, но она отстранилась.

С легким смехом она ответила:

— Я тебя тоже люблю! — и, протянув руку, она коснулась его щеки. — Только обещай, что не будешь звонить каждые десять минут. Хорошо?

Она прекрасно знала своего мужа, который уже решил, что позвонит ей на сотовый, чтобы узнать, все ли у нее в порядке на снежной дороге.

— Я постараюсь, — сказал он.

Он проследил, как она отъезжает, и только потом отправился в центр. В комнате, где находился контрольный пункт, было темно и тихо, как обычно. У монитора стоял Рэпсон и смотрел на информацию, проходившую по мониторам.

— Странное дело, — произнес он, услышав шаги подходившего Саймона. — Этот буй регистрирует падение температуры воды в океане на тринадцать градусов.

Саймону казалось, что он уже говорил об этом шефу. Нет, он точно об этом говорил. Может быть, старик уже забыл?

Саймон решил пощадить начальника:

— Я забыл вам сказать, этот буй пару дней как сломался. Я составлю заявку, чтобы его подобрали, как только какое-нибудь судно пойдет мимо отмели Джорджа.

— Этот буй не на отмели Джорджа, — ответил Рэпсон, — а у Гренландии.

Это действительно было очень странно. Саймон подошел поближе к монитору. На карте Гренландского побережья мигала сигнальная точка. Он уменьшил масштаб, чтобы посмотреть, где именно находится буй, и увидел еще один мигающий сигнал о падении температуры.

— Каковы шансы, что два буя вышли из строя? — произнес Саймон, размышляя вслух.

Другой монитор, отслеживавший показания датчиков с буев в важных судоходных зонах, тоже издавал звуковые сигналы.

— Вряд ли, — сказал Рэпсон. — Их уже три.

Свидетелями каких событий они стали? Саймон посмотрел на шефа, который в глубокой задумчивости не сводил глаз с мониторов.

Сэм, Лора и Брайан сидели в такси, намертво застрявшем в пробке, пока Лютер пробирался со своей изломанной тележкой вдоль стоящих машин. Дорогу ему показывал Будда. Лютер был ужасно раздосадован внезапной переменой роскошной погоды, стоявшей в Нью-Йорке с прошлого марта.

Услышав по радио прогноз погоды, он подошел поближе к окну такси, из которого тот доносился. Водитель почти полностью открыл окно, так что Лютеру было хорошо слышно.

— В Ла Гуардии сейчас прохладно, плюс три градуса. Зарегистрировано рекордное падение температуры на тридцать градусов по сравнению со средней осенней температурой прошлого года в тридцать три градуса, — вещал диктор.

Водитель закрыл окно, и машины начали постепенно двигаться. Лютеру и Будде надо было как можно быстрее уходить с проезжей части. Лютер размышлял, нет ли у него где-нибудь пальто и что он будет делать с Буддой. Он терпеть не мог холод и готовился к тому, чтобы найти пристанище на зиму себе и своей собаке. Это было просто необходимо сделать.

Сэм был настолько увлечен тем, что сидел бок о бок с Лорой, что совершенно не заметил Лютера и Будду. Лора наклонилась к водителю.

— Извините, — сказала она самым вежливым тоном, на который была способна, — но мы очень торопимся.

— Вы уже почти приехали, — раздраженно отозвался таксист.

Брайан развернул карту города.

— Мы в двух кварталах от места.

Лора выхватила у него карту:

— Дай-ка посмотреть. Так, мальчики, пойдем пешком.

Они выбрались из такси на леденяще холодный ветер. Неудивительно, что с этими странностями природы полет превратился в такое мучение. Глубоко в душе Сэм радовался тому, что не присоединился к печальной статистике. Расплачиваясь с таксистом, он услышал, как сверху раздались странные звуки. Все стоящие вокруг них люди подняли головы и стали смотреть на небо. Сэм последовал их примеру, хотя его отец советовал воздержаться от этого в Нью-Йорке: «То, что ты рассматриваешь Манхэттен, причисляет тебя к туристам. Делай это только в том случае, когда ты готов распрощаться со своим кошельком!»

«Да, пап, это понятно, но тут такое происходит!» Над крышами летели миллионы птиц. Их буквально были миллионы. Сэм заметил маленькие точки воробьев, быстрые парящие штрихи ласточек и жаворонков и зловещие тени ястребов. Их голоса эхом отражались от небоскребов, сливаясь в такой высокий, неподражаемый звон, которого Сэм никогда раньше не слышал.

Зажатый небоскребами кусок неба, видневшийся за птицами, наливался свинцовой темнотой. Сэм видел, как в действительности клубятся тучи. Они были похожи на сизый, тягучий и быстро передвигающийся дым. Однако воздух у земли по-прежнему оставался холодным и неподвижным.

Ни Сэм, ни кто-либо другой не знали, что сила происходящих в природе изменений была настолько велика, что повлияла на инстинкты всех живых существ. Обычно спокойные собаки метались и выли в присутствии своих хозяев. Коты забивались в укрытия, шипели и царапали каждого, кто пытался их оттуда вытащить. Во всех зоопарках от Торонто до Ричмонда животные бились в клетках, приматы колотили себя в грудь, львы рычали, орлы хлопали подрезанными крыльями.

Посетители Центрального зоопарка в Нью-Йорке были потрясены, когда в вольерах завыли волки. Работники зоопарка пребывали в недоумении. Они никогда такого не слышали, даже по ночам. О том, чтобы животные вели себя подобным образом в дневное время, не могло быть и речи. Правда, день действительно был необычным: мрачным и гнетущим. Он не оставил равнодушными даже голубей, формировавших длинные косые стаи, медленно направлявшиеся к югу. Голуби никогда не мигрировали. Во всяком случае, раньше.

Для Гари Тернера, сидевшего в своем офисе на Уолл-стрит, ненастная погода имела такое же значение, как и ливень в Самарканде. Он лихорадочно набирал номер на трубке, прикрывая рот свободной рукой.

— Я знаю, мистер Масако, у вас сейчас может быть очень тяжелое время, но это очень важно. Ваш сын обязательно бы мне помог…

В трубке внезапно повисла тишина. Гари не мог перевести дыхания от удивления. Он изо всех сил пытался держать себя в руках. Масако бросил трубку, или что там происходит, черт возьми? Господи боже мой, он висит на волоске от гибели! А этот узкоглазый, который понимает лишь каждое десятое его слово, так с ним обращается!

— Эй, Гари, объект справа! — раздался шепот Пола из соседней кабинки.

Потом появился мистер Фостер, который выглядел вполне беззаботно. Правда, никто ни разу не видел его озабоченным.

— Гари, Гари, ты умный малый. Но ты не настолько умен, как о себе думаешь.

Гари застыл на своем месте. Мистер Фостер оперся костяшками пальцев о его стол. Он навис так низко над лицом Гари, что тот мог рассмотреть поры на носу босса. Разве это были поры? Это были бездонные шахты, каньоны! От него пахло каким-то отвратительным средством для волос.

— Малыш Гари, мне только что звонили из Комиссии по ценным бумагам.

Гари попытался взять себя в руки и заставить свое горло повиноваться ему. Однако оно оказалось способным только на ломкий голос подростка:

— Правда? Комиссия по ценным бумагам?

Фостер начал потеть. Его глаза, казалось, больше подошли бы злобной крысе, чем этому человеку.

— Они все знают о сделках с «Воридиумом», которые ты проводил за границей.

Гари хотел спросить: «Какие сделки с „Воридиумом“?», но решил, что это было бы лишним.

Мистер Фостер покраснел так, будто Гари задал свой вопрос вслух.

— Ты знаешь, о чем идет речь, — прорычал он. — После слияния они будут стоить целое состояние.

Все, его вычислили. Поймали. Приперли к стенке. У него оставался лишь один выход.

— Я ничего не покупал…

— Не будь идиотом, Гари. Скажи своим друзьям в Японии, чтобы они сбросили все до слияния. Комиссия не должна ничего найти, иначе тебе придется нанимать хорошего адвоката, потому что за такие фокусы они точно упекут тебя за решетку.

Он выпрямился и провел руками по своим дурацким волосам. Чем он их мажет? Бриолином? Маслом?

— Мне лично начхать на то, что с тобой будет, — продолжил он. — Но если тебя заметут, то пятно ляжет на всех нас. Так что ты должен поступить правильно, Гари.

Он развернулся и пошел к выходу, так же спокойно, как и вошел. Пол, который во все уши прислушивался к каждому слову разговора, спросил, о чем шла речь. Гари не стал отвечать, а только метнул в его сторону выразительный взгляд и понадеялся на то, что до этого придурка дойдет, что его надо оставить в покое.

А какая тюрьма на самом деле? Либо он достучится до мистера Масако, либо скоро узнает все о тюремном быте. Смешно, но он отчаянно пытался избавиться от плывущего к нему богатства из-за того, что какого-то человека убило градом. В другой момент он бы даже потешался над этим. Да, но сейчас ему было не до смеха.

Академия Пайнхерст уже целый век стояла на крутом берегу Гудзона. В контрасте с безумством городской жизни, бушующей по другую сторону от высокой стены красного старинного кирпича, увенчанной стеклянной мозаикой на бетоне, широкие лужайки студенческого городка казались оазисом. Но сейчас бешеные вихри, сталкиваясь друг с другом, обрушивались с небес лавиной, терзая деревья, траву, забрасывая дорожки обломками веток. Картина больше не казалась мирной.

В старинном актовом зале, крышу которого поддерживали огромные темные балки, дождь так яростно барабанил по крыше, что и без того нервные участники олимпиады плохо слышали свои собственные ответы, не говоря уже о самих вопросах.

За длинным столом, позади вывески «Средняя школа Вудмонт», вместе с другими ребятами сидели Сэм, Брайан и Лора. Перед столом стояла кафедра, с которой судья в аккуратном темном костюме с красно-коричневым галстуком читал вопрос: «В 1532 году испанский конкистадор Франсиско Писарро пленил одного из братьев-наследников императора инков у высокогорного перуанского города Кахамарка. Как его звали?»

Сэм с презрением подумал, что это действительно была «Своя игра», и если бы не драгоценная Лора, то ни за какие блага мира он не согласился бы участвовать в этом дурацком ребячьем соревновании.

— Монтесума, — прошептал Брайан.

— Нет, Монтесума был в Мексике, а не в Перу, — быстро ответила Лора. — Как же его… Ана… Ата?

Сэм наблюдал за мучениями своей команды и за тем, как совещались их соперники, со страхом поглядывая на судью. От нечего делать он принялся рисовать испанский галеон, плывущий по открытым водным пространствам. Может быть, так выглядел корабль Писарро, плывущий в Перу, чтобы уничтожить одну из величайших цивилизаций мира за каких-то двадцать семь тысяч килограммов золота, которое, кстати, было истрачено одним поколением испанских королей.

Лора ткнула его локтем, чтобы он перестал рисовать.

— Атахуальпа, — сказал он отстраненно, не отрываясь от своего корабля. Точно ли он передает оснастку 1532 года? Он не мог за это поручиться.

Лора моментально написала ответ на стандартном бланке.

— Время! — объявил судья.

Девушка быстро передала бланк в руки ассистенту, подошедшему к их столу. Судья спросил:

— Кто дал правильный ответ?

Счастливчиков оказалось два: команды Вудмонт и Пайнхерст. Разумеется, ведь Пайнхерст были хозяевами и устроителями этой олимпиады. Академия Пайнхерст считалась лучшей в академических десятиборьях. Их трофеи украшали главное фойе здания. Неожиданно Сэм заметил кое-что исключительно неприятное. Джей Ди Уайт, капитан команды Пайнхерст, встретился глазами с Лорой и изобразил приветственный жест.

Нечего ему тут стрелять глазами! Негодяй стал пожирать Лору взглядом, как только она вошла в эту дурацкую комнату.