Томми каждый день звонил из тюрьмы в слезах. Разлучённый со своими детьми и женой, он был в агонии. Как бы он ни был зол на Памелу за то, что она обвинила его в нападении на супругу и впаяла ему шестимесячный срок, он по-прежнему ужасно хотел вернуть её. Но она продолжала заигрывать с ним, сводя его с ума. Он каждый день изливал свою душу в письмах к ней, ни одно из которых он нам так и не показал.

Для группы это было просто ужасно — потерять Томми в такой критический момент нашего спора с «Электрой». Вдобавок ко всему, у Винса возникли серьёзные проблемы с деньгами, и мы запланировали независимый от лейбла тур, потому что, если мы все вместе не помогли бы ему собрать внушительную сумму для его кредиторов, они наложили бы арест на его — а соответственно и на наши — активы. Если Томми оставался в тюрьме в течение всех шести месяцев, то тур должен был быть отменён за наш счёт, Винс был бы признан банкротом, а мы бы предстали перед «Электрой» уязвимыми как раз в тот самый момент, когда им этого больше всего хотелось. Как и любому из нас, Томми был необходим этот тур, потому что деньги помогли бы ему оплатить его судебные издержки и помочь его детям. Но разум Томми пока был далёк от всех этих проблем: всё, о чём он мог думать, это попытки вернуть своё семейное счастье, которым была для него жизнь с Памелой Андерсон — даже при том, что она уже начала бракоразводный процесс, и ни разу не навестила его в тюрьме. Чем больше Томми был заинтересован в этом, тем ближе, однако, «Motley Crue» приближались к заключительной главе своего существования.

Все девушки делают одно и то же в отношении молодой группы. Они всегда говорят, “Вы самые популярные” или “Вы самые интересные”, или “Вы те, о ком все говорят”. Со старшими, более опытными группами, женщины должны быть более хитрыми. Они говорят, “Те парни не дают вам продвигаться вперёд” или “Вы должны получать больше денег”, или “Они не проявляют к вам должного уважения”. И каждый раз, парень говорит, “В самом деле? Вы думаете, это так?” Им не хватает смелости, чтобы сказать, “Заткнись, твою мать! Мы, чёрт возьми, банда, и мы были бандой с самого начала. Так что, пожалуйста, держись от нас подальше!”

Это происходит из-за того, что каждая девочка хочет, чтобы её парень был “парнем”, а каждый парень хочет услышать от девочки, что он — “парень”. А после этого случается то, что когда один парень, ведущий группу, говорит “налево”, подчинённый ему парень скажет, “Нет, давайте пойдём направо”. На самом деле он не будет хотеть идти направо, он просто захочет таким образом самоутвердиться как лидер. Все группы одинаковые: наркотики, женщины, эго. Все эти трое охотятся за вами и уничтожают вашу группу. И после того, как мы справились с наркотиками, женщины и эго продолжали уничтожать нас.

“Я не знаю, смогу ли я делать это дальше”, сказал Томми. “Почему я должен отправляться в тур только для того, чтобы заплатить за ошибки Винса?” Этот тур значил больше, чем Винс и его бумажник; речь также шла о вызволении Томми из тюрьмы. Все промоутеры страны писали письма в суд о финансовых затруднениях, которые они будут иметь в том случае, если срок тюремного заключения Томми повлечёт за собой отмену концертов.

Поэтому я сказал Томми, как я делал это уже миллион раз прежде, что он может делать два дела: организовать свою собственную группу и играть в «Motley Crue». Это то, чем я занимался с моим сторонним проектом «58» в сотрудничестве с Дэвидом Дарлингом, который по случайности был женат на Бри Ховард, что делало его моим бывшим тестем-отчимом.

“Я одно тебе скажу”, сказал я. “Колесить с «Motley Crue» будет чертовски более безопасно, нежели оставаться дома с Памелой Андерсон”.

Т.к. я посещал Томми в тюрьме каждую неделю, я задался вопросом, почему я никогда не делал этого для Винса, когда он отбывал срок после несчастного случая с Раззлом. Он был моим братом, а также коллегой по группе, но тогда я слишком увлекался наркотиками, чтобы думать о ком-то ещё. Я позвонил Винсу и сказал, “Знаешь, в чём вся хрень? В том, что я дюжину раз навестил Томми в тюрьме, но я ни разу не навестил тебя”.

“Да всё в порядке”, сказал Винс. “Ты действительно тогда был не в себе”.

“Нет, со мной не всё в порядке”, сказал я. “Для тебя это было несчастливое время, а мы не были там с тобой. Тогда мы только-только завершили самый успешный тур, на который могла выйти молодая рок-группа. Мы вместе только начали наслаждаться самым счастливым временем в нашей жизни. А когда ты отправился в тюрьму, мы бросили тебя, как вонючий мешок с дерьмом”.

“Не переживай об этом”, сказал Винс. “Ведь всё закончилось хорошо”.

“Не знаю, так ли это”, сказал я. “Так ли всё хорошо закончилось”.

Той ночью мы с Винсом решили провести время вместе. В Плэйбой Мэншн была вечеринка, и мы приехали туда после полуночи. Когда мы вошли, к нам подошёл друг по имени Дэннис Броди. Он сказал, что Пэм только что была на вечеринке со своим бывшим бойфрендом, сёрфером по имени Келли Слэйтер, заигрывая с ним на глазах у десятков людей.

На следующий день позвонил Томми. Он был взволнован, потому что он только что проверил свой автоответчик, и там было сообщение от Пэм. Он заставил меня позвонить на его автоответчик и прослушать его. “Я очень люблю тебя, малыш”, начиналось сообщение. “И мне так жаль, что ты сейчас там. Хотя я знаю, что это сделает тебя сильнее. Просто помни всегда, что я люблю тебя и очень за тебя волнуюсь”.

Я перезвонил обратно Томми. “Чувак”, сказал он. “У меня есть надежда. Теперь у меня есть хороший шанс, что мы снова будем вместе”.

Я хотел держать язык за зубами, но это не то, что должен был сделать настоящий друг. “Я могу рассказать тебе одну историю”, начал я, “и мне кажется, что всё не так, как тебе кажется”.

Он был ошеломлён. Он отказался верить в то, что пока он сидит в тюрьме, общаясь с тараканами, у ней самой завёлся таракан.

“Знаешь, что”, сказал он мне. “Пэм всегда тебя ненавидела”.

Я всегда знал, что это правда. Кто-то говорил, что это из-за того, что она ревновала к моей дружбе с Томми, но я всегда считал, что это из-за того, что она не могла управлять мной. Каждый раз, когда она шла перекусить с нами, каждый мужик за столом желал продать свою душу, чтобы оплатить счёт или передать хлеб, или поднять салфетку, которую она уронила. Но меня она никогда не интересовала. Я обычно говорил Мику, что я не буду трахать её, даже если он одолжит мне свой член. Просто она всегда казалась мне странной и безобразной, словно кто-то бил её по лицу уродливой дубиной, хотя и очень дорогой уродливой дубиной. В действительности, кого она мне напоминала, так это тёлок, которых трахал Винс. А ведь она и была одной из тёлок, которых трахал Винс.