От Белого моря до Черного

Стражевский Алексей Борисович

V. ВОЛГА — РУССКАЯ РЕКА

 

 

Рыбинск в новом лице

Переехав на пароме — мост пока еще только строится — через Волгу у Рыбинска, мы простились с районами северо-запада Европейской части СССР и попали в пределы того знаменитого междуречья Волги и Оки, в котором сложились основы великого Русского государства. Однако знакомство с этим междуречьем мы начинаем с города, который ничем героическим не прославлен в древней истории. Летопись, составленная во второй половине XIII века, называет слободу Рыбную, или Рыбинскую, в числе поселений, подвластных угличскому князю Роману. Ее тогдашняя роль хорошо выражена в самом названии: здесь существовал «рыбный торг», пользовавшийся известностью во всей средневековой Руси.

Быстрое развитие Рыбинска как города было связано с открытием в середине прошлого века плавания по Мариинской водной системе, так как он стоял у впадения в Волгу реки Шексны. Рыбинск стал типичным купеческим городом с типичными приречными отраслями промышленности: лесопилением и мукомольем.

Сегодняшний Рыбинск выглядит совсем по-иному. Правда, старое городское ядро сохранило свой архитектурный облик, но вся система коммунального хозяйства перестроена. Западная часть города создана заново: выросли и продолжают расти кварталы многоэтажных просторно расположенных домов со скверами и парками. Здесь находится широко известный Дворец культуры, которому мог бы позавидовать любой район Москвы.

Еще более разительная перемена произошла в экономической структуре Рыбинска. Хотя старые отрасли промышленности не утратили своего значения, а в абсолютном выражении даже значительно выросли, по своему удельному весу они отступили на задний план, и ведущее место заняло производство средств производства. Во многих городах промышленного центра машиностроение ведущая отрасль. Однако машиностроение Рыбинска отличается некоторыми яркими особенностями: во-первых, оно очень рельефно выступает как основное занятие населения города; во-вторых, в его составе есть особые специализированные, даже, можно сказать, уникальные отрасли.

Преобладающая часть всей нашей полиграфической продукции — газеты, книги, плакаты, канцелярские бланки, набивные ткани, лотерейные билеты и даже деньги — отпечатаны на оборудовании, выпускаемом Рыбинским заводом полиграфических машин.

Зная об этом, мы направляемся на завод с торжественной приподнятостью паломников, явившихся на поклонение святыне. Нас встречает один из ветеранов завода А. А. Рыбаков. Он проработал здесь 30 лет, был одним из первых ударников, стал мастером и теперь избран заместителем секретаря парткома. Андрей Алексеевич рассказывает нам историю завода.

— В 1914 году один начинающий капиталист купил земельный участок за городом, на болоте, и построил завод для выпуска плугов, борон и прочего сельскохозяйственного инвентаря. После Октябрьской революции завод перешел в народное достояние и еще некоторое время выпускал старую продукцию. В 1928 году он был переключен на производство оборудования для спичечной промышленности. Освоив выпуск автоматов типа «Симплекс», рыбинские машиностроители помогли советской спичечной промышленности освободиться от иностранной зависимости.

В 1931 году заводу выпала на долю новая, еще более ответственная задача. Царская Россия с ее нищенской полиграфической базой все типографское оборудование привозила из «просвещенной Европы». Теперь речь шла о том, чтобы создать в Советском Союзе собственное полиграфическое машиностроение. И вот была собрана первая плоскопечатная машина «Пионер». По тем временам она была очень удачной: недаром ее массовый выпуск продолжался не один десяток лет, и на «Пионере» печатались тиражи чуть ли не всех небольших газет Советского Союза. Первенец с номером «01» на станине был направлен в типографию местной городской газеты, где и проработал бессменно 25 лет. В свой юбилей, получив замену, он «ушел на пенсию» и занял почетное место в Рыбинском краеведческом музее.

«Пионеры» еще служат во многих типографиях страны, и чтобы повысить их эффективность, завод выпускает к ним самонакладчики, освобождающие печатника от утомительного однообразного труда. А среди новых образцов продукции — ротационные агрегаты, где каждая секция даст 200 000 экземпляров четырехстраничной газеты в час. Выпускаются автоматы для отливки газетных стереотипов, осваиваются машины глубокой печати, позволяющие резко улучшить качество иллюстраций.

Наборных машин Рыбинский завод не выпускает, но для печатного производства он дает все необходимое оборудование. Завод снабжает не только все широко известные типографии Советского Союза. Рыбинские полиграфические машины идут и за границу: например, ими оснащен новый полиграфический комбинат в Бухаресте.

От цеха к цеху мы идем, любуясь зелеными газонами, молодыми посадками тополей и кленов, обещающими через несколько лет превратиться в тенистые парки. Не верится, что здесь было болото.

— В борьбе с ним, — рассказывает А. А. Рыбаков, — активное участие приняли все рабочие и служащие.

Еще один прекрасный образец народной самодеятельности — общественная оранжерея на заводском территории. Здесь работают после трудового дня любители-садоводы и огородники-селекционеры. Заведует ею единственный «штатный» работник — пенсионер, получающий небольшую плату, — он тоже трудится здесь не ради заработка, а из любви к делу. Летом в оранжерее выращивают южные фрукты и цветы, а зимой она превращается в теплицу и дает свежие овощи.

В заключение нашей экскурсии мы осматриваем цех ширпотреба, где изготавливаются электрические духовки. Все производство, начиная от штамповки корпусов из жести и кончая окраской и сушкой готовых духовок, сосредоточено в одном небольшом помещении. Цех ширпотреба — молодежный. Парни и девчата работают споро, попутно упражняясь в остроумии. От них-то мы и услышали историю о том, как испытывались первые образцы духовок.

Приемщики — торгующая организация — не поскупились на сдобное тесто и начинки. Над заводом стояли сказочные ароматы. Машиностроители самоотверженно дегустировали пирожки. Приемщики заявляли, что они уже всем довольны, но добросовестные изготовители считали необходимым еще и еще раз испытать и тот и другой вариант загрузки духовок при том и другом режиме…

Вовек не забыть полиграфо-машиностроителям этого неповторимого события в своей истории. Оно передается из уст в уста с различными изменениями и дополнениями. Новички, хотя они и не могли быть его свидетелями, не отстают в припоминании все новых и новых наидостовернейших подробностей. И если вы, дорогой читатель, приехав в Рыбинск через несколько лет, услышите, что при испытании электродуховок за горами пирожков с повидлом не видно было цехов, — не удивляйтесь, а добросовестно передайте услышанное вашим знакомым, по возможности без преуменьшений.

Рыбинскому заводу дорожных машин тоже долгое время принадлежала уникальная роль в экономике СССР. В каком бы районе страны, на какой бы дороге ни встретили вы механический каток, медленно движущийся по свеженасыпанному гравию и асфальту, еще недавно вы могли смело утверждать: он сделан в Рыбинске.

Площадка, где выставлены для обозрения образцы продукции, похожа на диаграмму «прежде и теперь»: очень уж отличаются по размеру поставленные рядом машины. Только значение этой диаграммы обратное: большая машина — это «прежде», а маленькая — «теперь».

Вот стоит широко известный каток Д-211А — громоздкая машина весом 10 тонн с двигателем мощностью 40 лошадиных сил. Рядом — вибрационный каток-малютка Д-484, который весит всего 1,2 тонны и имеет двигатель в 8 лошадиных сил. Благодаря своему вибрирующему вальцу малютка не только заменяет старый каток, но и превосходит его по производительности в 3—4 раза. А какова экономия металла, горючего, времени и труда на изготовление! Взамен 15-тонного катка Д-400А с двигателем в 55 сил выпускается трехвальцовый вибрационный каток Д-317Б весом 3,5 тонны с 18-сильным двигателем. И он тоже по производительности намного превосходит старую модель.

Новые вибрационные катки полностью оправдали себя. Однако выпуск старых, хотя и в меньшем количестве, продолжается: применение виброкатка не везде возможно — в частности, им нельзя работать на мостах.

Среди недавно освоенных заводом машин — шнековый снегоочиститель на базе автомашины ЗИЛ-150, предназначенный в основном для аэродромной службы. Он быстро движется вперед, отбрасывая на несколько метров мощную снежную струю. Однажды на заводе был получен благодарственный отзыв от неожиданного адресата. Труженики казахстанской целины сообщали, что снегоочиститель Д-470 помог им спасти тысячи тонн зерна, начавшего сыреть при хранении под открытым небом: перекидали зерно с места на место несколько раз, и оно просушилось!

 

По-коммунистически — значит сообща

Рыбинский кабельный завод — молодое предприятие: в семилетку он вступил в десятилетнем возрасте. Здесь все поставлено на современную ногу. Вопрос о том, кто проведет нас по цехам, не возникает, ибо для руководства экскурсиями выделен специальный инженер Бюро технической информации. А экскурсанты бывают почти каждый день: с родственных предприятий приезжают за опытом, учащаяся молодежь интересуется, наведываются друзья из-за границы. Часто гостят на заводе специалисты из научно-исследовательских учреждений.

Завод получает медную проволоку большого диаметра, так называемую «катанку» из Кольчугина (Владимирской области), где находится известный в СССР медеплавильный завод.

В волочильном цехе, проходя последовательно через все более сужающиеся «фильеры» — калиброванные отверстия волочильных машин, проволока становится все тоньше, а затем подвергается термической обработке, которая сообщает ей прочность и гибкость. На машинах тончайшего волочения выпускается проволока толщины женского волоса — 0,08 миллиметра, почти невидимая простым глазом: если собрать ее в пучок, получаются как бы локоны медноволосой красавицы.

Эмальцех — предмет особой гордости коллектива завода. Он крупнейший в Европе и оснащен самым совершенным отечественным оборудованием. Здесь идеальная чистота, лампы дневного света дают превосходное ровное освещение в любое время суток. Работницы в белых халатах. Под их наблюдением медная нить протаскивается через фетр, пропитанный лаком, потом проходит сушку в печах и наматывается на катушки. В эмальном производстве очень важна хорошая вентиляция, но здесь вы не увидите широких гудящих трубопроводов, обычно загромождающих верхние ярусы подобных цехов: мощная вентиляционная система убрана под землю.

Мы переходим в цех, где производятся кабели для радиотелевизионного оборудования, а также комплекты электропроводки для автомобилей, тракторов и подобных машин.

В цехе очень много молодежи, и почти все рабочие со средним образованием. Не удивительно, что именно в этом коллективе шире всего развернулось движение бригад коммунистического труда.

Первой на заводе получила это звание бригада обмотчиц под руководством Марии Шелгуновой. Мы беседовали с членами ее бригады и других бригад. Признаться, мы не все поняли в технических новшествах, которые применили обмотчицы, оплетчицы и тростильщицы. Но каковы бы ни были их методы в технических деталях, главным оставался дух коллективизма, живое выражение общности судьбы и жизненных целей всех членов рабочего коллектива.

Раньше в конце смены обмотчицы останавливали машину, чистили ее, снимали катушки, подсчитывали выработку. Следующая смена заправляла машину заново. Теперь смену сдают на ходу, а ухаживают за машиной в процессе работы. Выигрыш равен целому часу рабочего времени, производительность поднялась почти на 10 процентов — это в современном сугубо машинном производстве, где и так все уплотнено до секунд.

Но как же с подсчетом выработки? Ведь невозможно учесть, что сделала одна смена и что другая.

— Да, невозможно. Но кому это нужно? — говорят девушки. — Ведь мы — одна бригада, одна рабочая семья. Будем работать по общему наряду. Заработок? Раз выработка повышается, следовательно, и заработок возрастает, мы его поделим поровну на всех в соответствии с квалификационным разрядом.

Но ведь кое-кто, возможно, на этом прогадает: есть особо способные, умелые руки, которые, работая в одиночку, зарабатывали бы значительно больше других?..

— А мы за этим не гонимся! — запальчиво отвечает одна из работниц, участвующих в нашей беседе. Она несколько постарше других девушек, в ее движениях у машины видна высокая рабочая сноровка. — Вот я раньше больше всех получала, ну и что из этого? Теперь никому не обидно. Говорим: «Работать и жить по-коммунистически». А по-коммунистически — значит сообща!

Раньше каждый отвечал только за себя, поэтому некоторые и думали только о себе. Правила коммунистического труда затронули такую чувствительную струну, как рабочая совесть. «Не себя подведешь, всю бригаду». Эта короткая фраза действует теперь куда сильнее, чем былые многочасовые проработки на собраниях и назидательные беседы мастеров, начальников и комсоргов…

Руководит цехом комсомолец Яков Дарьер. Мы встречаемся с ним у оплеточных машин, на которых быстро крутятся веретена с нитями различного цвета. Непривычно видеть такого молодого человека в роли начальника крупного цеха. Как-то он справляется со своими сложными обязанностями?

— Знаете, когда приходится руководить таким замечательным народом, как наш молодежный коллектив, крылья вырастают. Да, впрочем, тут, если просто не мешать им работать так, как они хотят, и то дело пойдет на славу, — с улыбкой говорит молодой инженер. — Но, конечно, бывает иной раз трудно решать вопросы. Возьмите систему оплаты труда. Вот вы, москвичи, вращаетесь, может быть, в «сферах» — скажите, что вы думаете о работе по общему наряду? Дело в том, что некоторые товарищи смотрят искоса на наши коллективные наряды. Называли уж и отсебятиной и отсталыми настроениями. Им говорят, что это народная инициатива, а они — что мы у кого-то на поводу…

— Но ведь вы, применив эту систему, повысили производительность труда! Что же тут отсталого?

— Вот именно…

Чем могли мы помочь молодому начальнику цеха? Мы только посоветовали ему теснее держать контакт с партийной организацией и быть думами и стремлениями всегда единым с коллективом, который вырастил его и поставил собой руководить.

Долго еще не выходили у меня из головы эти беседы на Рыбинском кабельном заводе. Человек перестает думать о личной выгоде, а помышляет лишь о пользе коллектива — бригады, цеха, завода.

Не есть ли это шаг к тому недалекому будущему, когда мы, живя в обществе, достаточно богатом, чтобы дать каждому все, в чем он нуждается, все до единого поймем, что наше личное благополучие создается через благополучие всего общества и не может быть достигнуто никакими другими путями?

Эти молодые рабочие, парни и девушки — умелые, знающие, серьезные, полные веры в будущее, строят коммунизм для самих себя — «им жить», как говорили в старину. Разве не принадлежит им право самим выбирать пути в коммунистическое завтра? Они делают это не на ощупь, они не слепы, ленинская партия вооружила их знанием основ общественного развития. Они уже в сегодняшнем дне видят, как умножение именно общественного богатства повышает уверенность производителя в том, что общество выдаст ему его справедливую долю. Видят это в миллионах новых квартир, заселенных рабочими семьями, в растущем изобилии продуктов питания и одежды, в небывало широком доступе для трудовой молодежи к высотам образования и культуры, во множестве справедливых мер партии по ликвидации излишеств.

Прекрасен молодой завод, прекрасен его молодой коллектив. Он насыщает живой плотью затверженную фразу, часто повторяемую без проникновения в смысл: молодежь — наше будущее.

Давайте же больше ей доверять!

 

Геркулесовы столбы

Уже простившись с кабельным заводом, мы еще раз любуемся им издалека, с высоты огромных башен волжского шлюза, расположенного в нескольких километрах дальше на северо-запад. Новые заводы, такие, как Рыбинский кабельный или Череповецкий металлургический, по своему внешнему облику воспринимаются не просто как промышленные сооружения. Обозревая их стройные, выдержанные в строгих пропорциях корпуса, размещенные в рациональном, глубоко продуманном порядке, получаешь эстетическое наслаждение, как от произведений искусства.

Что же касается сооружений канала имени Москвы — а Рыбинский район гидросооружения входит административно в систему этого канала, — то их не раз называли как образец архитектурных излишеств. Спорить с этим не приходится. Но если говорить о башнях шлюза у села Переборы под Рыбинском, то они при всей своей величине не производят впечатления несоразмерности, ибо эти башни очень удачно, хочется даже сказать естественно вписаны в окружающую местность.

Видеть их начинаешь издалека. Еще неясные в контурах, еще окутанные туманной дымкой, они манят к себе могучим для человеческой души магнитом громадности и загадочности. Глядя на них, начинаешь понимать, чем привлекает пирамида Хеопса, сооружение рекордной бесполезности и тем не менее одно из популярнейших на земле. Ничто вокруг не притягивает взор с такой интенсивностью. Вы привыкаете к этим башням и, оказавшись перед ними, уже не спрашиваете, нужны ли они. Раз попавшись на глаза, они стали вам необходимы.

А для тех, кто приближается к башням Переборского шлюза по воде, они выглядят воистину, как геркулесовы столбы, воздвигнутые не мифическим, а реально существующим великаном — строящим советским человеком — в память о своем не сказочном, а действительном подвиге.

Шлюз у Переборов — это водная ступенька, помогающая судам шагнуть из Волги в Рыбинское море и обратно. Он уникален по своим габаритам. Разность уровней составляет 18 метров — это высота шестиэтажного дома. Емкость каждой из двух параллельных камер — 165 тысяч кубических метров. Несмотря на такие громадные размеры, заполнение камер продолжается всего 7 минут — на радость и удивление всем судоводителям. Капитаны говорят, что шлюзоваться в Переборах одно удовольствие. И дело не только в скорости, но и в том, что вода поступает в камеру очень равномерно, судно стоит спокойно, его не бросает и не бьет о бетонные стенки шлюза.

Эта плавность заполнения достигнута устройством шестнадцати водопусков, равномерно распределенных по всей площади камеры, а к ним вода подводится по двум параллельным подземным галереям.

На Рыбинском гидроузле, как обычно на внутренних водных путях, жизнь течет в спокойном, на взгляд горожанина, медлительном темпе. На самом деле труд работников гидросооружения полон высокого накала. Кроме пропуска судов, они заняты широким комплексом работ по «поддержанию обстановки». В это понятие входит и обслуживание судоходства, и обеспечение работы турбин гидроэлектростанции, и соблюдение безопасного уровня воды.

С балкона шлюзовой башни нам показывают, где проходило старое русло Волги до сооружения плотины. Вон там тянулось оно, где сейчас плещется широкий искусственный рукав водохранилища, и было в межень таким узким и мелким, что его можно было переехать на телеге.

Гидроузел сыграл огромную роль в развитии прилегающего района: весь Переборский промышленный комплекс возник благодаря гидроузлу. Нам виден поодаль красавец кабельный завод, вон на берегу Волги завод гидромеханизации… А там, у шекснинского устья, высится мощная Рыбинская гидроэлектростанция, питающая током не только рыбинский промышленный узел, но и Череповец и даже более дальние районы. Захудалое село Переборы превратилось в крупный пригород Рыбинска и скоро, вероятно, срастется о ним воедино.

Еще одним «геркулесовым» сооружением может похвастаться Рыбинск. Это крупнейший на Волге элеватор емкостью в 180 тыс. тонн с годовым оборотом около полумиллиона тонн зерна. До недавнего времени Рыбинский элеватор считался самым механизированным в Советском Союзе, но теперь эта честь перешла к новому Московскому элеватору. Однако рыбинский богатырь не смирился: уже утвержден проект его полной автоматизации.

Хозяйство гигантского зернохранилища многообразно и довольно сложно. В небольшой искусственной гавани устроен причал для самоходных барж и других судов-зерновозов. Из трюмов зерно пневматически по трубам поднимается в разгрузочную башню. Сюда же поступает зерно, прибывшее по железной дороге: вагоны загоняются в крытую галерею, зерно сбрасывается в приемный ларь, а из него попадает на транспортер.

У мест разгрузки, у вагонов, ждущих своей очереди, на разгрузочной башне, на крышах транспортерных галерей — всюду мы видим несметные голубиные стаи. Голуби расхищают и загрязняют зерно. Ущерб от них не меньший, чем от крыс. Между тем, если для борьбы с крысами разработаны эффективные методы, то о борьбе с голубями как-то не принято даже и говорить. Понятия из поэтической символики мы с языческой непосредственностью переносим в мир реальных вещей, и голубь становится чем-то вроде священного животного…

Однако не станем делать поспешных выводов. Пусть специалисты выяснят поточнее, какую роль играет эта птица в совокупности различных природных явлений и человеческой деятельности.

Из разгрузочной башни зерно транспортером подается в рабочую или распределительную башню элеватора и по ковшевым вертикальным транспортерам «нориям» переносится наверх, отсюда его направляют на сортировку и в сушильное отделение, если оно нуждается в подсушке. Очищенное и доведенное до кондиционной влажности, зерно попадает на длинный транспортер, движущийся в верхней галерее силосного корпуса, и там ссыпается в силосы, которых более трехсот.

Автоматически действующие приборы позволяют непрерывно контролировать режим в каждом силосе. Показания приборов отражаются на большом центральном пульте в диспетчерской, и здесь мы можем убедиться, что во всех силосах температура держится на уровне 21—22 градусов, в полном соответствии с технической нормой.

С 60-метровой высоты распределительной башни виден как на ладони весь город. Отсюда он тянется много километров на северо-запад вдоль берега Волги; вдалеке виднеются Переборы, сооружения гидроузла, Рыбинское море. А внизу под нами — узор железнодорожных путей, корпуса заводов и фабрик, блестящие ленты асфальтовых дорог и стройки, стройки, стройки…

 

Проверьте ваши часы

Едем по хорошей, мощенной булыжником дороге. Справа временами видим Волгу. Она здесь нисколько не величественна — средняя деловито текущая река, вода коричневатая, попадаются небольшие островки, берега то травянистые, то песчаные, местами обрывистые, по берегам сосновые боры.

Приближаемся к Угличу.

Воображение уже рисует мрачные обомшелые стены средневековых крепостей, решетчатые окна боярских теремов, мерещатся глухие закоулки княжеского двора и «мальчики кровавые в глазах»… Вдруг вместо всего этого на самой окраине Углича видим высокие производственные здания из серого кирпича. Мощный динамик с железного, покрытого алюминиевой краской столба громогласно и со всей серьезностью советует нам: «Товарищи, проверьте ваши часы». Действительно, 12 часов сегодняшнего дня!

На воротах ажурная проволочная арка и надпись на ней: «Угличский часовой завод».

Он был построен в середине тридцатых годов как завод часовых и технических камней, но после войны расширился, начал собирать часы, потом полностью их изготовлять, и теперь часовое производство стало основным. Однако свою старую специализацию завод не забросил. Кроме того, здесь выпускают оборудование для часовой промышленности, в том числе станки для производства камней.

Еще сравнительно недавно наша страна была бедна часами. Теперь часы обычно из первой же получки покупает себе каждый, начинающий трудиться. Я надеюсь, что многочисленные владельцы часов не будут возражать против того, чтобы получить некоторые сведения об изготовлении этого необходимейшего бытового прибора.

Благородный камень рубин, применяющийся для подшипников часовых осей, как и другие разновидности корунда, ныне получают искусственным способом. Рубиновые слитки, поступающие на завод, имеют вид огромных, не умещающихся на ладони капель темно-бордового или более светлых оттенков. Первым долгом капли надо распилить на пластины. Служащий для этой цели станочек совсем маленький, он установлен на столе и состоит из двух плоскостей — горизонтальной и вертикальной. Прижимая к плоскостям заготовку, закрепленную техническим клеем на специальном приспособлении, рабочий рукой подает ее навстречу вращению дисковой фрезы. Полученные таким путем пластины тут же распиливаются на полоски, а последние — на квадратики со стороной 2—3 миллиметра.

При помощи клея квадратики скрепляются и образуют длинный стерженек. На станке, напоминающем обычный круглошлифовальный станок, только миниатюрных размеров, стержни проходят обкатку, камешкам придается грубо-цилиндрическая форма и дальше они поступают на сверлильные станки. До последнего времени сверление производилось на швейцарских станках с ременной передачей, мало производительных и очень шумных.

Камешки наклеиваются по одному на конец стерженька-оправки, и каждая оправка закрепляется против одного из двадцати быстро вращающихся сверлышек. Точнее, это даже не сверла, а стальные проволочки диаметром менее 0,1 миллиметра, кончики которых покрыты алмазной пылью. Теперь на Угличском заводе внедряется новый, гораздо более совершенный, более производительный и почти бесшумный станок для сверления камней. Его создал здешний изобретатель слесарь-механик Н. Ф. Кузнецов. Этот станок, получивший марку К-103 (по имени автора и числу его изобретений), покоряет простотой и остроумием конструкции.

В швейцарском станке 20 шпинделей расположены по двум горизонталям. А тут 60 шпинделей, размещенных по кругу, в круглой литой станине. Внутри этого круга диаметром более полуметра вращается диск, снабженный резиновым ободом. Он-то и приводит в движение все 60 шпинделей. Благодаря огромной разнице между длиной окружности ведущего диска и ведомых шеек шпинделей достигается разительное повышение числа оборотов по сравнению со старыми станками. А обороты — это производительность, быстрота сверления.

Просверленные камушки идут в отдел технического контроля. На проекторных станках, дающих стократное увеличение, контролеры совмещают теневое изображение камня с вычерченным шаблоном.

После этого камни, нанизанные на стальную нить, окончательно шлифуются снаружи (алмазной пылью), потом обрабатывается отверстие. Наконец, у кромок снимается фаска, и камень готов.

В корпусе камней, который подразделен на несколько цехов, производятся также корундовые иглы для патефонных пластинок. После шлифовки игла запрессовывается в металлическую оправку и одна-одинешенька упаковывается в пакетик с надписью: «Корундовая игла».

Случалось ли вам покупать такие иглы? Читаете ли вы этикетки товаров, которые вы покупаете? Не будьте безразличны к географии изделий, в ней раскроются перед вами многие интересные взаимосвязи.

Пойдем теперь в сборочный цех, посмотрим, как собирают новые дамские ручные часы «Волга», выпуск которых начат в первом году семилетки.

Длинный светлый зал. Сборщицы и сборщики в белых халатах, девушки с одинаковыми марлевыми повязками на головах. Ничего похожего на завод, вид как в хирургической клинике, и без малого такая же чистота. «Медицинское» впечатление усугубляется тем, что все вооружены пинцетами.

Девушки в большинстве. Все сидят рядышком за длинными столами, и перед каждым прозрачный пластмассовый ящичек, разделенный на клеточки. В них разложены по порядку детали, которые данный сборщик должен поставить на место. Представление о конвейере, как механизме, за которым надо поспевать, плохо вяжется с тем, что мы видим. Лента в середине стола движется медленно-медленно, почти незаметно для глаза. На ней через равные промежутки лежат будущие часы, накрытые прозрачным колпаком…

За отдельным столом сидят совсем юные девушки, выпускницы средних школ, только нынешним летом пришедшие на завод. То к одной, то к другой из них подходит инструктор. Но не пугайтесь, читатель, к тому времени, когда вы будете читать это сочинение, они наверняка станут отличными мастерами сборки и вы сможете смело покупать угличские часы.

 

Преданья старины глубокой

«…На месте, приуготовленном самим промыслом божиим, на правой стороне Волги, создася град велий и лепотою изрядный, и не премени рекомого издревле имени углян и нарекоша Углич». Так гласит летопись о событии, относимом к середине X века, когда некий князь из рода правителей Киевской Руси превратил «издревле» существовавшее и «велее» поселение в город, то есть укрепленный пункт с торговыми и административными функциями.

Сначала Углич зависел от Киева, затем перешел к Ростову, потом стал самостоятельным в результате раздела Владимирского великого княжества, попал вместе с большинством русских земель под татаро-монгольское иго, уже при татарах перешел под власть Москвы и наконец был поглощен Московским государством. В кровопролитных усобицах князей он обычно играл роль чьей-нибудь пристяжной и поэтому никогда ничего не выгадывал, но во всех случаях нес жестокую кару. Не имея собственной династии, Углич назначался в удел родственникам великого князя и служил разменной монетой в интригах московского двора. Он терпел грабеж, пожар и истребление жителей от татарской орды, а польско-литовские разбойные отряды, ожесточенные долгим сопротивлением мужественных угличан, подвергли его неслыханному разорению.

Но, пожалуй, более всего известен Углич событием, которое отбросило свою тень на целую эпоху «смуты» и «лихолетья», эпоху, по времени не столь продолжительную, но по драматизму, пожалуй, самую накаленную во всей дореволюционной русской истории.

Виновность Бориса Годунова в убийстве царевича Дмитрия никем не была доказана за отсутствием прямых улик. Однако народная молва единодушно нарекла его убийцей. Годунов заслужил этот приговор бесчеловечной расправой над угличанами, восставшими против московских дьяков и бояр. Едва ли народный самосуд над Битяговскими, Качаловым, Волоховым и другими был местью за гибель царственного отрока: угличскому простонародью не с чего было питать к нему особо нежные чувства. Но при уровне сознания того времени, когда здравые понятия переплетались со вздорными богобоязненными предрассудками, весть об убиении помазанника божия рукою ненавистных народу угнетателей, естественно, придала зреющему бунту окраску праведного неистовства.

А Борис? Приняв нелепейшую и полную противоречий версию следственной комиссии Василия Шуйского о том, что Дмитрий якобы в припадке падучей сам зарезал себя ножом, он приказал казнить 200 угличан, а 5 тысяч сослал в Пелым, захудалый городок Северного Зауралья, который к тому же был накануне уничтожен пожаром. Так самодержавие положило начало широкому использованию Сибири, только-только завоеванной для России войсками Ивана Грозного, как места ссылки.

И вот мы на том самом волжском берегу, где 370 лет назад вдова Ивана Грозного Мария Нагая держала на руках окровавленное тело своего восьмилетнего сына. В 1606 году, после того, как тот же Василий Шуйский, защищая свое право на престол от самозванца, объявил прах царевича Дмитрия «нетленными и чудотворными мощами» и привез его в Москву, здесь была сооружена небольшая деревянная церковь «На крови св. царевича Дмитрия». Она была затем разрушена поляками, заменена новой, тоже деревянной, а строительство ныне существующего здания было закончено в 1692 году.

Эта церковь не зачислена в архитектурные шедевры, она далека от идеала гармонии, ее стены, по мнению ценителей, перегружены декоративными элементами, а колокольня груба или, точнее говоря, низковата, и вообще своим силуэтом здание напоминает паровоз. Но мы не знатоки архитектуры и не ею интересуемся в данном случае.

Входим под тяжелые молчаливые своды. Роспись стен переднего нефа изображает отдельные эпизоды из легенды о сотворении мира. Эти фрески поражают неожиданной натуралистичностью стиля, не свойственной русским церквам: уж не находились ли художники-реставраторы под влиянием новейшей версии Жана Эффеля?

Роспись сводов главного нефа воспроизводит народное предание об убиении царевича Дмитрия. Вот изменница нянька, боярыня Волохова, ведет своего подопечного с крыльца княжеского дворца. За ними наблюдают притаившиеся злодеи боярин Битяговский и дьяк Качалов. Вот нянькин сын Осип Волохов просит царевича показать ожерелье, а сам вонзает ему в горло нож, и подоспевшие сообщники довершают черное дело; вот пономарь Федор Огурец, запершись на колокольне, звонит в набат, и ужаснувшиеся угличане чинят расправу над злодеями…

В этой росписи, при всей архаичности изобразительных средств, нет по сути дела ничего церковного, она проникнута светски-реалистическим восприятием действительности. В средневековой Руси религиозная форма была единственной общедоступной формой общественного сознания, духовенство и монастыри монопольно владели идеологией, и любое событие общественного значения неизбежно окрашивалось в религиозные тона. Однако это событие, будучи истолковано в религиозном духе, не переставало волновать своей реальностью. И когда художник, близкий к народу, среди множества религиозных мифов вдруг нападал на сюжет, полный реального содержания, он искал для этого сюжета реалистический способ воплощения, нимало не смущаясь тем, что событие записано в Четьи-Минеи.

Церковь «На крови» — интереснейший из отделов Угличского музея. Здесь хранится много подлинных реликвий, в том числе знаменитый Ссыльный колокол — тот самый, по зову которого угличане восстали против московских бояр. По приказу Бориса Годунова колоколу отсекли одно ухо и сослали в Тобольск. Там он содержался в приказной избе со всей строгостью как «первоссыльный неодушевленный с Углича». В 1892 году в связи с трехсотлетием угличской драмы колокол был реабилитирован и торжественно возвращен в Углич.

Главный и наиболее обширный отдел музея расположен в княжеском Дворце, древнейшем здании Углича. Он был построен из кирпича новгородскими мастерами на месте прежних деревянных дворцов при Андрее Большом, княжившем в Угличе с 1461 по 1493 год. Дворец подвергался разрушению и перестройке; то, что уцелело от него до настоящего времени, представляет собой, вероятно, лишь часть княжеских хором, однако часть центральную. Исследование кладки наружных стен позволило установить, что верхняя часть была восстановлена в более позднее время, а нижняя сохраняется со времени первоначальной постройки. Большой ущерб подлинности здания нанесла небрежная реставрация произведенная к трехсотлетию угличских событий.

Первый этаж дворца сохранил ту планировку, которая существовала при последнем угличском князе — царевиче Дмитрии. Мы видим эти сравнительно небольшие палаты и комнатки, их сводчатые дверные проемы и окна. Сохранилась от тех времен кованая косоугольная оконная решетка со слюдой. Во втором этаже от старой планировки не осталось и следа, но уцелела изразцовая печь, у которой, как полагают, грелся еще сам царевич.

Бродишь по Угличу, и в каждой пяди земли слышится гул истории Руси.

Почему бы таким городам, как Углич, имеющим богатейшие культурно-исторические традиции, расположенным в прекрасной местности, лишенным столичной сутолоки и соблазнов, не сделаться университетскими? Может быть, при этом нашлось бы какое-нибудь разумное использование и для многочисленных монастырских сооружений.

Переехав через ров, опоясывающий территорию бывшего кремля, мы снова в сегодняшнем дне. Город примечателен шириной своих улиц. На площади стоят колхозные грузовики. День клонится к вечеру, к автомашинам стекаются люди — кто с покупками из магазинов, кто с портфелями из районных учреждений. Вот мы сейчас и расспросим с дороге в Дубну, следующий пункт нашего маршрута.

Дубна, как и Углич, стоит на правом берегу Волги, но наша карта дороги по правому берегу не показывает. Да, действительно, узнаем мы, дорога вдоль Волги была, но после подъема воды плотиной стала непроезжей. Однако тут же слышатся возражения: как так непроезжая? Можно ехать, тем более на такой машине!

Русский человек любит поговорить на досуге, а порассуждать у карты тем более. Вскоре вокруг нас собралась изрядная толпа, карта пошла по рукам. О нас забыли, спорили теперь между собой, мы уже окончательно потерялись среди самых разноречивых суждений, как вдруг один молодой шофер говорит деловито:

— Хотите ехать, давайте за мной, покажу вам дорогу на Кашин, а там через Горицы на Кимры и в Дубну…

Мы не без труда выручили свою карту, завели мотор и тронулись вслед за колхозной машиной.

По плотине Угличского гидроузла переезжаем снова на левый берег Волги, бросаем прощальный взгляд на панораму города с его монастырями и храмами и вслед за колхозным грузовиком тряской дорогой мчимся на запад. Вскоре булыжная мостовая кончается, пробираемся проселками через поля и перелески, заботясь об одном — как бы не отстать от колхозной машины. Наш проводник, зная дорогу, лихо преодолевает лужи и колдобины, с ходу выбирает колею среди множества разъезженных лесных развилок, то скрывается за кустами, то вновь появляется и манит за собой красным огоньком фонаря: уже сгущаются сумерки. Наконец, когда совсем стемнело, он остановился в небольшой, но разбросанной деревне.

— Я приехал. А вам теперь все время прямо, никуда не сворачивайте. За полем начинается Калининская область, там калининцы дорогу новую строят, так по ней и езжайте.

Действительно, вскоре по бокам выровненного грейдером полотна потянулись глубокие вырытые канавокопателем кюветы. В темных уснувших деревнях прямо у дороги лежат груды льняных снопов, приготовленных к вывозу на стлища. Дорога стала скользкой после дождя, машину бросает от одного кювета к другому, на колесах налипают огромные глинистые обода. Ехали мы долго и уже начали было сомневаться, не подвел ли нас деловой колхозный шофер, но тут впереди показались огни — много, много огней.

Кашин — скромный районный городок на востоке Калининской области — тоже имеет свою историю и свои достопримечательности. Летопись XIII века говорит о нем уже как о городе, а в XIII—XIV веках в течение столетия существовало даже Кашинское княжество. Но затем, оказавшись в провинциальной глуши Московского государства, Кашин превратился в типичное «расейское» захолустье. Сомнительного свойства оживление внесли в его жизнь предприимчивые купцы: в середине XIX века Кашин прогремел как центр фабрикации поддельных вин. Масштабы этой деятельности были таковы, что на нее не раз откликался великий сатирик Салтыков-Щедрин, и именно ей обязано своей славой превосходное вино «Мадера», о котором еще и теперь всерьез говорят: «Там намешано черт знает что».

Ныне Кашин, разумеется, совсем не тот. В его развитии большую роль сыграла постройка крупного завода электроматериалов, а также высокий подъем воды в реке Кашинке благодаря Угличской плотине. Но самым важным объектом города остается его знаменитый водолечебный курорт. Целебные свойства кашинских вод были известны на Руси еще в древности. «Калики убогие» стекались сюда отовсюду, и чудесные исцеления помогали поповско-монашеской братии наживать капитал в прямом и переносном смысле. Стационарный курорт впервые был создан здесь в 80-х годах прошлого века, но только при советской власти он превратился в крупное научно организованное лечебное учреждение.

Кашинский курорт пропускает ежегодно тысячи больных, страдающих неврическими, ревматическими, желудочно-кишечными и другими заболеваниями, и дает прекрасные лечебные результаты. Этот курорт особенно дорог тем, что расположен не на жарком юге, а в полосе мягкого умеренного климата, благоприятного для здоровья людей, нуждающихся в лечении минеральными водами. Однако возможности курорта еще далеко не исчерпаны. Давно существуют планы его расширения и дальнейшего благоустройства, а также организации вывоза целебных вод, которые пока что тысячами кубометров сливаются в Кашинку…

Да, стоило бы задержаться в Кашине, побывать на курорте, разузнать, как двигается дело… Да и сам городок даже в темноте привлекает своим холмистым рельефом, отблесками заводских огней в разлившейся, как озеро, реке, звонкими голосами молодежи, гуляющей по булыжной мостовой… Но Кашина нет в нашем плане. А раз нет в плане — не о чем говорить. План утвержден. И если бы сейчас перед нами возник сам невидимый град Китеж, мы со спокойной совестью объехали бы его стороной…

Решаем заночевать в Кашине, а поутру продолжить наш путь к Дубне.

Образец купеческой архитектуры старого Рыбинска.

Шлюзование у Перебор.

Угличский часовой завод. Новый станок для сверления камней во много раз производительнее швейцарских станков.

В эмальном цехе Рыбинского кабельного завода.

Дворец угличских князей, в котором жил царевич Дмитрий.

«Церковь на крови св. царевича Дмитрия» была воздвигнута на месте убиения царственного отрока.