I

14 октября 1900, воскресенье

Дорогая Джуди,

Вчера доктор Джо поехал домой вместе с нами и у нас же и ночевал. Сегодня он устроил беседу со мной, дедушкой, дядей Финеасом и Крисом.

Он разговаривал с мистером Уордом, который должен был нанести визит в эту страховую компанию. Тот сказал, что они защищались как могли. Они надеются, что им удастся доказать, что отец убил себя. Однако мистер Уорд пишет, что закон не на стороне этих ребят, и он думает, что раздобудет для нас положенные деньги в пределах двух недель.

Дедушка спросил меня, думал ли я уже, что мы с тобой и с Люси будем делать с этими деньгами. Конечно я не думал. Я и представить себе не мог, что деньги перейдут нам троим. Я сказал дедушке, что мы распорядимся с ними так, как он посоветует. Он сказал, что ему нужно это обдумать. На этом разговор был окончен.

В тот вечер Крис подозвал меня к себе и прямо сказал, что я должен отдать ему пять тысяч долларов. Он сказал, чтобы на эти пять тысяч я оплатил залог Бринлди, чтобы снова заложить кусок земли в пределах пяти тысяч, и этого ему должно хватить. Но ему нужно как минимум пять тысяч долларов прямо сейчас, чтобы с Ирен вернуться в Нью-Йорк и спокойно жить там, пока он не начнет делать деньги на своем письме. Иначе, сказал он, ему придется принять предложение о продаже нашего дома. Он думал, что я пойму, почему он не мог попросить Ирен остаться с ним на Ранчо К‑2. Ни один уважающий себя мужчина, сказал он, не может просить чувствительную женщину продолжать спокойно жить в месте, где произошел подобный кошмар.

Я сказал: «Может еще бросим жребий, кому какую одежду носить?», — и ушел. Все это низко. Похоже на изысканный шантаж — хотя не знаю, почему я так смягчаю.

Если нам действительно достанутся деньги, он же все равно заберет свои пять тысяч, правда, Джуди? Дешевый откуп, чтобы от них отделаться. Оставшиеся пять тысяч помогут нам не умереть с голоду.

Вот сейчас я думаю, а Ирен знает о том, что Крис не ожидает от нее и просить не будет остаться в месте, где произошел подобный кошмар? Прости. Все это злость, просто болтовня.

Слава Богу хоть удастся на время увезти Люси из этого насквозь пропитанного злобой и страхом места. Хотелось бы мне и дедушку хоть ненадолго отсюда увезти. Он очень постарел за последнюю неделю. Я бы еще хотел уберечь его от последней дерзости, которую выдал Крис, но вот только не знаю как.

Меня смущает эта его идея делать деньги на письме, Джуди. Ни к чему это не приведет. Думаю, мне стоит попытаться закрыть на это глаза. Вот что я еще хотел тебе сказать: я наконец точно понял, что дедушка меня не подозревает. У меня просто было временное помрачение сознания.

Твой любящий брат,

Нил

 

II

15 октября 1900, понедельник

Дорогая Джуди,

Твой ответ на мое самое первое письмо пришел сегодня утром. Я рад, что ты думаешь, что я поступил правильно, когда решил тебе все рассказать. Но мне жаль, что ты подумала, что написал я тебе лишь для того, чтобы себя утешить.

Мне, конечно, приятна твоя уверенность в том, что я не заходил к отцу в комнату и хладнокровно его не убивал. Так же приятно знать, что ты не можешь поверить, чтобы я смог убить отца случайно вместо Криса. На самом деле, недавно я уже и сам пришел к обоим этим выводам.

Твое суждение с расстояния в две тысячи миль отсюда о том, что все мы ошибаемся насчет того, что никто не прячется в доме, и также, возможно, ошибаемся насчет отсутствия следов, тоже звучит обнадеживающе. И еще, ничто так не вдохновляет, как твои беспрестанные вкрапления о том, что до тех пор, пока я не приду в чувство и не осознаю, что ни один из членов нашей семьи не мог совершить такой гнусный поступок, от меня нет совершенно никакого прока в поиске настоящего преступника. Ах да, еще твои настойчивые просьбы перестать глупить и истерить и начать, наконец, мыслить трезво и спокойно и попытаться отыскать «улики» (Боже мой, Джуд, этот «поиск улик» очень похож на последнюю соломинку, за которую я должен ухватиться), выстроить хоть сколько-нибудь адекватную теорию и разумный план действий.

Прости, но пока я еще не придумал ничего подобного. Однако другие члены семьи оказались не такими медлительными. Я перескажу тебе две самые популярные теории. Ты можешь их осмотреть и обдумать, но настоятельно советую тебе не вкладывать их в свои уста, иначе, боюсь, ты можешь их случайно проглотить, и тебе придется долго мучиться от боли в животе.

Первую теорию выстроила Олимпия. Именно она так напугала Люси (а я-то думал, что у нашей малышки побольше ума). По настойчивой просьбе Люси Олимпия благосклонно позволила ей пересказать эту теорию мне. А сам скромный автор отказался открыто со мной это обсуждать.

Люси говорит, что она рассказала тебе немного об одном джентльмене, к несчастью названном Арчи Биггли — бывшем муже Ирен. О его, возможно запоздавшей, пылкости, о его ревности и страсти и других интересных эмоциях. Самая подходящая информация для ушей ребенка вроде Люси!

Олимпия думает, что этот Арчи Биггли, вооруженный до зубов, в ночи тайком прокрался на ранчо К‑2. Она говорит, что на нем была красная маска; он пробрался к отцу в комнату и застелил его; нет, не по ошибке приняв отца за Криса, как ты могла бы предположить (хотя и здесь есть пара небольших загвоздок, вроде того факта, что Арчи не мог знать про обмен комнатами), но из мести за то несчастье, которое Ирен пережила на К‑2.

Олимпия выдвигает идею о том, что умело спровоцированный Арчи решил устроить расправу над Квилтерами. Но, возможно из-за неожиданности, что первое убийство вызвало такую шумиху, ему пришлось на время скрыться. Он выбежал в коридор. Там встретил Ирен, которая, охваченная чувством (каким? радостью? страхом? ужасом? удивлением?), поддалась первому и единственно возможному импульсу — придумать, где бы спрятать Арчи. Она погнала его на чердак. Заперла его в одном из своих сундуков на ключ! (Твоя «любовь» к излишнему акцентированию позволяет мне поставить здесь лишь один восклицательный знак. Но это предложение честно заслуживает больше).

Все три сундука Ирен на чердаке были заперты. В них никто не заглядывал. И думаю, что никто никогда и не заглянет. Но поскольку Олимпия ни разу не участвовала в обыске дома, я понятия не имею, откуда ей известно о запертых не осмотренных сундуках. Очевидно, кто-то ей об этом рассказал.

Продолжу (и повторюсь), что Ирен заперла взбудораженного Арчи в одном из своих сундуков, спустилась с чердака и только тогда обнаружила, что он натворил. И снова, диапазон возможных эмоций здесь невероятно широк. Предположим, что ее чувство такта все же превалировало. Не желая иметь ничего общего со случившимся, она просто оставила Арчи запертым в сундуке. Однако Олимпия предсказывает, что, в свое время, Ирен смягчится и вызволит его оттуда.

Можешь себе представить, что происходило с Люси всю прошлую неделю, особенно когда вспомнишь, что она запросто может всякую подобную чушь воспринимать всерьез. Мне от этого дурно. Почти так же дурно, как от мысли о том, почему Олимпия так отчаянно нуждалась в теории, что смогла породить эту.

Вторая теория, созданная совместными усилиями дедушки и дяди Финеаса, звучит более наивно.

Они думают, что убийца проник в дом, как только стемнело, возможно даже когда мы все ужинали. Он зашел через парадную дверь и поднялся наверх. Это, хочу заметить, было бы рискованно, но вполне возможно. Передняя часть дома — и коридор, и лестница — не были освещены. Наши старички снабдили негодяя темным фонарем, какой обычно таскают с собой воры.

В это же время он мог собрать ключи от всех дверей и подняться на чердак. Они думают, что идея о веревке пришла ему в голову как раз когда он прятался на чердаке. Дядя Финеас рисует вот такую картину: злодей сидит на корточках, а рядом, на расстоянии вытянутой руки, лежит сложенная веревка. По их догадкам, пока он придумывал, как запрет всех нас в наших комнатах, он так же обдумывал и план побега. Но вот попавшаяся на глаза веревка вдохновила его на кое-то новенькое — план того, как сбить нас с толку. Он взял веревку, прокрался вниз, привязал ее к ножке кровати, подвинул кровать чуть-чуть в сторону окна, чтобы мы думали, что по веревке из окна точно кто-то спускался. Он рассчитывал на то, что мы тут же выбежим из дома, ослепленные желанием поймать беглеца. И они говорят, что если бы не снег, то его план наверняка бы отлично сработал. (Да, конечно. Если бы не снег. И если бы не предусмотрительность этого человека вывесить веревку из окна за целый час, а может и все два часа, перед выстрелом). Однако, поскольку веревка была лишь запоздалым раздумьем, снег никак не отразился на его изначальном плане побега.

Этот план, решили они, состоял в том, чтобы выбраться из отцовской комнаты в какое-нибудь безопасное, заранее подготовленное тайное место в доме. Зачем ему было подыскивать такое место, когда мы все должны были быть заперты по своим комнатам, и снега тоже никак не ожидалось, я не знаю. Тот факт, что он не смог бы просто выбежать из дома, потому что внизу была Ирен и заперла все лестничные двери, тоже никак на это не влияет, потому что его изначальные планы никак не могли учитывать такого расклада. Естественно, он не мог ожидать, что Ирен не будет заперта в своей спальне. Но дедушка с дядей Финеасом, преданные идее о том, что веревка была «ложной уликой», настаивают, что раз он хотел, чтобы мы выбежали из дома в надежде его догнать, он должен был придумать место, где спрятаться.

Сделав дело, убийца спешно вернулся на чердак. Он оставил дверь к себе незапертой. Можешь сама выбрать ответ на это из следующих предложенных утверждений:

1. Он оставил ключ в коробке с металлическим хламом по ошибке.

2. Он думал, что незапертая дверь отведет подозрения…

3. Он так надежно спрятался на чердаке, что ни одна открытая дверь не была ему страшна.

Вот здесь, Джуди, ты можешь приступить к самостоятельным размышлениям. Ты уверена, что мы упустили из виду какую-то часть дома. Ты права. До сегодняшнего позднего вечера никто из нас не осматривал крышу.

Поскольку тот факт, что на нее можно подняться только через люк, расположенный прямо по центру чердачной крыши и примерно в одиннадцати футах от пола, кажется, никого не волнует, то и тебя это не должно беспокоить.

Когда мы осматривали чердак той ночью, стремянки не было нигде поблизости от люка. Возле не было ни одной коробки, ни сундука, ни чего-либо другого, откуда можно было бы дотянуться до люка. Отвечая на вопрос дяди Финеаса о том, могу ли я поклясться, что с той ночи на чердаке никто ничего не передвигал, затем ставя обратно на место, я скажу: конечно же не могу. Я мог поклясться в том, что в ту ночь на чердаке все вещи лежали как обычно на своих местах. В том, что если бы хоть одна вещь, маленькая или большая, лежала прямо посреди чердака, мы с дедушкой сразу бы это заметили. Но это так же нас ни к чему не приводит. Потому что согласно самой популярной теории произошло вот что:

Убийца пододвинул стремянку, забрался наверх, открыл люк и вышел на крышу. А поскольку люк закрывается сразу же, как только его отпускаешь, он закрепил его в открытом положении и свесил — что? Конечно же веревку. Затем он вновь спустился по стремянке и приложил ее обратно к стене. Затем он прокрался вниз и совершил убийство. После чего спокойно вернулся на чердак, по веревке залез на крышу, вытянул веревку за собой и закрыл люк. В общем, просто дай этому парню достаточно длинную веревку, и можно плести километры предположений: от создания «ложных улик» до пролезания одиннадцати футов до крыши — разве что не повесился на ней.

Оказавшись на плоской крыше 10×12 футов, он оценил свой побег как невероятно эффективный. Все, что ему оставалось сделать, — это дождаться удобного момента, снова спуститься по веревке на чердак и тихо уйти из дома.

Если тебе не нравится идея о том, что он смог пробраться через запертые и охраняемые нами двери, можешь присмотреться к другому варианту: он оставался на верху, периодически спускаясь на чердак и поднимаясь обратно на крышу, в течение четырех или пяти дней. То есть до пятницы, когда все мы, за исключением Олимпии и Люси ушли на допрос; или до субботы, когда весь дом ушел на похороны. В оба этих дня снега уже не было, так что он мог вылезти из окна или прыгнуть с крыши, или по веревке спуститься с крыши — почему бы и нет? — и просто уйти.

На вопрос о том, что он ел и пил, так же можно придумать множество разнообразных ответов. Лично мне больше всего по душе мой вариант: он ел свою веревку и запивал ее водой из талого снега с крыши — особенного снега, который имел свойство не падать на пол чердака, когда открывался люк. Видишь ли, если бы люк был открыт любое количество времени от десяти минут до двух часов во время снегопада, то на полу чердака непременно должен был остаться снег, пусть даже талый. Думаешь, что это ускользнуло бы от наших с дедушкой глаз, когда мы поднялись обыскивать чердак?

Я знаю, что нет. Я знаю, что если бы кто-то хоть единожды спустился с грязной мокрой крыши, то он обязательно бы оставил следы на безупречном полу тетушки Грасии. Пол в ну ночь выглядел так, как выглядит всегда, то есть больше был похож на доску для резки хлеба.

К сожалению — тут я уже цитирую старших — в понедельник утром тетушка Грасия сказала, что погода была просто ужасная, и потому послала Донга Ли (он приехал, кстати, прошлой ночью, с вылеченным зубом, вежливой скорбью и абсолютной невозмутимостью) прибраться на чердаке вместо того, чтобы наводить порядок в саду. То есть как обычно помыть и протереть все от пыли. Потому сегодня вечером невозможно было сказать, передвигались ли какие-то предметы, потому что пыль, на которой можно было бы распознать следы, совсем недавно вычистили.

И хотя ей это совсем не нравилось, тетушке Грасии пришлось сказать, что на чердаке, по всей видимости, ничего не передвигали, потому как там не удалось обнаружить ни малейшего следа. Дядя Финеас сказал, что мы бы и не смогли там найти никаких следов преступника, потому что любой простофиля знает, что перед уходом надо убирать все следы.

Получается, все? Да сам наш чердак не может сравниться с аккуратностью и чистотой этого высказывания. Все, что осталось объяснить, — почему дедушка, дядя Финеас, тетушка Грасия и Крис заявляют о том, что верят во всю эту чушь. И почему они сбрасывают со счетов меня, Олимпию, Ирен и Люси?

С большой натяжкой я еще могу сказать, что дядя Финеас и, может быть, Крис честно верят в эту бессмыслицу. Но я, черт подери, знаю, что тетушка Грасия ни на толику не верит ни в одно из этих утверждений. Я знаю, что дедушка не может в это верить; ну, да, дедушке восемьдесят лет, и эта неделя была для него сплошным кошмаром.

Вернемся к твоему письму. То, что я сказал о казни убийцы отца, вероятно, повергло тебя в шок. Я был просто мелким кровожадным мальчишкой, когда писал тебе первое письмо, не правда ли? Градация моего пыла от жгучего желания отомстить до полной отчужденности как минимум должна была тебя удивить. Но по крайней мере я не жмущийся к стенке отступник. Потому я утверждаю, что у меня нет больше никакого желания ни разбираться в том, кто убил отца, ни присутствовать на казни этого человека. Нет, нет, все совсем наоборот. Я не стану подписываться на эту чертову бессмысленную ложь, которую выставляют на обсуждение все остальные. Но я отдал бы всех весенних телят за то, чтобы выдумать какую-нибудь вразумительную, логичную ложь, которая очистит опороченное имя Квилтеров.

Ты говоришь, что я просил тебя помочь мне выследить преступника. Это было из-за моего неопределённого состояния в то время, когда я тебе все это писал. Думаю, что это жуткий шок на какое-то время превратил меня в слюнявого болтливого идиота, клянущегося тебе в своей невинности и молящего о твоем подтверждении. И ты мне его дала, щедро наградила меня своей верой. Оставим тогда это все так, как есть? Но, говоря о помощи, мне придется изменить свой план. Можешь ли ты хоть каким-нибудь способом придумать ложь, в которой мы все сейчас так отчаянно нуждаемся?

Помни, что любая теория должна включать в себя эту веревку. Знаешь, порой мне кажется, что я вот-вот соглашусь с бывшей теорией Криса о том, что та веревка оказалась в спальне отца по случайному стечению обстоятельств. Но ненадолго оставим догадки и обратимся к факту: можешь ли ты придумать хоть одну убедительную причину, по которой отец сам мог привязать эту веревку и спустить ее и окна в тот вечер? Допустим, что предположение тетушки Грасии о шантажисте верно. Могло ли быть такое, чтобы отец помог ему — или кому-либо еще — добраться до своей комнаты ночью с помощью этой веревки? Кто-то довольно ловкий и проворный вполне мог с земли подняться на крышу веранды с помощью веревки. Но это, конечно, должно было иметь место до начала снегопада. По крайней мере возможно, что раз веревка была предназначена для входа в комнату, то ее могли оставить там же и для выхода. То, что окно было распахнуто в такую холодную ночь как минимум кажется странным. Единственный невозможный элемент во всем этом — утверждение, что отец был вынужден скрывать что-то от нас.

Тетушка Грасия говорила о тайных страницах в жизнях людей. Это сработало с присяжными. Пусть так. Но это снова возвращает нас к догадкам. Моя мыслительная машина — теперь я понимаю, что это ни в коем случае не допущение, — сейчас совсем барахлит. Попробуй рассмотреть веревку как средство проникновения, а не побега и подумай, что из этого можно сделать.

Твой любящий брат,

Нил