I

Кончиками пальцев Линн Макдоналд провела по гладкому дереву стола. Она взглянула на страницу в своей руке. Да, все когда-нибудь заканчивается; даже фантастам не удалось бы написать это лучше. Что там эта Люси сказала в одном из своих писем — что жизнь позволяет то, в чем литература отказывает? Она снова сложила страницу по изношенным сгибам. «Бедный любящий брат Нил», — пробубнила она, покачала головой и позволила себе тяжело вздохнуть.

Затем она выпрямилась, встала и, резко вернув себе привычный жесткий вид, прошла в другой конец кабинета к книжным полкам, где стояли толстые тома энциклопедий. Она достала «От жа до жю» и «От са до сю».

Стук — потребность, учтиво обернутая в уважение, — снова потревожил дверь.

— Мне вызвать вашу машину, мисс Макдоналд, или послать за завтраком?

«От са до сю» полетела на пол. Мисс Макдоналд сказала:

— О небеса! Который сейчас час?

— Семь часов, мисс Макдоналд. Я сегодня пришла пораньше.

— Но, но, — начала заикаться криминалист, — уборщица еще не приходила. И вчера вечером ее не было. Я всегда ухожу домой, как только она приходит. Как глупо!

— Простите, мисс Макдоналд. Я встретила ее вчера перед уходом и предупредила, чтобы она вас не беспокоила.

Мисс Кингсбери — дама из теплой воды, ароматной розовой пены, холодного душа, стойких турецких полотенец, жестких щеток с едкой кремовой пастой, головной боли, обожания ночных повязок на глаза и отдыха, благоразумия и интеллигентного образа жизни подняла с пола «От са до сю».

— Могу я для вас здесь что-то найти, мисс Макдоналд?

— Положите на место, будьте так добры. Я с ней уже закончила.

«От жа до жю» снова заполнила пустое место на полке.

— А сейчас, пожалуйста, позвоните, чтобы прислали мою машину.

Ловкие пальцы свернули все письма и сложили их в старые потрепанные конверты. Грейпфрут, кофе, яйца и бекон. Озорной дядя Финеас; Олимпия с гордо поднятым подбородком. Ванна — первым делом, ванна. Милая тетушка Грасия. Красивый мужчина Крис. Кофе и хрустящий ролл, и кофе. Твой любящий брат, Нил. Бедный сентименталист, воюющий с обычными скромными чувствами — бедный, любящий брат Нил. Голубоглазая кучерявая леди Пенрина Стэнлоса. Любовь и Люси. Нежное дитя Реджинальда Берча. Очень теплая ванна с зеленой морской солью. Дедушка. Пан…

— Машина вот-вот подъедет. Могу я вам с ними помочь, мисс Макдоналд?

— Благодарю. И, будьте любезны, заприте их в сейфе.

Список заметок по этому делу должен хоть как-то все упорядочить.

1. Несчастный случай на дороге. Нил винит себя.

2. Ричард предлагает обменяться комнатами с Ирен. После несчастного случая.

3. Крещение.

4. Убийство, совершенное после отъезда миссионеров и китайца.

5. Последние слова. Красная маска.

6. Запертые двери. Отпертые двери. Ключи под лампой.

7. Веревка. Подвинутая кровать.

8. Револьвер Олимпии, кольт 32 калибра.

9. Револьвер убийцы, кольт 38 калибра.

Полный бред. Она порвала бумажку и выбросила ошметки в урну.

— А сейчас, пожалуйста, мисс Кингсбери, позвоните в этот отель — вот вам карточка — и назначьте мне встречу с его постояльцем по имени доктор Джозеф Эльм. Сегодня днем — да, на три часа.

 

II

Доктору Джозефу Эльму не удалось улыбкой скрыть тревогу на своем лице.

Линн Макдонналд продолжала расспрашивать:

— Но ведь та леди, Олимпия, уже умерла, доктор Эльм?

Доктор кивнул, печально смотря куда-то вдаль.

— Тогда почему бы не попробовать этот вариант? Люси отлично его проработала. Кольт 32 калибра. 38 калибр. А вы просто сфальсифицировали размер пули, чтобы спасти Олимпию? Никто не вспомнит. Вы давали свидетельские показания только насчет этого. Конечно, нужно еще что-то придумать с веревкой. Но эта деталь отойдет на второй план после вашего «признания». Учитывая задачу, которую вы перед собой поставили, вы не сильно расстроитесь, если во благо придется немного солгать?

Доктор Эльм тяжело вздохнул.

— Послушайте: чего мне-то переживать, если все равно вся эта идея — ложь? Я без проблем это сделаю. Легко. Проблема в том, что когда речь заходит о лжи, я отношусь к ней очень избирательно. Я могу лгать как и любой другой, но моя ложь должна нравиться мне самому. А что касается вашей идеи, она в каком-то смысле… гладит меня против шерсти, что ли. Не знаю. Олимпия была отличной женщиной и моим хорошим другом. Ну, конечно, если это лучшее, что можно сделать, то давайте попробуем.

— Мне жаль вас разочаровывать, доктор Эльм. Это действительно казалось самой правдоподобной теорией. Но если вам это так сильно не нравится, дайте мне еще подумать. Дело против Ирен…

— Нет! Послушайте. Ирен жива, у нее есть дети.

— Я хотела сказать, что она избавилась от пистолета после суицида. Но это вам тоже не понравится — конечно, ни о каком самоубийстве и речи быть не может. Вариант с Олимпией так хорошо вписывается… но все равно что-то не то, да ведь? Снег все очень усложняет.

— Я долго думал, мисс Макдоналд. Предположим, вы смогли бы поехать со мной на К‑2. Мы бы представили вас как хорошую подругу Люси. Вы сами говорили, что хотели бы с ней пообщаться. Все будут очень рады видеть вас в качестве гостьи. Деньги — не вопрос: они удвоят все, что вы попросите…

— Нет, доктор Эльм. В этом нет никакого смысла. Мне в моем офисе думается не хуже, чем думалось бы там. Я сделаю все, что смогу, обещаю. Возможно ко мне придет вдохновение, и я что-нибудь придумаю с уже готовыми замыслами. В конце концов, если уж браться за косвенные доказательства, то из них можно сделать все, что угодно. Разве что нельзя доказать никакую теорию, основанную на них.

— Я думал, быть может, — настаивал доктор Эльм, — народ на ранчо сможет дать вам какие-то свидетельства, которых не было в письмах. Проблема в том, что сегодня утром мне пришла очередная телеграмма от Джуди. Я звонил вчера вечером, но она была занята. Нилу не становится лучше. О Господи, чего бы я только ни отдал за правду!

Милые черты Линн Макдоналд скривились в страшную гримасу:

— Правду! Доктор Эльм, вы как никто другой ее знаете. Вы читали письма.

Доктор Эльм сильнее сжал подлокотники кресла; Линн Макдоналд откинулась назад, открыла глаза и вопросительно на него посмотрела.

— Послушайте. Давайте с самого начала. На этот раз будем говорить прямо. Вы хотите сказать, что знаете правду о том, кто убил Дика Квилтера?

— Доктор Эльм, вы так и будете сидеть здесь, таращиться на меня и твердить, что вы — вы! — не знаете, кто убил Дика Квилтера? Не знаю, нужно ли, чтобы я вам это рассказала?

— Благослови меня Господь! Вы пытаетесь сказать, что это сделал я?

Ее смех, короткий, но звучный, озарил кабинет.

— Мне жаль, доктор Эльм. Простите.

— Конечно. Конечно. Не стоит. Но когда вы все уладите и приготовите — понимаете, я изрядно вымотан; я хочу уже со всем этим закончить, отдохнуть и поесть.

— Мне жаль. Я…

— Послушайте. Вы знаете, кто убил Дика Квилтера?

— Знаю, доктор Эльм. Ну, то есть, знаю это как все, что не было точно доказано. Однако я думаю, что мы сможем найти доказательства, — твердые доказательства, — немного позже.

— Кто убил Дика Квилтера?

— Доктор Эльм, раз уж вы действительно не знаете, и мне нужно вам это рассказать, думаю, мне стоит сделать это с самого начала, если вы не против. Ваше незнание в какой-то степени поубавило мою уверенность. Сперва ответите мне на пару вопросов?

— Хотите сказать, что Олимпия Квилтер действительно убила своего племянника? Господи, я не верю!

— Послушайте, доктор Эльм. Я сказала вам лишь что думаю, что знаю правду. Но что у меня нет доказательств. Теперь ваше незнание изменило несколько аспектов этого дела. Если предоставите мне нужные доказательства — не все, до конца мы все узнаем только с признанием, но некоторые из них, — и если ваши доказательства подойдут под мою теорию, я скажу вам свое решение. Если ваши доказательства опровергнут мою теорию, я вам не скажу. Это мое последнее слово, доктор Эльм. И пускай вы меня за это возненавидите, вы должны быть мне благодарны. Итак: Нил Квилтер недавно влюбился?

— Боже, да, если вам это нужно знать. И если три года можно назвать «недавно». Прекрасная, сильная женщина. Она его любит. А он любит ее. Полно денег, много общих интересов, полно времени на детей — сполна всего, за исключением дурацкого факта, что Нил держится от нее на расстоянии.

— Отлично! Теперь: от какой болезни страдал Ричард Квилтер?

— Ну, это было сказано в письмах, хронические проблемы с желудком.

— Это все, что вы хотите мне сказать, доктор Эльм?

— Послушайте, а этого не достаточно? Вы бы сами поняли, что достаточно, если бы все знали.

— Вы просите от меня правды, доктор Эльм. А сами не хотите делиться правдой со мной. Ричард Квилтер страдал от рака? И вы обещали ему из-за — как там было — «десяти поколений здравомыслящих и здоровых мужчин и женщин», что никогда никому не дадите узнать, что это была — или могла быть — причина его смерти?

— Аденокарцинома печени. Многие сегодня полагают, что она может передаваться по наследству. Мы не хотели пугать детей — в основном поэтому. А то потом все эти страхи жениться и заводить собственных малышей. Лучше было молчать.

— Проведенное вами вскрытие, во многом ради научного интереса, полностью подтвердило ваш диагноз, доктор Эльм?

— Да. Я был хладнокровен. В то время у нас не было рентгена.

— Нет, нет. Я понимаю. Ваши лекарства, конечно, содержали сильные опиаты. Принимал ли он одно из них в ту ночь, или вскрытие этого не показало?

— Показало. Он не принял ни капли.

— Хорошо. Теперь насчет следов…

— Мне ничего не известно ни о каких следах. Я думал там их и не было.

— Мне не стоило этого говорить. Понимаете, в письмах так рьяно и часто подчеркивается отсутствие следов, что, когда я читала их вчера ночью, мне представилось, что они там все-таки были. Шаг за шагом, практически с первого письма Люси, все это становилось настолько очевидным, неосязаемые следы настолько четко прослеживались, что такая неважная вещь, как необходимость реальных следов на снегу для нахождения ответа кажется — ну, просто абсурдной.

Доктор Эльм сказал:

— «Пески времени» из Макгаффи, полагаю. Единственное поэтическое, что я взял из Макгаффи было: «Жизнь великих призывает нас к великому идти, чтоб в песках времен остался след и нашего пути».

— Точно, — сказала мисс Макдоналд.

— Итак, — сказал доктор Эльм, — закончим с этим. Кто убил Дика Квилтера?