I
9 июня 1900
Милая Джуди-Пуди,
К папе в прошлый четверг приехал доктор Джо, как сказал Нил, посидеть и попреклоняться перед дедушкой. Нил и сам боготворит деда. Поэтому очень злится, когда так делает кто-то еще. Я написала об этом эпиграмму: «Боги не ревнивы. Их ревнуют люди». Дедушка сказал, что это похвально для двенадцати лет.
Мне нравится доктор Джо. Думаю, что даже если бы он не мог выписывать лекарства, он бы все равно был замечательным доктором. Когда он заходит и улыбается, то кажется, что все становится на свои места. Он сказал дяде Финеасу, что с его кровяным давлением он не потянет поход в Ном. Так что одной проблемой меньше. Крис решил закончить свою пьесу. Он отлично справляется, и персонажи уже все четко обрисованы.
В субботу дядя Финеас отправился в разведочное путешествие в одиночку. Это было для нас ударом, потому что мы все надеялись, что он бросит это дело после того неудачного похода в 1897. Но он был так обижен за свое кровяное давление, что взял из банка тридцать долларов и отправился в Малур (Ирен считает странным, что на всех взрослых членов семьи открыт один счет. Она так сказала).
Ирен снова завяла, перестала всех любить, смеяться и совершать достойные поступки. В пятницу она разбила чашку Споуд. Тетушка Грасия очень плакала. Ирен сказала, какой смысл так убиваться по чашке, когда дома есть намного более симпатичная хэливенд, и что в одном универмаге Портленда сейчас как раз рекламируют скидки на китайские чашки хэливенд, а еще соусницы по восемь центов. Она сказала тетушке Грасии утереть слезы и что она пошлет девяносто шесть центов, чтобы им привезли целую дюжину. Не кажется ли это странным, что кто-то, даже Ирен, не понимает настоящую Споуд? Должно быть это говорит о ее темном прошлом.
Именно так говорят о людях, способных сделать то, что сделала вчера Ирен. Она попросила Олимпию отдать им с Кристофером комнату, в которой живут дядя Финеас с Олимпией. Олимпия была так удивлена, что забыла притвориться глухой. Кроме удивления она еще и очень сильно разозлилась и изумилась, и испытала еще несколько разных чувств. Думаю, она и сама не разобралась, что же все-таки ощутила.
Тетушка Грасия спросила, что же Олимпия ответила Ирен.
Оказалось, что Олимпия сказала Ирен, что ей кажется, что комната дедушки выглядит, возможно, еще более привлекательно; и что, раз дедушка в своей комнате живет уже очень давно, то наверняка он от нее устал больше, чем они с Паном от своей. Она подтолкнула Ирен сделать дедушке предложение обменяться комнатами.
Тетушка Грасия отложила ступку и выбежала из комнаты. Когда вернулась, она была зла и смеялась. Она сказала, что поймала Ирен на пути к дедушкиной комнате.
Олимпия вздрогнула в своей утонченной иностранной манере, которую так обожает Нил, и спросила, почему тетушка Грасия ее остановила. Олимпия заявила, что сейчас самое время для дедушки увидеть настоящую юную леди во всей красе.
Такие странные эти слова, не правда ли, дорогая? Само по себе слово «юная» звучит очень приятно; и «леди», хотя и уступает в очаровательности, все равно звучит весьма уважительно и невинно. Но вот если произнести их вместе, как это делает Олимпия, то получается оскорбление. Нил говорит, что с людьми так же. Говорит, что если взять милую девушку и уважительного безупречного мужчину и поженить их, то результат выйдет анекдотичный или оскорбительный, а может даже доведет до несчастья или преступления. Но, как я уже сказала, Нил превращается в какую-то ящерицу.
Олимпия спросила, как тетушке Грасии удалось остановить Ирен. Она загадочно ответила (да, это именно то слово, я специально посмотрела в словаре):
— Шантаж.
Олимпия рассмеялась одним из своих шумных заливистых смешков и ушла, потому что вся кухня была в пару, и находиться там было неприятно. Не знаю, поняла ли она, что имела в виду тетушка Грасия под словом «шантаж». Я поняла. Тетушка Грасия не знала, что я поняла.
Ирен мне все об этом рассказала. Ее первый муж, чье имя Арчи Биггли (так плохо звучит?), все еще без ума, преданно, горячо и нежно в нее влюблен. Он импортер, и когда она вышла замуж за Криса, находился в Бразилии. Сейчас он вернулся в Нью-Йорк. Он узнал о втором браке Ирен, и где она живет. Он пишет ей страстные письма. Даже больше; но не важно, думаю, что тебе это не очень интересно. Ирен до дрожи боится, что Крис узнает об этих страстных письмах. Она рассказала мне, потому что ей нужно было кому-то это рассказать. Не знаю почему, но она рассказала тетушке Грасии. Думаю, что Крис не узнает о письмах. Уверена, что они будут его раздражать. В последнее время он и так стал очень раздражительным, и это сказывается на его здоровье. Думаю, что он расстроен из-за Нома и золотой жилы.
Безмерно люблю вас с Грегом,
II
25 июня 1900
Дорогая, любимая Джуди,
Думаю, что очень мило с твоей стороны жалеть Ирен и сравнивать ее с Руфью, скучающей по дому и стоящей посреди чужого пшеничного поля. А вот Нил со мной не согласен. Он сказал, что неуместное сожаление — печать сентименталиста, и что все, кому может быть жаль Ирен на К‑2, могут с таким же успехом жалеть Калькуттскую чёрную яму из-за того, что в ней было так много людей. Я рассказываю тебе о мнении Нила не потому, что считаю его очень остроумным, а потому что боюсь, что это правда.
Думаю, что если тебе действительно сейчас хочется пожалеть кого-то конкретного, то лучше всего пожалеть Кристофера, потому что он единственный здесь, кто так сильно любит Ирен. Не любить и не быть любимым дает человеку удовлетворительное чувство отдаленности. Знаешь, мы были такими несчастными, когда думали, что Чтотка убивает кур; но когда узнали, что это койот, а не Чтотка, то тут же с наших плеч свалилось это тяжелое, гнетущее чувство. Хотя полагаю, что если бы мы все хорошенько обдумали, как велит нам дедушка, мы бы поняли, что курицам, настоящим страдалицам этих событий, было все равно, пес их убивает или койот. И вот по этой аналогии мы на ранчо К‑2 сейчас как раз на месте этих кур. Потерять К‑2 — немного хуже чем, смерть, как ты думаешь?
Кристоферу поступило предложение от одной из крупных земельных компаний. Они скупают большие ранчо, делят их и распродают как маленькие фермы кочевникам из Небраски, Миссури и Юты. Крис был очень возмущен этим предложением. Он заявил, что это оскорбительно низкая цена. Но через несколько дней сказал, что все-таки решил продать часть К‑2 и оставить себе только дом с сорока-пятьюдесятью акрами земли вокруг него; дорогой папа ответил на это, что если Кристофер покажет ему, как одиннадцати людям прожить на сорока акрах земли, особенно вокруг дома, он не скажет ему ни слова.
Кристофер сказал, что если они с Ирен уедут, то больше не возьмут ни пенни из семейного бюджета и будут жить полностью самостоятельно.
Нил спросил: «На что?» Ирен ему ответила: «Не на свою собственность».
Следующим вечером тетушка Грасия сказала:
— Кристофер, неужели ты не хотел никогда всего, что дало тебе К‑2: образование, путешествия, отдых?
Кристофер сказал:
— Не переживай, Грасия, я не забыл. Я решил, что с этим покончено. Я больше не возьму из дома ни доллара, если не заработаю его сам.
(Он сейчас усердно работает над своей новой пьесой. Он отлично справляется, и персонажи уже все четко обрисованы. Главный герой здесь — мистер Сотерн).
— Все, что меня беспокоит в данный момент, — это здоровье Ирен.
— Не здоровье Дика? — спросила тетушка Грасия.
— Без сомнения и здоровье Дика тоже, — ответил Кристофер. — Но я не несу ответственности за Дика. И ничего не могу с этим поделать.
— Правда? — сказала тетушка Грасия.
— В каком смысле, дорогуша? — ответил Крис.
— Дик болен. Он работает за шестерых. Ты мог бы перестать его беспокоить и сказать своей жене, чтобы она его не тревожила.
Когда тетушка Грасия начинает так разговаривать, можно себе представить, какая вокруг царит атмосфера.
Ирен постоянно бродит по дому и причитает, что нехорошо себя чувствует. И выглядит она тоже не очень. Но она ест — от души и часто — и никогда не выходит на улицу, даже в эту прекрасную июньскую погоду. Доктор Джо сказал, что понятия не имеет, что с ней. Кристофер спросил:
— Сэр, вы хотите сказать, что моя жена симулирует болезнь?
— Нет, — ответил доктор Джо. — А вы?
Мне нужно бежать, помогаю тетушке Грасии. Очень сильно люблю вас с Грегом.