Когда Иви чувствовала себя несчастной, она наедалась. Когда счастливой — наедалась по-настоящему.

— Еще печенья! — кричала она Бингу. — Теперь с джемом, а не эти, обыкновенные.

Было уже два часа ночи, а они все еще не ложились. Иви не могла идти спать, потому что была слишком возбуждена, а Бинг не мог лечь спать, потому что Иви была слишком эгоистична, чтобы отпустить его.

— Спроси меня еще раз, — командовала она, и Бинг подсаживался к ней на софу с наполненной доверху печеньем вазочкой и проговаривал без пауз:

— Онезвонил?

— Да! — И она засовывала в рот восточное печенье. — И что же, ты был прав?

Бинг таращил глаза.

— Я был не прав. И я повторяю это в последний раз, — добавил он мрачно.

— Он звонил, он звонил, он звонил, он звонил, — напевала Иви импровизированную мелодию, осыпая своего друга градом крошек.

— Я уже даже не рад, что ты, наконец-то, занималась сексом, раз это так на тебя влияет. — Бинг взял апельсин. — Если я буду вести себя так каждый раз, когда кому-нибудь очень понравлюсь, я просто не удержусь на работе.

— Он не просто «кто-нибудь». Он Дэн. Разве это не прекрасное имя? Мужественное. Сильное. Дэн. — Чтобы подчеркнуть все эти качества, Иви рубанула кулаком по воздуху. — Ты бы только посмотрел, как он одевается.

— Очень за него рад.

— И он мой, весь мой!

Бинг одарил ее, что называется, укоризненным взглядом.

— Отстань, детка. Он пригласил тебя на тарелку макарон, а не замуж.

— Знаю. Но уже это что-то да значит.

Она не могла поверить, что это его голос. Вместо ответа «Здравствуй, дорогой», она сказала: «Это Дэн», обращаясь к Адену, на лице которого, так же как и на ее, было выражение крайнего изумления. Его куртка зависла в воздухе, одетая лишь наполовину, и они стояли друг против друга как застывшие восковые фигуры.

— Ты здесь? — спросил Дэн.

— Да, я здесь. Извини. Э…. Просто тут кое-что произошло, — добавила Иви не к месту. — Как у тебя дела? — наконец-то пришла в себя Иви.

— Выжатый, как лимон. Был еще на одной съемке в Испании. Только вчера вернулся. Поэтому не позвонил тебе раньше. Оставил дома твой телефон.

Иви залила волна теплоты. Объяснение сразу излечило ее исстрадавшееся сердце. Помахав рукой Адену, который слушал внимательнее, чем ей того хотелось, она удалилась в свою спальню и закрыла дверь.

— А я уж подумала, что ты про меня забыл, — поддразнивала она.

— Если бы. Никогда раньше не занимался сексом на комоде. Тебя не так-то просто забыть.

Иви не стала включать свет. Мир сжался до двух вещей: темноты и низкого голоса Дэна.

— Правда?

— Правда. А ты обо мне думала?

— Время от времени. Хоть я и веду жизнь современной молодой женщины, но ты запал мне в душу.

— Рад слышать. Надеюсь, ты не приглашала больше никаких молодых людей проверить на прочность мебель в отеле.

— Нет, — засмеялась она. — Да, сегодня видела Адена. Он приходил сюда обедать.

— Аден? — Казалось, Дэн удивлен и не очень-то обрадован. — А тебе не кажется, что вы вдвоем как-то слишком удобно устроились.

— Это был всего лишь обед. — Нотка ревности в голосе Дэна привела Иви в трепет. Ей это очень понравилось, но она не хотела злоупотреблять. — Нас было шестеро. Аден зашел случайно.

— Ну, хорошо. — Дэн вернулся к своей раскованной неотразимости. — Где ты сейчас?

— В спальне.

— Надеюсь, ты в кровати.

— Твоя надежда сбылась. — Иви поспешно прыгнула на кровать.

— Ляг на спину, моя прелесть.

Прелесть улеглась на спину. Даже ее ухо трепетало от томных ноток его голоса. Все ее тело дрожало и ерзало.

— Ты тоже лежишь?

— Ммм… Хмм… Мне бы так хотелось быть с тобой. Я чувствую запах твоих волос. Мне хотелось бы их поднять и поцеловать тебя прямо под маленьким прекрасным ушком.

— О-о-о. Мне тоже очень хочется, чтобы ты был сейчас здесь, — проговорила Иви низким голосом, в нем зазвучало страстное желание.

Дверь резко распахнулась. Стоваттная лампочка вмиг осветила комнату.

— Я уже ухожу, — прокричала Саша, раскачиваясь в проходе. — С кем это ты разговариваешь? И почему в темноте?

— Отвяжись! — взревела Иви, моментально превратившись в другого персонажа.

Саша была человеком, от которого нелегко избавиться и в более удобных ситуациях. Море было ей по колено.

— Кто это? — настаивала она. Подушка угодила ей прямо в лицо.

— Нет, правда, кто это?

Еще одна подушка, на этот раз потяжелее.

— Так кто это?

Бинг оттащил Сашу назад с помощью ее же шарфа (прием, которым он овладел с момента их первого знакомства) и плотно закрыл дверь.

— Кто это был? — смеялся в трубке Дэн.

— Моя лучшая подруга.

— Даже если бы это был твой злейший враг, теперь не имеет значения. Настрой пропал.

Иви сжала кулаки. Она только что могла первый раз попробовать, что это такое — секс по телефону. Черт!

— В любом случае, ты понимаешь, почему я звоню. За мной — обед. Когда ты свободна?

Если не считать данные Бингу обещания, она была свободна каждый вечер, начиная с сегодняшнего и до скончания дней.

— Дай подумать… Сейчас важно было показать, что ты из тех девушек, кого все куда-то приглашают, а не из тех, кто лежит на диване и смотрит сериалы. — Ну, если понедельник подходит…

— Нет. А как насчет следующей субботы?

Следующей субботы. Но это же только через неделю. Ведь суббота была только сегодня. Субботний вечер особенный. Его оставляют для особенной встречи. Ее так и подмывало заявить: «Мне придется кое-что передвинуть, но, я думаю, это возможно», однако она почувствовала, что это был бы перебор: он вполне мог попросить ее не беспокоиться.

— Было бы отлично.

— Куда бы тебе хотелось пойти?

Куда угодно. С тобой — хоть в любую дыру.

— Даже и не знаю. Почему бы тебе просто не заехать за мной, а там мы придумаем.

— Идет. Найдем уж, где поесть. — Дэн записал адрес. Даже «Кемп-стрит» он произнес ужасно эротично. — Свидание назначено. Я заеду за тобой в семь.

Разговор подходил к концу.

— До встречи, — сказал он тем сексуальным и интеллигентным голосом, на который она собиралась взять патент.

— Теперь можешь вставать с кровати.

— Думаю, я еще немного полежу.

— Спокойной ночи, моя прелесть.

— Спокойной ночи.

Он пропал, и Иви осталась одна в удобной кровати Белл, но на самом деле она парила выше крыши. Она была несказанно счастлива. Ее настроение сейчас могла улучшить только одна вещь. Печенье.

— Пожалуйста, отпусти меня спать. Я больше не хочу здесь жить. — Бинг был измучен вконец. — Я больше не способен разговаривать о Дэне. Я его даже никогда не видел. Сейчас три часа утра! Если ты не дашь мне пойти спать, то, по крайней мере, прояви снисходительность и убей меня выстрелом в упор.

Иви сдалась. Пока она чистила зубы — строжайшая гигиена зубной полости с сегодняшнего дня и до следующей субботы! — она вспомнила, что у нее завтра утренний спектакль в «Привет! Детки!». Но даже мысль о Саймоне не могла омрачить ее настроения.

Дэн думал, что она — прелесть, и только это имело сейчас значение.

Вопрос весьма спорный: мог ли Дэн считать своей прелестью то взъерошенное неумытое существо, которое, наполовину проснувшись и ровно настолько же открыв глаза, плелось на следующее утро к фургончику Саймона.

— Боже, постарайся сдержаться, когда увидишь это лицо, — усмехнулся Саймон.

— И вам доброе утро, сэр.

— Вы не спали всю ночь, милая? Или спали под забором?

— Рули и не болтай. — Несмотря на недосыпание, Иви была слишком счастлива, чтобы любой Мистер Обидчик мог испортить ей настроение.

— Доброе утро, Крампочка! — Крот, заменявший прежнего Крота, всунул голову с переднего сиденья. — Хочешь булочку с беконом?

И тут Иви осознала, что ей в руки сунули самую прекрасную вещь в мире, если не брать в расчет Дэна.

Этого новейшего Крота звали Терри. Он был маленький, квадратный и легкий на подъем. Его можно было по ошибке принять за сантехника, но на самом деле он был талантливым актером. Поначалу Саймон был от него в восторге, но когда до него дошло, что Терри был вдвое лучше его, а выпендривался вдвое меньше, его охватила злость. В результате он стал еще более деспотичен и претенциозен, чем раньше.

— Предпочел бы, чтобы в тебе сидел вегетарианец, — заявил Саймон высокомерно. — Запах убитой свиньи невыносим.

— Я знаю, — посочувствовала ему Иви. — Тебе тоже хочется.

— Нет! — отрезал Саймон. — Меня от него тошнит. Я не потерплю чужую плоть в моем теле.

Иви подумала, что Бингу такой ответ не понравился бы.

— Куда сегодня держим путь?

— А разве есть смысл давать тебе расписание? Сегодня мы ставим нашего политически корректного «Вини-Пуха» в Гайвардс-Хиф. — Он нервно повернулся к Иви: — Ты, случайно, не забыла костюм Пятачка?

— Конечно, нет. — На самом деле она его забыла. И Саймон испортил ее булочку с беконом. Как она его ненавидела!

Бесконечные пробки Саймон воспринимал как личную обиду.

— Алло! Алло! — кричал он раздраженно на всю дорогу. — Театр едет. Или для вас, люди, это ничего не значит?

В ее перегруженной голове, боролись за место две вещи. Одной, естественно, был Дэн. Второй был ее поросячий костюм, оставшийся висеть у нее в шкафу.

— Я посижу сзади, с Терри, — внезапно заявила она.

— Почему? — заинтересовался Саймон.

Не будучи готовой к честному ответу («таким образом я смогу упросить его состряпать мне поросячий костюм из какого-нибудь барахла, что валяется в задней части фургона, и постараюсь избежать смерти, которая мне грозит оттого, что ты будешь меня бить «Полным собранием произведений Шекспира»»), Иви сказала просто:

— Мне так хочется.

— Хорошо. Подожди, пока я смогу остановиться.

— Остановиться? Да вот уже десять минут, как мы стоим без движения. — Иви открыла дверцу и выпрыгнула наружу. Когда она залезла назад и рассказала о своей проблеме Терри, он побледнел.

— Что-нибудь придумаем, — храбро заверил он, отбрасывая крышку плетеной корзины, содержащей мелочи для импровизаций — Посмотри! — Он извлек купальный костюм эпохи королей Эдуардов, сделанный из полосатого материала. Тот состоял из штанишек и маечки. — У поросенка ведь было полосатое тело?

— Да, но размер явно не поросячий, — сказала Иви.

— Сделаем лямочки. — Было ясно, что в кризисной ситуации Терри ведет себя как настоящий мужчина. Еще немного покопавшись, он извлек купальную шапочку и резиновые перчатки и торжественно потряс ими над головой.

— Извини. Это никак не подходит, — нахмурилась Иви.

— Мы срежем кончики пальцев, затем засунем перчатки в шапочку, и они будут совсем как поросячьи ушки! — Терри даже развеселился.

Но с Иви этого не произошло. Она уже пожалела, что впутала его в это дело.

— Не думаю, что из всего этого что-нибудь получится. Я буду глупо выглядеть. Может, просто сказать Саймону, что я забыла костюм?

Именно в этот момент Саймон проревел из окна:

— Эй вы, бездушные твари, двигайтесь же, в конце-то концов! Дайте дорогу артистам! Нет больше сил это выносить!

Иви схватилась за резиновую шапочку.

— И покрасим тебя в розовый цвет! — произнес торжественно Терри.

Нам всем известно, что Пух маленький и круглый, что Тигр большой и гибкий. Несмотря на это шестифутовый Саймон играл Пуха, а маленький, круглый Терри — Тигра. А все из-за того, что у Пуха было больше слов.

А что это были за слова! Программа «Детки! Привет!» видела проявление политкорректности в том, что Пуха никто не должен дразнить, хоть он и ест много меда.

Дразнить Пуха — предрассудок. Дом Пуха уже не располагался под корнями большого дуба. Он был устроен над уборочной машиной. Программа «Детки! Привет!» воспитывала урбанизированных детей — в этом был ее ужас. Тигр произносил длинную речь о зверском истреблении тигров и животных других видов, подвергающихся смертельной опасности. Не очень-то заботясь о настроении шестилеток, им тут же демонстрировали фотографии умерших зверей. Неудивительно, что следовавшая за этим веселая песенка Тигра обычно шла под аккомпанемент рыданий бедных деток.

Пятачок, что и говорить, казался феминизированной лесбиянкой. Вместо того чтобы бегать, пританцовывая, по всему лесу, он распространялся по поводу женской независимости и настаивал на том, что каждая женщина имеет право родить ребенка.

Когда они, наконец, прибыли в школу, на переодевание осталось всего несколько минут. Саймон быстро застегнул молнию на своем желтом меховом облачении и со своим монологом рванулся на сцену.

Терри натянул свою резиновую маску. На превращение Иви в Пятачка у них оставалось всего четыре минуты.

Краска попадала в глаза. Голова чесалась: резиновая шапочка оказалась какого-то детского размера и налезла с трудом.

— Твои ноги я тоже раскрашу. Для реалистичности, — сказал преисполненный энтузиазма Терри, присаживаясь на корточки.

— Реалистичности? — изумилась Иви. Купальник эпохи Эдуардов стянули ремешком, но все же он висел складками. Со сцены раздался сигнал, и она побежала.

Мередит смеялась не часто. Поначалу Иви даже не поняла, что означают булькающие звуки на другом конце провода.

— Что ж, дорогая, — выговорила, наконец, Мередит. — Тебя рассчитали, но ты это, похоже, чертовски заслужила.

Бинг никак не мог перестать хохотать. Нужно признать, что, рассказывая, она все еще стояла в поросячьем костюме.

— И ты вот так выбежала на сцену? Что же сделали детки?

— Большинство смеялись, некоторые визжали. — Она еще рассказала ему, что один маленький мальчик написал на пол, из опасения, что с Бингом может произойти то же самое.

— Ой, ну ты же вся в розовой краске! И эта резиновая шапочка, нахлобученная на макушке! — Из его глаз ручьями брызнули слезы.

Иви со злостью стянула шапочку.

— Краска застыла, как клей. Одно ухо отвалилось.

— И это уши! Держите меня! — Бинг снова расхохотался.

Публику пришлось выводить осторожно. Половина заливалась хохотом, половина — слезами.

Вытерев глаза, Бинг постарался сделать все, чтобы успокоить Иви.

— По крайней мере, ты получила реакцию зала. А разве не этого хотят все артисты?

Иви вздохнула.

— Но я не хотела, чтобы меня уволили.

Пока Иви успокаивалась в душе, Бинг открыл бутылку вина.

— Качество — не очень-то. Дешевое.

По разгоряченному лицу появившейся домовладелицы он понял: не стоит напоминать, что краска до конца не отмылась.

— Я заказал еще пиццу. Экстра. С большим количеством чеснока.

— Я не могу себе это позволить, — заявила несчастная Иви.

— Зато я могу, так что помолчи. — Бинг держал конверт. — Не думаю, что сейчас подходящий момент показывать тебе вот это, но необходимо посмотреть правде в глаза, милая.

— Что это такое? — Иви уставилась на листок бумаги. — Мне что-то не нравится. Похоже на счет.

— Это смета. Чтобы устранить протечку.

— Какую протечку? — взмолилась Иви. — Черт! Штука! У меня нет штуки. Где я ее возьму? Целую тысячу фунтов? Тысячу фунтов стерлингов? Как я могу себе позволить…

— Знаю. Штука. — Бинг прислонил стакан к ее губам. — Выпей. Сейчас тебе это необходимо. Поверь доктору Бингу.

Она немного успокоилась. По крайней мере смогла слушать.

— Я пригласил этих ребят, чтобы они составили нам смету, потому что на всей задней стене дома видны признаки сырости. Я не хотел тебя беспокоить, пока не выяснил все окончательно. Это, конечно, может подождать, но хуже всего обстоят дела в квартире Кэролайн.

— Милли! — сразу же сказала Иви.

— Точно. Для маленьких это вредно. Поэтому мы каким-то образом должны найти деньги. Мы — а не ты. Ты не должна это делать одна. — Бинг говорил это просто, укладывая при этом в сумку свою спортивную одежду.

Иви оценила его слова. И все-таки он был не прав. Это был ее дом, и ответственность лежала на ней. Она не могла принять от него никаких денег.

Уходя, Бинг остановился, чтобы лишний раз убедиться в совершенстве своего тела.

— Впрочем, имеет ли это такое уж большое значение? Ты ведь в следующую субботу обедаешь с Дэном.

Вот это был фокус. Иви снова смеялась.

Саша и Иви стояли в спальне Кэролайн. В ней были обои с ярким цветочным узором, что придавало комнате уютный и слегка старомодный вид. Обе они внимательно рассматривали на стене коричневое пятно неправильной формы. Обои около него отошли, и штукатурка на вид казалась влажной.

— Да, это протечка, — энергично кивала Саша.

— Это мы поняли, — ответила Кэролайн безучастно.

— С ней нужно что-то делать, — опять закивала Саша.

— Это мы тоже поняли, — мрачно отозвалась Иви.

— Она увеличивается, — сказала Кэролайн. — Раньше Милли спала в этом углу, но теперь мне приходится укладывать ее на диване. Она часто плачет по ночам.

У Иви раскалывалась голова. Всего лишь час тому назад ее уволили с работы, а сейчас она стоит здесь и выслушивает речь, которая очень похожа на обвинение. У Кэролайн это отлично получается — то ли из-за резкости высказываний, то ли из-за ее беспристрастного взгляда. Иви чувствовала себя задетой за живое. Она прекрасно понимала, что протечка — это Очень Плохая Вещь, и не было никакой необходимости повторять ей это сотни раз.

Однако Кэролайн еще не закончила:

— Милли стала часто кашлять.

Боже! Как у Диккенса.

Саша опять закивала:

— Может развиться туберкулез.

Иви смотрела на нее во все глаза, заклиная не продолжать. Но она продолжила:

— В этом, несомненно, повинен ши . Это очень опасно.

— Ши? — Кэролайн наморщила нос. — Что это такое? Вы никогда не говорили ни о каком ши. Сырость — это уже плохо, не хватало еще какого-то ши.

Иви поняла, что ее чертовски злит, что эта вечно мрачная, надутая, необщительная, крайне проблемная девица, которой она, Иви, изо всех сил старается помогать с первой секунды их знакомства, называет ее Эве.

— Иви, — поправила она. — Не волнуйтесь. Я все улажу. Я же хозяйка дома, в конце концов. — Она подтолкнула Сашу к выходу, продолжая: — Я возьму все эти ши и повешу их на твою вечно вмешивающуюся во все шею.

— У тебя, между прочим, — заметила Кэролайн ей вслед, — что-то розовое на бровях.

Бриджит, как всегда с непогрешимой точностью, выбрала для телефонного разговора самый неподходящий вечер.

— Как у тебя с работой? А с домом? — Именно эти вопросы задала она Иви, хотя обычно проявляла и к тому, и к другому не больше интереса, чем к молекулярной физике.

— Мама, меня уволили, а задняя стена дома вся отсырела.

Когда Иви закончила чтение статьи об «Ист-Эндерз», она держала телефонную трубку на расстоянии вытянутой руки, однако это не помешало ей услышать заключительную мамину фразу:

— Когда-нибудь ты хоть чему-то научишься?

— Нет, я обречена на неудачи, — просто заявила Иви. Она уже наслушалась достаточно.

— В общем-то я хотела поговорить не о тебе.

— А я на это и не надеялась.

— А что у тебя с голосом? Поговорить я хотела о твоей сестре.

— Как? Что случилось? — Иви сразу отбросила обиды.

— Она как-то странно себя ведет. Может, я, конечно, только придумываю…

— И что же ты придумываешь? — Иви пыталась выудить у матери хоть какую-то информацию. Сама она сохраняла принцип невмешательства.

— Когда я звоню, ее не бывает дома.

«Правильно делает», — подумала Иви.

— А когда я спрашиваю, где она была, она никогда не дает вразумительного ответа. А потом она как-то странно стала говорить о Маркусе. Не так, как всегда.

— И как же она о нем говорит? — продолжал допрос Детектив Крамп.

— Просто называет его «этот замечательный супруг» каким-то ироничным голосом. И все в таком роде. Может, я и напрасно поднимаю панику.

Бриджит Крамп напрасно поднимала панику каждый день по самому ничтожному поводу, но в этот раз основания для паники были. В счастливой до сих самых пор жизни Бет определенно что-то происходило. Однако Иви была человеком привычки, а она доросла до двадцати семи лет, никогда и ни в чем со своей мамой не соглашаясь. Начинать это делать сейчас — было уже поздно. А кроме того, если Бриджит только учует, что Маркус стал смотреть на сторону, она будет на полпути к Хенли, не успеет Иви и трубку положить.

— Все нормально, мама. Не так давно она приезжала ко мне, и мы отлично провели время. Не волнуйся за нее, за меня побеспокойся.

— За тебя? Разве я за тебя не волнуюсь с тех самых пор, как акушерка похлопала тебя по попке?

Так, Святая мученица Иви самоотверженно отвела на себя гнев своей матери, прямо как телохранитель президента, заслоняющий его своим телом от летящий пули. Бет необходима была свобода, чтобы самой разобраться со своими проблемами.

— Самое время пойти в бортпроводницы, — продолжала свое мама, — или в агенты по недвижимости. А может, из тебя получится хороший собаковод: ты так любишь возиться с Генри…

Подставить свою грудь под пули было бы гораздо легче…