На фотографии мужчина снят. Вокруг него растения торчат, Вокруг него разросся молочай — И больше ничего… Безлюдный край! И больше ничего, как будто он И вправду под капустою рожден… Я с удивлением гляжу на свой портрет: Черты похожи, а меня и нет! Со мной на фотографии моей Должна бы сняться тысяча людей, Людей, составивших мою семью. Пусть мать качает колыбель мою! Пускай доярки с молоком стоят, Которое я выпил год назад, Оно белело, чисто и светло, Оно когда-то жизнь мою спасло. Матрос огромный, с марлей на виске, Качающийся на грузовике. В гробу открытом лунной ночью… Он Сошел на землю охранять мой сон, Акацию и школьную скамью — И навсегда вошел в мою семью. А где-то сзади моего лица Найдется место и для подлеца, Чей прах в земле — и тот враждебен                          мне: Явись, Деникин, тенью на стене! Торговка Марья станет в уголке, — Купоны, боны, кроны в кошельке, — Рука воровки тянется к плодам… Я враг скупцам, лжецам и торгашам! Со мною должен сняться и солдат, Мной встреченный семнадцать лет                         назад. (Такое шло сиянье по волне, Что стыдно было плюнуть в воду                         мне.) Солдат французский в куртке                      голубой, Который дыню поделил со мной, Почуяв мальчика голодный взгляд… Шумело море… Где же ты, солдат? Забыв твои глаза, улыбку, рот, — Я полюбил всей Франции народ. Так я пишу. И предо мной портрет,— Ему уже конца и края нет: Явитесь, хохоча, и говоря, Матросы, прачки, швеи, слесаря. Без вас меня не радует портрет: Как будто бы руки иль глаза нет. Учителя, любившие меня! Прохожие, дававшие огня! Со мною вы. Без вас, мои друзья, Что стоит фотография моя!