Есть счастье — В дождь, ноябрьскою порой, У печки заоконной, задверной Сидеть и слушать, как водопровод Журчит… и как сонливый кот Урчит в тепле… Но есть иной уют. …Ноябрь. Дождинки леденяще бьют, Гудит ноябрьский воздух вдоль двора… А в нашем помещении жара. Гудит огонь. Но дров и кошки нет, — Слепящий уголь излучает свет. Дружище! Не шути с таким огнем. Металл, как щепка, погорает в нем, Чуть зазевается из нас иной. И вот включили молот паровой. Не только шум дождя, но даже гром Ты не услышишь тут… А мы втроем Клещами трижды сжали тяжкий вал, И, словно в глину, бьет металл в                          металл. Вал в середине желт, с торца багров, А мы его ворочаем без слов. Мы так сейчас близки! К чему слова? Когда б одна большая голова Вдруг сблизила шесть наших дружных                              рук, Определяя все На цвет, на звук. Мы трудимся с утра. А молот бьет. Бьет молот, И, как будто солнце жжет, На лицах наших проступает пот. Еще. Еще. Бросать нельзя. Но вот — Вал выпрямлен и почернел с торца, Изваянный по воле кузнеца. — Довольно. Хватит, — Говорю я двум. И молот смолк… Но что за новый                           шум? Гудит сирена: кончен день труда, Сейчас мы разойдемся, как всегда. Многооконный, многолюдный цех Закроют… Я оглядываю всех. Как были мы близки! Сейчас — домой. И странно мне, на миг, Что за спиной Есть комната и поманит назад, Что снова стены нас разъединят, И стекла, и квартирные огни… Я на товарищей гляжу: они Не думают ли то же, что и я? Они секунду медлят у огня, А угли затухают, и — светло — Нас обдает кузнечное тепло. Давно сирена смолкла. День труда Окончен. За стеклом не льет вода. И дом твой недалёко, может быть. Но не спешишь ты уходить.