Выходной день Максим решил посвятить важному занятию. Выпив с утра традиционные три чашки кофе с несколькими сигаретами, он спустился к метро и купил в киоске кипу свежих газет. Вернувшись домой, сложил их аккуратной стопкой на стуле. Рядом со стулом поставил холодную бутылку колы и, облачившись в длинный махровый халат, залег на диван — читать. Сначала прикончил «Спорт-экспресс» и «Клаксон», потом перешел к темам более скучным. Телефонный звонок не позволил ему до конца изучить славную трудовую биографию нового (но немолодого уже) премьера-академика, написанную в замечательном стиле старорежимной «Правды».

Телефон продолжал трезвонить, и Максим, поморщившись, потянулся к трубке. Телефонные беседы в его сегодняшний распорядок не вписывались, и он окончательно расстроился, сообразив, что придется вставать — рука не дотягивалась.

— Алло, слушаю, — произнес он таким загробным голосом, что думающий и чувствующий собеседник на другом конце провода просто обязан был повесить трубку. Там, очевидно, был человек, плохо разбирающийся в интонациях.

— Максим Андреевич? Добрый день. Петелин.

Раздражение уступило место любопытству, и Максим уже более бодрым голосом произнес:

— Добрый день, Анатолий Иванович. Чем обязан?

— Вы сегодня, насколько я осведомлен, не работаете? — В голосе Петелина не было ни вопроса, ни утверждения. Так, набор звуков, несущий некую информацию. Максим промолчал. С тоской посмотрел на газеты, лежащие на стуле. — Если есть время, хотелось бы, чтобы вы заскочили ко мне. Сможете?

— Нам нет преград, — хмыкнул Максим. — Ни в море, ни, тем паче, на суше. Во сколько?

— Чем быстрее, тем лучше. — Казалось, говорил автоответчик. — Буду ждать. — Таким гоном можно приглашать и на свадьбу, и на казнь — и в обоих случаях он будет одинаково неуместен.

— Э-э-э, — протянул Максим, глядя на часы. — Через сорок минут подъеду. С вещами.

— Остроумная шутка, — вяло отозвалась трубка и замолкла.

Стоя перед стендом, Максим читал образцово-показательную статью о том, как милиционер Кулиев, рискуя животом своим, задержал опасного преступника в городе Ленинабаде. Преступник пытался скрыться, вырвав из рук невинной домохозяйки сумку с продуктами. За этот подвиг на родине Кулиева, в далеком горном кишлаке, воздвигли каменного истукана. Две недели продолжался праздник, а председатель сельсовета бесплатно раздавал мужчинам анашу. Над статьей с плохой фотографии горным орлом смотрел на шурави усатый горбоносый азиат, облаченный в советскую милицейскую форму. Максим опустил глаза и увидел дату: 1976 год. Интересно, на чьей стороне воевал храбрый дехканин в Афгане? И на чьей — сейчас? Если, конечно, жив…

— Серов! — раздалось из окошечка, и луноликая матрона в погонах старшего лейтенанта протянула ему пропуск.

— Спасибо. — Максим посмотрел в строгие глаза служивой и спросил: — А вы помните тот лифт?

— Какой? — подозрительно прищурилась луноликая, моментально став похожей на соплеменницу милиционера Кулиева.

— Значит, не помните, — пробормотал Максим и направился к лестнице. Лифт этот был знаменитым. В конце восьмидесятых какой-то шутник из технического отдела в целях тестирования новой тогда видеотехники установил в лифте видеокамеру, и через несколько недель по всему ведомству была распространена кассета, на которой высокий начальник тискает и мызгает в лифте свою секретаршу, причем каждый день по-разному. Дело, конечно, замяли, шутника-технаря так и не нашли, секретаршу перевели в смежное ведомство, генерала — на периферию, с повышением. Лифт, — очевидно, с тех самых пор — так больше и не включали. Наверное, чтобы удержать персонал от соблазна повторить эротические подвиги генерала.

Максим постучался, толкнул дверь и вошел. Петелин сидел в вязаном жилете, белой накрахмаленной сорочке и допотопном черном галстуке на резинке. Со спинки стула свешивался однобортный пиджак с широкими лацканами. «Неужели они опять в моде?» — удивился Серов и поздоровался.

— Привет, — бросил Петелин. — А где вещи?

— Какие? — не понял Максим.

— Ты же обещал — с вещами, — напомнил следователь.

— Решил повременить. — Максим плюхнулся на стул, который жалобно заскрипел. — Что нового?

— Забыл прошлый раз спросить… — Петелин вдруг нагнулся и начал что-то лихорадочно искать в нижнем ящике стола. Там стеклянно звякнуло, и он в смущении поднял глаза на Максима. Во взгляде следователя читался немой вопрос.

— Не буду, — решительно заявил Максим. — А на «ты» — давай.

— Давай, — кивнул Петелин и задумался.

— Ты что-то забыл спросить, — напомнил о себе Максим через некоторое время.

— Да, — снова кивнул следователь, — забыл. — И опять замолчал. Еще через несколько минут, наконец, вспомнил: — Что навело тебя на мысль о Нефедове? Почему ты рассказал мне о нем?

Максим потер пальцами виски и попытался сосредоточиться. В этот момент в дверь постучали, и лопоухая, веснушчатая физиономия с плутовской улыбкой пропела песняровским тенорком:

— Разрешите, Анатолий Иванович?

Петелин захлопнул папку, лежавшую на столе, и бесцветным голосом произнес:

— Если по делу — разрешаю.

Долговязый лейтенант потоптался у порога и выпалил:

— Я тут проходил мимо. Дверь была открыта, вас не было. А телефон аж покраснел от напряжения. — Лейтенант запустил пятерню в рыжие вихры, сделал серьезную, по его мнению, физиономию, и продолжил: — Короче, звонил какой-то Бурко. Просил срочно с ним связаться. Все.

— Свободен. Еще раз сунешь сюда свой любопытный нос в мое отсутствие — в район откомандирую, свиноферму охранять.

Лейтенант нахмурился, выпятил нижнюю губу, пробурчал: «Спасибо» — и вышел.

Петелин позвонил Бурко.

— Здорово! Что у тебя? Нашел? Умница, Бурко. Орел! Дедушка, говоришь? Давай адрес. — Он чиркнул в блокноте карандашом и поднял глаза на Максима. — Бурко нашел свидетеля, который видел Нефедова в то утро на балконе его квартиры. Я сейчас к нему. Хочешь — едем вместе. В машине и поговорим.

Максим утвердительно кивнул и встал, разминая ногу.

— Проходите, товарищи, э-э-э…

— Анатолий Иванович, или просто Анатолий. А это — Максим Андреевич, — представил Серова Петелин.

Максим поразился перемене, происшедшей со следователем. От бесчувственного робота не осталось и следа. Перед ним был старомодно-вежливый, обаятельный сельский учитель старших классов. Он перевел взгляд на поджарого старика в желтой футболке с девятым номером и надписью «Роналдо» на спине.

— Не положено! — гаркнул старикан командирским голосом. — Вы же на службе. Я своих подчиненных за обращение по имени в наряды гонял. Вечером, после службы, за кружкой пива, — Ваня с Митей, а на службе — только по званию.

— То-то я смотрю, Василий Терентьевич, выправка у вас — хоть сейчас в строй. — Петелин одобрительно покачал головой. — Майор Петелин, а это — капитан Серов.

Дед стиснул их руки железным рукопожатием и отчеканил:

— Полковник в отставке Шрамко. Спрашивайте, майор. Проходите, присаживайтесь. — Он проводил их в комнату и пошел на кухню ставить чайник.

— Вы сказали, Василий Терентьевич, — начал Петелин, когда тот вернулся, — что видели вашего соседа напротив в то утро (Петелин назвал число). Вы уверены, что это был именно тот день? Все-таки четыре с лишним месяца прошло.

— Обижаете, майор. — Старик добродушно улыбнулся. — Этот день — особенный. В этот день наша часть вошла в Берлин. — Он на время замолчал и погрузился в воспоминания. Потом, грустно кивнув, продолжил: — Нас живых осталось четверо. Да и то, один-то уже и не живой почти. Пятый год парализован. — Дед посуровел лицом, помолчал. — В этом году друзья ко мне приехали еще за день до годовщины. Хотел их на дачу отвезти — природа! Воздухом подышать, рыбки поудить. Да не решился: электрички битком — суббота, через одну — отменяются. Нет, думаю, уморю своих дедов. Мы уж по-стариковски, дома. В пятницу вечером помянули товарищей, а в субботу с утра сели, вспоминать начали, пивко гонять. Деды мои оба дымят, как паровозы, еще с войны. Вот я их на балкон и гонял — сам не курю уже лет двадцать. Два раза выгнал, а потом решили: а что это мы в комнате, когда на балконе такая благодать? Там и устроились. Закусочку принесли, табуреточки. Тесновато, конечно. Так вот, этот парень напротив — Лешка, по-моему, — курил чуть ли не каждые десять минут. Я еще удивился: раньше редко видел его курящим, а тут — одну за другой. Он же спортсмен, тренер — и так курит!

— Были, наверное, причины, — осторожно заметил Петелин.

— Я в чужую жизнь не лезу, не знаю, — отрубил полковник. — А вам что, нужно найти причины его курения?

— Нет, Василий Терентьевич, — как можно мягче сказал Петелин. — Нам нужно найти людей, которые видели его дома с девяти до одиннадцати утра.

— Вот я и видел, — кивнул старик. — И однополчане мои видели.

— Вы думаете, они его запомнили? — допытывался Петелин.

Старик внимательно посмотрел на него и укоризненно покачал головой.

— Эх, майор. Вы его сами-то хоть раз видели?

Петелин честно признался, что нет.

— То-то и оно. А вы бы посмотрели. Шварценеггер этот киношный рядом с ним — цыпленок ощипанный.

— Тебя домой подбросить? — спросил Петелин, открывая дверцу машины.

— Нет, — ответил Максим. — Раз уж я здесь, зайду к Алексею, обрадую.

— Вы такие близкие друзья? — удивился Петелин.

— Да нет, не очень, — улыбнулся Максим. — Просто знакомы очень давно. Он с оперативным составом несколько лет рукопашкой занимался. Так что я в некотором смысле его ученик.

— Ну что же, сходи, — пожал плечами Петелин, запуская двигатель. — Пока. Если что — звони.

Его «жигуленок» резво пробежался по дорожке, свернул за дом и скрылся. Максим же направился к Нефедову, старательно перешагивая через следы собачьих прогулок.

— Здорово, тезка! — Максим широко улыбнулся карапузу и удивился, увидев у того в руке пособие «Windows-95», открытое примерно на середине.

— Здравствуйте, — с серьезным видом прокартавил малыш. — Сейчас я папу позову. Только, чур, мне не мешать. Я занят. Пап, к тебе.

— Хорошо, — прошептал Максим. — Мы будем тихо, как мышки.

— Привет, Макс. Проходи. — Нефедов смотрел на гостя с удивлением, смотрел настороженно. Усевшись за стол напротив Максима, невесело улыбнулся: — Что-то следователь твой не спешит ко мне в гости.

— Он и не придет, Леша. Нашелся свидетель, который видел, как ты все утро дымил на балконе.

— Да ну!? — Настороженность на лице Нефедова сменилась детской радостью. — Нашелся-таки! Это же здорово! Это же так здорово, слушай! Ты не представляешь, я себе который уже день места не нахожу. Да и в Португалию лететь надо, осеннюю коллекцию подбирать.

— Ты же собрался переквалифицироваться, — заметил Максим.

Нефедов криво усмехнулся и пригласил гостя на балкон.

— Я бы, конечно, с удовольствием, — произнес он после того, как они закурили. — Только — куда? Тренером — на сто пятьдесят в месяц? У меня же через два месяца третий ребенок родится! Вот и подумай — куда мне деваться? Разве что к тебе, массажистом.

— Логично, — согласился Максим. — Некуда. А с долгом что делать будешь?

— С каким долгом? — нахмурился Алексей.

— Ну, те, сто двадцать тысяч, Петру…

— Сто двадцать тысяч? — Алексей с изумлением смотрел на Максима. — Так я же их давно отдал.

— Кому? Когда? — растерялся Серов. — Почему мне в прошлый раз ничего не сказал?

Алексей пожал плечами.

— Ленке, Петькиной жене. Сразу после похорон. Почему не сказал? Так ты не спрашивал. Да и дело такое, как бы сугубо наше, внутреннее. Да ты ей позвони, она подтвердит!