В ателье работа шла обычным, порядком. Мастера заимствовали детали из новых телевизоров, переставляли в старые или оставляли у себя для перепродажи на сторону по повышенным ценам. Таким образом осуществлялся кругооборот материалов и средств. Сроки выполнения заказов по-прежнему преднамеренно затягивались, с заказчика сдирали лишнюю плату. И Сергей, видя, что собственный пример добросовестной работы на закоренелых мастеров не оказывает ни малейшего влияния, а наоборот – только озлобляет их, попробовал изменить тактику борьбы и выйти непосредственно на начальника.

Он терпеливо дождался, когда примет его директор ателье, товарищ Отпетов, и войдя в уютный кабинет, где царила сонная атмосфера благодушия и попустительства, не присел на предложенный стул из опасения, что стоит присесть – и его собственная бдительность уснёт, как у прочих, и он забудет, зачем пришёл. Поэтому, встав рядом со стулом, молодой мастер решительно заявил:

– Я постою, так удобнее говорить о неприятных вещах. Дело касается работы ателье.

Директор мягко и вкрадчиво улыбнулся.

– А что, разве что-нибудь случилось, или мы план завалили?

– Нет, на первый взгляд, всё идет нормально: заказчика обсчитывают, сроки выполнения отдельных заказов с целью вымогательства затягиваются, детали подменяются.

– Ну что вы! Это всё пустяки, не надо придираться, – поморщился пренебрежительно Отпетов. Главное – план мы выполняем, заказчики на нас не жалуются.

– Это не пустяки, – возразил Сергей. – На таких вот пустяках Пичугин и Абреков дачи себе нажили, гаражи, машины, и не простые «Жигули», а у каждого по «Волге». Я, например, при честной работе на велосипед себе не могу заработать при той же оплате.

– В вас, молодой человек, говорит зависть, самая обычная житейская зависть, так что я не имею права принять ваш разговор к сведению. Вы черните коллектив. Стыдно в вашем возрасте заниматься склоками.

– Какими склоками!? – Сергей даже вскипел от негодования и чёрные глаза замерцали гневом обличения и жаждой справедливости. – У вас под носом творятся безобразия, а вы в упор не желаете их видеть. Вы потакаете хапугам, а честным работникам приходится увольняться. Почему уволились Фомин и Латышев? Они написали на вас жалобу в исполком.

Глаза его, как остриё пики, упёрлись в грудь директора, но за толстым слоем многолетнего благополучия и равнодушия тот оказался непробиваем.

– Фомин и Латышев – обычные «летуны», сегодня здесь, завтра – там, ищут где легче и выгодней. Зачем такие дешёвые примеры? А кляузничать каждый может, много ума не надо. И предупреждаю вас: если вы пойдёте по этому пути, вам тоже придётся покинуть нашу организацию.

– Нет, я пойду другим путем – предлагаю организовать контроль за работой мастеров, пусть проверяют телевизоры, где новые детали вставлены, где старые, почему заменены.

Отпетов смерил его пристальным взглядом и неожиданно быстро согласился:

– Хорошо, попробуем что-нибудь организовать. Идите, трудитесь.

Посылая мастера работать, директор телеателье даже не представлял, в каком круговороте дел вращался этот настырный правдоискатель. После звонка сестры забот у него прибавилось. Но так уж устроен человек – он постоянно должен о ком-то думать, корыстно или бескорыстно, о ком-то заботиться, лишены этого лишь жалкие единицы, пустоцветы общества. Так что у Сергея в этом плане было вполне всё нормально, и хотя заботы тяготили сознание, но они же делали его жизнь осмысленной, нужной другим.

После получения в ателье адресов клиентов, он теперь вначале бежал на вокзал, где помогал разгружать товарные загоны, и после тяжёлого физического труда переходил к умственному, то есть ремонту радиотехники. Но это всё уже после основного трудового дня.

Как он ни крутился, как ни старался, но больших денег не получал, и не потому, что не умел работать, а потому, что был очень честен, прямолинеен и принципиален, то есть имел как раз в себе такие качества, которые мешают зарабатывать крупные суммы и обогащаться. Да и деньги, как таковые, ему были не нужны, хотя на первый взгляд могло показаться, что всю свою жизнь он посвятил накоплению жалких бумажек. Сам он об этом говорил так: «Деньги мне нужны только для того, чтобы отдать их другим», что впрочем, он и делал. Молодой человек не копил их «в чулок» и не откладывал на сберкнижку, последней у него вообще не существовало, а все излишки высылал сестре. Теперь же появился и отец, его тоже необходимо было не только кормить, но и одевать, так как выяснилось, что из одежды он не располагал ничем, даже тёплым пальто и шапкой, все пропил, прокутил в своё время, не заботясь о том, как будет встречать зиму.

Николай Афанасьевич сам о себе не думал, надеясь на «авось», но сын уже сейчас, летом, подумывал, что хорошо бы к осени поднакопить деньжат ему для зимней одежды. К тому же, предстоящая свадьба требовала отнюдь не ста рублей, потому что он не мог допустить, чтобы будущие родственники со стороны мужа сестры потом упрекали его или, что еще хуже, хвастались, что все расходы на свадьбу они взяли на себя, а он, брат невесты, оказался несостоятельным. Так что деньги ему были необходимы исключительно для других. Не зря говорят: «Добрый человек не бывает богатым».

Получив деньги за разгрузку, Сергей направился по вызовам. Очутившись в северном микрорайоне, он сразу же вспомнил о Женьке, и его невольно потянуло к мальчугану, а возможно, и не только к нему, но в остальном он не хотел признаваться себе, поэтому и мы не собираемся выдавать его, пусть остаётся в приятном заблуждении.

«Проверю, как живётся мальчонке, – решил он. – Как-никак мой старый знакомый».

На всякий случай он заскочил в магазин и, набрав продуктов, встал в очередь в кассу.

Пожилая сухощавая кассирша с длинным носом, бросив на него оценивающий взгляд, затрещала счётным аппаратом. Взгляд Сергею не понравился, он сразу понял, что его сейчас обсчитают. Кассирша, видимо, по лицу определила, что парень спокойный, интеллигентного вида, а такие обычно стесняются устраивать скандалы из-за нескольких копеек и терпеливо сносят, когда их обсчитывают, но на этот раз она просчиталась.

Сергея не переносил обмана, надувательства и хотя по натуре не был скандалистом, любил справедливость. Всякая непорядочность вызывала в нём бурю негодования. Продавцам он не доверял, поэтому еще до того, как приблизился к кассе, мысленно просуммировал все покупки.

– Пять рублей семьдесят копеек, – оповестила кассирша.

– Вы ошиблись – пять рублей три копейки, – поправил Сергей хладнокровно.

Кассирша моментально вскипела:

– Не думаете ли, что машина хуже вас считает? Будет мне тут всякий указывать.

– Пять рублей три копейки, перечитайте, – спокойно, но настойчиво повторил покупатель.

Кассирша защёлкала на аппарате, но, как ни странно, у неё получился тот же результат.

– Пять рублей семьдесят копеек, – вызывающе нагло заявила она.

– Вам, может, на бумажке расчёт предоставить? – не сдавал позиций Сергей. – Я повторяю – вы ошиблись. И пока правильно не сосчитаете, не заплачу.

Кассирша смерила его ненавистным взглядом, выразившим, что она презирает его за мелочность, и обронила сквозь зубы:

– Плати и не задерживай очередь.

Из магазина Сергей направился к дому, где жили Холмогорские, поднялся на пятый этаж, позвонил.

Из-за двери раздался детский голосок:

– Кто там?

– Открывай, Женя. Это дядя Серёжа.

– Дядя Серёжа, – послышался радостный возглас, после чего на площадку выскочил мальчуган и, обняв мастера за ноги на уровне своего роста, пролепетал: – Ты чего долго не приходил? Я так по тебе соскучился. Ждал, ждал, а ты не приходишь.

Сердце Сергея дрогнуло, он и не подозревал, что за такой короткий срок ребёнок привязался к нему и жил надеждой на встречу. Желая как-то оправдаться за долгое отсутствие, он признался:

– Я твою маму боюсь. Выгоняет она меня.

– Ты не бойся, она только ругается, но не дерётся.

– Не дерётся, это уже легче, тогда я буду чаще приходить. А ты, наверно, как всегда голоден?

Мальчик замялся.

– Мама оставила хлеба со сметаной, но мне так хочется вашей каши.

Внутренне Сергей вспыхнул: «Опять эта кукла держит его на голодном пайке. Уморить мальчонку собралась, что ли? Придётся поговорить с ней по-серьезному».

Мальчику же он сказал:

– Раз хочется, значит, будем варить. Состряпаем целую кастрюлю. Мы с тобой попируем.

Кроме каши, Сергей сварил суп с курицей и компот. Накормив ребёнка, он выстирал ему бельишко, прибрал в комнате, после чего взял мальчика на руки, и они вместе уселись смотреть телевизор.

Лариса всё не возвращалась.

– Мама всегда так поздно приходит? – поинтересовался Сергей.

– Нет, не всегда.

– А тебе одному не скучно?

– Скучно. Я даже иногда плачу, – доверительно сообщил Женька.

– Одичаешь ты, брат, здесь совсем, – задумчиво произнёс Сергей.

– Одичаю, – согласился мальчик.

– Придётся о тебе позаботиться. Тебе коллектив нужен, твои ровесники. Ты в детский сад хочешь?

– Хочу. Только мама говорит, что у неё на садик нет денег.

– Пустяки, деньги найдём.

Стрелки часов, висевших на стене, приблизились к десяти.

«И где эта кукла весь вечер шляется, – мысленно ругался гость. – Наверно, опять с этим фраером приключений ищет. Придёт, я ей задам».

Мальчик давно спал у него на руках. Раздев ребенка, Сергей отнёс его в кроватку и вновь уселся перед телевизором. Клиенты в этот вечер остались необслуженными, но разговор с матерью мальчика был важнее всего прочего.

Лариса появилась в половине одиннадцатого. Открыв ключом дверь м войдя в прихожую, она сразу же обнаружила у порога мужские туфли. Осторожно заглянув в комнату и увидев Сергея, она как-то очень вяло и устало протянута:

– А-а, это опять ты?

Вид её поразил Сергея: она заметно похудела, под глазами появились тёмные круги, лицо было не подкрашено и от этого выглядело бледным и смертельно усталым. Да и реакция на молодого человека оказалась совсем не той, которую он ожидал. Сергей подготовился встретить и отразить целый шквал, а тут даже ветерком не повеяло, какая-то зыбкая тень промелькнула и замерла во мраке неизвестности. Он не узнавал Ларисы, она словно угасла и действовала в какой-то полудрёме. Не обращая больше на непрошенного гостя никакого внимания, девушка прошла в ванную, умылась, затем – на кухню, поставила подогревать чайник, а сама молчаливо, как каменное изваяние, замерла на табуретке, опершись обеими руками на стол.

Сергея собирался сразу же высказать ей в лицо всё, что думает, но её отрешенность, бледность и смертельная усталость, проглядывавшая в глазах, остановили его, сменив гнев на милость, Ему вдруг стало жалко её не меньше, чем Женьку.

– Суп горячий есть. Налить? – предложил он.

– Давай, – согласилась она безразлично.

Гость налил хозяйке тарелку первого, рядом поставил кашу.

Лариса нехотя и вяло попробовала, но вид и вкус горячей пищи оживил её, глаза сразу заблестели, на щеках проступил лёгкий румянец, и тут Сергей понял, что она тоже очень голодна: девушка ела чрезмерно поспешно, как бы для того, чтобы поскорее насытиться, и от спешки даже закашлялась.

Сергей стоял молча в стороне и ждал, когда она насытится.

Когда обе тарелки опустели, она подняла на него глаза и произнесла одобрительно:

– Ты, оказывается, вкусно готовишь.

– Я не ленюсь. А ты к себя, и сына голодом моришь. Насчёт себя, конечно, дело хозяйское, но зачем же над мальчонкой издеваться? А уж если сама готовить не любишь, отдала бы ребёнка в детский сад.

Лариса бросила на него усталый взгляд и недовольно проговорила:

– Много ты понимаешь… Не сын он мне. – Встала к, пройдя в комнату, села на диван, опустив голову на грудь и о чём-то задумавшись.

Сергей остановился напротив и несколько секунд созерцал девушку, пытаясь мысленно установить связь между ней и Женькой, но не найдя объяснения, осторожно продолжил разговор, начатый в кухне.

– Если ты говоришь, что Женя тебе не сын, то кто же? Почему он называет тебя мамой, да и вообще – откуда он взялся?

Девушка повела неопределенно бровями.

– Откуда, откуда. Ты очень любопытен. Не пойму только, чего привязался к нам? Строишь из себя благодетеля. Да у меня таких – хоть забор городи. Сначала золотом осыпят, потом петлю на шее затянут.

– Ошибаешься, я не благодетель и хожу не к тебе, а к Женьке. Мы с ним познакомились, когда я не знал, что вы живете вместе. Мне мальчишку жалко. Разве так с ребёнком обращаются? Если он тебе не сын, то чей же и почему живёт у тебя?

– Это мой племянник, сын моей сестры. Она вместе с мужем погибла в автомобильной катастрофе. Родственников у нас нет, и поэтому я взяла ребёнка к себе. А тут это дело… – Она страдальчески сморщилась, махнула рукой, как бы отмахиваясь от чего-то очень неприятного. – Ну да ладно, как-нибудь выкрутимся… Я очень похожа на сестру, поэтому Женя называет меня мамой, и я хочу, чтобы он верил, что именно я его мать.

– Взять ребёнка на воспитание – этого мало, – возразил Сергей. – Детей надо хорошо кормить, чисто одевать, выводить на свежий воздух. А ты посмотри на него – он же у тебя как тень стал, бледный, хилый. Ты почему ему обеды не варишь?

Лицо Ларисы болезненно сморщилось, губы как-то совсем по-детски надулись, и она обидчиво ответила:

– Денег нет.

– Как нет? Ты же зарплату получаешь? Какой у тебя оклад?

– Сто рублей.

– И тебе не хватает на еду?

– Раньше хватало, но дело в том… – она замялась и вдруг заплакала.

Сергей растерялся, уже приняв вину на себя и решив, что довёл девушку до слёз.

– Зачем же плакать, – забормотал он нерешительно. – Я ведь ничего обидного не сказал, просто собираюсь до истины докопаться.

– У меня растрата – шестьсот рублей. Если я эти деньги не внесу в кассу, меня посадят в тюрьму, – задрожав, как в ознобе, заговорила она. – Поэтому я и решила копить. Занять-то мне не у кого, да и кто даст такую сумму? Сто пятьдесят рублей я собрала, но еще целых четыреста пятьдесят нужно. – В голосе ее послышался ужас перед названной цифрой. – А я уже выдохлась. Ты думаешь, я поздно пришла – гуляла? Нет, я уборщицей подрабатываю в одном учреждении, на полставки. Убираюсь по вечерам, но так устаю – сил нет. Где же мне такую сумму наскрести? Экономить можно только на еде, вот и экономлю: сама не ем и Женька кое-как перебивается. А если меня посадят а тюрьму, что, ему лучше будет? Думаю, пусть лучше на хлебе с молоком временно посидит, чем один останется. А я его люблю и никому не отдам. Кроме него, у меня никого нет.

Она снова заплакала, и Сергей совсем уже мягко попытался утешить:

– Не расстраивайся из-за такого пустяка и никогда не делай из денег проблему. Тайфун – это еще не погода, пронесётся – и нет его. Вокруг живые люди, помогут. Я достану тебе четыреста пятьдесят рублей, а ты Женьку корми получше.

Лариса взглянула на него недоверчиво, но слёзы высохли у неё на щеках.

– Ты странный парень, – тихо вздохнула она.

– Почему странный? Неужели порядочность всегда выглядит странно?

– Нет. Но люди, с которым я общаюсь, не из того круга. Если они что-то к делают, то за деньги, за какую-то выгоду. У них везде и всюду связи, блат. Им легко жить, хотя они часто запутываются сами и запутывают других. Я иногда смотрю на них, и мне делается страшно, чувствую, что попала в какое-то болото и вязну. Ты делаешь всё бескорыстно. Не думай, что я ничего не понимаю, Женьку пожалел, навещаешь его. Я вижу, что ты это делаешь не из-за меня, а только из-за того, что тебе Женьку жалко… А знаешь, почему я в торговлю пошла? Потому, что считала по наивности, что продавцы находятся в особом почёте. Была у меня знакомая, заведующая книжным магазином, так ей бесконца звонки от заведующих других магазинов, и от директоров заводов, и даже из исполкома, и всё таким любезным тоном. Каждому позарез нужны хорошие книги, и уж она за них получала то, что другим и во сне не снилось. Случилось мне побывать у неё дома, так я решила, что попала в квартиру министра. Вот тогда-то и мне захотелось в торговлю. Она меня и устроила в универмаг «Ромашка». Думаешь, туда легко попасть? Нет, требуются связи. Но молодости я о многом не подозревала. А тут так всё обнажилось, что жутко стало.

Она замолчала и закрыла лицо руками.

Сергей слушал ее рассказ с большим интересом, открывая новое не столько в словах, сколько в самой девушке, и постепенно из пустышки, какой он считал ее до сих пор, она превратилась для него в человека страдающего, запутавшегося и ищущего выхода.

Лариса подняла голову, пристально вгляделась в его лицо, умное и внимательное, словно проверяя, не обманывается ли в нем, потом спросила:

– Вот ты человек без связей, скажи – тебе легко жить?

Молодой человек пожал плечами, как бы недоумевая такому странному вопросу.

– Со связями, без связей – я об этом не думал, а всегда старался жить честно.

– А я поняла, что любые связи – это, прежде всего – сделка с собственной совестью… Если хочешь знать – растрату мне подстроили, и знаешь при содействии кого? – Сергей покачал отрицающе головой. – Того самого Виктора, который увивается вокруг меня в магазине.

– Который завязывал тебе шнурки? – уточнил мастер.

– Да, да, именно его самого. Только это показуха, на глазах у других он строит из себя галантного кавалера, а в душе – грязный тип… Я бы, возможно, и не поняла, откуда у меня растрата, если бы однажды не подслушала разговор и собственными глазами не увидела, как они химичат. Растрата тогда уже была сделана, и я пребывала в панике. Заведующая обвинила меня в ротозействе, вроде бы я недосмотрела по накладным и пустила по одиннадцати рублей сорочки, которые стоят семнадцать рублей. Но я хорошо помню, что там стояла цифра одиннадцать, и в накладной, и на этикетках. А когда вся партия была распродана, то оказалось, что на каждой сорочке потеряно по шесть рублей. Я долго не понимала, как это могло случиться, а потом сообразила, что накладную и цены на этикетках искусно подделали: цифра семь легко переправляется на единицу. Когда товар был продан, они снова из цифры «один» сделали цифру «семь», у них всё в порядке, а я осталась в растрате. И сделал это Виктор.

– Но зачем ему такое понадобилось?

– Честность в торговле, что палка в колесе, мешает другим легко катиться по проторенной дорожке. Вот они и решили меня попутать. Виктор, естественно, когда «узнал» растрате, предложил свои услуги, то есть шестьсот рублей, но я отказалась. Зачем попадать от них в двойную зависимость… – Она опять замялась, беспокойно затеребила кончиками пальцев краешек платья и пояснила: – Я говорю – «они», потому что дело не в одном Викторе… Однажды я спустилась в подвал за товаром, обычно его Виктор доставляет, но в этот раз он задержался, а покупатели требовали, и я решила сама сходить.

Подвал в магазине огромный, заставлен чуть ли не до потолка, ящиками, тюками, человеку затеряться среди них ничего не стоит. Пробираюсь я осторожно между ящиками и вдруг слышу – шум какой-то в левом углу, вроде бы кто-то спорит. Я, конечно, полюбопытствовала, а вдруг, думаю, воры. В левом углу была приоткрыта дверь в небольшое помещение, обычно на нем всегда висел замок, сейчас же горел свет. В проёме были видны Виктор, наша завсекцией, директор универмага и какой-то мужчина в очень хорошем костюме. Я ещё подумала: в таких на концертах выступают, а он по подвалам лазит. Директор возмущался:

– Я же просил германские, а ты принёс польские. Здесь убытком, пахнет в тысячу рублей, ты это понимаешь или нет? Польский товар берут плохо, он залеживается, а пока залёживается – может нагрянуть ревизия. Запомни – требуются ярлыки и этикетки только германские, французские, итальянские, американские, в крайнем случае – чешские, а всё прочее – убыточно. Хоть в доску разбейся, а чтобы через неделю достал.

– При мне пятьдесят штук югославских. Возьмете? – спросил мужчина.

Заведующая согласилась:

– Пойдут на платья Коржевенского комбината.

Директор передал мужчине деньги под расписку и тот ушёл.

Потом я видела, как Виктор с заведующей срывали с наших платьев старые этикетки и ярлыки и двое работников на машинках пришивали новые. Так русские товары перевоплощались в импортные. Заведующая сама проверяла качество, чтобы комар носа не подточил. А затем платья пошли втридорога. Раскупили их за полтора часа, они почти и на прилавке не лежали. Заведующая в моде разбирается, она прекрасно знает, какой товар ходовой, а какой не пользуется спросом. После этого случая я как бы прозрела. А ведь ходят и улыбаются все, как честные люди. Моя растрата нужна была им, чтобы превратить меня я зависимого человека, в послушного раба. Но они глубоко ошиблись. Подлостями я никогда не занималась и заниматься не собираюсь. Выплачу деньги и уйду. Пусть живут, как хотят.

– Ты собираешься молчать? – удивился Сергей. – Позволишь, чтобы они грабили людей? Это же мошенники крупного масштаба.

– А ты хочешь, чтобы я б милицию заявила? Так после этой милиции я и дня не проживу. Помнишь, ты спас меня ночью от четверых парней? – Сергей кивнул. – Думаешь, так просто ребятишки баловались с незнакомой девушкой? Нет. Попугать они меня собирались. Это подопечные заведующей. Я как-то Виктору проговорилась, что заявлю в милицию по поводу того, что они дефицитный товар держат всегда под прилавком. Он передал заведующей, вот меня и решили проучить. Их методы – запугать, поставить человека в материальную зависимость, чтобы превратить в послушное орудие для своих целей. Меня раз напугали и я боюсь. Лучше уйти потихоньку, заплачу деньги и уйду. Скажу, что лучшее место нашла.