Из пролесков показались всадники. Выезжали они осторожно, будто опасаясь новых, неведомых им сюрпризов. Похоже, минное заграждение хорошо напугало монголов. Жаль, что МОНок оставалось только два десятка, а то бы я весь перелесок заминировал. Но были еще несколько штук, которые я установил в лесу, на тропах, ведущих к холму. Наши лесовики, исследовав окрестности, показали мне четыре тропы, где могут пройти даже конные. Я помнил о беглеце по имени Буол и особых иллюзий по боязни степняков густого леса не питал. Есть у поганых хорошие следопыты, в том числе и лесовики. Они могут провести малые отряды для удара в наш тыл, поэтому я поставил паутину растяжек на возможных подходах, настрого запретив нашим ратникам туда ходить.

Наконец, достаточно осмелев, оба монгольских отряда двинулись к крепости. Они прошли мимо на расстоянии одного перестрела, разминувшись напротив холма, и проследовали дальше. У перелесков развернулись и повторили дефиле. Вновь разворот, однако вслед за ними на поле начали выходить новые монгольские отряды. Пять сотен… тысяча… три тысячи…

Каждый отряд, как на параде, проезжал мимо холма, выдерживая расстояние в один перестрел. Как будто свою силу и неисчислимость демонстрируя. Лица у ратников стали суровыми. Они мрачно взирали на то, как поле постепенно заполняется вражьим войском от края до края. На противоположный холм въехало несколько особо державшихся всадников. Я вынул из сум и расчехлил «Тигр». Через оптику лиц не разглядеть. Да и толку мало, ведь ориентировок на Батыя и его темников не имеется. По тем рисункам с гравюр, что были в Интернете, можно каждого монгола в ханы записать. Скорей всего, на холм поднялись тысяцкие. Что ж, подождем пока…

– Мы добились своего, – сплюнул Кубин, – всей своей ордой пришли. Только самого Батый-хана пока не видать.

– Здесь он, – прогудел Коловрат, показывая налево, – эвон, бунчук Батыя несут.

Мы увидели коричневую массу всадников, перед которой все расступались. Впереди ханской гвардии несли полотнище черно-белого цвета с целым пуком кистей на древке. Это было знамя Чингисхана. Девятихвостое, с изображением серого кречета с черным вороном в когтях. И чем, интересно, не угодил монголам черный ворон? Тоже, поди, вести неприятные приносил.

Ханская гвардия перед нами выпендриваться не стала, прямиком проехав к противоположному холму. Следом за коричневыми всадниками проехали волокуши. И на холме стала быстро собираться юрта.

Я оторвался от оптики, заметив многозначительные взгляды Кубина и Коловрата. Походное жилище хана ставилось аккурат на нашей закладке. Отрадно предугадать действия врага.

Вновь смотрю на холм. Кто в этой массе всадников хан Батый? Не разберешь.

– И долго они на нас любоваться будут? – не выдержал Демьян.

Словно услышав Горина, к холму направились три всадника. Один из них нес длинный шест, на котором развевался пышный черно-белый бунчук. На полпути всадник затряс шестом.

– Дзе! Дзе! Дзе! – взревели монголы.

Троица переговорщиков направлялась к холму, а черная масса продолжала орать:

– Дзе! Дзе! Дзе!

– Пойдем, бояре, – позвал я Коловрата и Матвея Власовича. – Сейчас нам сделают очень выгодное предложение, с точки зрения степняков.

– Что они могут предложить от скудости ума своего, – усмехнулся Коловрат, – склониться да покориться…

– Или дань за триста лет, – хохотнул дед Матвей.

Мы спустились со смотровой башни, поднялись в седла и поехали к передовым стенам гуляй-города.

Монгол с бунчуком остановился перед ежами и закричал:

– Урусуты! Склонитесь перед Бату-ханом, внуком Потрясателя Вселенной – великого Хана Чингиса. Целуйте землю у его ног! И будет вам милость!

Он вскинул копье с бунчуком, и сотня тысяч степняков сразу взревела:

– Кху-у-у! Кху-у-у! Кху-у-у!

– Не оригинально, – сказал я. – Скудный выбор, как думаешь?

Кубин хмыкнул и покосился на Коловрата.

– Подумаешь, немного ошибся, – проворчал Евпатий, – про поцелуи эти совсем забыл.

Всадник опять затряс своим мохнатым копьем, а орда вновь «закудахтала».

Мы выехали за щиты встречать переговорщиков. Вгляделся в троицу поганых, и злость заполнила меня до самой макушки, но я сдержался. Не подавая виду, выехал на пять саженей вперед, за мной пристроились князь Борис, Кубин и Коловрат.

– Володя, смотри… – тихо сказал дед Матвей и заскрипел зубами.

– Спокойно, поручик, спокойно…

Один из сопровождающих остановил взмахи глашатая с бунчуком. Тот вспыхнул лицом, но, повинуясь жесту, покорно отъехал назад, а вперед выехал третий…

– Рад видеть князя Керженского в полном здравии, – заявил Буол.

– Не могу сказать того же, – стараясь говорить спокойно, ответил я.

– Повелитель чистого неба всегда хранит сынов своих! – рассмеялся монгол. – Какое сегодня небо, посмотри, князь. Посмотри и подумай. Хан Бату предлагает славным русским богатурам свою милость. Оставьте свои копья, вложите мечи в ножны, и присягните Великому Чингизиду, и будьте гостями на празднике его…

За щитами гуляй-города послышалась возня с приглушенной руганью. И я почувствовал, как напряглись мои спутники. Борис выдохнул сквозь зубы, вновь скрипнул зубами Кубин, а Коловрат сильно сжал кулаки. Я взглянул на небо – там кружил большой черный ворон. Впрочем, он уже не один, по кромке леса угадывались целые стаи. Чуют, что скоро тут прольется кровь, слетаются. Вот только кто сегодня в меню у ворон…

– Вот что я скажу тебе, Буол, – сказал я монголу. – Душа – Богу, сердце – женщине, долг – Отечеству, честь – никому! Так хану и передай.

На лице степняка мелькнуло недоумение, затем глаза сверкнули злобой. Он правильно понял мои слова.

– Не хочешь быть гостем ты, – процедил с угрозой Буол, – тогда гостями станем мы, князь.

– С обнаженным клинком в гости не ходят, степняк. Нам не о чем больше говорить.

– Береги свою голову, князь, – посоветовал монгол, разворачивая коня.

– Не могу сказать того же в ответ, степняк.

Мы вернулись за щиты. Там Макар Степанович и несколько ратников с трудом удерживали Михаила Борзова. Парень рвался вперед и скрипел зубами…

– Чисто зверь, как увидел послов, – сказал Лисин. – Еле удержали…

– Это был убийца Гаврилы Борзова, – пояснил дед Матвей.

– Княже-е-е! – взвыл парень, пытаясь вырваться из рук бояр. – Дай мести свершиться!

Я подошел к парню, наклонился и сказал:

– Послушай меня, Миша. Ты отомстишь ему. Я знаю – куда он направится. Я хорошо тебя подготовил и уверен – ты справишься.

– Да-да, княже… – кивнул Борзов. – Я понял…

– Отпустите его.

Ратники разошлись, выпуская из своих объятий Михаила.

– Я помню отцов своих, – зашептал парень. Затем продолжил громче: – Я плоть от плоти твоей, отец мой. Помню и чту тебя.

– Я кровь от крови вашей, славные пращуры мои! – Уже неслось над холмом. Каждый ратник, глядя вперед и сжимая рукояти сабель и мечей, пел песню смерти. И летели над ратниками слова древних воинов:

– Вижу я всех отцов своих!

– И пред вами стою, аки есть я!

– И чую я силу рода моего, кипящую в жилах моих!

– И пред смертию лютой не поколеблет мя сомнение, ибо мертвые сраму не имут, ано смелые живут вечно.

Стихли все звуки. И стихли враги. Только слова готовящихся к смерти ратников, четко и слитно произносимые всеми, заполнили все вокруг. Слова, подобные тем, что я слышал перед Керженской сечей.

– Как отец мой!

– Как все пращуры мои!

– Так и я с-а-а-а-ам! – Рев воев разлился в морозном воздухе. Вдалеке из леса вспорхнули галки и воронье.

– Прости за все, брат… – Бояре пропели песню смерти, теперь они прощались друг с другом.

* * *

– Демьян, – кликнул я Горина, – Михаилу и Макару по два десятка лесовиков отбери. Пусть перекроют те тропы в лесу. Мыслю, оттуда поганые попытаются ударить. Миша, ты помнишь, где мы коробы с огненным зельем поставили?

Борзов кивнул.

– Вот укроетесь там и ждите. Убийца твоего брата придет. Обязательно.

– Да, княже! – кивнул парень и ушел вместе с Гориным.

– Княже, поганые начали!

Мы выглянули за щиты. Конные массы начали двигаться. Похоже, сейчас начнется атака.

– Почему ты считаешь, что этот Буол пойдет через лес? – спросил Кубин.

– Пойдет, – усмехнулся я, следя за маневрами и стараясь угадать – где и куда сначала ударят степняки. – По глазам его понял.

Несколько тысяч степняков уже взяли разгон, направляясь к холму там же, где поднималась дружина. Тут никаких препятствий, кроме нескольких рядов ежей.

– Эх, славная сеча будет! – Коловрат пихнул Кубина. – Как считаешь, Матвей Власович?

– Да, напьются крови вражьей наши клинки.

Атакующие достигли середины подъема, повернули и поскакали вдоль, стреляя на скаку из луков. Щиты гуляй-города мгновенно обросли стрелами. Пространство меж рядами щитов как будто заросло идеально ровными ростками.

Через смотровую щель я следил за степняками. Наконец они достигли чуть заметного провала в снегу. Это был ров с острыми кольями. Его занесло снегом, а ветры подровняли снежный покров, и теперь этот провал еле заметен. Хороший и неожиданный сюрприз для вражеской конницы. Первые всадники влетели в ров и закувыркались, следом начали падать другие, на них наседали последующие. Началось столпотворение.

– Бей! – И густой тучей полетели ответные стрелы. Среди них чертили смертельный пунктир болты, это пять десятков новиков стреляли через смотровые щели из арбалетов.

Тул со стрелами быстро пустеет. Он не один, но все равно кричу обозникам:

– Запас давай!

Рядом, гоняя в ножнах тяжелый меч, сквозь зубы ругается Коловрат:

– Сидим, как мыши в норе, носа не высунуть. Полезли бы, что ль?

У щита новик деловито заряжает арбалет…

Кубин с пулеметной скоростью метает стрелы…

– Хорошая куча вышла! – радуется Коловрат. – Но помашем ли клинками?

Кубин, вколачивая стрелы во врага, отрывисто говорит:

– Никуда. Сеча. От нас. Не денется!

Атака монголов практически захлебнулась. Напирающие сотни еще давили вперед, а ров уже забился трупами. Толчея врагов – отличная мишень. Бояре исступленно метали стрелы. Наконец, степняки ринулись с холма. На склоне остались сотни убитых вповалку с бьющимися в агонии лошадьми.

– Ага, получили?! – захохотал Коловрат. – Погань степная!

Улыбаюсь и, глядя в щель, говорю:

– Я же говорил, первую атаку и так отобьем. А вы в курсе, господа, что монголы уже сталкивались с порохом в Китае? И у них есть китайские инженеры. Так что я не удивлюсь, если появятся и пушки.

– Да ну? – Евпатий повернулся, собираясь посмотреть на монголов. – Скорей всего, они притащат сюда пороки, если они у них еще остались.

Сквозь щель меж бревен Коловрату видно плохо. Он плюет и встает, не обращая внимания на стрелы и оглядывая все поле.

– Ну что, видишь китайцев, – шутит Дед Матвей, – али нет?

Коловрат встряхивает щитом и вынимает меч.

– Поганых токмо вижу. Сейчас опять полезут.

– Еще как полезут, – добавляю я. – Первый блин вышел комом, так что, бояре, сейчас штурм будет.

На расстоянии одного перестрела медленно перемещались монгольские тысячи. Но вот от центра начал разбег огромный конный клин.

– Сейчас посмотрим, как они перескочат наши ежи, – хмыкнул я и поднялся в рост. Рядом с Евпатием встает Кубин. Ратники вынули сабли и мечи, приготовили копья.

– К бою! В ряд! – И меж стен гуляй-города выстраивается практически фаланга, ощетинившаяся длинными копьями.

Конная лава уже на середине подъема. Лук в руку – и весь остаток стрел из тула в самый центр конного клина. Рядом щелкают луки других бояр. Передние ряды атакующих сбиты, но лаву это не останавливает. Она подминает под себя слетевших с коней седоков и упавших лошадей. Первые всадники попытались с ходу перескочить торчащие ряды острых кольев, но кони напарывались на следующие, а всадники вылетали из седла под ноги выстроившихся ратников. Этих сразу добивали. Но часть конницы прорвалась через заграждение, и тут же была встречена множеством копий.

Удары, треск, жалобное ржание, звон железа, яростный рев…

Пеший монгол не ровня пешему русскому вою. Тут у стен гуляй-города наша сила. Перед ежами выросла груда вражьих и конских тел. Лошади бились в агонии, мешая накатывающим волнам степняков. Бояре с легкостью отбили и эту атаку. Степняки отхлынули, оставив у заграждений еще пару сотен убитых. Сразу ливнем посыпались стрелы.

Я скомандовал отход, и ратники, прикрываясь щитами, организованно отошли под защиту гуляй-города. С горечью увидел, как за бревенчатую стену оттаскивают убитых и раненых. А до этого стрелами даже не побило никого.

– Неплохо начали! – весело сказал Коловрат, стряхивая кровь с меча. – Десяток на несколько сотен поганых разменяли.

От его слов мне стало не по себе. Любой погибший воин мне как в сердце нож. Но я Евпатия не виню, он пробыл в этом времени достаточно, чтобы так оценивать потери. А я привыкать не хочу.

– Что-то решают, – проронил Кубин, глядя на противоположный холм.

– Ага, они так еще не получали. Четыре сотни положили, а результатов – ноль. Но что-нибудь надумают…

– Почему бы сейчас адскую машину не подорвать? – спросил Коловрат.

– Нельзя, – ответил я. – Надо ждать, когда подойдут полки и закроют выходы из поля. О, опять атакуют!

Монголы вновь ринулись в атаку клином, но у заграждения, заваленного трупами, спешились и, преодолев его, выстроили сплошную стену из щитов, чем сильно нас удивили. Быстро они учатся, но пока бестолково выходит. Степняки, как говорится, рождаются сразу с уздечкой в руках и спускаются с коня на землю только для продолжения рода. Они отличные всадники, но пеший степняк уступает привычному к пешему бою русскому ратнику. Бояре хмыкали, глядя на неровный ряд колыхающейся, как волна, щитовой стены. Степняки непрерывно приседали, и из-за щитов летели стрелы. Вдруг монголы, взревев, бросились вперед. Наши лучники заработали со скоростью пулемета, но волна атакующих захлестнула первую бревенчатую стену, и округа опять заполнилась звоном оружия.

– Запас! Давай запас! – орали стрелки обозникам.

Я стоял во второй линии щитов и своим луком поддерживал сражающихся бояр. Высунулся поганый – стрелой его…

Тулы быстро пустели, но тут же обозники доставляли полные. Рядом, у края бревенчатой стены, застыл обозный старшина, поглаживая ратовище копья.

– Егор, ты чего тут? А ну, к обозу…

Сквозь железный звон слышу спокойный голос Суромяка:

– Никуда не уйду. Я чту и помню отцов своих. – И обозник сунул копье через щель, наколов монгола у стены. – Вот так!

Степняки прикрываются щитами, и я оттягиваю тетиву до хруста в лопатках.

Дыннн! Стрела входит в деревяшку по самое оперение, а монгол валится назад с пришпиленным к телу щитом. Врагов становится слишком много, и наша стрельба начинает походить на идиотскую компьютерную стрелялку, где враги-мишени начинают появляться с чудовищной скоростью. Похоже, Батый загнал на холм целый тумен.

Первая стена уже опрокинута, и поганые сплошным потоком текут на нас. Против каждого ратника не менее пятерых. Щиты сдвинуты, бой идет через ряд. Коловрат в первых рядах. Вокруг него, как мошка, вьются монголы, а он крутит огромным мечом, как косой косит, создавая пространство наполненное обрубками и кровью. Но поганые все равно лезут – каждому хочется победить такого батыра. Сражающаяся масса людей уплотняется. Ратников начинают теснить ко второй стене. А следом идут свежие степные тысячи.

Я протиснулся ко второму ряду щитов, где застыли в готовности расчеты орудий. Пушки заряжены, запальные шипы накалены, но стрелять нельзя – много наших могут попасть под свою же картечь. Услышат ли?

– Отхо-о-од! Прикрыть орудия!

Услышали! Сражающиеся бояре начинают оттягиваться ко второму ряду щитов, выстраиваясь по их краям клином. Наконец наших ратников в секторах стрельбы орудий не осталось. Одни поганые, и их стало еще больше…

– Господи помилуй, – пробормотал я и рявкнул, – пали!

Одновременно откинулись орудийные порты, раскаленные шипы коснулись запального пороха, и пушки, отпрыгнув на полсажени, изрыгнули ярость картечи по врагу. По ушам хлопнуло грохотом залпа, на время выключая слух, все пространство между первым и вторым рядом щитов заволокло дымом. Расчеты яростно заработали банниками, вычищая стволы от тлеющих остатков. Сейчас необходимо прикрыть работу расчетов и заодно восстановить внешнюю стену гуляй-города.

– Ва-а-л!

Ратники в мгновение перестроились в несколько рядов, закрывшись чешуей щитов.

– Вперед!

– И – раз! – слитно двинулись вперед ряды. – И – раз!

В редеющем дыму проступали силуэты оглушенных и раненых степняков. Их сразу добивали. Картечь прорубила широкие просеки во вражьих толпах. Под ноги страшно смотреть…

Остальные монголы в панике скатывались по склону. Ратники выдвинулись вперед, подняли первый ряд стен и организованно вернулись под их защиту. С опозданием посыпались стрелы.

В глубине леса почти одновременно ухнули взрывы. Ага, отряды в тыл все-таки послали. А вдруг новики не управятся? Вдруг поганых через лес пройдет больше?

– Макар Степанович, будь добр, помоги своей сотней нашим лесовикам.

Лисин увел бояр в лес. Я поймал усталый взгляд Кубина.

– Власыч, не след тебе в общей свалке быть, – я поднял руку, прерывая возмущение старика, – возьми карабин, поднимись на башню и смотри в оптику. Если поганые притащат камнеметы, или еще чего неприятного, то сообщишь.

– Батыя подстрелить? – без улыбки пошутил Кубин.

– Без опыта все равно не достанешь, но если что, то максимум пять патронов… но наверняка!

– Есть, княже! – и дед Матвей приложил руку к шлему.

* * *

Я бродил среди павших ратников и всматривался в лица. Имена крупными буквами вспыхивали в памяти. Их теперь никогда мне не забыть. Сколько воев уже погибло? Не знаю. Счет давно потерян. Где князь Борис? А Лисин Илья? Почему не вернулся Макар Степанович?

Медленно обвожу взглядом заваленное телами поле боя. Потом смотрю на вражий лагерь. Монголы прервали атаки и затихарились, явно не зная – как бороться с русскими и их страшным оружием. Три атаки мы отбили только благодаря артиллерии и каждый раз, когда монголы в панике откатывались с холма, восстанавливали передовую стену. Потери у нас страшные. Даже у хорошо защищенных от стрел пушкарей. В пылу боя один заряжающий поторопился и, не пробанив ствол как следует, сунул новый заряд. Тлеющие остатки воспламенили порох как раз в момент проталкивания унитара. Выстрелом парня разорвало пополам…

Устав бродить, я подошел к бревенчатой стене. Тут трупов меньше. Бросил щит на снег, собираясь на него присесть, и вздрогнул от того, что сидящий у стены человек, которого я принял за убитого, вдруг открыл глаза и спросил:

– Отец вернулся?

– Нет.

Илья посмотрел сквозь меня и закрыл глаза. Рядом с ним шевельнулся лежащий вдоль стены князь Борис. Живы! Хоть одна хорошая новость, а то я считал, что они погибли. Хотя немудрено, что я принял их за мертвых, выглядели они как трупы, лежащие вокруг нас: все в рваных и рубленых ранах и в запекшейся крови. Велесов поднялся и сел. Я опустился на щит и откинулся на стену, вытянув раненую ногу.

Стена вздрогнула от того, что рядом уселся Коловрат.

– Жив, Владимир Иванович? Ну и слава Богу!

Евпатий вытянул руку, в которой он держал свой огромный меч, и, морщась, осмотрел его. Меч был в крови, которая уже успела местами замерзнуть. Он чуть наклонился, подтащил за ногу труп монгола и тщательно вытер клинок о его халат. Снова критически оглядел меч, затем повторил процедуру. Я усмехнулся, глядя на его манипуляции, вспоминая, как он разил поганых в бою. Меч Коловрата огромен и тяжел, но в руках Евпатия клинок порхал, будто тростинка, от одного удара разваливая пополам вместе со щитом очередного кандидата на победителя Великого Богатыря.

– Хичирхэг! Мэхэл багатур! – кричали монголы Коловрату. Но, видя неудачу очередного соратника, монголы упорно лезли под его смертоносный меч. Евпатин и располовинил врагов больше всех.

Из-за стены появились Горин и дед Матвей. Коловрат отложил клинок и посмотрел на Кубина. Тот потоптался, намереваясь присесть на корточки, потом плюнул и сел на труп степняка, подложив под себя щит. Демьян сел рядом с Борисом.

– Почему Батый так в нас вцепился? – спросил Коловрат. – Ведь уже почитай целый тумен тут положили.

– Дело принципа, – хрипло ответил Кубин.

– И чести, – добавил я. – Как же, непобедимый хан всей ордой не может одолеть какие-то пятнадцать сотен.

Нас давно уже не пятнадцать сотен, но все наши павшие внутри гуляй-города и монголам не видны. И гуляй-город стоит нерушимо.

– И кровник он твой, не забыл?

– Не забыл, – хмыкнул Евпатин. – Сам пусть придет и спросит, а я отвечу.

И покачал своим мечом.

– Оно, конечно, хорошо бы, – вздохнул дед Матвей. – Да только не придет он сам, кого попроще пошлет. Я с башни вот что углядел: пять волокуш на поле въехало. Никак пороки Батыю привезли. Засуетились они там.

– Кликните обозного старшину, пусть земляное масло и особые стрелы приготовит.

– Нет его, Владимир Иванович, – прохрипел Борис. – Он погиб.

– Боярин! – Из-за стены выскочил ратник и подбежал к нам. – Поганые пороки собирают.

У передовой стены собрались все ратники и смотрели на лагерь монголов. Перед холмом, примерно в ста пятидесяти саженях от нас, суетились серые фигурки вокруг четырех конструкций. Камнеметы собирались неожиданно быстро. Жаль, что картечь не достанет, а снарядных фугасов у нас кошкины слезки – всего пять штук. Будем забрасывать стрелами с нефтью. И подожжем.

У пороков гарцевали сотни всадников охраны. Если камнеметы разобьют передовые щиты гуляй-города и переключатся на внутренние укрепления, то монголы тут же начнут атаку.

– Выдвинуть пушки вперед, – распорядился я. – Убрать с их пути тела.

Расчеты с помощью ратников выдвинули пушечные минифорты вперед.

– Парни… – На лицах новиков задор, но в глазах бесконечная усталость. Многие ранены, но пришли все до единого. Даже Илья явился, несмотря на то что его качало, как тростник на ветру. Я оглядел парней и показал за щиты:

– Вон там стоят пороки, и сейчас они угрожают только нам. Но что есть мы? Мы – вои. А через несколько дней они будут кидать камни в города, где женщины и маленькие дети. Знаю, далеко и трудно. Но надо.

– Да что, княже, разве мы не понимаем? – Треш слабо улыбнулся и пихнул Павла Савельева. Тот кивнул:

– Добросим стрелу, не зря столько времени болты кидали.

В этот момент один порок метнул снаряд. Странный. Это не камень… это мешок! Он перелетел через стены гуляй-города и упал в лесу.

– Глянь, что там было, – сказал я Демьяну.

Только Горин ушел, как метнул снаряд второй камнемет. Серая глыба полетела низко и воткнулась в холм у передовой стены, разбросав снег в стороны.

Кинули камни и остальные пороки. Один пролетел над нами и упал где-то в лесу, а второй ударил в крайнюю бревенчатую стену и взорвался мелкими осколками. Сама стена развалилась по бревнышкам.

Мать ети! Льдом швыряются! Камни для городов берегут? Ну да, чего на нас булыжники тратить? Лед наши простенькие стены разобьет, а его зимой вдоволь на реках. Пора камнеметы уничтожать, а то скоро пристреляются.

– Приготовились!

Каждый из новиков взял по стреле-снаряду, только что наполненных горючей смесью. Я отошел в сторону и скомандовал:

– Бей!

Пятьдесят с лишним стрел по навесной траектории полетели в сторону метательных машин. А ведь точно летят! Зря я сомневался. Почти все стрелы разбились о деревянные конструкции метателей. Некоторые упали между ними. Пора кидать огонь, а то прислуга у камнеметов и степняки вокруг засуетились. Следом за новиками выстрелили мы. Четыре стрелы, оставляя черный след, взмыли вверх и полетели к порокам. Огненные столбы взмыли вверх, а новики вновь зарядили арбалеты.

– Бей!

Пламя вспыхнуло еще злее, а до нас долетел треск пожара и яростный рев степняков. Вокруг пылающих метательных машин суетились люди, пытаясь потушить пожар. Бесполезно, нашу смесь, в которую добавили все, что может гореть, потушить невозможно. Проверено. Если только все монголы не разденутся и плотно не закидают пороки своей одеждой.

Коловрат, глядя на огонь, усмехнулся:

– Вот и нет у поганых пороков.

– Что, совсем никаких? Ты уверен?

– А вот и ответ. – Бояре вскинули щиты, и по ним градом застучали стрелы. Мы шагнули вплотную к стене.

– Пороков больше нет? – Евпатий глянул на меня и захохотал. Я смотрел на него, улыбаясь, и думал – ведь он должен был от камня, брошенного пороком, погибнуть. Неужели историю изменили? Коловрат смеялся, посмеивались бояре.

– Княже! – закричали с башни. – Княже!

Дозорные на смотровой башне вразнобой показывали в разные стороны. Смотрю на поле: монголы начали активно перемещаться. Прибежал Кубин с карабином.

– Володя, полки подошли, – радостно сообщил он.

Все вокруг воодушевились. В монгольском войске началась уже нездоровая суета. Как бы Батый не вырвался из западни. Но нас монголы в тылу не оставят, могут навалиться всей сворой. Надо дать условный сигнал Русаку.

– Дымы сюда! Обложите ими тот холм.

Новики расхватали стрелы с дымными пакетами, подожгли фитили, и через мгновение полсотни дымных следов прочертили воздух над полем. Противоположный холм затянуло белым дымом. Но подрыва не было. Я забрал у Кубина карабин и нашел оптикой развилку на сосне, дощечка была на месте.

– Чего Русак медлит-то?

Бабах!

Это что еще? Одиночный выстрел со стороны врага насторожил. Вдруг дальняя стена из бревен разлетелась, калеча засевших за ней ратников.

Бабах!

Что-то ухнуло перед передовой стеной, и нас обильно присыпало снегом.

– Никак пушки? – вскочил Евпатин и выглянул на поле.

Вместе с Кубиным я выскочил с другой стороны щита. У самого подножья холма, чуть в стороне от догорающих пороков, суетилась кучка людей. К ним несли какие-то трубы, потом вспыхнуло пламя, что-то пролетело к нам – и край бревенчатой стены разлетелся в стороны. Вот и пушки, а с ними и китайские спецы. Только странно – после выстрела трубу оттаскивали в сторону и ставили другую. Одноразовые? А наводчик тоже один? Лук уже в руке, наложил стрелу…

Наводчик – штучный товар. Вот он, на кончике стрелы, в меня целит. Тонко пропела тетива, а сердце отстучало три раза, как я увидел, что китаец отлетел со стрелой в глазу. Но пушка все равно выстрелила. Успел огонь поднести, поганец! А снаряд…

– Назад! – запоздало закричал я.

Стена, за которой стояли мы, вспучилась бревнами.

Удар – и темнота.

Перед глазами люди. Много людей. Они стоят во множестве рядов, словно на старой черно-белой фотографии запечатлен целый полк. В первом ряду я вдруг узнаю своего отца и своих обоих дедов, а дальше – незнакомые люди, но с очень знакомыми лицами. И я вдруг понимаю – это мои предки. Где-то в самой дали угадывается лицо князя Владимира Дмитриевича…

Неожиданно приходит боль. И по ушам бьет чей-то крик:

– Очнись, Владимир Иванович! Очнись!

Вдруг обнаруживаю над собой Бориса и Кубина. Они прикрывают меня щитами. У передовой стены бояре выстроили вал. Лучники метают стрелы из-за щитов.

– Что случилось?

– Ох, слава Господу, жив! – крестится дед Матвей. – Тебя, Володя, бревном оглушило, а Евпатию-то… худо ему, зашибло сильно. Боюсь, не жилец…

Густо посыпались стрелы, и ратники, ругаясь, прижались к стенам. Я поднялся и сделал шаг к телу Коловрата. Прикрыл его от стрел своим щитом. Рядом подняли щиты Кубин и князь Борис.

– Казус какой… Владимир Иванович… – Евпатин поперхнулся кровью и слабо улыбнулся, – ведомо было, что смерть мне будет от пороков, а видишь, как вышло-то? Ты пороки сжег, а смертушка от пушек пришла.

– Ну-ну, рано о смерти говорить. Сейчас мы тебя к обозу унесем, там и поможем. Жить долго будешь.

– Нет… это… конец… чую. – Коловрат закрыл глаза. – А славно… мы бились…

И, выдохнув, замер.

Кубин смахнул слезу и, протянув руку, закрыл другу глаза.

– Прими, Господи, душу раба своего. Настоящего русского воя.

Вот и не стало Николая Евпатина. Не былинного, а настоящего богатыря – Евпатия Коловрата. Под частый перестук падающих стрел Борис прочел «Отче наш». Мы постояли, склонив головы.

– Княже! – опять крикнули со смотровой башни. – Наши из леса возвращаются.

Сотня Лисина, наконец, вернулась из леса. Долго их не было. Почему задержались? Макар Степанович въехал в гуляй-город верхом, а с ним очень знакомая личность…

– Долгие лета, Владимир Иванович! – поздоровался воин в золоченом доспехе. Причем в изготовленном по подобию наших.

– И тебе, Владимир Юрьевич, долгие лета, – кивнул я в ответ.

Сын великого князя лихо спрыгнул с коня. Быстро прошелся по гуляй-городу, особо не обращая внимания на вражьи стрелы, покачал головой на сваленные в сторонке трупы степняков, посмотрел на поле…

Пока он знакомился с обстановкой, я спросил у Лисина о результатах рейда.

– Посекли всех поганых, княже, – сказал Макар Степанович.

– А Борзов где?

Лисин склонил голову.

– Поганых две сотни было. Пять десятков от огненного зелья полегло, остальных мы побили… – голос боярина дрогнул, – убит Миша. Голову кровнику свернул, но не уберегся в сече.

Я взглянул на небо. Вороны… вороны… вороны… над полем кружила большая стая. Даже грохот взрывов и пушечная канонада не пугала их. Птицы ждали своего часа.

– Там и дозоры княжича встретили, – добавил Лисин. – Их боярин из коловратовской дружины провел.

– Ну, говори, князь Керженский, – сказал подошедший княжич, – что далее делать потребно. Ведь это ты у нас теперь главный воевода.

Что ж, если меня признал воеводой сын великого князя, то и сам Юрий Всеволодович тоже, но на время, а потом, скорей всего, попробуют использовать или вовсе избавиться. Никому не нужен такой конкурент в борьбе за власть. Ладно, посмотрим, а сейчас имеются другие проблемы.

– Сколько воев привел, княжич?

– Со мной двадцать сотен, – приосанился парень. – Там, в лесу стоят.

Хм, как, интересно, они там сумели разместиться? В лесу мы специально расчистили просторную поляну при вырубке. Нашим лошадям там достаточно просторно, но вместе с прибывшими толкотня, наверное, жуткая. Однако пусть потерпят. Как подорвем фугас, так сразу в атаку и пойдем.

– Что там Русак-то, может, не видит? Киньте еще дыма.

– Он не увидит, княже…

Я обернулся на голос.

– В том мешке были головы… – хрипло сказал Демьян, и по лицу его текли слезы. – Егора, Акима… всех…

Свело болью грудь… это я виноват в их смерти… проклятый степняк, чтоб ты в самое адово пекло попал!

– У-у-у-… – выхватив карабин из рук Кубина, я метнулся к минифортам, отпихнул заряжающего в сторону, высунул ствол «Тигра» в смотровую щель и прицелился в сосну. Полтора километра…

Даже для СВД запредельное расстояние, а для охотничьего карабина – тем более, но надежда есть. На таком расстоянии пуля никого даже не поранит. Синяк в худшем случае, но даже малого толчка достаточно, чтобы сорвать дощечку с чеки. Только попасть… только попасть…

Прицелился, потянул спуск…

П-чих! В оптику видно верхушку сосны, но пуля прошла, ничего не задев. Хоть бы веточку… чтобы понять… Еще две попытки – без результата. П-чих! П-чих! П-чих! Мимо…

Вытаскиваю карабин и быстро скручиваю глушитель. И вновь целюсь.

Ничего не должно мешать. Теперь для меня никого рядом нет. Нет никакой битвы, нет пушек, людей, ничего нет. Есть только цель – дощечка, а в ней весь враг. Именно в ней. Все зависит от проклятой деревяшки…

Бах! Ветка гораздо левее и ниже цели заметно вздрагивает. Ага! Теперь выше и правее…

Бах! Пуля срезала ветку рядом с целью. Проклятье! Еще чуть-чуть правее…

Бах! Мимо…

Последний патрон… от напряжения сводит руки и слезятся глаза. Расслабил кисти и зажмурился. Вдруг перед глазами встала та картина с моими предками. И явно вижу пустое место рядом с князем Владимиром Дмитриевичем. Для меня? Или Бориса?

– Володя, – слышу голос деда Матвея. – Монголы с холма уходят.

В оптике цель. И единственный патрон в карабине.

– Небывалое – бывает, – шепчу я и плавно тяну спуск.

Бах! Дощечка исчезает из виду. Попал! Мина сработает через две-три секунды. Успеваю посмотреть на холм через оптику. Действительно, куда-то собрались. Ага, вот и Батый…

Земля вздрогнула и вздыбилась. Вверх полетели бревна, грунт, люди. Огненный вихрь мгновенно вырос и раздался в стороны. С жутким воем полетели в разные стороны огненные шары, накрывая вражьи полчища беспощадным пламенем…

При закладке я повторил опробованный на лесном озере способ – в центре пороховой заряд, а по бокам и сверху бочки с нефтяной смесью. Только теперь пропорции были в разы больше. И взрыв мощнее – от грохота заложило уши и сбило с ног ударной волной наших ратников. Даже на таком расстоянии.

А монголов просто разметало. Многих пожгло. Ханской гвардии почитай нет. От тумена тяжелой конницы остались крохи – всего пара сотен; остальные степняки, разом лишившиеся высшего руководства, в панике пытаются выбраться из ловушки, но оба выхода из поля перекрыты русскими ратями. В перелесках разгоралось сражение. Теперь пора ударить и нам.

– Коня! – крикнул я. – Эй, на башне, стяг сюда!

Пока еще не привели коней, я отдавал последние распоряжения.

– Трифон, Николай! – позвал я десятников пушкарей. – Мы сейчас по поганым ударим. А вы сейчас отстрелите заряженную картечь и заряжайте пять пушек фугасами, и палите вон туда, а затем скатывайте орудия вниз. Берите весь огненный запас. Зарядов не жалеть. Николай, три пушки налево тяни, где поганых меньше, – и я показал на левую часть поля. – Встанешь там и с боярами Бравого оборону держи. Ты, Трифон, с четырьмя развернешься вон туда, видишь, где поганых больше всего? Мы ударим наискось, а ты жди, как от тебя по правую руку окажемся, тогда бей в самую гущу. Мы за пушки забежим и опять ударим. Если поганые отойдут, то двигай пушки ближе и бей.

Подвели коней. В этот момент грянул залп. Лошади шарахнулись, а бояре княжича от неожиданности присели, быстро крестясь и бормоча молитвы.

– Что, Владимир Юрьевич, непривычен глас пушечный? – спросил я княжича. – Ведь сам хотел на эту диковину взглянуть.

– Да уж, громок глас этот, – признался парень, немного бледнея. Он до сих пор был под впечатлением от увиденного взрыва. – Не бесов ли огонь это? Эвон как тьму поганых вознесло…

– Э нет, Владимир Юрьевич, – засмеялся Кубин, – не вознесло, а унесло. И огонь этот тьму вражью сжигает, значит никак не бесовский…

Княжич на это только перекрестился.

– Вои! – крикнул я. – Ударим поганых всей силой своей. За Ижеславец, Белгород, Пронск. За Рязань! За Китеж. Никто не уйдет от возмездия!

– Да-а-а! – взревели ратники. Я поднял вверх руку с копьем и направил коня вперед. Следом пошли бояре, и конница начала разбег. На полсклона повернули направо, огибая вал трупов у рва. Раздался протяжный грохот залпа, и, обгоняя нас, закувыркались пять фугасных снарядов. Они влетели в самую гущу монгольского войска. Четыре взрыва раздались почти одновременно, затем подорвался пятый фугас. От взрывов степняки шарахнулись в разные стороны. Часть поганых выскочила навстречу нам. Увидев атакующую кованую рать, многие отвернули назад, остальные, что-то заорав, кинулись в лобовую. Но кулак кованой конницы прошел через разрозненные отряды как нож сквозь масло. Проскочив до опушки, мы повернули направо, обходя поле по краю, чтобы забежать за орудия, пополнить утерянные в стычке рогатины и ударить вновь. Вслед за нами кинулись несколько тысяч монголов, собираясь ударить в спину. Расчеты минифортов к нужному месту не успели и дали залп издалека, больше в острастку, но степняки все равно шарахнулись обратно. После подрыва фугаса на холме и сокрушающих картечных залпов любой орудийный выстрел сильно пугал степняков, и они предпочитали держаться от пушек на приличном расстоянии.

Мы отбежали к пушкам, за которыми ехало несколько саней с запасами копий и стрел.

– Молодец, Трифон! – похвалил я десятника. – Вовремя пуганул вражин. А теперь толкайте пушки ближе, и жди момента. Если мы в сече увязнем, то стреляйте попарно. Пока две пушки заряжаются, две наготове…

У пролеска гремела основная сеча. Уже были видны ряды пеших русских ратников. Монголы стрел почти не кидали. От обозов их отсекли, и теперь степнякам пополнять тулы негде.

Вновь атака. Набираем скорость, направляя свой удар в край вражеского скопления. Навстречу нам развернулось до тысячи кочевников.

Двести метров, сто, пятьдесят… сшиблись!

Я отбил щитом вражеское копье, но и противник смог отбросить и мое в сторону. Однако тут же в степняка ударило копье Демьяна. А меня атаковали сразу двое поганых. Оба молоды, в стеганых халатах и с плетеными щитами. Я вскинул щит и толкнул пику одного степняка вверх, поднырнул под нее и гранью тяжелого щита ударил поганому в бок, а второму вонзил рогатину в край щита. Ратовище сразу вырвало из руки. Выхватил саблю, но впереди открылся разрыв между нами и основным войском монголов. Я потянул поводья, уводя конницу правее, однако отбежать за орудия сразу не удалось. Поочередный залп четырех орудий проредил кинувшихся нам наперерез несколько тысяч монголов, и они тоже прижались к опушке, а от основной массы начал накапливаться еще отряд. Кто-то явно организовывал разрозненные отряды. Сотники или кто-то из тысяцких, но не старше, так как вся верхушка орды была похоронена после подрыва большого фугаса.

Нам предстояло пробиться к пушкам, которые вновь начали бить парными залпами. С того края поля тоже часто грохотали орудия, только вот прикрыты они всего лишь сотней бояр, но и поганых там было на порядки меньше.

– Владимир Юрьевич, – подъехал я к княжичу, – надо бы нашим с того края поля помочь. И быстрее, а то, смотри, поганые для удара накапливаются. Вдруг прорвутся и нашим в спину ударят?

Перед нами перемещались тысячи степняков. К пушкам они лезть опасались, держась на приличном расстоянии, но насчет нас намерения понятные. Княжич, привстав на стременах, пристально посмотрел на поганых и кивнул:

– Добре, тысячу возьму.

Начинаем разгоняться и сбиваться в плотные ряды. Меня и многих бояр, оставшихся без копий, оттирают второй и третий ряд. Мы врубаемся в неуспевших разогнаться для удара монголов. В этот момент грохочут пушечные выстрелы, и по правую руку от нас вдруг проходит картечь, выкашивая врага. Как-то расчеты смогли подтянуться ближе и дать два залпа в спину степнякам. Однако благодаря пушкарям мы почти без потерь прорвались под прикрытие пушек. Вновь забежав за орудия, восполнили отсутствие копий, и сразу часть дружины с княжичем во главе ушла на помощь Бравому.

Расчеты орудий работают слаженно и быстро. От орудий валит пар, это стволы остужаются, причем оригинально – после выстрела, пока орудие банится и заряжается, на стволы накинуты овчины, обвалянные в снегу.

– Молодцы, ребята, – хвалю я парней, – а как сюда так быстро успели-то?

– Обозники помогли, княже, – весело ответил десятник.

После нескольких залпов подряд поле перед пушками затянуло густым дымом. Как бы поганые не воспользовались этим. Посмотрев по сторонам и немного подумав, я сказал пушкарям:

– Вот что, парни, сдвигайте пушки к левому краю леса. Вас прикроет сотня боярина Садова. Дали залп на десяток саженей вперед, так и двигайтесь…

Начинаем новую атаку, используя задымление. Повел дружину направо, считая, что отсюда поганые атаки не ждут. Но у самой опушки на нас вылетело не меньше двух тысяч легкой конницы, и мы молча опустили копья.

– А-а-а-а! – заорал поганый, метясь своим длинным копьем точно мне в грудь.

Я качнулся вправо, отбивая щитом вражеский наконечник. Мою рогатину степняк тоже отбил, но неудачно, она впивается лошади в спину под седлом. Бросаю ратовище, выхватываю саблю и по затылку н-на!

Новый враг налетает справа, метя в лицо. Вскинул щит, отводя удар, и клинком срубаю сжимающую древко руку. Тут же столкнулся щитами с проносящимся слева степняком, взмахнул вслед саблей, но не достал и чуть не проворонил противника справа – монгол, что-то крича, замахнулся из-за головы. Подставил щит под удар клевца, а сам рубанул врага по ребрам. Сабля скрежещет по кольчуге, но тут же в него впивается пика Демьяна. Поганого выносит из седла. Навстречу другой степняк, с саблей и плетеным щитом. Я выбросил клинок вперед. Враг прикрылся щитом, но вместо сабли бью окантовкой в нижний край халхи. От столкновения плетенка вминается, а поганого сносит с коня.

Вражеская конница смята, но мы вылетаем на спешенных монголов, которые выставляют перед нами копья. Конь налетает грудью на острие, рубанул одного поганого саблей и кубарем полетел в самую гущу врагов. Успеваю вскочить первым и убить двух сбитых мной монголов. Ко мне прорывается князь Борис, вместе с Гориным и Ильей Лисиным. Вокруг закипела отчаянная рубка. Почти половина бояр в столкновении лишилась коней. Вытесняемые с пролеска монголы кидались на нас со всех сторон. От левой опушки грохочут залпы, от которых некоторые кочевники испуганно приседают.

Шаг вперед, рубящий удар, щитом в щит, вражеская сабля проскальзывает мимо, тут же срубаю ее вместе с кистью. Удар прямо, обратным ходом, укол в другую сторону, короткий взмах и резко клинок вниз, подрубая слишком далеко выставленную ногу. В тесноте широкие взмахи редки, в основном короткий удар. Сабля чертит рисунок смерти. Враг наседает, и каждый раз клинок находит плоть, но и в ответ получаю болезненные удары, от которых спасает хороший доспех.

Где Борис? Где Демьян? Кажется, вокруг только одни монголы, но по мелькающим клинкам и характерным доспехам видно, что это не так.

Перед лицом блеснула сталью сабля. Шаг назад, принимаю удар на щит, выпад в ответ, монгол закрывается своим, отражая мой клинок. Одновременно бью краем щита в его щит, поганый от удара открывается, и тут же чиркаю лезвием по его глазам. Разворот – и удар по затылку склонившегося над упавшим боярином врага, еще взмах – и еще раз с силой по загривку. Ратник оттолкнул упавшее на него тело, вскочил, коротко кивнул и схватился с другим поганым. А мне достались сразу двое. Шаг назад, отбил удар щитом, ударил сам, отпрыгнул в сторону, щит вперед, и из-под него укол в бок врага, шаг влево, и под ноги валится убитый степняк, острием вправо, снова взмах, отступление еще на два шага, удар из-за головы…

В трех метрах вижу Горина. От его тяжелого меча разваливаются монгольские щиты.

Где же князь Борис?

– Уй-ча! – вопит монгол и прыгает на меня. Приседаю, удар саблей понизу, степняк резко опускает свой щит вниз и взмахивает клинком. Шаг в вперед, щит под удар, а кончик сабли делает еще одну улыбку поганому, чуть ниже подбородка.

В секунду роздыха оглядываюсь, но Велесова нигде нет, однако вижу Илью – он отмахивается сразу от трех степняков. Кидаюсь к нему, на ходу ударом окантовки щита сшибая поганого. Второго – саблей по ноге, и вместе с Лисиным одновременно накалываем третьего.

Сзади сильно бьют по шлему. Разворот – и клинок срубает степняку руку вместе с частью груди.

Не сражение, а гигантская мясорубка. Острая сталь кромсает плоть, кровь льется рекой, снег перемешался в густой кисель бурого цвета…

Взмах, удар, по щиту скрежещет сталь, еще взмах, удар в ногу… Тесно тут. Отмахнулся щитом от направленной в лицо сабли, с разворота рубанул по спине врага, кольнул в бок другому…

И тут вижу Велесова. Он, пятясь, отбивается от высокого степняка. Падает, запнувшись о труп, и поганый победно орет, поднимая клинок для последнего удара. Не успеть, далеко. Метаю свой щит. Он сбивает монгола с ног, и Борис тут же закалывает врага. Рядом с князем возникает Илья Лисин, хватает мой щит и, встав спина к спине с Велесовым, начинают отбиваться от наседающих степняков.

Выхватываю из бурой каши чей-то клинок. Передо мной тут же вырастают трое поганых. Щерятся. Думают, щита нет, так я легкая добыча? Счас! Качнул плечами и скрестил впереди клинки. Степняки расходятся, охватывая с боков. Раскручиваю сталь веером и прыгаю вправо. От трех ударов халха монгола расползается, следом летит отрубленная кисть, а степняк отлетает с улыбкой от уха до уха. Шаг ко второму. Щит поганому не помогает, порубаю ему ногу у колена и следом кисть.

– Хичирхэг! Мехел багатур! – орет третий, кидается в атаку и… отлетает в стороны по частям. Но его крик услышан. Степняки, как мухи, липнут к сильным бойцам. Какие же сказки им рассказывают в детстве, если они свято верят, что сила убитого ими богатыря перейдет к ним? На что надеются?

– Мехел бага… – этот кандидат в победители даже замахнуться не успел.

Давайте, лезьте ко мне. Хоть по одному, хоть все скопом. Парням легче станет. Взглядом выхватываю лицо убитого новика. Третей, а рядом Паша Савельев, еще крепко сжимающий саблю. Остекленели его голубые глаза.

– А-а-а! – Ярость выплескивается наружу. Еще быстрей раскручиваю клинки и кидаюсь в самую гущу схватки…