Володя до вечера крутился во дворе у летней печи. Львиную долю солений и варений он по-прежнему отправлял в Москву своей беспечной сестрице Татьяне и ее рыжебородому Саше. В ответ Володя получал сообщения о новых творческих успехах. Сашу заметили на выставке молодых художников, Танька получила заказ на расписные платки.
Но вместе с успехом приходит светская жизнь. Для приема гостей Таньке требовались рыжики, засоленные по-старинному, в бутылках, варенье из брусники с морковью, калина, испеченная в горшочке под наглухо замазанной тестом крышкой… Черной икрой сегодня гостей не удивишь. Им подавай что-то эдакое… Огурчики, засоленные в соку красной смородины…
«Твои огурчики, - писал Саша в последнем письме, - стали гвоздем современного искусства. В Москве только о них и говорят. Ты переплюнул знаменитого Н., а он, скажу тебе, мастак по кулинарной части, фарширует апельсины. В художественных кругах о тебе ходят легенды, и ты даже себе не представляешь, сколько любимцев муз завидуют твоей простой жизни. Но ты все же не слушай Татьяну и не убивай время и силы на ее заказы…»
Сашин совет был весьма разумен. Володя с ним полностью соглашался: «Я Таньку избаловал, это моя слабость». Но, придя из лесу, он не вывалил все грибы в одну бочку. Тщательно разделил: маленькие - для Татьяны, все прочие - для себя. Немного оставил на жареху. Пожарить не успел - время приблизилось к семи.
Сборы в штаб были недолги. Выпил чашку крепкого кофе, положил в карман записную книжку. Конечно, нервничал - как всякий, кому бы довелось первый раз участвовать в засаде.
Вечерний Путятин поразил Володю неправдоподобной безмятежностью. Город ни о чем не подозревал.
«Только осенью у нас бывает такая возвышенная прозрачная тишина, - идиллически размышлял он. - Еще светло, но город окутан тишиной, словно таинственным плащом…»
Войдя в штаб, он понял, что сегодняшняя безмятежность обманчива. Народу полно. Вся дружина в сборе. Но не вся же нужна для засады. Что-то случилось.
Володю узнали. Это ему польстило.
Командир дружины приказал построиться.
- Надеюсь, все понимают, какой у нас сегодня вечер. Работы хватит.
- А какой сегодня вечер? - шепотом спросил Володя у стоящего впереди дружинника.
Тот удивленно оглянулся:
- Вы что? Не знаете? Последний вечер в парке на дискотеке.
- Почему последний?
- Лето кончилось, дискотека переносится в клуб.
- Ну и что? - Володя хотел уяснить себе источник опасности.
- В клубе порядки строже, закрытое помещение дисциплинирует, - пояснил дружинник. - Поэтому последняя дискотека в парке - самая буйная. В прошлом году повезло. Весь август с утра дождик и до вечера. Последнюю дискотеку отменили. А сегодня чистое небо, не отменишь. Сегодня только гляди…
- Понятно, - сказал Володя, хотя понял далеко не все.
После командира дружины речь держал Фомин. Он призвал дружинников к высочайшей ответственности. Сегодняшний вечер для них экзамен. На дискотеку соберутся малолетки со всего города.
- Какая перед вами задача? - Фомин энергично рубил воздух ладонью. - Не дать разгореться конфликту между сторонниками «Юности» и теми, кто за «Радугу». Строжайший контроль за каждой уличной компанией. Чтобы после дискотеки никаких стычек. Все компании подростков мирно расходятся по домам. Для обеспечения тишины и порядка необходимо назначить ответственных за каждое направление, которым следуют подростки после дискотеки.
- Уже назначены! - сообщил командир дружины. - Парковую и Фабричную берем под усиленное наблюдение.
«Что происходит у нас в городе?» - горестно спросил себя Володя.
Мучительный вопрос для человека, полагающего себя величайшим знатоком провинциальной жизни. Оказывается, он упустил громадные перемены. По ночам Путятин бывает на осадном положении.
- И еще одно задание… - Фомин нахмурился.
Если бы Володя мог… Он остановил бы Фомина на первых же словах! Глупейшее задание!
«Жаль, что Фома не посоветовался со мной… Очень жаль… Я бы ему растолковал, в чем ошибка. Ну зачем он поручает дружинникам высматривать в дискотеке, что за колечки у девчонок, что за сережки… И если у какой-то из них раньше не было золотого кольца, а теперь появилось, надлежит рассмотреть с особым вниманием. И деликатно поинтересоваться, где куплено…
Но кольцо на пальце у девчонки не зацепка для сыщика, мысленно возразил Володя, девчонка очень просто отговорится: купила в прошлом году. И не у нас, в Путятине. Или: кольцо - подарок бабушки… Мало ли что можно придумать…
И к тому же, отметил про себя Володя, современные ювелирные изделия абсолютно безлики. Одно кольцо не отличишь от другого. Массовое производство… Вот именно! Массовое производство!»
Блестящая догадка вспыхнула и осветила весь дальнейший ход размышлений.
«Да, золото из универмага ничего общего не имеет с высоким ювелирным искусством. И это ставит воров в трудное положение. Кто сейчас покупает драгоценности на десятки или сотни тысяч? Удачливый рыночный спекулянт или какой-нибудь хапуга. Но они норовят поместить нечестно нажитые деньги в нечто имеющее вечную ценность. В произведения ювелирного искусства! Современный подпольный миллионер не станет покупать кольца и серьги, похищенные в районном универмаге. Что из этого следует? Да то, что воры легко и просто проникли в универмаг, но теперь находятся в затруднительном положении. Разумеется, среди скупщиков краденого найдутся и такие, которые возьмут золотой ширпотреб. Камешки вынут, золото переплавят. Подпольные ювелиры - вот к кому, возможно, ведут следы из Путятина. Но вряд ли воры сразу кинутся сбывать свою богатую добычу. Выждут срок. Не очень-то долгий. Потому что они, безусловно, друг другу не доверяют…»
Володя мысленно повторил логической ход своих рассуждений и нашел его убедительным.
«Я становлюсь профессионалом. Незнакомый мне Егоров - если он достаточно опытен! - наверняка шел этим путем. Вот почему Егоров не торчит тут, в Путятине. Он сосредоточил свой поиск на каналах сбыта ширпотребного золота. А Фома тем временем, кажется, проявляет самостоятельность. Вернее сказать, самовольство… Причем его методы, как всегда, шаблонны…»
И тут Фомин энергично тряхнул Володю за плечи:
- Ну ты даешь! Заснул, что ли?
Володя растерянно огляделся. Дружинники все ушли. В штабе только он и Фома.
- Вот, займись. - Фомин полез в карман и вытащил небрежно сложенный листок. - Ребята ломали головы, но безрезультатно. Все надежды на тебя.
Володя взял листок в руки. И ужаснулся.
Чудовищное, варварское отношение к улике! Таскать просто в кармане! Записку следовало взять пинцетом за краешек, положить в пластиковый пакет, отправить в криминалистическую лабораторию… Азбучные истины! С ними знаком каждый поклонник детективного кино!.. А что делает Фома? Мало того, что он таскает записку в кармане. Судя по его словам, важная улика перебывала во множестве рук. Как теперь обнаружить отпечатки пальцев шантажиста? Остается только почерк…
Володя погрузился в изучение записки.
От этого занятия его оторвал могучий бас.
- Я не опоздал? - Веня Ророкин, монтер с телефонной станции, явился, как видно, с дежурства, во всем своем снаряжении. - Владимиру Александровичу мой привет! - Веня с грохотом отправил в угол монтерские «кошки». - Николай Павлович, порученный объект проверен. Когда выходим?
- А это уж решит Владимир Александрович.
- Выйдем, когда начнет смеркаться, - объявил Володя и кивнул Фомину: отличный напарник! О лучшем и желать нельзя!
Веня отслужил свои армейские годы в десантниках и после демобилизации не расстался с тельняшкой и лихим беретом. В дружине за ним числились разные подвиги. Вытащил мальчишку, провалившегося под весенний непрочный лед Пути. В одиночку и безоружный задержал хулигана с обрезом.
Володю Веня тоже однажды спас. Володя в своем служебном кабинете нечаянно уронил со стола телефон и заранее оплакал расход в двадцать пять рублей. Но пришел Веня и взялся своими огромными тяжелыми лапищами за кучу осколков корпуса, деталек и проводков. Аппарат и сейчас работает как новенький.
- Подзаправиться бы маленечко… - басил Веня, открывая один за другим ящики единственного в штабе письменного стола и доставая то полбулки, то кусок сала, то пряник. Тут, как видно, было принято иметь запасы на всякий случай. - Хотел домой забежать, - пояснил он Володе, - но не успел. Проверял уличное освещение - чтобы все лампочки светили. Теперь полный порядок. И на Парковой тоже. Там самый нужный фонарь, гляжу, разбили. Как раз напротив того дома. Я ввинтил лампочку посильней…
Володя чуть не схватился за голову. «Непростительный промах! Нам темнота на руку. А он лампочку ввинтил. Не иначе как выполнял распоряжение Фомы».
Но вслух Володя произнес сдержанный упрек:
- Простите, но вам не кажется, что исправленное вами освещение на Парковой может помешать успеху задуманной операции?
- При чем тут операция! - Веня перестал жевать булку и уставился на Володю. - По Парковой возвращаются с дискотеки. Свет обязательно нужен. Свет дисциплинирует!
«Опять это слово! - отметил про себя Володя. - Один сказал, что закрытое помещение дисциплинирует. Другой про свет. У них сегодня на уме только это…»
Поглядывая на своего напарника, мощно работающего челюстями, Володя с грустью размышлял, что даже для Вени сегодняшние танцы в парке, или - как их там? - дискотека, - все это представляется куда более важным и опасным делом, чем поимка шантажиста.
«Ну ничего… Нынче ночью все образуется, все встанет на место. Однако кто же придет за выкупом? К какой встрече я должен быть готовым? От моего предвиденья успех зависит не меньше, чем от силы и ловкости Вени Ророкина».
Фомин ушел, пожелав обоим поймать шантажиста с поличным.
- Звоните обязательно. В любой час.
Веня улегся на продавленный диван и развернул старый номер «Крокодила». Самые удачные, на его взгляд, остроты он читал вслух. Остроты казались Володе плоскими и пошлыми, но не мешали думать о своем.
Чем пристальней Володя вглядывался в записку, тем сильнее его смущал ровный детский почерк.
«Фома, со свойственной ему привычкой все упрощать, наверняка решил, что это детское озорство. Вот почему он доверил засаду мне. Что ж, может получиться и так. Не очень-то благородно со стороны Фомы не сказать мне сразу про почерк и рисунок. Но… почему бы не предположить подделку? Шантажисты никогда не пишут записок своим собственным почерком. И опытный мошенник вполне мог прибегнуть к детскому почерку. Как к наименее характерному. Мечта каждого учителя - чтобы все дети писали одинаково, по единому образцу. Одинаково писали, одинаково одевались, одинаково думали. Высший педагогический идеал! Вот этой одинаковостью и решил воспользоваться шантажист. Или сам подделал школьный почерк, или продиктовал записку какому-то школьнику… да, пожалуй, все-таки не подделка, настоящий детский почерк. Причем писал не мальчик - девочка. И не двоечница - прилежная ученица. Написано грамотно, без единой ошибки. Но… - Вот это «но» и было для Володи самое важное. - Девочка с ровным, старательным почерком не станет рисовать череп и кости - хулиганский знак угрозы. Значит, она написала, а потом кто-то взял ту же ручку с синим шариковым стержнем и дорисовал…»
Володя взглянул в окно. Ну вот и смеркается. Пора…
Веня вел его задворками. В той стороне, где парк, метались разноцветные лучи. Ритмы гремели на весь город. Каково же у них там, в самой дискотеке?
- Мне в прошлом году дали квартиру на Сиреневом бульваре, - гудел приглушенно Венин бас. - А вырос на Крутышке. Моя улица самая крайняя, у кладбища.
- Не страшно возле могил? - спросил Володя.
- Привык… - Веня шел впереди, чуть вразвалку, очень крепкий и надежный. - Я в Крутышке каждую щель знаю. Мы с вами выйдем на Парковую кратчайшим путем.
Володя считал себя знатоком всех городских кратчайших путей через заботливо поддерживаемые дыры в заборах и перелазы. Он даже для интереса нанес на карту эту тайную сеть, покрывшую весь Путятин. Но Веня вел его как-то по-новому. Они пересекли двор автобазы, и Веня безошибочно нащупал в заборе пару легко отодвигающихся досок. Прошмыгнув сквозь открывшуюся щель, они оказались в овраге. Кратчайший путь был снабжен в нужных местах мостиками и ступеньками. Видно, им пользовались обстоятельные люди.
За оврагом начались огороды Крутышки. Везде нехитрые изгороди и вдруг чуть ли не крепость - тесовый глухой забор.
- Чье владение? - Володя предугадывал, каков будет ответ.
- Владение Смирнова! - Веня действительно знал в Крутышке каждую щель. Отыскал в заборе калитку, перемахнул через нее, и калитка отворилась.
Володю охватило облако пряных дурманящих запахов, среди которых пробивалось и что-то знакомое. Он наклонился к ближней грядке, сорвал мягкий пушистый листик, размял в пальцах.
Мята! Снимает боль в сердце! В травах Володя немножко разбирался. Каких только не записал для больной матери. И не так-то просто было отыскать мяту. А у знахаря ее вон сколько!
- У него вся земля занята лекарственными травами, - сказал Веня. - Вырубил весь сад, всю смородину-малину…
После образцовых лекарственных плантаций знахаря дико выглядел следующий огород. Земля тут давненько не видела ни лопаты, ни граблей. Сплошной бурьян.
- Нравится? - весело спросил Веня. - Голубцовы сроду ничего не сажали. С древнейших времен и до наших дней. У них прозвище «артисты».
- Прозвище? - переспросил Володя.
- Ну да! Прозвали так. Давно. Еще меня на свете не было. А я с детства знал: Голубцовы - артисты.
Голубцовы? В музее хранился список хора рабочих, созданного при Народном доме незадолго до революции. И Володя слышал от стариков, будто однажды в Путятин приезжал и пел вместе с хором рабочих сам Шаляпин. Но тщетно Володя искал в старых газетах заметку о таком выдающемся событии. Может, не Шаляпин заезжал, другой бас. А в списке фамилия «Голубцов» есть. В тенорах. Афанасий Голубцов.
В рассказе Вени про нынешних Голубцовых Володя уловил нотки восхищения.
Петр Семенович играет на баяне, гитаре, мандолине и на трубе в духовом оркестре. Когда Голубцовы отдали свою дочь Анюту в музыкальную школу и купили в рассрочку пианино, Петр Семенович и на нем выучился играть самоучкой.
Женятся Голубцовы только на музыкальных девушках. Жену Петра Семеновича в молодости называли «Марусей прекрасной». Она пела старинные романсы и цыганские песни.
- Тетя Маруся и сейчас поет, - рассказывал Веня. - Солистка хора народной песни. Дядя Петя ей аккомпанирует на гитаре. Кроме Анюты, у Голубцовых еще два сына. Тоже артисты. Лешка работает слесарем в транспортном цехе и не столько слесарит, сколько пляшет в клубном ансамбле. А Сашка учится в ПТУ и играет в «Радуге» на барабане и тарелках. Но куда им обоим до Анюты…
Анюта Голубцова унаследовала все семейные таланты, однако характер у нее другой.
В школе Анюта училась на пятерки, не пропускала ни единого занятия и в другой школе - музыкальной, и дома по нескольку часов играла на пианино. Однажды мать повела ее в хор. У Анюты открыли чистейший контральто. Ко всем другим занятиям прибавились уроки пения. Анюта всюду успевала и продолжала учиться на пятерки. В доме царили чистота и порядок. Крутышка считала, что уже недалеко время, когда Анюта вскопает и засеет голубцовский огород. Ну, а хормейстер видел в своих мечтах, как Анюта запевает: «Не одна во поле дороженька» и «Отвори потихоньку калитку».
И вдруг Анюта объявила: «В хор больше не пойду. Кому нужна такая скукота, калитки и дороженьки. Наступила эпоха энтээр, научно-технической революции в музыке…»
Оказалось, она уже репетирует с ансамблем «Юность».
- Ну и что родители? - поинтересовался Володя.
- Чуть из дома не выгнали. Крик был на всю Крутышку. У тети Маруси голос - ого! Над хором взлетает! Орала, что Лешка с Сашкой обалдуи, им самое место в ансамблях, а у Анюты - голос, она будет петь в Большом театре, как Обухова.
- Да-а-а… - сочувственно протянул Володя. - Нет мира под оливами… - Он мысленно изобразил на бумаге две перекрещивающиеся линии. - Современная семья и ее конфликты. С одной стороны, устоявшиеся вкусы старшего поколения. С другой - научно-техническая революция в музыке. Но и этого мало! Нет мира и среди юных Голубцовых, приверженцев новых ритмов. Анюта поет в ансамбле «Юность», а Сашка колотит по барабану в «Радуге»…
На пути стали попадаться пустые ящики и коробки - верный признак приближения к торговой точке. Вот и сам ларек - тусклая лампочка над задним крыльцом освещает дверь, запертую на висячий замок. Пришли! Дом номер 25 находится как раз напротив ларька.
Веня остановился и тихо присвистнул.
- Что случилось? - шепотом спросил Володя.
- Фонарь. Два часа назад я ввинтил новую лампочку. Кто же ее кокнул?