— Агата, почему бы тебе не пойти обратно к гостям? — недовольно проворчал Эвальд Фламмен, отвлекаясь от бумаг и книг, в которых до этого что-то целенаправленно искал. Должно быть, нынешний клиент подкинул непростую задачку, раз ему понадобилось освежать свои и без того внушительные знания. Впрочем, за простые заказы он никогда и не брался. Это было совершенно неинтересно, а мэтр Фламмен имел достаточно высокое положение, чтобы позволить себе выбирать.

— Вот сам и общайся с этими кобылами, — в тон ответила Сангрита, даже не двигаясь с места. Делать ей больше нечего, кроме как принимать весь этот родовитый светский сброд, что зачастил к ним с визитами после ее возвращения. Хотя… да, делать ей как раз таки больше и нечего. Снова путешествовать, как летом, дедушка ее точно не отпустит, в театр вернутся она тоже не может… после ее исчезновения несколько успешных мюзиклов пришлось убрать из репертуара только потому, что ей так и не смогли найти достойную замену. Фарине, вынужденный стать во главе театра после побега мерзавца Шута, с ней теперь даже не здоровался и не принимал ее обратно просто из принципа. Если бы у нее, хотя бы, была с собой партитура «Грязной революции»… но партитура осталась в Лохбурге, у Леттера. Она так и не успела с ним поговорить. Хотя, в чем-то это и хорошо. По крайней мере, его никто не арестовывал, как ее и Шута. В конце концов, у Филиппа-то нет всемогущего дедушки. Кто знает, где бы она сейчас была, не будь она внучкой Эвальда Фламмена. Наверное, там же, где и Шут, а в его благополучии она очень и очень сомневалась. Впрочем, не хватало еще опять его жалеть. Он-то о ней не заботился никогда. Он не достоин ее жалости, даже если полиция явилась по их душу вовсе не по его вине, как она сгоряча подумала. Хотя, нельзя все-таки сбрасывать со счетов то, что к прошлому Людвига Вэрбе он отнесся совершенно наплевательски, несмотря на то, что она, в наивном стремлении найти с его стороны хоть какую-то поддержку, поделилась своими подозрениями. И он еще полагает, что она может ему довериться после этого?

Но, что не говори и сколько не клянись в абсолютном равнодушии в проклятому эльфу, а затронуть душу он умел. Именно поэтому ведьмочка никак не могла выкинуть его из головы, хоть и очень старалась. Вся ее сущность словно бы сопротивлялась призывам рассудка, чему, также, не могло не способствовать и ее упрямо неумирающее чувство сострадания. Дурацкое и совершенно непрактичное, по ее мнению, качество, но избавиться она от него не могла. К тому же, он почти признался ей в любви. Точнее, признался, но в тот момент она была слишком напугана перспективой снова угодить в немилость стражей закона, чтобы дать этому психу довести свое неадекватное «я тебя, КАЖЕТСЯ(!), люблю» до чего-то более-менее вразумительного. А еще она бессердечно бросила его на растерзание этому преотвратному лорду Джастису. Без сомнений, за эльфа он принялся еще упорнее, раз уж из нее никакой полезной информации выжать не удалось. Хотя, маэстро Демолир как раз ничего интересного ни о Людвиге, ни о Луизе и не знал. Впрочем, это очень хорошо. Это она будет молчать во что бы то ни стало, выгораживая сестру лучшего друга, вдобавок ко всему вернувшую ей магию. Шуту же подобное благородство чуждо, особенно если учесть, что он с Луизой даже не знаком. В существовании же в нем чувства солидарности к любимой девушке, если она все-таки таковой являлась, Сангрита очень сомневалась. Она вообще не знала, как к нему лучше относиться. Как правило, люди, столько прошедшие вместе, становятся или близкими друзьями или лютыми врагами. Но, ни к той, ни к другой категории ведьма его отнести не могла. Бывали, конечно, моменты, когда ей жутко хотелось по-дружески ему довериться… наверное, потому, что друзей у нее было не так уж и много. А бывало и так, что она всерьез желала ему смерти. Примерно в таком состоянии она покидала Лохбург. Пребывая в абсолютной истерике, она чувствовала себя преданной, запуганной, одинокой девочкой, потерявшейся в огромном мире несправедливости, жестокости и грязи. Она в тот момент нуждалась в утешении и ласке, а судьба подсунула ей бесчувственного прокурора, что, в конце концов, махнул на нее рукой и выставил из города, дабы не действовала на нервы. Но, кто знает, сложись обстоятельства хоть на сотую долю менее жестоким образом, возможно, она и не уехала бы так скоропалительно.

Впрочем, что толку перемусоливать былое? Все сложилось именно так, а не иначе. Она давно в Столице, и самое неприятное, что может подсунуть серая реальность — это длинные языки и неугомонная фантазия светских кумушек.

Такой же коллегиум расфуфыренных дамочек восседал сейчас в гостиной, развлекаемый Маргой. Строго говоря, пришли они, главным образом, для того, чтобы лично убедиться, что широкоизвестная героиня столичных сплетен Агата Фламмен действительно имела наглость вернуться, а потом пересказывать на ухо подругам свои красочные впечатления от общения с этой «распутной девкой». А впечатления у них, как правило, действительно были красочными, хотя бы даже потому, что Сангрита никогда не походила на канон светской леди. Главным ее пороком, с точки зрения общества, было то, что она постоянно совала свой нос, куда не требуется, вместо того, чтобы вышивать крестиком и рисовать в мечтах свадебное платье. Что ж, возможно, это действительно было так. Эвальд Фламмен воспитывал свою внучку, прежде всего, волшебницей. Замашки нежной барышни позже ей пыталась привить Марга, но, увлеченная магией, Сангрита все больше слушала дедушку. Когда же мэтр спохватился и вспомнил о том, что внучку-то давно пора выдавать замуж, оказалось, что ей замуж вовсе не хочется, а хочется, как дедушка в молодости, путешествовать, на практике совершенствуясь в волшебстве. Поскольку в характере девушки, казалось, сконцентрировалось упрямство всех предков-Фламменов вместе взятых, пришлось пойти на уступки и отпустить внучку, взяв с нее клятвенное обещание особенно не увлекаться и быть осторожной. В результате же обещанной осторожности, ведьма умудрилась оказаться изнасилованной эльфом и потерять магию. Должно быть, то же святое чувство осторожности и позволило ей через полгода оказаться в лохбургском борделе, случайно убить официанта и ввязаться в местные криминальные разборки. Пожалуй, в том, что даже Эвальд Фламмен начал соглашаться с мнением света не было ничего странного. Магия магией, но непревзойденный талант Сангриты находить приключения на пятую точку мог повергнуть в ужас кого угодно. Ужас этот, к огромному сожалению девушки, обладал вдобавок еще и удивительным постоянством. Нет, мэтра тоже можно было понять. Ее мать умерла еще при родах. Отец же, от горя, с головой погрузился в магию и, затеяв разработку какого-то особого оружия против нечисти, погиб в собственной лаборатории, не справившись с Потоком. Конечно, Эвальд и Марга, тяжело пережившие утрату сына и невестки, вовсе не хотели потерять еще и единственную внучку. Ей же, как назло, все не сиделось на месте. Даже в театре, под неусыпным оком бабушки, она умудрилась наткнуться на неприятности в лице Вельта Демолира! Как результат, мэтр Фламмен словно с цели сорвался и, по возвращении Сангриты домой, принялся активно делать из нее любимый обществом образец добродетели, послушания и сладкого идиотизма. Получалось, правда, плохо. Точнее никак. К тому же, дедушка, судя по всему, свою внучку иной, нежели она есть, вообще не представлял. Но, тем не менее, упрямо таскал ее по балам, которые она ненавидела, и заставлял терпеливо беседовать с каждой светской клячей, что приезжала к ним в гости. Сангрита, правда, быстро разобралась в ситуации и вскоре заимела привычку приветливо здороваться с гостями, а потом отлучаться на минутку по какому-нибудь «важному» делу. Минутка, как правило, растягивалась до конца визита.

— Агата, эти дамы занимают очень высокое положение при дворе. И через несколько дней одна из них дает бал. Так что лучше бы тебе с ними познакомиться поближе — будешь комфортнее себя там чувствовать, — невозмутимо пояснил мэтр, заставив внучку подскочить на месте.

— Нет! Я туда не пойду! Ни за что! — воскликнула девушка, еле сдерживая порыв затопать ногами.

— Пойдешь, пойдешь. В конце концов, не сидеть же тебе постоянно дома? — невинно произнес маг, как будто перспектива наведаться в дом к какой-то ханжески настроенной старухе и полночи танцевать с ее лицемерами-гостями, действительно могла обрадовать.

«Я бы предпочла вообще отсюда уехать!» — раздосадовано подумала ведьма, но вслух ничего не сказала. Все равно добровольно ее сейчас никуда не отпустят, а впустую пугать бабушку с дедушкой такими заявлениями не хотелось. Они и так с ума сходили от беспокойства, осознавая, что их единственная внучка находится в Лохбурге, причем явно не в качестве праздной туристки.

— Но, может быть, тебе станет легче, если я скажу, что, сходив на этот бал, ты мне окажешь неоценимую помощь? — смилостивился, в конце концов, Эвальд, с легкой улыбкой глядя на свою сердитую внучку. Почему-то в такие минуты она всегда была чрезвычайно забавной. Хмурость, впрочем, моментально улетучилась, и ведьма вперила в него любопытный взгляд.

— Ты помнишь Лоренцо Джастиса?

— Еще бы, его забудешь! — проворчала Сангрита, чувствуя все более возрастающий интерес к грядущему балу.

— Так вот, за твое освобождение я задолжал ему одну услугу. Причем, достаточно необычную, — медленно начал мэтр. Лорда Джастиса он знал давно. Настолько давно, что позволял считать его своим приятелем. Соответственно, и оказываемая друг другу помощь далеко не всегда носила официальный характер. — Видишь ли, некогда этот наш общий знакомый был женат.

— Сочувствую его жене, — не удержалась и вставила свои пять медяков девушка.

— Ну что ты, в молодости и ему не была чужда доля романтизма, — хмыкнул Эвальд. — Первые годы его брак даже был счастливым. Жена его была ослепительно красивой и достаточно капризной женщиной, вдобавок намного моложе его самого. Подробностями его семейной жизни я никогда не интересовался, но факт в том, что в конце концов законный супруг чем-то ее не устроил и она с ним развелась. Впрочем, в скором времени она снова вышла замуж, на этот раз за поэта. Его зовут Эдуард Тарри. Ты, возможно, даже слышала о нем. Субъект этот, по слухам, безумно ее любит, регулярно дерется из-за нее на дуэлях и столь же регулярно из-за этого напивается, ибо, как гуманисту, убивать людей ему трудно. Понятия не имею, можно ли до конца этому верить, но недавно одна такая дуэль была совершенно точно, и поэт этот действительно находится сейчас в чрезвычайно подавленном состоянии.

— И какое отношение этот абсурд имеет к Джастису и, тем более, к тебе? — удивилась Сангрита.

— Ты не дослушала. А продолжение у истории и в самом деле абсурдное. Дамочка та, бывшая леди Джастис, вовсе не порвала все контакты с бывшим супругом, как принято думать. Напротив, бедняга из мужа автоматически переквалифицировался в главного советчика и помощника. Так что, как только ей требуется решить какую-то проблему, связанную с суровой реальностью жизни, она моментально забывает о своем вечно витающем в облаках поэте и идет к прагматичному лорду Джастису.

— Потрясающе! — расхохоталась Сангрита. Как-то не вязалось у нее рассказанное с образом черствого, серьезного прокурора. — И что, он бескорыстно помогает?

— Уж не знаю насколько бескорыстно, но помогает. Хотя и костерит свою женушку всеми правдами и неправдами, — усмехнулся маг. — Так вот, после того, как господин Тарри в последний раз с пистолетом в руке защитил честь своей жены, а потом целый вечер провел в компании бутылки, леди Джастис-Тарри решила, что ей «надоел его эгоизм» и, устроив грандиозный скандал, уехала к друзьям в Лесной город. И конкретно меня это все совершенно бы не волновало, если б эта женщина по привычке не написала Джастису длинное письмо с красочным описанием своих душевных страданий и настоятельным требованием позаботиться, чтобы этот болван ничего с собой не сделал, пока она не вернется и не объявит ему амнистию. Не спрашивай меня, что об этом думает сам Джастис, но поскольку он в Лохбурге, а Эдуард — в Столице, обязанность заботиться об этом неуравновешенном поэте ложится на меня, а я, в свою очередь, собираюсь свалить ее на тебя.

— Ну, спасибо, удружил, — проворчала Сангрита. Что ж, дедушка как всегда в своем репертуаре. Если неуравновешенный поэт, то это обязательно к любимой внучке! И что ж ей так везет на психов-то?

— Не сердись, дорогая, у меня сейчас совершенно нет на это времени, — улыбнулся мэтр своей фирменной ангельски обезоруживающей улыбкой. Да уж, невинно улыбаться он умел преотлично. Равно как и агитировать этой улыбкой на всякие идиотские авантюры. И все бы хорошо, если б за эти авантюры от него же ей потом не попадало.

— И что конкретно мне делать с твоим психом? — кисло поинтересовалась ведьма, наперед зная, что ввяжется в эту историю, что бы ей ни пришлось делать. Хотя бы потому, что дедушке действительно не до этого.

— Просто пообщайся с ним, отвлеки от грустных мыслей. Ты это умеешь. Можешь не пугаться, ничего особенно странного в нем нет. Несколько не от мира сего, как и все деятели искусства, не более. Ну и еще имеет привычку тянуться к бутылке, как только его хоть что-то огорчит. К сожалению, огорчается он часто.

— Ну а причем тут бал? Мне что, с ним туда идти? Я, конечно, понимаю, что моя репутация все равно при смерти, но может не стоит уничтожать ее окончательно, отправляя меня на бал с чужим мужем?

— Побойся бога, Агата, на бал вы с Маргой, конечно же, пойдете отдельно от него! Но не забывай, все же, за ним приглядывать, — терпеливо пояснил Эвальд и, словно бы представив свою изобретательную внучку в компании пресловутого поэта, строго добавил: — И только попробуй сама что-нибудь выкинуть! Слово даю, назначу гигантское приданное и все-таки выдам тебя замуж!

* * *

Серая, туманная с утра Столица встретила их достаточно холодно. Впрочем, в этом и была ее уникальность. Быть надменной, расчетливой, ни в коем случае не обнадеживать… Опытный путешественник с уверенностью сказал бы, что Столица раз в десять опаснее пресловутого Лохбурга, который многие годы столь волнует умы добропорядочных граждан. Легко и свободно себя в ней чувствовали разве что коренные жители, с малых лет впитавшие в себя настроение города и проникшиеся его атмосферой.

Валер же Столицу никогда не понимал. Не понимал и чувствовал себя чрезвычайно неловко, сворачивая в рулон потрепанный летающий ковер, пересекший за одну ночь огромное расстояние и доставивший своих хозяев прямо на Соборную площадь главного города Королевства. В отличие от Лохбурга, уже в столь ранний час полного народу (как правило, спешащего закончить самые разнообразные и по большей части незаконные ночные дела), Столица была пустынна и тиха. Горожане, должно быть, досматривали последние эпизоды своих снов и не имели никакого представления о том, что прямо у собора Всевышнего Творца приземлилась весьма странная парочка без четких целей в ближайшем будущем и осознавания того, зачем их вообще сюда принесло. Таким образом, они с Шефом были полностью предоставлены самим себе, и это только усугубляло остроту мучительного чувства, что залезли они в тарелку не по размеру. К тому же, молодого человека, на котором лежала вся ответственность за осуществляемую кампанию, неизменно ставило в тупик то, что он абсолютно не знает, что делать дальше. Когда он, полный безудержного энтузиазма, с каким, должно быть, ходили на соседнее племя его родственники-тролли, несся в магазин за ковром, главной стала лишь настоящая минута. Тролли всегда славились своим боевым духом и упертостью, переходящей в глупость. И эти качества (тоже, наверное, из-за непроходимой твердолобости) проявлялись даже у потомков смешаных браков через много-много поколений.

Теперь же перед Валером стал новый вопрос, требующий немедленных действий. Как в огромном незнакомом городе найти девушку, которую он видел всего один раз в жизни? И, уж тем более, что ей сказать? Недовольный, что его потащили в такую даль ради полузнакомой девицы, да еще обокравшей его магазин, Шеф рассказывать о своих видениях наотрез отказывался. Нет, если смотреть на ситуацию непредвзято, то он был абсолютно прав. Мало ли, какая еще безумная идея может стукнуть молодому и не слишком умному парню с примесью тролльей крови в жилах! С него, беспомощного инвалида, который с недавнего времени даже вилку в руках удержать не может, вполне хватило ночного полета на подержанном, толком неработающем летающем ковре. Как они за эту ночь не погибли — уму непостижимо! Хотя, к недвижимому старику в инвалидном кресле коврик отнесся лояльно и, можно даже сказать, бережно. Неужто, почувствовал в нем родственную душу? А вот Валер, виновник торжества, за какие-то двенадцать часов полета успел упасть в фонтан (когда посреди ночи они вдруг ни с того ни с сего снизились и резко затормозили в каком-то тихом провинциальном городке), врезаться в чужую карету (когда ковер выкинул такой же фортель на выезде из города) и упасть на Соборную площадь Столицы с высоты трех метров (в то время, как Шеф вместе с ковром опустился на землю мягко и аккуратно). Впрочем, так ему и надо. Будет знать, как тягать на такие расстояния больных пожилых людей и изжившие свое артефакты. Однако, несмотря на каверзы летающего ковра, ничего страшного с подчиненным не случилось. Разве что получил кучу ссадин, да схватил насморк после купания в фонтане. Но жажда действия, тем не менее, никуда не исчезла, и начальник с ужасом гадал, какая же новая авантюра придет ему в голову. Нет, про Сангриту он ему не скажет не слова. Хотя… и рассказывать-то особенно нечего. Вернее, это было трудно передать словами. Шеф знал, что эта девушка сейчас в Столице, знал, что это ее родной город, знал, что она совершенно запуталась в себе и в своей жизни, знал, что, несмотря на это, она в полной безопасности… и знал, что совсем скоро она не выдержит и снова начнет искать на свою голову приключения. И ведь найдет же! Найдет, даже находясь под навязчивой опекой заботливых родственников! И снова это ничем хорошим не закончится. И дело не только в том, что нынешнее столичное общество даже девице Фламмен многого ни за что не позволит. Рано или поздно ведь наткнется глупая девчонка на очередного корыстного подонка вроде него самого, но сбежать уже не сможет. Таких Шефов как он много, а вот Валеров, готовых из-за сиюминутного впечатления поставить на карту собственную карьеру и даже жизнь, очень мало. Да, эпизод с судьбоносными настольными часами тоже не прошел мимо его новообретенного зоркого внутреннего ока. Но говорить об этом подчиненному он не стал. В конце концов, где он еще найдет помощника, способного терпеливо выхаживать горячо ненавидимого начальника? Так что сначала он, пожалуй, выздоровеет, а потом уже будет вершить страшную месть.

С ума сойти, и ведь собрался же этот придурок всерьез помогать этой столичной фифе, которая без зазрения совести разбила о голову своего спасителя вазу лишь потому, что он ей не понравился! Это же так глупо! Но даже если отбросить этот факт, разве ей вообще можно помочь? Что он может сделать? Прийти и заявить, что, мол, тебе, девочка, в твоем нынешнем моральном состоянии лучше сидеть дома и даже носа на улицу не показывать? Ну да, она, конечно, послушается! Выставит доброжелателя вон и хорошо еще, если полицию не вызовет. И сделает, впрочем, абсолютно правильно. Разве может хоть у кого-нибудь вызвать доверие советчик, который сам не понимает, о чем говорит и совершенно не осознает, в какой ситуации находится собеседник. А Валер ситуацию Сангриты не поймет, даже если он все-таки сжалится и начнет долго и путано ему все объяснять. Слишком уж сложно, многогранно и стереометрично все в душе его разлюбезной. Мозгов у него на это не хватит. Да что тут говорить, он, Шеф, и сам ни за что бы этого не понял, если бы не его дурацкое ясновидение. Оно меняло все вокруг и заставляло думать о том, о чем он ни за что не задумался бы раньше. Оно меняло его самого, и Шеф очень сомневался, что этому следует радоваться. Груз знания — слишком тяжелый груз и слишком большая ответственность. А он вовсе не был уверен, что в состоянии ее нести.

— Слушай, если ты хочешь ей помочь, то женись на ней и дело с концом, — проворчал он Валеру, что тупо пялился на собор и безуспешно думал о том, что делать дальше. Иногда подчиненный отрывал взгляд от величественного архитектурного сооружения и беспомощно косился на начальника, что доселе никогда не позволял ему думать слишком много. Эти взгляды порядком выводили из себя, но поскольку ситуация сейчас зависела только от того, что стукнет в голову этому придурку, Шеф предпочел все же что-то посоветовать. И, между прочим, правильно ведь посоветовал. Этой девчонке давно пора замуж! После свадьбы ей уж точно будет не до поиска новых впечатлений. Правда, за Валера она замуж никогда не выйдет, но это уже нюансы.

— Вы хотите сказать, что что-то угрожает ее чести? — округлил глаза молодой человек.

— Я вообще сомневаюсь, что эта честь у нее есть, — фыркнул Шеф, повергая подчиненного в еще больший шок. Он как всегда все понял по-своему и, даже не задумываясь, что ни одна психически нормальная ведьма на него не польстится, начал примерять на себя роль жениха. Тьфу… прямо-таки эльфийская самоуверенность. Или троллья недальновидность. Скорее второе.

— Но… но я, наверное, сначала должен поговорить с ее родителями? — нерешительно произнес Валер.

— Конечно, — флегматично согласился Шеф. Ладно, пусть уж ищет ее родителей. Хуже все равно быть не может. Сам, в конце концов, поймет, как это глупо, а он тут бессилен.

— Но где их найти?

— А это как раз не трудно. Приходишь в любой полицейский участок, показываешь там Волшебную Плеть, которую ты, сукин сын, прикарманил, говоришь, что нашел ее и хочешь вернуть хозяину, — ухмыльнулся начальник, представляя физиономии полицейских, когда они увидят разыскиваемый по всему Королевству артефакт Эвальда Фламмена и реакцию Валера, когда он узнает, что его обожаемая Сангрита не кто иная как его внучка Агата. А там уж ситуация как-нибудь да разрешится. В конце концов, Валер же хотел познакомиться с семьей рыжей девчонки? Вот и флаг ему в руки. А уму-разуму они его пусть сами учат. Он, Шеф, здесь уже бессилен. Да и, кстати говоря, неплохо бы потребовать у Фламменов вернуть Иглу Любви. Ну, или хотя бы ее оплатить.

* * *

-Мы едем слишком медленно… Непозволительно медленно! Надо что-то с этим делать! — кипятилась Луиза, нервно размазывая омлет по тарелке. — Ау, Ламьен, ты меня вообще слышишь?!

Ламьен не слышал. Если точнее, он вообще пребывал на своей волне. Дневной свет в последнее время чрезвычайно его нервировал, даже несмотря на плотный плащ с глубоким капюшоном и то, что столик их находился в самом темном и дальнем от окна углу. Поделать с собой новоявленный вампир ничего не мог. Должно быть, рефлексы брали свое. Кроме того, чем больше времени проходило, тем отчетливей детектив ощущал непреодолимую потребность в крови, причем человеческой. В Лохбурге он еще как-то умудрялся обходиться без этого… Во многом благодаря Сангрите, которая, прежде чем уехать, долго и тщательно его инструктировала по части физиологии и образа жизни вампиров. Советы юной ведьмочки действительно оказались дельными и не раз его выручали. Но, когда ты всю ночь едешь в тесном дилижансе, а в непосредственной близости от тебя сидят люди… беззащитные люди, напасть на которых тебе не позволяет одна лишь сила воли и осторожность!.. Это уже совершенно невыносимо!

— Ламьен! — снова воскликнула воровка, помахав рукой перед глазами эльфа.

— Ммм? — невразумительно отозвался детектив, отвлеченно думая о том, как прекрасно было бы прокусить это тонкое запястье, что маячит у него перед носом.

— Что «ммм»?! Именно ты, между прочим, затеял это идиотское путешествие!

— Но Луиза, я же не могу заставить дилижанс ехать быстрее. Он и так движется на предельной скорости, — устало ответил Ламьен, буравя невеселым взглядом свою нетронутую чашку кофе. С каждым днем получать удовольствие от человеческой еды становилось все труднее. Вот и сейчас, он чувствовал аромат, идущий от чашки, вдыхал его с прежним упоением… и мечтал о том, как бы достать крови. Это была жажда совершенно иного рода. И если бы кто-то, приказав выбирать, поставил перед ним чашку самого качественного, дорого, ароматного кофе и полстакана давно остывшей крови какого-нибудь больного и грязного нищего, он бы, не колеблясь, выбрал второе. Да, потом его раз десять бы стошнило от такого выбора, но это было невозможно контролировать. Кровь для него, как для вампира, была не просто пищей. Правильней ее было бы назвать лекарством. Лекарством от смерти, которая должна была наступить давным-давно, но не наступила из-за кретина Людвига.

— Тогда вопрос на засыпку: какой смысл вообще ехать в Столицу? Я, конечно, понимаю, что ты проникся в Сангрите крепкими дружескими чувствами и озабочен ее благополучием, но пока мы к ней доберемся, Валер с Шефом раз десять успеют что-нибудь учудить, — девушка продолжала тормошить эльфа, даже не подозревая о его физиологических проблемах. Она к его идее поехать к Сангрите отнеслась резко отрицательно, так что прощались с Лохбургом они примерно так же, как и их недруги из антикварного магазина. Разве что уважения друг к другу у них было побольше, чем у Валера с Шефом и, в отличие от последнего, выражения Луиза выбирала не такие оскорбительные. Но это вовсе не мешало ей всю дорогу трепать Ламьену нервы. Вопреки собственным словам, его поведение она не понимала совершенно. Хотя… что с него, с эльфа, взять? С этих больных на голову существ станется воспылать дружескими чувствами к полузнакомому человеку и нестись через полстраны, дабы спасать его непонятно от чего. Нет, Сангрита, конечно, чудесная девушка, к тому же очень помогла ей в свое время, но не страдать же из-за этого такой ерундой, какой страдают они! В крайнем случае, можно было бы отправить ей скоростное письмо! Пусть бы она сама разбиралась с администрацией антикварного магазина, что намылилась к ней в гости! Но Ламьен слушать ничего не желал… чокнутый эльф! Вечно этих остроухих тянет на подвиги! А потом они еще говорят, что тролли — самый упрямый в Королевстве народ.

— Слушай, я не ткачиха летающих ковров и ничего быстрее дилижанса, к сожалению, предложить не могу. Кроме того, как ты могла заметить, уже наступило утро, и я давно должен отсыпаться в каком-нибудь темном помещении. Так что генерирование идей придется отложить до вечера, — огрызнулся детектив, честно пытаясь сосредоточиться на насущном, но все равно возвращаясь к неосуществимым мечтам о крови и спальне с плотными темными шторами.

— Ну и сиди тут хоть до вечера! — окончательно разозлилась Луиза и, встав из-за стола, горделиво прошествовала к выходу из трактира. Нет, бросать эльфа она не собиралась. Несмотря на попытку убить ее по заданию Вэрбе, окончательно ее доверия он не потерял. Хотя бы в силу своих моральных качеств. К тому же, путешествовать одной было не в ее характере. Рано или поздно ей понадобится компания, и она опять ввяжется в какую-нибудь авантюру. А две авантюры сразу — это уже чересчур. Но сейчас ей было просто-таки жизненно необходимо выплеснуть скопившуюся за ночь энергию, а апатичное поведение Ламьена этому никак не способствовало. Так что пусть посидит в одиночестве, пока она не вернется. Времени, впрочем, у нее все равно было не так уж много. Дилижанс остановился в этом городке всего лишь на час, чтобы сменить лошадей и выпустить пассажиров размять ноги и позавтракать. Естественно, все тут же двинулись в близлежащий трактир, где и заседали до сих пор. А вот на что потратить оставшиеся полчаса ей воровка не знала. Раз уж Ламьен все-таки вытащил ее из Лохбурга, хотелось сделать что-то полезное для общего дела… пусть оно и было на редкость идиотским. Но что? Средства передвижения быстрее дилижанса в самом деле найти было невозможно, если, конечно, ты не маг или миллионер. Они с Ламьеном, к сожалению, не были ни тем, ни другим. Оставалось только одно — написать-таки Сангрите письмо.

Через пять минут Луиза сидела за столом на почте и мучительно соображала, как бы так поприличнее начать свое повествование. Эпистолярный жанр никогда не был ее сильной стороной, плюс ко всему, события, о которых следовало рассказать, были настолько невероятными, что облечь все это в слова и не вызвать у читателя желания покрутить пальцем у виска было очень сложно. В скором времени, на столе скопилась внушительная стопка исчерканных листков, а письмо так и не было написано. Порядком приунывшая Луиза мрачно смотрела на лежащий перед ней чистый лист и размышляла о том, что, пожалуй, Ламьен был прав, когда решил отправиться к Сангрите лично. Если подумать, то они ведь даже не знают, зачем Валер и Шеф так скоропалительно сорвались в Столицу? А вообще, может они и вовсе слишком мнительны? Может, эта парочка просто опаздывала на какую-нибудь столичную распродажу краденого антиквариата и Сангрита тут вовсе не причем? Ох, что бы сказал обо всем этом законопослушный Филипп!.. Впрочем, лучше ему об этом и не знать. Он и так, наверное, весь испереживался, не зная, куда делась старшая сестренка…

Мысли плавно переключились на оставшегося в Лохбурге брата, и бумага постепенно заполнилась предложениями. Филиппу писать было гораздо легче, чем Сангрите, хотя бы потому, что еще ни одного вменяемого письма он от нее не получал. Ее жизнь всегда была полна событиями, причем, как правило, не самого невинного характера. Вот и сейчас: пара строчек о Людвиге, пара строчек о Сангрите, что-то о Ламьене и абсолютно нелогичное сообщение о том, что она на пути в Столицу. Конечно же, он ничего не поймет, но, по крайней мере, будет знать, что она жива, здорова и не забыла о нем.

Запечатав письмо и передав его в руки дежурного мага, Луиза почувствовала, что на душе у нее значительно полегчало, и вернулась к Ламьену в достаточно веселом расположении духа. Впрочем, это блаженное состояние длилось недолго. Ровно столько, сколько ей понадобилось, чтобы дойти до трактира.

Войдя же в зал, она узрела идиллическую сцену: на ее месте напротив Ламьена в фривольной позе восседала официантка, а сам эльф, нежно держа ее за руку, что-то аккуратно вытирал салфеткой с ее запястья.

— Генерирование идей, значит, до вечера, а трактирные шлюхи в любое время суток? — оскорблено поинтересовалась воровка, подходя ближе. Нет, ей-то, в принципе, все равно, с кем он проводит свободное время, не жена же она ему, чтобы скандалить и ревновать к каждой юбке… но хоть какую-то совесть иметь тоже нужно! Втянул ее в самый, что ни на есть, идиотский проект, потащил через полстраны в поисках непонятно чего, а как только дело дошло до того, чтобы придумать нечто актуальное в их положении, послал ее куда подальше и принялся обрабатывать трактирную официантку?!

— Ты не так поняла, это не шлюха… — растерянно ответил эльф.

— Вот буду я еще дискутировать на тему продажности девиц в придорожных кабаках! — фыркнула Луиза и, взяв девушку под локоток, настойчиво потянула ее вверх. — Иди-ка ты отсюда, милочка. Мне с этим жиголо нужно серьезно поговорить.

— Луиза… — простонал детектив, наблюдая как официантка, повинуясь движениям Чертовки, безжизненно сползла на пол. Ее запястье выскользнуло из его рук, и на обозрение воровки открылись две маленькие дырочки, из которых все еще сочилась кровь.

— Чеееерт… — лаконично протянула девушка, осознавая, что обгоревшем трупом в «Саду чудес» судьба решила не ограничиваться.

— Ну, кто ж виноват, что у нее такая неблагодарная профессия? — риторически спросил Ламьен, нервно теребя окровавленную салфетку. Ну, не удержался, бывает… Она сама к нему первая подсела! Вот только, что теперь делать с остальными посетителями трактира? Любопытных взглядов в сторону бессознательной официантки становилось все больше и больше, и ничего хорошего они не предвещали.

— Ты еще спрашиваешь, кто виноват? — убито переспросила Луиза, вообразив вдруг собственную мучительную смерть на костре, плечом к плечу с Ламьеном. — Бежим скорей, идиот!

И они побежали.

В который раз перед глазами мелькали и пестрели дома, улицы сменяли одна другую… знакомое еще по Лохбургу ощущение. Вот только этот городок, в отличие от Лохбурга, был маленьким и ни она, ни Ламьен совершенно его не знали. Когда же, случайно сделав круг, они снова оказались у трактира, им не оставалось ничего другого, кроме как с досадой сесть в полицейскую карету. Доблестные стражи закона, как раз прибывшие к месту происшествия, были весьма рады их видеть.

* * *

— Тебе опять не спится? — риторически поинтересовался Людвиг, ставя перед Шутом чашку мате. С тех пор, как уехала Сангрита и прокурор соблазнил его воодушевляющей перспективой вернуть себе имя, эти чаепития стали вещью столь частой, что вампир мало того, что привык к ним, но и полюбил. Шут, впрочем, тоже очень скоро проникся теплыми чувствами к этим полуночным посиделкам и порой даже забывал, что делает это исключительно ради выгоды. Но когда он вспоминал об этом, все равно предпочитал не думать. Как ни крути, но господин Вэрбе был интересным собеседником и грозил стать прекрасным другом. Да-да, оказывается, вопреки его убеждениям, дружба все-таки может существовать. Но в данном случае позволить ей возникнуть он никак не мог. Настоящих друзей предавать очень сложно, а он здесь именно для этого.

И все же он приходил в магазин на площади Правосудия почти каждую ночь, и постепенно главной причиной стал вовсе не Джастис, а мучительное чувство одиночества, не оставляющее его даже в многотысячной толпе. Впрочем, ему всегда, даже в самые счастливые минуты, было свойственно некоторое обособление от окружающих и четкая дистанция в общении. Исключениями в его жизни оказались лишь Мелисса и их дети.

Хотя нет, была еще Сангрита. Но она стала для него слишком тяжелым испытанием. Ему вдруг настолько захотелось кому-то доверять, быть откровенным во всем, что он сам этого испугался и сделал все в точности наоборот. А в итоге получил по носу все теми же граблями.

Как это ему опостылело: просыпаться среди ночи в холодном поту, осознавая, что во сне она опять оставила тебя, красочно описав, что за скотина ты на самом деле. И будет бросать вот так еще много-много раз. А ты, с одной стороны, будешь с нетерпением ждать своих новых кошмаров, ведь это единственный способ увидеть ее снова, но и не перестанешь нервно курить сигару за сигарой, просыпаясь и осознавая, что она действительно уехала, попрощавшись смахивающим на пощечину «я тебя ненавижу». И вот, через какие-то две недели ноги уже сами несут тебя на площадь Правосудия, в книжный магазин, где Людвиг снова сочувственно хмыкнет, глядя на твои красные от недосыпа глаза, и снова нальет тебе чашку успокаивающего и придающего сил чая мате. Он уже и не помнил, как вообще так получилось, что он взял и вывалил этому вампиру историю своего знакомства с Сангритой и всех тех чувств, что его обуревали. Впрочем, теперь это уже не было удивительным. Слишком много событий, слишком много знакомств, слишком много всего и сразу. И нет ни одной причины, чтобы с кем-либо этим делиться. Равно как нет и заинтересованного в этом лица.

Конечно, в его жизни был еще и Леттер. В последнее время он мелькал в ней даже слишком часто. Вот уж кто с наивным вниманием будет выслушивать все, чем он ни начнет засорять его уши! Но желания поговорить с композитором на личные темы, все же, не возникало. Филипп, классический пример мечтательного романтика, совершенно не разбирающегося в жизни, не поймет его образ мыслей и только лишь утвердится во мнении, что маэстро Демолиру такое понятие как мораль не знакомо даже теоретически. И хотя творец действительно его в этом отношении обделил, в данном случае афишировать сей факт не хотелось. Пусть лучше этот несуразный Филипп пребывает в святом убеждении, что все люди хорошие, добрые и вовсе не подставляют друг друга при первой возможности. Таких людей как он нельзя лишать розовых очков, иначе ненароком можно лишить еще и желания жить в этом несправедливом мире. А маэстро Леттер и так пребывал в последнее время в весьма унылом расположении духа. Ему явно не хватало заразительной энергии Сангриты, что была для него одновременно музой и персональным психологом. Он определенно скучал по Столице, что, в отличие от Лохбурга, еще не успела поиздеваться над его нравственными суждениями. Ну и, конечно же, бедняга все никак не мог отойти от пропажи старшей сестры. Женщину эту Шут представлял себе смутно, но, анализируя то, что про нее порой рассказывали прокурор и Людвиг, эльф все больше и больше склонялся к мысли, что Чертовка Луиза жива, здорова, но чрезвычайно желает, чтобы ее поскорее все забыли. Но Филиппу это, к сожалению, было не объяснить. Особенно если учесть, что с тех пор, как он совершенно невероятным образом познакомился с Джастисом, расчетливый лорд немедля начал качественно и целенаправленно промывать ему мозги. Войти в доверие к Леттеру вообще не было сложно. Стоит ли говорить, что совсем скоро прокурор стал вертеть несчастным композитором, как заблагорассудится, легко выуживая из него любую информацию? Собственно говоря, именно из-за этого их с Сангритой так неожиданно и арестовали. Впрочем, заявились-то полицейские по душу господина Вэрбе, но он, проявив чудеса предусмотрительности, не стал гостить у Леттера слишком долго и испарился еще до того, как неприятности напали на его след.

Тем не менее, найти его оказалось нетрудно. Вернее, он сам сообщил свой адрес, как только, сделав все возможное и невозможное, отвоевал у полиции свой магазин и свободу. Что и кому из власть имущих он наобещал — осталось для Шута загадкой, но факт оставался фактом — вампир все-таки вышел сухим из воды. Однако это вовсе не помешало ему тут же сделать одну из самых больших глупостей в своей жизни, возобновив отношения с Шутом. Хотя, дело тут было вовсе и не в эльфе. Просто вампиру оказалось не чуждо чувство благодарности, и он поставил себе целью отыскать свою спасительницу Сангриту. Сангрита к этому времени была уже далеко, зато совсем рядом находился ее неудачливый приятель, которому она нужна была не меньше.

Так и завязалась эта фальсификация дружбы. Шут без предупреждения заявлялся к вампиру среди ночи и, с чувством сообщив, какая же скотская штука эта жизнь, разводил длинные пессимистично-философские монологи. Людвиг же слушал его с легкой улыбкой, порой возражал, а порой соглашался, и, казалось, действительно понимал, о чем идет речь. С ним вообще было легче общаться, чем с кем-либо еще. Должно быть, здесь свою роль играло то, что Вэрбе и сам прожил долгую, насыщенную событиями жизнь и тоже видел мир не в самых радужных красках. Впрочем, в отличие от эльфа, он не считал себя в праве хоть за что-либо обижаться на жизнь и воспринимал ее тяготы с большей долей смирения. Но, в то же время, это не мешало ему ставить перед собой цели и идти к ним с неумолимостью похмельного тролля, увидевшего прямо по курсу банку рассола.

Но нет на свете людей, которых невозможно обмануть, просто иногда для этого нужен природный талант и безвыходная ситуация. У Шута было и то, и другое. Пара вовремя ввернутых фраз, якобы случайная оговорка о том, что он сам оборотень, искусно сыгранный кретинизм во всем, что касается политики и Лохбурга… Вуаля, предводитель Грязного движения искренне полагает, что перед ним сидит обыкновенный влюбленный музыкант, не ищущий от его общества выгоды и не имеющий никакого отношения к извечным лохбургским социальным противоречиям. И вот, разговор вертится уже не только вокруг эльфа. Всем людям нужно время от времени выговариваться и лучше делать это регулярно, ведь язык все равно развяжется, но далеко не факт, что в подходящий момент и перед тем, кто достоин доверия. Людвиг, очевидно, эту истину долго игнорировал. То же самое, впрочем, было и с Шутом. Только он посвятил в свою тайну полузнакомую тогда еще ведьму на пьяную голову и ухитрился остаться на свободе, хоть и официально погибший. А Людвиг делал это осознанно, и в финале его в любом случае ждала казнь. Только это уже неважно. Главное то, что он вернет свое имя, вернет положение в обществе… вернет Сангриту, наконец! Вернет, во что бы то ни стало!

— Расслабься, это же только сны. Они тебе потому и снятся постоянно, что ты нервничаешь каждый раз так, будто все происходит наяву, — Людвиг воззвал к рассудку эльфа, медленно опустошая содержимое своей чашки. Делал он это по старой привычке, еще оставшейся от человеческой жизни. Почему-то большинству вампиров даже по прошествии сотен лет было трудно отказаться от давно ставших ненужными обычаев и традиций. Несмотря на то, что в полной мере вкус мог почувствовать разве что очень слабый и молодой вампир. Интересно, а его давний приятель Ламьен тоже не оставил своих привычек? Или же все-таки вампиризм, да еще полученный таким странным образом, что-то в нем изменил?

Строго говоря, если бы не Людвиг, Шут давно бы и думать забыл о лохбургском детективе, втянувшем его в криминальную аферу. Но рассказ почтенного господина Вэрбе о том, как он случайно вылил полбутылки крови на хладный труп своего бывшего помощника, не мог не отпечататься в памяти. Тем более, это было как раз в стиле Ламьена: случайно напиться абсента в самый ответственный момент, случайно довести работодателя до бешенства, случайно стать вампиром. Наверняка и сбежал он тоже случайно. А в каком шоке от всех этих случайностей был Людвиг! Ну да, не каждый же день оставляешь в кабинете окровавленный труп, а по возвращении понимаешь, что его мало того, что нет на месте, но еще и исчез он сам по себе. По крайней мере, если судить по отсутствию претензий со стороны полиции, за это время раз десять успевшей наведаться в магазин с обыском.

— Тебе б такие сны, посмотрел бы я на твое спокойствие, — проворчал Шут, скептически покосившись на собеседника.

— Да мне, признаться честно, и наяву подобного абсурда хватает, — хмыкнул вампир, тоже, очевидно, припоминая Ламьена. — А вообще, скоро Новый Год. Иногда чудеса, все же, случаются.

— Ну-ну. Что-то мне думается, что этот Новый Год я буду отмечать твоим чаем, — вздохнул эльф. Чудеса происходят с теми, кто в них верит, а значит ему этот праздник ничего нового не принесет. Если, конечно, Людвиг не поспешит сообщить ему что-нибудь интересное, дабы прокурор, наконец, удовлетворился объемом информации и отпустил его восвояси.

Людвиг поспешил.

— Я думаю, этот Новый Год станет чем-то более значимым, нежели обыкновенное чаепитие, — обнадеживающе сказал он, и Шут понял, что вампир запланировал что-то важное. Что ж, Новый Год — это очень символичный праздник. К тому же, в эту ночь везде царит такой бардак, что захватить власть становится просто-таки плевым делом. Особенно если учесть, что речь идет о Лохбурге, и что Людвиг, без сомнений, придумал что-то исключительное. Осталось только выяснить что…

Наутро эльф покинул магазин с раскалывающейся от обилия информации головой. Вэрбе, войдя в раж, часа три расписывал ему свой гениальный план, периодически сетуя на то, что он, мол, совсем не слушает и, кажется, даже зевает. Но он слушал, причем очень внимательно. И действительно изображал рассеянность, чтобы собеседник не заткнулся раньше времени. Но все прошло как нельзя лучше и, шагая на рассвете по площади Правосудия, музыкант вдруг в полной мере ощутил, как близок он к цели. Он так долго все просчитывал, так долго воплощал в жизнь на первый взгляд невероятную идею Джастиса использовать его, музыканта и актера, на благо короны… и вдруг все закончилось.

Поговорить с прокурором. Забрать, наконец, из ламьеновской конюшни Дефекта, который так и остался на попечении слуг исчезнувшего хозяина. Попрощаться с Леттером… и он может ехать в Столицу хоть сегодня! Все это было так резко и неожиданно, что он даже растерялся на долю секунды.

«Ну, если ты все-таки намерен нестись в Столицу и, как последний идиот, преследовать ненавидящую тебя ведьму, тебе действительно больше нечего здесь делать», — язвительно отозвался Волк, в последнее время подававший голос все реже и реже. Казалось, он был чем-то всерьез обижен, но выяснить отношения все никак не удавалось. Он и раньше-то не понимал логику своей второй ипостаси, а теперь она и вовсе вела себя совершенно неестественно. Впрочем, так даже лучше. По обществу Волка скучать было трудно, особенно если учесть, что он являлся живым олицетворением всех его проблем. Более того, сейчас эльфа волновали совершенно другие вопросы: впереди ждал новый день, новый город и новый этап его абсурдной жизни.