Прохожие с некоторым изумлением наблюдали за тем, как опутанная веревками деревянная статуя, покачиваясь, медленно плыла вверх, поднимаясь к окнам третьего этажа. Статуя представляла собой фигуру ан гела в ниспадающих свободными складками одеждах, с раскинутыми в стороны белыми крыльями и молитвенно сложенными перед грудью тонкими ладонями. Когда его смиренное лицо с обращенными к небу глазами поравнялось с верхней перекладиной рамы, Молли взмахнула рукой и закричала:

– Все, все! Достаточно! Давайте, ребята, тащите! Четверо «ребят» в замызганных синих комбинезонах не выразили энтузиазма по поводу того, что им придется затаскивать «эту штуку» внутрь. Мало того, что она была дьявольски тяжелой, так вдобавок еще висела в метре от оконного проема, что, конечно, не могло не вызывать у них опасений за свою драгоценную жизнь. Все четверо были итальянцами. И хотя итальянцы, как всем известно, народ набожный, тем не менее представляется сомнительным, чтобы кто-то из них горел желанием ляпнуться вниз с высоты пятнадцать метров, хотя это и сулило скорую встречу с создателем. Ведь, как сказал один кровельщик, упавший с крыши: «Лететь не так уж и плохо. Упасть – вот в чем мало хорошего». Наверное, он тоже был итальянцем. Сейчас все четверо были готовы горячо отстаивать его точку зрения, призывая в свидетели всех святых, включая и того, который, опутанный веревками, болтался за окном.

– Давайте, ребята, давайте! – Подбадривала их Молли. Подавая пример, она встала на подоконник и, уцепившись за раму, попробовала рукой подтянуть статую к себе. Попытка не увенчалась успехом, но зато Молли чуть не сорвалась вниз. Наверное, этим бы и закончилось, если бы вошедший в эту минуту в квартиру Сэм не успел подхватить ее на руки.

– Черт, ты меня до смерти напугал! – Возмущенно сказала Молли, уперевшись ему в грудь кулаками.

– Я тебе жизнь спас! – Назидательно пояснил Сэм и чмокнул ее в нос. – И, по-моему, тебе лучше постоять здесь. Смотри, как это делается. – Он подошел к окну и, подпрыгнув, уцепился руками за верхнюю раму.

Раскачав тело, Сэм резким движением выбросил вперед ноги, толкнув в грудь несчастного связанного ангела. Статуя качнулась, и в тот момент, когда деревянные, обутые в сандалии ступни коснулись подоконника, силь ные мускулистые руки Сэма подхватили ее, втаскивая внутрь квартиры. Рабочие помогали ему, обняв ангела руками, как пышную знойную женщину. Молли, глядя на их возню, засмеялась. Сэм возвышался над галдящей кучей на целую голову. От всей этой кутерьмы ангел перевернулся, и одно его крыло торчало вверх, а второе цеплялось за пол, мешая рабочим куданибудь приткнуть статую, не обломав ей крылья.

Неизвестно, чем бы завершились, их совместные старания, если бы не раздался стук в дверь и громкий голос Карла не возвестил:

– Сэм? Молли? Вы дома? – Голова Карла просунулась в щель между дверью и косяком, и он с удивлением замер на пороге, наблюдая за странной «кучей-малой» посреди комнаты, над которой словно плавник, возвышалось белое прямое крыло.

– Карл! – Обрадовалась Молли. – Ты, как всегда, вовремя. Заходи!

Карл шагнул через порог, все еще не в силах оторвать взгляд от медленно перемещающейся по квартире кучи. Вдруг из этой свалки вынырнуло покрасневшее от натуги потное лицо Сэма. Узнав друга, он напряженно улыб нулся и закричал:

– Карл! Помоги! – По его голосу было понятно, что силы явно не равны, и ангел, скорее всего, одержит победу, хотя и потеряет одно из крыльев. Карл быстрым шагом пересек комнату и вцепился в голову статуи, выворачивая ее вбок, пытаясь придать крыльям горизонтальное положение. Рабочие тут яге отвалились в стороны, отказавшись от бесплодных попыток чем-нибудь помочь. И слава богу. Без них дело пошло на лад. Ангела развернули и понесли в угол.

– Сюда, сюда. – Комментировал «вынос тела» Сэм. -Опускай! Смотри, только ноги не отдави.

Ангел сдался, и его уложили лицом вниз на покрытый ковром пол.

Пока Молли рассчитывалась с рабочими, Карл оглядел ставшую удивительно хорошенькой квартирку.

По всему периметру первого этажа ее сторожили стройные, выкрашенные в белый цвет колонны, направо от двери была отгорожена уютная кухня, сверкавшая чистотой и порядком. Пол устилал яркий с многоцветными узорами ковер из натуральной шерсти. На втором этаже, куда вела изогнутая, обитая, дубовыми панелями лестница, располагались спальня и две ванные комнаты. Правда, сегодня перевозили оставшуюся мебель, и она стояла посреди ковра, но даже и так было видно, что квартира – ИХ квартира – будет уютной и аккуратной.

Этому Карл завидовал тоже. Его жилище, несмотря на дорогую натурального дерева мебель, классные ковры и работу отличного дизайнера, все равно оставалось чопорным и холодным. Словно было создано не для того, чтобы в нем жили, а просто, чтобы поражать гостей суммой, затраченной на его обстановку.

Карл оглядывал квартиру Сэма и Молли: «джук-бокс», который они купили год назад, за гроши и который Сэм отремонтировал собственными руками; гончарный круг для работы Молли; черное обитое кожей кресло. Любимое кресло Сэма, которое он всюду таскал за собой, и множество других вещей, которые придают квартирам обжитой вид. Вещей, которые ЛЮБЯТ и о которых заботятся.

– Эй! – Вдруг спросил он. – А куда вы собираетесь ставить пальму?

Эту пальму в кадке, стоящую сейчас возле стены, они с Сэмом торжественно «преподнесли» Молли в день ее двадцатипятилетия.

– Господи, как же здорово. – Снова сказал он. Карл не лгал. Тут действительно было здорово.

– Нравится? – Поинтересовалась Молли. Ей было приятно, что Карл оценил, как уютна и хороша их новая квартира.

– Нравится? – Как бы изумленно переспросил Карл. – Да это не то слово! Просто потрясающе!! Невероятно!!!

Сэм тоже улыбнулся. Он как раз пытался втянуть массивный стул на второй этаж.

– Молли, – позвал он, – иди помоги мне.

– Оставь стул, – сказала она, – потом затащим остальное наверх.

Сэм с радостью подчинился и, спустившись вниз и расслабившись, повалился в свое любимое кресло.

– А это что за чудо? – Спросил Карл, ткнув пальцем в «поверженную» статую.

– Давай покажу. – Молли шагнула к ангелу. – Только поднимите его.

Сэм с большой неохотой выбрался из мягких, обволакивающих объятий кресла, и они вместе с Карлом, подхватив ангела под локти, поставили его к стене.

– О! – Изумленно выдохнул Карл. Во время «боевых действий» он не успел как следует рассмотреть статую и теперь разглядывал ее с каким-то немым восхищением.

– Ничего. – Спокойно констатировал Сэм. – Немного броско, по-моему, но ничего. Мне нравится.

– Сэм, – прервала его созерцание Молли, – а что это кресло делает здесь?

Она кивнула на черную объемную громадину, которая доисторическим чудищем громоздилась среди своих более тонких и хрупких собратьев. Кресло было просто огромным и явно не вписывалось в обстановку квартиры. Но зато Сэм любил его.

– Как это что? – Спросил Сэм, снова погружаясь в цепкие объятия кресла, расслабляясь и растворяясь в нем. – Оно мне нравится!

Карл, прислушиваясь к разговору, снял пиджак, галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и закатал рукава.

– Но мы же с тобой договорились?! – Сказала Молли, становясь напротив Сэма и глядя на него в упор.

– Всю жизнь это кресло со мной, – не желал сдаваться Сэм. – Я люблю сидеть в нем и смотреть телевизор.

– Но оно безобразно. – Парировала Молли и пустила в ход последний аргумент: – Оно ни к чему не подходит! – Оно подходит ко мне. – Просто ответил Сэм и улыбнулся, как бы говоря: «Ну, что ты на это скажешь?»

– Ладно, черт с тобой. – Молли сдалась, но, не желая покидать поле боя побежденной, тут же добавила:

– Ноя его перекрашу. – Что ты сделаешь?..

Вечером Сэм почувствовал, что какая-то черная нечеловеческая тоска заползла к нему в сердце, сжав его мерзкой холодной лапой. Тоска была настолько щемящей, что ему захотелось открыть окно и завыть по-звериному на яркую круглую луну. Такого с ним раньше никогда не случалось, и сперва Сэм подумал, что, может быть, это от переутомления или от усталости, но тоска не проходила. И тогда он понял, что скоро умрет. Словно кто-то, стоя за спиной, чуть слышно шепнул ему на ухо: «Ты умрешь». Это чувство, как ни странно, не вызвало в нем ужаса и не повергло в панику. Просто стало жутко тоскливо и одиноко. Будто он остался один во всем мире. Хорошее настроение, в котором Сэм пребывал весь день, улетучилось, как мыльный пузырь.

Молли не могла не почувствовать этого. Резкая перемена, произошедшая в Сэме, напугала ее. Он, всего час назад такой веселый, стал мрачным и молчаливым.

Они лежали вечером в постели и смотрели телевизор, когда Молли, наконец, решила выяснить, что же все-таки его так встревожило.

– С тобой все в порядке? – Осторожно начала она. Ей казалось, что Сэм совершенно не видит того, что происходит на экране. Он вздрогнул, оторвавшись от каких-то своих невеселых мыслей, и медленно сказал:

– Да. Все хорошо. Все нормально. – Ему не хотелось портить ей настроение своими рассказами о внезапном недобром предчувствии.

– Тогда в чем дело? – Продолжала допытываться она.

– Ни в чем. – Просто ответил Сэм, не желая тревожить ее. Да и как бы он смог описать словами черную глухую пустоту внутри. Равнодушную и без ликую, бессильную тоску перед тем, что ДОЛЖНО случиться и что исправить не во власти людей. Перед судьбой. Перед РОКОМ.

– Переживаешь, дадут ли тебе повышение? – У Молли были свои понятия о причинах плохого настроения. – Да нет, не особенно.

Она поняла, что это, действительно, так. Голос Сэма звучал так равнодушно, что Молли опять стало не по себе.

Какими же мелкими показались ему вопросы, волновавшие Молли. Нелепая суета перед всесильным ликом безразличной СМЕРТИ. Ей все равно, кто перед ней. Молодой или старый, сильный или слабый. Отговорка: «Все умрем когда-нибудь», -сомнительное утешение для человека, ощутившего ее могильное дыхание на своем лице.

– Ну, а что же тогда? Боишься, сможем ли мы жить вместе?

– Да нет. – Вздохнул Сэм. – Не знаю. Много вещей меня беспокоит. – Попытался отговориться он. – Я иногда думаю, вдруг все исчезнет? Знаешь, когда в жизни происходит что-нибудь хорошее, всегда страшно: не сон ли это. Я боюсь это потерять. И Молли, глядя ему в глаза, сказала: – Я люблю тебя, Сэм. Я, правда, тебя люблю. Сэм несколько секунд смотрел на нее, и тоска, заполнявшая сердце, начала оттаивать от тепла этих двух, таких простых, фраз. Он еле заметно улыбнулся и шутливо добавил:

– Брось ты, правда что ль?

И тут же стал прежним Сэмом. Внимательным и добрым. Лишь темное пятнышко печали спряталось в его спокойных карих глазах. Молли нежно обняла его за шею и поцеловала в сухие жесткие губы. Внезапно ожив, заверещал телевизор: «…Еще одна катастрофа на внутренних авиалиниях. Причиной послужили неполадки в двигателе. Погибли все пассажиры и экипаж. Среди пассажиров находились женщины и дети…»

– Господи, еще один… – прошептал Сэм. На экране бушевал пожар. Мигали «маячки» пожарных машин, истошно орали сирены «скорой помощи», закопченные пожарные заливали пылающие ярким, почти белым пламенем, остатки авиалайнера. Прямо перед камерой двое санитаров тащили на носилках нечто, бывшее когда-то человеком, а теперь ставшее чем-то обугленным и потерявшим форму, накрытое окровавленной белой простыней.

– Не смотри на это. – Сказала Молли, пытаясь закрыть его глаза ладонью.

– Да нет. На это надо смотреть! – Мягко отстраняя ее руку, ответил Сэм. – Это лишний раз подтверждает мои страхи.

– Сэм, давай серьезно. – Начала Молли. – У нас с тобой все нормально…

Казалось, он не слышал ее. Словно отвечая каким-то своим потайным мыслям, завороженно глядя на пожар, бушующий на экране, Сэм сказал:

– Подумать только, все так просто. Какая-то ерунда с двигателем, и столько людей погибло…

Ему снился кошмар. Статуя, падающая вниз из окна. Она переворачивалась в воздухе, и крылья, отрываясь от спины ангела, летели вниз отдельно от тела и, ударившись о тротуар, рассыпались на мелкие кусочки.

Сэм вскрикнул и проснулся. Он лежал на широкой постели -ИХ постели – дома. Осторожно, стараясь не потревожить Молли, Сэм повернул голову и обнаружил, что Молли спит, с головой накрывшись одеялом. Он потянул одеяло на себя, и оно легко сползло с ее головы, обнажив… деревянное, застывшее со смиренным выражением лицо ангела.

Молли вдруг возникла с другой стороны кровати. Она протянула к нему руку и тихим серьезным голосом произнесла: -Не оставляй меня, Сэм.

Он закричал и… проснулся. Тишина. Ночник отбрасывал слабый свет на кровать. Молли не было.

– Молли? – Позвал Сэм, пытаясь сообразить, что это за странные звуки доносятся снизу, с первого этажа. Некоторое время он вслушивался, пока, наконец, с облегчением не осознал, что это всего лишь «джук-бокс», выводящий замысловатую мелодию. Сэм услышал, как закончилась пластинка и автоматически скользнула на ее место новая. Лиричные мягкие звуки блюза поплыли по квартире, заползая во все уголки, унося прочь тревоги, навевая воспоминания, и успокаивая.

Великий Пресли пел о неразделенной любви. Молли, сидя на полу у вращающегося гончарного круга, заканчивала свою новую работу – высокую, тонкошеюю глиняную вазу. Она уже была почти готова, но Молли раз за разом что-то переделывала и дополняла, придавая глине новую форму. Под ее тонкими сильными пальцами ваза то удлинялась, то, наоборот, становилась чуть короче. Возможно, кому-то ваза понравилась бы именно такой, какой она была в данный момент, но Молли казалось, что она недостаточно точно выражает ее душевное состояние. Ей хотелось, чтобы эта ваза несла в себе то волнение, которое она – Молли -чувствовала весь сегодняшний вечер.

Увлекшись работой, она не слышала, как Сэм тихо спустился вниз и встал за ее спиной, с удивлением разглядывая вращающуюся на круге, хранящую бороздки от пальцев влажную блестящую глину.

В этой вазе было что-то тревожное, порождающее неясные ассоциации, вызывающие приступ легкого беспокойства, словно глядя на нее, ты прикасаешься к чему-то запретному, очень личному.

– Что ты делаешь? – Тихо спросил он. От звука его голоса Молли вздрогнула, чуть не смяв пальцами почти завершенную, уже нравящуюся ей работу.

Она повернула голову, посмотрев снизу вверх на стоящего за спиной Сэма.

– Я что-то не могу заснуть. – Пояснила она. – Почему? – Поинтересовался Сэм. – Уже час ночи. Поздно.

Молли совсем уже хотела было рассказать о волнении, охватившем ее, о странном предчувствии чего-то плохого, но вместо этого просто сказала:

– Все хорошо.

Сэм кивнул, соглашаясь, и присел позади нее, коснувшись ладонями ее обнаженных нежных рук. Ему вдруг показалось, что, если смять эту вазу, превратить в ком бесформенной глины, уйдет та щемящая тоска, которая занозой засела в сердце. Непроходимая темная тоска. Она становилась то меньше, то больше, иногда почти пропадая, но вскоре снова возвращалась глухой черной волной. Сэм, вроде бы и не нарочно, осторожно коснулся пальцем высокого тонкого горлышка – и… вазы не стало. Ее голова вдруг резко завалилась в сторону, переломившись под острым углом, и, повинуясь какому-то мгновенному импульсу, Сэм пальцем сжал ее вращающийся, сочащийся водой мягкий бок. Он засмеялся, как бы извиняясь, и виновато пробормотал:

– О, нет… – И глядя в удивленное лицо Молли, оправдываясь, пояснил: – Но ведь она с самого начала не была шедевром, верно?

– А уж тем более сейчас, – вздохнув, согласилась Молли.

Она вновь собрала глину в сырую вращающуюся на круге горку и начала осторожно придавать ей новую форму.

– Могу я помочь? – Пытаясь сгладить вину за свой труднообъяснимый поступок, спросил он, обнимая ее с двух сторон за плечи.

– Смотря чем. – Пожала она плечами, давая понять, что простила его.

Сэм с готовностью взялся за глину, и правильные округлые формы тут же поплыли в сторону, принимая какой-то безумно растекающийся вид. «Как на картинах Дали». – Решила Молли и посоветовала:

– Держи крепче пальцы.

Ладони Молли обняли глину, выравнивая ее, исправляя и сглаживая неровности, придавая ей правильную форму. Их пальцы встретились и сплелись в один клубок. Чуть повернув голову, Молли смотрела на Сэма и думала о том, как же она любит этого красивого, доброго, смелого парня. ЕЕ СЭМА. Он наклонил голову и осторожно коснулся ее чуть приоткрытых губ своими губами. Ее глаза закрылись, и их тела слились в одном мгновенном страстном порыве, соединяясь в одно целое на теплом мягком ковре. Стонал блюзом «джук-бокс», унося их вдаль на волнах мягкой плавной мелодии.