IV
Чтобы вывести из строя Главную сеть безопасности на Секретной базе № 6, доктору Пишону пришлось работать три месяца, но, как обычно с ним бывало, идея родилась однажды утром, буквально за секунду.
Наряду со многими странностями Андре Пишону-Лало присуща была редкая особенность, которая заключалась в том, что на двенадцатом году жизни он почти перестал спать. Врачи тогда долго этому удивлялись, пока Андре не махнул рукой на медицину. Огромный чердак, который он снимал на старой вилле в предместье Дюссельдорфа, был приспособлен к образу жизни его обитателя и разделен на три части в соответствии с тремя основными занятиями Пишона.
В первой части размещалась домашняя лаборатория, оборудование которой привело бы в волнение все полиции Европы. Вторая часть была отведена под библиотеку, где комплекты порнографических журналов соседствовали с работами по теоретической физике, а стихи Гёльдерлина стояли рядом с учебниками физической химии. Третья часть чердака именовалась «медвежьей берлогой». Там был поломанный стул, на полу лежали звериные шкуры и стоял огромных размеров старомодный письменный стол. Не было ни одной книги, никаких репродукций, вообще не было лишних предметов. Пишон утверждал, что они мешают человеку сосредоточиться, и, пребывая в «берлоге», он испытывал бы к ним ненависть. Являясь туда около полуночи, мучаясь бессонницей, он оказывался один на один с собственными мыслями и идеями. Это продолжалось до рассвета, когда доктор Пишон забывался недолгим, примерно часовым, тревожным сном.
Именно там, в «медвежьей берлоге», Андре Пишон в начале марта около четырех часов утра придумал, как перехитрить военных инженеров бундесвера. Последствиям этого внезапного озарения предстояло всерьез и надолго повлиять на мировую политику.
Со времен работы в «Даугрин индустри» доктор Пишон знал, что на разного рода секретных объектах применяется для охраны помещений и оборудования система ЛКС, в просторечии «лазерный забор». Дважды в минуту лазерный луч проходил путь от рубинового генератора до расположенного напротив криптонового отражателя. Отсюда и название — «Лазерно-криптоновая система». С виду это было устройство, сходное по своему действию с прежними фотоэлементами, но с той существенной разницей, что лазерный луч был опасен для живых организмов. Если пересечь его, он мог причинить серьезную травму и даже умертвить.
Криптоновый отражатель, сердцевина этого хитрого устройства, представлял собой полупрозрачную трубу диаметром восемь и высотой тридцать сантиметров, изготовленную из искусственного кристалла циркона и с точностью до микрона вмонтированную в палладиевый футляр. Внутри трубы имелся тонкий стержень из химически чистого церия: назначение этого стержня Пишону известно не было. Отражатель располагался на железобетонной колонне с мощным фундаментом, находившейся в геометрическом центре охраняемого объекта. Цирконовая трубка была окружена броней из исключительно прочного стального сплава, в ней были высверлены шестнадцать отверстий диаметром в один сантиметр. К колонне ни в коем случае нельзя было приближаться, даже тогда, когда выключались генераторы. Этот неодушевленный, но вечно бодрствующий страж, по-видимому окруженный минами, должен был иметь исключительную устойчивость против всякого механического сотрясения.
«Лазерный забор» был основан на не слишком новом, но абсолютно надежном физическом принципе. Лазерный луч шел от генератора к отражателю таким образом, что с каждым из лучей (их количество равнялось числу охраняемых объектов) соотносилось в пространстве отражателя определенное состояние молекул сжатого криптона. Образно это можно было бы себе представить в виде длинной и необычайно тонкой проволочки, как бы уходящей внутрь отражателя. Там, где «кончалась» воображаемая проволока (это было такое место в пространстве, координаты которого определялись миллиардными долями миллиметра), происходило «соединение» с другой «проволочкой», то есть пучком лучей контрольного лазера. Если в каком-то месте сеть почему-либо разрывалась хотя бы на долю секунды, контрольный лазер не встречал своей «пары» и через полминуты автоматически выключался, что немедленно приводило в действие предупредительную сигнализацию на контрольном пульте.
Это и была самая оригинальная и самая хитрая тонкость во всей системе ЛКС. Как только начали создавать всякого рода контрольные устройства (на электростанциях, автоматизированных заводах, на сортировочных станциях железных дорог), ничего нового, в сущности, не выдумали. Всегда было какое-нибудь сигнальное устройство, передатчик, какие-нибудь лампы. Словом, конкретные, осязаемые вещи, которые можно было перерезать ножницами, если это были провода, разбить увесистым молотком, если это был передатчик, и в любом случае взорвать при помощи тротила или мелинита.
Поэтому в системе ЛКС впервые было применено одно из величайших изобретений XX века: передача энергии без проводов. Правда, речь шла об очень небольших количествах энергии, так как люминесцентные диоды поглощали ничтожные доли ватта, при минимальных расстояниях порядка нескольких метров. Но факт был налицо. Система ЛКС явилась первым в истории техники действующим устройством, в котором осуществилась вековая мечта нескольких поколений физиков.
Контрольный лазер, мозг всей системы, находился глубоко под землей, подальше от человеческого глаза и от всяких наземных сотрясений. Его укрывали толстые железобетонные плиты, одетые снаружи в броню из вольфрамо-молибденовой стали. Уничтожить контрольный лазер теоретически было возможно (на земном шаре нет теперь ничего, что в теории нельзя было бы уничтожить), но для этого потребовалась бы мощная ядерная боеголовка, предположительно в десять с лишним килотонн и притом нацеленная в самый центр охраняемого объекта. Никакие другие возможности в расчет не шли. Неразрушимые генераторы слали убийственные пучки лучей к неразрушимому отражателю, а он приводил в действие неразрушимый контрольный лазер, который в свою очередь без всяких проводов передавал сигналы на мощно забронированный контрольный пульт.
«Лазерный забор» был устройством, близким к совершенству. Сравнительно дешевый, он обеспечивал стопроцентную безопасность охраняемого объекта, работал 24 часа в сутки при любой погоде, был совершенно незаметен и неуязвим для любого из обычных взрывчатых веществ и для огнестрельного оружия, не зависел от внешних источников питания, так как автоматически включал генераторы в случае аварии обычной электросети и — что самое главное — вообще не имел слабых мест. То есть таких деталей, которые можно было бы уничтожить, перерезать или демонтировать.
Обо всем этом доктор Пишон имел представление по своей работе в «Даугрин индустри». За исключением цериевого стержня в отражателе, все элементы устройства не были для него тайной. Но когда у него впервые родился замысел вывести из строя систему ЛКС, он понял, что эта задача практически невыполнима. Система ЛКС была, как выражаются американцы, fool-proof, такая, что не подведет.
Тогда-то Пишон и понял, что не будет ему покоя, пока он не управится с этой проклятой системой.
Один психиатр, которому обеспокоенные родители показали когда-то маленького Андре, определил, что его юный пациент наряду с другими бесчисленными отклонениями от нормы имеет также склонность к так называемой мономании: если какая-нибудь мысль завладевает его умом, она превращается в навязчивую идею и оттесняет все прочие мотивы действия.
Так было во всей недолгой жизни Андре Пишона. Так произошло и на этот раз. С той минуты, когда он поделился с Челли идеей захватить ядерную боеголовку, Пишон не мог думать ни о чем другом. По утрам глотал собственноручно изготовленные таблетки, по вечерам заваривал один кофейник за другим и лежал, глядя в потолок, в своей «берлоге».
Довольно быстро удалось установить, что нейтронные боеголовки хранятся и на базе № 6. Одна девушка из Эшерпфара, официантка в единственном здесь ресторанчике, узнала это от молодых офицеров и сообщила тайну Рыбе в минуту, как говорится, полной откровенности. Донесение Рыбы подняло на ноги всю группу. Челли распорядился выдавать Пишону любую сумму из революционного фонда, которую он потребует. Если фонд окажется слишком скуден, Челли обещал добыть нужные средства. Подвернулся шанс, которого у группы до сих пор не было. Захват нейтронной боеголовки принес бы во сто раз больший результат, нежели еще один взрыв или похищение министра. Пишон сперва изучил местоположение базы № 6. Задачу облегчало то, что он был летчиком-планеристом. Пишон умел, по сути дела, все: управлял автомашиной, самолетом, локомотивом, яхтой и буером, был аквалангистом, парашютистом и спелеологом, играл в шахматы, поднимался на вершины Кордильер, свободно владел восемью языками, знал три тысячи китайских иероглифов, когда-то победил в телевизионном конкурсе, посвященном Древнему Риму, и между делом даже сдал экзамен на кондитера, поскольку великолепно готовил, специализируясь на выпечке сладостей. Этот человек был похож на вулкан. Но, увы, мадемуазель Марго не сумела его оценить. Она видела лишь его водянистые глаза, редкие волосы цвета гнилой соломы, непомерно выступающую челюсть и неправильный прикус передних зубов.
Доктор Пишон взял напрокат в ближайшем аэроклубе двухместный спортивный планер «Пантера» и совершил вместе с Лючией несколько полетов над окрестностями. Чаще всего их трасса лежала над базой № 6. В соответствии с инструкциями Пишона Лючия сделала столько снимков, сколько было надо. Остальные члены группы были заняты в это время сбором как можно большего количества сведений о базе.
Когда Пишон засел в своей «берлоге» над старательно склеенными фотоснимками базы и изучил все доставленные ему донесения, его опять охватили сомнения. Дело представлялось трудным с первой же минуты, но чем больше накапливалось данных, тем нереальнее оно выглядело.
На то, чтобы уничтожить отражатель или еще какой-нибудь из элементов системы ЛКС, рассчитывать не приходилось: она была вне зоны обстрела из любого оружия, которое могла бы заполучить группа. Правда, колонна отражателя высилась всего в сорока восьми метрах от наружной стены, но с одной стороны ее заслоняли высокие густые клены, с другой — здание командного пункта, с третьей — параболическое зеркало радара. Только с четвертой стороны (как можно было судить по полученным снимкам) колонну, возможно, удалось бы рассмотреть, но лишь с какого-нибудь возвышения, так как вокруг базы шла стена высотой в двести восемьдесят сантиметров. Единственный с этой стороны дом был в восьмидесяти метрах от базы, что исключало возможность использовать снайперскую винтовку. Даже если в этом одиноком и заброшенном доме засядет свой снайпер, то есть Рыба.
Поскольку доступ к мощно защищенным генераторам возможен был только изнутри, вывести из строя систему ЛКС практически означало уничтожить отражатель. Но это была недостижимая задача.
Поначалу Пишон размышлял, нельзя ли обстрелять колонну отражателя с воздуха, например с борта спортивного самолета или планера. Но и от этого пришлось отказаться. С высоты сорок-пятьдесят метров и при скорости не меньше девяноста километров в час попасть в вертикально стоящую трубу диаметром в восемь сантиметров можно было только чудом. Да и, случись такое чудо, ясно, что пули, даже 9-миллиметрового калибра, не нанесут серьезных повреждений стальной броне отражателя. К тому же следовало предположить, что система ЛКС на базе была связана с другими системами тревоги — например, на командном пункте дивизии или даже военного округа. Через две минуты в Пишона вцепились бы истребители или боевые вертолеты. В том, разумеется, случае, если бы ему удалось уйти от обстрела с самой базы.
И тут Андре Пишона осенило.
Если не можешь их побить — присоединись к ним. Так гласит индейская мудрость, а Пишон хранил в памяти все, что касается североамериканских индейцев. Раз система ЛКС основывается на лазерной технике, надо одолеть ее с помощью лазера.
Что такое отражатель? Это труба из искусственного кристалла, называемого цирконом, внутри которой содержится под сильным давлением инертный газ криптон. По-видимому, это высокое давление внутри трубы является условием действия системы, иначе никто бы не трудился над тем, чтобы его достичь. Надо сделать так, чтобы газ улетучился из нее. Если нельзя уничтожить ее целиком, надо пробить в ней дыру. Чем? Ах, это же ясно: лазерным лучом!
Изготовить дешевый лазерный генератор Пишон мог без всяких затруднений. Популярные технические журналы каждый месяц публикуют подробные схемы небольших лазеров для домашней лаборатории. Задача упрощалась тем, что Пишону нужен был не рубиновый лазер (где достать рубиновый стержень, а тем более жидкий азот для охлаждения аппаратуры?), а что-нибудь попроще и подешевле. Например, изящная игрушка на неодиме, а еще лучше — переносной полупроводниковый лазер на арсениде галлия.
Единственная трудность заключалась в том, что лазерный луч должен точно попасть в какое-либо из отверстий в броне отражателя. Теоретически возможно также пробить стальную броню, но тогда потребуется гораздо больше энергии и чересчур сложная установка.
Как же попасть в эту проклятую дыру? И откуда? Сперва «Группа М» приступила к обследованию того одинокого, почти заброшенного дома, который стоял неподалеку от базы. Оказалось, что дом принадлежит очень старому, выжившему из ума крестьянину, которого местные жители, пока они здесь еще были, звали папаша Вебер. О том, чтобы папаша Вебер сдал кому-нибудь квартиру в своем доме, и речи быть не могло. Ликвидация старика, предложенная, разумеется, Рыбой, тоже ничего не решала: начнет везде шляться уголовная полиция, и погорит единственный пункт, за который можно зацепиться.
Решение, как всегда, нашел Андре Пишон. В один прекрасный день Руди купил подержанный фургон марки «Рено». Его сразу же наскоро перекрасили, заменили номерные знаки, а на дверце сделали красивую надпись: «Тюбингенский университет. Исторический факультет. Археологическая экспедиция».
Лючия аккуратно расколотила шесть глиняных горшков то ли польского, то ли болгарского происхождения, купленных в магазине сувениров. И как-то ночью фургон въехал на поле папаши Вебера. «Группа М», проклиная идиотские выдумки Пишона, закопала здесь, не очень глубоко, глиняные черепки.
Но замысел идиотским отнюдь не был. На следующее утро некий доктор Пфирш, а проще сказать, Челли, представил папаше Веберу участников археологической экспедиции. Они искали, как сказал Пфирш, весьма важные для науки следы древнейших германских поселений. Имелись основания предполагать, что на поле папаши Вебера, заброшенном и заросшем полевицей, располагалось городище начала IV века до Рождества Христова.
Папаша Вебер, старый склеротик, занят был главным образом ссорами с воображаемыми недругами. Но когда услышал про германскую культуру, в мозгу у него что-то сработало. Он поворчал немного и дал позволение, отправившись вместе с археологами на поле и понося какого-то Мюллера, отбившего у него девицу (дело было, кажется, в 1908 году).
Молодым археологам выпала необыкновенная удача. В первый же день они откопали несколько занятных черепков. Лючия их чистила при помощи кисточки, Руди усердно отряхивал грабли. Челли глубокомысленно раскладывал чудом найденные осколки древних сосудов. Папаша Вебер поначалу не отходил от археологов, однако вскоре устал и вернулся домой — дальше воевать с Мюллером. Группа тут же перестала копать. Лючия вытащила бутерброды, Челли налил всем по стаканчику русской водки.
За три дня молодые археологи из Тюбингена стали своими людьми в доме папаши Вебера. Какой-то капитан бундесвера, увидев на поле папаши Вебера приезжих, прикатил на машине посмотреть, что они там ищут. Он восхитился формами найденных глиняных сосудов, поговорил о погоде, спросил, как идут дела, глянул на удостоверение, выданное кафедрой германской археологии, и уехал.
Папаша Вебер, таинственно похмыкивая и боязливо оглядываясь по сторонам, сообщил молодым друзьям, что этот капитан — тсс! — служит в гестапо, а зовут его Хорст Шелер. Лючия попыталась возразить, что гестапо уже нет, но Челли пинком в лодыжку дал ей знак, чтоб держала язык за зубами. Это была весьма ценная информация. Она означала, что с базы заметили работы на поле папаши Вебера, но не увидели ничего подозрительного.
На шестой день археологи обнаружили нечто из ряда вон выходящее. Это был большой, хоть и вдребезги разбитый кувшин для вина. И надо же: на первом черепке, который извлекла на свет божий лопата Руди, виднелась наклейка «Made in Jugoslavia». Руди бросил убийственный взгляд на Лючию, которая, приобретя и разбив кувшин, не заметила на нем этикетки, после чего быстренько закопал предательский черепок.
Доктор Пфирш, не торопясь и выбирая слова, уведомил папашу Вебера о сенсационной находке. По мнению доктора, она была бесспорным доказательством, что древние германцы сами разводили виноград, а римская голытьба, притащившаяся сюда из-за Апеннин, научилась виноградарству именно от германцев. Папаша Вебер был на седьмом небе.
Челли не терял времени даром. Он сообщил, что его сотрудники счастливы, но очень устали. Не согласится ли папаша Вебер, чтобы группа переночевала в его доме всего одну ночь? Удобств никаких не требуется. Эти молодые люди увлечены работой и привыкли к трудностям. Ведь нет смысла возвращаться на ночь в город, если найдено такое бесценное сокровище. Между прочим, доктор Пфирш хотел бы поведать папаше Веберу одну тайну. В этом великолепном кувшине обнаружена… Ладно, придется сказать, что именно: кучка древних золотых монет. По закону, правда, их следует сдать в государственную казну. Но папаша Вебер оказал археологам столько услуг, что будет, пожалуй, справедливо оставить монеты ему. Их немного, всего двенадцать, но в хозяйстве они будут нелишним.
Папаша Вебер жадно схватил предложенные ему монеты (это были бронзовые, тщательно начищенные жетоны из казино в Эвиан-ле-Бэн) и сказал, что симпатичные молодые люди могут жить на чердаке сколько угодно. А с Мюллером папаша Вебер управится сам. Раз и навсегда.
18 апреля, то есть на восьмой день с начала археологических изысканий на поле папаши Вебера, в экспедицию прибыл новый археолог: доктор Андре Пишон-Лало, который нес под мышкой старательно упакованный предмет порядочных размеров.
Это был так называемый лидар, или лазерный дальномер. Пишон изготовил его за невероятно короткий срок, так как от этого устройства зависел успех всего замысла. Надо было из чердачного окна дома папаши Вебера с точностью до миллиметра измерить расстояние до отверстий в броне отражателя. Никакое другое устройство не гарантировало столь точных измерений.
Изготовление лидара обошлось в восемь тысяч марок. Узнав об этом, Челли даже застонал, но подтвердил свое прежнее решение: истратим столько, сколько потребуется.
В пять утра Пишон произвел измерения. Хитроумная система увеличительных линз позволила ему собственными глазами увидеть опаловый блеск резервуара с криптоном. Невозможно описать то счастье, которое ощутил Пишон, глядя на проклятую колонну, на вершине которой сверкала в утренних лучах солнца стальная броня резервуара.
Теперь Андре Пишон был уверен, что победа над системой ЛКС — это вопрос времени.
Операция заняла около двадцати минут. «Группа М» следила за таинственными манипуляциями Пишона молча, со смешанными чувствами недоверия, восхищения и радости. Один Челли не упустил случая сделать Пишону какое-то замечание. Он просто не переносил, если на первое место выдвигался не он, а кто-то другой.
На подоконнике стальным рейсмасом было точно очерчено место для установки лидара. Его же предполагалось использовать при монтаже лазерного «ружья», как назвал его Рыба. Подоконник, конечно, пострадает.
Расстояние от подоконника до отражателя на Секретной базе составляло 856 м 62 см и 9 мм. Наклон оси измерения составлял всего минус тридцать пять секунд. По случайному стечению обстоятельств высота подоконника в доме папаши Вебера и высота среднего отверстия в броне отражателя почти совпадали. Пишон счел это добрым предзнаменованием: при начале операции обойдется без возни с установкой нивелира.
Археологи возобновили бессмысленные занятия. С папашей Вебером приходилось по-прежнему ладить, чтобы Пишон успел соорудить «ружье». Хозяина каждый день угощали вином, в которое по совету Пишона подсыпали не очень сильный, приятно действующий наркотик. Старик являлся за своей порцией уже в семь утра и сразу же удалялся, бормоча угрозы в адрес Мюллера и его банды, ибо Мюллер, уже много раз заколотый и застреленный, нанимал себе в помощники все новых негодяев.
Пользуясь весенним солнцем, «Группа М» каждый день зарывала и откапывала все более странные предметы. Дело дошло до того, что однажды Руди закопал ржавый диск от колеса фургона, а потом долго уверял Лючию, что нашел щит римского воина. В конце концов судьба преподнесла им сюрприз: как-то после полудня из-под лопаты Рыбы выскочила небольшая золотая монета с изображением лилии и неразборчивой надписью на аверсе. Нумизмат определил, что это венецианский цехин XIII века, и готов был дать за него 800 марок. После этого ничего не нашли, если не считать гнилой подошвы и проржавевшего штыка. В середине мая группа, привыкшая к молниеносным акциям, передвижениям и опасностям, была по горло сыта бессмысленной игрой в закапывание и раскопки. Челли злился и втайне подозревал Пишона в умышленном саботаже. Каждый день проволочки угрожал распадом великолепной группы, разъедаемой скукой и постоянными склоками.
В давнем прошлом, когда группа насчитывала без малого пятьдесят человек, часто затевались дискуссии на идеологические темы. Говорили, что необходимо разрушить буржуазное общественное устройство, читали Бакунина и Сореля, клеймили зверства полиции, преследующей бойцов-подпольщиков. Рассуждали, можно ли верить Кропоткину, который утверждал, что анархисты потерь должны нести как можно меньше, ибо перед ними стоит великая цель, или же надо идти вслед за Штирнером с его культом разрушения и уничтожения. Когда же вследствие арестов группа уменьшилась до пяти человек боевого состава и восьми сочувствующих, которые были глубоко законспирированы, споры и дискуссии сами собою прекратились. Почти перестали говорить о причинах, побуждавших «Группу М» идти на безумно рискованные операции, убивать людей и подкладывать бомбы.
Однако захват нейтронной боеголовки сулил настолько фантастические возможности, что в перерывах между скучными и утомительными раскопками группа начала обсуждать, как эту боеголовку использовать.
Лючия считала, что взорвать ее надо в Италии, лучше всего на Пьяцца Чинквеченто в Риме в час пик после полудня. А еще лучше — на площади Святого Петра в одиннадцать часов в воскресенье. Мысль о том, что при этом будет разрушен собор Святого Петра, привела Лючию в такой восторг, что она захлопала в ладоши. А уж совсем здорово, если около собора окажется в этот миг сестра Пиа, начальница монастырской школы. А заодно и сестра Анунциата, классная наставница, которая почти каждый день ставила Лючию на колени в часовне и шесть долгих лет беспрерывно унижала. Мать Лючии давно умерла, а отцу, ханже и болвану, который поместил Лючию в эту проклятую школу, тоже бы неплохо при взрыве оказаться у собора.
Рыба же считал, что буржуазию надо бить в самое чувствительное место. Боеголовку надо взорвать в самой богатой стране Западной Европы, то есть в Федеративной Республике, в самом центре одного из богатейших городов: Франкфурта, Гамбурга или Мюнхена. А можно сделать и по-другому. Достаточно сообщить газетчикам, что таких головок, допустим, пятнадцать и что они вот-вот взорвутся в пятнадцати городах сразу. То-то будет потеха! Ух как они побегут из своих буржуазных магазинов, шикарных ресторанов и клубов для избранных!
У Руди своего мнения не было. Он весело насвистывал и заранее потирал руки, предчувствуя, как он выразился, «большой пинг-понг». Можно в Германии, можно в Италии, можно и в Лондоне. Главное — добыть эту игрушку. Челли, прислушиваясь к этим спорам, пренебрежительно молчал и не вмешивался. Когда поинтересовались его мнением, Челли коротко ответил, что ожидает инструкций. Он это часто говорил, хотя члены группы, и в первую голову Пишон, подчас сомневались в существовании этих таинственных инструкций. Челли и вправду время от времени звонил в Касабланку, но на этот раз использование боеголовки связывал с тем, что скажет проклятый докторишка. Ведь только он знал, как с ней обходиться.
А Пишон из кожи вон лез, стараясь раздобыть неодимовое стекло или по крайней мере неодим в чистом виде. Ему пришлось отказаться от более дешевого и доступного арсенида галлия: мощность такого полупроводникового «ружья» была бы слишком невелика, чтобы проделать отверстие в довольно толстой, как он предполагал, стенке цирконовой трубки.
Но раздобыть неодим оказалось не так-то просто, и этого Пишон поначалу не предвидел. Неодим (вместе со своим братом-близнецом празеодимом) — это чрезвычайно редкий элемент. Большинство химиков собственными глазами его никогда в жизни не видели. Это металл капризный, как примадонна. Не переносит воды, которую молниеносно разлагает. Вступает в бурную реакцию с азотом. На воздухе почти полностью окисляется. В довершение всего он агрессивен, как бешеная собака, и действует на большинство распространенных в природе элементов.
Пишон понимал, что в домашней лаборатории он не сможет сохранить неодим, если даже и удастся его раздобыть, не говоря уж о каких-либо экспериментах. Гелиево-неоновый лазер успеха не гарантировал, рубиновый лазер потребовал бы такой тяжелой и сложной аппаратуры для охлаждения генератора жидким азотом, что дом папаши Вебера пришлось бы перестроить в фабрику.
Оставался один выход: раздобыть уже готовый элемент из неодимового стекла. В продаже ничего подобного не было, да если б и было, Пишон при покупке не смог бы не навлечь на себя подозрений. Надо готовить вооруженное нападение на какую-нибудь физическую лабораторию. Пишон подумывал о филиале «Даугрин индустри» в Любеке, где наверняка имелся неодимовый лазер. Но чтобы ворваться на ее строго охраняемую территорию, требовалось не меньше пятнадцати человек. А Челли категорически запретил связываться с какими-либо другими группами.
И снова Андре Пишон нашел решение. Он помнил еще с тех времен, когда учился в Америке, что в юго-восточной части Манхэттена существуют для любителей десятки магазинов электронного лома и туда время от времени попадают прямо-таки бесценные вещи из списанного военного имущества. Когда-то Пишон видел там даже настоящий сонар, снятый с подводной лодки. Его можно было купить за 300–400 долларов, тогда как новый экземпляр стоил в то время восемьдесят тысяч.
Стиснув зубы, Челли раскошелился на три тысячи долларов. Доктор Пишон-Лало наклеил на себя старательно изготовленную маску: у него был какой-то необыкновенный пластик телесного цвета, на котором знакомый художник изобразил морщинки, прыщи, следы бритья и даже чуть заметные поры. Он взял идеально изготовленный фальшивый паспорт, надел шляпу с широкими полями, очки в роговой оправе и ночным самолетом вылетел в Нью-Йорк. Он не раз так путешествовал. Каждые два часа в туалете Пишон снимал маску, давая отдых коже на лице. Пластик несколько смягчал остроту вытянутого подбородка и придавал некоторое изящество надбровным дугам, которые без маски Пишона отнюдь не красили. Доктор любил рассматривать в зеркале свое новое лицо и подумывал даже, что над пластиком стоит поработать. Кто знает: если бы он постоянно носил эту маску, может, и мадемуазель Марго глянула на него благосклоннее.
На следующую ночь, благодаря разнице во времени, Пишон возвратился в Дюссельдорф. Неодимовое стекло, а также высококачественная обмотка и ионизационная камера были на лабораторном столе Пишона.
В ночь с 26 на 27 мая неодимовый лазер был готов.
Теперь предстояло выяснить такие детали местоположения базы, которые нельзя было заснять с воздуха. А еще узнать, как организована караульная служба, так как база охранялась не только с помощью системы ЛКС, но и живыми людьми. Сравнительно легко было выбрать время для начала операции. Ее надо было предпринять при дневном освещении, лучше всего в момент, когда один офицер сдает дежурство другому. Без труда установили, что смена производилась в 6 утра, затем в 12 и в 24 часа, а караул сменялся в полдень и в полночь. В середине дня могли произойти всякого рода неприятные неожиданности, поэтому «час игрек» был определен как шесть ноль-ноль.
Офицер, принимающий дежурство в первую утреннюю смену, отправлялся из Эшерпфара между пятью тридцатью и пятью сорока. Примерно через семь минут он проезжал небольшим овражком, с одной стороны которого были густые заросли молодого сосняка. Именно там не позже пяти двадцати заляжет Рыба со своим сверхнадежным автоматом «беретта». Исключено, чтобы он мог промахнуться или обстрелять не ту автомашину. Движение в этом безлюдном месте вообще невелико, к тому же все личные автомашины, имеющие отношение к 14-й Ганноверской дивизии и Секретной базе, имеют на стекле кабины яркий, небольших размеров знак: золотой лев на красном поле. Выполнив задачу, Рыба на собственной машине немедленно прибудет в условленное место рядом с базой, чтобы участвовать в операции.
Пишон рассчитал, что лазер должен выстрелить не позже, чем в пять ноль три. Примерно столько времени нужно, чтобы криптон улетучился из отражателя через микроскопическое отверстие. Вполне точным расчет не был: Пишон не знал величины сверхдавления внутри отражателя и не был уверен, окажется ли диаметр проделанного в цирконе отверстия точно таким, какое требуется. Но анализировать детали было уже поздно: «Группе М» требовались немедленные действия. С середины февраля она не предприняла ни одной акции, и газеты начали бормотать о разгроме или распаде самой опасной террористической группы в Европе.
Сравнительно легко удалось выяснить, чем занимается охрана в течение двенадцати часов службы на базе. Дважды в сутки она прибывала на бронетранспортере из дивизионных казарм в Ремсдорфе. Нападение на транспортер не имело смысла. Караульные были вооружены до зубов, броня приспособлена даже на случай атомной войны. К тому же ликвидация одного караульного взвода не означала, что другой взвод, несущий службу внутри базы, тут же провалится под землю. Все говорило за то, что, выведя из строя систему ЛКС и проникнув на территорию базы, группа столкнется с вооруженным караулом, поднятым после аварии по тревоге.
По поручению Пишона Руди купил в восьми магазинах спортивных товаров восемь переносных радиотелефонов, которыми пользуются охотники и рыболовы. На открытой местности они действуют в радиусе около трех километров, в застроенных районах, по-видимому, километра на полтора. В любом случае этого было достаточно, чтобы установить, о чем разговаривают по своим радиотелефонам солдаты, находящиеся в карауле. Купленные телефоны работали, правда, в одиннадцатиметровом диапазоне, но не в этом была главная трудность. Пишон за полдня установил, что армейские радиотелефоны базы работают на частотах 26,355 мегагерц. Заменить кварцевые кристаллы в рыбацких игрушках было пустяком, если не считать потраченных на это 800 марок.
Ночью археологическая экспедиция расставила в разных местах у стены базы восемь радиотелефонов. Они были настроены на постоянный прием. На чердаке у папаши Вебера стоял основной приемник, присоединенный к магнитофону с восемью дорожками.
Через двенадцать часов у Пишона была лента с полной записью всех разговоров, которые велись караульными, донесений, шуток и бесед. Этого материала было вполне достаточно, чтобы узнать, каков порядок службы. Правда, в записи трижды попадалось непонятное слово «нетопырь», которое Пишон счел обозначением какого-то важного устройства. Это его обеспокоило, так как он предположил, что в систему ЛКС ввели какой-нибудь дополнительный, неизвестный ему элемент. Но времени на разгадку новых ребусов уже не оставалось.
В караульном взводе из шестнадцати человек было четыре отделения по четверо солдат в каждом. Командир взвода и один из унтер-офицеров несли службу у главного въезда, двое остальных прохаживались по асфальтовой дорожке в пяти метрах от стены. Это расстояние Пишон вычислил по снимкам, сделанным с воздуха. По всей вероятности, параллельно стене пробегал лазерный луч, который направляли на отражатель размещенные по углам неодимовые зеркала. Нельзя было исключить, что вдоль стены, с внутренней ее стороны, установлены были какие-нибудь коварные мины. Таким образом, перелезть через почти трехметровую стену не стоило и пытаться.
Остальные солдаты располагались в общем зале караульного помещения, в пятнадцати метрах от главного въезда. Им разрешалось отдыхать, играть в карты и слушать радио, не снимая мундиров, касок, амуниции и имея при себе оружие. В случае какой-либо опасности им понадобилось бы не больше сорока секунд, чтобы открыть огонь из железобетонных бункеров, к которым из караульного помещения вели подземные коридоры. Бундесвер не жалел денег ради безопасности Секретной базы № 6. Оружие у караульных было, разумеется, снабжено тепловизорами. В каждом бункере был огнемет. Каждый солдат носил за поясом два самоуправляющихся противотанковых снаряда, вероятно, на тот случай, если стену базы проломят тяжелые танки противника.
Такой порядок службы Пишон посчитал исключительно благоприятным стечением обстоятельств. Караульное помещение было подключено к центральной установке для кондиционирования воздуха. Забор воздуха происходил (как показала аэрофотосъемка) в 38 метрах от главного въезда, где стояла не очень высокая призма, огражденная металлической сеткой. Небольшого количества термита хватит, чтобы расплавить сетку самое большее за пять секунд. И можно будет беспрепятственно подсыпать в аппаратуру один белый порошок.
Проще было бы, разумеется, уморить всех до одного этих паршивых вояк, в пользу чего решительно высказался Рыба. По Пишон, как всегда, имел другое мнение. У него не было под рукой достаточно сильного и быстродействующего яда, который просочился бы сквозь фильтры установки за несколько секунд и в достаточно высокой концентрации. К тому же для изготовления такого яда понадобились бы новые и немалые расходы, а также несколько недель небезопасной работы. Пишон считал, что гораздо вернее подействует сильное одурманивающее средство его собственного изготовления — дешевое, легко распыляющееся с помощью пульверизатора и к тому же обладающее тем неоценимым качеством, что люди, подвергшиеся его воздействию, ни за что не хотят просыпаться. Пишон уже дважды опробовал свою великолепную смесь: первый раз — на охраннике в туринском банке, второй — на знаменитом голландском прокуроре, который нанес несколько чувствительных ударов «Группе М». Из-за него восемь ее членов получили пожизненное заключение. Человек, который вдохнет с полсотни миллиграммов Пишоновой смеси, тут же превратится в жалкую тряпку. И речи быть не могло, чтоб он нажал спусковой крючок.
А смесь не представляла собой ничего сложного. Она состояла главным образом из производных лизергиновой кислоты: то, что полегче, называлось ЛСД-25 и когда-то было в ходу у хиппи, вызывая не поддающиеся описанию галлюцинации, а второе, более вредоносное, было известно как боевое отравляющее вещество ЛСД-21 и приводило к труднообратимым мозговым заболеваниям шизофренического типа. А в добавление — чуть-чуть псилоцибина, который Пишон изготовлял потехи ради из оригинального мексиканского сырья, плюс микроскопические дозы сильнодействующих психолептиков, которые можно извлечь из имеющихся в аптеке совершенно невинных лекарств. Да еще активатор, ускоряющий действие смеси. Это было изобретение, которым Пишон особенно гордился, считая активатор плодом изящного решения химической задачи. Впрочем, для человека, который только между прочим занимался производством кристаллического героина из каннабиса, чтобы поправить финансовое положение группы, изготовление такой смеси было довольно простым делом в сравнении с теми трудностями, которые возникли при конструировании лазера.
Итак, были приготовлены заряд термита и пять небольших шариков Пишоновой смеси, тщательно завернутых в фольгу.
Пятого июня «Группа М» была почти готова приступить к операции.
Почти. Из-за одного этого слова доктор Пишон засыпал только в половине шестого и просыпался в семь.
Оставалось решить еще одну, но самую трудную задачу: как устроить, чтобы въездные ворота, единственное место, через которое группа могла пробраться внутрь базы, соизволили открыться перед непрошеными гостями.
Секретная база № 6 действительно строго охранялась и была готова ко всяким неожиданностям. Въездные ворота, изготовленные из толстой листовой стали, с крепкими засовами, вообще не имели обычного замка и ключей, а также петель, то есть наиболее уязвимого места всех ворот и запоров. Их створками были вертикальные тридцатимиллиметровые стальные листы, которые, когда ворота открывались, непонятным образом словно бы вбирались один в другой. По-видимому, всем этим управляло очень сложное гидравлическое устройство, скрытое или в укрепленном углу стены, или внутри ворот.
Через сильный бинокль археологи с поля папаши Вебера увидели, что обычным путем ворота открыть нельзя. Транспортер, доставлявший солдат караульного взвода, задерживался перед воротами примерно на двадцать секунд, а потом, без всяких признаков воздействия изнутри, ворота начинали медленно раскрываться. Было ясно, что их приводит в движение радиосигнал, посылаемый с транспортера или с автомашины, на которой приезжает дежурный офицер.
Целых два дня потратил Пишон, чтобы узнать, на какой частоте подавался сигнал. Она была так высока, что ее с большим трудом удалось определить, пользуясь имевшейся в продаже электронной аппаратурой. Сначала Пишону показалось, что сигнал нельзя расшифровать, вернее, нельзя воспроизвести. На осциллографе он выглядел как детские каракули. Но спустя сутки, которые Пишон провел без сна в своей «берлоге», он раскрыл тайну сигнала. Это был просто длинный ряд цифр, только передаваемых с огромной скоростью. Прочесть их не составило труда. При этом Пишону было не столь важно, что это такое: цифры, буквы или еще какие-нибудь символы. Дело заключалось в величине уровня сигнала, выраженной, несомненно, в десятичной системе. А вдруг двенадцатеричной? Но даже при этом условии при прочтении не обнаруживалось никакого смысла. Первый зарегистрированный сигнал выглядел так:
08675734409925
Пишон выждал еще двенадцать часов, а когда к воротам базы подъехал следующий транспортер со взводом охраны, он снова зарегистрировал сигнал. На этот раз он выглядел иначе:
0878609543312201
Значит, код менялся дважды в день! Легко заметить, что две первые цифры и через двенадцать часов не изменились, а к каждой из последующих трех прибавили единицу. Да, но количество цифр стало на две больше. Как же было угадать их порядок на следующий раз? На другой день Пишон повторил опыт. Две первые цифры опять не изменились, а три последующие на единицу увеличились. По-видимому, первая группа связана была с каким-то сравнительно длительным отрезком времени, вторая обозначала, скорее всего, порядковый номер въезда на базу или что-нибудь в этом роде, во всяком случае — нечто поддающееся последовательной нумерации.
Еще через шесть часов Пишон зарегистрировал сигнал, по которому ворота открылись не перед транспортером, а перед едущим на дежурство офицером. Первые пять цифр остались без изменений, что опровергало прежнюю гипотезу насчет последовательной нумерации. Зато следующие четыре цифры… уменьшились каждая на единицу. Пишон бросил авторучку и выругался. Чтобы разобраться в этой галиматье, ему понадобятся еще месяцев шесть, компьютер с большим объемом памяти и голова, ничем другим не занятая.
Челли издевательски прокомментировал неудачу Пишона. Он спросил: что уважаемый доктор намерен теперь делать со своими идиотскими железками, на которые ушло около двадцати тысяч марок? Пригрозил революционным судом. Заявил, что не намерен выслушивать какие-либо оправдания. Созвал группу и сообщил ее членам, что они потеряли три месяца из-за бредовых, как всегда, выдумок господина доктора.
Пишон готовился к решающей схватке с Челли, собираясь вправить ему мозги. Вдруг его осенила какая-то мысль, и он на минуту застыл с открытым ртом, что действительно не прибавило ему привлекательности и заставило Лючию неудержимо расхохотаться.
Пишон понял, что въездной код вообще не расшифровывается. На машинах и в открывающем ворота устройстве действует, должно быть, нечто вроде часов, показания которых имеют мало общего с астрономическим временем. Пишон представил себе что-то похожее на барабан, вращающийся со скоростью, допустим, одна седьмая оборота в минуту. А вернее думать, что там имеется десять и больше барабанов, которые концентрически расположены на одной оси, а может, и на нескольких осях и приводятся в движение сложной системой шестерен. Пишон и сам бы мог изготовить такое устройство. Надо полагать, на каждом из барабанов наугад проставлены цифры, как в шифровальной машине. На одном их может быть пять, на другом — четырнадцать и даже двадцать семь: этого никогда никому не отгадать. Не существует компьютера, который мог бы в обозримый период времени разобраться в таком количестве перестановок. Каждая из наугад проставленных цифр связана, по всей вероятности, с определенной величиной уровня радиосигнала. Все дело в том, что это устройство запломбировано или просто не разбирается, а скорость его вращения синхронизирована по радио со скоростью вращения идентичного устройства в механизме, раскрывающем ворота. Таким образом, код меняется не раз в несколько часов, а беспрерывно, может быть, несколько раз в минуту. Не раздобыв оригинального устройства, нечего и мечтать о том, чтобы открыть ворота.
Пишон забыл про ссору с «команданте» и, волнуясь, рассказал группе про свое внезапное открытие. И тут же добавил, что ручается за успех операции, если получит такой передатчик, а он, Пишон, как всем известно, слов на ветер не бросает.
После недолгого молчания Челли спросил, как быть. Рыба предложил часа за полтора до начала операции под каким-нибудь предлогом выманить из Эшерпфара и прикончить одного из дежурных офицеров. Потом извлечь из его машины передатчик и перенести в фургон. Предложение было отвергнуто, так как трудно предположить, что офицеры из Эшерпфара таскают с собой приемники, выезжая по личным делам. К тому же надо было узнать фамилии всех офицеров группы, а на это опять уйдет несколько дней.
Лючия считала, что надо послать к черту нейтронные боеголовки и заняться привычным для группы делом: похитить какого-нибудь буржуя или устроить шикарный взрыв. Челли пробурчал, что она мелет ерунду.
Руди полагал, что надо ворваться на территорию базы в тот момент, когда дежурный офицер будет въезжать через открытые ворота. И это предложение забраковали. Не было никакой возможности спрятаться у стены и выждать, когда откроют ворота. Даже ночью, потому что снаружи стена освещалась светом мощных ртутных ламп, от которого даже мышь не укроется.
Пишон, подавленный неудачей, сказал, что передатчик надо просто купить у какого-нибудь механика из мастерских бундесвера, а если приобрести только его схему, то это мало что даст и затянет операцию по меньшей мере на несколько недель. Конечно, сумма понадобится немалая.
Челли, не скрывая саркастической усмешки, прервал эту, как он выразился, дурацкую дискуссию и заявил, что уезжает на несколько часов. Группе он велел ждать его возвращения и готовиться к операции. Если уж уважаемый доктор Пишон ручается за успех, откладывать больше нельзя.
Действительно, к вечеру Челли появился на чердаке папаши Вебера и поставил на стол металлический шестигранник высотой в десять сантиметров с торчащими изнутри концами проводов.
Челли резко пресек всякие расспросы и заявил, что не намерен ничего объяснять. Во всяком случае, обстоятельства, при которых Челли так легко раздобыл это сверхсекретное устройство, заставили бы остолбенеть как группу, так и весь остальной мир.
В ночь с 11 на 12 июня «Группа М» интенсивно готовилась к операции.
Папаша Вебер получил дополнительную порцию вина и тройную дозу наркотика. Уснул он так крепко, что можно было свозить его на Луну и обратно.
На подоконнике установили лазерное «ружье». Пишон поместил передатчик под капотом фургона, причем в последний момент выяснилось, что нужна еще антенна. Ее наспех изготовили из найденной на чердаке бронзовой кочерги. Пишон даже вспотел. Он не взял с собой измерительных приборов и вовсе не был уверен, поможет ли старая кочерга передать радиосигнал.
Рыба вычистил и смазал свою верную «беретту». Осмотрел и оружие остальных членов группы. Изготовил термитные заряды и на всякий случай мощную гранату, сконструированную Пишоном.
Руди проверил, как работает мотор фургона, и поставил на максимальную мощность карбюратор за счет увеличения расхода горючего.
Лючия приготовила перевязочные и обезболивающие средства, затем распаковала шарики с Пишоновой смесью и обрызгала их активатором, прикрывая рот толстой тряпкой.
Четыре часа пятнадцать минут. Рыба вошел в захламленную спальню папаши Вебера и подложил под деревянный стол мощный заряд термита. Механизм взрывателя был установлен так, чтобы пожар начался ровно через три с половиной часа. Учитывая, что хозяин дома мог проснуться раньше, Рыба вонзил папаше Веберу в сердце длинный узкий кинжал.
Десятью минутами позже Рыба отправился на своем «мини-моррисе» по направлению к овражку, лежавшему на пути неизвестного дежурного офицера.
День обещал быть ясным. Над полем папаши Вебера заливались жаворонки. На лугу благоухали весенние цветы, гудели пчелы.
В пять часов три минуты доктор Андре Пишон-Лало привел «ружье» в действие.
