Пресс-конференцию президента Гаррисона в напряжении слушает вся Европа. Больше всего говорят о горластой и настойчивой миссис Уизер. Конечно, не все ей симпатизируют, потому что в вопросах миссис Уизер чувствуется нечто вроде порочного пацифизма, что-то трусливое, какая-то боязнь рискованных решений. Но редкий не восхищается этой до тех пор неизвестной американской журналисткой из маленькой провинциальной газеты. Одним махом она сделала себе имя, прославилась сразу на два континента.
— Бой-баба, — одобрительно говорит унтер-офицер Штур, прибавляя скорость. — С такой женой… да, только повеситься.
Унтер-офицер особой воинской части Ханс-Якоб Штур — начальник команды, которая перевозит десять нейтронных боеголовок с Секретной базы № 6 на Секретную базу № 3. Его подчиненные, отборные и не склонные к болтовне ребята, в общем-то догадываются, что́ они везут уже несколько часов в этих тяжелых бронированных машинах. Но гонор не позволяет солдатам частей особого назначения разговаривать о служебных делах. Говорят о девушках, о спорте, в крайнем случае о погоде, вспоминают про школьные годы. Откровенно признаться, даже переносные транзисторные приемники в кабине водителя держать не положено. Но в этих частях смотрят сквозь пальцы на подобные отступления от правил.
Как раз в тот самый момент, когда старейшина журналистского корпуса при Белом доме по обычаю произносит слова благодарности, унтер-офицер Штур видит в зеркальце кабины отражение мигающих огней. Водитель едущей следом машины подает какие-то сигналы. Раз, два, пауза, раз, два, пауза… Придется остановиться.
Машины останавливаются на обочине. Недовольный задержкой, Штур высаживается из кабины. Его подчиненные до сих пор ничего не ели. До базы номер три осталось всего пятнадцать километров.
— Господин унтер-офицер, — говорит водитель машины под третьим номером, — тут что-то неладное. У меня в машине счетчик радиоактивности, кажется, забарахлил. Стрелка вышла за красное поле и уткнулась в самый край шкалы.
— И ты не знаешь, что теперь делать?
— Не знаю, господин унтер-офицер. В инструкции говорится только про тот случай, когда стрелка выйдет за середину белого поля.
Унтер-офицер Штур и сам толком не знает, как в такой ситуации действовать. Он заглядывает в кабину автомашины номер три, осматривает проводку, стучит пальцем по циферблату счетчика. Никакого результата.
— Видать, мы везем какую-то пакостную штуку, — говорит капрал Кролль. — Как бы она нас не облучила…
— Хватит болтать, — обрывает его Штур. — Нам самим с этим не справиться, а приказ должен быть выполнен. Эвальд! Видишь лес на правой стороне? Сворачивай на ближайшую просеку. Машину оставь у обочины. Как приедем на базу, пришлем сюда техников. Так ехать дальше нельзя. Счетчик, конечно, мог испортиться. А может, это совсем другое…
Водитель третьей машины поспешно забирается в кабину и сворачивает в лес. Потом выходит, аккуратно запирает дверцу на кодовый замок и вскоре рапортует Штуру, что приказание выполнено.
В 16 часов 47 минут машины останавливаются перед въездом на базу № 3. Ни в одной из них нет, конечно, передатчика, который открывает ворота, но опытный взгляд Штура сразу же подмечает всякого рода странности. В стене видна стальная дверца, которой нет на других базах. Вдобавок в пяти шагах от нее стоит часовой в каске. Часовой выставляет вперед автомат и требует предъявить документы.
— Да ладно, парень, все в порядке, — говорит унтер-офицер Штур. — Что это у вас за строгости? Проверка какая-нибудь или начальнику с бабой не повезло?
— Немедленно предъявите документы, а то буду стрелять! — кричит часовой.
— В жизни не видел таких горячих, — качает головой Штур. — А если мы хотим въехать на твою вонючую базу без всяких документов?
Часовой в один миг подносит ко рту свисток. Раздается громкий переливчатый свист. Часовой снимает автомат с предохранителя и всерьез собирается стрелять, на первый раз — в воздух.
Через узкую дверцу около ворот выбегают начальник караула и двое солдат, на ходу застегивая ремешки касок.
— Господи, что тут у вас происходит? — удивленно спрашивает Штур. — Война, что ли? С каких это пор снаружи ставят часовых? Может, система ЛКС не действует?
— У нас проверка из Генерального инспектората, — вполголоса сообщает начальник караула, с почтением глядя на эмблему особых частей, которая красуется на гимнастерке у Штура. — Какой-то настырный капитан прилетел и давай скандалить. Приходится строить из себя примерных вояк. Ну и шуму было! Прилетел на вертолете и сел прямо на базе.
— Ну, тогда, приятель, трудно нам будет. Мы вам тут привезли кое-какие штуки, про которые говорить не полагается. Но тебе, как другу, скажу, что это не банки с ветчиной. Мне приказано их здесь оставить, только бумаги мне никакой не дали. Это дело слегка попахивает, насколько я смыслю в медицине.
— Ничего не получится, приятель. Как я вас пущу на базу без документов? Ты что, не слыхал, что сегодня было на «шестерке»?
— А я говорю, получится. Не повезу же я эти штуки обратно. Где твой начальник?
— Ходит по базе с этим капитаном. Страсть какой злющий. Не советую на глаза ему попадаться.
— Я отвечаю. Попробуй его разыскать.
Начальник караула, сомневаясь, качает головой. Скрывается за дверью, но тут же возвращается.
— Бесполезно, — говорит он. — Старика тут нет. Дам тебе пропуск, если хочешь. Он, должно быть, у четвертого склада.
Штур берет пропуск, ждет, когда откроется дверь, и быстрым, энергичным шагом идет к четвертому складу. Издалека видит двух офицеров. Первый из них, с подполковничьими знаками различия, пузатый, лысый, задыхающийся от бешенства, верно, и есть начальник базы. Второй, стройный, элегантный, с походкой как у породистой лошади, — по-видимому, таинственный капитан из Главного инспектората.
Остановившись в трех шагах от начальника базы, как положено по уставу, Штур рапортует:
— Господин подполковник, докладывает унтер-офицер части особого назначения «Адлерсхорст Зюд» Ханс-Якоб Штур. Прошу разрешения поговорить с господином подполковником наедине по неотложному делу.
Начальник СБ-3, который уже знает, что за дело может иметь к нему унтер-офицер части особого назначения, от злости кусает губы. Этого еще не хватало! Капитан Куно фон Ризенталь обнаружил на СБ-3 поводов с двести для разносного доклада об инспекции, а тут еще этот груз, про который утром по телефону говорил Вибольд. Этот болван унтер-офицер мог бы подождать, пока фон Ризенталь отсюда уберется.
— Слушайте, унтер-офицер, — гневно говорит он, — вы же видите, что я занят. Подождите в унтер-офицерской столовой, пока я освобожусь.
— Господин подполковник, — настаивает Штур, — дело, к сожалению, очень срочное.
— А что это за дело? — с интересом спрашивает капитан фон Ризенталь.
— Мне приказано ни с кем об этом не говорить, кроме начальника базы, — холодно отвечает Штур.
— Я военный адъютант канцлера, — резко обрывает его фон Ризенталь, — и прибыл сюда с инспекцией по распоряжению министра обороны. Унтер-офицер, приказываю немедленно мне рапортовать.
Штур вопросительно смотрит на начальника и по глазам угадывает, что тот решительно против.
— Я обязан выполнять приказ, — продолжает Штур. — И мне ничего не известно насчет того, чтобы инспектор из министерства обороны имел право отменять приказы, которые отдаются в частях особого назначения.
Капитан фон Ризенталь смотрит на Штура как на редкостного кусачего зверька.
— Унтер-офицер, вы ведете себя смехотворно. Как ребенок. Но раз вам так уж важно выполнить приказание вашего начальства, я не буду препятствовать. Рапортуйте подполковнику, а я уже от него узнаю, что это за срочное дело.
Ризенталь отходит на несколько шагов, прохаживается около склада, поднимает с земли какую-то гайку и с интересом ее разглядывает. При этом он искоса посматривает на стоящий поблизости вертолет, в котором неподвижно сидит майор Цопке. Этому тоже не до смеха.
— Ну говорите, черт побери! — нервничает начальник базы. — Вы что, не могли немного подождать? Кажется, в особые части подбирают людей с сообразительностью ниже среднего уровня. Вижу, что это правда.
— Разрешите доложить, господин подполковник, что я не мог ждать, — пропуская мимо ушей язвительное замечание, отвечает Штур. — Мы привезли…
— Знаю, что вы привезли. Это не сгорит и не сгниет.
— Как раз получилось что-то в этом роде. В одной из моих машин счетчик не только вышел за красное поле, а даже за самое верхнее деление на циферблате.
— Где эта машина?
— Мы ее на время оставили в лесу, в нескольких километрах отсюда.
— Вижу, унтер-офицер, что был к вам несправедлив. Вы очень разумно поступили. А что с остальными?
— Машины стоят у главного въезда.
— Это нехорошо. Очень нехорошо. Еще увидит этот красавчик и начнет задавать вопросы. Бумаги какие-нибудь есть?
— Никаких. Я получил приказ доставить груз на СБ-3, и больше ничего. Мне сказали, что вы обо всем знаете.
— Знаю, знаю. Но документ какой-нибудь не помешал бы. Подождите немного. Я пойду в канцелярию и велю выписать вам накладную. Вы ее потом возьмете, спрячете в карман и, если вас спросят, предъявите капитану.
— Понимаю, господин подполковник.
— Где их погрузили… то бишь товар, который вы везете?
— В открытом поле, на перекрестке шоссейной дороги из Эшерпфара до Уппердингена.
— Значит, не на шестой базе? Ну, все равно. Мы впишем СБ-6 как место погрузки.
— Господин подполковник, я слыхал, что на СБ-6 случилось что-то странное…
— Правильно, Штур. В таком случае мы впишем Секретную базу № 4. Знаете, где она находится?
— Разрешите доложить, что не знаю.
— На полпути между Дортмундом и Ламмерсдорфом. Прикиньте по карте, какое расстояние, и впишите в накладную. Можно на вас положиться?
— Так точно, господин подполковник.
— Вижу, что с особыми частями можно найти общий язык.
— Я раньше служил в штурмовой группе погранохраны.
— Это и видно, унтер-офицер. Ладно. Я сейчас займусь этим франтом, а вы делайте свое дело. Но сперва я должен зайти в канцелярию.
Унтер-офицер Штур обожал такие ситуации. Уже в погранвойсках он имел возможность видеть, как на самом деле живет правящая элита: не раз целые ночи ему приходилось охранять всяких важных лиц. А когда он пошел в коммандос, до конца избавился от иллюзий. И не упускал возможности обвести вокруг пальца этих типов из Бонна. Если бы унтер-офицеру приказали высадиться с парашютом во дворе президентского дворца и захватить сидящего там старого дурака Бонкова, он проделал бы это без колебаний.
Пока начальник базы беседовал с унтер-офицером Штуром, капитан фон Ризенталь вышел за территорию базы через ту самую злополучную дверь (на других базах, где хранилось нейтронное оружие, не было никакого другого входа, кроме въездных ворот, открывавшихся с помощью радиосигнала) и увидел стоявшие около нее автомашины, которые используются для транспортировки нейтронных боеголовок. Солдаты, их сопровождавшие, были, правда, не из разговорчивых, но капитан умел беседовать с нижними чинами. Через три минуты Куно фон Ризенталь узнал все, что хотел узнать. Только теперь он понял, почему канцлер дал ему такое странное и срочное поручение. Это было нечто большее, чем обычный беспорядок. В тридцати километрах от границы ГДР! Теперь майорские погоны обеспечены, да и дальнейшая карьера рисовалась в радужных тонах.
Куно фон Ризенталь подумал, что ему все-таки повезло. Он вернулся на территорию базы и увидел начальника, который высматривал место между складами.
— Ну что же, господин подполковник, — произнес фон Ризенталь, — я свое дело закончил. Остается только выяснить, что это за странный груз, и я не буду вам больше надоедать. Что вам сказал этот унтер-офицер?
— Он привез с четвертой базы части для ракетных установок «земля-земля». Это новейшая конструкция, и поэтому строго засекречена.
— С четвертой базы? Интересно. Я был там два часа назад и ничего не слышал ни о каких частях для этих установок. Даже проверял книги учета на складах.
Начальник теряется, но тут же спохватывается:
— Вероятно, это специальный груз, не учитываемый в складских операциях. Так иногда бывает.
Куно фон Ризенталь смотрит в глаза начальнику базы и произносит, отчеканивая каждое слово:
— Подполковник, вы что-то от меня скрываете. Сожалею, но я вынужден буду сделать соответствующие выводы. Эти машины доставили от французской границы, а вовсе не с базы номер четыре, какой-то тайный груз, документы на который отсутствуют. Вы собираетесь его принять и хранить на базе, нарушая все предписания, какие на этот счет имеются. Немного погодя я потребую от вас объяснений, а пока что прошу мне сказать, где тот унтер-офицер, который был начальником сопровождающей команды.
Начальник базы не может скрыть внезапной бледности: дело обернулось куда как скверно.
— Унтер-офицер Штур? Кажется, пошел в канцелярию. Но я, честное слово, не знаю, на чем основаны обвинения…
— Господин подполковник, я только родился, когда вы уже были на военной службе. Но боюсь, что вы чересчур понадеялись на мою неопытность или наивность. Вы, вероятно, догадываетесь, что, если федеральный канцлер направил меня с такого рода миссией, у него были основания взять под сомнение существующие в армии порядки. Не думаете же вы, что я обману его доверие.
— Я вовсе этого не думаю, господин капитан. Но подчас мне кажется, если позволите быть до конца откровенным, что у молодых офицеров наших вооруженных сил нет достаточно…
— Чего нет?
— Достаточно сильного, если можно так выразиться, чувства патриотизма.
— Интересная мысль, господин подполковник. Я позволю себе заметить, что мое имя Куно фон Ризенталь. Мои предки служили еще Генриху Льву. Мой прадед был генералом у Гнейзенау, а отец во время последней войны командовал корпусом. Это, по-вашему, недостаточная гарантия патриотизма?
— А я, — говорит вдруг начальник базы, задыхаясь от гнева, — ношу фамилию Шмидт. Мой отец был мясник, а дед батрачил у голштинских герцогов. Только в третьем рейхе я почувствовал себя человеком. Мой опыт мне говорит, что господа графы дважды в этом столетии продали интересы немецкого народа и только простые солдаты защищали его интересы.
— В СС?
— Да. И в СС тоже.
— Времена изменились, господин подполковник. Никто вас не попрекает службой в СС, но если единственным воплощением германского патриотизма вы по-прежнему считаете указания фюрера…
В этот момент к собеседникам подходит унтер-офицер Штур.
— Господин подполковник, разрешите доложить, все формальности улажены.
Фон Ризенталь смотрит на него как на пустое место.
— Унтер-офицер, — сухо и повелительно говорит он, — предъявите мне документы на груз, который вы привезли.
— Слушаюсь, господин капитан, — улыбаясь, говорит Штур и вынимает из кармана выписанную пять минут назад накладную.
Едва глянув на нее, фон Ризенталь возвращает бумагу Штуру.
— Вы совершили три преступления сразу, и за каждое вам грозит, помимо дисциплинарного наказания, также и тюремное заключение. Во-первых, вы умышленно вводите в заблуждение начальника, то есть подполковника Шмидта, предъявляя ему фальшивый документ. Во-вторых, вы виновны в подделке военного документа, потому что в нем ложно обозначены дальность перевозки и место погрузки, а также подделана подпись выдавшего накладную. В-третьих, вы умышленно препятствуете работе инспекции высшего военного командования, и это заставляет предполагать, что вы действуете не в одиночку, а в сговоре с другими лицами. Предъявите мне вашу солдатскую книжку.
Унтер-офицер Штур напоминает теперь бульдога, изготовившегося к прыжку.
— Дерьмо, — цедит он сквозь зубы. — Катись отсюда, пижон ты эдакий!
Фон Ризенталь тянется к кобуре, но тут же меняет намерение, так как Штур собирается его ударить. Той же правой ладонью он, размахнувшись, бьет Штура по лицу. Раз, другой, третий. Штур отскакивает назад, пригибается и головой бьет капитана в низ живота, потом — кулаком в висок. Фон Ризенталь как мешок валится на выстриженный газон.
— Что с ним теперь делать? — в смятении произносит Шмидт. — Штур, что вы натворили? Выхода нет, придется его куда-нибудь убрать. Какая-нибудь случайность… падение… мало ли что… Это же адъютант канцлера.
— Я им займусь, господин подполковник, — тяжело дыша, отвечает Штур. — Я его где-нибудь припрячу, будьте спокойны.
— Ладно, Штур. Головой ответите, если у меня будут неприятности. А теперь скажите своим парням, чтобы въезжали сюда со всем добром.
Через главные ворота, открывшиеся по сигналу изнутри, въезжают три тяжелые машины, а джип, за рулем которого сидит унтер-офицер Штур, покидает базу номер три. На заднем сиденье без сознания лежит капитан фон Ризенталь. Рядом мрачный и молчаливый капрал из команды Штура. Он не знает, за что нокаутировали этого красавчика капитана, но его не затем брали в часть особого назначения, чтобы задавать неуместные вопросы.
Майор Цопке смотрит на все это из кабины вертолета и никак не реагирует, хотя, в сущности, ему надо было бы разыскать предохранитель от радиопередатчика, который лежит в кармане у фон Ризенталя. Но он предпочитает не иметь с этим ничего общего.
Ровно в 17 часов джип сворачивает на лесную дорогу, где стоит большегрузная машина, в кузове которой находится боеголовка с повышенным уровнем радиации. Штур вручает капралу ключ, приказывает открыть кабину водителя и отпереть двери кузова. Внутри тускло поблескивает серебристый округлый предмет.
Штур сжимает челюсти, берет за ноги капитана фон Ризенталя, кричит капралу, чтобы тот держал его за локти, а не за кисти рук, а затем оба с размаху кидают капитана внутрь кузова, прямо к боеголовке. В этот миг фон Ризенталь приходит в сознание, пытается что-то крикнуть, но Штур молниеносным движением захлопывает бронированную дверь кузова. Капрал запирает кабину на ключ и отдает его унтер-офицеру.
Унтер-офицер Штур думает, что, если даже машину и найдут, вылощенный капитан успеет схватить такую дозу радиации, что через пару часов его вынесут ногами вперед. Тот, кто ударил по лицу унтер-офицера Штура, не должен рассчитывать, что это ему даром пройдет.
Двадцать минут спустя команда унтер-офицера Штура выезжает с Секретной базы № 3 и направляется обратно на запад, в расположение части особого назначения.
Штур включает радио и не без удовольствия слышит крики задыхающихся от волнения комментаторов. Кажется, мир затрещал по всем швам. Не зря в эфире такая истерика. Унтер-офицер Штур доволен, что так здорово справился с полученным заданием. Красавчик свое получил. А у Штура никто и волоска не тронет.
Комментатор одной из радиостанций сообщает, что президент Гаррисон выиграл первую схватку с общественным мнением и сенатское расследование ему, скорее всего, не грозит. Кто же, будучи в здравом рассудке, кроме, может, каких-нибудь безголовых пацифистов, станет добиваться отставки лидера, который в момент такого несчастья проявил истинное хладнокровие. Теперь, добавляет комментатор, очередь за канцлером ФРГ. В 19 часов вся Европа будет слушать, что скажет своему народу и союзникам Дагоберт Лютнер.
Подполковник Иоганн Шмидт, начальник Секретной базы № 3, вытирает вспотевший лоб и запирается в своем кабинете. Залпом выпивает стакан коньяку. Из скрытого в стене сейфа он вынимает нечто такое, что всегда помогает ему в моменты усталости и волнений. Это альбом со старыми фотографиями военного времени. В обложке альбома спрятаны старые документы, удостоверения, благодарности за подписью штандартенфюрера Обста, а также банкноты разных стран, куда судьба забрасывала Иоганна Шмидта. Самый любопытный — из одного города, который тогда назывался Литцманнштадт. У Иоганна Шмидта там было множество занятий, а банкнот он извлек из шапки одного бородача с пейсами. Потом гетто ликвидировали, и забавные бумажки потеряли всякую ценность. Приятно все это вспомнить.
Подполковник Шмидт закрывает альбом, смотрит на часы и снимает телефонную трубку, собираясь доложить, что операция «Нетопырь» завершена. Его собеседником будет подполковник Хайнц Пионтек. Он, правда, из вермахта, но мыслит вполне здраво.
Капитан фон Ризенталь пришел в сознание через полчаса после отъезда унтер-офицера Штура. В машине было совершенно темно и ужасно холодно. Капитан нащупал около себя округлый металлический предмет, по поводу которого сомнений у него не возникло. Он знал, что это была ядерная боеголовка. Быстро понял, что она была украдена или нелегально перевозилась из одного места в другое. Капитан был убежден, что начальник Секретной базы № 3 и унтер-офицер Штур принадлежат к какой-то законспирированной организации.
Куно фон Ризенталь не знал лишь того, что каждую секунду пребывания в запертом кузове транспортной машины его тело пронизывают невидимые, безжалостные, смертоносные лучи.
От голода, холода и потрясения после полученных ударов Куно фон Ризенталь снова потерял сознание. Оно вернулось к нему лишь около 23 часов, когда транспортная машина дрогнула от какого-то удара. Капитан понял, что помощь пришла как раз вовремя, потому что чувствовал себя все хуже и хуже.
Но помощь не пришла.
В лес, где стояла машина под номером три, въехал небольшой автомобиль спортивного типа. Его вел молодой инженер, а пассажиркой была актриса из регенсбургского театра, по возрасту гораздо старше инженера. Парочка собиралась пережить любовное приключение ночью в лесу. Инженер хорошо знал этот участок дороги и не ждал на ней никаких сюрпризов. Когда за одним из поворотов выросла мощная, погруженная во тьму громадина транспортной машины, было уже поздно. В какую-то долю секунды инженер получил легкую травму позвоночника, перелом обеих ног, четырех ребер и ключицы. Актриса отделалась легкими повреждениями. Около полуночи она вышла из шокового состояния, выбралась из раздавленного автомобиля и пошла через лес искать помощи. На мгновение ей показалось, что из кузова транспортной машины доносятся какие-то голоса, но она это приписала тому, что после аварии была немного не в себе.
«Скорая помощь» прибыла в лес только в час тридцать минут, так как актриса не знала дороги и к тому же во время езды несколько раз теряла сознание. Инженера доставили в больницу.
Дежурный лаборант, который делал инженеру анализ крови, так как выяснилось, что без переливания крови не обойтись, на минуту задумался, глядя в микроскоп. Кровь пациента напоминала кровь больного лейкемией. Врач, которому лаборант об этом доложил, отмахнулся от него и ответил, что для клинического исследования времени нет. Однако утром в субботу уже не было сомнения, что у пациента какое-то странное и быстро прогрессирующее заболевание крови. Кровяные шарики таяли прямо на глазах, тромбоциты распадались, плазма была похожа на пену. Кровь из пациента хлестала как из ведра; не помогло и троекратное переливание. Ординатор пробормотал, что это, по его мнению, похоже на лучевую болезнь. Поначалу коллеги посмеялись над его догадкой, но около полудня лучевая болезнь оказалась единственно возможным объяснением смерти пациента. Уведомили полицию и заодно Ведомство по охране конституции. Быстро убедились, что инженер никогда не имел дела с радиоактивными веществами. А когда выяснилось, что и в крови раненой актрисы налицо, хотя и в меньшей степени, отклонения от нормы, все это связали с происшествием в лесу.
Около 13 часов 30 минут в субботу вызванный полицией сварщик разрезал с помощью горелки бронированную дверь транспортной машины.
Внутри, в луже крови и рвоты, скрюченный, как корень итальянской сосны, с выражением несказанной муки на застывшем лице лежал капитан фон Ризенталь.