Рептилоид господин Бросс, словно растворяется в чаще странного леса. Мы ещё не до конца верим в своё избавление, как-то всё быстро решилось. Откровенно сказать, будь на его месте человек, не думаю, что так быстро смогли бы договориться. Вот тебе и жаба белого цвета, мыслит на сто шагов вперёд, я бы в шахматы с ним сыграл, уверен, было бы интересно. Внезапно словно получаю оплеуху. Наши ребята! Живы ли они? Бросаюсь к каюте, следом бегут Семён и Грайя, сбиваем засов… Светочка и Игорёк сидят у дальней стенке, мальчик выхватывает нож, но в следующее мгновение его лицо озаряется радостной улыбкой: — Папа Семён! — и он прыгает в его объятия.

С визгом на меня налетает Светочка, как сосиска виснет на моей шее: — Людоеды ушли? — отрывается от моей шеи девочка, в её глазах всё ещё стоят слёзы, но в их глубине виднеется что-то мне до боли знакомое: жёсткость и целеустремлённость. Я едва не рассмеялся, до чего же она мне напомнила Аскольда. А ведь она не просто страдала в запертой каюте, наверняка, с Игорем осуждала планы побега и нашего спасения. Светочка подтверждает мои мысли: — Дядя Никита, а мы, с помощью лезвия ножа, уже научились поднимать засов на двери… ждали удобного случая, чтобы вас спасти.

— Какие вы у нас чудесные ребята! — я целую её в макушку.

— А что с людоедами? — девочка с опаской косится в открытую дверь.

— Их съели, — с каменным выражением на лице, произносит Грайя.

— Людоедов съели? — округляет глаза Светочка.

— И такое бывает, — кивает жрица.

Перед моим внутренним взором встаёт палуба, дымящаяся, от свежей крови. Детям не стоит на такое смотреть, поэтому говорю: — Вы побудьте пока в каюте, а мы маленько приберёмся.

— Там мертвецы? — вздрагивая от ужаса, спрашивает девочка.

— Все доски залиты кровью, можете поскользнуться и удариться, — с непонятной жестокостью произносит Грайя.

Светочка нерешительно посмотрела на Игоря, тот зевнул, показывая своё равнодушие: — А я крови не боюсь, — заявляет он.

— Это хорошо, но мы сами справимся, посидите ещё немного, — мягко, но настойчиво говорит Семён.

— Как скажешь, папа Семён, — пожимает плечами Игорь, — но если будет нужна помощь, позови.

— Если есть желание, пускай палубу водой поливают, ребята не маленькие, им надо привыкать к жестокости мира, — нравоучительно произносит жрица, в глазах вспыхивают красные огоньки.

— Ещё успеют, в него окунутся, — осадил я её, — а с палубой мы сами справимся.

На корме Семён обнаружил насос, скинул шланг в озеро и с каким-то неистовством начал закачивать воду. Мощная струя с шипением помчалась по доскам, взбивая кровь и мелкий мусор в багряную пену.

Усердно работая швабрами, очищаем палубу. Я искоса наблюдаю за Грайей, вижу, с каким трудом она переступает через свои принципы. Эта работа не для неё, она жрица Огня и, как я догадываюсь, это звание высочайшего уровня в подземной стране. Мои размышления прерывает её голос: — Если б кто из моих приближённых увидел, что я со шваброй управляюсь так же виртуозно как с автоматом, был бы грандиозный скандал.

— Не думаю, что ты его боишься, — усмехнулся я.

— С десяток подвесила на крючьях, и всё б рассосалось само собой, — равнодушно кивнула Грайя. — Но сам факт, я с тряпкой, словно простая девка. А ты знаешь, меня это так забавляет, — смешно морщит она носик.

Наконец-то мы очистили палубу от страшных пятен, доски запахли чистым деревом, и на душе стало спокойнее, можно детей выпускать на свежий воздух.

Помня о целебности смолы, спускаемся к лесу. Стоим обалдевшие, с подобным не сталкивались, деревья, обхватив корнями скалы, шевелят корой — они дышат, у них есть лёгкие! Листья ярко зелёные, этот цвет не часто можно видеть в подземном мире. По морщинистым стволам течёт янтарная смола с насыщенным запахом кедровых орехов. Прикасаюсь к корням, они вздрагивают, чувствуют прикосновение, значит, обладают нервной высокоразвитой системой. Нам не по себе в мире странных гигантов, но он, завораживает, любопытство гонит в самую чащу.

Под ногами шуршит опавшая листва, мелкое зверьё беспардонно носится по деревьям, рвут шишки, слизывают смолу, свиристят как оглашенные, дразнят Игоря, который кидает в них тяжёлыми шишками. Светочка, неожиданно для всех, прижимается к стволам, о чём-то говорит, гладит ладошками корявые стволы и мне показалось, деревья с удивлением и радостью воспринимают ласку маленькой девочки. Семён, не торопясь, собирает смолу, накручивая её как мёд на гладкую палку и, счищая лопаткой в ведёрко. Грайя ходит за ним, как гусёнок за гусаком, старается помогать, но больше мешает, измазалась как порося. Пухлые губёшки зажили, но она всё ещё выпячивает их по привычки, а может, копирует Семёна, тот, когда забывается, выдвигает нижнюю челюсть, наверное, по молодости, считал это признаком мужественности.

Как-то неожиданно, сладкая парочка исчезает с поля видимости. Я беспокоюсь, хочу их позвать, но, резко закрываю рот, мне кажется, это будет некстати.

Около двух часов гуляем по лесу, ведёрки смолой набрали доверху, уже нешуточно тревожусь, Игорь несколько раз спрашивает, где папа. Наконец они появляются, Семён, как сытый кот, Грайя семенит следом, стараясь успевать за широкими шагами мужчины, а на её лице блуждает улыбка удовлетворённой женщины. Как некстати меня кольнула зависть, но, вспоминая бездонные глаза своей ненаглядной жены Лады, как поганой метлой быстро гоню её из своего сознания.

— Мы, тут, слегка заплутали, — потупился под моим понимающим взглядом друг, обтряхивая с одежды лесной мусор. Грайя, так же, вся в листьях и сучках, она счастлива, лицо светится как солнце, которое никогда не видела.

Незаметно день растворяется, ползёт мрак. Помня о предостережении господина Бросса, благоразумно запираемся в каюте, зажигаем масляный фонарь, сидим, перешёптываемся, дети играют с шишкой, за бортом хлюпает вечерняя волна. Корабль тяжело качается, натужно скрепят тросы. Частенько поглядываем в иллюминатор, любопытно посмотреть на оживание леса. Темно. Может они уже ползают? Пока, нет, но вот, зажигаются призрачные огни, вздох прокатывается в пространстве, это так ужасно, что волосы зашевелились на голове. Светочка вцепилась в мою ладонь, Игорь уже выудил из кармана нож, Семён успокаивающе погладил его по голове, но скользнул взглядом в поисках какого либо оружия.

В тусклых отблесках, едва угадываются корявые стволы. Вздрагивает земля, одно из деревьев отцепилась от скалы и словно встаёт на дыбы, корни семенят в воздухе, словно лапы насекомого, затем, движение захватывает всех. Дрожат вершины, гул стоит от падающих стволов. Лесные великаны расползаются по земле как гигантские сороконожки.

— Вот это да! — Семён восхищён, глаза светятся, словно полированное серебро. Я так же потрясён. Это что-то! Ребятня примкнула к стеклу, попискивают от страха и восторга, даже носы расплющили.

— Никогда подобного не видела, — у Грайи пылают глаза, ротик приоткрыт, жемчужные зубки, в пухлых губах, вызывающе блестят. — Это не наша страна, ни кто о ней не говорил… даже старцы.

— Наверное, это мир гоблинов, — вспоминаю охотников скрывшихся в лесу.

— Нет, они живут на других уровнях, очень глубоко, там жарко от подземного огня.

— В то же время они иногда посещают поверхность.

— Придурки, им же хуже, солнце изжарит, — пренебрежительно хмыкает она.

— Не знаю, не знаю, а я бы сейчас позагорал бы на пляже, — не соглашаюсь с ней и замечаю, как тускнеет взгляд друга, много бы он отдал за то, чтобы поплескаться с Грайей в Чёрном море.

Свет за иллюминатором насыщается оранжевым огнём, деревья светятся, словно увешены светодиодами и вся эта огненная оргия шевелится, извивается, расползается.

— Как красиво, — пищат дети.

— Ой! И шишечка наша загорелась! — в восторге верещит Светочка. Она хватает её в руки. Я вскакиваю, боясь, что происходит нечто плохое.

Шишка набухает светом, пытаюсь выхватить её из маленьких ручонок, но меня как током сбивает с ног, кости ломает от невыносимой боли, кричу: — Брось!

— Что ты, она такая ласковая, — смеётся Светлана Аскольдовна.

Рыжий огонь охватывает её тело, я жмурюсь. Размазывая слёзы по щекам, в страхе вопит Игорь, Грайя застывает в ужасе, Семён ищет, чем бы выбить сгусток огня, а Светочка хохочет.

Всё пылает, почти не видно в нём хрупкой фигурки девочки, кажется, воспламеняется каюта, но всё внезапно кончается, вихрь огня, смерчем крутится вокруг тела и… исчезает. Светочка разочарованно смотрит на ладошки, которые всё ещё горят теплым огнём.

— С тобой всё нормально? — я подскакиваю к ней, осторожно касаюсь её ладоней, ощущаю сильный жар, который быстро растворяется и, к моему облегчению, огонь гаснет.

— Они со мной разговаривали, сказали, что я хорошая девочка и дарят мне подарок. Но где он? — в разочаровании оглядывается Светочка.

— Дела, — разводит руками Семён.

Грайя осторожно касается волнистых волос девочки. Оранжевые искорки пробегают от корней до самых кончиков и растворяются в воздухе.

— Светочка, ты теперь огненная принцесса, — обнимает её Игорёк.

Девочка чмокает мальчика в нос: — Ты у меня самый лучший братик на свете. Ни кому тебя не отдам!

Улыбаюсь, дай бог, что бы только этим закончилось, но в сознании гнездится уверенность, произошло нечто таинственное. Как оно отложится на судьбе девочки? Хочется верить в благополучный исход.

Грайя задумчиво смотрит на подаренное ею ожерелье: — Форма та же, содержание другое. Это алмазы, а я дарила с хрусталём.

— Неужели? — я смотрю на камни — они словно в искрящейся дымке.

Девочка подносит ожерелье к глазам: — Как красиво! Тётя Грайя, я так вам благодарна!

Жрица обнимает девочку: — Это теперь не только мой подарок и их тоже, — указывает за иллюминатор, где переливаются огнями существа, ставшие землянами.

— Значит, этот подарок они мне сделали? — неуверенно произносит Светочка.

— Кто его знает, — в угольно чёрных глазах жрицы горит красный огонь. — Чует моё сердце, это не основное, что тебе подарили.

— Но другого ничего нет, — поднимает на неё взгляд девочка.

— Их подарок в тебе, — уверенно говорит жрица Огня и мне становится жутко за свою племянницу, но девочка удовлетворённо улыбается, а я обеспокоенно замыкаюсь в себе.

Ночь в разгаре. Ребята возятся с шишкой, пытаются вызвать огонь, но она пустая, пахнет смолой и кедровыми орешками. Они разочарованно пыхтят, Игорь вообще, предложил её поджечь, но я решительно пресёк гениальную попытку реанимировать жизнь. Вскоре отбираю их игрушку и заставляю спать. Они возмущаются, но как только накрываю одеялом, засыпают как два молочных щеночка.

Под утро, огненная феерия закончилась. Огни гаснут, деревья заползают на скалы, обхватывают камни корнями, засыпают. Просыпается мелкое зверьё, наполняя округу весёлым верещанием.

Мы выходим на палубу. Утро всегда лучше ночи. Настроение бодрое, энергии хоть отбавляй. Сбрасываем ведро с верёвкой вводу, моемся, охаем, вода освежает. Заморосил дождик, в удивлении вскидываю взгляд. Ожидаю увидеть тучи, но нет, где-то на огромной высоте, едва угадываются сталактиты, с них стекает конденсат и проливается дождём.

Пока Семён хозяйничает на камбузе, Игорь плещется в реке, гоняется за стремительными рыбёшками. К моему удивлению поймал пару штук, смеясь, швыряет на палубу. Светочка гордая, её друг такой ловкий. Семён и охотничьи трофеи Игоря зажарил. Вскоре завтрак. Грайя лопает хорошо прожаренные куски рептилии, урчит от удовольствия, с нежностью поглядывает на сильного мужчину, на её мужчину.

— Лучше сырой? — Семён смотрит на неё с хитрецой. Я догадываюсь, Семён знает, что она ела сырую ящерицу.

— Безусловно! Кстати, для сведения, мы тоже готовим горячую пищу. Небось, думаешь, мы сыроеды?

— Думал, и сейчас так считаю, — подкалывает её Семён и получает острым локотком в живот.

Ем мясо, необычные овощи, запиваю вкусной водой, поглядываю на лес, скоро нам предстоит путешествие сквозь него, необходимо поторапливаться, за день его надо пройти, иначе останемся в нём навсегда.

Прежде чем идти, обшариваем корабль, ищем свои ружья, к сожалению их не находим, но лук, меч и боевой топор, к которому в счастливом порыве, бросился Семён, обнаружили. И на этом спасибо. Грайя долго шныряла по всему кораблю, надёясь найти свой автомат, но с каждой минутой её лицо становится всё мрачнее и мрачнее, наконец, присаживается около своего рюкзака, шипит от злости: — Хоть это не забрали, мозгов не хватило понять, что это тоже оружие, — она вытягивает разборной арбалет и сидит, хмурая, крепит стальные пластины, привинчивает тетиву, тонкие пальчики ловко работают, ни одного лишнего движения, профессионал.

Семён делает несколько финтов топором, лезвие со свистом распарывает воздух, тугие мышцы буграми ходят по атлетическому телу. Он доволен, перекидывает его через плечо, помогает ребятне выбраться на берег, затем, подаёт руку Грайе, та лишь фыркает. Не обращая внимания на его протянутую руку, ловко прыгает через борт, приземляется на носки, ноги пружинят, я любуюсь её ловкостью, как она грациозна в сей момент, но жрица не удерживается и, с размаху зарывается носом в сухую листву. Семён хохочет, Грайя злобно шипит. Он помогает ей встать, она в раздражении брыкается. Какая идиллия! Наконец отряд готов к дороге. Где же следы охотников? Вся земля перепахана ночным хождением деревьев. Стою в растерянности. Куда идти?

— Что стоим? — Семён смотрит с нетерпением, пояс туже затягивает, взбрыкивает плечами, чтобы понять, хорошо ли закреплён топор.

— Не знаешь куда идти? — Грайя сосредоточена, зрачки в гагатовых глазах, превратились в едва заметные пламенеющие полоски.

— Почему не знаю? — смутился я. — Туда! — произвольно махнул рукой.

Веду отряд в неизвестность, лихорадочно ищу следы охотников, но после прошедшей ночи, всюду хаос. Настойчиво посещает мысль, Сусанин, хренов! Это я про себя. В растерянности останавливаюсь между странными деревьями, они спокойны, дышат, но корни иной раз вздрагивают, когда по ним проскакивают крикливые зверьки. Сейчас лесные великаны мирные, но, что будет ночью? А я вот заплутал, безответственно себя веду. На что надеялся? Вот я дурак! Пока не поздно надо возвращаться и искать другой путь. Но я даже не знаю обратной дороги, деревья хоть и спят, но конфигурация их стволов меняется каждую секунду и ветви двигаются, а листья становятся, то дыбом, то опускаются к земле. Задумываюсь, морщу лоб, искоса поглядываю на спутников. Как же им объяснить, что я такой козёл?! От стыда наворачиваются слёзы…

— Следующая метка на той скале, — невозмутимо подсказывает друг.

— Что? — глупо моргаю я, и на соседней скале замечаю смачную зазубрину, а в данный момент мы стоим напротив такой же. Оказывается, господин Бросс ставил метки, а я почти час иду вдоль знаков, не зная об их существовании.

— Хорошо, что наш друг постарался обозначить дорогу, в противном случае, как пить дать, заблудились, — глубокомысленно высказывается Семён, вытирает слегка вспотевшую шею.

— Союзник на время, смертельный враг в будущем, — бурчу я. Мне неловко, что так глупо вёл, а ведь добром могло не кончиться. Чуть не стучу кулаком по голове, но одумался, гордо повожу очами, всё, же я Великий князь.

Идти сразу стало веселее, куда тяжесть в ногах делась. Игорь со Светой, вообще меня удивляют, носятся друг за другом, им хоть бы что, совсем не устали, и окрики на них не действуют, одного рыжего зверька, своим вниманием, чуть до истерики не довели.

Грайя хмурая, роскошные волосы гуляют по округлым плечам, взгляд недоверчив, арбалет держит во взведённом состоянии.

Нас окружает удивительный мир. Деревья дышат, кора двигается в такт дыханию, зелёная листва шумит, чудесный аромат смолы бодрит и даёт силы.

Иногда натыкаемся на небольшие поляны, на них дрожат маленькие побеги. Под каждым из них стоят вытянутые камни, за которые хватаются нежные корешки. Старательно обходим, боимся причинить вред невероятным созданиям, да и метки проложены за пределами опушек. Как детские садики, мелькает мысль, безусловно, в этом лесу нельзя рубить деревья и жечь костры.

Незаметно летит время, дети устали, Семён усаживает Светочку на плечи, Игорь крепится, даже пытается помочь приёмному отцу нести неподъёмную сумку. Я давно бы сделал привал, но боюсь не успеть до темноты. Смотрю вверх. Когда же свод будет опускаться? Сколько можно! Он всё ещё далёк, даже сталактиты с трудом различаем. Всё же, у журчащего родника, что подняв мох, пускает весёлый фонтанчик, делаю небольшой отдых. Жадно глотаем кристально чистую воду, валимся на запорошенную листьями мягкую землю. Светочка, как обычно, полезла обниматься с деревьями. Игорь умаялся, молча, грызёт веточку, не обращает внимания на нахальных зверьков, а те проказничают и резко кричат в метре от нас.

Нежимся на подстилке из листьев, никуда не хочется идти, вот так бы лежать до вечера… такое ощущение, что даже вздремнул… вроде как прошла лишь секунда, но по сознанию бьёт как током, резко открываю глаза, вскакиваю. Явственно темнеет, оказывается, я действительно спал, а мои товарищи и теперь безмятежно спят.

— Подъём! — ору я. Тревога целиком захлёстывает меня, озноб будоражит лопатки, во рту пересохло, мы в самой гуще леса, а сумерки стремительно наступают, совсем скоро нас атакует ночь и ужасные деревья проснутся, шевеля толстыми корнями, ломая кости, наползут и будут высасывать кровь. Волосы поднимаются дыбом, вновь кричу: — Подъём!!!

Все мгновенно просыпаются, испуганно переглядываются, понимают ситуацию, на лицах появляется страх, даже Семён темнеет лицом.

— Опять проспала, — словно это она виновата, в смущении говорит Грайя.

— Бегом, ребятки, если не хотим увидеть светопреставление, — я ринулся вперёд, подхватив на руки девочку. На это раз Семён Игоря сажает на плечи.

Несёмся как хорошие марафонцы, ветви нещадно бьют по лицам, в голове гудит, с отчаяньем поглядываю вверх. Наконец-то! Свод словно дрогнул и начал загибаться к земле, каменные сосульки расти. Последнее усилие и выбегаем к стене. Множество пещерных органов громоздятся почти друг на друге и уходят и вправо и влево. От страха сжимается сердце. Где можно найти люк, в каменном хаосе? Ищем метки, их нет. Вероятно, гоблин, по имени господин Бросс, решил, что здесь всё очень просто. А вдруг он нас заманил в ловушку? Да нет же, смысла нет. Захотел бы, на корабле разделался. Сосредотачиваюсь. Нам направо, точно, туда. Веду людей вдоль бугристой стены, осматриваем все закутки, щели — пока нет ничего похожего на люк.

Краем глаза замечаю в лесу первое шевеление. Вновь раздаётся вздох, кто-то уже отцепился от скалы и разминает корни-лапы. Вспыхивают первые огни, боюсь смотреть на деревья, ползаем вдоль органов. Под тяжестью упавшего вниз ствола вздрагивает земля, затем ещё раз и ещё раз. Поверхность словно бьётся в конвульсиях, толчки едва не сбивают с ног, странный мир просыпается. Трещит земля, тяжёлые звуки, словно выстрелы пушек, наполняют пространство, семенят лапы, ломаются ветви, над лесом поднимается оранжевое зарево. Совсем рядом, слышим мощное движение. Корявые стволы, испуская пронзительную световую гамму, направляются конкретно к нам, ужас вытесняет остатки разума, лихорадочно ползём прочь, но и из других направлений, поворачивают к нам страшные существа.

Где же этот проклятый лаз?! В безысходности бью ногами по земле, металлический звук раздаётся как набат. Я стою на крышке люка!

Семён оттесняет меня, просовывает лезвие топора в узкую щель, мышцы напрягаются, рельефно обозначаются на спине, стонет от натуги, я помогаю мечом — очень нехотя крышка сдвигается с места, из образовавшейся щели пахнуло холодом и сыростью. Стиснув зубы, поднимаем её всё выше и выше, рядом пыхтит Грайя, так же вцепившись тоненькими, но цепкими пальцами в холодный металл, дети подвывают со страху, скачут рядом, а я ощущаю, как прогибается густая трава у ног, совсем рядом шевелятся корни. А ведь можем не успеть! Стискиваю зубы, жилы едва не рвутся, наконец, крышка откидывается и стопорится в вертикальном положении. Не мешкая, прыгаю на металлические скобы, принимаю ребят, пропускаю Грайю, тащу Семёна. Он кричит от боли, тонкий корень цепко обвивает стопу и тащит в сплетение ветвей. Не раздумывая, взмахиваю мечом, древесный обрубок съёживается, наливается, синим огнём, множество корешков взмывают вверх, зависают над люком, но мы уже внутри. Крышка с лязганьем падает, моментально наступает темнота и тишина. Тяжело дышим, еле переводим дух, пака ещё не верим, что спаслись.

— А говорили, что ничего плохого не сделают, — с обидой лепечет Светочка, — а они мне так нравились!

Тебе, может, ничего и не сделали, думаю я. Успокаиваю ребёнка, глажу по голове.

У Грайи, глаза разгораются как два красных фонаря, явственно освещают пространство и даже мы, в этом свете, различаем окружающее нас пространство.

Вертикальная шахта, метров десять. Без эксцессов спускаемся, оказываемся в тоннеле. Всё те же рельсы, стоит вагонетка, взбираемся на неё.

— Можно я поведу! — восторженно выкрикивает Игорь.

— Я тебе поведу, — даёт лёгкий подзатыльник Семён, — уже наездились.

Грайя, самая зоркая среди нас, уверенно занимает место водителя, недолго изучает систему рычагов, уверенно отжимает один из них. Скрипнули колёса, вагон легко трогается и быстро набирает ход.

Влажный, тёплый ветер обдувает разгорячённые лица, мы расслабляемся на сидениях, стараемся ни о чём не думать.

Перестук колёс, вызывает смутные воспоминания, о тех далёких днях, когда я, будучи ещё студентом Севастопольского приборостроительного института, ездил в Питер. Проезжал систему тоннелей за Севастополем, в купе доставал варёную курочку, колбаску, солёные огурчики, знакомился с соседями, погодя появлялся коньячок, разговоры затягивались, чуть ли не до утра.

— Хотел бы вернуться в Севастополь? — словно читая мысли, спрашивает Семён.

— Если честно, тянет иногда. Хочется погулять по Приморскому бульвару, постоять на Графской пристани.

— А вообще реально туда вернуться?

— Нет, конечно, — я оторопел от его слов. — У нас и здесь много дел…. а Приморский бульвар у нас будет… и летние фонтаны… и корабли на рейде — всё в наших силах.

— Вот интересно, всё плохое забылось, воспоминания только приятные.

— Свойство нашей психики, — улыбаюсь я, — хорошо там, где нас нет.

— Что такое Севастополь? — как ураган врывается бесцеремонная мысль Грайи.

— О, это…

— Да, это…

— Понятно, — соглашается она, — я хотела бы его увидеть, мальчики.

— Не получится, — вздыхаю я.

— Кто его знает, — загадочно улыбается она, — мир сложен как нервные импульсы. Тайные знания наших жрецов позволяют видеть дороги идущие рядом.

— Эти дороги ещё не появились, — с безнадёжностью говорю я.

— Странно рассуждаешь, если вы оттуда, значит, они уже есть, — не понимает она меня.

Я задумываюсь, нечто такое уже посещало мои мысли: прошлое, настоящее и будущее скользят рядом, но человеческой психике не дано понять эту философию, как и бесконечность Вселенной.

Вагонетка легко скользит по путям, кромешная тьма, лишь отблески горящих глаз нашей спутницы изредка выхватывают силуэты окружающих стен.

Торможение застаёт врасплох, валимся вперёд, затем назад. Топор неприятно бьёт меня рукояткой по пояснице, Семён смущённо извиняется, перекидывает грозное оружие на другой бок.

— Приехали? — тронул он за плечо женщину.

— Не знаю, но здесь разъезд и… Лифт Богов.

— Значит можно выбраться на поверхность? — радуется Семён.

— Не советую, — с некой радостью отрезвляет его Грайя, Химеры, очевидно, поджидают у выхода. К тому же, ваша миссия не выполнена, артефакты ещё не у вас.

Я чувствую тоску пещерной женщины, она знает, что когда-то, придётся расстаться с любимым мужчиной. Семён понимает её чувства и притягивает к себе.

— Ведь ты не бросишь меня? — просит Грайя, в её голосе звучит страх.

— Нет, — неожиданно ласковым баском рокочет он.

Игорь встрепенулся, отцепил от себя Светочкину ладонь и в упор спрашивает: — Отец, ты уйдёшь к ней в пещеры, а как же я?

Семён тяжело вздыхает: — Я уверен, у нас всё будет хорошо… не переживай сынок, мы никогда не расстанемся.

— М-да, а я уже губы раскатала, — с беззащитной злостью произносит Грайя и с укором метнула взгляд на мальчика.

Семён ещё тяжелее вздыхает, но уверенно заявляет: — Я найду выход, обещаю…

— Я на поверхности жить не смогу, меня убьёт ваше страшное солнце, — в отчаянье выдыхает жрица.

— У нас не всегда светит солнце, бывают и ночи, — пророкотал Семён.

Спрыгиваем на рельсы, полная темнота, вся надежда на Грайю. Она ведёт нас, как слепых котят, беззлобно фыркает и ойкает, когда на неё налетает Семён и наступает ей на ноги. Мне немного легче, отблески её глаз я умудряюсь усиливать и вот, уже почти сносно ориентируюсь во мраке.

Обходим разъезд, тоннели перекрещиваются, и пахнет окалиной, я напрягаюсь, значит, пути действующие, недавно прошёл состав.

— Так дело не пойдёт, мы можем бесконечно плутать по подземным коридорам, — я останавливаюсь.

— У тебя есть план? — с недоверием спрашивает Семён.

— Ты, знаешь, наверное, есть.

— И, какой же? — в мыслях жрицы явный скепсис.

— Лифт!

— Лифт Богов? Нам нельзя его использовать! Враги рядом!

— Мы просто зайдём внутрь и выйдем, здесь же.

— Интеллектуальная карта! — с восторгом догадывается друг.

— Именно!

— Какая карта? — не понимает Грайя.

— Ещё одна загадка вашего мира, — снисходительно улыбаюсь я.

Уверенно веду к грандиозному сооружению, Грайя трепещет, губы дрожат, весь облик выражает почтение. Подходим к величественным дверям и в размышлении замираем.

— Я не пойду внутрь, — отшатывается пещерная женщина.

— Ничего страшного, Грайя, обычное техническое сооружение, — я пытаюсь её успокоить.

— Но оно великой мощи!

— Да, конечно. Но поверь, не съест тебя, зато ты будешь, первая из своего народа, побывавшая внутри, о тебе станут складывать легенды, — Семён нашёл искомую струнку. Грайя облизывает губы: — Пожалуй, надо попробовать.

Сосредоточился, вызываю образ движения двери, торжественно прокатывается тяжёлый рокот, дрогнул пол, створка сдвигается с места и, неожиданно быстро скользит в бок. Грайя пищит как раненая мышь, но мы, подхватываем её за локотки, успешно вносим внутрь. Чтобы не травмировать испуганную женщину, вызываю образ приглушенного освещения. Света с Игорем, вовсе не боятся, для них, это обычный дом, они сразу побежали к ванночке с водой и уже брызгаются, с восторгом кричат, наверное, здесь никогда не было такого шума со времён его постройки.

Стерильная чистота, следов пребывания людей нет, на стене всё так же мерцает карта подземного мира.

— Где мы? — задал я вопрос, и пульсация красного пятна указывает наше местоположение в путанице бесчисленных линий.

Некоторое время я обдумываю следующий вопрос, и он уже появляется в моих мыслях, но внезапно происходит нечто непонятное, карта дрогнула, ползёт вуаль, схема стремительно исчезает, ходит волнами, в испуге отступаю. Мои спутники не понимают, что происходит, стена очищается, становится как большое белое полотно и появляется красноватое пятно, оно разрастается, всматриваюсь в него — да это же Марс!

У Грайи подкашиваются ноги, глаза заполняются слезами: — Мир моих предков, — всхлипывает она.

Внезапно нечто тёмное заслоняет экран, но за секунду проясняется, делится на множество ячеек, их сотни тысяч, может — миллионы. Неожиданно они раскрываются, и в каждом появляется, внимательный, холодный глаз.

— Закройся! — в панике кричу я.

Словно дунуло леденящим ветром, по стене ползёт извилистая трещина, из неё струится грязный туман с запахом аммиака.

Заставляю себя сосредоточиться, пространство перед глазами извивается, вижу оскаленные морды, чуждых человеческому разуму, существ, орды пришельцев пытаются втиснуться вместе с туманом, но во мне вздымается необыкновенная сила, кончики пальцев искрятся, затем срывается жгучее пламя и наносит удар по живому туману. Он съёживается, словно щупальца актинии, покидает зону трещины, но собирается с новыми силами атаковать. В это мгновенье я представляю, что веду операцию и сшиваю рану, щель на стене рубцуется как на теле больного и… разглаживается. Вновь мерцает на стене схема подземного мира, потихоньку выветривается запах аммиака.