Один за другим вспыхивают костры, люди запасаются хворостом, чинят навесы, бассейны для воды, расчищают очередные площадки для вновь прибывших людей.

Я помню о хищниках и людях, необходимо делать ограду из брёвен, но где их взять, вылазка в лес смертельно опасна, подзываю Аскольда: — Что с забором придумать?

— Я не садист посылать людей в лес, — он тряхнул бородкой.

— Проблема, — уныло произношу я. — В какой-то мере нам сейчас везёт, хищники не наткнулись на нашу тропу, но так будет не всегда, нужен забор.

— Мы можем послать только добровольцев и провинившихся, — окидывает меня змеиным взглядом Аскольд.

— А они у нас есть? — скептически глянул я на друга.

— Добровольцев наберём, пообещаем в первую очередь построить им жилища, а провинившиеся уже есть, я их поместил в пещерку на склоне.

— Не понял, это когда ты успел? — округляю я глаза. — И в чём с ними проблема?

— Всё слишком банально, воровство. Стали брать то, что плохо лежит, а когда поймали, оказали бурное сопротивление, пришлось изолировать.

— И что с ними предпримешь?

— Будем прилюдно сечь розгами… но, если кто пожелает с добровольцами в лес пойти, простим.

— Не сильно гайки заворачиваем?

— Парни здоровые, телесное воспитание лишь на пользу пойдёт, — уверенно взмахивает куцей бородёнкой Аскольд.

— Без битья нельзя обойтись?

— А ты как, Никита, боролся со злокачественными опухолями? — с хитрецой глянул на меня он.

— В основном удалял.

— Это одно и то же, что злокачественная опухоль в первой стадии развития, необходимо вырезать, не то метастазы расползутся.

— Образно, — соглашаюсь я. — Пусть будет так, ты начальник безопасности, решай, как считаешь нужным, но меня ставь в известность.

— По таким мелочам? — удивляется Аскольд.

— Именно так, — я окидываю его властным взглядом, и он опускает глаза. — Пилы есть? — смягчаюсь я.

Аскольд выпрямляется, криво улыбается: — Чего-чего, а этого нет, туристические ножовки не подойдут, пара настоящих топоров есть.

— Сколько необходимо брёвен, чтобы закрыть лагерь?

— Пятнадцать - семнадцать, в зависимости от диаметра.

— За какое время их можно заготовить?

— Используя наш инструмент, за неделю.

— В этом ты не прав, три дня, больше нельзя. Ладно, пойдём, поглядим на твоих узников.

Аскольд глубокомысленно кивает, и медленно направляется мимо родников, в сторону круч, там виднеется пещерка и два охранника с топориками.

— Далеко ты их поместил, — я с трудом карабкаюсь по склону, ногами сбиваю ком из красно-рыжей земли, взмахиваю руками, чтобы удержаться.

— Место удобное, сбежать не смогут, — Аскольд ловит меня за воротник, выдёргивает к пещерке. Охранники расступились, и я вижу в её глубине двух связанных парней… да это же старые знакомые! Когда меня избирали Великим князем, испепеляли злобными взглядами, у одного опухшее до синевы и разбитое в кровь лицо, у другого лишь красочный фингал под глазом.

Захожу в пещерку, парни дёрнулись, нехотя приподнимаются, тот, что чище лицом, сплёвывает и кривит губы в усмешке: — Что, пришёл полюбоваться?

— Большое удовольствие созерцать воров, — искренне удивляюсь я.

— Сечь будете? — его голос предательски дрогнул.

— Пятнадцать ударов каждому, шкура точно сойдёт, до мяса отстегаем, — с непонятным садизмом произносит Аскольд.

Парни съёжились, в глазах плывёт влага, лица белеют от страха. Тот, что мордой цел, заискивающе просит: — Простите на первый раз, бес попутал.

— Это, конечно, можно… простить. Но что вы предложите взамен? — жёстко спрашиваю я.

Они мнутся, с усилием пытаются скрыть от меня злобу, понимают, шутки закончились, наступают будни, теперь не пошалишь, всюду зоркий глаз Аскольда, человека непонятого, с виду хилого, но его змеиный взгляд вымораживает душу.

— Мы бы поработали на благо обществу, — неуверенно проскулил он, и его даже передёрнуло от отвращения, вероятно, это не по их понятиям. Другой вор с недоумением смотрит на своего брата, харкает кровью, вываливается несколько зубов, а я с осуждением глянул на Аскольда.

— Я тут не причём, — вздёргивает он бородку, — парень на колено моё налетел, когда ножом хотел пырнуть… сам не знаю, как получилось, а затем он пару раз поскользнулся и в усмерть себе рожу разбил.

— Так и было, — злобно кивает тот.

— Осторожнее надо быть, — сожалею я. — Так вы хотите поработать на благо обществу? — смотрю на них в упор, их взгляды потухают, неопределённо кивают. — Очень хорошо… для ограды с десяток брёвен приволочёте, и гуляйте, но ещё раз своруете, — я оборачиваюсь к Аскольду: — Что на этот раз им приготовишь?

— Рецидивы не допущу. Если воровство произойдёт во второй раз, отрубим головы.

Воры сжались, затравленно бросают во все стороны взгляды, я с удивлением поворачиваюсь к Аскольду, тот как невозмутимая скала, я и не понял, он просто их пугает, или… Может перебор? С Аскольдом необходимо очень серьёзно поговорить.

— Вы согласны? — я вновь оборачиваюсь к ним.

— Это в лес надо идти? — вор с разбитым лицом суживает глаза, подозрительно смотрит на меня.

— А где ещё брёвна растут? — вмешивается в разговор Аскольд.

— Туда не пойдём. Поговаривают, медведь-людоед объявился, людей таскает.

— Есть такое дело, — кивает Аскольд, его бородка нервно дёргается. — Значит, завтра будем сечь, или уже сегодня? Я распоряжусь, чтобы выбрали крепкие розги.

— А сами-то не идёте, — заскулил один из воров.

— С чего ты взял? — у меня от стыда кровь отхлынула от лица и поспешно говорю: — С вами пойду я и человек пять добровольцев.

Аскольд в недоумении оборачивается, я окатываю его холодным взглядом, и он неодобрительно качнул головой и с усмешкой произносит: — Вот как, это честь, с вами будет валить лес Великий князь и я.

— Нет, ты останешься, твоё присутствие в лагере необходимо, — тоном, не терпящим возражения, произношу я. — Добровольцев набирай, а этого, к Семёну на перевязку, совсем морда распухла. Это ж надо так поскользнуться! — в сердцах произношу я.

Добровольцы подобрались что надо, крепкие мужчины, приятно посмотреть, и лица спокойные, я такие видел на Байкале, когда путешествовал с Ладой по Сибири. Каково было моё удивление, они действительно оказались сибиряками, приехали с семьями в Крым, можно сказать на курорт, друзья повели на дикий пляж, а тут такие катаклизмы. Но я рад, что они здесь, мужчины оказались хваткими и знают как себя вести в тайге.

Вновь степь и ужас в душе, но странное дело, хищники нас чуют, но не нападают.

Один из сибиряков философски заметил: — Нас слишком много, боятся подавиться.

А ведь точно, до самого вечера, когда с великим трудом валили деревья, обрезали ветви и сучья, затем волокли стволы к лагерю, ни один хищник не вышел нам на встречу. Может, действительно боятся подавиться?

Братья стараются не работать, но вот, я замечаю и у другого парня разбитую морду и они живо задвигали конечностями, сибиряки не терпят тунеядцев.

Думаю, сегодня у нас рекорд, мы спустили в лагерь пять брёвен, и они тут же установлены. Но как я выдохся, руки дрожат, ноги подгибаются, нельзя было показывать, свою слабость перед людьми и едва не надорвался. Единственно, что меня вдохновляло, их одобрительные взгляды, а затем я и вовсе подружился с этими суровыми мужчинами. На вид они простые, добродушные, это так импонирует, но догадываюсь, в гневе как бульдозеры, не задумываясь, снесут всё, что будет на их пути — настоящая стихия, лишь такие люди могли сохраниться в сибирской тайге.

Наконец-то сижу у костра в окружении семьи и с аппетитом налегаю на хорошо прожаренные куски белуги, ноги гудят, спину ломит, но настроение великолепное, процесс идёт.

Не отвлекаясь от обеда, хотя это не вежливо, но очень хочется, есть, тестирую людей, которых рекомендовали мне Аскольд и Анатолий Борисович. У нас уже появились специалисты в строительстве. Но, на предложение Аскольда, построить мне дом, как бы в первую очередь, его отчитал и потребовал сначала жилища сибирякам, раз обещали, и общественную баню. Я очень страшусь, люди привыкнут ходить грязными и будут вонять как козлы. В первую очередь чистота тела, а затем займёмся фундаментальным строительством.

Затем у нас появилась стража, аналог оперативников, охотники и рыболовы, гончары и сапожники и т. д. и т. п. Учёных мужей я выделил отдельно и обеспечил всяческими льготами. Это, так сказать, перспектива на скорый прогресс, беречь их надо, как одуванчики от ветра, но некоторые из них нудные, до невыносимости, но это побочный продукт, главное, их светлые мозги. Аскольду поручил оберегать их и требовал отдачи, я распорядился им сразу строить жилища и, чтоб по всем правилам архитектуры.

Только под самый вечер несколько освободился и стал мастерить лук. Я знаю, настоящий лук, в данный момент, изготовить невозможно, для этой цели требуется не меньше года, а то и более: сушка, придание нужной формы, наложение одного сорта дерева на другое, обвязка роговых пластин и многое прочее — дело трудоёмкое и сложное. Но, из-за недостатка времени, приходится использовать сырое дерево, лук будет не слишком упругим и недолговечным. Ничего, сломается, сделаю другой, а в это время буду сушить заготовки под навесом.

Из толстой длинной жилы изготавливаю тетиву, один конец намертво присоединяю к древку лука, а на другом завязываю петлю. Около меня останавливается Игнат: — Низко петля расположена, племяш, не натянешь.

— Я попробую, — скромно ответствую я.

— Дай мне, — он берёт лук, делает упор о камень, мышцы вздуваются как валуны, но петлю дотягивает лишь до половины лука.

— Вот видишь, неправильно завязал, надо переделать, Великий князь, — с иронией произносит он.

Не говоря ни слова, во мне кипит азарт, я хочу утереть нос славному дядьке, медленно беру лук, делаю упор о пятку и, под насмешливым взглядом Игната, сгибаю. Лук натужно скрипит, петля неумолимо продвигается к цели, мышцы наливаются металлом, с лица Игната сползает улыбка. С музыкой гудящего шмеля, петля запрыгивает на наконечник лука.

— Всё! — выдыхаю я.

— В последнее время ты меня сильно удивляешь, — несколько неодобрительно жуёт губы Игнат. — Не буду тебе мешать, тренируйся, — глухо говорит он и мне показалось, что он сильно раздражён.

— Подожди, Игнат, возьми заготовку для лука и жилы, — примеряющее предлагаю я, мне почему-то стало жалко его.

— Нет, Никита, я себе, что ни будь другое, сделаю. А вообще, спасибо, — соизволил смягчиться он.

Затратив ещё некоторое время, я делаю небольшой лук Ярику и, совсем маленький, малышу Катерины. Катя, принимая подарок для Коленьки, очень растрогалась. Что касаемо её, она стала главой подводных охотников, так решил Аскольд. В настоящий момент она набрала себе команду пловцов. Её муж, Геннадий, стремительно идёт на поправку, рука сгибается, и боли полностью отпустили, он уверил нас в том, что неплохо плетёт сети и изготавливает подводные ловушки. Ценное качество, людей ему дали, перспектива этого дела великая.

Долговязый, который в своё время напал на меня с ножом и так удачно оформил мой старый шрам в корону, недавно очнулся, на всё смотрит бестолковым взглядом, иногда мычит от боли, но я знаю, он будет жить, меня это радует. За ним ухаживает та женщина с детьми и это хорошо, сиделка не нужна, у Семёна и так полно работы, к сожалению, много травм.

Когда стемнело, подошёл Аскольд с дочкой. Светочка необычайно серьёзная и гордая. В руках держит, изготовленный папаней, изящный маленький лук.

— Дядя Никита, пусть Ярик и Коля пойдут с нами, папа будет учить нас стрелять.

— Хорошее дело, — улыбаюсь, — я не возражаю. А мне можно с вами пойти?

— Сейчас спрошу у папы, — радостно встрепенулась прелестное дитя.

— Аскольд улыбается краем рта: — Если ты просишь, дочка, так и быть, возьмём с собой Великого князя, пусть потешится стрельбой из лука.

— Вот здорово, папа разрешил!

Ладушка целует ребёнка в лобик: — Ты проследи, чтоб дядя Никита сильно не увлекался, нам нужно с ним ещё о многом поговорить, — мягко смотрит она на меня.

— Хорошо, тётя Лада, прослежу, — серьёзно говорит Светочка, морща чистый лоб.

— Подождите, я с вами, — Семён взмахивает таким несуразным луком, что у меня даже дух захватило. Невероятно, такой искусный хирург и невероятно дикое творение абстракционизма.

Небольшой группой спускаемся на пляж, там горят костры, в отдалении воткнуты в песок мишени, несколько человек тренируются стрельбой из лука. Похоже, им давно знакомо это оружие. Аскольд подтверждает догадку: — Профессиональные лучники спортсмены. Один из них стреляет почти как я, — без ложной скромности, замечает он.

— Это как? — наивно спрашиваю я.

— Со ста метров в картонный ящик, из десяти выстрелов девять попаданий… у него, — добавляет он.

Аскольд подходит к лучникам, люди опускают луки, с обожанием взирают на своего кумира. Когда он успел расположить к себе этих людей?

Тем временем Аскольд распорядился установить новые мишени, затем попросит мой лук. Пробует натянуть, изумление отражается на лице: — Я впервые с таким сталкиваюсь, лук с натяжкой около ста килограмм и это не блочный лук, а обычный. Это стрельба до километра!

Он возвращает его мне: — Неужели натянешь, Никита?

Как индюк раздуваясь от гордости, беру лук и с усилием натягиваю тетиву, держу несколько секунд, чувствую, ещё мгновение и мои жилы на руке порвутся, отпускаю. Тетива звякает как толстая металлическая струна, в кончиках пальцев отдаётся чувствительной болью.

— Медведя прошьёшь насквозь, — с удовлетворением говорит он.

Я польщён, но мышца на правой руке гудит, как баян, не переусердствовать бы.

— Скоро начну изготавливать блочные луки, для тебя, Великий князь, приготовлю нечто особенное, зрения не хватит проследить полёт стрелы, — обещает он и смотрит на меня, словно увидел впервые.

— Осталось за малым, научится стрелять, — с некой тревогой говорю я.

— Не переживай, дядя Никита, папа тебя научит, — поняв моё состояние, заверила меня Светочка. Ну, просто, ангелочек!

Аскольд даёт тяжёлую стрелу с обсидиановым наконечником: — Попробуем сразу на тридцать метров. Ты мишень различаешь, доска от ящика?

— Вижу великолепно.

— А я с трудом, уже темно, молодец. Теперь поднимай лук на этот уровень, натягивай тетиву. Низко держишь лук, подними выше, — командует он.

— Нет, — неожиданно даже для себя произношу я, — вот так хорошо, мне словно кто-то приказывает свыше, — и отпускаю стрелу, она взвизгивает и исчезает.

— В мишени стрелы нет, — разочарованно произносит кто-то из лучников, но Аскольд молчит, в глазах изумление, а я чётко различаю в центре мишени круглую дырку.

— Стрела прошла сквозь доску на вылет, — ошарашено говорит Аскольд, его несуразная бородка выписывает причудливый пируэт, он впивается в меня взглядом, и мне кажется, сейчас за его спиной раздуется капюшон кобры… удивлённой кобры, не злой.

— Вот здорово, — радуется Ярик, — я тоже хочу садануть по доске.

— Возьми палку и садани, — шучу я. Аскольд же, очень серьёзно отнёсся к малышам, он подзывает одного из лучников: — Исай, займись детьми и Семёна прихвати с собой.

Семён вспыхивает от негодования, он пытается целиться из своего корявого лука в мою мишень, но происходит небольшой конфуз, его произведение искусств с мерзким треском разваливается, он в сердцах отшвыривает обломки, с возмущением говорит: — Что это значит «прихвати», я что, рояль?

— Ничего, с моим луком потренируешься, — хохотнул Исай. Он уводит детей и сероглазого верзилу к ближним мишеням, а я остаюсь с Аскольдом.

— Скажи по секрету, ты раньше стрелял из лука? У тебя хороший традиционный стиль стрельбы, который называется «длинный лук», его ни с чем не перепутаешь.

— Веришь, только в далёком детстве, с самодельного лука стреляли, играли в индейцев. Может с той поры?

— Понятно. Приобретение в новом мире. Тебе благоволят сами боги, — искренне заявляет друг.

Мы стреляем до самых сумерек и в полной темноте, только отблески костра едва освещают мишени. Перешли на расстояние в пятьдесят метров. Да, бывали у меня обидные срывы, вероятно новый мир не до конца изменил меня или, дал возможность насколько поучиться самому. Под конец тренировки я довольно сносно поражаю мишени, правда, хуже Аскольда, тот в стрельбе как бог.

Серебряный месяц ровно светится среди россыпи жемчужных звёзд, море шелестит по гальке, резво плещется рыбёшка, ухает ночная птица, как большие чёрные бабочки, над нашими головами порхают летучие мыши, под камышами, в корнях, зажигают удивительные огоньки светлячки.

Детей уводят спать, я в окружении друзей Аскольда и Семёна, сижу на берегу, любуюсь ночью. Руки гудят, тело ноет, кончики пальцев кровоточат, не лёгкая тренировка, но удовлетворение полное. Семён хвастается своими успехами, с пяти метров он почти иногда попадал в сто сантиметровую мишень. Мы беззлобно посмеиваемся и рекомендуем ему вместо лука освоить дубину, он пообещал подумать.

Не дождавшись нас, спустились Ладушка и Яна. Немного пожурив нас за безделье, усаживаются рядом и так же принимаются созерцать ночь. Здорово и спокойно.

Около часа говорим о всякой ерунде. Семён вспомнил несколько курьёзных и смешных случаев из своей врачебной практики. Я тоже загорелся и выложил пару таких смешных историй, что Яна, взвизгнув, бросилась в ближайшие кусты, а Ладушка шутливо дала, мне по шее. Аскольд же больше слушает, скребёт тощую бородёнку, посмеивается, как-то он плавно переводит наши байки в более серьёзное русло и, в конце концов, мы говорим на злободневные темы.

— Народ под впечатлением от показанного шоу, пылающая корона на твоём плече, произвела неизгладимое впечатление, толкуют, что это чуть ли не сам бог тебя отметил. Это помогло нам сплотить людей — хороший задел для укрепления власти. Но, время пройдёт, страсти утихнут, события этого дня потускнеют и найдутся шакалы, которые захотят всё порушить. Тенденции к этому есть. Я приглядываюсь к людям, в нашем городе есть опасные типы, явные и скрытные. Последние из них, более для нас неугодны, они потихоньку прощупывают народ на предмет вшивости и потенциальные единомышленники у них есть. Если проявим, хоть небольшую слабину, нам вцепятся в горло.

— Неужели так серьёзно? — тревожится моя жена, в её огромных глазах плещутся звёзды.

— В полной мере, — кивает Аскольд.

— И, что они сделают? — тревожится Семён, в глазах колыхнулся страх.

— Убьют, — усмехается начальник безопасности.

— Что же делать? — обращается ко мне Лада.

— Будем работать на опережение.

— Это как?

— В режиме военного времени, — мрачно усмехаюсь я.

— Пару человек акулам скормим, на долгое время будет мир и порядок, — с невозмутимым видом изрекает Аскольд.

— Ты шутишь? — недоверчиво улыбается моя жена.

Яна сидит посуровевшая, она как никто знает мужа, но не вмешивается в его дела. Может не всё ей нравится, но она является прекрасным образцом жены для такого мужа как Аскольд.

— Я, так думаю, до этого дело не дойдёт, но в любом случае, всё станет решать начальник безопасности, вмешиваться не буду.

— Кстати, в городе ещё один инцидент произошёл, мужичонок один сковородку слямзил у одной гражданки, считаю необходимым показательный процесс изобразить, — озабоченно поглаживает бородёнку Аскольд.

— Всего лишь сковородка, — фыркает Лада.

— В нашем состоянии это целое сокровище, как джип в прежние времена, — усмехается Аскольд. — Но даже дело не в этом, воровство необходимо пресечь в корне, иначе процесс пойдёт лавинообразно и уважения к власти не будет, а это крушение всего.

— Акулам скормите? — пугается Семён, его челюсть едва не выпадает, а вид такой несчастный, что нас разбирает безудержное веселье.

Я прыскаю со смеху, женщины тоже, но Аскольд остаётся серьёзным.

— Для первого раза нет, а вот во второй раз, очень может быть. Плетьми будем бить, не смертельно, но многие запомнят, — в голосе Аскольда звякает металл.

Ладушка с тревогой смотрит мне в глаза, но неожиданно на лице отражается целая гамма из чувств и возникает решимость: — Ребята, в принципе, я с вами согласна, давить воров надо, эти гады и сюда влезли!

Наверное, она вспомнила, как с неё хулиганы срывали золотую цепочку с крестиком, ещё в той жизни. Она часто вспоминала, как липкие, грязные руки шарили у неё на шее, а её будто парализовало от страха. Затем рванули цепочку, разрезав шею, после чего подонки спокойно ушли, а крестик упал под ноги. Она, после этого случая, полдня мылась под душем, что бы смыть всю скверну.

Мне стало весело, Аскольд подобрел лицом, Яна прижалась к его плечу, а Семён насупился, видно, демократические принципы сильно сидят в сознании. Он верит в сказки о перевоспитание. Что делать, у каждого в голове, свои тараканы, иногда, даже белые.

— Завтра пошлём экспедицию, один из учёных мужей предположил, что у нас есть все шансы изготовить цемент. Утверждает, что найдёт все химические компоненты для производства, а нас заставляет изготовить печь по его чертежам, — меняет тему разговора Аскольд.

— Если заставляет, надо изготовить, — соглашаюсь я. — Единственное требование, все химические производства, вне зоны города и, чтоб никакого загрязнения местности. Это должен быть из основных законов, хватит свинячить, за нарушение, — я вздрогнул от пронзившей меня мысли, — всё, вплоть до смертной казни.

Аскольд кивает, Семёна же, потрясли мои слова, он жалко смотрит на меня: — Это жестоко, — затравлено произносит он.

— Зато действенно, — стреляет глазами Яна.

— Расслабься, дружище, — я хлопаю по плечу, — ты ли это говоришь? А кто мужика дубиной убил?

— Я? Он нас хотел убить! Я случайно!

— Так, вот, Семён. Всё это свинство, бомба замедленного действия, которая, в будущем, может убить всё человечество, — я пристально смотрю в глаза. Он взгляд не потупил, вздыхает и… соглашается со мной — приятно иметь дело с умным человеком.

Семён ещё сильнее насупился, сосредоточенно ковыряет песок сломанным луком, он ушёл в мысли, в мозгу происходят титанические подвижки, но я уверен, циферки в голове расположатся правильно.

— А как наш архитектор по поводу планировки города, Архип Иванович, кажется. Что предлагает? — смотрю я на Аскольда.

— Утверждает, что на склонах место для населения города не хватит, а ещё планируется прирост. Требует рассмотреть его предложение по выводу города со склонов на плато.

— Вот учёные у нас, — улыбаюсь я, — всё требуют, требуют, но всё сходится с нашими мыслями. Он прав, нам необходимо выходить на поверхность, но и склоны не оставлять, пускай там будут бассейны, бани, коптильни, сады. Твоя дочурка, орехов грецких насадила, Семён картошку закопал, земля там богатая, это будет зоной отдыха для трудящихся княжеских родов, — шучу я.

— Хорошая идея, — неожиданно поддерживает меня Лада.

— Ты это, насчёт трудящихся, — ехидно замечаю я.

— И это, тоже, — так же ехидно ответила она. — Мы первые обнаружили площадки, значит и привилегий у нас больше.

— Она права, — поддерживает её Яна.

— В плане безопасности, это место самое выгодное. С моря трудно подобраться, только одна тропа, но мы её перекроем забором и поставим стражу, а на плато расположится город, он станет служить буфером от вторжения сверху. Власть города должна находиться в наибольшей безопасности, поэтому поддерживаю эту идею, — спокойно произносит Аскольд. — У нас гости, — неожиданно говорит он, внимательно вглядываясь в темноту. Действительно, справа по берегу идут люди.

— Что за путники сюда пожаловали? — всматриваюсь я в том направлении.

— Ночью нормальные не ходят, — поджимает губки Лада.

— Шли бы вы в лагерь, девочки, — бросает Аскольд.

— Их трое… точно, трое, — замечает глазастая Яна. — Думаю, мальчики, в случае чего, вы справитесь, — уверенно говорит она, хищно раздувая ноздри.

— Ладно, сидите, — Аскольд по своему обыкновению усмехается, он всё просчитал и думает, что произойдёт нечто забавное.

Фигуры медленно приближаются, их трое мужчин весьма крепкого телосложения, в руках держат толстые палки. Когда равняются с нами, я понимаю жену, «ночью нормальные не ходят», они мне сразу не понравились, лысые, морды в щетине, татуировки вызывающе бьют синевой, глаза наглые, маслянистые.

— Здорово, братаны, — вякает один из них. — Греетесь под луной, — хохотнул он, думая, что остроумно шутит.

Краем глаза отмечаю, как Аскольд выудил на свет божий, длинный кусок обсидиана, острого как бритва и понял, если начнут мутить, шансов у «братанов» никаких.

— Живёте там? — указал тот взглядом на скалы, где виднелись отблески от костров. — Далеко, — глубокомысленно изрекает он.

«Братаны» явно изучают нас. Они видят: один из нас, Аскольд, что-то аспиранта, худощавый, с неказистой бородкой, вроде бы слякоть, но их сбивает с толку, очень уж он спокоен. Я также не выделяюсь телосложением, слегка покрепче, но не намного. Семён крупный, но несколько рыхловат, тоже не противник.

Видно всё, прокрутив в своих мозгах, они решили действовать: — Братаны, баб у вас многовато, одну отдайте, миром разойдёмся.

Лада вспыхивает словно факел, глаза сверкнули как два боевых лазера, испепеляя подонков ненавистью. Яна, напротив, язвительно улыбается, с пренебрежением бросает: — Шли бы вы своей дорогой, козлы, не ровен час, обделаетесь в штаны, вонять будете, хотя, вы и так смердите, хоть нос зажимай.

— Во, чешет! — восхищается главарь, — решено, мы заберём эту тёлку.

Что произошло всей момент, за гранью соображения, Семён с рёвом взбесившегося ишака вскакивает на ноги и влепляет такую мощную оплеуху, что звучит характерный треск ломающихся шейных позвонков, голова у урки откидывается назад, он подает, некоторое время бьётся в конвульсиях, взбрыкивает ногами, разбрасывая прибрежную гальку, и затихает в нелепой позе. Все замерли, возникает тишина, лишь волны шуршат по обкатанным камням.

Семён сам в ужасе от содеянного, глаза наливаются слезами, руки трясутся, но урки это поняли по-своему, они решили, что у парня «сносит крышу» и он сейчас пойдёт в разнос и начнёт всё крушить на своём пути. Они попятились, расклад сейчас не в их пользу, двое против троих, не считая женщин, хотя я уверен, наших любимых недооценивать нельзя.

Аскольд, поигрывая смертоносным осколком обсидиана, непонимающе спрашивает: — Вы куда, братаны? Мы не договорили.

— Мы не при деле, — скулит один из бандитов, — мы уходим. Против вас мы ничего не имеем.

— Щенки, заберите этого с собой, он оскверняет наш берег, — рыкнул я, указывая на мертвеца.

Подонки, безропотно подчиняются, хватают главаря за ноги и волокут вдоль берега куда-то в ночь. Когда они скрылись, я поворачиваюсь к стоящему как столб Семёну: — Семён Семёнович, а ты опасный тип, уже два жмурика на твоей совести. Как же твои демократические принципы? — я подкалываю его, но понимаю, зря сделал, парень расплакался: — Я не знаю, как это произошло, — причитает он, — как представил, что они будут глумиться над нашими женщинами, так во мне словно лопнула рессора!

Я смотрю на него и удивляюсь, как же раньше не разглядел, какой же он огромный и сильный. А ведь точно, лёгкий жирок под кожей искусно скрывает могучие мышцы, если он рассосётся, то Семён превратится в настоящего терминатора, это открытие меня несколько шокирует, а Аскольд смотрит на Семёна с всё возрастающим уважением.

— Ты всё правильно сделал, — обнимает его Лада. — Не терзайся так, мальчик, пусть они скулят, мир избавился ещё от одного негодяя. Разве это не прекрасно?

Яна нервно ходит по пляжу: — Сволочи, сволочи, весь вечер испоганили! Айда купаться!

— Ночью у берега много акул, — резонно замечает Аскольд, с обожанием глядя на свою жену, которая сейчас похожа на воинствующую амазонку.

— И чёрт с ними! — Яна уже в одном купальнике, сбегает к морю и, не раздумывая, ныряет в воду и её тело освещается призрачным сиянием. Ну, что можно сказать на это безрассудство! Мы все, и даже зарёванный Семён, лезем в воду.

Благодать. Море освежает наши разгорячённые тела, огненные вихри светящегося планктона, закружились вокруг в хороводе, восторг переполняет души, а где-то в отдалении рыскают голодные акулы, но и в это раз нас бог милует.