Долго не можем отдышаться. Сидим, осматриваемся. Сто процентная тишина и тьма. Рассмотреть, что-либо сложно. Лучи бластеров высвечивают ровные стены. Очевидно, этажей нет. Это большой пустотелый куб. В центре здания темнеет квадратное сооружение. На нём, так же дверь, без замков и каких либо других аксессуаров.

Семён немного приходит в себя и ползает вдоль стен. Ищет включатель. Я улыбаюсь, знаю — их нет в принципе. Во мне зреет убеждение, что всё здесь работает на уровне ментальных образов. Как говориться, надо подобрать правильные слова. Улыбаюсь про себя, мысленно произношу фразу, да будет свет. Естественно ничего

не щёлкнуло, свет не зажёгся. А может, попробуем несколько иначе. Представляю вспышку света.

— Ой! — взвизгивает Семён.

Открываю глаза, всё тонет в молочном сиянии.

— Ещё скажи, нас окружают, — рассмеялся я, реагируя на эмоции друга.

— Ты нашёл нужную фразу!

— Нашёл. Образ. Здесь не обязательно говорить. Всё очень просто и очень сложно.

С интересом осматриваемся. Зеркальная чистота. У стены, наполняя воздух свежестью, стоит круглая мраморная ванная, заполненная прозрачной водой. Вода проточная. С плоского каменного лепестка, светлые струю бесшумно вливаются в чашу, а сквозь щель вверху, излишки уходят. Каменные скамейки рассчитаны на человека. Удобные сидения и изогнутые спинки. Овальные столики, стойка пустующего буфета. Всё это наталкивает на мысль, здесь место ожидания. Только чего? Бросаю взгляд на стену. На ней огромная карта.

— Вот это да! — слышу возглас Семёна. — Карта подземного мира. Смотри, станции, туннели.

В безмерном удивлении всматриваюсь в путаницу схем. Догадывался, подземная страна огромна, но не настолько. Считаю ярусы, сбиваюсь. Их бесчисленное множество. Причём, чем ниже, тем обширнее сеть ходов и огромных пустот. Грустнею, никогда не разобраться в этой паутине. Даже служебный туннель найти не могу. Где-то он должен быть вверху, я представляю его, вспоминаю даже стены, сверкающие металлическим блеском. Внезапно, длинная извилистая тонкая полоска вспыхивает изумрудным светом.

— Что это? — отшатывается Семён.

— Здесь всё на образах, — вздыхаю с облегчением. — Это туннель, по которому прокатились наши дети на вагонетке.

— Здорово. А может можно найти их вагонетку?

— Это идея. Сейчас попробую, — воодушевляюсь я. Представляю катящийся по рельсам предмет. Мигает красная точка.

— Вот они! — относительно нас, — я вызываю образ нашего помещения, он сразу наливается на карте рубиновым цветом, — на три уровня ниже. Их вагонетка стоит. Они смогли её остановить. Молодцы! И ещё, — меня осеняет догадка, — мы в лифте. Видишь, он пересекает все уровни. А сейчас мы попробуем найти детей, — с замиранием в сердце представляю лукавое личико Светочки и серьёзное — Игоря.

Замигали две точки. Они двигаются внутри квадрата.

— Сейчас они находятся в доме. Дай бог, чтобы там задержались, — я невероятно рад, они живы. Семён улыбается, торопит меня. Я и сам не хочу задерживаться, но хмурюсь мыслям. Представляю пещерных животных, указываю на квадрат, где находятся дети. Внутри их нет, но с наружи затаилось огромное красное пятно, проникнуть в дом не может. Очевидно, дети заперлись.

— Теперь бегом, — говорю я посуровевшему Семёну. Как бы мимоходом представляю открывающую дверь в сооружении стоящим в центре. Дверь гостеприимно открывается. Влетаем внутрь. Мысленно вызываю образ третьего уровня и уже не удивляюсь, когда кабина рванула вниз.

Спускаемся не долго. Останавливаемся. Дверь скользит в сторону. Выходим в помещение как две капли похожее на то где только, что были. Я даже пугаюсь, что вернулись обратно. Но у входной двери не валяется голова муравья убийцы.

На раскачку время не даю. Вспоминаю предыдущее открытие, грохот и тяжесть движения двери. Всё повторяется, но без грохота. Когда выскользнули во внешний мир, я понимаю разницу. Во-первых, следов боевых действий не видно, возле здания стерильная чистота, ничто не помешало открытию двери. Во-вторых,

мы оказались в полностью целом городе. Ни одно здание не разрушено, но от этого ещё более жутко, чем в первом случае. Там, хоть всё понятно, Была война, смело всё, людей нет, животные вселились в пустующие развалины. Здесь всё целое. В темноте выделяются мрачные строения. Ни в одном окне нет света. На улицах молчаливо покоятся автомобили. Виднеются площади. На одной из них плещется в фонтане вода. Попытаюсь мысленно включить свет, но законы в лифте не действуют в городе. Похоже это разные цивилизации. Даже лифтовое сооружение резко отличается от этих строений. В городской архитектуре прослеживается нечто человеческое. Есть балконы, лесенки, беседки, дворики, дороги для автомобилей и тротуары,… только зелени нет,… и людей. Город мёртв давно.

— Кошмар, — ёжится друг. В руках подрагивает бластер. — Как же в нём отыскать ребят?

— Отыщем, — вздыхаю я. Мне очевидно, без них не уйдём или… останемся здесь.

— Где искать? — в голосе друга тоска и страх. Мне не очень нравится его состояние.

— Мы найдём их. А как найти их, знаю. Вначале разыщем служебный туннель. Затем, по их следам, выйдем к ним.

— Здесь нет пыли и нет следов, — совсем расклеивается Семён.

— Зато есть моё обоняние.

— Ты не собака, — с горечью усмехается друг.

— Иногда я могу быть ею, — я сжимаюсь, цепляюсь в сознание, дрожь бежит по телу. Зрение привычно обостряется. Вдыхаю полной грудью. В нос, едко ударило плесенью, сыростью камня. О, как воняет потом мой друг! И я, тоже. Морщусь. Возникает желание немедленно помыться. А ладно, сойдёт до лучших времён, отмахиваюсь от праведных мыслей. Наверное, я в чём-то изменился. Семён с удивлением смотрит на меня.

— Опять на тебя, … нашло?

— Как обычно, но это стоит для меня титанических усилий.

— Ты,… это, что-то,…- Семён потупился, видно свои слова, которые хотел сказать, посчитал не слишком тактичные.

— В смысле, что-то унюхал? — улыбаюсь я. Вдохнул ещё воздух в грудь. — Кроме твоего пота, дружище, ни чего не ощущаю. Не красней. От меня тоже пахнет как от козла. А вот с той стороны запах как из того туннеля. Идём туда.

Проходим с полсотни шагов. Но ничего не могу с собой поделать, Меня тошнит от запаха друга. От своего тоже, но не так сильно.

— Где мы можем помыться? — обращаюсь к Семёну.

— Ой! Ты бледный как смерть. Тебе воды дать.

— Да не подходи ко мне! — неожиданно гаркаю я. — Говорю помыться, а не воды, — я совсем не ожидал такого побочного эффекта приобретённого дара.

— Только в лифте, — лепечет растерянный друг, — ты так побледнел. Тебе плохо?

Скачками бегу к лифту. Мне кажется, ощущаю запах свежести воды сквозь запертую дверь. Открываю её без труда и, не раздеваясь, прыгаю в бассейн. Какое блаженство! Сидя в ванне, стаскиваю одежду. Выполаскиваю её. Тру себя, вновь выполаскиваю. Затем процесс повторяю снова и снова. Семён в ужасе наблюдает за моими действиями. Когда меня стали крутить от ледяной воды судороги, выхожу из ванны, как бог и тут же сую туда вонючего друга. Я издеваюсь над ним больше часа.

Когда выкрутили одежду, и одели её мокрую, на чистое тело, я в смущении оправдываюсь перед другом, якобы наш запах перебивает запах следов. Отчасти это верно, но истинная причина — в побочном эффекте. Семён посматривает на меня немного в ужасе, но главное он чистый!

На этот раз ничто не смущает обоняние. Семён понуро плетётся за мной, всё не может согреться. Меня тоже колотит, но настроение пятибалльное. Одежда высохнет и будет абсолютный комфорт.

Идём по дороге, бластерами освещаем путь. Мимо нас проплывают как призраки, брошенные людьми, дома. Застывшие автомобили бередят воспоминания, снаружи как новые, внутри отделка сгнила и исчезла без следа. Так хочется обтянуть сидения, постелить коврики и как в старые добрые времена включить зажигание и в путь.

Идём спокойно, но я не забываю, об увиденной красной точке на интеллектуальной карте. Понятно, там, живое существо. Но насколько оно опасно? В данный момент ни запахов, ни шорохов не ощущаю. Топаем по дороге, удобно и быстро. Проходим мимо разбитых витрин когда-то роскошных магазинов. Хочется взглянуть внутрь, но боязнь за наших ребятишек торопит. Удивляюсь, что не видим останков людей. Успокаиваю себя тем, что все успели убраться из города до каких-то небывалых событий. Может, живут сейчас на других уровнях. Я не удивлюсь, если узнаю, что где-то на кошмарных глубинах — заселённые города. Но, что-то не тянет меня туда.

Внезапно выходим к большому котловану. Семён светит туда, вскрикивает, пятится. Пот течёт струями по лицу, свинцовые глаза белеют. Я осторожно подхожу к яме. Дрожь пробегает по телу. Как мне становится жутко. Ни куда не ушли люди. Все они здесь. Ужасная могила, доверху наполнена человеческими костями.

Потрясение сильное. Мы стоим долго, не в силах отвести взгляда от страшной находки.

— Что здесь произошло? — Семён заикается, на бледном лице проступают красные пятна.

— Боюсь, никогда не узнаем. Может, радиация была, или местный Пол Пот, кто его знает. Но это событие, — я окидываю взором чашу котлована, — Вселенского масштаба.

Десятки, может, сотни тысяч скелетов поблёскивают белыми костями, черепа пугают мрачными оскалами челюстей, чёрные глазницы словно наблюдают за нами, со всех сторон, ехидно ухмыляясь.

— Уйдём отсюда, — зубы друга выколачивают дробь, пальцы обхватывают бластер как клещи, костяшки фаланг побелели.

Мне самому не хочется здесь задерживаться, но иду вдоль котлована, заворожено смотрю на когда-то существовавших людей.

— Это произошло давно, кости спрессовались друг с другом. Кальций заменён каменной породой, — замечаю я.

Постепенно Семён справляется со стрессом. Подходит ко мне:- Но хоть кто-то остался в живых? — спрашивает он и не ждёт ответа.

— Наверное, остался. Может, те дикари, потомки этих людей.

— Или их бывшие враги, — добавляет друг, — в любом случае сейчас город пуст.

— Кто-то здесь живёт. Вспомни красную точку на карте.

— То, наверное, животное.

— Может быть.

Подземная полость как линза. Наконец мы видим своды. Они по всей длине плавно спускаются к земле. В месте стыка наблюдаем множество заброшенных станций. У пиронов навсегда замерли целые составы. Площадь перед ними заполнена легковыми автомобилями. Как это знакомо. Безусловно, человеческая природа выбирает похожие пути развития и в технике и в обществе. Единственно, что меня удивляет, зачем человек залез под землю, ведь на поверхности так много места. Может он от кого-то прятался? А может, подземная жизнь более комфортная? Нет такой радиации от Солнца, таких смен климата, ни ураганов, ни падающих с

космоса астероидов, комет. Для меня, родившегося под тёплыми лучами, в любом случае непонятна их жизнь.

Стою на станции, вдыхаю воздух полной грудью, пытаюсь вспомнить запах служебного туннеля. Он явственно доносится вместе с тёплым воздухом.

Прыгаем на пути, бежим мимо пахнувших железом поездов. Сразу за локомотивом, видим провал в стене. На горизонтальных рельсах застыл блестящий вагончик. До сих пор в воздухе витает запах окалины от торможения. Взбираемся туда. В вагоне аккуратные металлические кресла. В передней части два рычага. Всё очень просто. Один снимает с тормоза, другой сталкивает с места.

На скамейках грудками лежат собранные детьми "сокровища", кристаллы кальцита, несколько уже высохших тонких сталагмитов и горсточка невзрачных камушков, потерявший блеск пещерный жемчуг.

Семён, с непонятным лицом, собирает весь этот хлам, бережно кладёт в рюкзак.

Я сосредоточился, пытаюсь ощутить запах детей. Со стороны, наверное, смешно. Как хороший пёс, лазаю на четвереньках, обнюхиваю пол. Смеюсь, боже, до чего докатился. Вот Семён сейчас скажет — ищи. И я с тявканьем помчусь по следам. Но друг суров, в глазах нетерпение. Внезапно я разобрался в запахах, Фильтрую ненужные впечатления и, в мозгу, чётко вырисовался рисунок детских запахов. Это даже не связано с обонянием. Я ощущаю страх, боль, желание спрятаться. Следы эмоционального настроя чётко весят в пространстве, словно нити, ведущие к их чистым душам.

— Нашёл, — выдыхаю я, — вижу их путь, теперь не собьёмся.

Семён с восторгом смотрит на меня, в глазах как всегда плещется свинец, но мне тепло от его взгляда.

След тянется вдоль составов, забирается ближе к сводам. Дети боятся выходить в город.

Идём по окраине. Слева стена испещрена дырами туннелей. Виднеются узловые станции и просто ровные, проходящие мимо пути.

Чем дальше продвигаемся, тем меньше попадаются строений. Вскоре и вовсе выходим за город. Перед нами степь, заросшая белёсой травой и мхом, даже есть корявые деревца. Вдали просматривается мост. Пахнет водой, ноздри ловят неясные запахи животных. Они далеко. Вероятно, линза города стыкуется с природными пещерами.

Может мне кажется, но вроде посветлело. Верчу головой по сторонам. Семён тоже суетится.

— Никита, не кажется тебе, светает?

— Глупости, такого быть не может. Здесь нет Солнца.

— Ну, как же, Никита, точно светает!

Я и сам сейчас вижу. Это ведь очевидно, раз растёт трава, должен быть когда-то свет, хотя не факт. Очевидно, мы попали в этот мир ночью. Сейчас, невиданные механизмы запустили программу — день.

Постепенно воздух светлеет. Отключаем бластеры. Громада моста приближается, а с ним и запахи живых существ. Ёжусь, вспоминаю встречи с представителями подземной фауны.

Вскоре совсем посветлело. Интуитивно посматриваем вверх, кажется сейчас из-за марева клубящегося вверху тумана, блеснёт Солнце. Сумасшедшее ощущение, словно мы на поверхности в пасмурное утро. А на самом деле, над нами ни один десяток километров земной тверди.

Уже слышится шум реки, но поверхности воды не видно. Весь берег зарос густой травой, почти как наш камыш. В воздухе мелькали крылатые создания.

Смотрю на них и чуть не рассмеялся, вспомнив великий роман Конан Дойля "Затерянный мир", где герои встречаются с птеродактилями, величиной с аэроплан. Здесь же они как голуби, только зубастые клювы выдают в них первобытных ящериц. Издали легко спутать с летучими мышами.

Нападения с их стороны не произошло, увидев нас, с недовольным писком, умчались в сторону густых зарослей.

Останавливаемся у моста. Он полуразрушенный. Часть тяжёлых бетонных балок упало в воду, часть висит на ржавой арматуре. Целые эстакады завалены в воду, но перила и сегменты пешеходного мостика почти уцелели. Вдоль них тянется след нашей ребятни. Сложно понять детскую логику, всё дальше и дальше загоняют себя вглубь подземной страны.

Идём по мосту. Под нами бурлит река. Вода прозрачная как хрусталь. Пена срывается с острых камней. На дне шевелятся длинные водоросли. Стайки полупрозрачных рыбёшек стрелами проносятся против течения.

С опаской наблюдаем на копошащихся, на отмелях мокриц. Они как люди ходят на задних ногах. В отличие от той, что убили, вместо длинных когтей — рачьи клешни. Но не думаю, что нрав у них иной.

Мост длинный, опасный. На каждом шагу провалы. Иной раз каменные плиты шевелятся под нашим весом, грозя сползти вместе с нами в бурлящую реку, на радость их обитателям.

На противоположном берегу, в серости раннего утра, нехотя выдвигается город с башнями, шпилями, высокими заборами и площадями.

Вдоль береговой линии тянется, выкрошенная временем, стена. В ней темнеют прорези лестниц, ведущих вверх и, зияют чёрными провалами зловещие окна. Очень вероятно, там убежища многих обитателей города мёртвых.

В подтверждении моих мыслей слабый ветерок доносит вонь падали, запах мускуса и… дыма. Неужели дети разожгли костёр?

Минуем последний пролёт моста и оказываемся на краю. Осколки бетона, вперемешку с острой арматурой, валяются внизу, спуститься нереально. Высота не менее пятнадцати метров. Но ребята как-то спустились. Спустя некоторое время Семён выискал металлический трап на стойке моста. Он свисает аккуратно к самой земле. Прерывистые следы детей слабо сигналят над железными скобами. Я заметил, как только дети отвлекались на какое-то действие от своих страхов, их энергетические следы затухают. Но внизу их следы вновь сияют как маяки. Они напуганы, может, слышат звуки животных.

По насыпи, скользя и падая на подвижных мелких камнях, мы с трудом выбираемся к мощной, сложенной из крупных каменных блоков, стене. На этот раз и Семён чувствует запах костра. Тревога мелькает в глазах.

— Думаешь, его Игорь со Светой разожгли?

— Ничего не думаю, но костёр на их пути. Может и они. Хотя, в последний раз они были в здании. В любом случае, нам туда.

Соблюдая осторожность, идём вдоль стены. Впереди лестница, а ещё ближе, провалы окон. Зловоние бьёт по обонянию, даже Семён, менее ощущающий запахи, морщит нос.

— Издох кто-то?

— Только заметил?

— Воняет чем-то, вроде.

— С моста мучаюсь, — жалуюсь я.

— Не везёт тебе, — чешет он голову.

— Издержки моего дара.

Напряжение растёт с каждой секундой. Всё внимание к чёрным окнам. Запах зверя устойчив и насыщен мускусом. Чувствуется, он большой и независимый. Один из хозяев развалин.

А вот и его обед. На поляне истерзанная мокрица. Даже броня и клешни изжёваны мощными челюстями. От неё несёт невыносимым запахом. Поэтому, когда обходили падаль стороной, не сразу заметили ещё одну жертву хищника. Мы едва не наступили на почти полностью обглоданные останки… человека.