Хочу сказать ей, что она, прежде всего человек, но глядя в её светящиеся глаза и угольно чёрные зрачки, вытянутые как у кошки, язык не повернулся.

— В моём распоряжении была секунда, если б я не вырвалась из рук Алёнки, он меня убил, — Катя неожиданно для меня начинает оправдываться. — Думаешь, мне её не жаль? Говорила, пройдусь к башням, сама. Нет, попёрлась за мной. Я даже не слышала, как она оказалась у меня за спиной, думала другой оборотень.

— Так ты специально искала Вову? — догадываюсь я.

— Он посчитал нас своей дичью. Не просто так тебя подранком назвал. Я уверена, где-то здесь бродят и другие оборотни.

— Ты, … тело спрятала? — угрюмо спрашиваю я. Понятно, у Кати действительно не было другого выхода, но если б она сама не спровоцировала, эту ситуацию, трагедии не произошло. Она начинает себя ощущать охотником, во, что выльется это впоследствии, даже думать не хочу.

— Как-то не подумала. Действительно, надо спрятать.

— Иди, показывай, — мне так не хочется идти в темноту, но знаю, необходимо. Завтра кинутся искать девушку, определённо найдут два трупа и не нужно быть наивными, все ниточки потянутся к нам.

Поспешно покидаем спящий лагерь спелеологов, окунаемся в черноту туннеля, выходим к пещерному монастырю. С опаской смотрю на выбитый в скале вход. Что творится в его подземельях, жизнь или, наоборот, обитает смерть, непонятно. Мне кажется, из чёрных провалов окон монастыря, вырывается тусклый свет. Словно летучая мышь, мелькнула в проёме, глянув на нас раскаленным взглядом. Но может, то были две зажженные сигареты?

Прижимаясь к древней стене, стараемся как можно быстрее миновать кладбище. Днём такое безобидное, сейчас, оно словно просыпается, вздох прокатывается между надгробий. Или, это ночная птица выдала непонятный звук?

Почти реально колыхнулась земля, кресты качнулись.

— Ой! — испугалась Катюша, влипла в меня, тело сотрясла крупная дрожь.

— Похоже, землетрясение, — стараюсь успокоить её.

— Нет, это не землетрясение, — клацает зубами девушка, — прошу, Кирилл, уйдём отсюда быстрее.

— Сам хочу, — хватаю Катю за руку, бежим по узкой тропе.

До сих пор, не знал такого ужаса. Кладбище словно становится на дыбы, ломаются кресты, выворачивается земля, в разные стороны летят человеческие кости и черепа, болотного цвета газ, выползает из всех щелей и, как живой, устремляется за нами в погоню.

— Молодые люди, помогите мне выбраться! — раздаётся сзади шамкающий, старческий голос.

Это было последней каплей, одновременно испускаем вопль и, как пробки из-под шампанского, вылетаем на поверхность плато.

Бежим к башням, нам кажется, там мы будем в безопасности. Ураганный порыв ветра валит с ног, волочёт к кладбищу, судорожно цепляемся за камни. Мимо проносится всяческий мусор, как мяч, скачет голова Вовы-оборотня, тяжело переворачиваясь, прокатывается безголовое тело, за ним кувыркается мёртвая Алёнка.

Жилы на руках едва не рвутся, камни, за которые держимся, шевелятся в почве, скоро их вывернет.

Краем глаза вижу, Катя вцепилась в руку зубами, брызжет кровь.

— Ты, что хочешь сделать?! — пытаюсь перекричать рёв ветра, но уже вижу, повиснув на одной руке, вытягивает чёрный камень и поит его кровью.

В ноздри бьёт пряностями и зверем, тело девушки изгибается, вытягивается, раздаётся вширь, слышится хруст суставов, появляются лапы с серповидными когтями, яростно хлестнул по сторонам шипастый хвост и вот, над землёй поднимается лобастая голова дракона, из ноздрей вырываются раскалённые искры.

Камень выворачивается, кубарем несусь к кладбищу. У глаз сверкают страшные когти, напарница легко ловит меня, держит в лапе, подносит к морде, нечто смешка вылетает из горла, раздаётся голос, словно басовито играет орган:- Ты как, Кирилл?

— Нормально, но, словно мне ломают рёбра, — в неком потрясении говорю я.

— Твоё тело как у слизняка, хочется взять и раздавить, — звучит её насмешливый голос.

— Э нет, Катюша, ты не балуй! — пугаюсь я.

— Шутка, напарник, — словно гром громыхнул в небе, так Катя усмехнулась.

Она взмахивает крыльями, легко взмывает вверх. Душа уходит в пятки, но и появляется восторг. Кручу головой, внизу свирепствует ураган, в его центре, бессильно сжимая кулаки, мечется старческая фигура в призрачном балахоне.

— Святой Кивет! — восклицаю в удивлении.

— Его призрак, — рокочет Катрина.

— Он великий святой, — с ужасом смотрю, как фигурка расползается, превращается в туман и исчезает.

— И великий чародей, но ему не по зубам драконы, — добавляет Катя.

В несколько взмахов преодолеваем бухту, летим над Севастополем. Как он красив с высоты! Чёрное море, с застывшими военными кораблями, множество огоньков, силуэты зданий, и огромное небо в жемчужных звёздах.

Опускаемся на пустыре, за радиозаводом. Катя разжимает страшные когти, едва не падаю, она со стоном перевоплощается в девушку. Лицо бледное, испуганное.

— На это раз мне сложнее было сделаться человеком, — вздыхает она, — в следующий раз сам будешь перевоплощаться, — с обидой говорит она. — Мужики, называются, всё на бабах ездят! — в сердцах восклицает она.

— Спасибо, Катюша, от смерти спасла, — опускаю взгляд.

— Ладно, проехали, напарник, — её глаза сияют изумрудным огнём, словно у кошки в подворотни.

— Очки тебе просто необходимы, Катюша.

— Сильно светятся?

— Не то слово.

— Жаль, что такую красоту придётся закрывать, — она явно взгрустнула. — Попасть бы в такую страну, где это было бы нормой, — мечтает она.

— Есть такая страна, — замечаю я, — но дорога нам туда пока закрыта.

Идём в сторону завода, ощущаем доносящийся от него гул, он и ночью работает. Гордостью наполняется сердце за советский народ и, моментально ухает вниз, я знаю, что его ждёт. Наступит время Перестройки и Гласности, откроется "дверь" в большой цивилизованный мир и непрерывным потоком хлынут "западные ценности", а с ними жулики всех мастей. Завод разграбят, людей выкинут на улицу, помещения заварят стальной арматурой, за бесценок скупят разгромленные цеха и сдадут под магазины и склады. Тогда я думал, это просто бандитский беспредел, теперь знаю, то глубоко продуманный план уничтожения целых стран, с целью получения Мирового господства, нити которого, идут из глубины веков. Сначала навязывается рабская идеология, и когда массы доходят до нужной кондиции, начинают действовать. Рабы уже не станут сопротивляться, будут безропотно смотреть, как уничтожают страны, убивают их самих, навязывают фальшивую культуру.

Но, а сейчас пока, процветают фабрики, гудят заводы, ресурсами занимается государство, конституция священна: "Эх, хорошо в Стране Советской жить!", выплывают строчки из патриотической песни.

Неожиданно рядом чихает двигатель, выходим из-за заводского забора, у клумбы с кипарисами светятся фары милицейского уазика. Несколько сержантов возятся у открытого капота.

Стараемся пройти незаметно, впечатления от встреч с представителями власти у меня остались не очень лестные.

— Опять менты, — вздыхает Катя. — Другой дороги нет?

— А чего это они должны к нам приставать, мы, что, нарушаем чего? Идём себе спокойно.

— Ага, и "примус починяем", — у Кати вырывается смешок.

Нас замечают, глазастые, подходят двое:- Что делаете ночью у завода? — раздаётся властный вопрос?

— Гуляем. Я в отпуске, вот с … сестрой решили пройтись, — от сержантов не укрылась моя неуверенность.

— С сестрой? — насмешливо замечает один из них.

— Да, какая разница, вам, мы ничего не нарушаем, — слегка вспылил я, но этого стало достаточно, чтоб конкретно разозлился милиционер, видно с их машиной большие проблемы, нервы начали сдавать.

— Вот, что, лейтенант, иди домой, иначе передадим тебя в военную комендатуру. Всю форму себе испоганил, пока кувыркался с этой, так называемой сестрой. Сказки другим рассказывай. А девушку отвезём в участок, для выяснения личности.

— Таки в участок? — у меня недобро застучало сердце.

— Лейтенант, не нарывайся, топай домой, другую бл…дь себе найдёшь.

Катя вздрагивает, словно получила удар тока, открывает прищуренные глаза, в упор смотрит на патрульных. Эффект получается ошеломляющий, её глаза излучают слепящий изумрудный свет и явственно виднеются щели чёрных зрачков. Взгляд действует гипнотически на сержантов, они застывают, лица заливает серость от вспыхнувшего ужаса, словно они встретились с нечто потусторонним.

— Мелкие люди, слизняки с водицей вместо крови, вам ли вякать на нас, — звучит её голос, как потоки масла по раскаленной сковородке. — Лютой смерти ищете?

— Катя, — дёргаю её за рукав, — пошли!

— Пока их не разорву на куски…

— Напарница, не сходи с ума, с них достаточно, видишь, обмочились, уходим.

— Действительно штаны мокрые, — мигом отходит Катюша, — хорошо, пошли отсюда.

Быстро юркаем на соседнюю дорожку. Девушка посмеивается:- Вот интересно, что скажут своему начальству, почему обмочились?

— И какую сказку расскажут своим жёнам, как так получилось, что трусы мокрые, — я не могу сдержать смех. — Вот видишь, не всем нравятся твои глаза, завтра же купим тёмные очки.

— Уже сегодня! — весело смеётся Катя.

— Точно, сегодня, быстро ночь прошла. Столько событий за такой короткий срок.

— О, да! А под занавес с этими козлами встретились. Знаешь, у меня такое желание было их растерзать, даже зуд изнутри шёл. Повезло им, что в штаны напрудили.

— В последнее время у тебя часто такое желание появляется. Не к добру, постоянно камень поишь кровью, смотри, в зверя не превратись, — качаю головой.

— Да знаю, сама не хочу, ситуации подталкивают. Но, в, то, же время, сам посуди, наказываем лишь тех, кого нужно.

— Ага, а Алёнка? — хмурюсь я.

— То был несчастный случай, — сникает Катя.

— Смотри, как бы много не было, этих, несчастных случаев, — назидательно говорю я.

Катя молчит, вздыхает, идёт рядом такая несчастная. Обнимаю за плечи, прижимается ко мне, такая доверчивая и хрупкая девушка.

— Эрик, Эрик! — раздаётся властный женский крик.

На встречу выскакивает доберман пинчер, короткая шерсть лоснится, высунул язык, такой радостный, что вывели погулять.

— Ты, наверное, Эрик? — присаживается на корточки Катя, с умилением смотрит на собаку.

Внезапно пёс взвизгивает, и с воем шарахается в сторону, ломая кустарник, несётся прочь. Видимо долго, хозяйка будет его искать.

— Чего это он так? — пугается Катюша, в изумрудных глазах обида и непонимание.

— Привыкай к новому статусу, напарница, — усмехаюсь я.

— Молодые люди, собаку не видели? — на дорожку вылетает взъерошенная, не выспавшаяся хозяйка доберман пинчера.

— Видели, такой милый пёсик, — вздыхает Катюша, — туда побежал, вы поторопитесь, он быстро бежал.

— Беда с ним, непослушный, и в пять утра постоянно будит! — всплёскивает руками хозяйка и ломится сквозь колючки вслед за своим питомцем.

— Вот они, будни всех собачников! Вместо того, чтоб спать, затем спокойно, перед работой, заниматься макияжем, в пять утра, носятся по полям, как оглашенные, — смеюсь я.

— Такой милый пёсик, — вновь вздыхает Катя, — всю жизнь мечтала завести собаку.

— Не суждено, купи лучше золотых рыбок.

С полчаса ждём дежурный троллейбус, который перевозит работников. Договариваемся ближе к двум встретиться в Камышовой бухте, там фарцовщики предлагают различные товары, что не купишь в магазине, ей хочется найти очки в итальянской оправе. Цены на них заоблачные, свыше ста рублей, но не советские, же, за три рубля покупать. Катя уезжает в галдящем троллейбусе. Странные люди, едва проснулись, ну и езжайте себе, молча! Думайте о своём, нет, надо говорить, говорить, причём громко, обсуждать прошедшие и будущие события, всё в монотонном диапазоне, какие нервы выдержат, бедная Катя!

Мать, как обычно, ночь не спала, ждала меня. Хорошо, что не замечает перевязки на ногах, в обморок точно грохнулась бы. Пытаюсь объяснить ей, что уже взрослый, но, виновато извиняюсь, топаю под холодный душ, горячей воды, естественно нет. Раны, к моему удивлению и радости, полностью стянулись, лишь багровые рубцы напоминают мне о встрече со святым Киветом.

После вытягиваюсь в постели, хочу поспать хотя бы до двенадцати. На тумбочке лежит мой чёрный камень, с него слетели все доисторические ракушки, теперь он абсолютно гладкий и по его поверхности часто проскальзывает золотистая плёнка, он, словно дышит. Сапфир, что выпал из "двери времени", некоторое время рассматриваю. Он огромный, как кусок синего льда, смутно догадываюсь, стоит он целое состояние. В глубине вспыхивают холодные огни, хочется приблизить его к глазам и заглянуть в кристалл, но, боюсь этого делать, вдруг он не потерял своих волшебных свойств.

Под причитания матери, она обнаружила, что моя форма сплошь изорвана, и теперь настраивает швейную машинку, я уплываю в загадочные миры, засыпаю. Сапфир выпадает из рук, закатывается под одеяло, холодит бок, но нет сил, отпихнуть его от себя.

Пространство наполнено всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками синего цвета. Я на пересечении путей времени, они струятся из каждой грани кристаллов. Стоит прикоснуться к одной из них, и увижу чужие миры. Дух захватывает от такой возможности.

Вытягиваю руку, она в сияющей чешуе и блестят серповидные когти, но меня это теперь не пугает, даже приятно, словно вновь в своём настоящем теле. Ко мне услужливо подлетает тонкая льдинка, касаюсь острой грани, меня словно окутывают лепестки лилии, вижу золотые тычинки, но это оказываются звёзды. Голубой вихрь несёт в неизвестную светлую даль и, вытряхивает, вместе со снегом, в непонятную реальность.

Коричневые облака низко стелются над суровой, лишённой всякой растительности, поверхностью планеты. Взмахиваю крыльями, горячий воздух стегает по лёгким. Это не то, что ожидал увидеть, но любопытство гонит вперёд. Несусь между тучами и дышащими жаром скалами. Всё та же выжженная земля без единого признака жизни.

Внезапно подлетаю к пропасти, она огромна, тянется от одной стороны горизонта, до другой, внизу клубится едкий дым. Дна не видно, и есть ли оно вообще.

— Это человек.

— Нет, это дракон.

— Я говорю человек.

— Давай его сами спросим.

Резко разворачиваюсь. В воздухе, треща бесчисленными прозрачными крыльями, зависло необычное существо. Из бесформенного тела свисают многочисленные стебельки и на каждом раскрыт круглый глаз.

— Это, что-то меняет? — грубо спрашиваю я.

Словно судорога пробегает по безобразному брюху, с отвращением замечаю на нём огромную слюнявую пасть. Догадываюсь, оно смеётся. Чем же его так развеселил?

— А кем ты хочешь быть?

— Какое вам дело? — раздражение захлёстывает душу.

— Человек бы так с нами не разговаривал, — с уверенностью заявляет существо само себе. — Ты дракон! Для чего ты здесь? — в голосе появляется нажим.

— Турист я, гуляю.

— Здесь?!

— А, что, тут интересно.

— Невероятно! — существо быстро приближается ко мне, и я понимаю сколь оно огромно, в сравнении с ним, я мушка дрозофила. Озноб пробегает по коже, стоит ему лишь вдохнуть в себя, и меня засосёт в слюнявую пасть.

Стебельки рассматривают меня со всех сторон, словно кожу прощупывают множество электрических разрядов.

— Ты не турист, путешественник во времени, — уверенно заявляет оно.

— Допустим, — стараюсь говорить непринуждённо, но всё, же дрожь отрясает тело.

— Такие как он, меняют реальность.

— Это плохо? — спрашивает существо само у себя.

— Не знаю, но лучше его съесть.

— Ага, тогда реальность пойдёт другим путём, он путешественник, — не соглашается оно само с собой.

— А если оставить как есть?

— Реальность тоже поменяется, но в будущем.

— Что же нам делать?

— Может, его спросим?

Стебельки вытягиваются в мою сторону, из пасти льётся жгучая слюна. Р- Если хотите знать моё мнение, то, накормить, обогреть, рассказать, — нагло заявляю я.

— Что ты хочешь знать?

— Куда я попал?

— Куда он попал?! — брюхо колыхнулось от безудержного смеха. — Турист, мать его! Это Отстойник!

— Какой отстойник? — выдыхаю пламя, но на фоне чудовища оно не больше искры. — Место, где концентрируются души людей, после потери своих тел.

— Ад, что ли? — пугаюсь я.

— Что ты, это другое, хуже! Здесь квасятся все и добрые и злые, и тупые и гении.

— А Ад и Рай где? — не верю я.

— Отпали за ненадобностью. После потери Земли, потерялись и тела. Вот, подобрали души, кинули в общей связке всех сюда. Создатель думает, что с ними теперь делать, может, новую программу запустит, или распылит всё ко всем чертям. У нас есть мнение, придумает некую альтернативу человеку. Может души людей в пауков запустит, или в ангелов — ему решать.

— И как скоро он решит? — всё услышанное не укладывается в голове, настолько оно дико и не реально.

— Вероятнее всего, с Вечность, а вот после неё будет Нечто.

— Ты сам понял, что сказал? — хмыкаю я. — Вечность бесконечна!

— Вот мы об этом и говорим, — согласно колышутся стебельки, — Вечность бесконечна, но у Вечности есть свои Реальности и их бесконечное множество, глядишь, в какой-то из них, человек спасётся.

— А ты кто такой? — бесцеремонно спрашиваю чудовище.

— Мы, то? Пастухи, у нас ещё и собаки есть. Следим, чтоб души не разбежались.

— А, что, могут?

— Всякое бывало. Иные сами находят объекты для своих тел, затем, через десяток степеней триллионов лет эволюционируют и вступают в единоборство с самим Создателем. Иногда одерживают победу, а иной раз сливаются с ним в единое целое. Этот процесс бесконечен и крайне болезненный.

— Неужели здесь покоятся души всех умерших людей? — ужасаюсь я.

— Умерших тел людей, — поправляет меня чудовище, — только те, кто потерял свои планеты.

— Мне можно заглянуть туда? — кидаю взгляд на пропасть с клубящимся дымом.

— Безусловно, только твоё тело могут отобрать, — содрогнулось от смеха безобразное брюхо чудовища, — даже мы, в одиночку туда не спускаемся. Человек — страшное существо!

— Ты, милое, — съехидничал я.

— Очень может быть, — поспешно соглашается чудовище. — Мы можем тебе показать дорогу обратно.

— Я, что, сам её не смогу найти? — панически пугаюсь я.

— Отсюда дорог нет. Отстойник.

— Тогда, как же? — теряюсь я.

— Для нас очень просто, — голос словно растворяется в моём сознании.

— Сынок, ты просил разбудить в двенадцать, — врывается в сон родной голос матери.