В груди словно бурлит расплавленный свинец, боль убивает сознание, но не физическая — не могу себе простить смерть Риты. Не свожу взгляда с её чистого лица, в нём нет даже изъяна, намёка на неправедность. Она была воином жестоким, бесстрашным, но справедливым и честным. Она как ребёнок безгранично верила в свои идеалы и не оступалась от своих принципов и в конце пути не отошла от них. Как же так, такая дикая несправедливость! Рыдания сотрясают грудь. Словно во сне вижу, как исходит из неё светлая дымка и не одна, а почему-то две, сплелись между собой и стремительно унеслись вверх, даже не заметив на своём пути преграды из сводов туннеля.

— Кирилл, нам необходимо идти, — настойчиво тянет меня Катя.

— Её надо похоронить, — глухо говорю я.

— Зачем? Тело без души просто обычная оболочка. Чаще думай о ней и мысли твои должны быть светлые, — с грустью говорит Катя.

— Мы всё сделаем, — Осман, Костя и Эдик склоняются над ней, бережно поднимают.

— Здесь есть выход в природную пещеру. Она небольшая, но в ней есть удивительной красоты пещерный орган, он словно оазис в этом жутком мире, Пускай она покоится там, — неожиданно говорит Костя Сталкер.

Действительно, под пластами обвалившегося бетона находится узкий лаз. С великим трудом протискиваемся в него, ползём, словно с вечность, мне кажется, сейчас стены сомкнутся и замуруют нас заживо. Но, вдруг он обрывается, и мы оказываемся в высоком зале. Со сводов свешиваются, словно хрустальные, сталактиты, в природной каменной чаше, замерла в неподвижности чистейшая вода, вместо песка переливается перламутром пещерный жемчуг и орган, величественный и прекрасный.

— Боже, какая красота! — вырывается у Кати возглас удивления.

— Эту пещеру я обнаружил совершенно случайно, у меня брелок с кармана слетел и закатился под обвалившийся бетон, увидел ход и не удержался, чтоб его не исследовать. Когда первый раз увидел эту пещеру, едва не задохнулся от восторга. Но она лишь этим залом и ограничивается, словно подо что-то была подготовлена, — Костя Сталкер освещает своды пещеры мощным фонарём.

— Вероятно, именно так оно и есть, — вздыхает Эдик.

Они бережно опускают Риту у величественных башен пещерного органа.

— Вот это, другое дело, — опускается рядом с ней Катя. — Прощай, подруга. Ты лучше нас, прости, если, что-то было не так, — целует её в лоб.

Лаз в пещеру заваливаем каменными глыбами, теперь ничто не потревожит её покой. Хотя, права Катя, её душа уже давно не с телом. Но, всё же, испытываю огромное удовлетворение тем, что упокоили Риту таким образом.

Пылающая боль в перекушенных оборотнем пальцах и внутреннее кровоизлияние приносит невыносимые страдания, но мой организм вызвал скрытые резервы и происходит выздоровление. Кровь давно уже не течёт, рваные раны медленно, но упрямо стягиваются. Если так дальше пойдёт процесс, то часа через три, четыре всё заживёт как на собаке, то есть, как на драконе.

Оборотней мы отогнали, но глядя в темноту, ощущаем движение некой враждебной силы. Скоро она хлынет сюда, сметая всё на своём пути, сможем ли мы ей противостоять, вопрос. Туннель узкий и, прав Эдик, стоит только нам превратиться в драконов и нас расплющит в его стенах. Всё же придётся идти под инфекционной больницей.

Появляются крысы, с шумом прыгают с ржавых труб, становятся на задние лапы, с интересом на нас смотрят, нюхают воздух и суетливо, с писком, бегут к мёртвым оборотням. Зрелище ужасное, кое-кто из оборотней начал перевоплощение в людей и на полдороги их застала смерть. Вот и Алексей стал наполовину человеком и от этого смотрится особенно жутко: лицо человеческое, но в серой шерсти, клыки застыли в вечном оскале, туловище искорёжено, на фоне проступающей обычной кожи, жёсткая щетина.

Крысы, радостно попискивая, окружают трупы, они явно нам благодарны за столь щедрый подарок. Мне крайне неприятно смотреть, как они впиваются в мёртвую плоть, поспешно лезу в коллектор.

Незримый приказ вернутся назад, едва не срывает меня с холодных скоб, Катя со злостью ругается, но, сцепив губы, ползёт дальше. Ощущение, что меня стягивают за ноги, каждое движение становится мучительным, любой шаг, словно прыгаешь в пропасть. Догадываюсь, те два монаха плетут заклинания. Вспоминаю угрозу Алексея, когда он говорил, что магические силы под землёй усилятся, но я не задумывался, что будет такой эффект.

Катя останавливается, Эдик пытается помочь ей подняться, но она, словно превращается в зверя, с рычанием бросается на него.

— Тебе плохо, родная? — Эдик крепко прижимает её к себе.

— Мне очень плохо, — стонет она, лицо искажено, скрипит зубами.

— Что мне сделать для тебя?! — в большой тревоге восклицает Эдик.

— Ты меня свяжи и… Кирилла… тоже, — закатывает глаза Катя.

Меня словно выворачивает наизнанку, неведомая сила тянет вниз, да так, будто с тела сдирают мясо, а ещё начинаются галлюцинации, словно наяву вижу, как сверху опускается тяжёлый каменный блок. Он настолько реален, что я едва в ужасе не прыгаю вниз, но, словно вторым зрением наблюдаю, как Осман легко проходит сквозь него. Люди не видят его, только это открытие удержало меня на месте.

Чувства парализованы, я не понимаю и не ощущаю, как меня связывают, но, по-видимому, сделано это вовремя, так как в следующее мгновение теряю последние капли рассудка. Сознание плющит злая сила, испытываю настоящие физические мучения, меня настойчиво зовут, мне необходимо бежать.

Затем начинается полный кошмар. Полчища упырей накидываются на меня, впиваются в шею, рвут тело, дробят кости, высасывают мозг. Появляется Вий, долго смотрит в глаза и я, каменею. Затем, некто лохматый, с рогами на лбу, разбивает тело кувалдой. С жутким смехом, то, что от меня осталось, сметает жёсткой метлой в савок, и швыряет в раскалённую печь. Вот и всё, закрываю глаза, ухожу в глубины Вселенной. Внезапно выплывает светлое облако, формируется в женский образ, и с удивлением и счастьем вижу Риту.

— Не дождутся! — весело смеётся она. На лице играет так знакомый мне румянец, в глазах озорство. Она дунула на меня, и завертелся хоровод из звёзд.

— Ты жива, Рита? — успеваю крикнуть я.

— Конечно!

Словно просыпаюсь и горестно вздыхаю, я в сыром помещении, пахнет лекарствами, плесенью и грязными бинтами. Рядом стонет Катя.

— Да развяжите уже меня, кусаться не буду!

— Катя, ты как? — с беспокойством спрашиваю я.

— Выпить хочу.

— Неужели так всё плохо?

— Наоборот. Эдик, развязывай меня быстрее! — Катя скидывает с себя верёвку, разминает затёкшие руки, затем, с радостным писком бросается на шею Эдику. — Здорово, теперь их заклинания на нас не подействуют, я это точно знаю!

Хмурый Осман перерезает на мне сильно затянувшийся узел. Ясно как день, изрядно я подёргался, вот и на руках виднеются рубцы от впившихся верёвок.

— Едва их не порвал, хотел, было, кулаком в лоб тебе зарядить, — угрюмо говорит он.

— Неужели сильно бесновался?

— Катюша сильнее, — хмыкает Осман.

— Ребята, что произошло? — Костя Сталкер не совсем отошёл от потрясения. — Вы так рычали, чешуя на коже появлялась, даже когти вылезли.

— Напали на нас, Костя, с трудом отбились. Мне вот, — глаза у меня стекленеют, — Рита помогла.

— Так это была она?! — восклицает Катя. — Представляешь, в самый критический момент она появляется в виде сияющего силуэта, щёлкает пальцами мне по носу, говорит, что у меня чудесные духи, называет лучшей подругой и сдувает в эту комнату. А вот лица её так и не разглядела. Всё думала, кто это? — печально говорит Катя.

— Нам необходимо быстро уходить. В хорошие времена под инфекционкой опасно задерживаться, а сейчас и подавно, — Костя Сталкер с тревогой оглядывается. — К этому ручью не подходите, из лаборатории сливают всякую гадость.

Как по коже граблями, проскрежетал звук открываемой двери, петли явно никогда не смазывали. Кто-то, с усилием дыша, протискивается в узкую щель слегка приоткрытой двери.

В самый последний момент прячемся за грудой мусора. Тусклый свет от его фонаря в конвульсиях забегал по стенам, освещает наше убежище, скользит в сторону, упирается в грязную речушку.

Грузный человек постанывая, волоча ногу, приблизился к воде, с трудом опускается на колени, бормочет что-то напоминающее молитву, зачёрпывает ладонями воду, жадно пьёт.

— Что он делает?! — в ужасе восклицает Костя Сталкер.

— Тише, ты, — вздёрнулась на него Катя.

Мужчина встрепенулся, вероятно, услышал возглас Кости, поднимается с колен, водит глазами по тёмному помещению, раздувает ноздри, пытается унюхать наше присутствие, но воздух, пропитанный адской смесью лекарств, плесенью и гнилью, забивает обоняние.

Я хорошо вижу темноте и, вглядываясь в этого человека, начинаю понимать, что это ещё одна проблема для нас. Ничего живого в его лице не вижу, кожа синюшная, в струпьях и язвах, нижняя губа отвисла и течёт с неё липкая слюна.

— Мора, это ты? — разносится его замогильный голос.

Воздух словно уплотняется, в опасной близости от нас падают камни, образуется большой проём. В него с трудом протискивается огромная женщина в белой одежде, с распущенными косами, в костлявой руке держит кровавый платок.

— Плёткой тебя от нехолощённого коня, — раздаётся её глубокий грудной женский голос.

— Ещё скажи, тележной осью наотмашь, и с первого раза, — охотно принимает её шутку грузный мужчина.

— Именно с первого удара, второй, тебя оживит, — выдавливает смешок Мора. — Зачем меня звал, хопотун, по делу или так? Смотри, когда-нибудь допросишься, дочерей на тебя напущу, — сурово сдвигает она брови.

— Снова шутишь? Я мёртвый колдун, дочки твои, мне до одного места, — цинично сплёвывает он на пол.

— Ты прикуси язык, не ровен час, оживлю тебя и отдам им на потеху, — беззлобно говорит она, утирается кровавым платком, не замечая нас, проходит совсем рядом, я даже почувствовал её запах, словно давно увядших роз.

— А знаешь, — неожиданно грустнеет хопотун, — а я не прочь отдаться твоей старшей дочери, Невеи.

— Влюбился, что ли? — усмехается страшная женщина.

— По духу близки мы.

— Знаешь, что я скажу, — наклоняется к мёртвому колдуну Мора, — ты рылом не вышел, Невея не для таких как ты.

— Словно в душу наплевала, — морщится хопотун.

— Рассмешил, души у тебя нет, и была ли она когда-то у тебя, сомневаюсь!

— Когда-то была, — задумался мёртвый колдун, — но я быстро и очень выгодно её продал.

— А выгодно ли? — с большим скепсисом говорит Мора, склонив большую голову.

— Вероятно, нет, раз ты Невею мне не отдаёшь, — раздувает ноздри хопотун.

— Заладил, Невею ему подавай! А, что ты для этого сделал? Вселяешься в покойников, по ночам сосёшь кровь и заедаешь живых людей. И это ты считаешь хорошей работой?

— На что учился, — хмыкает мёртвый колдун.

— Вот и не дёргайся. Зачем меня звал?

— Так ты сама пришла, — хопотун в недоумении пожимает плечами.

— Я прихожу тогда, когда требуется массовый мор напустить, — Моровая Дева встряхивает распущенными косами.

— В принципе, да.

— Что, да?

— Время пришло, новый бог требует больших жертв.

— Как мне надоели все эти ваши новые боги! То один, то другой и всем нужна лесть, поклонение и человеческие жертвы.

— Ты ли это говоришь, Мора? — удивляется хопотун. Ты опустошала целые страны и, если память мне не изменяет, даже континенты.

— Когда люди свергли своих старых богов, исчезла Совесть и душа стала товаром, я вычищала скверну, надеялась на обновление. Часто после пожара кедровые орешки трескаются и выпускают новые ростки, так и с людьми.

— Всё новое, а идеи старые, — задумался хопотун. — Толку никакого.

— Э, нет, кое-что прорастает.

— Уже проросло, люди друг друга терпеть уже не в силах.

— Неужели надвигается революция?

— Верхи не могут, низы не хотят, — охотно соглашается мёртвый колдун. — Потусторонние выходят на поверхность, людей, всех до единого, скидываем в Пекло.

— Идея не очень хорошая, — Мора прикусывает губу, — и весьма грубая. Если людей не останется, и вы сгинете.

— Это как? — с нижней губы потянулась слюна.

— Тупой ты, а ещё Невею хочешь, — с брезгливостью косится на него Мора. — Еды для вас не станет! Что, друг друга заедать будете? — страшно улыбается она. — В общем, пока сама не разберусь, мор напускать не буду, — решительно говорит она.

— Людей жалеешь? — ухмыляется мёртвый колдун.

— Как заговорил. А ты копни в своей памяти, ведь тоже был человеком. Неужели в тебе нет ни капли жалости?

Хопотун поскрёб голову, возвёл мутные глаза к верху:- Я не знаю значения этому слову, — искренне сознаётся он.

— Странно, и зачем когда-то мы с вами подобными заключили союз?

— Наверное, чтоб наблюдалось равновесие, — рискнул заметить он.

— В последнее время всё больше убеждаюсь, это было ошибочное решение, — поджимает губы Мора.

— Но новый бог…

— Я богам не присягаю, я сама богиня. А он не бог, лабораторная крыса, как впрочем, и все вы. Нужно будет, сама его задавлю, — её грудной голос наливается небывалой силой.

Хопотун ёжится под её взглядом, он мёртвый, но и ему становится страшно, видно есть нечто страшнее смерти.

— Но его убьёт другой, — неожиданно говорит она и странно улыбается. — Это его судьба и вмешиваться в неё не желаю.

— Ты как-то изменилась, Мора, — скукожился мёртвый колдун.

— Это так, я вновь становлюсь … Мареной Свароговной, — её окровавленный платок вспыхивает ослепительным пламенем, распущенные косы заплетаются, руки наполняются силой и здоровьем, на щеках вспыхивает румянец.

— Ты какая-то не такая! — отползает в сторону мёртвый колдун.

— Пришло время старым богам возрождаться вновь, — её глаза ярко сверкнули как холодные звёзды, на чувственных губах играет брезгливая улыбка. — Меня забавляла твоя фамильярность, но сейчас вызывает отвращение. Союз между вами и нами, с этой секунды, разрушен, но я тебе даю разрешение уйти. В то же время, встретишься с этими людьми, обходи их стороной, пусть для тебя это будет законом, — Марена неожиданно указывает ладонью в нашу сторону.

Меня словно окотили холодной водой, оказывается, она знала о нашем присутствии с самого начала. Словно разжалась пружина, встаю на ноги, почтительно склоняю голову перед богиней.

Хопотун злобно скрипнул зубами и пятится за дверь.

— Брысь! — торопит его Марена. Очевидно, её теперь тяготит присутствие мертвого колдуна.

Богиня подходит совсем близко, и воздух трещит от переизбытка электричества:- Интересное сочетание человека и дракона. Даже не знаю, чего в тебе больше, — Марена доброжелательно смотрит на меня. — А ты девочка, — ласково обращается к Кате, — на девяносто процентов дракон, даже удивляюсь, как твоя душа вселилась в тело человека. — Мужчины, — обращается она к Осману, Эдику и Косте Сталкеру, — вы бы поднялись с пола, он холодный и грязный, не ровен час дочери мои появятся, — вероятно, шутит Марена.

— А ты кто, женщин? — Осман в своём репертуаре, он хоть и боится её, но авторитеты у него должны быть лишь глубокие старцы с корявыми посохами и орлиными взорами.

— Я то? Пожалуй, твой вечный сон, — улыбается она.

— Тихо, ты, Осман! — предостерегающе одёргиваю его я.

— Меня многие забыли, — с горечью в голосе говорит Марена, окидывая нас льдистым взглядом.

— Вы богиня Смерти, — уверенно, но с дрожью в голосе говорит Эдик.

— До этой минуты была ею, — с грустью соглашается она, — но теперь я вновь стала богиней Перехода. В своё время люди, своими мыслями, сделали меня кошмарным созданием. Я выполняла их бредовые желания, раз они того сами хотели. Люди забыли, что смерти нет, они её выдумали, и стали отчаянно цепляться за жизнь в теле, забыв, что это только маленькая часть существования души. Но каждая душа нуждается в теле лишь для своего совершенствования. А далее, её ждёт Переход в другие миры, иной раз в Светлые, иной раз … в Тёмные.

— Рай и Ад? — очнулся от оцепенения Костя Сталкер.

Марена Свароговна подавила в себе смешок:- О, как всё запущенно! Хотя ты в чём-то прав, для кого-то жизнь вне тела покажется Раем, а кому — Адом, как говорится, кто на что учился, — с озорством встряхивает она пушистыми косами.

— А я куда попаду? — не унимается Костя Сталкер.

— Ты? Рано об этом думать. Живи долго, набирайся опыта, ты исследователь, это ценное качество.

— Я диггер.

— Да, это так, ты любознательный человек, — соглашается Марена. — Но мне пора, — она смотрит мне в глаза и меня больше не пронизывает леденящий страх.

— Позвольте мне сделать вам подарок! — в порыве чувств пискнула Катя.

— Мне? — невероятно удивляется Марена Свароговна.

Катюша снимает медальон с полированной серебряной пулей, смело протягивает богине.

— Давно я не получала подарков, а ведь как это приятно, — она вертит в руках медальон. — Серебро, это магический металл. Спасибо, девочка, — богиня с царственным жестом надевает на шею простенькое украшение. — Придёт время и этот медальон станет одним из самых могущественных амулетов на земле, — лукаво улыбается она и её голос возникает, словно внутри нас. Догадываюсь, слышим её лишь я и Катя. Неужели её информация столь важная, что её необходимо скрывать даже от наших друзей? — А называться он будет, — Марена Свароговно пристально смотрит в изумрудные глаза Катюши, — когтем Драгинии.

— Причём тут Драгиния? — не разжимая губ, пускает мысль Катюша.

— Гм, Драгиния … это твоё истинное имя, девочка-дракон, — в глазах богини мелькнули озорные огоньки.

— А как меня звать? — меня буквально трясёт от возбуждения, с надеждой смотрю в прищуренные глаза Великой дочери Сварога.

— Ты Андхараш, это истинное имя, которое передаётся от дракона к дракону по твоей линии. Но люди тебя знали по вторым именам, одним из которых было имя … Вирг — Бронзовый Дракон. В то время у твоей спутницы было имя Гзэла. Тогда вы первый раз тесно связали свою жизнь с людьми, — она продолжает говорить на телепатическом уровне.

Словно вихрь воспоминаний врывается в моё сознание, крутится хороводом, как листья сорванные ураганом, выстраивается мозаика из лиц, одно событие сменяет другое.

Я вижу прекрасный подземный мир: величественный океан, окружённый невероятными по красоте пещерными органами; живой лес, шевелящий корнями как гигантские сороконожки; пурпурный лес, населённый существами называющими себя эльфами; пещерные города, крыши домов напоминающие крылья бабочек, птиц и паруса кораблей…. Затем, словно лечу над землёй. Воздух чист и свеж, внизу проносятся густые леса, глубокие озёра. В панике разлетаются могучие грифы, внизу тревожно трубят мамонты, зло шипят саблезубые тигры. Мне весело, я ощущаю в себе великую силу, мои крылья крепкие, чёрные когти сияют на Солнце, а на душе радость.

— Вирг, проказник, прекращай подпаливать хвосты орлам! — внизу скачет на диком жеребце Великий князь города Растиславль. Волей судьбы он стал мне отцом, а его сын — мне братом. А где же Гзэла?

— Я здесь! — пискнула рядом Катя.

Словно опускаюсь на землю и … под землю. Я в одном из подземных туннелей, в сыром, наполненном неприятными запахами, помещении. Рядом вздрагивает хрупкая девушка, глаза горят изумрудным огнём.

— Катюша, ты почему плачешь? — прижимаю её к груди, целую в макушку.

— Хочу туда!

— Что было, то прошло, — звучит мягкий голос Марены Свароговны, но вас ждут другие миры и прекрасные и … страшные. Вы в начале Большого Пути ваша жизнь будет интересной и вечной.

Внезапно воздух в мрачном помещении очищается, наполняется запахом свежих роз, тело Марены Свароговны наполняется светом, она взмахивает огненным платком, и растворяется в пространстве, рассыпав на прощание, тысячу алмазных искорок.