Чадце мое нетолковитое, мир тебе и Божие благословение и всякое утверждение в терпении и долготерпении, в нем же имамы великую потребу да благодушно переносим вся встречающаяся и вся приключающаяся.

N воры – лакомые воры, да и не слабы, и не хворы, лазят не только через заборы, но, как мыши, пробираются и сквозь крыши. Эти воры, или другие, в двух местах хлебный амбар провертели, но ничего не успели и, должно быть с горя, пошли и запели: «Монастырского не трогай, чтобы не послали арестантскою дорогой».

Благодушно и благодарно терпящим всё обещается там покой. Да ведь какой? И сказать невозможно; только требуется для этого жить осторожно, и прежде всего жить смиренно, а не тревожно, и поступать как следует и как должно. В ошибках же каяться и смиряться, но не смущаться.

N во время поста находится в церковном затворе, постоянно нахожусь на людском соборе и сборе и чужих дел на разборе.

N! не будь как докучливая муха, которая иногда без толку около летает, а иногда и кусает и тем и другим надоедает, а будь как мудрая пчела, которая весной усердно дело свое начала и к осени окончила медовые соты, которые так хороши, как правильно изложенные ноты. Одно сладко, а другое приятно…

Ты, N, чай пей, только дело духовное разумей.

Без смиренья невозможно иметь успокоенья.

На слово не верь всякому вздору без разбору — что можно родиться и что люди прежде обезьянами были. А вот это правда, что многие люди стали обезьянам подражать и до степени обезьян себя унижать.

Возмогай о Господе и в державе крепости Его! Да возрадуется душа твоя о Господе, облече бо нас в ризу спасения и одеждою веселия одея нас; и глаголет к нам через Апостола: всегда радуйтеся, о всем благодарите, сия бо есть воля Божия.

Потерпи; может, откроется тебе откуда-либо клад, тогда можно будет подумать о жизни на другой лад; а пока вооружайся терпением и смирением, и трудолюбием, и самоукорением.

Ты говоришь, что делаешь все с понуждением; но в Евангелии понуждение не только не отвергается, но и одобряется. Значит, не должно унывать, а должно на Бога уповать, Который силен привести все к полезному концу. Мир тебе!

Воли человека и Сам Господь не понуждает, хотя многими способами и вразумляет.

Немощь, и слабость, и усталость, и изнеможение, а к ним еще и леность и нерадение — вот мои спутницы! И с ними мое всегдашнее пребывание.

Мать! Давно было сказано, чтобы не унывать, а на милость и помощь Божию уповать! Что говорят – слушай, а что подают – кушай.

Послушай, сестра! Не будь востра, не будь пестра! А будь постоянна и смирна — и будешь мирна!

Не люби слушать о недостатках других, тогда у тебя будет меньше своих.

Благожелательно приветствую о Господе N многовещанную и других сестер, которые живут, аки рыбы безгласные, хотя изредка перышки и поднимают. Но перо не палка, и воробей не галка, и сорока не ворона. Впрочем, у всех есть своя оборона. Когда найдет уныние, прочитывай этот набор слов, как немец русскому говорил: «Экой ты дров!» Хотел назвать дубиной, да не сумел.

Не раз вспомнишь простую русскую пословицу: «Бей в решето, когда в сито не пошло». Пословицу эту не мешает заметить и запомнить и тебе, мать, когда придется в деле не успевать, когда думаем сделать так, а выходит иначе. Тогда пословица эта пригодна наипаче.

Приветствую N многовещанную, и N поющую и тон задающую, и пытливую… чтобы не допускали много к своему уху. Слабые уши не могут без вреда многого переносить.

Хоть и говорят, что год на год не приходится, а все-таки всегда дела идут, как водится. Всегда один прочный совет: «Ванька, а Ванька! Смака, барин знаит-пярязнаит, а все-таки твярдит». Этот с барином Иван — пример и нам. Каждый тверди свой урок и помни, что говорит пророк: блажен, иже не иде на совет нечестивых.

Не было печали, но лукавые враги накачали, представляясь то в виде Ефремки, то в виде зубастой крокодилки.

Слышу о тебе, начальственная мать, что ты не перестаешь унывать с тех пор, как начала горевать, получивши весть о пострижении. Знай, что горе – как море: чем более человек в него входит, тем более погружается.

Мир тебе и милым гусяткам! Которые бывают иногда милы, иногда же и гнилы.

Хорошо бы, новая матушка …ина, если бы у тебя наружно была приятная и назидательная мина, при этом и душевная тишина хранима. Хотя это не легко, и претрудно, и не всегда удобно, но зато и нам и другим полезно.

Уведомляю тебя о себе, что милосердием и долготерпением Божиим жив есмь телесно, а душевно Бог весть. Помолись, чтобы Господь сподобил по-христиански концы свесть. Болезненные прижимки во всем теле есть, и от холоду, и от невольного голоду. Много вещей есть, да многое нельзя есть. Слабый желудок и неисправные кишки не дозволяют. Впрочем, по старой привычке, я все-таки понуждаюсь есть, хотя после и приходится большую тяготу понесть от головной боли и от рвотной доли. А кроме того, и приезжие и приходящие докучают; сидят подолгу в хибарке, скучают. Вот так мы день за днем и живем и несправедливыми слывем в приеме приходящих и приезжающих. А виновата моя немощь и неисправность перед Богом и людьми.

Твоя духовная храмина, как четырьмя углами, утверждается четырьмя твоими молитвенницами… Стой же, сия храмина, твердо и не шатайся, ни вспять, ни на десно, ни на шуе не озирайся, а зри прямо к востоку, от онуду же пришедый Господь глаголет о Себе: не приидох да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца.

К сказанной четверице прибавлю еще две четверицы. Евангельское учение утверждается четырьмя евангелистами, а жизнь христианская — четырьмя главными добродетелями: мужеством, мудростию, целомудрием и правдою. Не умолчу и о неполезной и душевредной четверице, яже есть: уныние, малодушие, нетерпение и уклонение, которые лишают нас полной власти, могут лишить и благой части, если мы будем им поддаваться, хотя бы и под благовидным предлогом.

Благо только то, что делается по воле Божией и за святое послушание. А своя воля лишь мучит и тогда только научит, когда будем оставлять оную.

После всего сказанного тебя поздравляю и милости Божией тебе желаю, равно и всем живущим с тобою толковитым и бестолковым гусятам. Есть старинная пословица: «В семье не без урода». Так бывает среди всякого народа.

Поздравляю тебя с возвращением из N восвояси. Сердечно желаю тебе тут жить-поживать, да добра наживать. При этой жизни не раз придется вспомнить поговорку: спросил бы зимой у гуся, не зябнут ли у него ноги? А гусь, хотя нередко ноги, поджимая, переменяет, а все-таки так или сяк зимы переживает. Зато уж, когда придет весна, с самодовольством по озеру плавает.

Молись о мне, недостойном и неисправном, всех учу, а сам делать ничего не хочу, а только смотрю, что под столом.

Тщеславие и гордость хотя одной закваски и одного свойства, но действие и признаки их разные. Тщеславие старается уловлять похвалу людей и для этого часто унижается и человекоугодничает; а гордость дышит презорством и неуважением к другим, хотя похвалы также любит. Тщеславный, если имеет благовидную и красивую наружность, то охорашивается, как селезень, и величается своею красивостью, хотя мешковат и неловок часто бывает так же, как и селезень. Если же побеждаемый тщеславием не имеет благовидной наружности и других хороших качеств, тогда для уловления похвал человекоугодничает и, как утка, кричит: «Так! Так!» — когда на самом деле и в справедливости не всегда так, да и сам он часто внутренно бывает расположен иначе, а по малодушию придакивает. Гусь, когда бывает что-либо не по нем, поднимает крылья и кричит: «Кага! Каго!» Так и горделивый, если имеет в своем кружке какое-либо значение, часто возвышает голос, кричит, спорит, возражает, настаивает на своем мнении. Если же недугующий гордостью в обстановке своей не имеет никакого веса и значения, то от внутреннего гнева шипит на других, как гусыня, сидящая на яйцах, и, кого может, кусает, кусает.

Прошу, чтобы притчу о гусях и утках не забывали, гусиных и утиных немощей избегали или хоть, по крайней мере, не оправдывались в них, а сознавались и каялись. А что? Гусь и гагара? Какова пара? А ведь по одной воде плавают…

Мати! Не унывати, а на милость и помощь Божию уповати, и мене, грешного, в молитвах своих поминати.

Как ни мерекай туда и сюда, а нигде не избежишь труда.

Как-то ваши дела идут и к какому концу грядут?

Что-то вы поделываете и как управляетесь с своими делами? Старинные люди хоть и очень простые были, но поговорки их очень мудрые и основательные. Не живи как хочется, а как Бог приведет. Эту-то малую поговорку не скоро кто переедет без труда. Как-то на деле все выходит — постой, да погоди, да еще немного подожди, да осмотрись, да соберись с умом и вместе с кошельком. С год назад я слышал от одного торговца: часто не душа может, а мошна. Говорил же это человек добросовестный и весьма правдивый, а обстоятельства его плоховаты и тесноваты. А все это сходится к тому, что тесен и прискорбен путь, вводяй в живот, и что многими скорбями подобает нам внити в Царствие Небесное.

Помолись обо мне, немощном и грешном, чтобы мне и другим не досадить, и своей душе не повредить. Все только чужие крыши стараюсь покрывать, а своя храмина душевная стоит раскрытою.

Приветствую о Господе NN: певчих, поющих и читающих, келейных сестер, стряпающих и ходящих, метущих и мятущихся, но не оскудевающих верою и упованием. Скоро ли ваш храм будет дивен в правде?

В целом мире бесскорбного места не найдешь, везде к одному заключению придешь, что потерпеть нужно.

Не дают награду за отраду, а только за скорби и за подвиги.

Хотя это, с одной стороны, и печально, а с другой – может быть и полезно: смиренными будем и этого случая скоро не забудем.

Кто уступает, тот больше приобретает.

Отчего человек бывает плох? Оттого, что забывает, что над ним Бог.

Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного.

Где нет простоты — там одна пустота.

От ласки у людей бывают совсем другие глазки.

Кто нас корит, тот нам дарит, а кто хвалит, тот у нас крадет.

Сама не юли и другим не вели.

Смотри, Мелитона, держись среднего тона; возьмешь высоко – будет нелегко, возьмешь низко – будет склизко; а ты, Мелитона, держись среднего тона.

Катя! Назад не пяти. Катиш! Смотри, куда катишь. Кати туда, где тишь, да гладь, да Божья благодать.

Лизок! Смотри в низок, там находится смиренье и обретается терпенье.

Груша просит тпруши, а мы ее притянем за уши.

Маня! Мани, мани, да не обмани!

Мать Евмения! Собери свое разумение.

Наш Нил всем мил, а иногда бывает и гнил.

Не беда, что во ржи лебеда, а вот беда, когда в поле ни ржи, ни лебеды.

Сидор да Карп в Коломне проживают, а грех да беда с кем не бывают.

Дай Бог, чтобы всякое возгорание неприятное скоро погашалось, чтобы не подавать деревенским ребятишкам повода повторять старинную песенку: «Гори, гори жарко, едет Захарка, сам на лошадке, жена на коровке, дети на телятках». По-видимому, песенка эта глупенькая, но не без причины же и повода какого-либо она сложена. А я вам написал это после духовного утешения для простого рассмешения.

Оттого и кончина была хороша, что жила хорошо. Как поживешь, так и умрешь.

Отчего люди грешат? Или оттого, что не знают, что должно делать и чего избегать, или если знают, то забывают, если же не забывают, то ленятся и унывают.

Иди, куда поведут; смотри, что покажут, и всё говори: да будет воля Твоя.

Вот смерть-то не за горами, а за плечами, а нам хоть кол на голове теши.

Лицемерие хуже неверия.

Жить можно и в миру, только не на юру, а жить тихо.

Москва бьет с носка и колотит досками.

Если слушать чужие речи, придется взвалить осла на плечи.

Купить – все равно что вошь убить, А продать – все равно что блоху поймать.

Нужно жить нелицемерно и вести себя примерно, тогда наше дело будет верно, а иначе выйдет скверно.

Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение.

Народ! Не разевай рот!

Когда кашу заварим, тогда увидим, что творим.

БАТЮШКА, МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ВЫ МОЛИТЕСЬ ЗА НАС КАЖДЫЙ ВЕЧЕР Да, когда не устаю, а то и свинья забудет своих поросят, когда ее палят.

Ты не тужи, у тебя не ременные гужи. Лыко да мочало оборвалось — связала и опять помчала.

Скука – унынию внука, а лени – дочь. Чтобы прогнать ее прочь, в деле потрудись, в молитве не ленись; тогда и скука пройдет, и усердие придет. А если к сему терпение и смирение прибавишь, то от многих зол себя избавишь.

Мать! Претерпевай и не унывай.

У хозяина были гуси, он и ласкает их: «Те-жа, те-жа!» А они все те же.

ВСЕМ БЫ Я БЫЛА ДОВОЛЬНА, БАТЮШКА, ДА ВЫ ОТ МЕНЯ ДАЛЕКО Ближние мои далече от меня стали. Близко – да склизко, далеко – да глубоко.

Терпел Елисей, терпел Моисей, терпел Илия, потерплю и я.

Старость, слабость, бессилие, многозаботливость и многозабвение, и многие бесполезные толки не дают мне и опомниться. Один толкует, что у него слабы голова и ноги, другой жалуется, что у него скорби многи, а иной объясняет, что он находится в постоянной тревоге. А ты все это слушай, да еще ответ давай, а молчанием не отделаешься — обижаются и оскорбляются. Недаром повторяется иногда поговорка: «Толкуй больной с подлекарем». Больному желается объяснить свое положение, а подлекарю скучно слушать, а делать нечего – слушаешь, не желая еще более раздражить и растревожить больного толкуна.

Хотя бы на время желал бы куда уйти или уехать, но болезненное положение не выпускает из келии, в двери которой с двух сторон стучат и докучают принять и потолковать о нужном и ненужном, а слабость моя преклоняет принять. Вот и не знаешь, как дело это понять.

Этот Иван будет полезен и нам и вам.

Ты ведь молодой князь, через такие поступки не ударяй себя лицом в грязь.

Чтобы идти в монастырь, надо терпения не воз, а целый обоз.

Кто хочет себе внимать, тот должен книгу сию внимательнее читать, побольше дома сидеть, поменьше по сторонам глядеть, по келиям не ходить и к себе гостей не водить; других не осуждать, а о своих грехах к Господу Богу воздыхать, дабы получить милость Божию.

НАДПИСЬ НА КНИГЕ «ПРЕПОДОБНЫХ ОТЦЕВ ВАРСОНОФИЯ ВЕЛИКОГО И ИОАННА РУКОВОДСТВО К ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ В ОТВЕТАХ НА ВОПРОШЕНИЯ УЧЕНИКОВ» Кроме властей земных, на земле есть еще и Царь Небесный, Дух Святый, всем управляющий и к пользе нашей полезное устрояющий, неполезное отстраняющий.

О немощах своих и не знаю, как и сказать вам. По утрам бывает тяжело, а потом опять как бы размаешься, только всегда толкую до усталости с приходящими чадами и чадцами. Но как-то плохо вяжется у нас Слово Божие; толкуем, толкуем, а плохо понимаем, подобно слепому, которому толковали о белом цвете. Слыша о нем, слепой спрашивал: «Какой это белый цвет, на что он похож?» Слепому отвечали: «Белый цвет как белый заяц». Слепой спрашивал: «Что ж? Он такой же пушистый?» — «Нет! – отвечали. — Белый цвет как белая мука». А слепой говорит: «Что ж? Он такой же мягкий и рассыпчатый?» — «Нет! – говорят слепому: Белый цвет как снег белый». — «Что ж? Он такой же холодный?» — «Нет! – возражали слепому. — Белый цвет как чистый белый творог». — «Что ж? Он такой же сырой?» Толковали, толковали со слепым, а до настоящего толка не дотолковались. Так часто бывает и с нами. Толкуем, толкуем, а до настоящего смысла не доберешься; или плохо понимаем, или нетвердо принимаем, или судим о делах духовных по земному и житейскому, а не по евангельскому учению. Царствие Небесное желаем наследовать и с Христом быти, а потрудитися и пострадати о Христе не произволяем. От них же первый есмь аз. В вещах великих и высоких всем толкую и всех учу, сам же и перстом двинуть не хочу, горе мне, грешному! Помолись о мне, сестра и мати, да не в суд и не в тяготу будет мне бездельное сие учение мое других. Тесно мне отвсюду. Уклонился бы, да не знаю и недоумеваю как. Приезжающие и приходящие не прекращаются и со скорбию докучают. А с другой стороны угрожает и опасность неключимого раба, скрывшего талант слова в землю нерадения.

Это все равно как две утки купались в грязной луже, и им сделалось хуже… И одна баба проходила через грязный двор вешать сушить чистое белье на забор.

Да ты ведь не фарисей! Как же осуждать-то можешь? У фарисея было много добродетелей: и то… и то… а у тебя, кроме грехов, ничего… Как же тебе можно осуждать? Никого! Никогда не осуждай! Как можно старайся не осуждать.

Как жить? Прежде всего – не тужить, потом – никого не осуждать, никому не досаждать, хуже всех себя считать, заповеди Божии исполнять, Закон Божий возлюбить и хранить, как говорит святой Давид: «Коль возлюбих закон Твой, Господи: весь день поучение мое есть».

Спроси у кого хочешь, всякий тебе скажет, что значит — жить не тужить. Это уж так просто и понятно, как нельзя больше. Жить не тужить, и только всего, — довольной быть.

Живи по-христиански, а не по-крестьянски.

Идите, кто хотите, — собором… Немцы говорят: Что собор, что забор — все одно. Один немец нанимает извозчика и говорит ему: «Вези меня на забор». Извозчик отвечает: «Этого нельзя, как везти на забор?» Немец одно свое говорит: «Вези меня на забор, где звоняют…» И понял тогда извозчик, и привез его к собору…

Смотри же, А.! Будь умна, не ешь хлеба с западного гумна. Будь ты Анна, будь Аннушка, Не будь Анета. В Анетах толку нету!

Послужить можно. И ты послужи, да смотри не тужи… Для чего и тужить-то? Тогда тужи – как если бы были у тебя ременные гужи, а как наши с тобой гужи сплетены из лыка и мочала, разорвались – надвязал и помчало.

Что реку сему чудаку? Что и как ему возглаголю, человеку творящему свою волю, который молчит, молчит да тогда и заговорит, когда много каши наварит.

Кто зевает, тот квас хлебает.

Губы дуть – ничего не дадут.

Для умиротворения надо дома смиряться, а не в далекий путь пускаться.

Прежде была лицемерка, а теперь исправляйся. Как лицемерить станешь, так совесть вызывай, говори: «Совесть, иди сюда…» Кричи: «Совесть, где ты? Иди сюда!» Держи себя проще.

Мужик переносил меру гороха через речку и рассыпал… Ему говорят: «Плохо твое дело – горох рассыпал…» Он подобрал его, да и ответил: «Плохо, да не совсем… Я рассыпал мерку, а подобрал-то две». Ему сказали: «Так, стало быть, твое дело вышло хорошо?» Мужик опять отвечает: «Хорошо, да не совсем» — «Почему?» — «Да потому, что горох мой был чистый, а теперь пополам с землею». Опять ему говорят: «Стало быть, твое дело вышло плохо?» Опять отвечает мужик: «Плохо, да не совсем. Я нес горох, чтобы посеять, а для посева земля не мешает». Ему опять говорят: «Стало быть, твое дело вышло хорошо?» Мужик отвечает: «Хорошо, да не совсем: горох вырос редок». Ему опять говорят: «Стало быть, твое дело вышло плохо?» Он опять отвечает: «Плохо, да не совсем: горох вырос редок, да чист…» Ничего… Все к лучшему! Все к лучшему!..

В одном монастыре был инок, имел отношение к старцу, любил часто к нему ходить и во всем открываться. Все открывал старцу, а что самое нужное было, то оставлял и радовался своей удаче, что старец его не обличает. Все выслушивает, во всем утешает, а в этом не поясняет, что он от старца скрывает. Старец-то понимает, только время выжидает, что дальше с ним будет. Вот и прослыл инок наружною своей добродетелью и старческой беседою и был избран в настоятели. Много у него братии, и все по виду тихи и кротки, и обитель была прославлена. Приходит настоятель к старцу своему и говорит: «А что, батюшка, хороша моя братия?» — «А тебе как кажется?» — ему старец отвечает. «Батюшка, обитель моя хороша. Так братия скромна, так братия тиха, ни слова не скажут, ни шагу [не] шагнут без меня. Они все делают по-моему, а я их учу по-твоему». Старец отвечал ему: «Обитель твоя хороша-то, хороша, да растворены ворота, приходят, по целому волу уводят, придут, отвяжут и уведут, да и то твоя братия не видит. Если волов уводят, да не видят, то что другое мелкое могут видеть?» Замолчал настоятель, потупил глаза, повесил голову и ничего не мог ответить.

Смотрите – идет осень и там и сям, достанется и уткам, и гусям. Гуси потащут, а утки поплачут. ТАК СТАРЕЦ ПРЕДСКАЗЫВАЛ СВОЮ КОНЧИНУ