Из столовой Клаудия притащила стул и бокал вина. Втиснула стул между Гейл и Джил — тем пришлось подвинуться. За Клаудией в гостиную притопала Линдси и уселась рядом с Марой на диван.

— Как поживает Типпи? — Линдси отхлебнула вина, поглядывая на Мару.

Вылитый прокурор, подумала Клаудия, — спрашивает, заранее зная ответ.

— Просто здорово! — Мара расплылась в улыбке. — Такой как раньше. Даже свой прежний вес набрал.

Линдси откинулась на спинку дивана и с выражением глубокого удовлетворения снова отпила вина.

— У кого-нибудь еще имеются сомнения по поводу того, что мы сделали?

— Не может быть, чтоб все было так просто, — возразила Гейл. — Загадал желание, спел стишок, бросил травку в ведерко или свечку зажег — вуаля, чудо свершилось!

— Дело не в травках и ведерке, — нахмурилась Линдси. — Ты пускаешь в ход свою энергию, направляешь ее на желание, на травы. По-моему, это самое трудное — как следует сосредоточиться. Я, например, всякий раз становлюсь ужасно рассеянной. Думаю о чем угодно, только не о том, о чем должна. Для того, мне кажется, и нужна группа. Мы помогаем друг другу сосредоточиться.

«Линдси занималась медитацией? А я понятия не имела. Ха!» Клаудию всегда восхищало, с каким бесстрашием и готовностью Линдси бросалась в новые авантюры. Потрясающе! Даже при том, что к большинству своих затей она так же быстро и остывала. Жаль, что она забросила медитацию — если кому и не помешало бы основательно сосредоточиться, так это Линдси. Впрочем, Клаудия и сама хороша. Если кому и пригодились бы занятия дзен-буддизмом, так это Клаудии.

— Меня всегда интересовала медитация и всякое такое, — начала Клаудия. — Все сверхъестественное, метафизическое, о чем толкует «Новый век», — жутко интересно. Но пока не начала читать ту книгу, которую мы купили, я даже не подозревала, что во всем этом есть доля истины. Особенно в нумерологии, в астрологии и в гербологии. Однако меня смущает, что все эти «логии» — части одной древней религии. Колдовство — религия? Звучит как-то… гм… непривычно. Лично я не смогла бы объявить во всеуслышание, что я — колдунья, или пусть даже викканка. Слишком уж это… — она вытянула руку над головой, — туманно. В заоблачных высях.

Все согласно закивали.

— Народ вбил себе в голову, что колдовство — от Сатаны, — заметила Мара. — Ничегошеньки не понимают! Все ведь совсем не так. Дьявол к Викке не имеет абсолютно никакого отношения. А назовешь себя колдуньей, люди решат, что ты либо чокнутая, либо дьяволопоклонница. И станут прятать от тебя собак и детей.

— А давайте… — Линдси, вперив взгляд в потолок, умолкла, затем лицо ее озарилось знакомым выражением «у меня идея!». — Давайте назовем то, чем мы занимаемся, «загадыванием желаний»? Само собой, у нас не клуб ведьм, кому это нужно, но пусть будет «Клуб желаний». Тогда никто нам не припишет ни религии, ни колдовства! — Довольная Линдси кивнула самой себе и, по обыкновению, подпрыгнула на диванных подушках. — После такого успеха глупо было бы останавливаться, а так не придется беспокоиться о том, что скажем другим — о книжках по колдовству, травах и прочем. Если после обсуждения очередной книги мы, допустим, станем загадывать желания… и, допустим, возьмем какие-то травы, или свечу, или ароматические масла, — что ж, это будет наш способ концентрировать энергию. И кому какое дело?

Линдси уже так прыгала, что Клаудия подивилась, как Мара до сих пор не улетела на другой конец комнаты.

— Слушайте, лучше ведь не придумаешь! — Линдси была в своей стихии. — Может, на слух оно и странно, зато не «где-то там», как сказала Клаудия. За это нас не выгонят из города и не вздернут на площади.

— По-моему, здорово придумано! — Мара согласно кивала. Или же у нее просто тряслась голова оттого, что диван ходил ходуном.

Гейл тоже кивала, хотя и не так активно. Даже Джил, похоже, идея Линдси пришлась по нраву.

Загадывать желания? Гм-м. Куда лучше колдовства, решила Клаудия. Право слово, что плохого в том, чтобы загадать какие-то желания да сжечь парочку свечей?

— И потом, — добавила Мара, — у кого не найдется миллион-другой желаний, которые хотелось бы загадать?

— Точно! — подхватила Линдси. — Ясно вам? У нас все получится. Только мы будем делать это по-своему.

Все разом заговорили, словно вмиг избавились от подспудного напряжения. Их обожаемый Клуб книголюбов не превратится в секту. И они даже по-прежнему будут читать книги. Самые обычные книги. А потом будут загадывать желания. Желания. Есть в самом этом слове что-то простое, радостное. Детское и невинное. Желания.

Все весело галдели, пили вино, обсуждали, кто что хочет загадать.

Прислушиваясь к трескотне подруг, Клаудия вдруг ощутила томительное беспокойство. Ничего определенного, но что-то во всей затее было ей не по душе. Что-то требовало остановиться и задуматься. Разве дело в названии? Разве не собирались они заниматься колдовством, не называя его колдовством?

— У меня куча желаний! — Лицо Мары пылало от возбуждения.

Клаудия отхлебнула чуть не полбокала вина и громко, ни к кому конкретно не обращаясь, сказала:

— Знаете, как говорится, «будьте осторожны в своих желаниях — они могут исполниться».

Она хотела их рассмешить, но никто даже не улыбнулся. За общим гомоном ее слова остались не услышанными.

Черный котелок, набитый желаниями, повис над головой Мары, она встряхивала его, и записки плясали, как зерна воздушной кукурузы. Было решено, что самый демократичный способ выбирать желания — написать их на бумажках и вытягивать из какой-нибудь емкости. Чести вынимать записки удостоилась Мара, а чести выбрать емкость удостоилась Клаудия и принесла свою посудину для ароматических смесей, углядев в этом забавное совпадение.

Мара подняла котелок над головой, зажмурилась и вытащила первое желание.

— Итак… — Она развернула записку и, растягивая всеобщее ожидание на манер ведущей при вручении «Оскара», обвела всех торжественным взглядом. — Здесь написано… «Хочу ребенка. Клаудия».

По комнате прокатилось дружное «ах!».

— Замечательно, Клаудия! — воскликнула Гейл. — Милая, дети — это здорово. Вы уже пробовали?

— Пробовали. Целый год или около того. Но у нас не… — Клаудия моргнула и закинула голову, чтобы остановить слезы.

— Кончай переживать из-за того, что «у вас не», моя дорогая, — пришла на выручку Линдси. — Начинай ломать голову, как обставишь детскую, потому что мы тебе поможем!

Мара полистала «Гримуар» Клаудии. Небесно-голубой переплет (явный отголосок иной эпохи) наводил на мысль об учебниках 1950-х. Складывалось впечатление, что если внутри и есть картинки, то колдуньи на них не только в островерхих шляпах, но непременно и в передниках в оборочку и с полными подносами свежеиспеченных булочек в руках.

Для заговора от бесплодия «Гримуар» предлагал взять зеленую свечу, пригоршню земли и шалфей. Гейл было поручено раздобыть землю, для чего ей пришлось спуститься по трем лестничным пролетам во двор и покопать под снегом большой сервировочной ложкой, поскольку лопат в доме Клаудии не водилось. Гейл наскребла несколько ложек земли в миску и, вернувшись, доложила, что проходящий мимо мужик с собакой поинтересовался, не у его ли бывшей жены она позаимствовала рецепт супа.

Джил в столовой шарила по ящикам встроенного буфета — ее поиски зеленой свечи обошлись без курьезов. Мара с Линдси сидели рядышком на диване, уткнувшись в книги, сочиняли заговор и решали, как творить заклинание. А Клаудия отправилась за шалфеем.

В кухне она открыла шкафчик со специями, в нос ударила какофония запахов. И что на нее нашло? Нервы расходились, едва не разревелась при всех. Ни одной живой душе Клаудия не говорила про ребенка — даже Линдси и Гейл не в курсе, — а сейчас взяла и проболталась. И пусть вокруг только подруги, она почувствовала себя такой беззащитной. Остается надеяться, что во время сеансов не придется расхаживать в чем мать родила.

Клаудия рылась в набитом до отказа шкафчике; с грохотом обрушились красноголовые бутылочки специй «Маккормик», несколько штук вывалилось. Клаудия торопливо убирала, запихивала их назад, но они не желали стоять на месте. Вот, пожалуйста, еще одна шмякнулась на стол. Господи помилуй, не руки, а крюки.

Побежать в комнату и все отменить. Я пошутила. Не обращайте внимания. Давайте забудем. Бутылочный обвал — это знак, определенно.

Да куда же запропастился чертов шалфей? Может, его и не было?! Сердце оборвалось, внутри все заледенело — потрясенно осознала, что эта мысль напугала ее гораздо сильнее, чем предстоящее колдовство.

А что там за высокой жестянкой с морской солью? Ага! Шалфей. Клаудия вернула на место молотый перец и чесночную соль. И они не упали.

Клаудия шагнула из круга на середину и рассыпала землю вокруг тихо потрескивающей зеленой свечи. Затем притрусила землю сухим шалфеем и вернулась на свое место. Взявшись за руки, все начали заклинание.

Закончили как всегда — воздев над головами сомкнутые руки, что напоминали зубчатый край циркового шатра.

— Спасибо вам, — сказала Клаудия.

— О чем речь, куколка, — откликнулась Мара. — Но если будет девочка, назовешь в честь нас. То есть в честь меня. — Вздернув подбородок, Мара хихикнула и глотнула вина.

— Так, кто у нас следующий? — Линдси кивнула Маре.

Та с виноватым видом отставила бокал и вернулась к своим обязанностям. Подняв брови домиком, снова потрясла котелок над головой, перемешивая бумажки. Зажмурилась и вытянула следующую записку.

— Ну, что тут у нас… — Она развернула листочек и вспыхнула. — Ой! Это мое. Я вытащила свое желание!

— Поделишься с нами или как? — поинтересовалась Гейл.

— Э? О-о-о! — Мара покраснела до ушей. — Пожалуй, выбора у меня нет. Да, конечно. Здесь написано: «Хочу изобилия в жизни». — Она глянула на подруг с озорной ухмылкой. — Иными словами, дамы, я хочу выиграть в лотерею!

С этого момента процесс покатился по накатанным рельсам. Мара подыскивала в «Гримуаре» нужный или наиболее схожий заговор, трое из членов «Клуба желаний», точно артель старьевщиков, разбегались на поиски нужных ингредиентов, а Линдси и Мара на диване сочиняли слова, подправляя книжный образец — чтоб он стал более желаниестым. Когда добытчики возвращались в гостиную, все вставали в круг и произносили заговор.

Начали загадывать желание для Мары.

— Все! Следующий сбор пройдет в моем бальном зале! — Мара со смехом подняла бокал; все дружно чокнулись и выпили.

Линдси пожелала похудеть и обрести идеальную фигуру. Для заговора требовалась оранжевая свеча, розмарин и луна на ущербе. Последнее было не в их власти, но раз они всего лишь загадывают желания, все решили, что это не так уж важно. Кроме того, по мнению самой Линдси, луна была как раз на ущербе.

Гейл хотела больше свободного времени для себя, чтобы почувствовать, что и у нее есть собственная жизнь. Понадобились одна коричневая свеча, одна белая свеча и лаванда, которую заменили — поскольку у Клаудии таковой не оказалось — лавандовым массажным кремом, отыскавшимся в ванной.

В котелке осталось последнее желание.

— Можно и не зажмуриваться! — Мара тем же театральным жестом развернула записку и озадаченно наморщила нос. Заглянула на обратную сторону. Снова перевернула. — Пусто…

Четыре пары глаз обратились на Джил.

— А я ничего не смогла придумать.

— Совсем-совсем ничего? — удивилась Мара.

— Абсолютно. Я и не догадывалась, что настолько всем довольна.

Долгая пауза.

— Если тебе самой ничего не нужно, — прервала молчание Линдси, — пожелай для кого-нибудь еще. Например, хлеб — голодным. Или миру — мир.

— Полагаю, прежде чем наша группа новичков-доброжелателей примется изменять мир, — возразила Гейл, — стоит выяснить, как именно нашей подружке Джил удалось достичь такого удовлетворения.

— Дайте мне то же, что и ей, — захихикала Мара.

Уголок чувственных губ Джил дрогнул и пополз вверх.

Клаудия все годы дружбы с Джил догадывалась, что за ее внешней невозмутимостью, сдержанностью и красотой что-то скрывается, словно на треснувшую фарфоровую вазу наклеили тонкую пленку. Джил может излучать спокойствие и довольство, но грусти ей не спрятать, грусть проглядывает временами в ее жестах, в интонациях голоса, намекая на потаенную пещеру, полную невысказанных желаний.

Клаудия рискнула заглянуть в эту пещеру:

— Не верю. Ты просто боишься.

Джил направила на Клаудию ледяной взгляд синих глаз:

— Боюсь?

— Вот именно, — кивнула Клаудия (главное сейчас — не оробеть). — Боишься сознаться, чего тебе действительно хочется.

— Ничего я не боюсь, — отмахнулась Джил. — Просто ни единого в голову не приходит, вот и все.

Гейл прищурилась на Джил:

— А знаешь… я тоже не верю.

— Так-таки ни единого? Даже самого маленького? — У Мары, по всей видимости, в голове не укладывалось — как это, никаких желаний?

— Нет, что-то должно быть, — настаивала Гейл. — Ну что доставило бы тебе радость?

Джил уколола ее взглядом: и ты, Брут?

— Если я при всех выложила свою проблему с ребенком, а Линдси — мечту о заднице без целлюлита, то ты просто обязана дать нам чем-нибудь поживиться.

Теперь уже Линдси пронзила Клаудию таким взглядом, что по лицу Джил пробежала тень улыбки.

— Ладно. Кое-что, вероятно, найдется. — Задумавшись, Джил выпятила губы и уставилась в потолок. — Я бы не возражала, если б в кои веки начала встречаться с каким-нибудь нормальным парнем.

— Ага!

— Я так и знала.

— Что-то должно было быть.

— Что значит «с нормальным»? — уточнила Гейл, и в тот же миг подала голос Клаудия:

— Ну и как, трудно было?

Клаудия подразумевала другое: «Видишь, как просто?» — но почему-то вышло иначе. Они с Джил переглянулись, молчаливо соглашаясь, что да, очень трудно признаться в том, чего ты на самом деле хочешь.

— Такое впечатление, что вокруг сплошь лохи. — Джил отвела глаза от Клаудии. — Или мне так везет, что я на них нарываюсь. Хорошо бы познакомиться с парнем, который не полезет с предложением руки и сердца на втором свидании и не увидит во мне второй мамочки. И без всяких там… причуд — скажем, страсти к пальчикам на ножках или неожиданной фобии вроде боязни высоты.

— Нет, нет, не-е-ет! — Линдси замахала руками, отметая глупый замысел Джил. — Мы не станем тратить нашу энергию на поиски просто нормального парня. В тебя должен влюбиться настоящий красавчик, секс-символ, мачо! А? Что скажете? — Линдси кивнула всем по очереди. — Дамы? Я права?

Все захохотали и закивали в ответ. Редчайший случай: даже Джил позволила себе улыбку во весь рот.

Розовую свечу на кофейном столике окружили сухие розовые лепестки (Гейл вспорола и вытряхнула старое ароматическое саше) и несколько прядей длинных черных волос Джил. Все готово, все на местах. Начали заклинание, чтобы найти для Джил идеального мужчину.

Все уронили руки, а Джил подбоченилась:

— Что ж, посмотрим, что из этого выйдет.

На журнальном столике Клаудии горели пять разноцветных свечей, покачивая пламенем на разной высоте, посылая к потолку тонкие струйки дыма. Рядом чернел пустой котелок.

— Дьявол! — Гейл смотрела на часы. — Уже полночь? Не может быть!

— Полночь? — ахнула Линдси.

— Черт возьми, надо бежать! — вскинулась Мара.

— Да уж. — Наклонившись над столом, Линдси допила вино и поставила бокал.

Суетливо разобрав пальто, шарфы, перчатки, суматошно расцеловавшись, они вихрем умчались в ночь — эдакий миниатюрный, но шумный водоворот в ванне. Прикрывая за ними дверь, Клаудия чувствовала себя забытой в пенной воде игрушкой.

В гостиной полный разгром: мешочки с сухими цветами и пузырьки со специями валялись на полу; остатки еды, запасные свечи и подсвечники загромоздили оба приставных столика; журнальный столик уставлен свечами и бокалами, засыпан травами, специями и землей. Ну и бедлам. Подруги, конечно, предложили помочь навести порядок, и Клаудии помощь пришлась бы очень кстати, но она отправила их по домам.

Каминные часы показывали четыре минуты первого. Где же Дэн? Он говорил, что будет работать допоздна, но ведь не до полуночи? Не иначе как с шести часов сидит в баре. Клаудия взялась за уборку — собрала бокалы, сколько уместилось в руках, отнесла на кухню. Вернулась в гостиную и вдруг без сил рухнула на диван. И хмуро уставилась на горящие свечи. Завтра рано вставать в школу, а надо, наверное, дождаться, пока они догорят. И сколько это будет продолжаться? Может, плюнуть и пойти в постель? Ничего с ними не случится. Сами догорят.

Нет, не годится. Насмотревшись в детстве на антипожарные плакаты Медвежонка Смоуки, Клаудия не могла оставить свечи без присмотра. А если задуть? Кто узнает? Клаудия нагнулась, и все огоньки разом наклонились от ветерка, вызванного ее движением. Зеленая свеча на дальнем конце стола плавала в лужице воска. Уже почти догорела. Ее, Клаудии, свеча.

Откинувшись на спинку дивана, Клаудия долго смотрела на тихое мерцание. Огоньки слились в одно пятно света. Тикали часы. Унылый звук одиночества — точно лопаются сотни крошечных пузырьков.