Сразу после этих слов в спальню вбежали шесть молодых парней в синих мантиях, местные силовики. Они окружили меня и кровать с Гиалленом. Бежать я не могла, да и архимага не бросишь.

Вот и случилось то, чего я боялась больше всего на свете. Если бы не обессиленный больной Гиаллен у меня за спиной, я бы упала духом. А так…

— Ерунда и глупость! Я эликсирщик, маг третьего уровня! Для черной волшбы, которую Вы мне приписываете, нужен хотя бы пятый! Ваше обвинение несостоятельно!

Из толпы вывинтился другой маг, уже в изумрудно-зеленом. Если мне не изменяет память, отдела с такой униформой на Острове Магов нет. Это валариэтанские служащие магического правопорядка, юристы. Жидкий невыразительный блондинчик сиял от сознания своей власти.

— Девица Мелисента, мы не уполномочены разбирать Ваше дело, мы должны лишь доставить Вас в место, где Вы будете содержаться до суда. Ордер на Ваш арест оформлен верно. Протяните руки.

Он тряхнул тем, что вытащил из кармана: это были кандалы, да не простые, а блокирующие магию. Они перекрывают каналы и магическая энергия, до того свободно циркулировавшая, устремляется к своему источнику, выжигая все на своем пути. Для сильного мага это страшная пытка, для такой, как я — практически убийство. Несколько часов в этих наручниках — и меня можно будет хоронить, причем умру я в страшных мучениях.

Наверное, по мнению этих красавцев, я должна была испугаться, упасть им в ноги и молить о пощаде. Не на ту напали!

Вместо ужаса меня охватило холодное бешенство, а оно делает меня способной на многое. Моя соседка по общежитию всегда мне завидовала: разозлившись, я умудрялась вспомнить даже то, чего никогда не знала. Она же в подобном состоянии забывала даже то, что выучила наизусть. Так что кому-то не повезло: мне тут же полезли в голову параграфы законодательства, которые я принялась цитировать с невозмутимым видом:

— Статья номер тридцать шесть, пункт б. К магам, вина которых не доказана по суду, с уровнем дара ниже пятого, блокирующие магию наручники не применяются. В этом случае их применение приравнивается к пыткам и наказывается по статье сорок седьмой «О превышении служебных полномочий и применении недозволенных методов следствия». От десяти лет запрета до блокирования магии.

Блондинчик дернулся, но не отступил:

— Ничего не знаю. Приказано доставить Вас в кандалах, блокирующих магию.

— Приказано? Кем именно? Объявите это при всех, пожалуйста, чтобы они могли свидетельствовать перед судом, когда будет разбираться дело о пытках и убийстве ни в чем не повинной свободной магички.

Я вопила во все горло, делая вид, что просто говорю. Ну вот, голос у меня такой громкий. И крики мои свое действие оказали: количество народа за спиной у законника постепенно росло. Судя по всему, они открыли в лабораторию прямой портал с улицы, и маги потянулись на шум, привлеченные непривычным зрелищем. Грубо нарушать закон на глазах у почтеннейшей публики не каждый решится.

Если мой голос привлекал независимых свидетелей, то содержание речей неожиданно оказало воздействие на молодых ребят в синих мантиях. Один их них вдруг покраснел, как свекла, а другой тихо проговорил:

— Мы не договаривались, что это будет сделано незаконными методами.

— Она некромантка! Какие еще законные методы? — завопил шкафандр в синей мантии.

Но парень стоял на своем.

— Это пока не доказано, а уровень у нее третий, я амулетом проверил. Мы согласны подчиниться приказу, но он должен быть законным. Мы свободные маги, а не убийцы. В тюрьму так и быть отведем.

В тюрьму? А как же Ал? Я его не успела покормить и напоить зельем. Да и оставлять его на растерзание этим стервятникам…

Я обернулась, чтобы глянуть, как там мой подопечный, и чуть с ума не сошла. Пока я тут с синим мордоворотом препираюсь, блондинчик успел зайти мне за спину и уже запер наручники на запястьях Гиаллена. А его-то за что? Я завопила как ужаленная:

— Прекратить немедленно! Вы что, совсем с ума сошли?

— А что, — нагло возразил мне изумрудный гад, — архимаг как раз выше пятого уровня.

— Если уж вы тут некромантов ловите, то он — жертва! Пострадавший! У него налицо симптомы магического истощения! С каких пор на пострадавших надевают наручники, да еще при таком диагнозе?

— А кто этот диагноз поставил? Вы? Так Вы не целитель, он недействителен.

С каким удовольствием я бы выцарапала подонку глаза и повыдергала все волосенки! Но приходилось держать себя в руках и действовать исключительно горлом.

— Эй, есть тут целители? Архимаг Эбенезер, откликнитесь! Только что Вас тут видела!

Фигушки! Благообразная физия, окаймленная белой бородой, пропала, как будто его тут и не было. Я увидела золотые волосы и белую мантию другого целителя, и стала выкликать его:

— Авентил! Авентил Горренский, не уходи, я тебя уже заметила! Двигай сюда, будешь ставить диагноз.

По сути, это было уже излишне: такой диагноз мог поставить любой первый встречный маг. Гиаллену хватило пары минут в кандалах: он уже не сидел, а лежал без сознания со свинцово-серым лицом и тяжело со свистом дышал. Еще полчаса, и можно хоронить. Но от меня требовали формальное подтверждение от дипломированного целителя.

Авентил явно разрывался между нежеланием во всем этом участвовать и долгом целителя. Наконец последний возобладал: парень подошел, положил руку на яремную ямку, нащупал пульс и объявил:

— У пострадавшего тяжелое физическое и магическое истощение, а Вы своими действиями вогнали его в магическую кому. Немедленно снимите с него кандалы, иначе мне придется выдвинуть обвинение в предумышленном убийстве.

Солнышко мое, хороший ты парень! Все тебе прощаю за эти самые слова.

Блондинчик зашипел что-то невразумительное и стал возиться с ключами. Он их терял, ронял и никак не мог с ними справиться еще несколько томительных минут. Наконец расстегнул кандалы, но свое дело они сделали: все, чего я добилась лечением, правильным питанием и уходом, пошло прахом. Передо мной лежал полутруп.

Наверное из-за этого я перестала бороться и дала меня отвести под белы рученьки туда, куда своей волей никогда бы не пошла — в тюрьму Валариэтана.

Она была выдолблена в скале, на которой гордо возвышалось здание Совета Магов и предназначалась для тех, кто нарушил закон. Естественно, простых людей туда не сажали, их просто выпроваживали за пределы Валариэтана и передавали властям их родных государств вместе с доказательствами вины. А вот магов сажали в камеры подземной темницы.

Когда-то там было многолюдно, но сейчас суровость закона и неотвратимость наказания сделали свое дело: тюрьма уже давно стояла пустой.

Не так уж много преступлений, за которые маги считают необходимым карать себе подобных, да и видов наказания всего три. За нетяжелые правонарушения в тюрьму не сажают, сразу надевают ограничивающий браслет сроком от трех до десяти лет и запрещают на этот срок заниматься магией. Сурово, но терпимо. Браслет с магией ничего не делает, только сигнализирует о нарушении.

За то, что считается тяжким преступлением, есть всего два наказания: смертная казнь или запирание магии теми самыми магическими кандалами. Почему-то считается, что смертная казнь — наказание более тяжелое. Ерунда. Голову отрубят, и вся недолга. А когда запирают твой магический резерв… Это долгий ад, страшные мучения, которые все равно заканчиваются смертью, просто не сразу, а через некоторое время, в зависимости от размеров этого самого резерва.

Так что если никто не поможет и меня приговорят, буду просить, чтобы отрубили голову: это значительно гуманней.

По дороге меня нарочно провели через мою ставшую родной лабораторию, в которую был открыт знакомый до дрожи портал. Привет от Кориолана: он сделал все, чтобы меня сдать, и все, чтобы я об этом узнала. Под тягой копался какой-то полицейский чин, доставая оттуда свечи, чашу и перья участвовавшей в обряде птицы. Следов лабораторных журналов Гиаллена не было. Затем меня провели мимо помойки, на которой тоже крутились маги в изумрудном: они изучали останки моего бывшего стазис-ларя.

Кольнуло запоздалое понимание: Кориолан вывез в нем бумаги Галлена, а я даже ничего не заподозрила. Нет бы еще вчера посмотреть, как там его тетради. Хотя что бы это изменило? Он все равно еще нетранспортабельный, по крайней мере моими силами.

Или изменило бы? Я могла уничтожить бумаги Ала так же, как свои.

От этих мыслей ноги мои начали подгибаться, так что моим конвоирам пришлось тащить меня чуть не волоком. За мной на одеяле четыре парня в синих мантиях несли бессознательное тело архимага.

Вся наша процессия преодолела мост на остров, затем нас провели вовнутрь по какому-то боковому ходу, заставили спуститься на три этажа и запихнули в камеру. Ала вместе с одеялом бросили на убогий топчан, а меня так и оставили стоять посередине.

Лязгнули запоры на окованных железом дверях, и мы остались одни в полумраке. Я заметалась, как пойманная мышь, между четырех серых каменных стен. Даже окошка нет! Только дверь, топчан с тонким тюфячком, на котором лежит Ал, привинченная к стене столешница размером с носовой платок и неподъемная табуретка. На столешнице красовалась жестяная миска, в ней по центру была прилеплена так называемая «вечная» свеча, которая может гореть несколько дней подряд, дававшая слабый, почти не разгоняющий сумрак, свет. Стукнувшись о табуретку, я на нее плюхнулась, и в голове заметались мысли.

Странно мне это: зачем нас поместили вместе? И что мне теперь делать? Как спасать этого оглоеда? У меня даже воды нет. Он умрет у меня на руках, а я ничего не смогу сделать. Все осталось там, дома: и укрепляющий отвар, и еда… Ал совсем загибается: дыхание стало хриплым, на лбу холодный пот… Что делать?! Что делать?!

Так, Мелисента, возьми себя в руки. Будешь паниковать — погибнете оба.

Для начала я изучила камеру и выяснила, что она тоже антимагическая, но не такая, как кандалы. Те перекрывают движение магической энергии внутри тела, и она постепенно выжигает мага изнутри. А в этой камере просто нельзя колдовать: стены выпьют все, что ты выплеснешь наружу. Но если не совершать магических действий, то вреда особого не будет, разве ты уж очень надолго тут засидишься. Так что я как-нибудь обойдусь.

Но вот для Ала в его состоянии это может оказаться фатальным. Надо, чтобы его отсюда забрали в надежное место. Туда, где ему подадут помощь и не будут пытаться убить. Зря я, что-ли, его из-за грани мира вытаскивала?! Не могу допустить, чтобы мои труды пошли прахом! Но для начала надо кого-нибудь позвать, пусть хоть воды принесут. Это сейчас первое дело — напоить больного.

Пришлось опять пустить в ход собственные голосовые связки, а они у меня уже саднят. Еще так поору, и вообще немой стану. Я постаралась укрыть Ала уголками одеяла, на котором он лежал, чтобы не продрог, и завопила:

— Кто-нибудь! Кто-нибудь, сюда! Человек умирает! Спасите! Помогите!

Раздались шаги по коридору, кто-то подошел к двери моей камеры, глазок приоткрылся:

— Чего орешь?!

— Спасите! Человек умирает! Дайте воды и позовите лекаря! Пожалуйста!

Я уже не требовала, я молила. Без толку. Видать, тех совестливых ребят, которые не решились нарушить закон и заковать меня в кандалы, отправили куда подальше. Охранник за дверью сплюнул:

— Тьфу, орет, как резаная, без всякого смысла. Ну, сдохнет этот твой… Мне-то что. Мне приказано дверь не открывать, я и не открою.

— У Вас совсем сердца нет? Так и будете смотреть, как ни в чем не повинный человек умирает?

— Да на что оно мне? Не знаю я, кто тут в чем повинный, у меня приказ.

Бездушный ублюдок. Говорить ему что-то бесполезно, нельзя достучаться до мозга, если его нет. Надо ждать смены тюремщиков. Может, следующий будет гуманнее. Но Ал может просто не дожить!

Я смотрела на все дальше уходящего в небытие Гиаллена и в душе поднимался ком гнева и боли. Никому его не отдам! Никому не позволю сделать с ним плохое! Он мой, и только мой! Зря я, что ли, столько сил на него положила! А если его все-таки убьют… Моя месть будет страшной и всеобъемлющей! От Валариэтана камня на камне не останется, а Кориолан… Он пожалеет, что родился!

Ал глухо застонал, и мои мысли снова обратились к нему. Как спасти? Как хотя бы дотянуть до помощи? Я верила, что не все тут прихвостни Кортала, есть же нормальные люди и маги, Кориолан не мог купить всех. Надо сообразить, кто это может быть и дать им знать. А пока…

Решение пришло само. Я разделась, легла рядом с моим архимагом, окутала нас обоих огрызками одеяла, мантией и юбкой, благо обе суконные, прижалась грудью к его груди, стараясь, чтобы не было зазора, и потихоньку начала вливать в него свою силу.

На полноценное восстановление меня не хватит, третий уровень есть третий уровень, но какое-то время я его удержу, а там… Вдруг помощь придет?

Время тянулось, как резиновое. Я потихоньку слабела, не получая подпитки извне, зато видела, что Гиаллену становится лучше. Он не пришел в себя, но уже не был таким холодным, сердцебиение стало ровнее и дыхание очистилось.

Наконец в коридоре послышались шаги, голоса, звякание ключей, и кто-то заглянул в глазок моей камеры.

Новый тюремшик! У прошлого глаз был рыбий, а у этого карий и любопытный. Я соскочила с топчана и, нарочно не пытаясь прикрыться, заголосила:

— Спасите, помогите! Добрый человек, сделай что-нибудь! Архимаг Гиаллен помирает!

Мужик уставился на мою почти ничем не прикрытую грудь и сказал:

— Что ты глупости несешь, женщина! Архимага Гиаллена давно в живых нет.

Ура! Этот в курсе предыдущий событий. Если еще и вправду любопытный… Его можно уговорить помочь.

— Взгляните, это он! Живой!. Я спасла его, вытащила из лап смерти, а теперь его враги меня же обвинили в убийстве при помощи черной магии! Но не в этом дело! Если ему не помочь, он умрет уже окончательно.

— Ну… Не знаю… Тут кто-то из Совета нужен, у меня прав никаких нет.

— Воды! Дайте хотя бы воды!

— Воды дам, она заключенным положена.

Он ушел и вернулся минут через пять, открыл не глазок, а окошечко, и протянул мне кувшин. Хороший такой, бутыли на две будет.

А я снова стала к нему приставать:

— Я вижу, Вы добрый, хороший человек. Не хочу Вас подставлять. Сами Вы не имеете права ничем помочь, но хоть позвать сюда члена Совета можете?

— Какого? Девка, ты подумай. Тебя сюда как раз члены Совета определили. Так что я позвать-то могу, но ты прикинь, кто сможет помочь, а не навредить. Мне-то Гиаллен жизнь спас, не он, а эликсир его регенерический. Так что я помочь ему не против, только кого тебе звать-то?

Вопрос вопросов. В моем мозгу молнией пронеслись портреты всех членов Совета Магов. Менталисты, боевики, охранники — этих отметаем сразу. Целители? Эбенезер показал свое настоящее лицо. У-ууу, прислужник Кориолана, жополиз. Высшие маги, рунные маги, теоретики? От них толку ноль. Стихийники? Огневики, водники, воздушники и минеральщики? Ничего про них не знаю, ни хорошего, ни плохого, и помощи не жду. Зельевары и эликсирщики во главе с Ригодоном? Мимо. Бытовики? Уже теплее. Их глава — женщина, уважаемая Волумния, она могла бы помочь… Но старая тетка, по слухам, смотрит Эбенезеру в рот и мне не поверит. Ведьмы? А вот это в десяточку. С их главной никто в Совете не решается связываться: себе дороже. Самая колоритная фигура на Острове Магов, да и во всех девяти королевствах. Ее знают не только маги и ведьмы, но все особи женского пола сколько-нибудь сознательного возраста. Еще бы! Главный редактор самого популярного женского издания, в каждом номере которого обязательно есть ее статья. Я такие журналы никогда не покупала, но читала довольно часто: в женском общежитии иначе нельзя. Все наши ведьмочки боготворили прекрасную Гиневру и мечтали быть на нее похожими. Она же насаждала среди своих адепток идеи женской солидарности и взаимовыручки: ведьмам без этого нельзя, пропадут.

Так что ее образ мыслей могу себе представить: если удастся ей доказать, что меня подставили, то она обязательно поможет. Прекрасную Гиневру я уговорю, а вытащить сейчас Ала сможет только она. Не знаю, в каком он отношении с ведьмами, но они самые независимые, и если Гиневре рассказать по-честному как все было, то, зуб даю, она примет мою сторону.

На душе полегчало и я прохрипела:

— Гиневру позови. Никого другого не надо, позови Гиневру.

— Ты что, ведьма? — поинтересовался тюремщик.

— Нет, не ведьма, но с ними дружу.

Он замялся:

— Ты до утра продержишься? У меня утром смена кончится, я схожу за Гиневрой. Сейчас, извини, не получится, работа.

Хоть я и не была уверена, что продержусь еще час, но радостно закивала:

— Хорошо, хорошо, отлично! Я дождусь.

Тюремщик еще немного потоптался, видимо, любуясь мною в неглиже, но затем вспомнил про свои обязанности и ушел. Я почувствовала, как успокаиваюсь. Помощь придет, надо только ее дождаться. Вернулась к Алу, накинула на себя платье и стала его поить. Вода, она тоже силу имеет. Не магическую, конечно, но тем лучше: такую этой камере не отнять.

Добрый тюремщик возвращался дважды, принес еще воды и здоровый кусок серого плохо пропеченного хлеба. Я сжевала его весь, надо же как-то восстанавливаться. Затем прилегла на топчан рядом с Алом, обняла его, чтобы не скатиться на пол, устроила голову у него не плече и заснула как младенец.

Рано утром тот же тюремщик принес мне еще воды, забрал два кувшина и велел никому не говорить, что он мне их давал. Сейчас он сменится и пойдет позовет мне Гиневру. А уж как она, придет или не придет, бабушка надвое сказала.

Он прав, но я все же предпочитала надеяться на лучшее и не бросать попыток исправить положение.

Гиаллен выглядел плохо, но не хуже, чем вчера. В себя не пришел, зато при попытке его напоить, пил охотно. Если сейчас начать правильно его выхаживать, должен обязательно поправиться.

Я дождалась смены тюремщиков, которая сопровождалась звоном ключей и топотом, затем, когда все стихло, легла опять к Гиаллену и снова стала подпитывать архимага остатками своей силы. Ничего, живы будем — не помрем. Лишь бы Гиневры дождаться.

Она пришла, когда я от слабости соскальзывала в сон. Высокая, стройная, статная, красивая, рыжеволосая и зеленоглазая. Идеал ведьмы. Возраст ее определить было невозможно, но выглядела она великолепно. В сумраке моей камеры ее алая мантия казалась языком пламени.

Она подошла ко мне, взяла за руку, и тут же я ощутила, как меня захлестывает поток чистой, как родниковая вода, магической энергии. Буквально за минуту она наполнила мой резерв, заставила подняться, глянула в глаза и выдала:

— Ну?

— Что? — пробормотала я ошарашенно.

— Зачем ты меня звала?

— Чтобы спасти Ала. Тьфу, архимага Гиаллена.

Отвечая, я неловко куталась в мантию. Вообще, в присутствии этой удивительной женщины я чувствовала себя некрасивой, нескладной, убогой и недостойной. Так, Мелисента, соберись, это не ты уродка, а всего лишь проявление ее дара. Я опустила глаза в пол, надела наконец мантию в рукава, поправила ее на груди и встала на ноги.

Теперь я наконец могу взглянуть в глаза этой могущественной ведьме.

О чудо! Гиневра смотрела на меня не с омерзением, а с доброжелательным интересом. Увидев, что я взяла себя в руки и готова к диалогу, спросила:

— Слушай, а ты уверена, что это Гиаллен?

А она сама не видит? Ну, на этот вопрос я могу ответить квалифицированно:

— На сто процентов. В том, что это именно он, у меня нет никакого сомнения.

— Расскажешь, — кинула она и подошла к топчану.

Всмотрелась в лицо архимага, взяла его за руку, затем положила ладонь ему на лоб. От ее прикосновений лицо Ала приняло умиротворенное выражение, он уже не казался несвежим покойником: видно было, что человек просто спит.

— Ты права, девочка. Как ни удивительно, это действительно Ал. Только он размотал всю свою силу. Это еще не кома, но где-то рядом.

Ведьма пошарила в карманах своей алой мантии и вытащила небольшую бутылочку.

— Сейчас я его забрать не смогу, подожди часа два. Пока будешь поить его водой с зельем. Да, ты же эликсирщик, должна в таком разбираться. Держи. Понюхай и попробуй определить состав.

Это хорошо сказать: понюхай. В спиртовом настое алкогольная основа все запахи забивает. Ведьмы вообще любят зелья на спирту. Но опыт есть опыт. Я принюхалась.

— Боярышник кроваво-красный, горечавка, мелисса, маннирия, зверобой, синюха, этидерия, аир болотный, синеока. Восстанавливающий эликсир со снотворным эффектом.

— Почему эликсир?

— Потому что магией напичкан под завязку. Не только восстанавливает физическое тело, еще и энергией питает.

Гиневра захлопала в ладоши:

— Отлично, девочка! Просто великолепно! Не пропустила ни одного ингредиента. Слушай, а у тебя точно нет ведьминского дара?

— К сожалению ни капельки. У меня и магический слабоват.

— Плохо. Такую умную девочку я бы с удовольствием забрала себе. А то мои ведьмочки, конечно, девочки талантливые, но, говоря по правде, в основном дуры дурами. Здоровы только магию попусту с места на место гонять, а головой соображать не хотят. Конечно, с годами это проходит, но ты вот уже в юном возрасте мозгами шевелить умеешь.

Приятно слушать такие комплименты от той, которой восхищаются все, но мне Гиаллена надо зельем поить. Я поблагодарила за лестное мнение, извинилась, налила зелье в кувшин (кружки-то у меня нет) и стала поить бедного Ала. Он глаз не открыл, но присосался с жадностью. Просто вода у него шла значительно хуже.

Я наблюдала, как под действием ведьминского эликсира уходит синева из-под ногтей, уменьшаются и делаются светлее тени под глазами, выравниваются дыхание и сердцебиение, руки и ноги согреваются и не напоминают больше ледышки.

— Ему хватит, теперь сама хлебни, — скомандовала Гиневра.

Я кротко выполнила приказ, а она прокомментировала:

— Небось всю ночь с ним силой делилась? Молодец, только так его можно было вытащить. Но теперь он пойдет на поправку, а тебе энергия самой пригодится.

Затем она глянула на меня лукаво:

— Скажи, как тебя, Мелисента? — дождавшись моего кивка, она продолжила, — Ты его любишь? Ала?

Хороший вопрос, сама хотела бы разобраться.

— Не знаю. Не думаю.

До той поры стоявшая Гиневра вдруг села на табуретку и указала мне устроиться на топчане рядом с моим архимагом, что я покорно и сделала.

— Интересно. Давай рассказывай.

— Что рассказывать?

— Все. С самого начала. Откуда ты взялась и где нашла нашего Гиаллена.

Я сделала глоток прямо из бутылочки и приступила к изложению своей бестолковой истории.

Ведьма оказалась замечательной слушательницей. Заинтересованной, любознательной, активной. Она задавала наводящие вопросы, комментировала, подбадривала и постепенно я выложила ей все и даже больше. Почему-то у меня было стойкое чувство, что так и надо, я все делаю правильно. Ей все рассказать не просто можно — нужно.

Особенно ярко Гиневра реагировала на имена действующих лиц. Она всех отлично знала. Похоже, к Гиаллену относилась неплохо, но особенно дружна с ним не была. Имена Ригодона и Мартонии вызвали у нее гримасу отвращения, Сосипатры и Теодолинды — презрение, Эдилиена — сожаление. Про Юстина она прослушала довольно равнодушно, зато, услышав имя Кориолана, Гиневра гневно сверкнула своими изумрудными глазами. Этот красавец вызывал у нее сильные отрицательные эмоции. Но говорить об этом она не стала, предпочитая слушать.

Кстати, подробное изложение вкупе с вопросами Гиневры значительно улучшили мое понимание происшедшего. Оставалось неясным, что со всем этим делать. Выложив под конец историю моего ареста и содержания в тюрьме, я замолчала и в ожидании уставилась на свою собеседницу. Она внимательно смотрела на меня, комкая в руках свой носовой платок. Сейчас скажет, что зелье — это все, чем она может мне помочь. Ну и ладно. Главное, что Ал жив, а если у меня будет этот ведьминский эликсир, я его на ноги подниму.

— Да, девочка, влипла ты не по-детски, — наконец соизволила открыть рот Гиневра, — ухитрилась самому Кориолану дорожку перейти.

Если она этим хочет сказать, что теперь мне одна дорога — на тот свет, то я об этом осведомлена.

— Так получилось.

— Скажи, Мелисента, а если бы ты знала заранее, ты бы так же поступала?

— Не знаю. Думаю, да, если Вы имеете в виду, что стала бы вытаскивать Гиаллена. Не люблю подлость и подлецов, а с ним поступили подло. А вот Кориолана постаралась бы держать от всего этого подальше.

Гиневра рассмеялась довольным грудным смехом.

— Умница, девочка. Слушай меня внимательно. Я тебе помогу. Не потому, что так уж жалко мне беднягу Ала, а потому, что не насолить Кориолану выше моих сил. Ты знаешь, как в Кортале относятся к ведьмам? Магам там почет и уважение, а нас только что ногами не пинают. Заставляют работать на государство бесплатно, обслуживать магов, пичкать их энергией. Поделали из ведьм себе шлюх. И все это придумал мерзавец Кориолан, сто ежей ему под одеяло!

Надо же, я ничего такого не знала, зато теперь втихаря порадовалась, что никаким боком не ведьма и к Корталу не имею ни малейшего отношения.

— Гиаллена вытащить из этой передряги живым мне выгодно. Я была кое-что ему должна, зато теперь он у меня в долгу окажется. Поверь, девочка, его выгодно иметь в должниках, а не в поминальных списках. В общем так. Сейчас я уйду, получу распоряжение и вернусь за Алом. Его мне отдадут, не могут не отдать: он не обвиняемый и даже не подозреваемый.

— Что с ним будет?

— Как что? Подлечим, приведем в нормальное состояние, засвидетельствуем личность, и отпустим. Дальше он сам. Ты о себе подумай, дурочка.

Да я уже вторые сутки так и так в голове прикидываю…

— Знаете, мистрис Гиневра, если мне не надо будет о нем думать и заботиться, я уж как-нибудь выкручусь.

Гиневра лукаво сверкнула глазами:

— То есть, от моей помощи ты отказываешься?

Что же я, полная дура, что ли?

— Да никогда в жизни! Если Вам будет угодно ее оказать…

— Молодец! Не просишь, но и не отказываешься. Детка, я бы вытащила тебя сейчас, если бы ты была ведьмой. Но чего нет, того нет. Поэтому пока для тебя лично я ничего сделать не могу. Единственное — оповестить всех о твоем существовании и твоей судьбе. Потому что единственный для тебя выход — это гласный открытый суд. Если ты, стоя в круге Истины, расскажешь все так, как ты рассказывала мне, примерно восемь против двух, что тебя оправдают по всем пунктам. Я буду голосовать за тебя. Но если все же… Ты помнишь о праве осужденных?

Я с голодухи не соображу, о чем это она.

— Выбрать между топором и антимагическими кандалами?

— Нет, я про другое. Перед казнью осужденному дают слово…

А-аааааа….

— И он может проклясть того, кого считает виновным в своих бедах. Слово виновного развеется с ветром, слово невинно осужденного сбудется.

— Ты магические кодексы наизусть цитируешь? Молодец. Эх, жалко, что ты не ведьма. А может и формулировку Персениуса случайно знаешь?

— Персениуса?

— Понятно. Ну, хоть с кодексом знакома.

Кодекс, кодекс… Знаю я отлично про это проклятие. Без толку. Думаете, маги заранее не подстраховались? Там в формулу обязательно имя нужно вставить, иначе не действует… Одним кем-нибудь великий Совет всегда готов пожертвовать. Обычно им бывает совсем чужой им персонаж. Подельник, предатель, доносчик, собственная жена или теща…Даже если Кориолана назвать, вряд ли это произведет на всех большое впечатление. Его слушают, пока он в силе, но с удовольствием от него избавятся чужими руками. Нужен другой подход. Только однажды весь Совет в полном составе погиб от проклятия неправого суда. Мы учили на истории магии. Стоп. Персениус, говорите?

— Вы сказали Персениус, мистрис Гиневра? Это тот случай на заре становления Валариэтана, когда весь Совет Магов в полном составе отправился на тот свет от черной оспы, вызванной проклятием?

— Сообразила. Так ты точно не ведьма? Жаль, жаль. Ты помнишь про имя? У тебя есть время подумать, как обойти это маленькое формальное условие… Ключевое слово тут «формальное».

Могла бы и не говорить. В таких проклятиях все — формальное. Если правильно сформулировать, обойти можно практически каждое слово. Хорошо, что она мне напомнила: массового неотменимого проклятия боятся все, а мне надо хорошо подумать, какое имя, вернее, название, вставить. Валариэтан — страшнее, Кортал — правильнее.

А, пугать можно и тем, и тем. Кортальцев — Корталом, магов Совета — их любимым Советом.

Гиневра отвлекла меня от обдумывания:

— В общем так. Я пошла, скоро вернусь и заберу Ала. А ты сиди тихо и думай. Ни на какие провокации не поддавайся и дотронуться до себя никому не позволяй. Законы, как я убедилась, ты знаешь.

— Спасибо Вам, мистрис Гиневра.

— Не за что. Да, вот еще…

Она сунула руку в карман своей изящной мантии и вытащила оттуда объемный сверток в промасленном пергаменте. И как он только у нее там помещался? Сунула мне на колени и быстро вышла.

Пока я ковырялась, снимая обертку, ее шаги стихли в коридоре. А в нос мне ударил прекраснейший в мире запах пирогов. Боги, какое счастье! Штук десять отличных свежих пирожков, на которые я набросилась, как безумная. Вывалила все это богатство на крошечный столик и быстро начала его убирать в самое безопасное место: в себя, прихлебывая зелье из кувшина. Зелье, конечно, Гиаллену предназначалось, но я тоже человек. Там на двоих хватит. На периферии мелькнула мысль скормить Алу хоть один пирожок, но я прогнала ее как собаку. Он сейчас все равно ничего не соображает, питья ему достаточно, а когда он придет в себя, Гиневра его обязательно покормит.

Пирожки оказались разные: с капустой, с мясом, с грибами, с яблоком и самые мои любимые: с зеленым луком и яйцом. По две штуки каждого сорта. Я наелась впервые за два дня. Затем уселась на табуретку и приготовилась ждать.